В начале апреля отцу стало хуже. В местной больнице ничего определенного сказать не смогли, повезли в районную. И здесь подтвердилось самое худшее - рак. Нужно было делать операцию, но отец наотрез отказался.
--
Поймите у вас неплохие шансы, - настаивал лечащий врач, но отец упрямо твердил:
--
Незачем все это, хватит, пожил.
Когда он вышел из кабинета, я озадаченно посмотрел на врача: ну что с ним делать?
--
Знаете что, - предложил он, - а пускай он поговорит с Иваном Сергеевичем, с хирургом. Может он его сможет убедить.
Я отправился искать хирурга. Иван Сергеевич оказался сухоньким низеньким старичком со впалыми глазами на сильно морщинистом лице. Выслушав меня, он кивнул головой:
--
Конечно, конечно, все понимаю. Пускай подходит в наш сад, я минут через десять там буду.
О чем они толковали, сидя на скамейке, я сказать не мог, хотя внимательно наблюдал и старался понять. Во всяком случае, хирург не чертил на земле схемы, да и не сильно убеждал, по крайней мере, внешне. Говорили оба спокойно, не торопясь. Со стороны казалось, что это два старых приятеля сели побеседовать. Они даже были чем-то похожи: оба маленькие, сухие. Только хирург был седой, а отец сохранил натуральный цвет волос.
Минут через десять, Иван Сергеевич поднялся, кивнул и пошел в больницу. Отец остался сидеть. Я подошел, и, боясь поверить, спросил:
--
Ну что?
--
Ну что, - спокойно ответил он, - лягу на операцию.
И заметив мой удивленный взгляд, добавил: - Фронтовик он, как и я на первом Белорусском воевал. Это не нынешние врачи, через него не одна тысяча раненых прошла. Для него человеческое тело, что открытая книга.
Операция прошла успешно. Два года отца ничего не беспокоило, а потом боли возобновились.
--
Ничего, - говорил отец, трясясь по дороге в район, - пойду к Ивану Сергеевичу, он меня быстро приведет в норму.
В регистратуре переспросили фамилию врача, а потом ответили:
--
Год, как не работает. - И пояснили: - Умер.
Мы вышли во двор, отец зажег сигарету, глубоко затянулся. Я заикнулся о другом враче, но он невесело усмехнулся:
--
Нет, не проси. Подарил мне Иван Сергеевич, царство ему небесное, два года, и хватит. Видно пришло время для нашего поколения, ничего не попишешь.
Все попытки уговорить отца окончились ничем. А через три месяца его не стало.