Аннотация: Это комедия. Если прочитаете первый грустный абзац и приступите к первой главе - от улыбки не удержитесь!
"РОМАНОВА"
Let'sgo!
Единым вздохом
Небо ознаменовалось дождем. Было такое впечатление, что кто-то плачет, а ветер только вторит этому плачу, шепча что-то, словно истерзанная душа. Деревья клонились к самой земле и ветками касались ее, мокрой, пахнущей влагой и жухлыми листьями, такими листьями, которые теряют тополя в конце августа. Конец августа напоминал начало глубокую осень печалью, которую природа легкой рукой бросала на головы людям и погодой, распластавшей белесое небо, словно кто-то неосторожно пролил на небесах молоко.
Было тихо. Так тихо не бывает, но, тем не менее, тишина эта неосторожно касалась разума и затрагивала неизвестные до этого мгновения стороны души. Где-то вдалеке играла красивая музыка, такая, которую не слышит человеческое ухо, но ее отголоски изредка доносит ветер и этим жалким клочкам прекрасного вторит стук дождя... Как странно, так, как никогда не бывает....
Было воскресенье. Небо продолжало рыдать с самого утра. В зарослях тополей и раскидистых, желтеющих берез эхом отдался перезвон колоколен церкви. Звон был глухой и торжественно печальный, навевающий букет всевозможных воспоминаний и ассоциаций - и радости и грусти и ощущения фееричной связи с прошлым, когда сотни лет назад в такие же воскресенья, влажные от небесных слез где-то в Москве гулко звонили колокола. Около ворот, впускающих скорбящих и просто пришедших помянуть почивших родственников, под огромным зонтом дремала пожилая продавщица искусственных цветов. Ее разбудила незваная гостья в песочной курточке и с охапкой мокрых пахучих астр и пионов.
- Ой, милочка! Куда ж вы... В погодку такую...
Женщина чуть накренила зонт, отчего стало видно ее бледной лицо, на котором особенно выделялись блестящие голубые глаза, словно ограненные топазы. На лице не было и тени румянца, обрамленное светло-рыжим растрепанными волосами, оно выделалось на общем фоне изящной фигуры в черных брюках и светло-песочной кофточке.
Она тряхнула охапкой цветов так, что несколько лепесточков упало на асфальт, залитый прозрачными лужами. А потом быстро прошла между полуоткрытыми воротами, роняя плавный аромат осенних цветов.
Тук-тук-тук... Что это так тревожно звучит - сердце или каблучки рыжей женщины с цветами?...
Она прошла довольно много, подошла к невысокой оградке, за которой было полно цветов, пожухших от ветра и дождя. Женщина закрыла зонт, так что капли воды с деревьев падали ей на плечи, волосы и руки. Она не замечала. Ее голубые, искрящиеся от слез глаза были устремлены на небольшую табличку за резной оградой.
Глава I. "Здравствуйте, я ваша... Ирина Анатольевна!"
Двадцать пятое августа, в переходе метро состоялось торжественное шествие учителей на работу. То есть первый официальный рабочий день начался дождем, холодом и дефиле преподавателей по узкому подземному переходу. Быстрее всех шла (точнее летела, этот человек ходить не умеет) Ирина Анатольевна Романова завуч-начальница. Следом величественная красавица-коллега Лиза, потом все остальные, кто имел счастье пользоваться подземным переходом. Кира, лучшая подруга Лизы Деминой, предпочла идти от собственного дома, поэтому в шествии участия не приняла.
На следующее утро, за шесть дней до 1-ого сентября, во второй рабочий день все повторилось - с той лишь разницей, что Лиза теперь шла первая, а Ирина Романова ее обогнала. И начались рабочие дни....
- Кира, руки брысь от моего стола! Брысь, брысь! - Ира Романова замахала руками, благодаря чему смахнула несколько папок со стола. Казалось, она ничем не изменилась, только еще больше похудела. - Кира!
- Ира! А ты оставляй, оставляй шоколадки на столе! - запротестовала коллега. - Да!
Романова едко улыбнулась, повернулась на каблуках и чуть не сшибла с ног несчастную Марьяну, которая пришла на слово "шоколад".
- Смотреть нужно! - вскрикнула Романова несвойственным капризным голосом. Марьяна удивленно взирала на начальницу - снизу вверх, оттого, что была ниже ростом. Правда, казалось, что ниже и миниатюрнее складной Романовой не может быть. - А то без рук останешься!
Кира положила шоколадку обратно и подскочила от звука, сигнализировавшего о включении факса.
- Кира, посмотри, что там! - Раздался слегка раздраженный голос Романовой откуда-то сверху. Кажется, она успела подняться на этаж выше. Кира замерла, ожидая, что начальница скажет что-то еще. Начальница ничего не сказала, только почему-то пискнула - наверное, что-то помешало ей пройти.
- Ирина Анатольевна, вас к директору! - вторил кто-то мыслям Киры. Кажется, секретарь.
- Иду, - отозвалась Ирина Анатольевна и хлопнула дверью. Означало ли это, что она вовсе не собиралась идти к начальству?...
В здании была относительная тишина и едкий запах краски. Вообще, создавалось впечатление, что это новое помещение, которое только недавно построили. И уж, конечно, образ малютки Романовой, в голубеньком свитере и с такими же голубыми глазами, даже еще более красивыми, никак не ассоциировался с этим филиалом стройки!
А впрочем, ничего особенно не изменилось. Стены стояли на том же месте, небо плакало или отсвечивало солнцем, Ирина Романова шла на работу с такими же сияющими глазами, разве только то, что Лиза стала блондинкой... И Кира в каком-то халате (белом) расхаживает, наводит своим видом страх (уж больно похожа на врача-стоматолога!). Романова ее сначала за стоматолога и приняла - только они ходят с такими улыбочками!
- Кира, ты чего улыбаешься? - спросила ее Ирина утром. Впрочем, этот вопрос прозвучал вместо приветствия, поэтому Кира имела полные основания обидеться. Но Кира предпочла рассмеяться - что ужасно насторожило начальницу. Она да впрочем, и у самой начальницы именно в этот день, третий рабочий, было настроение посмеяться, сказать то, что раньше не говорила...
А так, ничего внешне не изменилось в Ирине Романовой, она по прежнему была самым лучшим справочным бюро и причиной концентрации сотрудников в одном месте.
- Ирунчик, - Лиза Демина, за счет новой прически (у нее было донельзя укороченное "каре") выглядела какой-то неестественно высокой. Кроме всего прочего она обожала коверкать имя несчастной малютки Романовой на свой собственный лад. Так Ира у нее находилась "Иришкой", "Ирунчиком", "Ираидой" и даже какой-то немыслимой "Эрейной" (интересно, а это она откуда взяла?!).
Ира Романова, просто Ира в момент, когда Лизавета произнесла ее имя, находилась в кабинете, где долгими осенними утрами имела счастье вдалбливать в голову сонным ученика законы великой физики. Она подняла глаза, отчего они засияли единым оттенком с ее вязанной голубенькой кофточкой и долго всматривалась в несостоявшуюся жену своего брата. Кстати, Ира полюбила (и почему-то начала уважать) Демину именно после того, как та бросила ее брата Олега.
- Ир, пойдем, попьем чайку! - пропела Лиза и присела на край парты. Она была такая милая, такая забавная и такая полосатая (кофточка у Деминой была в полоску), что Романова не нашла, чем возразить красавице-коллеге и кивнула. Следом за этим согласием в кабинет вихрем влетела Кира-стоматолог в своем халате и, размахивая какой-то тяпкой, которая подозрительно напоминала кусок шторины из кабинета Лизы, начала восхищаться новыми компьютерами.
"Ох!", "Ах!"... И все в таком духе. Лиза многострадально вздохнула, посмотрела на Киру и улыбнулась Романовой, дабы показать, что она про себя говорит: "А мне что делать! Я с ней все время! Терпи, милая и ты!".
Романова, правда, нашла более или менее безобидный способ выдворить обеих из пределов своих владений - громко и с улыбкой сообщила Кире, что та может взять ее шоколадку. Кира обрадовалась и упорхнула, утащив за собой красавицу Лизу. Господи, вот чем не пожертвуешь ради минуты тишины!
***
После обеда погода, не проявляющая до того никакого интереса к обывателям, порадовала жителей земли солнышком. Ирина Романова, успевшая вдоволь наораться на кого-то, попала в сноп солнечных лучей, прорвавшихся неизвестно откуда в ее маленький коробок-кабинет, и зажмурила глаза. А когда открыла, они сияли каким по-детски наивным ликованием. Правда, это мирное затишье длилось считанные мгновения, потому что спустя пару минут она снова кого-то отчитывала, забыв про солнце.
И Кира вернулась. Появилась внезапно, словно из ниоткуда.
- Кира, ты чего как стоматолог! Тряпку какую-то нашла! Кира, ради бога! Не маши мне перед носом ею! Ты что у Лизы штору конфисковала?! - досталось Киселевой. - Олег! Куда ты несешься?! Парты там носят! Что тебе ЗДЕСЬ понадобилось?!
- Лиза, отойди с дороги, пока тебя не задавили! Они же слепые! Они что не видят, что тут стоит Лизавета Ивановна! Олег!!! - под раздачу попали нерадивые одиннадцатиклассники, которые носили парты и чуть не уронили одну и них на Демину. Демина, кстати, пискнула и отскочила.
Не успела Кира что-то сказать или просто вздохнуть, а милая Романова уже испарилась, словно ее и не было тут. Только почему-то у всех в голове звучал ее голосок...
Лиза вдруг посмотрела на Киру и тряпку в ее руке и как взвизгнет:
- Кира! Это были мои шторы!
А Кира как подпрыгнет.
- Какие шторы?!...
***
Пока сестра Ирина развлекалась на работе посредствам истязания подчиненных, брат Олег страдал в одиночестве. Точнее, все его страдание заключалось всего лишь в сидении на стуле в каком-то темном кабинете и прочтении анонса телевизионной программы.
Жужжали мухи, неуспевшие вылететь в окно до того, как Романов закрыл этот источник сквозняков и ангины. Мухам было вовсе не весело нарезать круги вокруг маленькой лампочки, тускло горевшей где-то под потолком - но это было единственное, чем они могли себя развлечь. Где-то в коридоре хлопнула дверь и послышался чей-то гневный голос, вопрошающий какой козел поставил тумбочку в проходе. Вообще-то в мужском обществе, объединенным одним родом занятий, так принято - друг друга ругать последними словами в случае неудачи (а равно радости, прибавления в семье какого-то сотрудника и тому подобное). Но кто-то в том же самом кабинете засмеялся вовсе не по-мужски и игривым голоском ответил короткое "Я". Тут первый гневный голос тоже засмеялся и прибавил? "Ой, простите!". Женский голосок, видимо принадлежал оператору из отдела приема звонков от населения.
Олег невесело рассмеялся и вздохнул. На газету, которую он положил на край стола, села жирная черная муха. Ее бедняжку уже с трудом держали два тонких крылышка. Ожирение среди мух это признак того, что мы редко выносим мусор, - подумал Олег.
Хлопали двери, раздавались голоса, и Олег невольно начал к ним прислушиваться - оттого ли, что эти голоса и проблемы заглушали его собственные или просто из здорового любопытства?...
- Олег?! Ты че сидишь как баран перед новыми воротами?! Сходил бы наверх, там...
Пока усатый коллега, напоминающий Шолохова, памятник которому стоит недалеко от школы сестры Ирины, объяснял Олегу, куда и зачем нужно сходить в коридоре раздались шаги, и на пороге появился его приятель и коллега Максим Солнышкин.
- О! Куда тебя посылают? На войну?
Солнышкин, несмотря на "яркую" фамилию, был вечно всем недоволен и часто раздражал Олега, но именно сегодня у Максима почему-то улучшилось настроение и он "сменил гнев на милость" - то есть предложил чашку кофе (вот это да!).
- Ко мне племянница матери приехала - премилое созданье - высокая, стройная, зараза! - сообщил Солнышкин, разгоняя газетой мух. - Ох, какая зараза! Она мне за два дня всю кровь выпила!
- Незаметно! - зло швырнул Олег. Ему характеристика "высокая, стройная" почему-то напомнила несостоявшуюся жену. Собственно, Лиза ему не позвонила, он не позвонил ей - таким образом они как бы решили все свои проблемы. А все так хорошо начиналось! Ох, как хорошо!
- А все так хорошо начиналось! - вторил мыслям Олега Максим. - Она сначала и не замечала, что в квартире кошками пахнет - а потом: "У меня аллергия! У меня... Кошки! Ай! Ой!". Ну, мать кота на балкон и выдворила! А кот что - он взял и сбежал к соседям!
- А у нас у соседей кто-то кошку синей краской покрасил! - сообщил Олег, вспоминая, как оторопела сестра Ира, когда на их балконе появилось "нечто напоминающее кошку, только цвета несвойственного этим животным".
- Слушай, как эта красавица-королевна свалит, приходи, а? Посидим, поболтаем? - предложил Максим.
Олег коротко кивнул и завернул за угол. Максим пошел прямо. Так и расстались.
***
Нелегко продолжалась рабочая неделя и для Натальи Ильиной. Она устроилась в какую-то малотиражную газету штатным журналистом, жутко возмущалась по сему поводу и вздыхала, что получать стала раза в два меньше. Правда, начальник - "старый, еле дышащий тип", посмотрев на нее в первый рабочий день, сказал:
- А вы шо такая странная? Вы шо такая грустная?
А после этого он повторил дынные слова в отношении всех остальных коллег. А симпатичная молоденькая секретарша, чем-то напоминающая Барбару Страйзенд в роли звезды Бродвея Фанни Брайс, шепнула Ильиной:
"Мы спорили тут - был ли день, когда он не говорил это! Те, кто утверждал, что был - проиграли". Молоденькую секретаршу звали Надеждой, она была ростом примерно с Романову и так же странно, как и Ирина двигалась - бесшумно и очень-очень быстро. Немудрено, что она везде опаздывала.
Ильина за лето переосмыслила все, что происходило с ней за последнее время и глубоко вздыхала по поводу того, что состояние у нее было примерно то же, что и у лучшей подруги Иры весной. Глубокая депрессия. А потом один старый знакомый (не в смысле возраста, а времени знакомства, конечно) сказал:
- Сходи ты к Петьке Васильеву - ему нужны корреспонденты. Может и получиться.
Судя по состояние газеты, а конкретнее говоря, по состоянию той бумаги на которой она печаталась и того, что ее собственно печатало, - корреспонденты Пете Васильеву ("старому типу") очень были нужны. Иначе он рисковал в скором времени видеть свою газету в качестве туалетной бумаги. Правда, полотно сомнительного вида с очень слабыми статейками типа "Наш район" или "Как в нашем городе борются с тараканами" и так уже стоили на полрубля дешевле той самой туалетной бумаги.
И если бы на последней было хоть что-то написано - ее с удовольствием начали бы раскупать любители "оригинальной упаковки". Иными словами, Ильина была в самом худшем из положений - работающая, но несчастная.