Лапицкий Денис Брониславович : другие произведения.

За углом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Денис ЛАПИЦКИЙ
   ЗА УГЛОМ
   рассказ
  
   - Мам, я гулять!
   Эх, дурила, рано крикнул, надо по-другому: крикнуть из прихожей, прямо с порога, и сразу же дверь за собой захлопнуть, и быстро мчаться вниз по лестнице, прыгая через две - или даже три, он теперь и так может! - ступеньки.
   - Подожди-ка, - мама, вытирая руки полотенцем, выглянула из кухни. - Ты же еще не покушал!
   Так и знал.
   - Ну, мам! Я не хочу!
   - Павли-ик...
   Ой, ну как он не любил, когда она произносила его имя вот так, с оттяжкой на "и"! Когда она так говорит, значит, ее не переубедить.
   Хотя пахнет с кухни соблазнительно.
   - Ладно, ладно... - он поставил кроссовки на пол ("Павлик, ты уже взрослый, должен понимать, что лишних денег у нас нет, поэтому вещами не разбрасывайся") и пошлепал на кухню.
   - Руки помой.
   Еще и руки! Вообще уже!
   А-а, ладно, быстренько сполоснем.
   Ой, а суп-то вкусняцкий! Любимый гороховый, с копчеными колбасками! Пожалуй, не зря задержался.
   - А лук есть?
   - Есть, есть, - мама улыбнулась. - Вон, возьми из пиалки, чищеный уже. Хлеб - в хлебнице.
   - "Бородинский"?
   - Конечно.
   - Умм!
   Гороховый суп особенно хорош с луком вприкуску и черным хлебом, ну и сметаны, конечно, побольше. Лук-то, лук-то какой едкий, красота! Павлика аж в жар бросило, когда он вгрызся в присыпанную солью четвертинку сочной луковицы. Потом откусил хлеба, тут же сунул в рот ложку супа - горячо, горячо, горячо! - втянул сквозь сжатые зубы воздух, так что во рту смешно забулькало.
   Вкуснотища!
   Скоро ложка уже шкрябала по дну тарелки.
   - Спасибо!
   - А чай? Пирог с яблоками есть...
   - Ну мам! Лопну! Потом!
   - Хорошо, беги... Вот, возьми мелочь, мороженого себе купишь.
   Ого, даже на два хватит. Здорово! Надо будет мороженое под самый вечер купить и второе маме принести.
   - Спасибо!
   Через минуту Павлик уже мчался вниз по лестнице. На старой квартире пришлось бы ждать лифта, потому что жили на двенадцатом этаже, а тут этаж всего третий - р-раз! - и уже на улице. Только надо на первом этаже не пнуть - хотя здорово хочется! - банку с окурками, что оставляют вечно собирающиеся у Клементьевых гости, весь подъезд уже прокурили. Зато через эту банку можно - оп-па! - прыгнуть с шестой ступеньки, оттолкнуться от ядовито-зеленой стены, развернуться - и уже пулей вылететь во двор, так что бабульки, которые на скамейке сидят едва ли не круглые сутки, подпрыгнут от неожиданности.
   По ступенькам - топ-топ! Дверь - шарах! Бабульки подпрыгивают - ага! - и ходу, ходу быстрее, пока баба Лена из третьей квартиры сложенной газеткой не вытянула! Ох и скорая она на расправу, они тут живут-то всего ничего, а от соседки попало уже трижды - "для вразумления", как она говорит.
   Толку от этого вразумления, правда, чуть.
   Ну а сейчас бегом к соседнему подъезду, маленьким камушком в Мишкино окно - пуль!
   Можно было по сотовому позвонить, но простенькую Павликову "нокию" дура-кошка уже неделю как грохнула с серванта, и запас прочности прежде совершенно неубиваемого аппаратика иссяк: телефон набором деталек весело разлетелся по полу. Кошку выдрали, но что толку? Словом, до маминой зарплаты Павлик остался без телефона. Ну или пока отец алименты не пришлет. Хотя уж что-что, а это случится не раньше, наверное, чем рак на горе свистнет. Ну, мама так говорит.
   Камушек сухо щелкнул по стеклу - этот "канал связи" Павлик и Мишка использовали с тех пор, как Павлик лишился телефона. Главное - Мишкиной маме на глаза не попасться, а то опять начнет про свои стеклопакеты нудить. И чего у Мишки мама такая странная?
   За окном показалась вихрастая голова, потом Мишка влез на подоконник, высунулся в форточку:
   - Сегодня не выйду. Видал, какая рожа?
   Лицо Мишки казалось усыпанным разнокалиберными зелеными веснушками.
   - Ого... А чего это с тобой?
   - Мамка говорит - ветрянка. Утром повылезло. Говорит, на неделю такое.
   - Заразное?
   - А то! И главное - везде.
   - Чего, совсем-совсем везде?
   - Ага... Знаешь, как чешется!
   - Почеши тогда.
   - Нельзя... Мамка говорит, расчешешь - уродом останешься.
   И Мишка вздохнул.
   - Ну ладно тогда, - тоже вздохнул Павлик. - Здоровей.
   - Угу... Пока, - Мишка сполз с подоконника.
   Вот тебе и погулял. Как же теперь быть?
   Кроме Мишки, друзей в новом дворе у Павлика еще не было. Мама говорит, пойдет в новую школу - быстро со всеми перезнакомится, а пока... Не с малышней же ему играть, хотя мальков-то полон двор. А может, на старую квартиру сгонять? Там Женька и Айдарик, и Васек, наверное, уже из лагеря приехал. Не, далеко, мама заругает. А здорово было бы со старыми друзьями в казаки-разбойники поиграть или по гаражам побегать - грохоту на весь двор, а дядя Коля-стопарик орет с балкона всякое - или в футбол...
   А тут и в футбол-то сыграть не с кем. Ну да, вон старшаки - Петяй, Жека, Витек, Сема, Фанис и еще двое, про которых Мишка пока не рассказывал, - возле соседнего подъезда пинают мячик лениво, но они ж его с собой не возьмут. Да и побаивается их Павлик, там младше тринадцати никого нету, а Петяй-то хоть и в седьмом классе, но дважды второгодник. Куда там десятилетнему Павлику - он для них клоп-салабон, как для него те карапузы, что с совочками и ведерками вокруг песочницы ковыляют.
   Павлик поджал губы, потянул себя за торчащий вихор: так ему лучше соображалось.
   Как же быть? На площадь, побеситься в фонтане? Или в парк, к пруду? Не, куда ни ткнись, одному делать нечего. И что теперь, домой идти?
   - Дай хлеба, - послышался из-за спины голос, и Павлик даже вздрогнул от неожиданности, обернулся.
   - Дай хлеба, - негромко повторил стоявший перед Павликом худенький мальчишка в мятой рубашке и до белизны вытертых шортах из обрезанных над коленками джинсов. - Хлеба. Просят.
   Мальчишку звали Нытиком, а иногда еще Горбушечником, но редко, - Нытик было короче и удобнее. То есть на самом-то деле, конечно, это было только прозвище, а как мальчишку зовут, Павлик не знал. Да и никто во дворе, наверное, не знал. За те две недели, что прошли после переезда, Павлик видел Нытика почти ежедневно, но только издали. Впрочем, он знал, что Нытик - не сиротка и не бомжик, живет с отцом в соседнем дворе, только отец здорово закладывает, и обычно ему плевать, где Нытик шарабанится целыми днями. А когда не плевать, то в такие дни Нытик от отца прячется, иначе небо с овчинку покажется, потому что отец его, когда не пьяный, делается совсем дурак и может ушибить чем-нибудь тяжелым. Мишка говорил, что Нытик из-за отца тоже дурак и псих, только неопасный - ну, ходит, ну, просит хлеба, делов-то. Из помойки не берет, но некоторые жильцы выносят ему засохшие куски, и тогда у Нытика настоящий праздник - он набивает хлебом карманы, напихивает под рубашку или в майку. Мальчишку соседи пытались и просто подкармливать, но Нытик ничего, кроме хлеба, не берет. А вот куда Нытик этот хлеб девает, никто так толком и не знал: проследить за ним не хватало терпения даже у самой отчаянных мальчишек. Нытик мог долго-долго ходить по двору, баюкая собранные куски, словно понимая, что за ним следят, а потом вдруг неожиданно и неуловимо исчезал. Через некоторое время появлялся снова - уже без хлеба.
   - Нету, - развел руками Павлик. - В другой раз, ладно?
   Но Нытик, мгновенно потеряв к Павлику всякий интерес, уже отошел в сторону.
   - Слышь, щегол! Да че ты с ним трешь, с психом! - крикнул от соседнего подъезда один из старшаков - кажется, Сема. - Нашел с кем базарить, ха!
   - В футбол будешь? - ломким голосом сказал Петяй. - У нас человека не хватает. На школьном, четверо на четверо?
   Ого! Старшаки его к себе приглашают!
   - Ну че тормозишь-то? Зассал?
   - Не... - Павлик от волнения даже дал петуха, но тут же выправился, - не зассал. Я с вами.
   В футбол он играл неплохо.
   - Ну, погнали тогда, чего стоишь.
  
   * * *
   - Че, сделали мы вас! - Петяй рывком натянул Фанису бейсболку на нос. - Как салабонов сделали!
   - Детский сад, на! - сплюнул Витек и торжествующе ухмыльнулся. - Продули, дистрофики!
   - Да ладно... - отмахнулся Сема. - Тоже мне, рональды. Счет-то 5:4 всего. А если б не щегол этот, - ткнул он пальцем в сторону Павлика, - вообще б ничья была.
   Павлик незаметно надулся от гордости - играли до пяти очков, и победный гол во вражеские ворота и в самом деле забил он. А еще голевая была, когда он Петяю мячик чуть ли не на носок положил, но это ему вряд ли кто-то засчитает.
   - Ты на него не тяни! - Петяй - сам Петяй! - потрепал Павлика по плечу. - Он не щегол, а... Как тебя звать-то?
   - Павлик, - ответил Павлик и еще немного надулся: уже не только от гордости, но и для солидности.
   - Во, не щегол, а Павлик. Не, не пойдет. Э-э... Во, Пашкец, нормально?
   - Сойдет, - прищурился Павлик.
   От осознания того, что старшаки говорят с ним как с равным - ну ладно, почти как с равным, - было здорово.
   - Во, молодчик, Пашкец! Мы завтра с пацанами из пятнадцатой школы играем - будешь у нас за нападающего. А то Сема сегодня чего-то жидко выступил, - и Петяй захохотал.
   - Сдулся Сема-форвард, - поддакнул еще один из старшаков, имени которого Павлик до игры не знал, а потом узнал, что зовут его Гошей.
   - Нога у меня болит, - хмуро сказал Сема, глядя в сторону. - Пятка. Да и чего тут надо мной глумиться? Вон Горбушечник топает, над ним и глумись.
   По двору и в самом деле медленно шел Нытик, придерживая руками оттянутую на животе рубашку. Рубашка бугрилась, шла острыми уголками - похоже, Нытик насовал за пазуху немало кусков хлеба.
   - Нытик, подь сюда! - крикнул Петяй.
   Нытик остановился и по-птичьи наклонил голову, разглядывая ребят. Потом так же медленно подошел.
   - Хлеба дайте, - сказал он. - Просят.
   - Пацаны, зырьте, че сейчас будет, - шепнул Жека остальным. - Мы с Петяем уже так делали...
   - Хлеба? А может, деньгами возьмешь?
   - Хлеба надо, - ровно сказал Нытик.
   Петяй протянул Нытику две руки - в одной была пара сушек, которые он вытянул из кармана, в другой сложенная пятидесятирублевка.
   - Выбирай.
   Нытик без колебаний и даже, как показалось Павлику, с облегчением взялся за сушки.
   - Во дурак, - выдохнул Фанис. - От денег отказывается!
   Остальные заржали. Кроме Павлика - у него было плохое предчувствие.
   Петяй не выпускал сушки.
   - А платить?
   Нытик посмотрел на него. Павлику показалось, что глаза Нытика были полны сожаления и досады на непонятливость Петяя: такое выражение он видел у Нины Ивановны, учительницы в старой школе, когда та отчаивалась объяснить ученику простейшие, как ей казалось, вещи.
   - Я говорю, деньги есть?
   Нытик покачал головой и снова попытался вытянуть сушки.
   Руки у Нытика, обратил внимание Павлик, были в мелких ссадинках - такие бывают, если насажать заноз, а потом неумело выковыривать.
   - Хлеба, - сказал он. - Просят.
   - Нет денег - гуляй, - Петяй спрятал сушки в карман. А потом, словно ему было мало, схватил Нытика за плечи, развернул: - Н-на!
   Кроссовок Петяя врезался Нытику пониже спины, оставив на вытертых шортах пыльный отпечаток, и Нытик, обдирая коленки, хлопнулся на асфальт. Из-за пазухи вылетело несколько кусков черствого хлеба, кривая горбушка, качнувшись, замерла сиротливо.
   - Не надо! - вскрикнул Павлик. - Зачем?
   Петяй повернулся к нему, жидкие белесые бровки удивленно поползли на лоб, комкая над собой бледную кожу.
   - Ты что, щегол, совсем оборзел? - протянул он. - За кого впрягаешься? За этого?
   Он ткнул пальцем в Нытика, который, не вставая с асфальта, запихивал за пазуху горбушку. Остальные старшаки переглянулись:
   - Во дает мелкий... Думаешь, гол забил - все можно? Щас и тебе навешаем!
   Вся репутация, которую Павлик заслужил у старших на футбольном поле, пошла прахом, когда он, набычившись, разбежался и вытянутыми руками ударил Петяя в живот. Маневр удался только лишь потому, что никто не ожидал от "щегла" такой прыти, не говоря уж о невероятности самого факта: щегол решил померяться с Петяем силой!
   Старший согнулся, густо выдохнув, и у Павлика стало холодно сзади под коленками, когда он встретил взгляд Петяя - изумленно-злобный, исподлобья. Белесые бровки медленно, словно волосатые гусенички, сползлись к переносице:
   - Ну все, щегол, вилы тебе!
   Павлик не стал ждать расправы и, подхватив за шиворот баюкающего собранные куски хлеба Нытика, толкнул его вперед:
   - Бежим, дурак!
   Странно мякнув, мальчишка, подгоняемый Павликом, затрусил вперед. Павлик понимал, что далеко они не убегут: это он здесь новичок, а старшаки знают эти дворы как свои пять пальцев, не затеряешься, да и бегают быстрее... ну, может, не быстрее Павлика, на поле он всех обставлял, но уж точно быстрее Горбушечника. Его ж не бросишь.
   - Стой, гад!
   Топот за спиной становился все ближе.
   Эх, сейчас всю рубашку угваздают...
   А мама старалась, стирала.
   - Вон туда, за угол давай! - Павлик толкнул Горбушечника к щетинившимся темными листиками кустам шиповника, буйно разросшегося за четвертым подъездом. Обдерешься, конечно, но, может быть, Петяй хотя бы в кусты не полезет.
   Затылок обожгло жаркое дыхание, рука преследователя коснулась спины Павлика, он вскрикнул, толкнул Нытика вперед...
   В глазах на мгновение потемнело, а еще через секунду Павлик поскользнулся и шлепнулся на спину, тут же вскочил... Что это, снег? Откуда тут снег, лето же! Хотя нет, рядом с Дворцом спорта иногда бывает огромная куча снега, внутри лед чистят и снег вывозят, даже можно в снежки поиграть. На фиг, какой еще Дворец спорта? Это ж рядом со старой квартирой было, на другом конце города...
   - Давай беги, ну... - Павлик еще лихорадочно частил, подталкивая застывшего Нытика, но уже и сам понял, что здесь что-то не так, и остановился.
   В полумраке - среди бела-то дня? - виднелись выкрашенные темно-синей масляной краской стены и уходящая вверх, в темноту, лестница, скрипучая даже на вид. И как же холодно! Они с Нытиком стояли у самого входа в подъезд: на пол намело снега, за спиной, подталкиваемая ветром, поскрипывала дверь.
   - Как это? - спросил Павлик. - А?
   Вместо ответа Нытик, придерживая левой рукой оттопыренную рубашку, под которой проступали острые углы кусков хлеба, правой осторожно взял Павлика за руку. Шагнул к лестнице, потянул за собой. Идти в темноту не хотелось, но Нытик тянул за собой так уверенно, словно уже не раз здесь бывал. Но где это - здесь?
   - Мы куда?
   - Надо идти, - тихо сказал Нытик.
   Это были первые новые слова, которые услышал от него Павлик.
   Нытик потянул сильнее.
   И Павлик пошел.
   Скрипнули под ногами ступеньки.
   Они поднялись на третий этаж: лестница уходила выше, но Нытик шагнул в темный коридор, в дальнем конце которого серел прямоугольник разбитого окна. Из окна тянуло ледяным ветром, ощутимым даже здесь, в самом начале коридора, на полу намело приличных размеров сугробчик.
   - Холодно, - сказал Павлик.
   - Почти уже, - неясно отозвался Нытик.
   В коридор выходили двери шести квартир - по три с каждой стороны. У пяти они были нараспашку, и за перекосившимися дверями Павлик видел брошенные вещи: лежащий на боку железный трехколесный велосипед, разбросанные по полу кастрюли и сковородки, даже разбитую люстру, окруженную блестящим крошевом, - наверное, разбились стеклянные подвески, а может, это были просто мелкие ледышки, а может, и то и другое.
   Нытик подошел к единственной плотно закрытой двери в самом конце коридора, возле наметенного ветром сугробчика, и с натугой толкнул. Дверь подалась, и Нытик, двигаясь несколько неуклюже из-за хлеба под рубашкой, протиснулся в образовавшуюся щель.
   - Быстрее, - глухо сказал он уже изнутри. - Холод.
   Павлику ничего не оставалось, как последовать за ним, - он вошел и тут же споткнулся обо что-то мягкое, едва не растянувшись.
   - Тряпки, - шепнул Нытик. - Обратно.
   Ах, вот что это такое на полу - тряпки! Понятно, чтобы из-под двери не поддувало.
   Павлик поплотнее подсунул тряпки под дверь, и тянуть холодом по ногам перестало. Вообще в этой квартире - это же квартира, правда? ничего не видно в темноте - было много теплее, чем в коридоре, но "гусиная кожа" не проходила, и волоски на руках так и стояли дыбиком.
   Постепенно глаза привыкли в темноте, Павлик начал различать смутные контуры предметов, но Нытик уже снова тянул его за собой. Правда, они сделали всего несколько шагов, как Нытик сказал:
   - Уже.
   В комнате было светлее, чем в передней, - свет пробивался по контуру занавешенного одеялом окна, а еще на стенах и предметах играли скупые отблески огня, потрескивавшего в смешной круглой печке, от которой в окно тянулась коленчатая жестяная труба.
   На трубе висели еще одно одеяло и какие-то одежки, на печке чуть слышно сипел большой чайник. От печки волнами расходилось тепло.
   Рядом с печкой стояли два накрытых крышками ведра и лежала кучка дров. Дрова были до странного правильной формы, и Павлик удивился, признав в них разломанные стулья.
   Кроме печки в комнате стояли тумбочка с посудой, две придвинутые друг к другу широких кровати и кресло, на кроватях лежала большая куча тряпья, еще несколько кучек располагались рядом с кроватями, на брошенных на пол матрасах.
   А в кресле, закутавшись сразу в несколько одеял, сидел человек.
   - Тоня, - негромко сказал Нытик. - Тоня...
   С полминуты было тихо, а потом человек в кресле шевельнулся.
   - Коленька... Коленька пришел, - сказал он, и только по мягкому голосу Павлик понял, что это девочка: изможденная, худенькая, с полупрозрачной кожей, закутанная в тряпки, одежки, одеяла. Хотя и довольно взрослая, наверное, не младше Петяя. - Ребята, Коленька пришел...
   Кучи тряпья зашевелились - откидывались уголки одеял, из-под них поблескивали глаза, потом на свет показывались чумазые лица, и наконец завернувшиеся в тряпки дети поднимались на ноги. Один, два... Под большой кучей тряпья на кровати оказалось сразу трое малышей, а всего в комнате, не считая девочки в кресле, которая, похоже, была здесь за старшую, было семеро детей.
   - Коленька... - шептали они, и глаза на их исхудалых лицах светились радостью.
   Так это Нытик - Коленька?
   - Я пришел, - сказал Нытик и начал вытаскивать куски хлеба - из-за пазухи, из карманов.
   - По очереди берите, - сказала девочка, и малыши, тянущие к хлебу руки, отдернули их. - Как мы с вами условились? Девочки вперед, и сначала самые младшие. А кто у нас самый младший?
   - Лиза, - нестройно протянули дети, не сводившие глаз с кусков хлеба в руках у Нытика-Коленьки.
   Самая маленькая девочка - Павлик подумал, что ей не больше пяти лет, - взяла у Коли два больших куска серого хлеба.
   - Спасибо, - сказала она едва слышным тоненьким голоском, вскарабкалась на кровать, плюхнулась на задик, зарылась в кучу тряпья.
   - А теперь... - продолжила девочка в кресле.
   И дети все так же нестройно сказали:
   - ...Маша.
   Следом за Лизой и Машей, уже трудившимися над кусками, свои доли получили остальные дети - Таня, Дима, Ромка, Сева и Ваня. Все они были немногим старше первой девочки, Маши, вряд ли даже Ваня уже перешел во второй класс, но Павлику они казались похожими на маленьких старичков - очень уж серьезными были у них лица. Последний кусок достался Тоне, девочке в кресле, и Павлик удивился, как быстро иссякли запасы Нытика. То есть Коли. Казалось, под рубашкой у него просто огромная куча хлеба, а досталось детям всего по паре больших кусков, а Тоне и вовсе один. Еще несколько горбушек Коля положил в кастрюльку на тумбочке.
   - Вкусненький хлебушек, - сказала с кровати Маша, высовываясь из-под большой, на взрослого, шубы. - Тонечка, а можно я еще горбушечку возьму?
   - Нет, Машенька, - покачала головой девочка в кресле. - Это в запас будет. Потом покушаем, с кипяточком. Поспи пока, хорошо?
   - Хорошо, - согласилась Маша. - С кипяточком тоже вкусненько.
   И снова закуталась в огромную шубу.
   - Мальчик, - Павлика требовательно потянули за штанину. - Мальчик...
   Он опустил глаза - это была Лиза, самая маленькая девочка.
   - Возьми, - сказала она, показывая на лежащее одеяло. - Холодно.
   - Спасибо, - машинально ответил пока еще так и не пришедший в себя Павлик и накинул одеяло на плечи.
   От одеяла шел тяжелый и неприятный запах, но под ним было теплее. Хотя ноги мерзли - одеяло было маленьким, и на всего Павлика его не хватало.
   - Ты Колин друг? - спросила Тоня. - Как тебя зовут?
   - Павлик, - ответил Павлик; он посмотрел на Нытика-Колю, который, открыв дверцу печурки, сунул туда две ножки от стула, и отблески пламени на стенах стали ярче, заиграли быстрее. - Да... Друг.
   Коля действовал уверенно, словно не в первый раз здесь. Хотя, наверное, и в самом деле не в первый.
   - Хорошо, что Коля не один теперь. Ему трудно очень с нами, - продолжала Тоня. - Видишь, сколько нас здесь? Были еще Кеша и Лена, но они умерли, а у меня вот ноги болят, вставать почти не могу.
   - Спасибо вам, - глухо сказал из-под одеяла - только глаза блестели в щелке - один из мальчиков: может, Дима, а может, Ромка.
   - За что? - не понял Павлик.
   - За хлебчик.
   - У вас тепло? - спросила Тоня. - Наверное, тепло, вон какие шортики. А у нас - сам видишь. Скорее бы весна уже. Может, тогда хотя бы расхожусь. Картошки посадим за домом, там обстрелом асфальт разбило... Осенью с картошкой будем. Много соберем, хватит надолго, - дыхание у Тони сбивалось, и Павлик подумал, что у нее плохо не только с ногами.
   - Картошечка вкусненькая, - высунулась из-под шубы Маша. - Мамочка мне с молочком делала. И молочко вкусненькое.
   Павлик подошел к окну, чуть-чуть отогнул краешек одеяла, чтобы выглянуть в окно.
   За стеклом, зачем-то крест-накрест перечеркнутым пожелтевшими бумажными полосками, ветер кружил снежные хлопья. Хмурые дома под большими снежными шапками утопали в сугробах, небо над заснеженным городом было низким и серым. На заваленной снегом улице - ни машин, ни людей.
   Хотя нет. По извилистой тропке шли двое, покачивались, тянули за собой санки. На санках лежал какой-то сверток: белый, длинный. А вот еще один человек - показался из подъезда и с перерывами, словно делал неимоверно трудную работу, наполнил снегом два ведра. Снова скрылся в подъезде, волоча за собой ведра, будто не имея сил поднять их.
   - Пав... Павлик, - окликнул его Коля. - Идем... Надо быстро.
   Следом за Колей Павлик вышел из квартиры, плотно прикрыл за собой дверь. У Коли в руке был маленький топор.
   - Это зачем?
   - Дрова, - пояснил Коля. - Надо быстро.
   Ага, так вот от чего у него ссадинки на руках - дрова колет, занозит руки.
   - Слушай, Ны... Коль, а где мы? - наконец-то задал Павлик давно мучивший его вопрос. - Ты знаешь?
   - Не... Нет. Полгода. Первый был - просили хлеба. Ношу.
   Говорил он невнятно, какими-то обрывками фраз, но в глазах светилось такое искреннее желание объяснить, что Павлик кивнул - мол, понял. Да и что тут не понять: попал первый раз сюда полгода назад, встретил детей, они попросили хлеба. Потому он и бегает по двору, потому и клянчит краюшки, неспособный объяснить толком, зачем и для кого просит.
   Коля держал топор неумело, и Павлик, которого дедушка учил колоть дрова, попросил дать топор ему. Благо идти за дровами было недалеко: в соседней квартире решили пустить на дрова два стола, один в зале и другой на кухне. Павлик быстро разбил оба стола на куски, которые могли влезть в печку.
   - Только хлеб? А если чего-нибудь другое попробовать? Ну там, не знаю... картошку?
   Коля, собиравший дрова в охапку, только головой мотнул.
   - Больше - нет. Только хлеб.
   - Только хлеб - что?
   Коля наморщил лоб и даже зажмурился, мучительно подыскивая нужное слово.
   - Про... проходит.
   - А если их - к нам? А? Детей - к нам?
   - Хотел, - выдохнул Коля. - Никак! Никак! Плакали!
   Плечи его затряслись, в глазах стояли слезы.
   - Плакали! Не могу слышать! - он закрыл уши ладошками. - Плачут! Сюда, - он ткнул пальцем в пол, - хлеб. Туда, - он указал за спину, - я. Они нет!
   Павлик выругался.
   Мама, конечно, запрещает говорить такие слова, но ее же тут нету.
   Теперь надо дрова отнести, а то малышня замерзнет.
   Подождав, пока Коля немного успокоится, они внесли в квартиру две больших охапки дров, положили возле печки.
   - Спасибо, мальчики, - с присвистом сказала Тоня и закашлялась. - Теперь... Теперь не замерзнем.
   - Я сейчас, - сказал Павлик. - Там это... Тряпки под дверь...
   А в следующее мгновение Коля больно ухватил его за руку, и в глазах у Павлика потемнело.
  
   * * *
   - Ты смотри, куда летишь, малой! О, еще один! - рослый мужчина в светлом костюме отшатнулся в сторону, когда из-за угла дома под ноги ему вывалился Павлик, а следом за ним и Коля.
   - Извините, - Павлик потер ушибленный локоть, помог подняться Коле, отряхнул его шорты.
   Потом оглянулся. Они были в двух шагах от дома - но, наверное, прошло сколько-то времени, потому что тени стали длиннее и рядом не было Петяя с его дружками.
   Июльское солнце жарило нещадно, небо было высоким и чистым.
   Неслись по улице машины, спешили пешеходы.
   Ни снега.
   Ни холода.
   Ни комнаты, в которой голодные дети ждут хлеба.
   Показалось? Привиделось?
   Но тело еще хранило память о пронизывающем ветре, и в рельефах подошв набился грязный снег, сейчас он таял и расплывался по асфальту темными каплями; и у Нытика под рубашкой не было ни одного куска хлеба. Они остались там, в темной душной комнате, где маленькая девочка Маша просит картошки с молоком, где, укутавшись в собранные из чужих квартир одежки, сидят истуканчиками мальчики Дима и Ромка и тяжело, с присвистом дышит девочка Тоня, которая у них за старшую. И сейчас она смотрит на язычки пламени в железном нутре печки и считает, на сколько можно растянуть те краюшки, что остались в запас, и на сколько хватит дров, что принесли неизвестно откуда взявшиеся мальчишки.
   - Ты пойдешь туда снова? - спросил Павлик у Коли.
   Тот посмотрел на него взглядом побитой собачки, и Павлик вдруг сам чуть не расплакался.
   - Просят, - прошептал Коля. - Плачут. Надо хлеба...
   - Будет хлеб, - сказал Павлик. - Не уходи никуда, слышишь? Слышишь?
   Не дожидаясь ответа, он побежал к подъезду.
   - Мама! - задыхаясь, Павлик колотил в обтянутую дерматином дверь. - Ну мама же!
   Дверь распахнулась, и он буквально ввалился в квартиру, хватаясь за мамин халат.
   - Что, что случилось?
   - Дай хлеба, мама! Просят!

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"