Анна Михайловна была крайне возбуждена. Она неслась на всех парах в кабинет ректора, чтобы получить последние указания, перед тем, как появиться на кафедре мировой литературы и провести решающее собрание. Пробегая мимо деканата, она увидела, что приёмная полна народу. Люди стояли группами и о чём-то возбуждённо разговаривали. Несколько человек сидели за столами секретарей и что-то писали.
Анна Михайловна заскочила в приёмную и спросила молодую женщину, проходящую мимо:
- Что, уже пишете?
- Пишем! - отвечала женщина.
- Форму ... форму можно? Есть форма?
- Да, - отвечала женщина. - Есть. Вон на том столе.
Анна Михайловна подлетела к указанному столу и взяла лист бумаги, на котором было напечатано: ЗАЯВА.
Размахивая на ходу бланком заявления, Анна Михайловна влетела а приёмную ректора и плюхнулась в кожаное кресло. Перед нею была очередь человек в пять.
Очередь прошла быстро. Она вошла в кабинет. Ректор сидел за столом, явно не в духе, судя по выражению его обрюзгшего лица. Чёрт, подумала Анна Михайловна, надо было сначала у секретарши справиться, в каком он настроении. Впрочем, ждать-то некогда.
Ректор сделал приглашающий жест. Анна Михайловна пролетела через просторный кабинет и приземлилась на стул.
- Что? - спросил он. - Собрание провели?
- Я как раз по этому вопросу.
Борис Семёнович Флюгеренко, огромный, грузный, с животом, который впору было возить впереди на тачке, тем ни менее умел лихо подпрыгивать и переобуваться в воздухе. В СССР он был членом коммунистической партии, на хорошем счету у начальства и быстро делал карьеру, написав диссертацию на актуальную историческую тему о роли компартии в деле становления рабочего движения в 30-е годы на Украине. Его назначили деканом. Когда социалистическое государство развалилось, Борис Семёнович подпрыгнул, по-новому завязал шнурки и, приземлившись, стал украинским националистом умеренного толка. На новой независимой Украине он стал делать карьеру ещё бодрее, чем прежде, потому, что новое начальство оценило его отречение от коммунистической партии. Его назначили проректором по науке. Когда в 2004 году к власти пришёл Ющенко, Борис Семёнович, снова подпрыгнул, опять по-новому завязал шнурки и написал докторскую диссертацию на тему голодомора на Украине. В этой диссертации он громил коммунистов. Новое начальство оценило его прыжок и назначило ректором. Борис Семёнович мог бы с полным правом воскликнуть, что достиг он высшей власти, но не воскликнул, потому что обнаружил в себе новые амбиции и соблазн удариться в политику и попытаться стать губернатором. Но к власти пришёл Янукович, и пришлось снова подпрыгнуть и завязать шнурки по новой моде. Однако его планы были самым бессовестным образом смяты бегством президента и начавшейся гражданской войной. Надо было снова подпрыгивать и менять узел на шнурках. Или не подпрыгивать. Борис Семёнович уже так привык подпрыгивать при смене власти, что и в этот раз решил подпрыгнуть и узел поменять. Теперь в пользу новой власти в Киеве.
Когда Анна Михайловна вошла в кабинет, он просчитывал в уме, не прогадал ли он, и крепко ли завязаны шнурки по-новому, заметит ли новая власть в Киеве его усилия, может и не заметить, потому, что этой самой новой власти было не до Бориса Семёновича. Он раскладывал в уме варианты, что нужно сделать, чтобы новая власть всё-таки его заметила, оценила и предложила что-нибудь стоящее, например, членство в Академии наук. Политику он решил пока что отложить, потому что, возможно, придётся ещё не раз подпрыгивать. Всё-таки Янукович, сбежав, оставался легитимным президентом. И мало ли что!
Он тяжело смотрел на Анну Михайловну и мысли его блуждали далеко. Наконец, он промычал:
- Инструкции получили?
- Получила, - с готовностью отозвалась Анна Михайловна. - Но хотелось бы лично от Вас.
Подмётки рвёт на ходу, недовольно подумал он.
Борис Семёнович взял со стола бумагу и прочёл: "Приказы Љ1132 и Љ 1129. Сентябрь 2014 года. Учитывая сложную общественно-политическую ситуацию на востоке Украины и продолжение вооружённого конфликта, с целью сохранения жизни и здоровья граждан Украины, а также обеспечения конституционного права каждого на надлежащие, безопасные и здоровые условия труда и обучения университет будет продолжать свою образовательную деятельность на базе ...".
Борис Семёнович бросил бумагу и она, спланировав, плавно улеглась на полированную столешницу.
- Переезжаем мы! На территорию Украины. Ваша задача заставить весь коллектив кафедры - подчёркиваю ВЕСЬ! - написать заявления на увольнение и принятие на работу на новом месте. Как Вы там будете их уговаривать, дело Ваше. Помните, что мы не должны оставлять этим, - он махнул рукой в сторону окна, - ничего и никого!
- А Вы знаете, что сказала Соколова? - полюбопытствовала Анна Михайловна.
У Бориса Семёновича сузились глаза:
- Что она сказала?
- Она сказала, - понизила голос Анна Михайловна, как будто Соколова подслушивала за дверью, - что ничего не отдаст: ни книг, ни компьютеров, ни учебных пособий, ни программ, ни учебных планов, вообще - ничего!
Знал ли он! Что, Соколова! Сам секретарь горсовета Глебов вчера сказал ему, что ни одна скрепка не уйдёт из университета. Сказал, голыми уйдёте! И Соколова туда же! Сговорились! Он собственными руками сделал Соколову деканом. Поддерживал молодое, так сказать, дарование! И вот, теперь она будет вместо него здесь! В этом кабинете! На его месте! Предатели! Предатели! Все, кто останется - предатели!
Он надеялся, что никто не останется, ни преподаватели, ни студенты. Пусть "эти" останутся с носом! Останутся ни с чем! Чёрт с ними, с книгами и компьютерами! Он заберёт с собой главную ценность - людей, преданных Украине!
- Скажите тем, кто останется, что они лишатся учёных степеней и званий, - сказал Борис Семёнович с нажимом. - Но я надеюсь, что предателей в нашей среде не будет. А эти, пусть подавятся! Мы всё равно вернёмся!
"Этих", то есть пророссийскую власть в Донецке, он ненавидел потому, что они смяли его планы и разрушили сытую устоявшуюся жизнь. Впрочем, всё, что относилось к России, он давно и тайно ненавидел.
Он был уроженцем западной Украины, города Тернополя, а точнее села Гнилицы. Этого названия он стеснялся и всем говорил, что родился в самом Тернополе. Правду знали только почтовые служащие, которым не было до этого никакого дела, и начальники отдела кадров, которым до этого было дело, но они умели молчать. Судьба забросила его на Донбасс, и он давно покушался уехать назад, на запад, но здесь так споро, так славно пошла вверх его карьера, что он волей-неволей пустил корни. Отстроил себе просторный дом о двух этажах, отстроил дом сыну, прикупил три квартиры, обставил дома и квартиры отличной мебелью, завёл четыре автомобиля по числу членов семьи и гаражи, на счету в банке лежал круглый капиталец. И вот, теперь всё это приходилось бросать, всё, кроме капитала. Это было обидно до тошноты.
Когда каблучки Анны Михайловны, покинувшей его кабинет, отцокали по коридору, Борис Семёнович встал и принялся ходить кругами по кабинету. Пол из ламината попискивал под его каблуками.
Борис Семёнович был зол. Столько усилий было положено, чтобы устроить жизнь в университете так, как ему было удобно. Он четыре года строил свою маленькую империю. За четыре года он расставил на ключевые места преданных ему людей. Принцип подбора этих людей определялся их преданностью украинской культуре и украинским ценностям. Он создал разветвлённую сеть доносчиков из этих же людей, чья преданность была куплена за должность. Они информировали его со страстью, которой он сам же и брезговал, но виду не подавал. Благодаря этой сети доносчиков, он знал о каждом преподавателе, чем он дышит. И если преподаватель взволнованно дышал при упоминании России, русского языка и русской культуры, то его брали на заметку. Пока что, на заметку. Существовал у него план вытеснения этих людей из университета и замены их украинствующими. Но все эти планы полетели к чертям собачьим.
Он злился, что все его усилия оказались напрасными. Сколько государственных денег он вложил в оборудование кабинетов истории! Какая там стояла мебель! Какие висели жалюзи! Какие интерактивные доски! Какие компьютеры! И всё это придётся оставить здесь!
Он даже задохнулся от злобы.
Два дня назад на летучке деканы ему доложили, что несколько преподавателей мужчин и несколько студентов ушли в ополчение.
Борис Семёнович рвал и метал. Позор, кричал он деканам! Позор, как вы допустили! Проглядели! Недовоспитали! Деканы переглядывались и пожимали плечами. Как они могли предотвратить и не допустить. Это был выбор взрослых людей. А он орал и орал. Все боялись, что его хватит кондрашка. Но кондрашка его в этот день не посетила. Когда Борис Семёнович прокричался и умолк, деканы выложили свою нехитрую мысль о выборе взрослых людей. Борис Семёнович только махнул рукой и велел принести личные дела всех этих негодяев, как он выразился, чтобы посмотреть их фотографии и запомнить хорошенько. Пусть только вернутся, кипел он, всех выгоню в шею. Но потом ему, наконец, пришло в голову, что они, если и вернутся, то в Донецк, но никак не в тот украинский город, куда переезжал университет.
Вчера он встречался с главарём "этих". Главарь сам пригласил его, и пришлось ехать. Нельзя было не поехать. Встретил его, главу университета, как попало. В камуфляже. Руки не подал. Сразу взял быка за рога! Вы с нами, или Вы с ними? Да, вот так, прямо сейчас, здесь и скажите. Имейте в виду, что нам нужны высшие учебные заведения. Нам нужны опытные кадры. Если Вы с нами, то идите и работайте, как работали. Если Вы с ними, то, будьте так добры, пишите заявление. Да, прямо здесь и прямо сейчас! У меня в кабинете. Приказ Министерства образования Украины вышел несколько дней назад. Уверен, что Вы уже определились.
Ну, правильно уверен! Конечно, определился. Не в вашу пользу. Сел и написал заявление. Обрубил все концы! Сжёг все мосты!
Борис Семёнович дошёл до своего стола и решал, а не закурить ли ему? Курить он бросил несколько месяцев назад, а сейчас неудержимо потянуло. Он нажал кнопку вызова секретарши на селекторе. Секретарша, немолодая и непривычно грустная, тотчас явилась.
- Галина Сергеевна, а пошлите кого-нибудь за сигаретами, - попросил он, вынимая из кармана деньги. - Парламент, крепкие.
Галина Сергеевна взяла деньги и исчезла.
Он оперся руками о стол и мрачно смотрел в окно, но что там, за окном, он не видел.
Главарь этот, мерзавец, такой самоуверенный, такой спокойный, словно это не его город бомбят, а какой-то другой, на другом конце земли. Откуда у них это спокойствие и эта самоуверенность? Ещё несколько дней назад казалось, что всё это ненадолго, ну, от силы месяц-другой. Вот ударят в полную силу украинские войска, войдут в города и сметут всю эту пророссийскую нечисть! Так казалось! А когда вышел этот злополучный министерский указ, то стало понятно, что не ударят, не войдут и не сметут. Что, возможно, эта война надолго. Если вышел такой указ, то даже ежу понятно, что это на год-два, а то и все три. Проводить такую сложную акцию, как эвакуация вузов в безопасные города Украины, так просто не станут. Дело серьёзное. Стало быть, нужно набраться терпения, ждать и дождаться. Ничего, год-два можно потерпеть. А потом всё вернётся на круги своя! Надо увезти всех преподавателей и всех студентов. Оставить "этим" только стены с начинкой. Без людей! А материальная часть на новом месте, ничего, всё образуется и всё появится. Министерство даст денег, купим книги, компьютеры, соберём библиотеку, составим новые учебные планы и программы. У "этих" теперь всё на русском. Всё поменяли. Ничего, ничего! Мы вернёмся! Вернёмся, и всё будет по-прежнему! И на украинском языке! А "этих", как тараканов, повыведем! Дустом их, дустом! Ракетами! Бомбами! Снарядами! Пулями! Ножами! Голыми руками!
Борис Семёнович вынул платок из кармана и вытер вспотевший лоб. Вошла секретарша, принесла сигареты. Он сел за стол и закурил, с облегчением и наслаждением.
А если кто-то останется, кольнуло его опасение. А вдруг, кто-то не захочет уехать на новое место? Ведь, как было бы здорово: всем коллективом, всем сразу, вот, посмотрите, как мы любим Украину! А вы останетесь ни с чем, и ни с кем! Пустое место! Так вам будет и надо! Ишь, вузы им нужны! Обойдётесь! Не вузы вам, а верёвка с мылом!
А вдруг, кто-то заартачится и испортит всю картину? Ну, когда вернёмся, с ними разберёмся, подумал он, прикуривая вторую сигарету. Хорошо разберёмся!
Прежде там появиться на кафедре, Анна Михайловна забежала в туалет посмотреться в зеркало. Из зеркала смотрела на неё красивая женщина в расцвете лет. Модная стрижка, утренний макияж, строгий бежевый деловой костюм от лучшего портного Донецка. Высокая, стройная, она сама себе напомнила стрелу, выпущенную из лука, устремлённую вперёд. Её большие фиалковые глаза глядели на себя придирчиво и слегка восторженно.
Предстояло дело, в успехе которого она не была уверена. Борис Семёнович потребовал, чтобы эвакуировались - все. Мотивы понятны. Спасти институт, спасти людей. Почти каждый день украинская артиллерия стреляет из тяжёлых орудий по городу. Много разрушений. Много жертв. То и дело приходится при обстреле вести студентов в подвал и там пережидать. Надо делать акцент на страхе перед обстрелами. Надо убеждать, что стреляет не украинская армия, а ополченцы. Специально! Чтобы вызвать ненависть в населении к Украине. Конечно, это абсурд, но надо эту идею взять на вооружение. Пригодится! Легковерные всегда найдутся.
Анна Михайловна глубоко вздохнула, перекрестилась и, повернувшись на каблуках, стремительно вышла в коридор. У неё слегка кружилась голова, и было ощущение великих перемен. Было ощущение, что она резко входит в холодную воду. Перехватывало дыхание.
Она помедлила у двери кафедры, открыла её и вошла.
Все были в сборе, все шестнадцать человек.
Анна Михайловна прошла к своему столу, бросила на стол бланк с формой заявления, и он, спланировав, плавно улёгся на столешницу. Все проводили лист бумаги насторожёнными взглядами. Заведующая кафедрой села, обвела присутствующих взглядом, послав им одну из самых обворожительных улыбок из своего арсенала.
- Приветствую вас, - начала она, и глубоко вздохнула. Она почувствовала, что вода чересчур холодная. Все сидели с непроницаемыми лицами. Слишком все спокойны, подумала она. Это не к добру.
- Дорогие кафедряне, - бодро продолжала она, вы знаете, какие нам предстоят перемены в жизни. Все знакомы с указом министерства. Повторяться не буду.
Она подбавила в голос немножко бодрости:
- Мы переезжаем в Энск. Университет эвакуируется. Сейчас мы с вами напишем два заявления на увольнение и на принятие на работу. Вот форма заявлений. Вверху листа на увольнение. Внизу - на принятие. А потом, как напишем, отметим это дело!
Она наклонилась, пошарила рукой под столом, выпрямилась и поставила на стол бутылку шампанского "КРЫМ".
- У всех есть бумага?
Никто, кроме Олеси Степановны и Юрия Анатольевича, не пошевелился и листов бумаги перед ними не появилось.
Анна Михайловна сначала внутренне похолодела, но быстро справилась и взяла инициативу в свои руки.
- Олеся Степановна, Юрий Анатольевич, вот вам форма, напишете и передайте другим.
Она взяла лист со стола и протянула его Олесе Степановне. Та подсела к Юрию Анатольевичу, и они принялись усердно писать, время от времени заглядывая в форму бланка. Все остальные сидели, молча.
Юрий Анатольевич оторвал взгляд от своего заявления и произнёс извиняющимся тоном:
- Мне докторскую диссертацию скоро защищать. Как я её здесь теперь защищу? Так всё неопределённо.
И среди всеобщей тишины прозвучал чёткий ответ:
- В России защитите!
Ну, да, конечно же, это Софья Георгиевна! Как бы её нейтрализовать?
Анна Михайловна сделала выпад:
- Софья Георгиевна, откуда у Вас эти сведения? Впервые слышу про защиты в России для украинских граждан. У нас свои учёные советы есть.
- Так то, для украинских граждан. А мы больше не украинские. Нам будет можно.
Юрий Анатольевич, сорокалетний мужчина, молвил, краснея:
- А я, - внезапно подала голос молоденькая и хорошенькая Олеся Степановна, - не только потому, что мне надо защищать кандидатскую диссертацию, но также из патриотических побуждений, - и она строго посмотрела на Юрия Анатольевича. Он ещё гуще покраснел и что-то буркнул, никто не разобрал, что именно. У него вообще была эта манера - бурчать себе под нос неизвестно что.
Олеся Степановна дописала своё заявление и пододвинула бланк сидящей рядом с нею Софье Георгиевне. Та брезгливо, одним пальцем, передвинула его по столу по направлению к Елене Львовне, Елена Львовна приняла эстафету и тоже одним пальцем передвинула Наталье Александровне ...
Так лист бумаги путешествовал по периметру стола без остановок, пока его маршрут не закончился напротив Анны Михайловны.
- Я уже написала, - сказала она.
- Мы и не сомневались, - как можно вежливее парировала Надежда Андреевна.
Анна Михайловна смотрела на бланк, не востребованный большинством присутствующих. Они сговорились, подумала она. Они заранее всё решили. Надо что-то делать! И она пошла ва-банк. Она встала, набрала полную грудь воздуха и выпалила:
- А вы знаете, что все, кто останется здесь, будут лишены учёных степеней и званий?!
Она рассчитывала на эффект разорвавшейся бомбы.
Она рассчитывала, что все эти доктора и кандидаты наук, профессора и доценты сразу же перепугаются. До того перепугаются, что немедленно напишут заявления. Потерять в одночасье солидный статус научного работника, внушительное звание и неплохую зарплату, с её точки зрения, было немыслимо! До того невероятно, что она даже и мысли не допускала, что кто-то не испугается и не пойдёт на попятный.
Все почему-то заулыбались. Заведующая кафедрой ожидала иной реакции. Она теряла почву под ногами. Это был их с Борисом Семёновичем главный козырь, который должен был сработать в критический момент.
- Вы всё потеряете! - воскликнула она. - Всё! Понимаете? Вы останетесь ни с чем! Столько усилий будет потеряно зря! Столько денег было вложено!
О последней фразе она пожалела тотчас, как она вылетела из её уст, но было поздно.
- Ну, деньги-то не МЫ вкладывали, чтобы защититься, - засмеялась Елена Львовна. - Мы защищались без вложений. Честно!
Анна Михайловна отлично поняла намёк, но виду не подала. Это она год назад на каждом углу рассказывала, во сколько денежных единиц обошлась ей защита докторской диссертации. Получалось около десяти тысяч долларов. Народ слушал и ахал, а за её спиной смеялся.
- А кто нас лишит статуса и званий? - полюбопытствовала Софья Георгиевна, и в её голосе явно угадывалось ехидство.
- Как это, кто?! Министерство образования Украины! - отбивалась Анна Михайловна.
Тут уж все засмеялись, кроме Олеси Степановны и Юрия Анатольевича.
- А какое отношение к нам имеет Министерство образования Украины? - спросила Елена Львовна. - У нас своё Министерство образования есть.
- А, такое! - выставила Анна Михайловна мощную гаубицу и пальнула. - Когда здесь снова будет Украина, вы останетесь без статуса и без званий. И без работы.
- А, может, по милости вашей армии и вашего государства, и без жизней! - пальнула в ответ из САУ Елена Львовна.
Наталья Александровна подкатила свой "Град" и выпустила сразу все ракеты - двумя пакетами:
- А вы, сидючи в безопасном месте вашего фашистского государства, будете платить подоходные налоги, на эти деньги ваша хунта, которой вы не брезгуете служить, купит оружие и снаряды, чтобы убивать нас. Чем вы лучше, в таком случае, это самой хунты?!
Ракеты попали в цель! Анна Михайловна судорожно открывала и закрывала рот, но овладела собой и выстрелила из миномёта:
- Смею напомнить, что наши семьи и наши квартиры остаются здесь! И они тоже подвергаются опасности.
Людмила Ивановна всплеснула руками:
- Это просто сюр, какой-то! Ну, ладно, мы! Мы теперь по разные стороны баррикад! Но вы готовы платить пятипроцентные налоги, чтобы снарядами, на них купленными, разносить собственные жилища и убивать родственников! Простите, моего разума не хватает всё это садо-мазо понять!
- Мы спасем студентов! - крикнула Анна Михайловна. Она начала терять самообладание. - Все студенты уедут с нами!
- Отнюдь нет, - парировала Ксения Михайловна. - Я провела опрос в моих группах. Все не уедут.
- Не уедут, - подтвердила Наталья Александровна. - Я тоже провела опрос.
- Большинство уедет! - не сдавалась Анна Михайловна, и пальнула из крупнокалиберного пулемёта. - И кто же их в Энске учить будет? А вам здесь не хватит нагрузки на всех!
- Ну, это не наши, а ваши проблемы, кто их там учить будет, - засмеялась Людмила Ивановна. - Вы лучше о своей нагрузке позаботьтесь.
- И, кстати, возвращаясь к теме, - подала голос Елена Львовна, - Ваше высказывание "Когда здесь снова будет Украина" не имеет под собой решительно никаких оснований. Здесь никогда больше не будет Украины! Ничего украинского! Здесь будет Россия! И только Россия здесь будет!
- Вы не победите! - надменно улыбаясь, заявила Анна Михайловна. - Вас ждёт в худшем случае судьба Югославии, а в лучшем - Приднестровья.
- Судьба Югославии должна беспокоить, прежде всего, саму Украину, - спокойно ответствовала Софья Георгиевна. - А что касается нас, то лучше иметь судьбу Приднестровья, чем жить в одном государстве с фашистами, сжигающими заживо своих граждан, как это было в Одессе, да и в других местах.
Все покивала головами в знак согласия.
- Ясно! - сказала Анна Михайловна. - Вы остаётесь.
- Мы остаёмся, - подтвердила Елена Львовна.
За окном порвали коленкор и послышались тяжёлые удары. Пол под ногами завибрировал. Все вздрогнули.
- По центру бьют "Градами". С этой стороны безопасно, - сказала Наталья Александровна. Никто и не двинулся с места. Все знали, что с этой стороны безопасно. Но, когда близко грохнул за окнами второй пакет, все встали и отошли подальше от окон, чтобы, если вылетят стёкла, никого не задело.
- Ваша доблестная армия бьет по мирному городу! Ай, герои, с женщинами, стариками и детьми сражаться! - гневно выкрикнула Софья Георгиевна.
Анна Михайловна, молча, торопливо собирала в портфель личные вещи с письменного стола. Больше аргументов не осталось. Всё было кончено! Наступала новая жизнь со многими неизвестными, а пока надо было спешить в подвал. Она вылетела за дверь, не прощаясь ни с кем. За ней поспешила Олеся Степановна.
- В подвал поскакали, - констатировала Наталья Александровна.
За окном треснуло, грохнуло и здание зашаталось.
- А не пойти ли и нам в подвал? - задумчиво спросила рассудительная Людмила Ивановна. - Что-то жарко становится.
Все согласились. Юрий Анатольевич открыл выдвижной ящик письменного стола и выгребал и складывал в портфель книги и диски.
Проходя мимо него, Софья Георгиевна вдруг остановилась и сказала:
- Юрий Анатольевич, Вы пятнадцать лет русскую литературу преподаёте. Не знаю, как Вы там её преподаёте, но вся русская литература прошла МИМО Вас.