Лауве Влад : другие произведения.

Посторонние шумы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:

  Глава 1
  
  Реальность дала сбой. Тяжелым амбарным замком, с грязно-ржавой дужкой, она намертво установилась в положении - закрыто. Сегодня я снова потерял грань между настоящим миром и кошмарным сновидением.
  Протяжно, и со свистом вздохнув, я открыл закисшие глаза. Еще одна ночь, словно прожитый год, осталась позади. Медленно огляделся, задержав взгляд на мебели. Уставился на зеркало, большое, старое. Серебряная краска на нем уже сильно облетела, рваными дырами усеяв поверхность. Я лежал и пялился, надеясь увидеть в отражении кого-то, кроме себя. Глупо я наверное, выглядел в тот момент. В зеркале отражалась мятая кровать, которая не видела девушки уже очень давно. Ты слишком странный - говорили они, - извини парень. В зеркале был только я, тот самый странный, чуждый и, пожалуй, не нужный никому. Грустный взгляд, мутные глаза, перегар изо рта. Я лежал и смотрел на себя, с каждой секундой надеясь, что зеркало лопнет, став беспорядочно блестящей паутинкой. Но по закону подлости оно не лопалось, уже почти 5 лет, с тех самых пор, когда я зачем-то купил его у какого-то бомжа. Отвел взгляд, зажмурился и рывком сел. Кровать со скрипом прогнулась. Закружившаяся голова не позволила подняться сразу. Я прошелся босыми ногами по холодному ламинату к окну. Приложился потным лбом к ледяному стеклу. Сегодняшнее утро мало чем отличалось от вчерашнего. Все тот же туман, плотный, непроглядный. К обеду он рассеется, но сейчас густая пелена окутывала строения и людей, заполняя дымкой центральные улицы города. Конечно, возможно это дым от пожара из соседнего дома, горелые булки в печи или замкнутая проводка в старом проводном вибраторе старухи-соседки.
  Солнце, работающее на небосводе в пол силы, блестело белым, размытым пятном. Город еще не проснулся, было довольно рано. Но знали бы вы, как центр Новой Англии закипит через несколько часов. Люди-муравьи будут спешить в аэропорт, на работу, к женам со съемных квартир. Маленькие, черные, юркие точки. Наступить сверху армейским сапогом, и не поднимая ноги, размазать по брусчатке. В конце рабочего дня люди-муравьи поспешат назад: домой, в бар, на съемные квартиры, туда где ждут. От верных жен - к молодым подругам, от верных мужей - к друзьям старшего сына. Налитые кровью глаза, вздувшиеся вены, выпирающие желваки - это мило. Это эстетически красиво. В висках боль, в штанах эрекция.
  
  Я странный? Ну не знаю, в любом случае у меня есть желание с вами поспорить. Зачем любить людей, если не хватает времени на себя? Смирение - противоречие. Не гладьте меня по голове, бейте сразу в нос. Не нужно лишних слов, просто заляпайте мне кровью свитер. Замочить вещи в холодной воде - потереть чистящим средством - повесить сушиться. Одеть чистый свитер на встречу с Вами. Пахнет морозной свежестью. Нравится? Давай, бей, заляпывай.
  Несмотря на свою серость, дымку и холодный, противный ламинат - это утро началось вполне удачно. Не считая того, что я снова проснулся от кошмара. У меня уже почти целую неделю не было приступа. Ни единой потери сознания или позорного обоссывания брюк. Мои "мокрые" ночки оставались секретом даже для друзей. Ни Адо, ни Энди не догадывались, что я ссусь без причины. Да и не к чему им это знать, таким обычно не хвалятся.
  Я прошел на кухню, хлебнул холодного чая. Проверил санузел, углубившись в чтение Boston Herald. Пролистал газету до конца, в надежде найти постер с сисястой девкой. Неудача, не тот формат.
  Наконец, полностью собравшись и одевшись, натянул бейсболку и вышел из квартиры.
  В нос ударил резкий запас застоявшейся мочи. Вонь шла из соседней квартиры. Миссис Лоренс - хозяйка, была ярой кошатницей. Десяток вечно орущих по ночам котов, зассали ей, пожалуй, всю квартиру. Не обошли стороной и сам подъезд. Вонючие, меченые стены, пятна высохшей мочи, вопящие котята в коробках из под обуви. Кошки орали под топчущими их самцами, от их колючего члена. Меня это жутко бесило, ведь больше людей, я ненавидел только животных.
  Время от времени, я заполнял ее почтовый ящик дерьмом, которого в подъезде было предостаточно. Набивал ей шариков почти под самый верх. Я пломбировал ее замочную скважину пластилином, монтажной пеной, эпоксидной смолой. Вспарывал кожаную обивку двери и заливал внутрь соленья. Знаете, как бобы в чесночном соусе смердят пропитывая поролон? Однажды в коридоре на первом этаже она оставила свои очки, мне хватило пары минут, что бы хорошенько покрыть их хорошим слоем из перечного баллончика. А если на пути мне попадалась хоть одна животина из ее коллекции, то я хорошим ударом ноги, запускал ее в полеты. Пролетев пару метров, кошка шмякалась на пол и затем молниеносно исчезала в подвальном помещении. Тачдаун.
  А уж как били меня - это отдельная история. Молча, кучей, иногда в открытую. Ловили в коридоре, вышибали зубы - плевался в них зубной крошкой, смеялся. Иногда тайно, за почтовым фургоном, ночью. Накинут тряпку на лицо, или мешок какой-то, и битой по бокам, да по спине. Ребра сломаны - дышать сложно. Губу порвут - и шлюхе не отлижешь.
  А в больницах встречали, как старого знакомого, некоторые даже улыбались. Ждали наверное, когда уж забьют, чтобы глюкозу не тратить. Скатившись кубарем с Мак-Кинли, внизу меня встречала бетонная плита.
  Изгой? Нет, что вы! У меня даже друзья были. И пообщавшись со мной, вы подумаете, что я вполне обычен. Такой же серый, как и толпа. Как и ты.
  
  Но мне было весело от своего безумия. В сентябре прошлого года, на черном шевроле профессора МакБрайта, гвоздем начертил закон Шарля. Старый физик особенно любил этот закон, теперь формулой на полированной машине, можно было любоваться почти с тридцати ярдов.
  А месяцем позже, вместе с Адо, поломали пальцы на руках у двух пианистов, из музыкальной школы, недалеко от дома Пола Ревира, героя американской революции. Сухие длинные пальцы хрустели, будто хлопья быстрых завтраков, только из - за того, что долговязые музыканты с рассыпанными по лицу угрями, были одеты в форму фанклуба Баффало. Адо, как известно, был ярым фанатом Бостонских мишек. И когда он заставил двух рыдающих парней надеть друг другу, на поломанные руки перчатки, я сидел на корточках рядом и скалил зубы. Мне действительно нравилось то, что я видел.
  Не обходилось и без грабежа. Чаще всего нашей целью были магазины бытовой техники. Зеркальные поверхности и матовые отблески, манили меня, будто наркотик. В потертый фургон Энди шло все, что попадалось под руку - от электробритв до стерео центров. Нервно сжимая потными ладонями рулевое колесо, Энди смотрел за обстановкой. Мы ни разу не попались на грабеже, будто ведомые кем-то. Видимо даже у таких отморозков как мы, есть свои ангелы-хранители.
  Но в камере я сидел, вот только больше по мелочи. То за разбитое лицо швейцара, на входе отеля Red Roof Inn, то за сорванное собрание Евангелистов, то за инцидент в Бостонской городской библиотеке. Когда посреди читательского зала, я наложил кучу содержимого дистального отдела толстой кишки, и подтерся листом из книги Энди Уорхола. Словно тигр в заповеднике, я был и на воле, и одновременно под присмотром. За мной следили, наблюдали, принюхивались. Эдакий кусок дерьма на пшеничной лепешке.
  Очень часто мне хотелось выйти на оживленную круглыми сутками трассу 93, одетым в классический костюм-тройка, и в лакированные ботинки от Бруно Мальи. Перелезть через оградку и спрыгнуть на раскаленный покрышками асфальт.
  Вскинуть руки вверх, в стороны. Навстречу несущемуся фритлайнеру. Взглянуть в глаза водителя грузовика, увидеть в них мимолетную растерянность. Разглядеть в них отражение стоящего посреди трассы придурка, изображающего морскую звезду. Улыбнуться, едва подняв уголки губ и закрыть глаза.
  Немного о том, как попасть в вечерний выпуск новостей.
  Моя частичка навсегда засядет у Вас в сердце, словно заноза. Другая частичка так и останется на красном, полированном капоте грузовика, греться под солнцем Новой Англии, пока водитель-дальнобойщик не отскоблит ее отверткой.
  Давайте знакомиться, я Рэй.
  
  
  Глава 2
  
  Будущее человека предрешено, еще с самого его рождения, но дорогу, по которой он идет к своей судьбе, человек выбирает сам - кажется так говорят псевдофилософы.
  Конец один, и путь к нему один. Мы все умрем, кто - то в утробе, кто - то шаркая ногами в доме престарелых. Один умрет от побоев, другой - от разрыва сердца после ночных кошмаров, третий - подобно тюремной мыши, сгниет в камере-одиночке. Кто знает, может, это буду я. Или ты.
  А пока я жив, я хочу, что бы вы запомнили меня. Хочу засесть у Вас мозгу, как те голоса засевшие в моей голове.
  - Больной ублюдок - говорите вы - да чтоб ты сдох.
  Улыбаюсь.
  Вы верите в знаки? В те, что разбросаны у вас под носом. "Конец близок" - шепчет нам афиша фильма. Подхожу, беру рекламку - "Спаситель уже рядом, у людей появился шанс". Сминаю рекламку в руке, выкидываю. Через минуту возвращаюсь, подбираю, сую мятую бумажку в карман. Дело говорят.
  
  У Логана долго не открывали дверь. Постучался вновь, наконец в проеме появилось сморщенное лицо его тетки.
  - Чего надо?
  - Я к Логану. Он дома?
  - Наверху - она прыснула, - где ж ему еще быть?
  В комнате пахло потом, Логан сидел на продавленном красно-белом матрасе, и смотрел куда-то вдаль, почти не двигаясь.
  - Привет Рэй - сказал он - садись куда хочешь.
  На деле, это оказалось сложнее. Повсюду валялись грязные вещи: упаковки от чипсов, журналы, трусы с подозрительными пятнами. Я остался стоять.
  - Чего нового?
  - Вчера опять приходили приставы, описали имущество - забрали телевизор, - вздохнул Логан, поправил сальные волосы - теперь совсем скучно.
  - Если бы не они, его бы пропила твоя тетка.
  - И то верно, - он удобнее устроился на кровати, заерзав на матрасе всеми тремя сотнями фунтов. Кровать жалобно заскрипела под ним. Сильнее запахло кислым потом.
  - Когда последний раз на улице был? - поинтересовался я.
  - Уже и не помню, да и что мне там делать? Ты посмотри на меня, с кровати не встать - тяжело, да и на лицо я - сам видишь.
  Я посмотрел на него, он был жирным ублюдком, настолько, насколько я был аморальным. Жиденькая щетина неравномерно покрывала пухлые щеки, волосы патлами спадали на лоб, заячья губа обнажала желтый налет на передних резцах. Логан был таким настоящим, наверное, именно поэтому, я не испытывал к нему ни ненависти, ни жалости. Немного уважения за его отчужденность и естественность. Его не любили за пузатый кошелек, или за десяти-дюймовый хрен в ледяной воде. Его не любили за то кто он. Его вообще не любили.
  Я приходил к нему посидеть и отдохнуть. Молчать с ним, чувствуя внутреннюю схожесть, ощущать единение. Я активный социальный мусор, он пассивный.
  - Как твои приступы?
  - Неделю уже нет, может полторы.
  - Рад за тебя - Логан мотнул ногой, задел стоящую под кроватью больничную утку - но к врачу, я думаю, ты так и не сходил.
  - Они отменят нейролептики, я этого не хочу.
  - А доктор Саймон? - Логан поправил волосы - многие хвалят его.
  - Многие хвалят бар на углу улицы, про вашего Саймона я не слышал, да и желания нет.
  - Ну зря ты так, проблемы надо решать.
  Меня начал выводить из себя весь этот разговор. Пустые обсуждения моего здоровья. Какое ему дело до моих проблем?
  - Хотя бы попробовать, - продолжал тот - и кошмары твои постоянные. Попробуй.
  - Логан, иди в жопу - я направился к выходу.
  - Ну вот, опять твои эмоции, - он вздохнул - погубят они тебя Рей, вот увидишь.
  Я поднял кулак с выставленным средним пальцем перед его лицом. Подержал с пару секунд, затем развернулся и вышел из комнаты.
  Я вернусь к нему, он прекрасно это знает. Если бы мне давали по плитке шоколада, за каждую с ним ссору, мой зад давно бы уже слипся. Не можете принять меня, такой, какой я есть - прощайте. Логан принял меня. А может, у него просто не было выбора.
  Перед выходом хлопнул входной дверью, тетка Логана подняла на меня мутный взгляд, что-то пробубнила под нос. Уже через секунду принялась заниматься привычными делами: вернулась к бутылке, продолжила мусолить во рту дешевые сигареты.
  
  Я прошел мимо перекупщиков, подняв им руку в знак приветствия, они ответили тем же, кивнули. Завернул за угол Harris Street, обошел дом, как вдруг уровень шума усилился. Улица загудела, витрины непривычно завибрировали. На глаза стала наползать темная, густая пелена. Откуда-то взявшийся в горле ком, увеличился до размеров бейсбольного мяча. Звон оглушал, казалось будто от него вот-вот лопнет голова. Я упал на четвереньки, принялся ползти обдирая колени. Гудение было повсюду, лицо побагровело от прилившей крови, на лбу и висках набухли вены. Желваки прорывали кожу на скулах. Я перебирал руками по асфальту. Была четкая уверенность, что через пару секунд голова взорвется, забрызгав дорогу серым веществом. Пелена стала совсем черной, я полз наугад, потеряв ориентацию в пространстве. Прополз еще несколько сантиметров и потерял сознание, распластавшись на холодной земле.
  
  Очнулся я через несколько минут, в луже собственной блевоты. В десяти метрах стоял маленький мальчик, не моргающим взглядом смотря на меня.
  - Пошел отсюда - прикрикнул я.
  Ребенок дернулся, и скрылся за углом.
  - Приступ - пронеслось у меня в голове.
  Он стал сильнее, чем раньше, продолжительнее. Шум в голове еще полностью не стих, в ушах слышалось гудение, будто кто-то шептался за спиной. Ближе, прямо в голове. Там сидел он, с редкими и пожелтевшими крыльями за плечами. В моей голове, с обшарпанным нимбом сидел Иисус, шептал мне, смеялся, переживал со мной мои грехи. Хвалил меня, гордился мной.
  - Отец мой, прими раба земного, сына своего.
  Порой Он становился слабее, разговаривал со мной тихо, еле слышно, тогда его место занимал Сатана. Крепкий, жесткий, он плевался желчью, был моим негативом, темным прошлым и настоящим. Загляните мне в глаза, присмотритесь. Видите его?
  
  Я, Рей Фосси, был лишь оболочкой, мыльным пузырем в ветреную погоду. Каждый порыв уносил меня все дальше. Наткнувшись на ветку, собачий хвост, автомобильную антенну - пузырь лопнет.
  Я был носителем, избранным, и засевшие внутри, зависели от меня.
  Конец мой был прост, надо было лишь найти хвост старого пса, радиоантенну машины или торчащую ветку дерева.
  
  
  Глава 3
  
  "Вечная Личность Бога и Его Царство,
  и временный материальный мир с полубогами, людьми и животными,
  и Личность, которая это знает оба вместе -
  благодаря знанию материального мира - смерть превозмогает,
  а благодаря знанию Царства Бога - бессмертием наслаждается".
  (Шри Ишопанишад, мантра 14).
  
  Лею я встретил осенью 2003 года, в парке Бостон Коммон. Встреча, которая поставила под удар безмятежную жизнь отморозков.
  Я лежал дома на диване, боковым зрением поглядывая в мерцающий ящик. На голубом экране Джей Лено развлекал публику, обсуждая новый наряд Пэрис. Тряс седыми локонами, потирая огромный подбородок.
  Такими скулами, можно лущить орехи. Мерзкий тип, мерзкое шоу. Недолго думая, я выключил звук. Через мгновение, выключил и сам телевизор.
  В коридоре послышались шаги, входная дверь распахнулась, в квартиру вошел Энди.
  - Что за день? - он прошел к холодильнику, открыл, стал изучать содержимое, - уволили меня опять, и двух месяцев не продержался.
  - Что натворил? - я поднялся с дивана.
  - Ничего, начальник невзлюбил - Энди достал недоеденный сэндвич, надкусил.
  - Придирался, отчитывал постоянно, одним словом - гнида, - продолжал он.
  - Чего думаешь дальше делать?
  Энди посмотрел на меня и улыбнулся желтоватыми от табака зубами. Улыбка была недобрая.
  Он мог с успехом играть в кино, каких-нибудь, скользких типов вроде Уокена, Готтфрида или молодого Кристофера Ли. С зализанными назад сальными волосами и лицом змея искусителя, он бы явно взял Оскара, которого я бы лично вынес ему на сцену.
  - Есть идеи? - спросил я его.
  - А когда их не было.
  
  Эфисио Корти вышел из своего ресторана, закрыл замок на два оборота. Махнул кому-то на прощание рукой, и ничего не подозревая отправился пешком через парк к автостоянке. Сутулые фонари, облепленные беснующейся мошкарой, освещали утоптанную тропинку. Мы поспешили за ним. Адо бежал чуть впереди с небольшим рюкзаком за плечами, за ним Энди, тяжело дыша на бегу. Я замыкал процессию.
  - Какие действия? - бросил на ходу я, - Избиение, грабеж?
  - Я зря молоток в рюкзаке таскаю? - обернулся Адо - Калечить будем.
  Энди ухмыльнулся.
  - Маски хоть взяли?
  - Конечно, - я протянул каждому по балаклаве.
  - От таких лицо потеет.
  Воспитанный женской мохнаткой, тягой к бутылке и социальной нестабильностью, Адо был своим парнем. Частотой пулемета Льюис, он выплевывал безумные идеи.
  Наш Каин.
  То свой в доску, улыбчивый и веселый, то забитый, дикий. Неадекватный.
  Два года назад его уволили из одной офисной компании, с должности "подай-принеси". Без выплаты аванса, с шушуканьями за спиной. Оставить все как есть, он не мог. Почесал эспаньолку, задумался, притащил нам по канистре.
  - Отливать в нее, - указал он нам с Энди - желательно прямо до краев.
  С энтузиазмом, точно по расписанию, содержимое моего мочевого пузыря, мигрировало в пластиковую емкость.
  От меня не убудет. Хоть гуппи запускай.
  А когда канистры были полны, Адо поблагодарив, забрал их.
  - Дверь в бойлерной вскрылась с первого раза.
  В подвальном помещении, мочу слил в одну канистру побольше, перекрыв основную подачу воды. А мочу наоборот подключил к центральной системе пожарной безопасности.
  - И осталось только поднести спичку - за бутылочкой Beck's рассказывал он нам.
  Спринклерные оросители затрещали под напором воды. Через секунды, промыв трубы, вода поменяла цвет на желтый.
  - Ей богу, прямо золотой дождь.
  Частичка меня.
  Мокрую документацию можно переписать и восстановить, но вот резкий запах аммиака, не выветрится из офиса еще долго.
  
  Мы натянули лыжные маски. Напоследок, через прорези для глаз убедились, что поблизости никого нет.
  Я подбежал к бывшему начальнику Энди, и ударил его по затылку. Тот нырнул вперед, упав на листву мешком, беспомощно вскинув руки.
  Энди подбежав, ударил того мыском ботинка в лицо. Адо начал ногой отбивать почти.
  Сегодня вечером, видимо сходишь по-маленькому кровью.
  Эфисио захрипел.
  - Пожалуйста, не надо, - кажется он плакал - Прошу, не трогайте меня.
  Я присел на корточки рядом с его лицом.
  - Если издашь хоть звук - я наклонился ниже, - пукнешь или нападет икота, - прошептал я ему на ухо, - мы отрежем твой маленький член, запечем и подадим в твоем ресторане с Ризотто или Карпачо.
  Заскулил. Заплакал.
  Энди засунул руку в карман итальянцу, вытащил пузатый бумажник. Облюбовал.
  Внезапно в голове стал нарастать гул, зашептали. На глаза опустилась пелена, в стоящем сумраке, я почти ослеп. Признаки надвигающего приступа, я встретил ознобом по коже. Помотал головой, вдохнул поглубже. Полегчало.
  - Хочешь нос тебе отрежем? - Адо снял рюкзак с плеч, запустил руку внутрь.
  Глаза Корти широко открылись - Пожалуйста, не делайте это.
  - Не бойся, шучу я. Поковыряешься в нем еще несколько лет.
  Достав из рюкзака молоток, Адо взвесил его в руке.
  Килограмма полтора, желтая резиновая рукоятка.
  Взглянув на Эфисио Корти, он резко подскочил к нему и ударил бойком по коленке. Тот завопил, но Энди сразу зажал ему рот рукой.
  Адо лупил по коленке молотком, та глухим стуком отзывалась, пока не хрустнула, огласив ночь звуком разбитой скорлупы.
  Итальянец потерял сознание закатив глаза, Адо продолжал.
  Мясной фарш.
  Отныне ползком, царапая плитку брюшком.
  Адо выдохнул, облачко пара выплыло из прорези маски. Растворилось в воздухе, когда Адо принялся за вторую коленную чашечку.
  
  Я вам наверно не нравлюсь. А мои ребята? Тоже нет! Странно.
  На самом деле от вас я тоже не в восторге. Изо рта попахивает, и жопа далеко не орех. Мы рождены и воспитаны обществом, за становление благодарим своих демонов.
  О каких моральных принципах и устоях вы говорите? Скучно.
  Я плевал на все это с высокой колокольни. Зеленой соплей. На темечко.
  Мы находимся за теми дверьми, которые для вас навсегда закрыты моралью. А вы продолжайте слушать маму: держите ноги в тепле, любите котят, ешьте живые йогурты.
  А мне слушать некого. Мама находится на центральном Бостонском кладбище. Готический стиль, черви по соседству. На гранитном камне опытным гравером выбито - Мария Фосси. Навсегда в сердце. Навсегда с нами.
  Пара давно завядших гвоздик, валяется где-то рядом.
  В нашей жизни все решает случай. Не скачущие биоритмы, положения лун, и прорицания медиумов.
  Только случай решит, будет ли в посылке отправленной вам по ошибке находиться Сибирская язва. В мокроте кровь - зови священника.
  Только случай решит, куда упадет самолет с мертвым пилотом. Приступ. Стюардесса поднимает голову, поспешно сплевывает, встает с колен на ходу застегиваясь, выбегает с криком из кабины пилота.
  Самолет дает крен, набирает скорость, от удара разбрасывает обломки по округе.
  Где будем искать черный ящик? Спросим у случая.
  На центральном рынке, в заливе или в поле кукурузы. Самолет зароется в рыхлую землю, разбросает початки по полю, напугает семью фермера.
  Случай решает все, за всех. Он решит, что у автобуса откажут тормоза. Набирая скорость, под 70 миль в час. Он налетит на остановку, подмяв под себя добрую дюжину людей. В том числе и мою мать Марию. Просто возьмет и намотает ее себе на ось заднего колеса. Когда я вспоминаю ее, мой голос всегда немного дрожит.
  Отца к слову, у меня тоже нет. Когда мать сообщила о беременности, он вышел за сигаретами, и больше не вернулся. Его жизнь, его выбор. Вот только надеюсь, что та пачка сигарет подарила ему рак горла.
  А свою жизнь я уже выбрал. Приспособился под нее. Гладко выбрился. Заточил ножи.
  Если я нуждаюсь в вещи - она уже заочно становится моей. Подходи и бери. Это не вопрос времени, это вопрос убедительности.
  В середине 2001 года, Энди на улице, чуток подпив и захмелев, цеплялся к каждому встречному. К несчастью одного из прохожих, он заметил у него на пальце перстень. С применением силы и четырехдюймового ножа, Энди удалось присвоить перстень себе. Отрезав его вместе с безымянным пальцем.
  - Палец? - вспоминал он, - да валяется в фургоне где-то.
  Достаточно убедительно? Весьма!
  
  - Пора валить - сказал я, и поднялся, - кто-то идет.
  И действительно, на тропинке, ведущей к нам, послышались тихие шаги. Мы дернулись к большому кустарнику, пригнулись за ним, стали ждать. Через несколько секунд показался женский силуэт. Он двигался медленно, будто прогуливался, а не спешил с тяжелой рабочей смены домой. Женщина подошла почти вплотную к распростертому на земле телу Эфисио Корти, чуть не наступив на него. Остановившись, замерла на мгновение и завопила.
  От крика стало дурно, к горлу подкатил ком.
  - Оставь обитель неверных, грязных, облитых чернью... - проснулся голос в моей голове.
  - Яви себя, и лик, и благодетель... Питай зло от сущего...
  - Да прими искры света, прозрев, дай узреть иным... - я схватился за голову, меня затошнило. Голос не унимался.
  Голова безумно заболела, череп распирало от "засевшего" там. Я застонал, зажмурился, Адо с Энди, обернулись в мою сторону.
  - Что с тобой? - Энди смотрел внимательно на мое лицо - тебе плохо, опять приступ?
  Я не слышал его, пытался бороться с голосом, засевшим во мне.
  - Найди всебегущих, убив скверных... Невежество души погрузи в темноту...
  Я застонал еще громче, заскулил, переходя на тихий крик.
  - Тише, - Адо сжал мое плечо, - скоро все пройдет, не шуми.
  Женский силуэт поднял голову на заросли кустарника, где были мы, видимо услышав шум. Решив, что ее ждет участь итальянца, завопила еще громче. Крик резанул по ушам, мгновенно выведя из состояния оцепенения. Голос в голове почти пропал. Теперь он лишь шептал, тихо, далеко, И разобрать что-либо было уже очень сложно. Шепот шуршал внутри мятой бумагой. Женщина начала кричать о помощи, звать полицию, быстро пятясь назад.
  - Все, - вскочил на ноги Адо - пора уходить.
  Будто тараканы, от яркого источника света, мы бросились врассыпную вглубь парка.
  Энди отделившись от меня, побежал параллельно аллее, а Адо спустя мгновение свернул на тропинку к западному выходу.
  Призывы к помощи и крики утихали вдали, а в голове вновь нарастал гул. Зашумел голос, словно белый шум. Заскрипел, заполняя пустоты черепа.
  - Безупречный видит не имеющих вен, чистых, неоскверненных... Увидь Абсолют, стань верным, прими форму... Сгори дотла, припав к стопам...
  Я бежал около минуты. Сбросил лыжную маску, она закрывала мне обзор, зашвырнул на ходу ее подальше. Я чувствовал себя акулой, на шее внешние жабры, влажные, холодные. В брюхе отсутствие плавательного пузыря. Остановлюсь на миг - пойду ко дну. В пугающую, мертвую темноту, мимо хихикающих скатов и морских окуней.
  Вся жизнь в движении. До самой смерти, беспорядочном, хаотичном.
  Бежал на автопилоте, почти в полной тишине. Не считая шуршания кроссовок, рваного тяжелого дыхания и слабых завываний в мозгу. Криков я уже не слышал, они уже давно утонули в морозном воздухе.
  Ссутулившись, огибал деревья, вырастающие у меня на пути. Перепрыгнул пень, приземлился ногой на сухую ветку. Та треснула под ботинком, хрустнула. Будто яичная скорлупа, будто коленная чашечка.
  Оглянулся, совсем безлюдно, за триста ярдов от места расправы, ни одной живой души. Повернул к парковому озеру, за ним я собирался перелезть через забор, и через дворы вернуться домой.
  В голове стоял шум, изредка проскакивали слова, но разобрать их, я был не в силах. В глазах начало темнеть, я попытался глубоко вдохнуть, но на бегу, вдох получился рванный.
  Я начал задыхаться, кашлять, дыхание сразу сбилось.
  - Боже, только не сейчас, - подумал я, ощущая приближение приступа.
  Сфинктер самопроизвольно расслабился, полилась моча. Горячая, свежая, она заструилась по ногам, прямо во время бега. Джинсы стали намокать позорным пятном. Голова закружилась, стало сильно мутить. Пробежав еще около десяти ярдов, я отключился, потеряв сознание. По инерции от бега, плечом налетел на палисандр - сломал ключицу. Щекой пропахал жесткую кору дерева, порвав кожу. Упал в красно-желтый ковер, забурившись в него почти полностью, оставшись лежать там, в позе младенца.
  В утробе из влажных листьев.
  
  
  Глава 4
  
  25 сентября 2003.
  Открыл глаза.
  Белый потолок предательски ослепил, залив зрачки маревом. Проморгался.
  Стены тоже белые, такие бывают в больницах и интернатах. Или в тюрьмах - разводят мел и клей в воде, если не по вкусу, используют гашеную известь.
  - Пациент пришел в себя - проплыл голос вдалеке.
  Я открыл глаза пошире, приподнялся на локте, огляделся. Подозрение промелькнувшее раньше - подтвердилось.
  Больничная палата.
  Стена, обложенная стеновыми панелями, около нее тележка с чистыми полотенцами и бокс с таблетками. По правую руку койка с торчащими ногами, изъеденными варикозной паутиной. Кому принадлежат ноги не видно, ширма условно делит палату пополам. Около ног, с длинными желтыми ногтями - медсестра.
  Смотрит на меня. Хмурится.
  - Как чувствуете себя?
  - Шикарно.
  Плечо немного зудит. В целом все отлично. Легкость, будто перед пробуждением выкачали добрые килограммы дерьма.
  - Как вас зовут? - она подходит ближе - при вас не было документов.
  - Рэй.
  Под шелковой накидкой у меня голое тело. Она подходит ближе, молодая. Низ живота обдает жаром.
  - Я сестра Диксон, если будет нужна моя помощь - дайте знать, - Она указывает тонким пальцем на пульт вызова - нажмите эту кнопку, и я подойду.
  Упругие ноги. Отлично смотрелись бы на моих плечах.
  - Сестра, мне требуется немного женской ласки - закидываю руки за голову, улыбаюсь уголком рта - так сказать для скорейшего выздоровления.
  Меняется в лице. Хмурится.
  - Под кроватью больничная утка - говорит она, - не расплескайте.
  Разворачивается, идет к соседу за ширму - поправляет одеяло. Уходит.
  Глаза привыкают к свету, член под накидкой опадает.
  - Эй, сосед - зову я за ширму, - ты чего тут?
  Молчит. Тихо попердывает, время от времени. Редко шевелит ногами, вздыхает.
  На часах - два часа по полудню.
  Закрыл глаза, расслабился. На веки наплыла дрема, окуная в сон.
  
  Я поднимался по старой лестнице на чердак. Давно продавленные ступени натужно скрипели - пришлось идти по их краям, опасливо прижимаясь к стене. Перила, ощетинившись щепками, торчали сотнями заноз. Лестница была скользкой, пропитанная скрипом, древностью и старой плесенью. Раз за разом, ноги соскальзывали со ступеней, норовя утянуть в темноту за перилами. В прелый мрак, куда не долетали щепки и гвозди с прогнивших досок лестницы.
  Головой уперся во что-то. Пошарил руками - люк. Откинул одним толчком вверх, поднялся на чердак.
  Слишком темно. Будто в заднем проходе. Пахло голубиным пометом, пугающая темнота за перилами, осталась позади.
  Я закрыл глаза. Открыл.
  Яркий свет ударил по зрачкам, обжог роговицу. Вокруг все сияло, било из под щелей, из под каждой доски на полу, золотым свечением. Локонами света из трещин в стенах, отражаясь солнцем и возвращаясь в щели обратно.
  В углу чердака зашуршало. Нервно переминаясь с ноги на ногу, я обернулся, застыв от ужаса.
  Большое склизкое существо, извивалось в углу. Пульсировало под стук моего сердца. Трепыхалось в такт моего дыхания, сокращения диафрагмы. Капустным слизнем жило, дышало криво, с надрывом, будто задыхаясь. Будто тая под лучами света, который клеймом прожигал его.
  Я подошел ближе.
  Эпилептиком дрыгалось существо. И чем сильнее билось мое сердце, тем сильнее сокращалось оно. Задрожав мелкой рябью, открыло отверстие. Пролежнем светила дыра в нем, будто рот или анус. Дрожали складки, заходилось в конвульсиях тело. Слизняк стал содрогаться и что-то отрыгивать. Из дыры показалась голова - спутанными волосами, облепив лицо. Плечи, женская грудь, сгустки слизи.
  Я не мог оторваться. Сковало тело, бетоном слившись с дощатым полом.
  С ужасным чавкающим звуком, существо прочистило себя, избавившись от своей ноши. Отрыгнув девушку, оно на миг задрожало, и застыло навечно истуканом, иссушаясь под острыми лучами света.
  Тело девушки лежало на боку, спиной ко мне. Позвоночник дугой выпирал под кожей, с плеч стекали капли слизи. Я начал обходить ее по дуге, желая взглянуть ей в глаза, и одновременно боясь приблизиться.
  Встал напротив нее, поднял глаза, заглянул в лицо. Вскрикнул, упав на ватных ногах, ссадив колени. Не смея отвести взгляд, я смотрел на лицо. Сквозь склизкие спутанные волосы, проявлялись знакомые черты.
  Слизняк отрыгнул Марию Фосси.
  Мою мать.
  
  Распахнул глаза - протяжный вдох. Все та же больничная палата: стены спрятанные за белыми панелями, запах хлорки, сосед за ширмой.
  Неразговорчивый. С ногами страшными.
  Под часами на стене - тележка с чистым полотенцем, и горькой таблеткой.
  На лбу россыпью капли ледяного пота, после кошмара. Своя рука в руке чужой. Вскинул взгляд - рядом девушка. Сидит рядом с кроватью, улыбается, держит руку.
  - Ты кто? - я одернул руку.
  - Я Лея, ты не бойся - она старается быть милой - тебя вчера нашли в центральном парке, ты был без сознания, окровавленный, помнишь?
  В памяти всплыли события того дня: хрустящие итальянские коленки, крик и последующий за ним приступ, мокрые джинсы.
  - Не помню.
  - Я была свидетелем, в парке был труп, кто-то надругался над ним, измывался.
  -Труп?
  - Да, владелец ресторана - она вздохнула, - покалеченный. Его мучили, пытали. Боже как ужасно. Не выдержало сердце.
  - И кто его так?
  - Не знаю, видела какие-то тени, шум, - ей было тяжело это вспоминать - очень испугалась.
  Я молчал.
  - Я только из полиции, давала свидетельские показания - голос ее подрагивал, - там сказали, что нашли еще одно тело в парке без сознания - тебя. Поэтому я узнала, где ты, решила навестить, поддержать.
  - Как видишь - живой.
  - К счастью - улыбнулась - тебе повезло. С твоей помощью, смогут поймать нападавших. Ты помнишь их лица? Помнишь, что они сделали с тобой?
  - Ничего я не помню - еле заметно сглотнул, - память, наверное, отшибло.
  - Понимаю тебя, это стресс, - она привстала со стула, протянула руку, - очень приятно было познакомиться с тобой. Поправляйся.
  Я протянул руку в ответ.
  - Лея?
  - Так точно - она засмеялась.
  - Я запомнил - улыбнулся ей в ответ - с именами у меня проблема, а еще амнезия эта.
  - Выздоравливай Рэй, - она пошла к выходу. Проводил ее взглядом.
  Упругие ноги. Дежавю.
  
  Удивительно, черт его дери. Волк, попавший в силки, сам становится жертвой. Знают ли, Адо и Энди о свалившейся на мои плечи удаче. На свободе ли они? Живы ли?
  Что скажут они об первом убийстве?
  Смертный грех. Готовьте три котла.
  У Эфисио Корти не выдержало сердце. Старое, дряхлое, потрепанное годами и лазаньей.
  Мы забрали чью-то жизнь, дабы разнообразить свою. Вселяет ли это надежду на светлое будущее?
  Насрать.
  Я забылся быстрым сном, утопив голову в подушке. Сосед за ширмой пускал ветра, тихо поскрипывая суставами. Время от времени безуспешно ковырял, артрозным пальцем, кнопку вызова сестры на пульте.
  Через пару часов меня потрепали за плечо.
  - Рэй, к тебе пришли, просыпайся - открыл глаза - медсестра.
  Рядом офицер полиции.
  - Оставлю вас наедине - сказала она и удалилась из палаты.
  Я сжал кулак под простыней, заменяющей одеяло. Приготовился бить. Приготовился вдыхать пыль и ворсинки с пола, с заломанными за спиной руками.
  Уткнут носом, лопатки подопрут коленом.
  - Я присяду? - он указал на стул рядом с койкой.
  - Да офицер. Конечно.
  
  
  Глава 5
  
  В грязной тарелке недоеденный обед. У тумбы, на полу груда пустых кружек.
  Прокатить по ним шаром - выбить страйк.
  Логан просит прикрыть окно - Дует.
  - Попозже - говорю я.
  Дурманом пахнет кислый пот. Кружится голова. Скрипит кровать, центром провисшим почти до пола.
  - Ты ведь, так никуда и не сходил? - интересуется он.
  - Времени не было.
  Скепсис в ответ, - Тебя будто кто-то заставляет. Не хочешь если, так и скажи.
  В окно залетает черная муха. Кружит по комнате, контрольными кругами облетает Логана, садится на тарелку. Ползает по фарфору, на миг замирает - потирает лапки.
  - Да схожу я, на днях - отвожу взгляд от мухи, - смысла просто в этом не вижу.
  - А вдруг чего полезного там скажут.
  Муха дергается, слетает со стола - летит к окну. Врезается в стекло - поворачивает обратно.
  - Запишут меня к психам каким-нибудь, - смеюсь - буду в комнате с мягкими стенами отдыхать, да пюре по расписанию есть.
  - Это, по крайней мере, лучше, чем здесь.
  Я оглядываюсь.
  И то верно.
  
  ***
  
  25 сентября 2003.
  Медсестра периодически заходила в палату, под предлогом - поправить одеяло соседу, подать стакан воды. Оставалась за ширмой, замерев и прислушавшись к разговору.
  - Рэй, давай еще раз, по порядку - офицер царапал листы блокнота ручкой, записывая за мной.
  - Я все сказал, больше ничего и не вспомнить.
  - Если ты еще не понял, дружище, - он наклонился ближе, - отбитая память не снимает с тебя подозрений. И пока ты первый в списке, за неимением свидетелей и подозреваемых, а это повод для беспокойства.
  - Офицер, извините, как вас там?
  - Лонг. 8 участок.
  За ширмой было тихо. Казалось будто молчаливый сосед тоже замер, прислушиваясь.
  - Ах, точно. Офицер Лонг, я не помню ничего из того вечера. Убийство это конечно ужасно, но беспочвенные обвинения еще хуже.
  У полицейского дернулась губа.
  Я продолжал.
  - Меня схватили, ударили, потом темнота - ничего не помню. Нападавших не видел, с убитым не знаком.
  - Кто-то может подтвердить твои слова.
  - Если моего честного слова недостаточно, то - никто.
  Лонг выпрямился в кресле, перевернул страницу блокнота.
  - Есть запись, что твоя одежда помимо крови, была в моче.
  - И кровь, и моча моя.
  Офицер выдержал паузу, заглядывая в глаза. Узким прищуром, пытаясь залезть мне в разум.
  Губа дернулась вновь.
   - К сожалению все это в материалах дела. Ты обмочился до того, как на тебя напали?
  - Нет, конечно. Видимо позже, - я не понимал к чему этот разговор.
  - Тогда как ты узнал об этом, если тебя доставили без сознания? Ведь я первый кто сообщает детали.
  В палате висела тишина. Слышно было, как дышали за ширмой медсестра с соседом. Как скрипела ручка в жилистой руке полицейского. Как гудели лампы освещения.
  - Энурез у меня, несложно догадаться, - спокойно сказал я, - со мной такое частенько.
  - Это мы проверим еще.
  Лонг уставился в блокнот, замолчал на миг.
  Что-то записал, сильным нажимом выводя мои показания на бумаге.
  Покопался в сумке, достал документы - протянул мне.
  - Ознакомься. Распишись. Из города в ближайшее время не выезжать.
  Я бросил взгляд на бумаги. Взял.
  - Я поговорил с твоим лечащим врачом, - продолжал Лонг, - Через два - три дня тебя выпишут. Как только выйдешь отсюда - ждем тебя в 8м участке.
  Я кивнул.
  - Захвати адвоката, либо государство предоставит тебе бесплатного.
   Кивнул.
  Он подошел ближе, - Советую, найти защитника получше и побыстрее.
  Дернулась губа.
  - Я, таких как ты, насквозь вижу.
  Офицер развернулся и вышел из палаты. За ширмой возобновилось привычное оживление - медсестра шуршащая таблетками, тихо сопящий сосед.
  Я запрокинул голову на подушку, уставился в потолок. Смотрел на лампу, не моргая, пока не защипало глаза.
  В груди, воробьем билось сердце. Боялось, хотело вырваться. Позвал сестру, нащупав кнопку вызова на пульте.
  Дала кремовую таблетку. Пока запивал ее, щурилась, наблюдала за мной.
  Полегчало. Заснул.
  
  
  Глава 6
  
  Столица Массачусетса никогда не наскучит вам, если вы никогда не приедете в нее. За 27 лет, Бостон порядком надоел мне, но здесь было все же лучше, чем в Дзержинске или Нью-Дели.
  С реки Чарльз привычно тянуло холодом, и наглотавшись морозного воздуха, горло неприятно саднило.
  Втянул шею поглубже, зарылся. Руки спрятал в карманах куртки.
  В голове маячил офицер Лонг, чиркал что-то в блокноте. Ухмылялся.
  Дергалась губа.
  Мое положение засело у меня глубоко в заднице, с другой стороны придавливаемое огромной пробкой. Рыхлая, с эмблемой винзавода.
  Пробкой отсутствия алиби. Затычка, которая не давала мне покоя.
  Тянула назад, в ночь хрустящих коленок.
  Я прошел до Бостонского университета. По мосту через реку, уткнулся в Гарвард. Высится величественно, играя на солнце красным кирпичом.
  Обошел, вверх по улице, мимо статуи Джона Гарварда. Толпа студентов с фотоаппаратом, запечатлевают моменты. Замирают на миг-улыбаются-отходят в сторону. На их смену подбегают другие.
  Когда-то, среди них была и Натали Портман, и наш первый черный президент.
  Свернул на Нью Таун. Остановился напротив одноэтажного здания. Главный вход встречал облицовкой из камня, панельные стены опоясывали периметр.
  - Мы рады вам - гласила вывеска.
  Хотелось развернуться и уйти, но я обещал Логану. Подошел к двери, нажал на звонок.
  Послышался механический треск.
  - Добрый день, - ответил женский голос. Дружелюбный, искренний, но из динамика он вызывал неприятные чувства, - Я могу вам помочь.
  - Я к Саймону.
  Пауза.
  Механический треск сменился коротким писком. Дверь поддалась.
  За стойкой в зале сидела девушка. Здесь она была приятнее, чем на улице - за дверью.
  - Вы по записи к доктору Молоуни? - улыбнулась она.
  - Угу.
  Пауза.
  Девушка улыбнулась - Фамилия?
  - Фосси. Рей Фосси.
  Быстрый взгляд в компьютер, - Да, Вам назначено, располагайтесь, - указала она на диван, - Вас пригласят.
  Паркетная доска на полу блестела от частых натираний. На стенах известные репродукции. Подвесной потолок, с лампочками-пуговками.
  Мягкие тона. Немного не хватает света.
  Когда глаза привыкают, то кажется, что сидишь в полумраке. От этого хочется спать, твоя зевота слышна даже на стойке.
  Девушка улыбается.
  Тру глаза, становится легче. Ровно до тех пор, пока уши не улавливают убаюкивающие звуки природы. Релакс музыка заполняет комнату, дымкой проникает в сознание.
  С гор бежит ледяной ручей, журчит от плескания рыбы.
  Затем звуки мягко сменяются пением птиц. Щебечет пернатая, заливается.
  Добавляются цикады. Трещат в листве, баюкают.
  Я потянулся, потер глаза. Попытался отвлечься. Рядом на столике стопкой журналы. Желтые страницы - мусор для растопки. Устроился в кресле поудобнее, глаза слипались.
  Зевнул, вздохнул поглубже.
  Глаза закрылись окончательно. Попытался их открыть, ничего не вышло. Мрак окутал, завладел всем телом, сковал внутренности. После долгих попыток, глаза, наконец-то открылись, но ужасно слезились. Слезы текли по лицу, подбородку, капали с носа. Я начал вытирать их, мной завладел страх, что кто-то застанет меня плачущим. Я еще интенсивнее стал вытирать лицо рукой, отчего на ней стали появляться крупицы соли, разводы.
  - Добрый день, Рей - послышался мужской голос, - Очень рад видеть тебя. Я стал оглядываться в поисках говорящего, но было слишком темно что-либо увидеть. Послышалось пение птиц, становилось холодно. Морозный ветер проникал под куртку, пар клубился изо рта. Посмотрел вниз и обомлел. Я стоял на снегу, босиком, но мои пальцы на ногах изменяли свой цвет. Они за считанные секунды темнели, вытягивались и извивались. Когда они стали уже практически черными, послышалось шипение, и в следующее мгновение вместо них был десяток змей. Твари росли из меня, чешуйчатые, с раздвоенным языком.
  - Рей - голос звал.
   Соль на руках нарастала, отваливалась кусками на снег. Творожными наростами падали они, растворяясь в морозной белизне.
  Я лизнул руку. Металлический вкус.
  Острая боль прожгла мое тело, от темечка до пят. Я упал в снег на спину. От мороза стало сводить поясницу.
  Где-то далеко журчал ручей, плескалась рыба. На смену им приходили цикады.
  Я попытался встать, но ноги не слушали меня. Они принадлежали тварям, но уже никак не мне. Змеи тянули их в разные стороны, а я не мог им помешать. Шипели в унисон друг другу, извивались. Послышался треск в области паха, с каждой секундой усиливающийся. Меня разрывали пополам.
  - Рей, просыпайся. Треск стал просто оглушающим. Он стал невыносимым. Я пришел в себя.
  - Тебя не добудишься - на меня сверху с улыбкой, смотрел Саймон Молоуни. Я поднялся с кресла.
   - Проходи в кабинет - он указал на открытую дверь.
  Кабинет Доктора Молоуни кардинально не отличался от зала ожидания. Здесь были преимущественно мягкие темные тона, мебель отделана под дерево. Большой дубовый стол стоял прямо посреди комнаты. Шезлонг у стены, обтянутый темной тканью.
  Самому Саймону Молоуни было около 35 лет. Несколько лет проработав в Бостонском медицинском центре, крупнейшем объекте здравоохранения Массачусетса, он оставил свой пост. И сменив престижное место психиатра, он организовал частную клинику, перебравшись с Олбани Стрит поближе к центру.
  Будь город меньше, он давно был бы фигурой серьезного масштаба. Но в кипящем Бостоне, Саймон был просто очередным доктором, реклама на услуги которого, гуляла среди его клиентов.
  Мало для кого было секретом, что Молоуни не столько лечит, сколько трахает на своих сеансах богатых клиенток. Среди них и Миссис Тейлор - владелица салона красоты с Тремонт Стрит, и даже племянница Томаса Менино, мэра центра Новой Англии.
  - Ему постоянные клиентки, наверно горловым расплачиваются.
  - Он им абонемент выписывает - часто обсуждали выпивохи, доктора Молоуни, в баре на набережной.
  Я устроился на шезлонге, вытянул ноги.
  Не хватало лишь бокала Маргариты.
  - Как поживаешь, Рей? - начал доктор. В одной руке он держал папку с бумагами, в другой ручку. Вспомнился Лонг.
  - Все отлично.
  - Я рад! Расскажи, что тебя тревожит. Что привело, ко мне на сеанс?
  Он казался приветливым. Или это было лишь иллюзией?
  - Да я сам не знаю, - не было желания с ним чем-то делиться, - ну иногда сны странные снятся. Порой сознание теряю.
  Ручка в руке дернулась.
  - Очень интересно, - он сделал пометки, - Расскажи, что ты чувствуешь перед обмороком?
  Рассказал, как шумит в голове. Сильно, надрывно, до обморочного состояния. Рассказал, как вижу во сне кошмары, кажущиеся реальными, пугающими до безумства.
  Он слушал, не перебивая. Лишь когда я взял паузу, замолчав на миг, он подал голос.
  - Рей, у каких врачей ты еще наблюдаешься?
  - Ни у каких.
  Он поднял брови, - А почему?
  - Не люблю врачей.
   Он ухмыльнулся - Но мне же ты доверился?
  Стоит ли говорить, что от него я тоже не в восторге?
  - Типа того - ответил я.
  Саймон улыбнулся и продолжил. Показывал мне карточки с лицами людей, фигурами, пятнами. Заставлял выполнять меня глупые задания: нарисуй - объясни. Тестировал на цветовосприятие.
  Часовая стрелка продолжала опоясывать циферблат.
   - Чем ты обычно руководствуешься, когда принимаешь какие-либо решения?
  - Ну, смотря, что правильно в этот момент. Смотря, что нашепчут.
  - Кто нашепчет?
  Шум в голове зашипел, забурлил просыпаясь.
  - Никто.
  Пометка. Ручка прыгает в руке.
  Сеанс затянулся.
  - Рей, ты принимал какие-нибудь препараты в своей жизни? Легкие наркотики, амфитамины, нейролептики, транквилизаторы?
  Пауза.
  - Доверься мне - Саймон наклонился ближе, - Я не служитель закона, я такой же человек, как и ты.
  Подмигнул мне, - Вчера вот только, травкой баловались с секретаршей. Она когда обдолбится, такая дурная становится.
  Улыбается.
  Девочка с механическим голосом, принимает нового клиента. Предлагает чай. Пауза.
  Я задумался, всплыли кадры из жизни. Горькая травка от которой першит в горле. Смеси из Аминазина и Кетамина, вперемешку с алкоголем. Энди блюющий в гостиной от Эфедрина и ЛСД. И Адо угощающий чистым Мескалином.
  - Шикарная штука - протягивает Адо мне таблетку со штампом - Пробуй, пока угощаю.
  Доктор Молоуни смотрит на меня. Внимательно, буравит взглядом.
  - Никогда не пробовал - говорю я.
  Не верит. Видно по потухшему взгляду.
  - Ну, хорошо Рей, на сегодня хватит - встает с кресла, - Ты отлично поработал.
  Пауза.
  - Продолжим через неделю, - тянет он руку на прощание.
  - Посмотрим по обстоятельствам,- протягиваю в ответ.
  В холле девочка за стойкой прощается, желает приятного дня.
  На улице широкими шагами, оставляю клинику доктора Молоуни далеко позади.
  Лишь в голове предательски журчит ручей. Ему на смену приходят цикады.
  
  
  Глава 7
  
  Вы когда-нибудь задумывались о жизни на солнце? Разбить лужайку, поставить шезлонг.
  Наверняка нет!
  Зачем забивать голову глупыми мыслями, когда этим уже забиты школьные учебники. Как светило, дающее жизнь всему живому, при желании может сжечь космический корабль за миллионы тысяч километров от себя?
  И всю нашу землю, благодаря солнечной макровспышке.
  Видимо с шезлонгом стоит повременить.
  Давайте закроем глаза, прислушаемся к шумам в голове, и почувствуем себя светилом. Почувствуем, как энергия разливается по телу, дорогим пойлом. Наполняет сосуды теплом.
  Теперь Вы главная звезда. На коже бушует огонь, в глазах вселенные: гаснут умирая и снова рождаются.
  Дарите шанс жить или забирайте жизни. Грейте лучами нежных или испепеляйте подлых. Для Вас это не проблема, теперь эта ваша работа. Муниципальная пятидневка с кучей льгот и бонусов.
  Пока моральные устои заменяют Вам Танах и Коран, вы не поймете меня.
  Отбросьте.
  Пока этика и ценности стоят у Вас наряду с хлебом и водой - я буду вам чужд.
  Вернитесь к началу.
  Рисуем на сводах пещеры, прыгаем вокруг костра, сдираем шкуру с мастодонта. Вот с этого момента и начнем. Не имея за плечами ничего - возьмем себе все. С чистого листа и бочки разбавленных чернил.
  Не отставайте, за мной.
  
  - Удивительно конечно. Остались чисты, как монашки - сказал Энди, потягивая пиво из белого картонного стакана, - Может и к лучшему, что старик отъехал, некому будет свидетельствовать.
  Будвайзер пах солодом, Энди икнул.
  - Под меня копают, про вас даже и не догадываются - я огляделся, - Просто пока по факту, у них ничего нет: ни улик, ни свидетельств.
  - Пока идет время, оно нам на руку.
  - Как знать.
  За окном ветер кружил листья. Ворошил кучи, гнал их холодным потоком, предаваясь безумному танцу. Кружились они в завихрении, падая на серый асфальт, и вновь поднимались, без устали продолжая свой хоровод.
  - Я считаю, стоит уже забыть, то наше ночное похождение. - Адо почти допил свое пиво. Поставив на стол стакан с остатками Миллера с пеной на дне, он принялся за бургер. Жадно кусал его зубами, капал соусом на стол.
  - Одни нервы от этого,- продолжал он, - Постоянно оглядываюсь. На днях заказал пиццу, так, когда пришел курьер и позвонил в дверь - две минуты ему не открывал, думая, что это федералы за мной пришли.
  - Это точно, - Энди кивком головы указал на автомобильную стоянку у закусочной, - Вон смотрите, еще один.
  Там парковался полицейский. Заглушил служебный Форд, в сине-бело-черный триколор. Вышел, захлопнув дверь. Понес свой жирный зад к закусочной. Волноваться не было смысла, патрульный явно решил перекусить во время рабочей смены. Неспешно он шел, почти прогуливаясь, разглядывая машины.
  Килограмм 140 живого веса, были закованы в тесную полицейскую форму. Почти круглый, с потерянной талией за складками жира, обтянутой кожаным ремнем.
  На ремне кобура. В ней табельный.
  Проводил его взглядом до кассы. Взглядом отвращения. По-другому никак.
  Я же не буду любить уколы Хлорида Кальция, имея острую отторгаемую реакцию на препарат.
  Аналогично.
  Энди поставил пустой стакан на стол. Смачно рыгнув хмелем, он встал, и немного пошатываясь, направился вдоль рядов.
  - Ты куда?
  - Я сейчас лопну. - ответил он, хватаясь рукой за яйца, - Пиво подошло к концу.
  Слишком двусмысленно.
  Он прошел по рядам, мимо двери в туалет. Мимо кассы с жирным патрульным.
  - Большую колу, двойной Бигбургер - офицер задумался на миг, - И картошку Фри.
  Мимо всех, прямиком к выходу. Энди шел к патрульной машине. Дернул ручку со стороны водителя - открыто. Кто посягнется на полицейский автомобиль?
  Наказание за беспечность.
  Расстегнул ширинку, достал конец. Ярко - желтая струя ударила напором в салон. Пропитывала обшивку сидений, брызгами отлетала от приборной панели. Мочевой пузырь изрядно растянутый алкоголем, радостно избавлялся от лишнего. Спустя минуту Энди стряхнул, оценил преображение салона, застегнул ширинку.
  С руля капало.
  Захлопнул дверь, пошел к закусочной обратно, улыбаясь нам в ответ. Встал в очередь в кассу, патрульный стоял перед ним, забирая пакет с едой.
  Офицер поблагодарил кассира, пошел к выходу.
  - Мне Бургер - Энди задумался - и еще пива.
  
  
  Глава 8
  
  Я проснулся, когда солнечный свет пробивался сквозь жалюзи, отблесками отражаясь на стенах. Слева, тихо посапывая, лежала Лея.
  Свидетель и подозреваемый. Союз нерушимый.
  У кровати валялась бутылка Мартини и ее платье.
  Впервые, Лея пришла ко мне в палату. Позже мы встретились на нейтральной территории. На третьем свидание, я заночевал у нее.
  Вся прелесть минета и крепкого кофе по утрам.
  Тонкие лучи падали на ее кожу, отливая бронзой. Маняще до одурения. Навалиться всем телом, тяжело дышать, сливать капли пота воедино.
  Я смотрел на нее около минуты, боясь потревожить чуткий сон.
  Стал нежно гладить рукой по ее волосам, пухлым губам, шее. Спустился к ложбинке между ее грудей, задержался пару секунд на сосках. Начал опускать руку ниже, пока Лея не открыла глаза.
  Потянулась ко мне. Обмен слюной. Объятия.
  - Доброе утро.
  - Как спалось?
  Закрыла глаза, пытаясь вспомнить сон.
  - Плохой сон, снился тот мужчина в парке. Лежал на земле, тянул ко мне руки.
  - Выбрось из головы.
  Электронные часы показывали 9 часов, отсвечивая неоном.
  - Сложно все это, непонятно, - Она села в кровати - Был человек, и нет человека. Если бы не он, это могла быть я.
  - Или я.
  - Вот это и пугает.
  9:01
  Притянул ее к себе, поцеловал, укусив за нижнюю губу. Закинула ногу на меня, уселась верхом. Выдохнула, глубоко опускаясь. Качнула тазом. Задышали быстро в унисон...
  - Сделать тебе кофе? - спросила она.
  - Да - ответил ей из душа.
  Холодная вода бодрила, приводила мысли в порядок. Убегала потоком в слив, дарила надежду.
  10:30
  Протянула кружку кофе.
  - Хочу познакомить тебя с родителями - заглянула в глаза.
  Пауза.
  Затянулась.
  - Просто посидим, поужинаем - продолжала Лея, - Не волнуйся, не под венец идем.
  - Когда?
  - Завтра вечером. Звонила мама, приглашала, я сказала, что буду не одна.
  Посмотрел на нее. Без косметики, она еще красивее.
  - Она не против - Закончила Лея, - Так что, Рей Фосси, тебе не отвертеться.
  Поцеловала, укусив за губу в ответ.
  
  28 октября 2003.
  Выскочил на улицу, на ходу пытаясь застегнуть куртку. Заскочил в салон фургона Энди.
  - Готов подзаработать на девочек и выпивку? - бросил он.
  - Всегда готов.
  В кузове слышался приглушенный голос Адо.
  - Чего это он там? - спросил я.
  - Нажрался - Энди прыснул, - Не хочу, что бы салон весь проблевал.
  На город тяжело навалилась ночь. Горбатые фонари освещали дорогу, подобно взлетной полосе. Наш старый Фиат Дукато, тронулся, кашляя, стал набирать скорость.
  - Кевин Электрикс, в десяти кварталах отсюда, - инструктировал меня Энди, - Главные двери, скорее всего под сигнализацией, как и витрины. Но есть небольшое окно на крыше, типа отдушины.
  - А как на крышу попасть?
  - Вскарабкаемся по фургону, один остается снаружи, двое орудуют в магазине. Выносим только электронику из зала, что будет под нами.
  - В центральном зале ассортимент больше.
  - Верно, но его видно со стороны улицы.
  В кузове, громко рыгая, блевал Адо.
  Энди остановил машину позади магазина электроники, вплотную подогнав фургон к стене. Из кузова вылез Адо.
  Пахнуло желчью.
  Пробежал по периметру магазина, оценив обстановку. Взобрались на крышу, без труда нашли маленькое окошко. Камнем разбили, пройдясь по границам окна, убирали торчащие осколки.
  - Спустишься - придерживайся руками. Ногами нащупаешь стеллаж, - говорил мне Энди, - По нему же выбираетесь назад. Я на приемке, плюс ко всему вытяну вас наружу.
  Адо за спиной кивнул, и через минуту нырнул ногами вперед. Последовал за ним, аккуратно цепляясь руками за выступы.
  Ноги нащупали опору.
  Ожившие фонари в руках, лучами разрезали мрак.
  Схватил ноутбук и пару телефонов, оборвал провода, протянул в окно. Дружеские руки приняли товар.
  В отверстие конвейером поползла электроника.
  Работали слаженно. Уверенность в напарнике мотивировала.
  Конечно, другой на месте Энди мог давно свалить домой, заслышав звуки полицейской сирены. Пить какао и смотреть вечерний бой Джо Луиса. Но не этот парень. Стоял исполином, тихо сопел, вытягивая из окна, поданный Адо монитор.
  Через десять минут, он дал знак собираться, - Пора парни, вылезайте. Хватит на сегодня.
  Я полез в разбитое окно первым. Адо подталкивал меня под зад, Энди тянул со стороны улицы.
  Вылез, повернулся, подавая руку Адо.
  Никого.
  5 секунд.
  10.
  15.
  Никого.
  - Адо, черт тебя дери - негромко позвали мы в отдушину, - Где тебя носит?
  Темнота молчала.
  Через мгновение появилось пьяное лицо Адо, обхватив руками, он тащил большой струйный принтер.
  Попытался втиснуть его в окошко. Слишком маленькое.
  - Брось его нахрен.
  Адо безуспешно потолкал его в проем, и затем, грязно выругавшись, расцепил руки. Принтер с грохотом упал на плитку.
  Подтянулся на руках. Подхватили - вытянули.
  - Сдался он тебе?
  - Всегда себе принтер хотел, хорошая говорят штука, - икнул - Вещь!
  Фургон гнал на восток, к знакомым барыгам, к лучшим ценам в городе. Оставить на чай - за молчание. Пообещать как-нибудь, выпить пивка вместе. Пожали руки - и забыли обещания. До следующей ночи электроники.
  - Куда теперь? - Энди распихивал деньги.
  - В бар, к девочкам.
  Фиат Дукато мягко набирал скорость.
  
  
  Глава 9
  
  В рот отправилась белая таблетка Циклодола.
  Запил водой.
  За ней поспешила таблетка Феназипама.
  Я развалился на кресле, уставившись в потолок. Пробурить его взглядом, размельчить в бетонную крошку.
  Через 20 минут, у меня будет чувство опьянения. Через 40, благодаря препаратам возможные галлюцинации.
  Придет черный король регги, и мы прогуляемся с ним за руку, по головам чертей.
  
  Без четверти шесть, я постучался в дверь. Открыла Лея, облаченная в бирюзовое платье с лямкой на одно плечо. - Заходи - сказала она, - Я уже заждалась тебя.
  В прихожей я огляделся. Повесил куртку на крючок.
  - Вечер добрый ,- послышался позади мужской голос.
  Обернулся на говорящего.
  Пожилой мужчина, живой взгляд, протянутая рука для приветствия.
  Крепкое рукопожатие.
  - Рей.
  - Дональд. Ты проходи не стесняйся, - указал мне рукой в зал.
  Навстречу вышла женщина.
  - Познакомься Рей, моя мама Брина.
  - Очень приятно, - протянула ладонь, - Мы всегда рады гостям.
  На пальце у нее перстень. Хорошая огранка, на вид довольно тяжелый. Перекупщики возьмут такой, баксов за 350.
  Отогнал лишние мысли, прошел к столу, сел рядом с Леей.
  Молитва перед ужином.
  Спасибо за гостей нашему дому, новых друзей и хлеб с вином.
  И прочий бред.
  Остаток вечера мы провели за поглощением картофельного пюре с красными водорослями. Эту гадость мне пришлось заедать содовым хлебом, отчего легче не стало. И кислый вкус держался во рту еще несколько минут, пока я не запил его игристым вином, открытым по поводу моего прихода.
  Дональд подливал в бокал, Брина от хмеля стала разговорчивее.
  - Рей, а чем ты занимаешься по жизни? - спросила меня мать Леи. Мгновение ступора.
  - Случайные заработки по большей части. Скупка - продажа.
  Лица родителей помрачнели.
  Для дочери, они хотели чего- то большего.
  - А вы? - перевел тему.
  - Я домохозяйка, мне это по духу ближе. Готовка, уборка, в саду покопаться - это я люблю.
  Дональд плеснул мне еще вина. Темно - красного, будто кровь.
  Густое, терпкое.
  - А я рекламщик. Знаешь компанию LeaLand - мое детище.
  Кивнул, отхлебнул из бокала.
  В голове зашумело. Кровь смешивалась с вином, становилась единым. Питала сосуды, насыщала жизнью.
  И дабы будет совестно низшим, сливаясь духом с падшими. Да не пребудут нежные во искушении, и покарание сойдет огнем небесным.
  Обхватил голову руками.
  - Рей, все в порядке? - обхватила плечо Лея.
  Застонал.
  Призвание спасения, во хвалу величия твоего, песни твоей, милости великой.
  - Чего это с ним? - Брина привстала, подошла ко мне, - Рей все в порядке?
  Гудело в голове, шептало. Брина положила руки на плечи, затрясла меня.
  - Эй, Рей, чего с тобой? - затрясла энергичнее, - Тебе нужна помощь?
  Задрожало тело от встряски, закричало в черепной коробке. Дернулся рукой наотмашь, - Отстань от меня! - ладонью по лицу Брине.
  Та охнула от неожиданности, повалилась на стол.
  - Рей! - Кричала Лея.
  Вскочил Дональд, бросился мне навстречу.
  Взывай к имени Моему, воспевай его, да очисти от скверны весь род свой.
  - Отвалите!
  Вскочил на ноги, закричал. Отпихнул подскочившего ко мне Дональда, оттолкнул Лею.
  Перевернулся стул, повержено задрав кверху ножки.
  Вино из разбитого стакана, расплывалось по скатерти, капало со стола, кровавыми каплями.
  Густыми, терпкими.
  Выбежал из зала, по коридору, к двери. Не обуваясь, на улицу.
  Прочь, от новых знакомых, от кислого хлеба. От слишком густого вина.
  Прочь.
  
  
  Глава 10
  
  Пациент Рей Фосси, наблюдается у меня с августа 1987 года. Мальчик смышлен, активен.
  Проявление шизофрении замечено с 86 года. В основном болезнь не дает знать о себе, нося "спящий" характер. При проявлениях, больной слышит голоса "свыше" (слуховые галлюцинации), которые дают ему приказы, или учат жизни среди "помойных" людей (со слов Р.Ф. - 1988).
  Часты бредовые идеи преследования и самоуничижения. За время лечения, были замечены симптомы приступов манихейской паранойи.
  Толчком к проявлению заболевания, возможно, послужила сильная психологическая травма больного в детстве.
  Истерический невроз. Психогенная депрессия, возникшая на фоне внезапной для личности психической перегрузки.
  Пациент временами очень агрессивен, сложно поддается контролю. По периоду взросления, все меньше позволяет поработать с собой специалистам.
  В пиковые моменты проявления заболевания, Р.Ф., чувствует открытые боли в голове, посторонние шумы, сильные фоновые звуки.
  Со слов Рея - время начинает меняться.
  Часты потери сознания. Чем сильнее шумы в голове, тем больше вероятность к проявлению соматических симптомов (энуреза).
  Свойственна замкнутость, желание уединиться, отстраненность.
  Замечено повышенное внутричерепное давление. Курс лечения предполагает активную работу с психологами, сеансы гипноза, электростимуляции, прием препаратов (Клопиксол, Галоперидол, Трифтазин, Аминазин, Триседил, Лепонекс).
  Из записей лечащего врача доктора Мура.
  
  ***
  
  - Придешь ко мне на день рождения? - Логан смущенно улыбнулся.
  - Почему бы и нет. Черт, а ведь я даже не знаю, когда ты родился.
  - Шестого. В обед. - Он заерзал на кровати. - 27 лет стукнет во вторник.
  Внизу бутылками шумела тетка Логана.
  - Можешь без подарка. - Он запнулся - Ты только приди. Вдвоем будем.
  - Да не волнуйся ты так, будет весело. - Посмотрел на него, подумал - накурю я тебя парень.
  - Нет, мне нельзя. Я не принимаю всего этого. Не люблю.
  Занервничал.
  - Есть вещи куда интереснее чипсов и Колы.
  Он замолчал. Глаза загорелись.
  - А на подарок приведу тебе подругу.
  Глаза потухли. Замахал руками.
  - Нет, нет. Брось, не надо.
  - Тебе не надо с ними разговаривать, лежи - получай удовольствие.
  Задумался на секунду.
  - Вот только душ надо будет перед этим принять - продолжил я.
  - Так я даже не знаю, чего с девушками делать надо. Не было никогда.
  Замолчал.
  - Они сами все сделают, - засмеялся, - если есть деньги - будет и девушка. Хочешь азиатку, хочешь рыжую. Доплати немного, и тебе найдут даже козу на ночь.
  - У меня и денег то нет.
  - Зато у тебя есть друг.
  Логан опустил взгляд на пол. Когда поднял, глаза у него вновь горели огнем.
  - Спасибо.
  Логан, наверно был единственным, кто не вызывал у меня отвращения. Отброс не по своей воле.
  Лежит целыми днями, уставившись в ящик, вытирает сопли об матрас.
  Естественный. Настоящий.
  - Не забудь принять душ, - уходя, крикнул я ему.
  
  
  Глава 11
  
  Перед грозой, воздух стал тяжелее. Давил на плечи, заставлял дышать глубже.
  Я вышел из дома, когда крупные капли спрыгнули с небосвода, на теплый от полуденного зноя асфальт. Закрапал тихий дождь, с каждой минутой убыстряющий свой вертикальный бег.
  Через час он разыграется, прибьет пыль к земле, наполнит воздух озоном. Надует на лужах пузыри, будет стегать по косой траектории, отскакивая от полированных машин. Тысячами маленьких иголок хлестать по лицу, рукам и телу.
  Громыхнет, нарисовав на почерневшем небе кривую молнию.
  Дождь усилится, поменяет направление. Дети будут пережидать это, в спальнях своих родителей. Лоснящиеся псы, забьются под кровать. Будут тихо скулить, жаться к ногам.
  
  Этой ночью, я вновь проснулся в мокрой постели. Словно обслуга в дорогом отеле, перекинул простыню через руку, пошел в ванную комнату. Застирывая желтое пятно, думал про очередной кошмар, приснившийся этой ночью.
  Вспоминал про церковь, куда случайно забрел во сне. Про отчетливый запах ладана, проникающий по жилам внутрь. Дымило кадило, светились в полумраке огоньки лампадок. Повсюду стояли люди. Глаза в пол, лица опущены. Прошел мимо недвижимых фигур, мимо стройных рядов, вперед к распятию.
  Висит Иисус на кресте, густыми каплями струится по лбу кровь. По терновому венку, на лицо, затем на грудь. Бардовой лужей растекается под ним, проникает в щели дубовых досок.
  У алтаря в центре - монашка. Подхожу ближе, поворачивается ко мне. Не поднимая глаз, не смотря мне в лицо. Садится на престол, медленно облокачивается, закидывает ноги. Раздвигает.
  Не выпуская крест из рук, не смотря в глаза.
  Люди в зале шепчут заупокойную молитву. Пахнет маслом, раскачивается кадило.
  Подхожу к монахине, на ходу расстегивая ремень на штанах. Смотрю ей в глаза.
  Кричу от ужаса, ибо лица у нее нет. Черные разводы вместо глаз, царапина на восковой маске вместо рта. Вместо носа - продавленная дыра.
  Пахнет церковным маслом и ладаном.
  Просыпаюсь.
  Застирываю желтую простыню. Вешаю сушиться на веревку.
  
  Через пару часов, город встретит рассвет. Разойдутся тяжелые черные тучи. Вдохну металлический воздух, от озноба подниму ворот куртки. Сниму мокрую бейсболку, в надежде выжать. Безрезультатно - натяну сырую, обратно на голову.
  Все тот же поворот на Нью Таун. Через мост, к одноэтажному зданию. Знакомая облицовка, приветственная табличка у двери. Скрипучий голос секретаря, приглашающий зайти внутрь. К доктору Саймону Молоуни, который как обычно рад вас видеть. Соответственно не бесплатно. Эмоции можно купить.
  Прежде чем пройти, с минуту ковыряю ногтем монету в кармане.
  Переступаю через порог, захлопывая за собой дверь.
  
  - Как ты промок, - в кабинете доктора тепло и сухо, - может чашечку кофе?
  - А есть, что покрепче?
  - Есть, но не у меня в кабинете и не во время сеанса.
  Я отказываюсь от кофе.
  - Давай немного пофантазируем, - говорит он спокойным голосом.
  Я киваю.
  - Если бы у тебя была возможность переместиться назад во времени, изменить что-либо в своей жизни, - в руке появляется ручка и блокнот, - что бы ты изменил?
  В кабинете не слышно музыки. Кажется, что даже часы не тикают, дабы не сбивать пациента с мысли. Только мягкий тембр голоса доктора Молоуни. Пахнет, каким-то эфирным маслом.
  Как в церкви.
  Расслабься и получай удовольствие.
  - Провел бы больше времени с родителями.
  Вспоминаю мать, голос начинает дрожать.
  Доктор кладет руку на плечо, - не волнуйся Рей, не стыдись, это отличное желание. Очень похвально.
  Стыд - удел слабых. Мне не нравится Саймон.
  - Расскажи мне о своих родителях.
  - Отца не знаю, и знать не хочу. Но у меня есть к нему пара вопросов. Он бросил беременную мною мать и пропал. Наверно гниет уже давно.
  Замолчал.
  - Продолжай Рей.
  - Мать умерла в 1989, попала под автобус. В этом же году меня отправили в Огайо, где брат моей матери принял опеку надо мной. Дядя Эд, - я поерзал в кресле - Эдуард Райли, кажется.
  Замолчал.
  - Что было дальше?
  - В 21 год уехал из Огайо в Бостон. Вот и все. Нет у меня семьи, и рассказывать особо нечего.
  Саймон сделал пометки.
  - Рей, расскажи о своем дяде поподробнее. Были ли с его стороны какие-либо намеки или принуждения?
  Корректно, подбирает слова. Боится сказать лишнего, спугнуть пациента. Хочет доверия, открытости. Будь искренним со мной, доверься.
  - Вы о чем вообще?
  Я посмотрел на него сверху вниз. Глаза отведены немного в сторону. Он сглотнул слюну, это было заметно по дернувшемуся кадыку.
  Именно туда и пришелся мой удар. Кадык прогнулся под кулаком. Костяшки пальцев слились в привычном движении. Саймон захрипел, валясь на пол.
  Медленно поднялся, прошел мимо него.
  Лежит на полу, обхватив горло руками, заходится в кашле.
  Открыл дверь, вышел в приемную.
  - Всего доброго вам, - попрощалась девушка за стойкой, - ждем вас снова.
  
  
  Глава 12
  
  Планы справить рождество вместе с Леей, как планировалось ранее, теперь выглядели очень призрачно. Она не брала трубку, и всячески избегала меня. В ответ, долгими днями, слышались лишь короткие гудки.
  В рождественскую ночь сильно вьюжило. Гирлянды на соседских домах, играющие отблесками, сильно нервировали.
  Задернул шторы.
  Позвонил парням, пригласил к себе.
  Пока Адо и Энди ехали, откупорил бутылку вина. Выпил в одиночку, скривился, рыгнул.
  Пошел за второй бутылкой.
  Когда в дверь позвонили, в соседнем доме пели рождественские песни. Слышались голоса людей. Тянули слова, нараспев, хором. Маячили в окнах, искрили мишурой.
  Адо протянул руку, с зажатым в ней маленьким пакетиком.
  - Мескалин. Чистый, - глаза его горели, - тридцать баксов за грамм.
  Закинули в рот. В честь праздника.
  - С Рождеством.
  - С Рождеством.
  Отдались чувству падения, запорхали над землей, растворились в душной комнате.
  Энди разрыдался. Слезы текли по щекам, пока он сотрясался в рыданиях.
  - Страшно. Боже, как страшно, - кричал он, - съедят меня. Сидят на мне и зубами меня. Зубами.
  Адо знобило. Дрожал он, вертел головой, широко раскрыв глаза.
  Предался эйфории, распахнули себя, впитали.
  Выглянул в окно.
  Сквозь призму наблюдать, как сжимается мир в комок, как содрогается он от пульсации, как поглощает объекты.
  Таяли прохожие, растворяясь в снегу, в текстуре заснеженной дороги. Оставаясь на укатанной трассе грязными пятнами.
  Трепещут, сжимаются, дрожат в непривычной агонии. Перемещаются по земле, отскакивают от бордюра.
  - С Рождеством.
  Таблетка отправилась в рот.
  Это был очень долгий день.
  
  Я помню.
  Кажется, это был 1987 году. Мне было 11.
  Пожилой негр мягко берет за руку, ведет в кабинет. Рука его такая мягкая и теплая. Мама идет следом, садится неподалеку, внимательно слушает. Наблюдает за происходящим из глубины комнаты.
  Горькие препараты. Помню.
  - Как тебя зовут? - говорит он.
  - Рей.
  - А меня доктор Мур. Я твой друг Рей.
  Молчу.
  - Как ты провел сегодняшний день?
  Тишина в ответ.
  Улыбается. Продолжает.
  В конце сеанса разговаривает с матерью, та краем глаза поглядывает на меня. Я разглядываю пятно на обоях.
  На следующее утро все опять повторяется. На полусонного меня, натягивают рубашку, за руку ведут к доктору. И так постоянно.
  Слишком скучные разговоры.
  Слишком горькие препараты.
  
  ***
  
  Помню.
  Дядя Эд надел свой выходной костюм, бережно поглаживая накрахмаленный воротник сорочки. Темный галстук, тугой узел. На мне рубашка и крошечный жилет.
  Мы проживаем в Лорейне, одном из пригородов штата. Северо - Восточный регион. В воскресные дни, мы с сотней других прихожан идем в церковь. Белый фасад, остроконечная крыша.
  Дядя брал меня за руку, другой держал свою дочь. Ее звали Марта. Рядом гордо шагала его жена, тетушка Бек. Платье в цветочный орнамент развевается на ветру, на худосочных ногах новые туфли.
  В дом с остроконечной крышей, только в лучшей одежде.
  Марта была на 3 года старше меня. Я часто представлял ее в своих фантазиях. Запирался в ванной комнате, и терзал там докрасна, свой маленький член.
  Внутри церкви очень шумно. Люди галдят, пытаясь перекричать друг друга. Но когда выходит отец Маркус - все замолкают. Черно - фиолетовая мантия, в руках священное писание с крестом на обложке.
  Хор позади святого отца берет низкую ноту.
  Читает молитву, благословляет сына Божьего. К окончанию песни, каждый второй в зале, возносит руки к потолку, кричит, трясет ногами в лихорадочном танце. Тетя Бек радостно хлопает в ладоши, под громкие выкрики отца Маркуса. Тот спускается с постамента.
  - Возьми свет Божий. Возьми свет - озарись.
  - Озарись, - поет хор позади.
  Начинает бежать по залу, вдоль рядов. Бьет библией прихожан по лбу.
  - Изыди лукавый.
  Люди в предоргазменном состоянии кричат, тянут руки к кресту на стене, обнимаются с рядом сидящими. Хлопают отцу Маркусу, смеются - счастливые.
  Я сижу с глупым лицом, улыбаюсь. Ведь так тут положено. Ведь так делают все.
  Сраные баптисты.
  Помню. Все помню.
  
  ***
  
  Ночью было довольно холодно. Снег бился в окно, залеплял его белой ватой. Через неплотно закрытые окна на кухне завывал ветер. Я сидел в одном белье на диване, беспорядочно щелкая телеканалы.
  На плечи небрежно накинуто одеяло. На тумбе рядом, стакан с водой. На дне подозрительная муть.
  В рот - таблетка. Какая?
  Не помню. Разве это так важно?
  Запил.
  С голубого экрана на меня смотрел Пирс Морган. Жалкая замена бессменному Ларри Кингу.
  Мерным гудением завибрировал телефон. Потянулся за ним, поднес ближе.
  Энди.
  - Да, слушаю.
  - Рей, у меня для тебя плохая новость.
  - Что еще?
  - Логан умер. Остановка сердца.
  
  
  Глава 13
  
  Когда по воле судьбы остаешься один, с оголенной грудью и неприкрытой задницей, когда никто не в состоянии почистить тебе кровь, от скопившейся там шелухи, именно тогда чувствуешь себя потерянным и никому не нужным.
  После смерти матери - действительность загустела. Покрылась вязким киселем, и медленно текла по моим венам.
  Смерть же Логана, стала контрольным выстрелом в темечко. Воздух потяжелел, налился свинцом. Стало сложно дышать, что-то изнутри сжимало мою грудную клетку. Череп усыхал, трещал. Иисус в голове кричал, от боли, от тесноты. Чертыхался внутри, шумел. Загаживал внутренности черной смолой.
  Я молчал, не смея возразить ему. Терпел приходы новых дней, приступы, утраты близких. Но уход Логана, стал последней каплей моего терпения. Его смерть стала моим именным Криптонитом. Моим могильным камнем, давящим на ребра.
  Мешал глубоко вдохнуть, вызывал приступы кашля.
  Легче стало только после погребения. На похороны Логана, Энди с Адо не пришли.
  Неудивительно. Они всегда недолюбливали его.
  Я пришел раньше назначенного времени. Тело еще не привезли, лишь рабочие орудовали у ямы, лопатами выравнивая своды могилы. Готовились к погребению, выдыхая белые клубы пара. Глянул в промерзшую яму, помолчал немного, вспоминая образ усопшего.
  Развернулся, не дождавшись начала церемонии.
  Зашагал прочь.
  Мысли одолевали меня. Заполняли пустоты разума. Как жаль, что нельзя разложить их по каталогам.
  Хотелось уехать, исчезнуть. Я не мог больше находиться здесь. Не мог вдыхать обжигающий воздух этого города. Не мог видеть фасады этих зданий, эти лица, могильные холмы.
  Этих людей вокруг.
  Будто капли, выходя из дома каждый день, они сливаются в одну безобразную массу. Стекаются со всех улиц и подъездов, в большую грязную лужу.
  Где же эта капля крови, способная разбавить привычную серость толпы?
  
  - Может в Неваду? - Энди положил ноги на стул.
  - Не хочу. Там народ помешан на кантри. Делать там нечего.
  - Тоже верно. Как насчет твоих родственников в Огайо?
  Посмотрел на него зло. Покачал отрицательно головой.
  - Как у тебя дела с тем офицером? - вмешался в разговор Адо.
  - Все нормально. Первое время ходил в участок, давал показания. Недостаточно улик, что бы привлечь меня.
  - Но ты все еще под следствием?
  - Все еще.
  - Это может стать проблемой.
  - Будь что будет.
  Подняли пивные банки. Чокнулись жестью.
  Перебрали еще несколько вариантов. Остановились на Мериленде.
  - А там чего?
  - Самые влажные девочки, - Адо потер руки, смеясь, - Прыгнут сверху, и заглотят тебя своей щелью.
  Пришло время развеяться.
  Старенький Фиат Энди тарахтел, смакуя долгий путь. Из закромов Адо достал туго набитый пакет дури, расковыряв доски пола.
  Трава пахла вожделением. Я пах свободой.
  С того момента, как сердце Логана перестало биться, прошло полтора месяца. Практически все это время, мы перебирали планы на будущее.
  Ночью все так же мучился от кошмаров.
  - Надо пересечь границу штата, Нью-Йорк проедем поперек, въедем в Пенсильванию. Там до Мериленда рукой подать - вертел в руках карту Адо.
  За день до выезда набрал Лею. Дышал в трубку, ожидая услышать знакомый голос.
  Сбросила. Короткие гудки.
  Повторил вызов еще дважды. Аналогично.
  Стер номер из записной книжки. Выкинуть из головы.
  С чистого листа все, как и положено.
  
  Плавно тронулся фургон. Уезжая из города, я нутром чувствовал, что больше никогда не вернусь в Бостон.
  Как же я ошибался.
  Несколько километров, я смотрел на желтую разметку дороги, прильнув головой к стеклу. Адо спал, запрокинув голову, на соседнем сиденье.
  Энди щелкнул приемник, краем глаза поглядывая на приборную панель.
  - 90 миль в час. Хорошо идем.
  Патти Смит исполняла песню по радио, оглушая Фиат своим хриплым голосом.
  
  Что ж, давай, попробуй понять,
  Что я чувствую, находясь в твоих объятиях,
  Возьми меня за руку, приди под покровом тайны, -
  Им не причинить тебе зла,
  Не причинить тебе зла, не причинить тебе зла.
  
  Прерывистая разметка проносилась мимо, уводя в забытье.
  - Им не причинить тебе зла.
  Подкатил ком, затошнило. Становилось дурно, кишечник начало сводить. Внутри, слышимый только мне, заиграл маленький приемник.
  - Ведись путем верным, непорочным от блуда и греха. Пролей желчь, раскали и отторгни.
  Я полез на заднее сиденье. Стоило прилечь.
  - Недостойные лишены покаяния.
  Иисус негодовал, копался в мозгу.
  - Грязь очищения несмываема. Прими дарование прибежища, усладись вниманием Его.
  Голова гудела. Промучившись с болью, я забылся сном.
  
  Я открыл глаза, от дружного ора парней. Они громко ржали, крича машинам, которые обгоняли.
  - Покажи мне туза, детка, - вопил Адо девушке, сидящей за рулем Доджа.
  Та выставила средний палец в окно.
  Солнце садилось, на горизонт навалился багрянец.
  - Под капотом что-то стучит, - сказал Энди, - Надо найти место для ночлега, глянуть что там.
  От этих слов, в животе заурчало. Заскучал по душу, по воде с металлическим привкусом. Освежила бы мысли, взбодрила.
  - Через 20 миль будет мотель, - изучал карту Адо, - надо будет повернуть на проселочную дорогу.
  По правую руку, находилась граница с Канадой. Где-то там, далеко, за горизонтом и несколькими штатами. Интересно, сколько до нее бежать?
  Машина затряслась, заезжая на дорогу, посыпанную гравием. Через пару минут тряски, подъехали к одноэтажному мотелю.
  В шаге от большого яблока - отливала неоном вывеска.
  Заполнили элементарную форму регистрации, получили ключи от трехместного номера, благоухающего резким запахом сырости. Энди с порога пошел в ванную комнату, мы же с Адо распаковали пакет с дурман - травой. Развалившись на продавленных кроватях, на которых был зачат не один малыш, мы принялись набивать косяки.
  - Я ее хранил больше года, - выпустил Адо клуб дыма, - резервом на черный день, в подполе у меня лежала.
  Через четверть часа комната была окутана белым туманом. Около прикроватной тумбочки, со сломанной дверцей, лежала пустая бутылка водки. Две полные стояли рядом.
  Еще через полчаса, мы в пьяном угаре стали разговаривать о смерти. Вспоминали: Эфисио Корти, молоток, скинутый Адо в реку, офицера с блокнотом, Лею.
  Смеялись.
  По кабельному шла порнуха. За стенкой в соседнем номере, кто-то громко ругался.
  - Вы когда-нибудь онанировали под ЛСД? - сменил Энди тему.
  Спустя еще час Адо заснул, через мгновение к нему присоединился Энди.
  Теперь в комнате, помимо жуткого непроглядного кумара, стоял не менее жуткий храп парней храпящих в унисон.
  Странно, но спать мне не хотелось совсем. Водка плескалась в желудке, вызывая горькую отрыжку. Через 10 минут, я избавлюсь от огненной воды, выблевав ее в унитаз. Еще через 10 минут, я направлюсь на кухню, тяжелой шаркающей походкой. Меня будет шатать из стороны в сторону. Каждый мой шаг будет вызывать рвотный рефлекс, сопровождающийся полным вдохом - коротким выдохом.
  Опустил свой зад на кушетку, посидел минуту в полном молчании, встал. Набрал чайник холодной воды, поставил на газ. Кофе поможет собраться с мыслями.
  Крепкий горячий кофе. Как можно более крепкий. Без сахара.
  Я закрыл кухонную дверь. Из-за храпа, идущего с комнаты, было сложно сосредоточиться.
  Пока чайник нагревался, я прикрыл глаза. Немного вздремнуть. Дать дорогу неожиданно подкравшейся дремоте, насевшей на веки.
  Только 5 минут сна, а затем черный крепкий кофе без сахара.
  Только 5 минут.
  
  Наверно это была больница, судя по белым потолкам, стенам, плинтусам.
  Безукоризненная чистота. Яркий свет бил в глаза. Я зажмурился, прикрылся рукой.
  Впереди стоял сутулый темный силуэт. Я уже видел его раньше.
  Логан.
  Начал приближаться к нему. Одновременно со мной, к нему приближался и яркий свет, освещая его затемненное лицо. Улыбался мне, глаза горели счастьем.
  Беспорядочная щетина, растущая клоками, прыщи, влага под носом, ничего этого у него больше не было. Он был новым Логаном, счастливым.
  Хлопковые штаны, выглаженная рубаха, зачесанные волосы на прямой пробор. И искренняя улыбка, дарующая надежду. Веру в себя, в жизнь.
  Он молчал, смотрел на меня, улыбаясь, пока не начал медленно растворяться в воздухе. Я не отводил глаз от фантома покойного приятеля. Пока тот не исчез окончательно.
  
  Я открыл глаза. Чайник молчал, стоя на газовой конфорке. Значит, я проспал от силы минуту-две.
  Впервые, за все время, мне приснился Логан. Чувствовалась теплота после этого сна. Разливалась в груди, грела изнутри.
  Справа послышалось слабое шуршание. Я медленно повернул голову на звук, ожидая увидеть одного из парней. Шорох шел из коридора, с каждой секундой усиливаясь. Источник шума я не видел из-за закрытой двери. Но пескоструйное стекло, вставленное в дверь, давало мне мутный, но хотя бы минимальный обзор.
  По ту сторону был человек.
  В этом я не сомневался. Там двигалось что-то крупное, возможно Адо пьяной походкой направлялся в туалет, опорожнить мочевой пузырь.
  Но я ошибался, когда с той стороны двери, почти вплотную подошла девушка. Абсолютно голая.
  Округлые груди прижались к стеклу.
  Я сидел не шевелясь. Замерев, наблюдал за каждым ее движением.
  Откуда она взялась?
  Возможно, после заселения в номер, мы позабыли закрыть входную дверь. И теперь какая- то дорожная шлюха, зашла погреться. Или на кружечку крепкого черного кофе без сахара.
  Груди гипнотизируя, елозили по стеклу. Затем девушка отстранилась назад, потянулась к ручке.
  Дверь начала отворяться. Медленно, почти беззвучно.
  Я задержал дыхание.
  Показалось голое плечо. Такая нежная кожа.
  Ключица, правая грудь с коричневым ореолом соска. Темные волосы.
  Кислотой обожгло внутренности, когда показалось лицо.
  Она вошла на кухню, притянув дверь за собой.
  Абсолютно голая, она смотрела на меня. Темный пушок на лобке торчал в разные стороны. Она ехидно улыбалась, не говоря ни слова. Я знал ее, и всегда знать буду. Я попытался заговорить, проглотив чудовищный комок, застрявший в горле.
  - Мама?
  
  Я открыл глаза, проснувшись окончательно. На кухне кроме меня никого не было. Дверь закрыта, из комнаты доносится храп.
  Иисус кричал, в черепе жутко стучало. Я потряс головой, собираясь с мыслями.
  Чайник стоял на плите, плюясь паром. Я подошел к нему, выключил газ.
  Пустой.
  Вся вода давно выкипела, дно закоптилось. Опустил его в раковину, включил холодную воду. Зашипел металл, наполнил кухню туманом.
  Оставив чайник в раковине, и выключив свет, я поплелся в спальню. Медленно переступая бутылки, я лег на диван.
  Остаток ночи провел без снов.
  
  
  Глава 14
  
  Грех, как живой, проникся блудней,
  Размножился, прилипнув к людям.
  Чем меньше грешник,
  Тем больше покаяния он принесет.
  
  Распахнул глаза, обнажив душу еще одному дню. Застряло внутри, ощущение чего-то неизбежного. Страшного.
  Переплелась смута с нутром, нитями Арахнида, выступила на лбу бусинами пота.
  Смахнул, поднялся.
  В голове трещали раскатами воспоминания ночи. Всполохами, озаряя в голове: свист чайника, Логан, мама.
  В комнате стоял странный запах.
  Прошел ногами по линолеуму, зацепив пустую тару. Бутылка завертелась чертовым колесом, заискрила на солнце.
  Выглянул в окно.
  На улице Адо копался в кузове фургона. Я прошел по комнате, к выходу. Странный посторонний запах усилился. Пахло толи керосином, толи растворителем.
  В животе заурчало, следовало перекусить. Кажется, в машине было немного вяленого мяса. Хотя возможно Адо и занимался в этот момент поисками съестного.
  - Рей, - позвал Энди с кухни, - Братишка, подойди ко мне скорее.
  Направился на зов, остановился в дверях, замер.
  Энди бесом прыгал с канистрой в руках. Смеялся, поливая содержимым шторы, стены и мебель. Хохотал безумно, пугающе.
  - Ты чего?
  Плевками струился бензин из канистры. Пропитывая ткань, дерево, все сущее. Только поднеси спичку. Побудь Прометеем.
  Воняло жутко, опьяняло.
  Вот, откуда был этот запах. Так обожаемый в кругах токсикоманов.
  
  В тесных комнатах, компания молодых наркоманов, закрывает все окна и двери. Посреди комнаты стоит большой таз с бензином. У некоторых целлофановые пакеты с клеем. Жадно вдыхают желтую смесь. Дуреют на глазах. Парни сосутся с девушками, смотрят безумно друг на друга, заталкивают языки глубже в глотки. Большинство склонилось над парами нефтепродукта, глубоко вдыхают полной грудью. Звучит тихая фоновая музыка, девушка с лысым черепом, что-то напевает себе под нос. Когда дурман достигает мозга, когда сознание плывет, некоторые закуривают. Кто-то встает и начинает кружиться вокруг своей оси. Таким образом, вызывая головокружение. Цель всего - вызвать как можно более сильное помутнение сознание. Некоторые падают, не устояв на ногах. Некоторых рвет, и они, выворачивая непроизвольными рефлексами свои желудки, показывают другим, что ели на завтрак.
  Это чипсы или фасоль? Всем все равно. Те, кто остался на ногах, вновь склоняются над тазом с бензином, вновь засовывают языки поглубже. Мы все с этого начинали.
  
  - Что ты делаешь - говорю я Энди.
  - Брат, я хочу настоящее шоу, - почти кричит он мне.
  - Зачем?
  - Я хочу расслабиться,- пустая канистра, со звоном падает, на вытертый до бетона линолеум.
  Стеклянные глаза смотрят на меня, не выражая ничего. Зрачки размеров с четвертак.
  - Что ты принял?
  - Свободу брат, - он смеется, - Я принял свободу, слышишь?
  Да будет счастлив во благо, да свободен во грехе.
  Смотрю на Энди. Уголки губ ползут вверх.
  Энди заливается в истеричном смехе, хватается за живот, падает коленями на мокрый пол.
  Не усладив Его, не искупит греха. Ибо в вечном не будет цельно един.
  Я смеюсь в ответ.
  Успокаиваюсь, принимаю свободу. Вдыхаю пары.
  Да очисти ноги в огне священном, да возрадуйся.
  Мы хохочем как ненормальные. Слезы льются из глаз, струясь по щекам.
  Я лезу в карман.
  Смех становится фанатичным, Энди хлопает рукой по мокрой стене.
  Прими Его.
  Протягиваю зажигалку.
  
  
  Глава 15
  
  Я прошу еще чистые листы.
  Кристофер, стоящий около меня на протяжении уже как получаса, покорно удаляется. И спустя несколько секунд несет стопку белоснежных листов.
  - Спасибо, - благодарю его, и вновь беру карандаш в руку.
  Кристофер добр со мной. Железная выдержка за 15 баксов в час.
  За его разбитое лицо меня привязали к койке, в отделении для буйных. Два дня обкалывали уколами. Зад болит, что не сесть.
  Извинился прилюдно. Он сказал, что не злится на меня. Он очень добр.
  Энди убили 8 месяцев назад - пишу я на листе.
  Не стоило запивать алкоголем тяжелые наркотики. С пожарным топором он бросился на патрульных, около своего дома. Те со своих кольтов, обильно накормили его свинцом.
  За столом рядом, двое соседей по палате собирают паззл. Всматриваются пустыми глазами в элементы мозайки, мычат. Чуть дальше, сидящего у окна идиота, кормят с ложки. Тип слева, запрокинул голову, пускает слюни. Они собираются на подбородке, стекая с беззубого рта, медленно сбегают ему на колени. Поднимает руки вверх, начинает лязгать зубами. Хохочет.
  Все заняты своими делами, до вас ни у кого нет дела. Только Кристофер, приставленный ко мне, в своей белой хлопковой форме. Смотрит боковым зрением, следит за рукой выводящей буквы на бумаге. За телом в полосатой пижаме.
  Кладу лист на небольшую стопку уже исписанных. Беру чистый.
  
  Весной, - пишу я, - мы сожгли мотель. Он выгорел почти наполовину. Тогда нам повезло, обошлось без жертв. Мы затерялись на время, залегли на дно. Но нас искали.
  Залезли в базу данных компьютера, нашли наши данные при заселении в номер. Началась охота. Лея недолго думая, отправилась в полицию с заявлением, подлив масла в жаровню.
  Грязная шлюха.
  После убийства Энди прошло два дня, когда меня скрутили, ударив об капот дежурного Форда. Я был настолько пьян, что не смог даже замахнуться.
  Щекой в шершавый асфальт, между лопаток уперлись коленом. Вывернули руку, хрустнула, зарычал.
  Карандаш ломается. Я прошу принести новый. Кристофер послушно выполняет мою просьбу.
  - Тебе говорили, что ты очень похож на Эшкрофта, - говорит он мне, протягивая карандаш.
  - Нет, - вру я, и продолжаю писать.
  Каждый день по часу. От мелких букв, плывущих в глазах, мне очень хочется спать. Голова начинает сильно болеть. Правая рука затекает.
  Адо пропал.
  Испарился. Возможно, он лежит мертвый в канаве, на юге Камберленда.
  Или жарит дешевую шалаву, около черного входа зачуханного бара. Где пахнет кислым пивом и жирными чесночными сухарями.
  Или пускает слюни в такой же больнице.
  Присматриваюсь к типу слева. Щурюсь.
  Нет, не Адо.
  Я несколько месяцев уже нахожусь в Бостоне. Хотя думал, что уезжаю отсюда навсегда. Вернули насильно, для ежедневного пробуждения в психиатрическом отделении, главной больницы Массачусетса. Под крики психов, возомнивших себя Мартином Лютером и Джимом Моррисоном.
  Каждый день под уколами и препаратами. Санитары называют это - витамины.
  Кристофер осторожно поглядывает на меня. Он хороший парень. Всегда добр и учтив со мной. Не повышает голос, не позволяет себе лишнего.
  Я доверяю ему настолько, что готов доверить самое дорогое, что осталось. Свои воспоминания.
  А может, у меня просто нет выбора.
  - Когда своими витаминами, вы превратите меня в овощ, - поднимаю на него глаза, - сохрани эти листы.
  Указываю на рукопись.
  Для него я всего лишь очередной псих. Ничего нового.
  Шизофрения, паранойя, и еще несколько научных терминов, напечатанные четырнадцатым шрифтом, в моем личном деле.
  - Конечно, Рей.
  Кладет рук на плечо.
  Я хочу, чтобы Вы меня помнили.
  Когда Кристофер уволится. Когда мой мозг превратится в пудинг. Когда общество будет ценить таланты Мишель Вайлд, забыв заслуги Франклина. Когда пустырями обратятся города-миллионники.
  Я хочу, чтобы Вы меня помнили.
  В этом коридоре, залитым светом из ламп, когда-то стоял Логан. Манил меня во сне рукой. Хлопковая рубашка, волосы зачесаны на прямой пробор.
  Но сейчас сны мне не снятся. Я уверен это из-за витаминов.
  Иисус рыдает по вечерам в черепной коробке. Все тело начинает содрогаться, и меня бьет мелкой дрожью. Он говорит все тише, будто уходит.
  Я не хочу, чтобы он покинул меня. Я останусь совсем один.
  - Вот возьми, - Альберт протягивает стаканчик с разбавленным Метакванолом.
  Опрокидываю. Глотаю. Через 20 минут, благодаря препарату, меня будет клонить в сон.
  Действительно, пора выспаться. Я очень устал.
  У окна, закончили кормить психа. Санитарка вытирает ему рот полотенцем. Хвалит.
  Когда я проснусь, будут процедуры.
  Вечерний сеанс группового просмотра телевизора. Витамины, прием ванны. Перед сном стакан молока.
  Я кладу последний лист на стопку исписанной макулатуры. Глубоко вздыхаю, перед тем, как протянуть листы Кристоферу.
  Ставя точку в моей истории, одинокая слеза горячим сургучом падает на пористую бумагу.
  Блестит, перед тем как впитаться.
  За ней следует другая слеза. Потом еще одна. И еще.
  Снотворное действует, начинает клонить в сон.
  Ломаю карандаш.
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"