Я
Знаю, что однажды в тебе родится желание оставить всё, что когда-то было, и услышать нечеловеческую музыку моего сердца. Когда ты не захочешь больше продолжать старую жизнь, разбей её и разведи огонь из острых осколков. Огромной птицей я упаду с неба и в зеленоватом пламени отражающегося в твоих глазах костра сожгу свои крылья. И тогда весь мир тихо заснёт, потому что больше не будет нужен, а мы останемся смотреть, как звёзды медленно гаснут в океане.
ихо, едва слышно шуршат старые часы. В пустой комнате только они и огромное кожаное кресло, и косые солнечные лучи в окно. Свет ослепляет, и не видно, что кто-то неподвижно, не дыша сидит здесь. Он ждёт, и для него есть только отчётливое тиканье часов; напряжённо, внимательно, закрыв глаза, ждёт. Рука на подлокотнике. Огромная, на всю комнату тень, густая, плотная. Чёткий, отрывистый стук часов, эхом отражающийся, скрип старого механизма, плавное движение стрелок. Шаги времени, мерные, неостановимые, воплощённые в пыльных сплетениях странных пружин и колёс, в высохшем дереве и стекле с трещиной. Откинутая голова. Чёрные, ослепительно-чёрные резкие тени, чем ярче свет, тем они чернее. Гулкий, оглушительный грохот часов, близкий, невыносимый - зажать уши руками, бежать.
непроглядно-чёрных тучах - ослепительные вспышки. Где-то там, наверху, со страшным грохотом лопаются в агонии небеса. Бесконечные потоки воды ревут, рушась на обречённый мир. Страшно?
хороводе теней вокруг лучика света попытайся увидеть красоту мира, в капле воды, внутри которой Солнце, Луна, мы с тобой, попробуй полюбить бесконечность малого, в пыльных вихрях, закрывающих сияние глаз того, кого ты ждёшь, научись принимать терпение и веру. Всё рядом с тобой - безумно, необходимо и прекрасно. Ты всегда видишь это, но не хочешь осознавать, что давно уже тебе тесно в рамках обычного. Ты сумеешь взлететь, мы с тобой это знаем, нужно только поверить и не бояться боли - ей нет места там, где небо и радость полёта, где под ногами в такт мыслям вращаются звёзды.
едленно, постепенно ниточки моих мыслей заползают в тебя. Они уже внутри, шевелятся, извиваются, завязываются узелками и скручиваются в маленький гладкий клубочек. Они опутывают тебя, оплетают, подчиняя тебя себе - и мне. Медленно, постепенно ты учишься видеть моими глазами, видеть то, что я вижу, видеть то, что я хочу. Скоро тебе уже не будут нужны собственные глаза, и они станут открываться всё реже и реже, но ты не потеряешь зрение, а обретёшь. Медленно, постепенно ты начинаешь слышать другие звуки - пение незримых, и биение ветра, и звон маленьких стеклянных колокольчиков. Я уведу тебя туда, где ближе звёзды, научу чувствовать и не жалеть об этом. Почему же ты не хочешь этого так, как я? Почему снова и снова мне приходится дёргать за верёвочки, чтобы помочь тебе двигаться? Ты знаешь, я не хочу боли для тебя, я люблю тебя, но ты не можешь иначе. Однажды я уйду туда, где живёт эхо, а ты не сумеешь, ты останешься - неужели тебе это нужно?
нутри - тихий плач виолончелей, и грохот барабанов, и электрические искры; величественно-пугающие звуки органа сплетаются в одно целое со стуком колёс и пением птицы. Музыка - волной мурашек по коже, может и баюкать, и вызывать страшные вихри. Её нельзя не заметить, иначе она разорвёт тебя на куски. Её нельзя оставить в себе - она умрёт. Отпустить её и наблюдать, как радугой мелькнёт в небе, и потерять навсегда, но помнить, как она родилась и жила в ладонях. Чувствовать музыку снова и снова, и пытаться показать её другому, и переживать неудачи, и любить её.
то может быть уверен, что знает? Почему мы живём так, будто весь мир - только огонёк на ладонях человека, давно изученный внимательным и чуть усталым взглядом? Быть может, за нашими спинами вырастают деревья, и тихо поют шелест листьев, и распускаются невиданными никем искрящимися, ломкими цветами? Быть может, стоит только заглянуть внутрь себя, чтобы увидеть странные, причудливые очертания сил, которые мы считаем удивительными? Мысли не дадут ответа, и нельзя понять это, можно лишь чувствовать, испытывать жажду новых прикосновений к тому, чего не замечают глаза. Нужно только открыть себя для этого хрупкого, неуверенного счастья, замечая оставленные кем-то мудрым и милосердным подсказки - в танце воды, танце огня, танце облаков.
азреши мне понять, зачем я хочу чувствовать твои волосы кончиками пальцев, разреши мне подойти и провести по ним ладонью, настороженно глядя в глаза. Разреши мне понять, зачем я хочу говорить тобой о пустом и бессмысленном, зачем хочу сказать то, чего не знаю. Разреши мне зажигать свет в твоих глазах каждое утро, и забирать его обратно, когда хочу. Разреши мне понять, как сломать то, что есть ради того, что может быть, разреши мне расправить руки и улететь, и забрать тебя с собой. Разреши мне вынуть иголки из кукол с моими лицами, разреши мне забыть эту боль и вспомнить другую - тебя. Разреши мне главное - разреши мне понять, кто ты и кто я рядом с тобой.
Белые стены и белые мысли.
Облучали их взглядами в окна и в спины, обнимали и снова бросали концы. Покрывали комочками пыли старинной, изучали и кто-то кричал: "Гордецы!"
Неразумно, но нежно расходовать нужно
бесконечный, безбрежный, осмеянный дружно
Не разбить, не украсть, не сломать!
жизнь не одну.
Истерично смеялись и глупо попались,
через край разливались, друг на друга кидались
вытирали налипшее одиночество.
Чёрных молний удар,
В тишине умирать
Хрупкие, чёткие,
|