И это первое осмысленное слово, которое я сказал после трёхдневного алкогольного угара. В окно било утреннее солнце, я лежал на кровати и пытался понять: мне действительно так плохо, или я протрезвел. Оказалось и то, и другое. Неужели... Да, окончательно и бесповоротно протрезвел. Да какое бл*ть время? Какое время года, месяц, день недели? Где я? Это последнее, что меня интересовало в тот момент. Хотя бы потому, что я всё это знал, и просто хотел найти жидкость для опохмеленья или простую воду, я уж не говорю про бутылочку живительной минералочки. Нужно действовать. Пытаться действовать. Ах да, я ведь всё ещё лежу на кровати, и в лицо мне бьёт это дурацкое летнее солнце. Встать бы... Ой, лучше не вставать - зря я пытался. Хотя, ради минералочки я готов терпеть эту боль... Нет, Боль, именно с большой буквы и с кривым мягким знаком на конце, который волочится за словом, как хвост змеи. Именно такую боль, твёрдо дающую о себе знать с каждым движением головы и оставляющую за собой мерзкое, долгое послевкусие. А впрочем мне уже надоело описывать то, что испытывал каждый уходивший в трёхдневный алко-тур не подготовившись. Спуститься вниз (вспомнил, я на даче), найти что угодно жидкое и пить так, будто ни разу в жизни не сделал ни глотка.
Слава богу: в холодильнике стояла забытая мной в первый день пребывания на даче бутылка воды. Она не была мне нужна, поскольку я был уверен, учитывая количество денег, скинутых мной на алкоголь, что жажду я испытаю очень нескоро.
Три дня. Так значит я уже три дня пью? Дайте ка вспомню... В первый день мы были у Вадика. У Вадика мы пили самогонку, наливку, сливовицу - короче, его батя мастерски владел техникой перегонки этанола, а через Вадика и его друзей он тестировал новые продукты собственной перегонки. Во второй день - у Илюхи. У Илюхи мы ели шашлык под пиво, потом появилась водочка... Ох уж эта водочка, вечно от неё память отшибает: совсем забыл, что же было вчера утром, и днём, и вечером... А может виноваты остатки сливовицы, которые принёс Вадик после того, как исчезла водочка? Пиво было лишним. Особенно пиво после остатков сливовицы. Но это уже не важно. Важно, что я не помню вчерашнего дня.
А нужно ли оно мне, помнить это всё? Может мне нравится, что я, как в мальчишнике, не помню нихрена.
А вдруг я звонил кому-нибудь? А вдруг писал? А вдруг спалился перед родителями, что уехал на дачу без спросу? Выяснять это не хотелось, и ещё очень не хотелось навещать Вадика и Илюху и пытаться выведать у них подробности пьянки. Не хотелось видеть ни их алкоголь, ни их самих. Хотелось убежать с этой треклятой дачи, а в этом мне могли бы помочь деньги... "А деньги, Димочка??? Деньгами то ты располагаешь?", - сладко пропел какой-то неизвестный голос.
Я кинулся к сброшенной вчера вечером одежде, вспомнил, что не сбрасывал её вчера, а лёг спать в ней, судорожно проверил все карманы...
Может в куртке??? Твою мать, ведь не было никакой куртки, ведь на улице тридцать градусов жары. Бл*ть. Да, деньгами то я не располагаю. Так что придётся идти к моим др... Нет, всё равно не пойду: поеду на попутках. Попадать в истории с контролёрами электричек я не мог физически. Физически я мог только источать запах пьяного бомжа, сидеть или лежать, не меняя положения головы и ах*евать от своего положения. Моя стратегическая задача: успеть домой до приезда родителей. Моя тактическая задача: добраться до шоссе. Бежать нужно с этой треклятой дачи, и как можно скорее.
С домом всё вроде нормально, всё лежит на прежних местах, кроме кроссовок Оли. Интересно, как они здесь очутились... Блаженная моя улыбка, умиляющаяся при воспоминании о том, как Оле идут эти кроссовки, сменилась на глупо приоткрытый рот с оттянутой вниз расслабленной губой.
Я молча пялил на кроссовки. Я боялся посмотреть на кресло, ведь там уже несколько минут подозрительно маячил платок того же цвета, что носила Оля на запястье. Носила весьма чудаковато, даже не обьяснить как: вы такого никогда в жизни не видели.
Знаете что? Даже сам Господь не смог бы так ах*еть, заснув где-то на седьмом дне сотворения мира и проснувшись на том моменте, когда человек испытал первую водородную бомбу, как ах*ел я.
Хотя мне вдруг стало легче, намного легче. Даже голова прошла, как рукой сняло.
В гробовой тишине я поднялся со стула, стул издал недоумевающий и испуганный скрежет. Я стал тише степной ночи, тише охотящейся рыси, легче колибри (а всего этого было очень сложно добиться в моём состоянии) и начал подниматься обратно по лестнице. Вот я и наверху. Расстояние от конца лестницы до двери своей комнаты я преодолел за два шага. В животе ёкнуло. Я всё ещё немного надеялся, что мне померещился платок и кроссовки. Её присутствие здесь означало то, что я вчера побил свой перманентный рекорд содержания алкоголя в крови и что мои друзья не позаботились о том, чтобы отобрать у меня телефон. Ладно, авось пронесёт, может белка у меня такая - в виде Олиных кроссовок и платка. Хотя в глубине души я хотел, чтобы она сейчас лежала там, на моей кровати, полуголая, как я себе это представлял по вечерам. Постояв у входа в свою комнату пару минут, я приоткрыл дверь и с сожалением понял - это была белка. Жалко что-ли. Жалко, что меня отсюда никто не спасёт, что я не дотронусь до спящей Оли, что я наконец допился до белки.
Я ещё раз пробежался взглядом по комнате... Нет, следов "бурной ночи" там основательно не было, там вообще почти ничего не было, ведь я не распаковывал свои скромные пожитки, когда приехал сюда. Теперь нужно было разрабатывать план побега. Прикрыв за собой дверь я начал думать над большой жопой, в которую меня завлёк мой подростковый максимализм и жажда этилового спирта. Получалось всё так, что до приезда родителей осталось несколько часов, денег у меня не было совсем... И тут опять белка. Но я уже стал относиться к ней спокойно. Теперь она подсунула мне рубашку Оли, висящую на кровати в комнате сестры... Стоп. Тпру. Шабаш. Я опять потерял понимание ситуации, но спустя пару мгновений мной опять овладела надежда...
"Не разбудить бы её",- первое, что пришло мне в голову: "Да как она это сделала?",- и я имел в виду одновременно и Олю, и белку.
Теперь осталось только проверить, здесь она или нет. Дверь в сестрину комнату была прикрыта так, что в щёлку между проёмом и самой дверью был виден только край её кровати.
Я опять обратился в рысь, опять преодолел расстояние в три метра в один тихий прыжок. Такая утренняя гимнастика разбавляла мою тревогу. Открыть дверь и понять, что было вчера и будет сегодня. Чёрт, я стоял возле комнаты сестры и понимал: такой шанс заглянуть в прошлое и в будущее одновременно, да ещё и при таких минимальных затратах, мне никогда не представлялся, и вряд ли представится...
Я открыл дверь. Комната обладала меня теплом и светом, это была самая светлая комната в доме, а возможно и в мире. На кровати лежала она. Оля источала нежность. Она не лежала на кровати развалившись, нет, она парила над ней, почти не напрягая матрас. Мягкие волосы Оли переливались в утреннем солнце. Она идеально вписывалась в самую светлую комнату в мире.
И пошли все вы, кто считает это небылицей. В тот момент, бьюсь от заклад, если бы вы оказались в той комнате, вы поверили в любовь, чистую любовь без ссор, лжи и сожалений, без слёз ненависти и отчаяния, без пошлостей и без фальши.
И в Оле не было ничего сверхъестественного. Её красота была проста и, возможно, понятна только мне и её маме. У неё не было веснушек, родинок в красивых местах, не было ямочек на щеках, не было больших голубых глаз. Её красота заключалась в том, что она пришла меня спасти. Меня, понимаете? Меня, такого дурака, эта девочка приехала спасать. Приехала наверняка на последней электричке, добралась до моей деревни в потёмках (а она была здесь всего два раза), нашла нашу компанию на лобном месте, потом нашла меня в крайне нетрезвом виде, схватила меня за шиворот и потащила домой. Да, картина вчерашнего дня встала передо мной очень ясно.
Мы с ней два идиота. Я просто идиот по определению, а она видит во мне человека, и за это я люблю её. Фу, как сладенько сказано. Сладенько... Я отбросил все мысли, подошёл к своей спасительнице и поцеловал её. Потом принёс подушку из своей комнаты, лёг на ковёр у её кровати и заснул крепким, здоровым сном. Я знал, что пока Оля рядом, я никуда не опоздаю. Пока она рядом, я могу остаться идиотом.