Они сидели на диване перед телевизором, смотрели очередной "мыльный" сериал, изредка комментируя происходящее на экране - две одиноких женщины, одна немолода (65 лет), другая - очень старая (88!), но сохранившая и память, и трезвость мысли. Дочь и мать, да ещё немалых габаритов кот пенсионного возраста. Так и коротали один из многих подобных вечеров. А что ещё им было делать? Но в какой-то момент дочь вдруг поняла, что мать уже давно, минут десять, не отвечает на реплики... посмотрела на неё внимательнее, и осознав происшедшее, но всё ещё не веря в это, бросилась звонить внучке, не попадая ставшим вдруг непослушным пальцем в нужные цифры модного в 60тые годы чешского телефонного аппарата.
Внучка - существо добрейшее, но совершенно безалаберное и крайне импульсивное. Наверно, именно из-за этих качеств в свои 38 всё ещё мечется в попытке - не упомнить, какой уж по счёту - устроить личную жизнь ... Мать любила и жалела внучку, но на её сетования по поводу менее прекрасной половины человечества как-то сказала: "Лика, под твои представления об идеальном муже подходит только банкомат: выглядит солидно, никогда не спорит, и молча выдаёт деньги по первому требованию".
Лика позвонила нам - она давняя подруга моей жены. Жена, уяснив ситуацию, оборвала её всхлипы коротким: "сейчас приеду", и тут же собралась небывало быстро, минут за десять: выручать подругу в сложных ситуациях - да разве только её! - для жены как бы вторая (а может, и первая) профессия.
Хоронили её скромно: дочь, внучка с "бойфрендом", я с женой, да две соседки по этажу... больше никого, она пережила всех своих родных и друзей. Да разве дело в пышности похорон? Если мертвым что-то и нужно от живых, то разве что добрая память, остальное уже не имеет никакого значения.
С кладбища вернулись в неубранную квартиру, сели за стол, помянули покойницу. Внучка, с красными от слёз глазами, но уже сравнительно спокойная, помогала моей жене на кухне. Дочь сидела молча, почти не реагируя на происходящее. Что-то сломалось в ней: она механически делала всё, что ей говорили, а глаза были сухими и пустыми. Приятель Лики (похоже, неплохой мужик, организация похорон - его дело) тихо спросил меня: "Как она теперь одна -то будет? Она же беспомощнее младенца..." Что я мог ему ответить?
С небольшой порыжелой фотографии, стоящей на столе, на нас смотрела женщина лет сорока пяти с умным и властным выражением лица.
... жена военного атташе в 39 году прошлого века, в СССР - это звучало и весомо, и тревожно: сегодня элита, а завтра... Бог знает, что могло быть завтра. Такая неопределённость делала людей или безвольными фаталистами, или выковывала сильные характеры. Она была сильной. Как и где погиб муж в конце 44-го, ей так и не сказали, а узнавать в то время и не рекомендовалось, раз молчат. Дочке, которой было уже три года, сказала, что папа приедет нескоро.
Время шло, она вышла замуж второй раз - за одного из коллег мужа. Загранкомандировки, престижная квартира в Москве, дача - все атрибуты благополучия были привычны, муж успешно делал карьеру. Дочь росла послушной, и когда первый её брак оказался неудачным, вняв советам матери, развелась и вышла замуж вторично - разумеется, за человека "их круга", тоже работника МИДа. Долгая и более чем обеспеченная жизнь в одной из южных республик, когда ни о чём не приходилось заботиться, не способствовали выработке твёрдого характера, и так слишком мягкого от природы.
Родившаяся вскоре внучка была всеобщей любимицей, которую баловали и мать, и отец, и, конечно, изредка наезжавшая к ним в гости бабка. Любое желание Лики - девочки доброй, резвой и весёлой - старались исполнить, благо запредельных желаний у неё и не было. Когда она выросла, оказалось, что от бабушки она унаследовала настойчивость, от мамы - беспечность и этакую жизненную лёгкость, а от папы - взрывной южный темперамент. Бабка, к тому времени уже вдова, с некоторой тревогой смотрела на то, как внучка беспечно и щедро тратит деньги, хотя и зарабатывать их Лика тоже умела. А вот с мужиками хронически не везло, и всё из-за тех же черт характера...
Шли годы, умер и зять; и в перестройку пришлось уже немолодой дочери уехать из солнечной республики к маме, в Москву. Внучка давно уже жила своей, мало понятной обоим жизнью, плавая в "рыночных отношениях," как рыба в воде, вот только нереститься всё как-то не получалось!
"Бабулю", как звала её Лика, прежде я видел только один раз, мельком, лет пять назад: восемьдесят с гаком, но она была всё так же властна, держалась с достоинством, и даже в старости сохранила многое от былой привлекательности - той, что хорошо видна на старой фотографии. Жила долго; сделала всё, что могла, для детей, и после смерти лицо её было спокойным и даже каким-то значительным.
И подумалось: хорошая жизнь, хороший возраст, хорошая смерть... нам бы так.