- Никак. Теряю себя. Но восстанавливать после заново буду.
- Восстанавливайся. Мне не плевать. Мне совсем не плевать и я хочу, чтобы ты это знала.
- Напоминай мне об этом. Я вспомнила сейчас, как видела свою мать на паперти, когда мне было четырнадцать лет. А когда в больнице я выходила из палаты, приходили дезинфекторы и обрабатывали всё своими распылителями. Я употребляла наркоту в течение четырёх лет. Бросила сама, без всяких клиник, те кто помнят меня и те, кто ещё живы, говорят, что я феномен. А туберкулёз - просто последствие.
- Забывай. Обо всём этом. Даже, если это кажется тебе невозможным. Нельзя жить с постоянными воспоминаниями о заливающей твою жизнь грязи. Нельзя.
- Я стараюсь. Просто говори со мной.
Сколько дураков увлечённо рассуждают о каком-то неведомом крае, черте, за которую необходимо зайти, чтобы понять разницу между здесь и там. Между жизнью и нежитью, имеющих для каждого собственный вкус, цвет, и глубину падения. Она уже давно поняла, что специально по краю ходить незачем, он всегда рядом, этот край, и там нет ничего хорошего. Там вообще ничего нет.
- Я была там, неоднократно была, странное чувство, нехорошее, ты не знаешь ни кто ты, ни какого ты пола, в какой ты стране и есть ли вообще какие-то страны, просто всё белое вокруг, словно находишься на листе бумаги. Не страшно даже. Просто никак. И от этого особенно хреново. Будто чувств больше нет. И никогда уже не будет. У меня передоз случился, отходила дважды. В последнем случае парень, который меня откачивал, уже думал, куда девать тело. Вышел из комнаты, а вернувшись, увидел, что я очнулась, хотя губы были ещё синие.
Слушая эти истории я практически не отвечал ей. Просто слушал, впитывал, воспринимал. Отвечать было нечего. Меня не коснулось ничего из того, о чём она говорила. Не знаю, каким образом, но не коснулось. Хотя я тоже когда-то проводил время в компаниях, участники которых сейчас либо в тюрьмах, либо в гробах. Еще в начальных классах я шастал по сгнившим подвалам и сарайкам с разбитыми грязными диванами, где пацаны и девчонки в их детском любопытстве узнавали первый секс в таком виде, в каком его не показывают самые извращенные режиссеры. Там была наркота и дешевая водка, от которых травились молодые тела, там были порванные в кровь молоденькие девочки и раздутые от инфекций анусы пацанов, неправильно понявших своё желание стать мужчинами, крутыми и независимыми от родителей и школы. Там было моё желание стать "взрослым", выродившееся в ощущение грязной пустоты вокруг меня, когда я смотрел на происходящее с кем-либо, но не со мной. И почему-то ничего из того дерьма меня не коснулось. Ни алкоголь, ни "трава", ни шприцы... и первый секс у меня был уже после армии с той женщиной, которая родила мне детей. Я находился в условиях, которые навсегда калечили людей... а со мной не происходило ничего. Всё плохое, неправильное, извращенное, словно било по мне рикошетом... и отлетало в сторону... и я не буду размышлять, каким образом мой разум меня от всего этого уберегал.
- Выбирайся. Знаю... мне легче говорить об этом, чем тебе думать. Я был просто свидетелем, зрителем в первых рядах... а ты - действующим лицом. Мы уже говорили с тобой про этот край. По которому мы ходим, балансируя, но не срываясь с него. Ты падала. Много раз. И я очень хочу, чтобы даже воспоминания об этом у тебя не оставалось.
![[]](/img/l/lanowoj_s_a/kk8/kk8.jpg)