Аннотация: Старая любовь может к вам иные чувства. Например - чувство голода...
Я собираю сны
"Я тебя не ждала, ты сам ко мне пришел.
Жаль только - у меня ты смерть свою нашел.
От света я отвернусь.
Мне двадцать второй июль...
Ты знаешь, а я боюсь серебряных пуль..."
Елена Ваенга 22 июля
Слухи о том, что графиня Велючинская стала появляться в свете облетели город. Люди перешептывались: мол, неприлично это, когда траур еще не смел черные вороньи покровы с поместья, но на то они и люди, чтобы языками болтать. Графиню любили и искренне жалели, все пытались приободрить, да только никого она не принимала, сидя в загородном доме на озере в полном одиночестве, как монахиня. Гостей встречал грустный дворецкий, но дальше крыльца не пускал.
Горе в поместье пришло из столицы. Графиня получила страшную весть, сообщившую о смерти мужа. Известие о кончине графа было приправлено изрядной долей крамольных насмешек, да пересудов. Оказалось, что Петр Велючинский стрелялся с двадцати шагов из-за актерки с заезжим шляхтичем, да только пьян был в стельку. В цель не попал, а сам был убит пулей, угодившей прямо между глаз.
Не успела Ирина Владимировна Велючинская оправиться от смерти мужа, как из Петербурга пришла еще одна тревожная весть: обе дочери, отправленные в пансион, больны. Наскоро схоронив мужа, Велючинская самолично отправилась в столицу, забирать обеих домой, выхаживать травами. Да только было поздно. Поговаривали, что в тот год в пансионе половина воспитанниц перемерли от жесточайших условий, а директора даже под суд отдали. Но отчаявшейся Велючинской до пересуд не было дела.
Обе дочери Велючинских - Настенька и Олюшка, семнадцати и пятнадцати лет померли от чахотки, да и сама графиня еле оправилась от горя. Три дня пролежала Ирина пластом, не отзываясь, не принимая никакой пищи и воды. Поговаривали даже, что перепуганные слуги вызвали из монастыря батюшку на соборование, да только с ним в поместье какой-то конфуз получился. Торговка Маланья, таскавшая к барскому столу особые яйца, да творог с молоком, говорила, что батюшка вылетел из дома, "как нашкпидаренный".
-Вот вам крест, выскочил, глаза дикие, бороденкой трясет, чело нахмурено, - уверяла Маланья Анфису - кухарку соседа Велючинских, князя Андрея Шувалова. - А крику-то было! Бают, что Ирина Владимировна от бога отреклась, да в лицо батюшке плюнула, за то что бог забрал деток ее, да мужа! Помрет теперь без покаяния, сердешная, смилуйся, Господи, над ее душой!
Анфиса слушала, да кивала, пересчитывая яйца, да отмеряя сметану с молоком крынками. А в рассказы Маланьи не шибко-то и верила. Та и соврет, недорого возьмет, мало ли чего ей в уши на базаре напели. Вон, прибежала намедни, глазищи вытаращила, да давай причитать, что на яру русалку мужики из сетей вытащили, и совсем она на женщину не походит, страшная, как сам сатана, да зубы в семь рядов. Двоих, мол, насмерть загрызла, а еще одного под воду затащила. Врала, конечно... Но на это Анфиса смотрела по житейски просто: пусть брешет, пока язык не отвалится. Зато сметана и сливки у нее сладкие, яйца как на подбор, крупные, желток аж оранжевый. Заведешь с таких яиц тесто, пироги сами в рот просятся. Будет чем барина порадовать, а то совсем он заскучал.
Князь Андрей Шувалов и правда ходил сам не свой. По другу Велючинскому тосковал. Соседи всегда жили душа в душу, распрей меж ними не было, даже спорный участок земли поделили по-братски.
-Чего спорить-то? - сказал Шувалов, когда Велючинский с визитом пожаловал. - Дети у нас, глядишь, на том самом месте им усадьбу то и построим.
Не случись в пансионе великого мора, Шуваловы и Велючинские породнились бы. Старшую дочь глав прочил в жены княжескому сыну Дмитрию. Настя и Дмитрий выросли вместе, год всего разницы был. Дмитрий на невесту во все глаза смотрел, да и она не отворачивалась. После смерти Насти, Дмитрий, почернев от горя, уехал в Петербург, поступил на службу к генералу Архипову адъютантом, домой писал редко, наведывался еще реже.
Дочек Ирина Велючинская хоронила в один день. Народу на кладбище много было. Маланья, не пропускавшая ни одного важного события, рассказывала, что Велючинская шла за гробом, ведомая под руки двумя холопами, худая да бледная, как сама смерть. Только глазищи горели мрачным черным огнем. А потом она до ночи просидела у свежих холмиков, не плача и не молясь.
Велев заложить бричку, князь Шувалов отправился навестить соседку, так долго не принимавшую даже близких друзей. Мысли, одолевавшие его, были липкими, словно смола, отчего голова казалась чумной.
Как ни тяжко было признаться самому себе, но отнюдь не забота о здоровье Ирины Владимировны заставила князя поторопиться к ней, а давно похороненное чувство, которое он испытывал еще в младые лета. В девичестве Ирина была очень хороша. К ней сватались самые знатные люди, родители же отдали ее в жены не слишком молодому, не очень красивому, но чрезмерно богатому Петру Велючинскому, развязному до плебейской вульгарности.
"Ведь не пара он ей, - зло думал Шувалов, задыхаясь от ярости в своей спальне, после того, как отгуляли веселую свадьбу Велючинских. - Погубит он ее, солдафон! Разве такого мужа ей надо? Он грубый, наглый... Да, в мужской компании Петр в грязь лицом не ударит: и в карты он ловок, и хмель его не берет, да и за женским полом охотник знатный. Да только разве такой годится в мужья Ирине?"
Однако новоиспеченная Велючинская на жизнь не жаловалась. Слухи про адюльтеры супруга до нее, похоже, не долетали. Ирина жила припеваючи и, казалось, была даже счастлива со своим неотесанным мужланом-мужем. Петр же, волочась за актрисками и столичными балеринами, про жену вскользь упоминал исключительно с уважением, а совершив грехопадение, тащился домой с обозом подарков. Модницы завидовали: у Велючинской после каждой измены мужа появляется соболья шуба. А поелику гуляка Петр ни одной красотки не пропускает, в графской усадьбе все полы можно шубами выстелить, да еще на двор останется.
Князю Шувалову в браке не повезло дважды. Первая супруга скончалась, разродившись мертвым ребенком. Вторая - Елена, благополучно родила Дмитрия, но увидеть сына взрослым ей так и не довелось. Ранней весной карета, в которой ехали Шуваловы, перебираясь через озеро, провалилась под лед.
-Димочку, Димочку спасай, - кричала Елена, захлебываясь в ледяной каше. Поодаль билась в воде исступленно ржавшая лошадь. Перепуганный кучер тянул ее под уздцы, продлевая агонию. Андрей, которого тянула на дно тяжелая шуба, с трудом выбрался на крепкий лед, сунул кучеру визжавшего Димку, а потом полез за женой. Достать-то ее из ледяной купели достал, да только супруга до лета не дожила, стаяв к маю свечкой в тяжелом сухом кашле. Похоронив Елену, Андрей решил больше не жениться. Сына поднимал сам, заезжал в гости к Велючинским, пообщаться с Петром, да полюбоваться на Ирину, которая, казалось, нашла свое женское счастье, воспитывая двух дочерей.
Сейчас, когда Ирина овдовела, забытое чувство вспыхнуло вновь, царапая сердце паучьими коготками. Андрей, мрачно глядя на цветущие поля, думал, что все эти годы хотел только ее, сознательно желая Петру смерти, хотя тот называл его другом. И сейчас, подпрыгивая на тряской дороге, Андрей Шувалов решил признаться Велючинской в любви, чего бы ему это ни стоило.
Харитон, дворецкий Велючинских, увидев вылезавшего из брички Шувалова, вытаращил глаза, а потом расплылся в улыбке и со слезами на глазах кинулся к старому знакомому.
-Батюшки, Андрей Леонидович, радость-то какая! Как давно мы вас не видели! А барыня вас намедни вспоминала: мол, что-то князь Шувалов совсем к нам дорогу забыл, надо бы пригласить...
Андрей приветливо улыбнулся, сунул Харитону трость и вошел в просторную гостиную, убранную по парижской моде пятилетней давности. Все здесь осталось прежним: и бордовые шторы, перевитые золотистыми шнурами, и ковер пурпурных цветов, и такого же цвета удобные кресла и диванчик. Однако несмотря на броские, теплые оттенки, в гостиной витал странный затхлый запах нежилого помещения. Посреди круглого столика с резными ножками стояла ваза зеленого стекла с увядающими розами. Вокруг вазы лапками вверх валялись штук десять дохлых мух. Одна еще трепыхалась, описывая круги, ожесточенно жужжа. Шувалов брезгливо поморщился и отвернулся.
-Здорова ли Ирина Владимировна? - осведомился он. -Как чувствует себя?
Харитон пошевелил бровями, словно жук, почти незаметная тень пробежала по его морщинистому лицу, но он быстро взял себя в руки и улыбнулся.
-Здорова, ваше сиятельство, слава тебе господи, оправилась. Теперь даже гулять выходит. Залежалась, говорит, надо косточки старые размять, а то совсем плесенью покроются. Чайку-с, Андрей Леонидович? Или водочки анисовой?
-Чаю, пожалуй, - скомандовал Андрей, а потом спохватился. -Так Ирины Владимировны дома нет?
-Гулять изволит она, - ответил Харитон. - Сейчас пошлем за ней. Барыня далеко от дома не уходит. На бережку она, у озера, в беседке сидит.
По лицу Харитона снова мелькнуло что-то неприятное, словно он безуспешно старался побороть сердечную боль. Но Шувалов был слишком взволнован предстоящей встречей и не заметил этого.
-Я туда сам пойду, - сказал он. -Не нужно докладывать. И чай в беседку подай.
-Слушаю-с, - почтительно склонился Харитон.
Ирина действительно сидела в беседке, увитой виноградом и смотрела на спокойную зеленоватую воду. Над озером кружили чайки, то взмывая вверх, то опускаясь к волнам с резкими криками. Взглянув на истончившийся профиль возлюбленной, Андрей почувствовал, как болезненно сжалось его сердце.
Ирина похудела, кожа на бледном лице казалась призрачно-молочной, и только на скулах горели два алых пятна нездорового лихорадочного румянца. В высоком шиньоне отчетливо виднелись серебристые пряди, придававшие тонкому лицу какую-то высокомерную загадочность. Облаченная в черный шелк фигурка графини казалась тоненькой, как тростинка. Игравшее в небесах солнце заставляло шелк переливаться зелеными и фиолетовыми бликами на сгибах, отчего платье не казалось таким мрачным.
Ирина не выказала удивления, увидев Шувалова, приветливо улыбнулась и подала руку для поцелуя.
Беседа не клеилась. Андрей нес всякий вздор. Сперва поведал, что в Петербурге подняли цену за газовое освещение на улицах, потом переключился на Германию, по слухам, решившую заслать войска в Польшу, и, наконец, рассказывая о бале, данном графом Шуйским, он, заметив, что Ирина не поддерживает разговора, стушевался и замолчал.
-Знаете, Андрей Леонидович, - вдруг сказала Ирина. -Я все думаю: какая она?
-Кто? - глупо спросил Шувалов, а душу захлестнула догадка -нет, уверенность, что он знает, о ком пойдет речь.
-Она, - эхом повторила Ирина. - Та самая актерка. Из-за которой Петруша стрелялся...
Разговор свернул совсем не в то русло, которое для себя наметил Андрей. Потому он смешался и неловко заявил:
-Право слово, Ирина Владимировна, не к лицу вам думать о таком. Расстройство одно.
-А мне не с чего радоваться, - угрюмо заявила Ирина, и в ее темных глазах сверкнула молния. - Дочерей схоронила, муж на другую променял, да еще и на дуэли дрался. Из-за кого? Из-за девки, крепостной актриски!
Андрей помолчал, а потом положил свою широкую ладонь на ее крохотную ручку, мгновенно скрывшуюся под ней. Рука Ирины была холодна, как лед.
-Былого не воротишь, -мягко сказал он. -К чему себя так изводить? Вам надо жить дальше, да назад не оглядываться. Ни к чему это, лапушка...
Андрей сам испугался фривольности тона. Вот сейчас она соскочит с места, изломает веер об его физиономию, да велит убираться ко всем чертям! Но Велючинская не то не обратила внимания на "лапушку", не то не сочла его тон оскорбительным.
-Слаба я стала, - грустно улыбнулась она. - Тяжко мне, задыхаюсь. Все думаю: будь во мне силы, поехала бы в Петербург, в глаза ей посмотреть, понять постараться, чем она лучше меня? Да только не судьба видать. Сижу вот, ночи жду, чтобы упасть в перины, да заснуть. И, знаете, Андрей, мне стали сниться такие чарующие сны, такие чарующие...
Голос Ирины дрогнул, по трясущимся губам покатилась слезинка. Она по простому смахнула ее рукой и отвернулась. Андрей не знал, что ответить, замешкался, понимая, что выглядит вовсе уж глупо, но ситуацию спас Харитон, самолично притащивший чайник с приборами. Ловко разлив чай в чашки, Харитон посмотрел на Шувалова долгим странным взглядом и вроде даже что-то шепнул одними губами, но Андрей сигнала не понял, а все смотрел на Ирину, прекрасную даже в своем несчастье.
Чай пили в молчании. Точнее, пил лишь Андрей, Ирина к своей чашке не прикоснулась. Сидела и смотрела, как солнце, наливаясь багрянцем, неукоснительно падает прямо в воду. Андрей же подумал, что после смерти Петра, дела у графини явно покачнулись. Раньше такого не водилось, чтобы к китайскому фарфору, привезенному из-за границы, подавали дешевые железные, а не серебряные ложечки и щипчики для сахара. Неловкое молчание затягивалось. Посидев еще полчаса, Андрей поглядел на брегет и нехотя откланялся. Протянувшая руку Ирина даже не подумала его остановить.
Подавший трость Харитон выглядел угрюмым и неприветливым, точно не встречал Шувалова как старого знакомого еще днем. Сейчас, когда багровая тень солнца уже касалась вершины соснового леса, в испещренном морщинами лице старого слуги виделось что-то дьявольское.
-Что же это ты, Харитон, один работаешь? - спросил Шувалов, ожидая, когда подадут бричку к парадному крыльцу. - Где челядь ваша вся?
-Разбежалась челядь, - буркнул Харитон. - Барин, царствие небесное ему, после смерти своей всем вольные завещал. Вот и побег народ на вольные хлеба. Четверо нас осталось: я, кухарка наша, конюх да девчонка несмышленая, что дом прибирает.
-Да все ли в порядке у вас? - воскликнул Андрей, невольно понизив голос, хотя до беседки было далеко, и услышать их Ирина не могла. Харитон воровато огляделся по сторонам, а потом умоляюще сложил руки.
-Уезжайте отсюда, Андрей Леонидович, как бы беды не вышло, - прошипел он. - Уезжайте, да никогда не возвращайтесь. Неладно у нас, ваше сиятельство! И ничем вы не поможете.
Схватив старого змея под локоть, Шувалов утащил его в сторонку, под раскидистую сирень и хорошенько тряхнул.
-А ну, отвечай, аспид, что тут у вас происходит?
Харитон вырвал руку, посмотрел строго и вроде где-то с жалостью.
-Эх, Андрей Леонидович, кабы не вы это были, ничего не сказал бы, а вам скажу, как на духу. Не потому, что вы - старый друг семьи, а потому что видел я как вы на Ирину Владимировну давеча смотрели. Уберечь вас хочу, оттого и предупреждаю: не приезжайте больше. Погубит она вас.
Шувалов снова схватил старика за руку, да только тот и не вырывался, не старался убежать. Все смотрел на закат. Губы его тряслись, точно от сдерживаемых рыданий.
-Было это когда дочки хозяйские померли, - прошамкал Харитон, в один миг постарев на десять лет. - Хозяйка в беспамятстве лежала, бредила, мужа да Настю с Ольгой звала. Перепугались мы, ваше сиятельство, да за отцом Никодимом послали. Читал он над хозяйкой молитвы, исповедовать хотел...
Харитон замолчал, а потом посмотрел вверх, где в темнеющем небе уже виднелась луна, круглая и полная, грустно смотревшая вниз с отрешенной брезгливостью, точно презирала она мелкие людские страсти.
-Отец Никодим подумал, что померла барыня наша без покаяния, - тихо, почти шепотом сказал Харитон. -Уж и дышать перестала. Начал отходную молитву читать, слуги пришли, плакали все, а я больше всех, потому как я Ирину Владимировну вырастил. И как отец Никодим "Отче наш" произнес, хозяйка-то и поднялась. Мы напужались сперва, потом даже обрадовались, подумали, что слово божье чудо сотворило. Только не божьи дела это были, а самого сатаны.
Андрей похолодел и замер, боясь упустить хоть одно слово. Харитон плакал, вытирая слезы рукавами.
-Священник-то Богородице хвалу хотел отдать, да только хозяйка рассмеялась, да так зло, что со стен иконы послетали. Кричала: "Где ваш Бог был, когда мужа моего убивали, когда дочки умирали? Прочь, - кричит, - из дома, ворон черный. Нечего тебе тут делать! Проклинаю вас, божьи прихвостни!". Священник со страху убежал, потому что вошло в хозяйку что-то темное. Слуги перепугались. А я подумал еще, что сбылось, видать, проклятие хозяйки, да на нее саму и пало. Потому как слышал я, как в ту ночь, когда Настя, а следом и Оленька померли, хозяйка перед иконой стояла, да хульными словами кричала, проклиная бога. За то господь и покарал ее. Уезжайте, Андрей Леонидович, иначе и вам конец придет.
Андрей выпустил руку Харитона, не в силах пошевелиться. Странное чувство возникло в нем. Ужас от услышанного боролся с щемящей тоской, царапающей душу. Не произнеся ни слова, он бросился вниз по ступенькам, уселся в бричку и ткнул кучера тростью в спину. Тот щелкнул кнутом, и лошадь нехотя потащила бричку во тьму. Андрей, неподвижно глядя вперед, гнал от себя жуткие картины, которые рисовало ему воображение, а потом вдруг спохватился: он ведь не сказал Ирине того, зачем приехал. На фоне любовного признания все страшные истории Харитона показались вдруг смешными. В голове возник образ Ирины: одинокой, несчастной и такой желанной. Андрей вторично ткнул возницу в спину и велел:
-Поворачивай обратно!
Харитон, открывший дверь, не сделал попытки задержать его, и лишь грустно улыбнулся. В этой обреченной улыбке было столько покорности судьбе, что Андрей на мгновение заколебался, задержавшись на пороге, словно какая-то невидимая сила не пускала его в темный дом.
-Кто там, Харитон? -послышался из алькова хрустальный голос Ирины. Не в силах сдерживаться, Андрей, отодвинув в сторону дворецкого, бросился наверх.
Ирина сидела на кровати, облаченная в белоснежный пеньюар и расчесывала волосы. Андрей успел заметить, что зеркало в ее комнате до сих пор закрыто черным крепом, точно похороны состоялись только что.
-Вы? - тихо спросила Ирина, но в ее голосе не было удивления, только печаль, такая же обреченная, как у Харитона. -Зачем вы здесь, Андрей?
Шувалов, не отвечая, бросился к ее ногам и стал неистово целовать холодную, как мрамор, кожу.
-Я люблю вас, Ирина! - шептал он. - Простите, простите мою дерзость! Но я не могу... не в силах больше сдерживать страсть. Теперь мы свободны: вы и я. Ни к чему запирать себя в этом доме. Мы ведь еще можем быть счастливы...
-Да, - странным голосом сказала Ирина. - Еще можем. Знаешь, сколько места для тебя в моих снах?
Она потянула его к себе. Андрей вдохнул пьянящий запах, шедший от ее кожи, в мгновение ока ставшей обжигающей, и впился в ее губы поцелуем. Она, не выдержав его натиска, упала на кровать, цепляясь за шею, голову. Ее пальцы медленно прошлись по его спине. Андрей скинул пиджак, стянул рубашку через голову, не заметив, что вместе с ней слетел на пол и золотой крест на массивной цепочке.
-Сколько снов ты собрала без меня, моя радость, - прошептал Андрей.
-Много... И все были страшными... А твой - другой, да... сладкий и терпкий, - ответила Ирина.
Кипучая чарующая страсть завертела его в бешеном ритме, а происходящее стало напоминать какой то дивный сон. Потому на пике наслаждения, князь Шувалов не заметил, как его шею прокусили острые клыки.
Рано утром в спальню графини зашли Харитон и конюх Аким, здоровенный мужчина с тяжелым массивным лбом. Ирина по-турецки сидела на постели, стараясь на смотреть на обескровленную мумию на полу.
-Не забудьте позаботиться о кучере, - негромко сказала Ирина. - К остальным его.
Полиция долго искала пропавшего князя Шувалова. А Маланья, прибегая к Анфисе с товаром, с вытаращенными глазами рассказывала, что Андрея Леонидовича погубила шайка разбойников, что свирепствовала в лесах, а трупы сбросила в глубокий овраг, где они и посей час стонут. Анфиса болтовне естественно не поверила. Ей ведь было невдомек, что труп Шувалова и его кучера утоплены в болоте вместе с почти всей челядью графьев Велючинских.
Актриса Анна Баранова устало рухнула в высокое турецкое кресло и протянула руку к бокалу с вином. Спектакль прошел скверно. Она трижды забыла текст, хотя прежде за ней подобного не водилось. Кабы не суфлер, как пить дать закидали бы ее тухлыми яйцами. Мрачно глядя на себя в зеркало сквозь пламя трех свечей, горевших в массивном канделябре, Анна подумала, что скоро ее театральной карьере конец.
Она поднялась, схватившись руками за ноющую поясницу и вновь посмотрела в зеркало. Ей уже минуло двадцать пять, для актрисы она становится старовата. Она так надеялась, что ее бурный роман с графом Велючинским закончится чем-то куда более серьезным, но подобного развития события Анна не ожидала. В последнюю встречу он подарил ей жемчужное ожерелье, и даже пообещал выкупить ее у хозяина, барона Штольца. Если бы не эта дурацкая дуэль, испортившая все планы...
Барон ею недоволен, и даже грозится отослать в провинцию, где у него было имение. Что ей там делать? Коровам хвосты крутить? Еще и спектакль - будь он неладен - залов не собирает. Если в первые месяцы после смерти Велючинского публика валом ходила посмотреть на роковую красотку, погубившую известного повесу, то сейчас интерес подувял. На слуху была новая история, об красавце-гусаре Семенове, влюбленного в юную балерину, которая, обобрав его до нитки, сбежала с другим в Париж. Из Парижа балерина прислала писульку, выдержанную исключительно в издевательском тоне. Высший свет и театральная богема с захватывающим интересом следила: застрелится ли опозоренный Семенов или нет. Семенов все не стрелялся, только пил все больше и больше, а надравшись, вытаскивал из кармана мятое письмо и зачитывал его вслух под сдерживаемый хохот.
Анна начала стягивать с себя платье, с трудом расшнуровав его на спине. Вечер был тяжелый. Актеры с трудом произносили реплики, превозмогая дурноту. Душный воздух, наполненный вязкой сыростью, не давал вдохнуть. Некоторые зрители покидали представление, не досидев до конца. На Петербург шла гроза. Далекая туча ощетинивалась вспышками молний.
Стащив платье, Анна небрежно бросила его на ширму. Завтра прибежит Параська, и все приберет, выстирает, отутюжит. На зеркальном трюмо в простой вазе увядал букет из ромашек. Под ним кружила в агонии жирная зеленая муха. Порыв ветра с Балтики ударил в окно, отчего створки жалобно застонали и открылись. Свежий соленый воздух ворвался в комнату, сметая вазу с ромашками. Анна вскрикнула и бросилась закрывать окно. И только захлопнув створку, поняла, что она в гримуборной уже не одна.
У дверей стояла темная субтильная фигура, облаченная в широкий плащ. Капюшон скрывал лицо нежданного визитера, державшего в руках букет из увядших полевых цветов. Анна скосила глаза на дверь: закрыто, крючок накинут. Она помнила, как своей рукой запирала дверь. В воздухе запахло гнилью. По коже побежали мурашки. Анне стало страшно.