Осенний лес уже наронял под ноги достаточно листвы, она шуршала и шумела, как давешний дождик, пробирающийся сквозь пока еще пышные кроны деревьев. Унес жаворонок красное лето. Студеными стали озера.
Елшан любил раннюю осень; еще тепло, а насекомые уже попрятались. Ни тебе мух, ни комаров... Маменька, правда, всегда учила, что надо любить Божих тварей без разбору. Однако, человек - существо особенное, не всегда разуму подвластное.
На берегу говорливой речки Елшан присел отдохнуть, третьи сутки ведь идет почти без роздыху. Но Зову противиться трудно. Уже скоро покажется деревенька. А может большое богатое село? В этих местах ловец еще не бывал.
- Закончу дело, и - домой! - уговаривал он себя. - Маменька небось заждалась, да и остальные тоже.
Река катила свои веселые воды, дарила прохладу. Плаксы-ивы склонили ветви низко -низко, полоскали узкие пожелтевшие листочки в проточной воде. Солнышко щедро заливало поляну, точно теплым медом. И каждая травинка нежилась в этих последних ласках. Пригрелся Елшан. Поклонило в дрему. Мимо летела паутина, за ветки цеплялась. Хорошо-то как!
И вдруг, словно из-за реки кто-то позвал:
- Эй! Эй!
Тихо так позвал. Но Елшан встрепенулся. Пора...
Поднялся, улыбнулся напоследок реке, пообещал явиться снова. Прямо посередине волны плеснула большая рыба, обдала серебряным жаром и скрылась в глубинах. До свидания!
Только к закату вышел Елшан на проселочную дорогу. Ярко красное светило весело закатывалось за ближайшую горку. Тракт был наезженный ухоженный, любо по нему путнику шагать. Через час показались первые дома. На завалинках чинно сидели старики, о своих делах беседовали да на молодежь недовольно поглядывали. А что? Самое оно стариковское дело молодость строжить! Ловца в Елшане узнали сразу по вышитому на груди вещему гаврану. Шапки ломать стали, в пояс кланяться.
Когда Елшан только занялся ловчим ремеслом, его смущали почести, а потом - обвык. Он степенно поклонился старожилам, и неспешно пошел по деревенской улице. Зов вел его... Собаки заливисто лаяли, провожая чужака.
У высокого добротного дома Елшан остановился. Резные наличники, на заборе кони, как живые гривами трясут - красота!
- Эй! Эй! - покричали ему из-за высоких ладных ворот.
Значит правильно пришел.
Елшан стучать не стал, сам в калитку вошел. Метнулась по ноги матерая старая сука, залаяла и тут же, поджав хвост, убралась обратно в будку. Посреди широкого двора ловец встал. Навстречу из хлева выскочила простоволосая баба с ведром. Замерла и как была задом обратно вошла. Через минуту - другую показался хозяин с вилами. Дородный мужик с окладистой бородой и твердым взором.
- Куда прешь?! Чего надо?! - строго крикнул он. - Зачем по дворам без сызваления шастаешь? Али стучаться не обучен?
Елшан молча ткнул в оберег. Мужик сразу смешался, пожевал губами, а потом хмуро сказал:
- Коли так, входи в дом. Милости просим!
Ловец спрятал ухмылку в усы и уверенно зашагал к хозяйскому дому. В сенях пришлось остановиться: после яркого света неприятно ослепили глаза потемки. Зато Зов стал громче. Просто кричал в ушах, рвал перепонки.
Елшан уверенно прошел в красную горницу. Он знал: по пятам идет сам хозяин, но не решается зайти наперед. После того как ловец приглашен в дом, его надлежало слушаться и домочадцам, и гостям, и пришлым. А наперед - самому хозяину.
Елшан подошел к образам. Перекрестился. Мирно мигнула ему лампадка, хмуро взглянул с иконы Творец. Улыбнулась Святая Богоматерь, прижимая к груди свое Дитя. Ободряюще посмотрели Святые угодники. А он поклонился им в ответ, благодаря за гостеприимство. И вновь нестерпимо захотелось спросить: "Как же вы не уберегли дом? Почему не наставили людей? Вон они вам и резную лампадку повесили, и вышитый рушник; молятся поди всей челядью, а того не ведают, что зло среди них! А может, ведают? Но уже свыклись и живут себе?"
Ох, устал он... Устал... В монастырь надо сходить, святым воздухом подышать... Там такая благость, и образа чистые дивным светом молельни освещают. Живые. А эти почти мертвые... Погубили их люди.
Елшан сел на хозяйское место за широкий стол. Мужик с бородой стоял на пороге, мялся. Впервые с ловцом дело имеет: не знает что положено, что нет.
- Сюда поди, - позвал гость. - Знакомиться давай.
- Еремей, - басом ответил хозяин. - А тебя как звать, мил человек?
- Елшаном зови, люди так нарекли, - кивнул тот.
Помолчали.
- Расскажи о беде своей, - сказал, наконец, ловец.
- А шо рассказывать-то? Чушка тут завелась у нас. Бегает, жить мешает. Мы уж и батюшку приглашали и бабульку читать, все одно - как ночь так спасу нет. А утром весь дом вверх дном. И скотина нервная стала. Коли поможешь, все что хочешь, проси. Я на селе староста, все что смогу - сделаю, отдам - не пожалею.
- Чушка говоришь? Неприятность это - не беда. Много не возьму. Однако, с тебя твоего слова не сымаю, что попрошу - мое. Но наперед про плату скажу, коли не согласишься - уйду. А с чушкой тогда сам разбирайся. Лады? - Елшан неторопливо положил на столешницу свои могучие кулаки.
- Опосля. Ты мне домашних собери. Взглянуть треба, - отрезал ловец.
Хозяин исчез в дверях. Спустя две четверти часа в горницу разномастной гурьбой вошли: давешняя баба, но уже в цветастом платке, за ней сразу молодуха, румяная да белая, в расшитом бисером уборе, следом - наклонив голову чтоб косяк дверной не задеть - молодец, видимо, сын, за следом сам Еремей.
- Вот, - сказал он. - Семья моя. Жена Настасья. Меньшой сын Никола. Жинка его Наталка. Старшой-то Никитка в городе с женой проживает, к нам наездами бывает.
- А кто это за тобой? - спросил Елшан, силясь рассмотреть бледное личико за широкими мужскими спинами. Требуемую персону тут же вытолкнули в центр комнаты.
- Это Ляська. Сирота. Соседи померли, а дочка вот осталась. Приблуда, - пренебрежительно пояснил мужик.
- Что за имя такое - Ляська? Крестили-то девку как? - удивился гость.
- Ляська и Ляська! - вдруг вклинилась хозяйка. - Будет вам на подкидыша вниманье обращать. Она так... Избавиться никак не могем, замуж-то поди такую - кто возьмет?! Убогая! - и засмеялась.
Сноха вторила ей заливисто, а тонкая девушка в стареньком сарафане вся сжалась, голову в худые плечи втянула.
Елшан только и видел, как взметнулась жидкая тощая коса. Девка исчезла с глаз долой.
- Может угоститесь, чем Бог послал? - лелейно пропела Настасья.
- Можно. Пущай ваша Ляська прислужит. Негоже мне людей от работы отрывать.
Елшан видел, как вспыхнули недовольными огоньками озорные глаза Наталки. И то видно, к работе бабенка не шибко приучена. Сарафан да телогрейка чистые нарядные, бусы на белой груди янтарные, руки вон холеные...
Но слово ловца - закон. Молча все вышли из комнаты, только через десять минут вернулась Ляська. Принесла на красивом подносе горшок с картошкой и мясом, потом пирог с капустой, яблоки моченые да огурцы бочковые. Последним внесла каравай. Водрузила его посреди стола и встала жердиной, глаза долу.
А Зов-то вокруг нее так и вьется, подвывает тихонько.
- Вот кто звал-то...- подумал Елшан.
А сам только краем глаза на девку и поглядел. Потом вовсе сказал:
- Поди. Позже со стола приберешь. Да постель мне постели, где хозяева укажут. Утомился я с дороги.
Ляську как ветром сдуло. Видно, боится людей, пуще огня.
И засыпали все. Одни коты бродили по улицам, временами устраивая свои неурочные драки.
Елшан лежал в горнице, положив руки за голову. Суета в доме успокоилась. Вот прошли в свою опочивальню хозяин с хозяйкою. Вот протопал Никола с женой, Наталка попеняла мужу на что-то шепотом. Заскрипела кованая кровать - улеглись. Теперь будут ждать, пока дом заснет - дело-то молодое. Но долго еще быстро-быстро бегала взад-вперед приблуда. Шурудила что-то у печи, скребла чугунки, выносила помои.
Петух проорал полночь, когда и она затихла.
Елшан задремал, даже сон какой-то пригрезился. И вдруг прямо мимо его горницы: шлеп-шлеп... шлеп-шлеп...шлеп-шлеп. Как будто босые детские ноги по мокрому, только что мамкой намытому полу пробежали. Ловец встрепенулся. Сон как рукой сняло.
Только и слышно по дому Шлеп-шлеп...
Перестал храпеть хозяин, утихла возня молодых. Шлеп-шлеп. Загремели заслонки на печи. Загромыхали чугунки да кастрюльки. Шлеп-шлеп. Полетели на пол ложки да половники. Шлеп- шлеп. Захлопали ставни. Шлеп-шлеп. Что-то упало, громко чавкая. Шлеп-шлеп. Задребезжали стекла. Шлеп-шлеп. Заскрипели разом, словно жалуясь, все половицы в доме.
Елшан встал с постели. И тихонько выглянул из-за занавески. Шлеп-шлеп. Словно ребенок, резвясь и шаля, пробежал мимо. Ловец на цыпочках прокрался следом. Распахнулась входная дверь. Шаги скатились с крыльца и понеслись в хлев. Оттуда немедленно раздался рев испуганной скотины. Долго жаловались коровы и козы на свою неблагополучную судьбу.
- И как молоко-то не пропадает? - удивился Елшан.
Он стоял на крыльце в одном исподнем. Ночной холодок пробирался под нижнюю рубаху, неприятно щекотал брюхо. Бухнула дверь хлева. Мимо вновь просеменил веселый бег. Громко ахнула входная в сени, еще громче - в дом. И пуще прежнего заскакали заслонки, загремели чугунки, запела печная труба. И вновь - хлоп, бух - хлев. Ревет потревоженная скотина.
Елшан закурил самокрутку, которую прихватил из котомки. Вокруг него гремело, шлепало, ревело... А он ждал утра. Самое важное случится на заре Божией.
Край далекого поля еще не озолотился, когда вечный страж времени петух прокричал заздравие утру. Шлепание мелким горохом высыпало на крыльцо, постояло рядом с Елшаном, повздыхало и, шурша опавшими листьями, кинулось в сад. Ловец за ним. Под раскидистой яблоней бег остановился, на мгновение ловец увидел маленького прозрачного мальчика, что прижался к шершавому стволу дерева. А может это был предрассветный туман? И пропало все. Тихо стало.
Елшан вернулся в дом, улегся в горнице и заснул. Он был уверен, что вместе с ним уснул и дом.
Проснулся гость за полдень. Оделся. На столе ждал его, накрытый белым полотенцем, завтрак. Вышел на крыльцо, закурил.
Матушка ой как не праздновала эту его привычку. Считала, что зря он подобрал ее, слоняясь по свету. А Елшану она помогала. С дымом отпускал он в небеса свои молитвы, думы - так скорее до Бога дотянуться получится. А еще страхи.... Страхи улетали вместе с ароматными колечками... Ловцу бояться негоже. То, что по дому бегает не просто чушка, Елшан понял, едва переступив порог. Беда в доме приключилась. Спросить хозяев напрямик? А если начнут прятать все? След путать? Он потом вовек не разберется! Можно, конечно, труда себе особого не давать. Поймать побегунчика и дело с концом. Так многие ловцы делают, но Елшан сам положил себе непременно до истины добираться. Ой, редко когда нечисть в добром доме заводится... А вдруг и не нечисть вовсе?
- Как почивалось? - хмуро спросили у него за спиной. На крыльцо вышел сам хозяин.
- Неплохо, - спокойно отозвался гость.
- Ой, ли? Слыхал, какие страсти-то у нас творятся? Избавь уж нас от чушки, сделай милость! А то нам хоть двор бросай! - Еремей стоял, заложив руки за спину. Словно прятал их от греха подальше.
- Не поможет. Чушка за вами вслед увяжется. Вы ж утварь с собой потащите? Так и ее прихватите! - усмехнулся Елшан. - А скажи, хозяин, давно ли эта напасть приключилась? Ты не спеши - подумай, важно мне это знать.
- Так в прошлый год, в аккурат на яблоневый Спас! - вклинился в мужской разговор веселый голос Настасьи, она проходила мимо с ведрами и остановилась передохнуть.
- Ступай куда шла! Разговорчивая! Кто тебя спрашивал?! - накинулся на жену Еремей.
- Ты чего? - удивилась Настасья. - Какая муха укусила-то?
- Ступай, кому говорю! - не унимался мужик.
Баба подхватила ведра и ушла.
Еремей угрюмо насупился. Видно, не по нутру пришлись слова жены хозяину. Ишь, как пыхтит, злится. А с чего бы это? Ну, влезла в разговор бабенка, так, поди, в этом доме жинки не последнее слово имеют.
- Верно жена сказала, - подал голос Еремей. - Ну, мне пора, работа стоит.
Елшан затушил самокрутку. Лихо хозяин разговор-то свернул. Даже не спросил, когда к делу приступать гость собирается. Видно есть что скрывать!
День в деревне начинается рано, а заканчивается затемно. Много хлопот у крестьян: скотина ухода требует, на огороде дел невпроворот. Трудились хозяева знатно, приятно смотреть, но все же чаще других на глаза Елшану попадалась Ляська. Девку гоняли без жалости все кому не лень, да еще покрикивали, коли не успевала оборачиваться. В особенности горячилась Наталка. Все было не так, все не по ее! Несколько раз даже за косу приблуду хватала... Мужики Ляську громко не строжили, тяжелой работой не нагружали, но и они нет-нет да и начинали ворчать. И не то чтобы девка плоха была как работница или ленива без меры, но поди попробуй, угоди всем за раз: хозяин велит питья телятам принести; хозяйка в руки лопату сует, мол, на огород ступай; Наталка зовет картошку чистить, а Никола требует солому...
Елшан присел на завалинку. Солнце грело, белые пушистые облака бесшумно скользили по блекло-голубому небу. Даже как-то не верилось, что совсем скоро придет пора дождей, а там уж и до заморозков недалеко.
- Ляська! - крикнула совсем рядом Настасья. - Сюда поди! Кому говорю, чтоб тебя леший прибрал, бестолковую!
Настасья - баба хоть и дородная, но вся ладная, круглая. Руки пухлые, мягкие, такими только гладить да ласкать, а не оплеухи отвешивать. А голос какой звонкий сильный; поет, поди, знатно. Рядом с ней сиротка казалась еще тоньше, еще прозрачнее. Кожа с серым оттенком, коса, что твой мышиный хвостик, вся из себя худющая. И одежа с чужого плеча.
Заметил Елшан еще одну странность: женская половина семьи девку явно не жаловала, тычки до зуботычины раздавала за малейшую провинность, мужики вели себя сдержаннее и можно сказать добрее, однако, шарахалась от них приблуда, как от огня, и все больше к бабам липла.
Обедал гость вместе с хозяевами, Ляська себе миску на стол только поставить и успела.
- Ляська! Хлеба тащи!
- Ляська, добавь горячего!
- Ляська! Соли подай!
И так без конца. Успела ли приблуда сунуть кусок в рот, Елшан не знал, он встал из-за стола первым и ушел в сад. Сел под старой яблоней, прислонился к стволу и глаза закрыл.
Зов то тихий далекий, то громкий и настойчивый раздавался как будто разом со всех сторон. Ловец приказал себе не слушать его, мешает только. Спиной Елшан чувствовал каждый узел, каждый бугорок на коре дерева. Пахло прелым яблоком и листвой. А еще осенними цветами. Нежно так, еле ощутимо. Почему побегунчик явился именно сюда? Что влекло его к этому месту? Откуда странная связь между ним и приблудой?
- Нужно поговорить с Ляськой! - решил Елшан. - Но так, чтобы без хозяев. Девка их боится, рта не откроет. Погожу пока с ловлей, успеется. Присмотреться надобно.
Два дня ждал ловец такой возможности. В сад больше не ходил, все, что ему требовалось, он там увидел, а разгадка тайны крылась в самом доме и его домочадцах. О многом Елшан догадывался, но требовалось знать наверняка. С этой же целью он по вечерам ходил к колодцу, около которого на завалинке всегда собирались старики. Многого, конечно, пришлый узнать не смог: деревенский люд посторонних не слишком жалует, но что-то все равно услышал. Например, что звали Ляську на самом деле Машей, что родители ее жили бок о бок с Еремеем и его семьей, причем жили дружно, а когда мор разом унес соседей, то дочку староста взял себе на воспитание. В один голос старики говорили, что девка ущербная не только телесным здоровьем, но и душевным. А вот почему они так решили, Елшан добиться не смог.
Чушка по ночам продолжала беспокоить дом. Покоя от нее действительно никому не было. Особенно бесилась перед рассветом. Грохот стоял такой, хоть святых из дома выноси. Хозяин с каждым днем становился все пасмурнее, он-то думал, что ловец тут же избавит его от напасти, а тот только ест, спит и по дому шатается, во все углы заглядывает. Да вопросы задает неожиданные. Часто ли Ляська болела в детстве? А почему уехал старший сын? И много еще чего... Настасья уже прямо сказала мужу, что Елшан де этот - проходимец и гнать его надо. Однако Еремей опасался поступить по совету жены.
На третий день Елшан услышал, как Наталка приказывала Ляське отправляться со стиркой на реку. Удобнее момента и не придумаешь. Ловец ушел из дому раньше девки, встал за углом чужого дома и стал ждать.
Ляська появилась только через час с огромным баулом в руках. Елшан потихоньку отправился следом. Шла приблуда не той дорогой, которая привела ловца в село, а еле заметной тропкой. Шла не оглядываясь, видать совсем не боялась, что кто-то увяжется. Через три четверти часа пришли, таким образом, к реке. Елшан за деревом спрятался, ему было любопытно, как будет вести себя девушка без посторонних глаз. Ляська развязала свой баул, достала доску и мыло, разложила белье. Взялась за работу ловко и привычно. Мочила, мылила, терла, полоскала... И пела. Тихо, едва слышно. Но песенка была веселой. Елшан незаметно подкрался к прачке. Девчонка его заметила не сразу, но как же она испугалась! Просто побелела вся! Рубаху наземь уронила, стоит и глазищами хлопает, а сама судорожно на шее платок поправляет.
- Стираешь? - спросил Елшан.
Кивнула в ответ.
- Руки-то поди замерзли совсем? Вода холоднющая. Дай погрею! - и сделал шаг навстречу.
Ляська отшатнулась, ладони за спиной спрятала, головой отрицательно трясет. А сама ни гу-гу.
- Да не кочевряжся! Не обижу! Не зверь, поди, человек, - Елшан внимательно следил за реакцией девки, а сам широко расставил руки, вроде как толи обнять хочет, то ли поймать.
Приблуда бросила быстрый взгляд на белье, поняла, что похватать все не успеет, затравленно заозиралась. Оставить стирку и спастись от чужого бегством ей не позволял страх перед хозяевами.
- Подойдешь, в речку прыгну! - вдруг заявила она. - Потопну, так на тебе пусть смерть моя будет.
- А ты смелая, - одобрил Елшан. - Только зачем в реку сигать? Али мужика у тебя ранее не было?
- Не твое дело! Ступай откуда пришел! - близость возможной гибели расхрабрила девку.
- Ладно, не бойся! Не затем я за тобой следил, - серьезно сказал Елшан. - Ты мне скажи кое-что по совести, я и уйду. То, что бьют тебя - это я видел, то, что терпеть не могут - понял. Но почему из дома-то не сгонят?
- А кто бесплатную прислугу прогонит прочь, хоть и постылую? - Ляська от воды не отошла.
Ловец намерено напугал девушку, от страха порой невольно самые тайные мысли с языка соскакивают.
- А сама почто от них не уйдешь?
- Некуда! - как отрезала.
- Расскажи, что случилось в вашем доме в прошлом году перед Спасом? Почему вдруг чушка у вас завелась?
- Не знаю я, у хозяев спросите, - сказала тихо и глаза спрятала.
- Не хочешь ты мне правду говорить... А почему?
- А чем вы других лучше? Покрутитесь и уйдете своей дорогой, а мне тут еще... - что ей тут еще приблуда не договорила, только рукой махнула.
Елшан ушел. По возвращению сразу же в сад подался. К старой яблоне подошел, ствол ее погладил, у корней внимательно землю оглядел. А после с правой стороны в аккурат над небольшим бугорком сук срезал. И в дом вошел. Свою суму взял и сел у окна в общей горнице.
Тут же рядом возник Еремей, потоптался малость, а потом спросил:
- Добрый человек, когда ж ты нас от чушки-то спасать станешь? Ведь моченьки нет! И про оплату мы не договорились...
- Плата? Ляську свою отдашь, и будет с меня, - отозвался Елшан, внимательно разглядывая ветку в руках.
- Кого? Да ты что ж?! Она ж человек, как я тебе ее в кабалу отдам? - хозяин от негодования даже позеленел. Только не потому он так за Ляську вступился, что жаль ему было девку...
- Ты подумай, Еремей. Не тороплю. До вечера у тебя побуду. На закате мне свое слово скажешь. С домашними посоветуйся. Да - да, нет значит нет. Уйду. Только наперед знай, даже если соберешься и съедешь с этого дома, побегунчик за тобой пойдет, потому как не к углу твоему родному привязан, а к людям здесь живущим. Думай, Еремей. Думай.
Елшан даже глаз на хозяина не скосил, вниманием не удостоил. Мужик помялся, рукой досадливо махнул и утопал прочь. К жене отправился за советом.
Ловец так и просидел у оконца до самого условного часа. Вечерять отказался. Велел всей семье в горнице собраться. Пришли. Стоят, на него пялятся, лица у всех красные недовольные, только Ляську привычно не видать.
- Вот что, - решительно нарушил тишину староста. - Ты, ловец, гость, конечно. Но проси чего другого. Все сделаю!
- Нет, - качнул головой Елшан, а сам за спины заглядывал, силился девчонку разглядеть.
- Ну как мы ее отдадим?! - пробасил недовольно Еремей. - Не чужая она нам! А сама она не хочет! Ляся, не хочешь ведь?
Ляську опять вытолкнули вперед. И она встала, как в прошлый раз, опустив голову, не решаясь даже знак подать. Десять пар глаз так и впились в несчастную приблуду.
- А коли согласится? Сама по доброй воле пойдет? Отступитесь? - спросил ловец.
- Не выйдет у тебя! - обрубил Никола. - Деньгами у бати проси. Сколько положишь за работу, столько и заплатим, не боись.
- Уйдите все. Хочу Лясей тишком перемолвиться.
Хозяева взялись возмущаться наперебой, но Елшан так посмотрел на недовольных, что они поспешили уважить его просьбу.
- Ну, Маша, что скажешь? Пойдешь со мной? - ласково спросил ловец.
Девчонка от неожиданности даже голову подняла, видно, не ожидала имени своего услышать.
- Зачем вам я? - едва слышно прошептала. - Неужто у вас жены нет?
- А причем здесь жена-то? Не в жены тебя зову, в работницы. Маменька у меня совсем старенькая стала, ей уход требуется и помощь по хозяйству. Тебя не обижу. Жалование платить стану, - степенно выговаривал Елшан, но по глазищам видел - не верит, подвох ищет.
- Я тут останусь, - и отвернулась.
- Оставайся, - согласился ловец. - Только чушку я с собой заберу в любом случае, негоже ей добрым людям жить мешать!
- Это они-то добрые?! - невольно воскликнула Ляська и тут же прикусила язык.
- А что, злые? Расскажи мне, Маша. Как все было расскажи, важно это. Помоги мальцу, коли себе помочь не желаешь.
Девка так и прянула от него, а у самой в глазах слезы стоят, вот-вот хлынут, затопят все вокруг.
- Не трогайте его, он маленький совсем. Не понимает ничего, играет...
- Знаю. Потому твоей помощи и прошу. Навредить ему боюсь, - Елшан лукавил, желая заставить Лясю открыть свою страшную тайну.
- Не обижайте его. Пожалуйста!
- Со мной пойди, ему ничего дурного и не будет.
Но девка наглухо замкнулась в себе, трясется как листочек и молчит, только носом шмыгает.
- Давай так поступим. Сегодня ты подумаешь, а на рассвете решишь, как тебе поступить? Пожалел я тебя. И его пожалею. Согласна?
Маша-Ляся голову в плечи втянула и еле заметно кивнула.
- Позови хозяина, - попросил Елшан.
Девчонку как корова языком слизнула. Зато воротился Еремей.
- Поймаю я твою чушку. А с наградой завтра решим, коли Ляся согласится, с собой заберу, - сурово сказал ему ловец.
- А если не согласится?
- Значит, так уйду! - заявил Елшан. - А теперь слушай, хозяин. Ночевать всей семьей ступай куда хочешь, только от дома подальше. Накрепко запомни: уходите и до рассвета следующего дня не возвращайтесь. А нето худо будет! А Ляську оставь, мне помощь нужна.
- Почему ее? - вскинулся староста.
- Не буду я тебе ничего объяснять, - Елшан тяжело посмотрел на Еремея.
Мужик под этим взглядом растерялся, кивнул и сбежал прочь.
Во дворе тут же раздался его зычный крик, полный затаенной злости и желания на ком-нибудь ее сорвать:
- Настасья, Наталка, еды там тряпья возьмите, ночевать на дальний сеновал пойдем! Чего? Это кто тут супротив меня голос поднимать удумал?
Хозяева собирались долго, шастали туда-сюда. Уже солнце почти скрылось за крышами домов, когда они, наконец, ушли.
А Ляська осталась. В горницу вошла бочком, у стены встала и замерла, как неживая.
- К себе иди, - приказал Елшан. - И чтобы не случилось, носа не высовывай!
- А помогать как же? - прошептала девчонка.
- Не для того тебя оставил, а чтоб не приставали те с уговорами да страстями. Ступай уже и не мешайся!
Приблуда исчезла с глаз.
Елшан снова повертел в руках давешнюю ветку. Достал из сумы нож и стал потихоньку строгать, бормоча себе под нос зазыв.
- Душа неопытная, душа неупокоеная, мимо не ходи, ко мне подойди. Дам тебе игрушку из дерева зверушку. Дам калач, только не плачь. Дам монетку, детке на конфетку. Мимо, милый не ходи, ближе-ближе подойди...
Ночь зашла в дом бесшумной своей походкой. Ловец затеплил лучинку и при неверном свете снова занялся работой. Из куска дерева стала проявляться фигурка человечка, вырезанная искусными руками. И вот скрипнула половица в соседней комнате, на кухне громыхнула посуда. Мимо прошлепали невидимые ноги. Остановились.
- Иди ко мне, малец. Посмотри, что у меня есть... - позвал Елшан и снова свой зазыв затянул, только теперь громко, в полный голос.
Побегунчик потоптался на месте и убежал. Побоялся. Ловец улыбнулся, из сумы достал угощение и серебряную монету, разложил на лавке.
В доме стучало, звенело, но входная дверь не хлопала. Снова подкрались шаги. Остановились теперь поближе. Видно любопытно взглянуть, что это человек там делает. А Елшан нарочно рукоделье свое прикрывает, заманивает. Ближе, еще ближе... Потянуло морозным страхом, на затылке встали дыбом волосы, но ловцу к такому не привыкать. Ясное дело: живому нельзя безбоязненно возле неупокоенной души находиться. Елшан скосил глаза вправо: замерла в углу густая тень, так похожая на маленького мальчика. Ловец куклу свою вперед огонька лучины выставил, упала от игрушки тень на побегунчика.
- Ловлю душу в новое тело, в новый дом. Жить тебе в нем!
Раздался крик, да такой что заложило уши. Тени сжались, затрепетали, словно одна из другой вырваться пыталась, а потом потянуло холодом, но не тем бодрящим морозцем, что бывает зимой, а могильным, страшным. Сгустился мрак, живой огонек метался, как от сквозняка, но горел. Елшан лучины из осины кладбищенской делал, только такие и годятся для ловли. Побегунчик сдался не сразу, все пытался освободиться и звал, как ребенок мать свою зовет, когда сильно напуган. Ловец видел, как вбежала в комнату Ляська, вся бледнющая хуже поганки. Трясется. Если не остановить, бед наделать может. Елшан руку вперед выбросил и грозно крикнул:
- Замри! - девка так и встала столбом.
А детский плач звучал все громче, пронзительнее, жалобнее... И вдруг оборвался, исчез побегунчик в кукле, но на последок полоснул Елшана жутким страхом, заставил увидеть свое короткое прошлое.
... - Тужься! Да не ори ты! Ишь ты, орет как резанная! - недовольно крикнула потная красная тетка, в которой с трудом можно было узнать Настасью.
Кто-то кричал с надрывом, просил помощи. Совсем рядом раздавались другие голоса. И вдруг весь гам разом перекрыл плач младенца.
- Чего это она? Померла, что ли? - удивилась Наталка, наклоняясь над роженицей.
- Что приблуде сделается! - проворчала свекровь. - В обморок вишь свалилась, как барышня. Наталка, детенка прими, мне передохнуть надо.
Сноха взяла наскоро завернутого в простыню малыша.
- Еще чего! - прошипела незнакомая молодая баба. - На выродка этого...
- Так Никиткин же, мужика твово - ехидно отозвалась своячница.
- Не его это! Нагуляла приблуда! - взвилась Анюта, а сама еле терпит, чтоб в голос не взвыть.
- Чего-то наша роженица уморилась, как бы не преставилась, в самом деле. Беги, Наталка, в дом, там на полке настойка рябиновая стоит, тащи ее сюда, - приказала Настасья. - Анютка, младенца-то у нее забери. Бери, бери, да побыстрей. А я сама умоюсь пойду.
- В ушате вон воды полно, - влезла Наталка.
- Не могу, ужо в бане, душно мне. На воздух выйти надо, - отрезала свекровь.
Женщины ушли, оставив Анютку с мальчонкой на руках. Баба брезгливо смотрела на сверток, и вдруг взяла ее такая злоба, что весь мир собой закрыла. Анюта воровато глянула на Ляську, которая без памяти лежала, да и накрыла ладонью лицо мальчишке. Недолго держать пришлось, пробежала по тельцу дрожь и затихла. Баба мертвого младенца рядом с матерью положила...
Трупик этой же ночью под яблоней в саду закопали... Сам Еремей могилку капал, на чем свет стоит баб ругая, рядом на коленях выла Анютка. Ляське сказали, мальчонка родился-де хворый... С тех пор и появилась в доме чушка...
Елшан очнулся, рукой по лицу провел. И только тогда понял, что плач не успокоился, а продолжал рвать душу надрывом. Но ревел уже не побегунчик, завывала несчастная Ляська.
- Отомри! - разрешил девке ловец.
Та на пол так и рухнула, рыданиями захлебнулась. Долго Елшан успокаивал Машу, по спине гладил, слова добрые говорил. Только когда куклу показал и объяснил, что ничего мальцу не сделалось, немного успокоилась. Остаток ночи провели сидя на полу рядышком. Ляська про жизнь свою рассказывала, а Елшан слушал, не перебивая.
- Как родители мои умерли, я тут жить стала. Дом наш дядька Еремей снес, двор свой расширил. Он староста, кто ему слово поперек скажет? Да и зачем? Его моим благодетелем почитали... Обижали, конечно, меня, но не так чтоб со свету сживать. Ляськой прозвали. Не было у хозяев дочери, вот вроде как я и заменила. Потом Никитка стал на меня посматривать, просил даже у родителей благословения, жениться хотел. Да только тетка Настасья запретила приблуду в родню брать. Не любила она меня... А Никитку на девке из другого села поженили, на Анюте. Сначала хорошо даже было. Никитка от меня отстал, с молодой женой забавлялся. Потом оженился и Николка. Наталка меня за что-то возненавидела, даже просила свекров со двора согнать, но тем работницы дармовой жалко было. Не знаю, что у Никитки с Анюткой разладилось, только стал он меня по углам подстерегать. Я дядьке Еремею призналась, он его вожжами отходил... Тяжело мне жилось тогда, снохи меня поедом ели. Хотела уйти, так не судьба видно была. А посля Никитка как-то в хлеву меня подкараулил... Я смолчала. Срам такой... А он с тех пор как с цепи сорвался, проходу мне не давал, все норовил затащить туда, где нет никого. Я бегала от него, но молчала. А тут живот расти стал. В тяжести я оказалась. Тетка Настасья меня по всему дому за косу таскала, выведывала, кто отец. Я и призналась... Никитка отнекиваться не стал, так прямо и сказал, что люба я ему и дите его. Не знаю, как я тот ад пережила. Никитка защищал, да только не всегда рядом был. Обещал, что как ребетенок родится, уйдем мы с ним. Я этим и жила. А потом... потом... - Ляся заплакала. - Потом мальчишечка слабенький родился, сразу и умер. Они мне даже не сказали, где он похоронен. Никитка с женой остался, да я и не желала другого. Вскорости уехали они в город. Я утопиться хотела, да тут вдруг мальчик мой вернулся. Я знаю, это он был... Правда? - девчонка заглянула в глаза ловцу.
Елшан смотрел в окно на яркую луну и долго молчал, прикидывая можно ли Маше правду сказать.
- Правда? - сказала чуть громче, а словно бы прокричала прямо в ухо.
- Правда. Не отпустила ты его, да он, верно, и сам бы не ушел. Обидели его тут.
- Как обидели?
- Убили, - тяжелое слово упало и растеклось черной лужей.
Ляся задохнулась.
- Как убили?
- Да так. Жена Никитки грех на душу взяла, да только не она одна виновата. А похоронили под старой яблоней в саду. Хочешь, мы его выкопаем и с собой заберем? Негоже ему тут лежать... - Елшан ждал, что Ляся ответит.
- Проклятые! - с жаром запричитала она. - Пусть прокляты будут сами, и род весь их, и дом этот! Сколько боли от них вынесла, а за что? И сыночка моего невинного... - и протяжно взвыла, как собака перед собственной кончиной.
- Тихо, тихо. Прокляла? Твое право. Только послушай, что тебе скажу. Не будет отныне в доме этом благости и детей. Никогда. Угаснет род старосты Еремея. А ты собирайся, - уговаривал ловец.
- А я все ведь думала, за что Никитка жену смертным боем бить стал! За что так жестоко? Он однажды вожжами ее едва...
- Повинилась она перед мужем. А остальные и так все знали...
- Они же потом меня... И дядька сам, и Николка... - кричала Маша, царапая себе лицо.
- Насильничали? Догадывался я, только наверняка не знал, - грустно покачал головой Елшан. - Про сыночка своего вспомни. Пойдем, уже луна к закату клонится, скоро солнце вставать станет. А нам еще мальца выкопать надо. Где тут лопату взять можно?
Но не сразу смог ловец достучаться до убитой горем Ляськи. Наконец, шатаясь на нетвердых ногах, смогла девка во двор выйти.
Могилку раскопали быстро, Елшан тряпки и косточки в широкий плат завернул, в суму убрал.
- Теперь сама собирайся! - сказал он Маше.
- Ничего из этого проклятого дома не возьму!
Ловец и Ляся не стали ждать хозяев и ушли из села, едва ночь превратилась в рассветные сумерки.
Весь день спутница молчала, не жаловалась на долгий переход и скудную еду. А ночью Елшан подкрался к спящей:
- Разольется река быстрая, озерцо расплескается, болотца высохнут, а коряги и пни змей повыгонят. Так гоню-выгоняю тоску великую с головы буйной, с лица белого, с сердца ретивого. Чтоб не рвала не терзала тоска лютая. Пусть уйдет за семь морей, за семь полей, да там сквозь землю и провалится!
Поутру Маша повеселела и хоть не смеялась, но стала хоть на живую походить. Так к концу пятого дня подошли к монастырю. Настоятель, старый знакомый Елшана, принял их ласково. Здесь на монастырском кладбище и остались навсегда останки маленького мальчика без имени. Маша долго молилась, на коленях стояла, поклоны клала, просила у угодников милости. Елшан свечи иконам ставил, свои молитвы читал. Мирно пахло ладаном, мигали, потрескивая, тонкие восковые свечки. Ловец вспомнил, как прошлой осенью помогал монахам ульи на зиму прятать.
В святой обители прожили путники без малого восемь дней, а потом дальше двинулись.
- Расскажи мне про чушек, - как-то попросила Ляся, когда путники остановились отдохнуть под нарядной рябинкой у дороги.
- Не люблю я это слово, - поморщился Елшан. - Я их побегунчиками зову... Но не суть. Чушками становятся умершие в младенчестве некрещеные дети, коли в добрый дом попадут так домовыми сделаются. Это мальчики. А девочки - кикиморами. Что морщишься? Не болотными, понятно дело. Дворовыми. Эти - людям помогают, о доме заботятся. Такие неупокоенные порой назад к Богу уходят и заново родятся.
- А если в злой дом попадут?
- Тогда так чушками и останутся. Так чаще всего бывает. Ловцы их в куклы ловят, да и хоронят, где люди не ходят. Такая душа навсегда пропадает, из куклы без воли ловца хода нет.
- А мой? - испугалась Маша.
- Я не хороню, как другие.
- А что ты с ними делаешь?
- Узнаешь! Пойдем!
Шли они долго. С деревьев листье опало, раздулось ветром. Запустели сады, в путь засобирались перелетные птицы. Приунывши, затихли сорные гнезда. На исходе третьей недели зачастили дожди, пришлось искать ночлег в деревнях. Люди ловца со спутницей в дом пускали, в гостеприимстве не отказывали, за улыбками прятали свои страх и неохоту. Но Елшан обиду не держал, природа человеческая такова: бояться, чего не понять не могет.
Только однажды старая вдова оказала им такой радушный прием, что даже уходить из ее светлого дома не хотелось. Она-то и подарила Маше новую одежу и обувку. Елшан почувствовал неловкость, он как-то упустил, что девушку приодеть надобно.
Дальше пошли веселее.
- Далеко еще, Елшан? - много раз на дню спрашивала Маша. Утомилась девка совсем.
- Потерпи, уже скоро! - улыбался ловец.
И еще одна день и ночь минули.
- Елшан?
- А?
- А у тебя женка есть?
- Ты опять бояться удумала?
- Нет. Ты добрый, я теперь знаю. Так есть?
- Нету.
- А отчего? Ты не старый...
- За ловца кто пойдет? Скитаюсь по свету, дома мало бываю. А женка, она мужа видеть должна. Понятно тебе?
- А я бы пошла...
- Куда?
- Никуда! А скоро мы придем?
- Ой, отстань!
- Ну, правда?
- Вон на ту горку поднимемся, потом спустимся, а там и рукой уже подать.
- Хорошо!
И вперед убежала. Елшан ей вслед посмотрел и улыбнулся. Изменилась девчонка. В дареной одежке и сапожках, смешливая, сверкала она озорными глазищами. И куда девалась манера зажиматься и прятаться? Правда, людей Маша не любила, молчала больше да и глаза прятала...
И, вот, наконец, добрались путники до маленькой деревушки. Совсем рядом вилась голубой ленточкой речка.
Елшан привел Машу к большому бревенчатому дому у самого края леса.
- Здесь я и живу, - махнул рукой ловец. Он улыбался.
Вернуться домой после долгого пути и трудов - счастье.
Маша робко перешагнула порог и остановилась удивленно. Солнце заглянуло в оконце и осветило большую горницу. Из красного угла добро смотрела на гостью Богоматерь, пахло свежим хлебом и парным молоком. И такие тепло и свет распахнули Маше свои объятья, так окутали ее бережно, что сердце сладко заныло: слава Богу, дома!
Навстречу вышла седая маленькая старушка в домотканом платье и беленьком передничке.