рач снял перчатки и стал выписывать рецепт. Он пока еще не очень хорошо знал иероглифы, поэтому каждое название дублировал по-английски, чтобы не ошибиться.
-Поверьте, О-Сино-сан, я бы рад сказать, что это просто обострение чахотки. Но я давал клятву Гиппократа, и не могу врать пациентам. Попробуйте все указанные мной процедуры, обязательно лечитесь ртутью. Я знаю, о чем говорю, О-Сино-сан. Лечение может отсрочить смерть на весьма долгий срок. Но о полном выздоровлении, увы, и речи быть не может. И, конечно же, не советую Вам продолжать..кхм... работу. Она только ухудшит ваше положение, да и клиенты будут недовольны. Жаль, жаль такое говорить. Но Вы мудрая женщина, О-Сино-сан, Вы справитесь. А теперь вынужден откланяться.
Сидящая на краю кровати женщина рассеянно кивнула. Стоя в дверях, доктор чуть задержал на ней взгляд.
Кто бы мог подумать, что блистательная О-Сино, так самая несравненная куртизанка с белоснежной кожей, алыми крохотными губками, блестящими гладкими черными волосами, дорогими яркими одеждами на самом деле окажется... такой. Какая там женщина! Бедная больная девочка. И совсем она не красивая. Кожа землистая, нездоровая, края глаз и рта скорбно опущены, тусклые волосы прихвачены чем-то наспех, фурисодэ невразумительного цвета слишком большое, все норовит сползти с плеч, и она его постоянно поддерживает, выпрастывая их складок ткани птичьи ручки.
Врач не любил говорить диагнозы самому пациенту. Дело пациента - верить в то, что все будет хорошо, и бороться. А для остального есть друзья и родственники. Но какие, скажите на милость друзья и родственники у проститутки!
Доктор приподнял край шляпы (если женщина - не леди, это еще не значит, что можно перестать быть джентльменом) и вышел из комнаты. На лестнице остановился, чертыхнулся и принялся возвращаться. Вечно он забывает у больных пенсе. Купил исключительно для важности, на носу всегда их носить неудобно - вот и теряет постоянно.
-О-Сино-сан, я на секун... - мужчина открыл дверь и тут же несколько раз моргнул. Но диковинная картина не исчезла.
О-Сино по-прежнему сидела на кровати. Ничто в ее позе и лице не изменилось - только губы подрагивали. Женщина что-то негромко и очень быстро бормотала по-японски.
Но фурисодэ, то самое фурисодэ, которое было ей велико! Ткань болотного цвета как будто пошла рябью. Одна складка перетекала в другую, все это бурлило, вздымалось и оседало, изменялось - и в завихрениях ткани (ткани ли?!) можно было четко увидеть переплетенные тела, мужские и женские, как будто сведенные судорогой. Обнаженные спины, груди, ноги... Искаженные от страсти лица, анфас и профиль.
С глухим всхлипом, который получился вместо вопля, врач выбежал из комнаты, снова забыв о пенсне.
О-Сино проводила его быстрым незаинтересованным взглядом - и продолжила вспоминать свою жизнь.