Сергей и Марина прожили вместе одиннадцать лет. У них был девятилетний сын Ванечка и лабрадорша Крайка. В их доме все эти годы царило счастье, спокойное, уютное, без особых взлетов, но и без серьезных провалов, обычное человеческое счастье. Марина никогда особо не задумывалась о том, любит ли она Сережу, по-настоящему ли любит, какой любовью она его любит, просто ей с ним было сладко спать по ночам в одной постели, радостно встречать его после работы, интересно разговаривать, весело гулять всей семьей в парке, уверенно смотреть в будущее. Ей с ним было просто хорошо. Сергей же вообще не был особо склонен к подобным размышлениям, он просто жил и ему нравилось жить именно так. Но вот это абсолютное "хорошо" потихоньку, медленно, как казалось, без поводов и причин, перерождалось в сначала неуверенное, а потом все больше и больше определенное "плохо". Плохо было Марине. Как ни банально это звучит, но однажды утром, умываясь и причесываясь перед зеркалом, она вдруг осознала, что уже давно из привычного разряда молодых женщин перешла в куда менее приятный разряд - теток. Лишние килограммы, отвисшая кожа на подбородке, морщины, тускнеющие волосы - все это вместе выглядело отвратительно. Марина попыталась вспомнить, когда последний раз на нее засматривались на улице или предлагали познакомиться? Давно, очень давно. И как же она всего этого не замечала? Ну да, сын, работа, дом, муж, в свою будничную жизнь она погрузилась с головой, и к чему она пришла сейчас? Кем она сама себя чувствует? Женой? Да. Матерью? Несомненно. Хозяйкой? Конечно. Профессионалом в своей области? Ну, естественно! И все?! И все. Вот, именно в этом дело - она в какой-то момент, сейчас даже не вспомнить, когда именно, перестала чувствовать себя женщиной, просто женщиной, красивой, молодой, желанной, интересующей. Ей куда важнее было состояться в роли жены и матери, все силы уходили на это. Сначала перестала чувствовать, потом перестала быть.
В тот день жизнь у Марины потеряла добрую половину красок. В метро, на работе, на улице она дотошно рассматривала свое отражение в темном стекле вагона, в зеркалах, тонированных витринах, пытаясь увидеть следы той соблазнительной, очаровательной женщины, которой она некогда была и которой до сегодняшнего утра видела себя внутренним зрением. В транспорте и на улицах она внимательно следила за реакцией окружающих мужчин на нее, пыталась поймать хотя бы один заинтересованный взгляд, но, увы, ни реакции, ни взглядов не было. Для мужчин, просто мужчин, абстрактных представителей сильной половины человечества она больше не существовала.
Вечером она впервые не вышла в прихожую на звук открываемой мужем двери, не встретила своего Сережу традиционной улыбкой, не почитала Ванечке перед сном про капитана Врунгеля, она даже посуду после ужина не стала мыть, махнув рукой и на полную раковину и на возможное появление тараканов.
Ночью она спросила у мужа:
- Сереж, а если бы ты меня не знал, но вот сейчас увидел в автобусе, ты бы мной заинтересовался?
- Конечно, что за вопрос. Ведь ты - моя Маринка, значит, лучше всех. Давай спать, а?
Но Маринке не спалось. В ней как будто что-то сломалось, она пыталась себя уговаривать, утешать, объяснять самой себе, что не случилось никакой катастрофы, что довольно будет походить на шейпинг, разориться на дорогие крема, сходить к косметологу и все вернется: и очарование, и молодость, и желание в глазах случайно встреченных мужчин. Но поверить в это не получалось, она чувствовала, что дело не только в лишних сантиметрах на талии и втором подбородке, все значительно сложнее и одним шейпингом проблему не решить. Купаясь годами в своем уютном счастье и покое, она потеряла что-то очень важное - некую искорку, которая делает женщину женщиной, которая притягивает взгляды, волнует мужскую кровь, которую не описать словами, но можно почуять. Именно почуять, даже не увидеть и не почувствовать, а по-чу-ять. И вот как вернуть эту искру - Марина не знала.
День проходил за днем. Марина пыталась махнуть рукой на свое открытие, в конце концов - она уже состоялась, у нее прекрасная семья и интересная работа, обойдется она и без какой-то там искры и мужского внимания. Но новое знание о своей ущербности точило ее изнутри. Дома стало как-то скучно и пыльно, пыль была не на телевизоре или под кроватью, а в воздухе, в атмосфере, в запахе их дома.
Очередным утром, покормив мужа и сына, отправив одного на работу, другого в школу, автоматически, без удовольствия приняв душ, одевшись и накрасившись, Марина вышла из квартиры и, проходя мимо почтовых ящиков, вспомнила о том, что пора бы уже придти счету за междугородний звонок сестре в Вологду. Счета в ящике не было, но зато было письмо, без почтового штемпеля, даже без марки, но с указанием их адреса и ее именем в строке "Кому". Время не торопило, на работу можно было сегодня придти попозже, поэтому Марина устроилась на околоподъездной скамейке, закурила и вскрыла конверт:
"Здравствуй! Хочется сказать тебе: "Доброе утро!", но не уверен, что у тебя сейчас утро. Почему именно "Доброе утро"? Потому что утром ты отдохнувшая и еще немного сонная, разморенная под теплым одеялом, пахнущая водой и мылом, готовая к новому дню и к новым впечатлениям. Хотя, хватит пока лирики, но только пока, потому что потом лирики будет еще много. Очень много. Мы с тобой не знакомы, не знакомы в формальном смысле, хотя мне кажется, что я был с тобой рядом всегда: легким ветром, теребящим твои волосы, светом луны, падающим на твою подушку, бездомной кошкой, которую ты погладила однажды, снежинкой, упавшей тебе на нос, шерстяной ниткой, из которой связан твой свитер".
Марина прочитала длинное, на трех листах письмо до конца. Потом еще раз. Сердце ее колотилось, руки дрожали, на губах гуляла неуверенная улыбка. Ее мысли метались от "Это глупый розыгрыш!" до "Господи, неужели, это правда?" И, несмотря на холодный ум и свойственную ей логику, она все больше и больше склонялась к тому, что вот эти три листочка - не розыгрыш, не ошибка, не чья-то неумная шутка, а настоящее, реальное признание в любви. "Но ведь так не бывает. Киношная какая-то ситуация, эпизод из низкоразрядного женского романа. А кто сказал, что такого не может случиться в жизни? Да, чересчур романтично, нереально, фантастично, но ведь и не такое случается. Но со мной?! С такой вот толстой и старой? Неужто это он обо мне: "Ваше Величество - Женщина" или "от твоего взгляда у меня захватывает дух"? А может, все-таки, ошибка? А если нет?" Всю дорогу до работы, потом весь день в офисе, по дороге домой, стоя у плиты и накрывая на стол, Марина не могла думать ни о чем другом. Она раз десять просыпалась ночью, разбуженная воспоминанием о письме. Утром она буквально вытолкала мужа и сына за порог, чтобы достать из потайного кармашка сумки письмо и перечесть еще раз. К почтовому ящику она подходила на негнущихся ногах и только с третьей попытки смогла попасть ключом в скважину. Белый конверт без штемпеля был тут и на этот раз. И следующим утром. И потом, и опять, и снова, и каждое утро. Письма были разные: романтические, неторопливые, легкие, как аромат цветов яблони или страстные, буйные, как аргентинское танго, или ласковые, нежные, как тепло любимого пледа. В каждом письме - признание, в каждом - красивые образы, в каждом - много слов о ней, но ни в одном - ни слова про него, про автора: ни имени, ни обратного адреса, ни намека на то, кто он, откуда, как живет. В очередном письме Марина нашла венок сонетов, посвященных ей. В другом - красивую сказку о девочке Маринке. В третьем - рисунок, на котором море, небо и она, выходящая из воды. Марина получала письма уже два месяца, каждое утро, но никто из ее подруг и тем более родственников не знал об этом. Ей не хотелось делиться этой тайной, казалось, что стоит кому-то рассказать, и сказка кончится, случится что-нибудь страшное. За эти два месяца несколько раз в офис ей доставляли цветы, ее обожаемые каллы, естественно, без обратного адреса, но всегда с открыткой, на которой одно слово: "Люблю". Марина давно уже забыла про свои страдания из-за второго подбородка и отсутствия загадочной искры. Как ни странно, но ее отношения с Сергеем ничуть не ухудшились, а даже наоборот - ночей любви стало больше, приятных семейных вечеров тоже, в доме опять стало светло и радостно. В метро, магазинах и на улицах время от времени Марина стала ловить на себе заинтересованные мужские взгляды, которые ее забавляли так же, как и десять лет назад. С каждым днем в ней все больше и больше росло желание увидеть, наконец, неизвестного поклонника, без писем которого она уже не представляла свою жизнь. За два месяца не было ни одного утра, в которое бы ее не ждало очередное письмо в белом конверте. Поначалу она боялась, что вот сегодня она откроет дверцу, а в ящике пусто или лежит какая-нибудь рекламная газетенка и все. Но такого ни разу не случилось, и Марина успокоилась, поверила в то, что автор писем - теперь такая же непременная часть ее жизни, как семья или чашка кофе по утрам. Она уже жила не только письмами, не только словами, от которых то светлело на душе, то заходилось сердце, то поднималась к голове от низа живота горячая волна, теперь она стала ждать, ждать встречи, которая неминуемо должна случится, потому что иначе, зачем это все? Каждый вечер, засыпая, она представляла себе эту самую первую встречу, она рисовала в воображении пленительные картинки, иногда романтические, а иногда и наполненные откровенной эротикой. Лежа в ароматной ванне и рассеянно лаская свое тело, она видела героя своего эпистолярного романа, чувствовала на себе его руки, ощущала жар его тела. В каждом новом письме она искала хотя бы намек на то, что будет дальше, предложение встретиться или хотя бы номер его телефона, чтобы самой позвонить и услышать его голос. Голос, в который она уже заранее была влюблена.
Однажды Марина спускалась вниз по лестнице, к почтовым ящикам, спускалась спокойно и не спеша, вспоминая с улыбкой, как нервно и испуганно она это делала тогда, на следующее утро после первого письма. Между третьим и вторым этажом намывала ступеньки дворничиха тетя Нина.
"Эй, погоди минутку. Щас я домою и пойдешь, а то фиг ты мою задницу обойдешь", - весело проговорила тетя Нина. "А че не на лифте? Физкультуришь? Уважаю. Мне вот не до физкультуры, пока на лестницах покорячишься, а потом с метлой по двору побегаешь, все калории разбегутся. Слушай, Маринк, все спросить хотела, да че-то не видела тебя. А че твой Серега кажно утро в ваш ящик газетный бумажки какие-то кладет. Вроде конверты, белые такие. Че это он? Другие все вытаскивают, а он - кладет. И ведь кажно утро, я как раз там намываю, когда он на работу бежит".
У Марины потемнело в глазах, пришлось даже привалиться к разрисованной и оплеванной стене. Она физически ощущала, как камень за камнем, кирпич за кирпичом рушится ее сказка, ее красивый замок, ее мечты и ожидания. Все эти письма, эти признания, эта "киношная" любовь, все от первой и до последней буковки - это обман, подлость, низость, страшный подлог. Марина стекла по стене вниз, уткнула лицо в колени и заплакала.