Аннотация: Жил-был рыжий Грегори. Он был самым счастливым человеком на свете, потомцу что знал - жизнь длиннее, чем "никогда".
ГРЕГОРИ
До шестнадцати лет Грегори не видел ни одного дракона. Он вообще немногое видел в жизни, и гордился этом изо всех сил, невысокий крепыш с копной рыжих волос. В его комнате жил карликовый лев и семейство кроликов, из-за которых руки у Грегори были вечно исполосованы шрамами. На обед был подгнивший салат с ближайшей помойки, завтракать не было времени, а ужинать - сущий снобизм. На праздники появлялась морковь, и кролики, выстроившись по росту, просительно поднимались на задние лапки. Грегори вздыхал, нюхал вдумчиво яркий огрызок, и совал по кусочку наглым попрошайкам. Лев улыбался и пас кроликов долгим взглядом.
Мальчик отлично знал, что город живой, и сокрушался, что они друг другу не представлены, и грустно сидел на подоконнике, в то время как другие дети шатались по улицам и пробовали летать. Он думал, что довольно закурить или влюбиться, чтобы получить право на все двери. Он и сам толком не знал, на что получит право, маленький человек с кудрявой головой, куда щедро насыпалась рожь, медь и ржавчина. Наконец ему повезло. В школе появилась новая учительница.
Она стремительно вошла в классную комнату и захлопала в ладоши. Дети обернулись на шум. Грегори как всегда мастерил и не поднял голову. Что за новость! Учительница... между прочим, их класс не всякий выдержит. Мальчик фыркнул и прижал большим пальцем непослушный винтик.
--
Меня зовут Ардиаль, - прозвучал низкий приятный голос.
Грегори вскинулся, как подстреленный, роняя свои заготовки, и уставился на учительницу, приоткрыв рот. У доски стояла молодая темноглазая женщина в коричневой шерстяной накидке, какие носили разбойники лет двести назад. Тогда, говорят, их преследовали, кровопролитные погони чередовались с коварными доносами. Лицензии на грабёж придумали гораздо позже.
- ...Знак единый. Знак испускает семь лучей, из каждого рождаются ещё двенадцать, так продолжается, и каждый знак рано или поздно находит своего человека. Не следует разделять знаки на времена года или десятилетия, они неподвластны исчислениям, которые ведут люди. Знаки свиваются в узор вне пределов нашего понимания, и каждый знак идёт своим путём точно так же, как человек. Следует знать, что они встретятся на пересечении дорог, будут озарены друг другом и продолжат путь в одиночестве - иными...
Урок шёл как в тумане. Грегори неотрывно смотрел на женщину возле доски, ловил её лукавый взгляд и тушевался. Она была похожа на все чудеса мира вместе взятые, в ней молоточками стучали колёса древнеримских дорог и кайла греческих ваятелей, приключения, степная пыль и бесконечный ветер. Раз или два Грегори почудилось, что не плотник Иосиф строгает люльку, а кряжистый бородач, ошалев от солнца, сколачивает грубый крест. Одежда на нём взмокла, уродливыми буграми вздуваются мускулы на спине - и бросил бы, но приказ... Грегори ругал себя неслышным шёпотом и старательно записывал неинтересные слова.
Когда урок закончился, дети выбежали в коридор, а Грегори всё сидел, не в силах справиться с гулом в ушах, и улыбался глупой улыбкой. Ардиаль быстро подошла к нему, плюхнулась рядом на стул, усмехнулась и поцеловала Грегори прямо в губы.
Они бежали по мостовой в самом центре города, взявшись за руки, наперегонки карабкались по узкой лесенке на крышу, где собралась очередь, и сине-зелёный дракон в фиолетовой сбруе добродушно мотал хвостом. Грегори сперва оторопел, а потом, когда когтистые лапы оторвались от пристани, кричал что-то навстречу потокам ветра, лёгкий и счастливый, как никогда, а справа и слева бились крылья. Сделав над городом круг, дракон заревел и опрокинулся в море ночных огней. Грегори моргнул, и огни смазались лохматой радугой. Дракон хохотал, выписывал дикие траектории в ночном небе, люди взвизгивали, а водитель, махнув рукой, откинулся в своём сидении.
--
Это просто традиция. Ты должен понимать.
--
А зачем нам её слушаться? Останься! Зачем мне маленький бриллиант, если я могу заполучить живую радугу в полнеба? Останься!
Грегори был так мил, так наивен, что Ардиаль в конце концов пожала плечами. Это было не так, как она привыкла, прошло уже полгода, но Грегори носил её на руках и плевал на все традиции. Он даже заплёл тридцать две косички в знак женитьбы, и Ардиаль усмехалась тяжело и непонятно. Потом узнала, что беременна, и жалось хлынула в сердце, острая и неизведанная жалость к самой себе. Казалось, раньше ножом обрезала всё, что не к лицу, а теперь мир ей протягивал руки и смеялся. Солнце всходило каждый день, реки небесные плескались под окном их двадцать первого этажа, и знаки находили своих людей просто так, без долгого поста и сложных астрономических расчетов. Эту квартиру Ардиаль купила в прошлом году, и чувствовала себя в ней неплохо, но стены ожили только теперь, с появлением Грегори. Ардиаль чувствовала смутный стыд из-за этого.
--
Почему для тебя всё так просто? Разве люди напрасно жили столько столетий, многие поколения твоих предков жили и стоили, чтобы ты канул в пещерный век, предав традиции?
Грегори улыбался беспечно. Он резко вытянулся, похудел и приобрёл привычку добираться домой бегом. Каждый вечер он врывался в квартиру мокрый, запыхавшийся, высыпал выручку на стол и совал ей букет ужасных полевых цветов. В этом Ардиаль усматривала особое плебейство. Он коротко вздыхал и воровал для неё охапки нарциссов в королевском саду.
- Есть разные дела.
Он сидел на подоконнике, сгорбившись, и водил пальцем по стеклу. Оставался радужный след. - Мне кажется. Людей много. Одним радость. Другим жёлуди.
--
Какие жёлуди? - тяжело поразилась Ардиаль. Она лежала на диване, сомкнув руки на выпуклом животе, и морщилась. Его жизнь, которой она стала жить в последние месяцы, претила всему тому, что составляло её характер. А главное, эта несуразица, что всё просто.
--
Знак единый, какие жёлуди?
--
Счастье занимает всю душу. По горлышко. Тебя не очень много остаётся. Ну вместится одно дело, ну два. Больше пихать - несуразица выйдет. Музыкант, что на скрипке играет, не должен сам той скрипкой быть, чтоб музыка звучала. Вот...
Ардиаль охнула и схватилась за живот. Грегори соскочил с подоконника и подозвал кивком телефонную трубку.
- Вот. Ты родишь. А я буду волноваться, бегать, суетиться, платить, плакать, предполагать и бояться.
Дарки. Крохотный красный комочек запищал на руках у Грегори. Малыш дался Ардиаль нелегко. Женщина была очень слаба, ненавидела эту слабость, хрипло кричала на врачей и швыряла в Грегори его скромными подарками. Как только поднялась на ноги, указала ему на дверь. Грегори заложил свою мастерскую и купил у Ардиаль их квартиру. Маленький Дарки постоянно мёрз и жалобно плакал. Грегори перевёз из комнатёнки в трущобах своих кроликов и льва, и они засыпали все вместе на широкой постели. Солнце всходило каждый день, и реки небесные изгибались в воздухе, плывя - каждая по своим делам. Между десятым и двадцать первым этажом сиял столб водопада. Грегори забросил мастерскую, достал кипу исписанных школьных тетрадок, и начал собирать по кусочкам роман.
--
Я был эльфом.
--
Зачем? - с любопытством спросил Грег. Он много ездил по миру и описывал в своих книгах то, что видел. А так как видел он предельно просто, его книги любили тысячи людей.
--
Не зачем! - возмутился Дарки, худой как щепка двенадцатилетний подросток с длинными гладкими волосами. Они казались чёрными, а в солнечных лучах отливали медью с мёдом. - Я был эльфом, главным ювелиром белого замка. Началась война, я возглавил свою армию и погиб. Туда вернуться больше не мог. И выбрал тебя и её, чтобы родиться. Тебе непонятно, пап?
--
Вроде понятно всё. Хочешь компота?
--
Да. Слушай, купи мне куртку!
--
Ещё одну? Сказал бы вчера, чтоб дважды не ходить. У меня от этих магазинов голова кругом.
--
Вообще-то... просто новую куртку. Ту сожрал лев. Он притворяется на самом деле!
--
Да... - Грег почесал зверя за ухом. Лев появился тихо, как всегда. - Он не очень карликовый!
--
И не сильно лев, по-моему, - сказал Дарки.
--
Боюсь даже предполагать, что это такое, - пальцы Грега
нащупали под шелковистой шкурой на загривке два плотных узелка. Лев широко зевнул, укоризненно взглянул на него и поплёлся регулировать кроличье поголовье.
Дарки сбежал из четырёх школ. Грег каждый раз узнавал об этом последним. Его сын ночами гонял на мотоцикле, одетый в лаковую кожу и стальные шипы. Грег одобрял всё, кроме одежды. Потом Дарки увлёкся металлом, выучился играть у спившегося ударника и создал свою группу. Он стал одеваться менее радикально, и Грег успокоился. Ребята победили на паре-тройке конкурсов, взлетели по лестнице успеха вверх тормашками, и тут Дарки заявил - не хочу! Амбиции столкнулись с жадностью, произошла череда скандалов, и группа раскололась. Гитарист и певица остались с Дарки, остальные музыканты целый год гремели в прессе и на модных вечеринках, а после незаметно сошли на нет. Дарки же учился играть с таким упорством, как никогда в жизни. Буквально силой он привёл солистку Тшор к нищей бабусе, которая некогда блистала на оперной сцене, и с большим трудом договорился об уроках. Гитарист был великолепен сам по себе, ему Грег заказал гитару у известного мастера. Тот запросил столько, что Дарки остался без презента на день рождения. Газеты славили его капризность. Дарки тщательно выбирал сцены и аудиторию, с ходу отвергал предложения, где требовалось его имя, а не комозиции, и добился того, что трио стало внегласной элитой. Его ценили люди, считая от трёх заклёпок в голове, посмеивался Дарки. Грег только слабо охал, узнав, какова сумма очередного отвергнутого контракта, а на другой день предлагали больше и лучше. Дарки пояснял, что это чистый кураж. В девятнадцать лет он не имел никакого образования, зато имел мировую известность и личного дракона.
Лев громко выл по ночам. Злые, встопорщенные Грег и Дарки выскакивали из своих комнат и старательно чесали ему спину, откуда копьями торчали слипшиеся перья в противной пергаментной плёнке.
Грегори увидел Ардиаль, когда выходил из киностудии. Только что он забраковал режиссёра, что собирался зверски покромсать его сценарий. Мнение Грега оказалось решающим, и он весьма несолидно хихикал, вспоминая, как багровел от бессилия тот бык. Красавица в модном костюме прошла мимо него, так и не заметив. Грегори понял, что сейчас кинется за ней, станет на колени и будет умолять... вернуться. Боль резанула его изнутри, на глаза навернулись слёзы. Он выскочил из ворот киностудии и бежал, пока не оказался в трущобах своего детства. Здесь многое изменилось, однако на заднем дворе за бывшей его комнатёнкой оставался пустырь. Грег проплакал до вечера, сидя на размокшем глиняном откосе. Солнце село, а вместе с ним закончились и слёзы. Грег неподвижно сидел на пустыре всю ночь и желал счастья своему сыну. Изо всех сил. Рассвет гибко протянул руку между ободранными стенами и потрепал его по волосам. Грег поднялся на ноги, махнул новому солнцу и от души рассмеялся. Он понял, что ни жизнь, ни знаки не стоят на месте.
Двадцатилетний Дарки замысловато выругался. Бокал вина, оставленный на балконе, покрылся инеем и треснул у него в руке. После вчерашней вечеринки в голове гудело. Грегори чопорной скульптурой возвышался среди беспорядка со своей любимой чашкой в руках, и Дарки с грустью понял, что убирать ему придётся самому. Глубокий январский снег располагал к прогулке. Реки висели в небесах ледяными колоннами. Дарки натянул меховые рукавицы и нагрёб в карман орешков. Дракон ждал его на крыше дома, Тшор возле фонтанов.
--
Папа?
Грег передёрнул плечами и плеснул себе в чашку кипятка.
--
Ты хочешь мне что-то сказать?
--
Ты не будешь... следовать традиции?
--
О знак единый, нет, конечно! - взвыл Дарки театрально. Мне твоего счастья не надобно.
--
Спасибо, родненький, - оскорбился Грег.
--
Не за что, - кивнул Дарки. - Чтоб чёртова традиция решала за меня, когда и с кем? Сейчас. Эх ты, консерватор...
--
Да нет, вообще-то, - встрепенулся Грегори. - О том и речь. Дарки, я... полюбил мужчину, и хочу, чтобы он жил с нами.
Дарки округлил глаза.
- Папа... - сказал он медленно, - когда ты мне что-то запрещал?
Схватил сумку и выбежал из кухни. Грег пробормотал что-то о безнравственной молодёжи. На кухню вошёл понурый лев. За ним волочились грязно-белые крылья. Только у самой спины они напрягались и вздрагивали, чтобы тут же снова обвиснуть.
- Ррр-раааа-ууу, - пожаловался лев. Внезапно правое крыло конвульсивно выстрелило к потолку и сшибло светильник. Лев замер с поднятой лапой. Крыло продолжало стоять. Вдруг с резким шелестом перья развернулись веером, сложились, опять развернулись - и крыло опало, прежним подобием пыльной тряпки. Лев подумал и стащил со стола котлету.
Тау был водопроводчиком. Он следил за тем, чтоб никакая река не врезалась в жилой дом или трассу, даже во время сильного паводка. Когда воды прибывало слишком много, и реки становились похожими на заплетенные волосы, Тау пел свои песни, стоя в лодке, и коса расплеталась на много ручейков. Он вёл ручеёк на прицеле волшебной палочки, покуда не находил, куда тот может влиться, и тогда лишь отпускал. Тау тоже любил сидеть на подоконнике, а ещё напевать себе под нос, распутывая плохие мысли так, чтобы этого никто не заметил. Однажды Дарки предложил ему аккомпанировать. Грег в это время стоял на балконе, и через пять минут влетел в комнату с диким воплем: он увидел, что над домом стремительно закручивается водяной смерч. Поганец Дарки лицемерно извинился, заиграл по-другому - и вскоре смерч развился на десятки рек, смирных, как овечки.
--
А что? - возмутился он, когда понял, что белый, как мел, Тау смотрит на него пристально и нехорошо. - Мне было интересно попробовать! В конце концов... - он всхлипнул, - ведь жизнь окончена.
--
Что?! - Грегори прыжком оказался рядом.
--
Папа - я женюсь. На Тшор. Она будет жить с нами.
Оглушительно, - прокомментировал Грег. - Тау?
--
Я... у меня есть сын. Ему два года. Я подумал, может...
--
Тау?!
--
Традиция...
--
Идиот!
--
Бревно!
--
Скотина!
--
Неси!!!
Свадьбу отметили на широкую ногу. Сразу же после неё Дарки с молодой женой укатили в турне. Грегори уехал в джунгли, Тау остался в квартире, приглядывать за сыном, его курицей, львом и драконом. Кроме того, он не мыслил себя без работы. Но прошёл месяц, и Тау, взяв на службу няньку с крепкими нервами, рванул в тропики следом за Грегори. Вернулись они нескоро. Оба сияли, как начищенные монеты. Лев попытался не пустить их домой, мотивируя свой поступок грозным рычанием. Грег осторожно погладил любимца. Лев замурлыкал и пошевелил крыльями.
--
Есть кто дома? - позвал Тау.
--
Неужели. Не запылились, папы! - Дарки выглянул из-за угла. - Тсс...
Но было поздно. Из детской раздался разноголосый плач. Тау переглянулся с Грегори, и оба кинулись на звук. Чернявые девочки-двойняшки сидели в кроватке и орали во всё горло. Трёхлетний Малки, толстячок с золотистыми волосами, тоже орал и завывал с явным удовольствием.
--
Поздравляю... дедуля, - съехидничал Тау и бросился бежать от греха подальше.
Лев, очевидно мнящий себя охраной и опорой дома, развернул мощные крылья и устремился за ним. Грег изловил его за лапу, отчитал и вытолкал за окно. Лев поймал ветер в крылья, укоризненно глянул на хозяина и полетел гулять. В прихожей послышался шум и голос Дарки - это вернулась Тшор. Грег улыбнулся, зашёл в спальню и тихо прикрыл за собою дверь. Тау сидел на подоконнике и водил пальцем по стеклу. Грег примостился рядом, улыбнулся и поцеловал его в губы.
Прошло много времени.
Малки уехал в Сербию разводить кур, строго-настрого наказав отцам заезжать в гости не чаще пары раз в год.
Грегори видел ангела и построил город.
Тау, который старше его на десять лет, полностью поседел, отпустил волосы ниже лопаток и стал похож на короля. Они любят сидеть рядом и молчать, глядя на свой город.
Дарки и Тшор с гитаристом собрали коллекцию музыкальных наград. Их дочери терпеть не могут металл, зато гениальны в математике.