Мы стояли по пояс в мутной воде бескрайнего африканского болота. Сергей посмотрел в направлении той части тела, которой я указывал на темно-зеленую тень.
--
Посмотрел? Пошли, - сказал Сергей, устремляясь вперед.
Крокодил с военной точки зрения Сергея не интересовал.
Он вел меня по пойме африканской речушки, утверждая, что, двигаясь вверх по течению, к вечеру мы окажемся между теми далекими двумя холмами, за которыми граница воюющего за свободу государства. Я не заметил у болота никакого течения, тем более свойственных речушке берегов, но, доверяя ему в главном, что государств без границ не бывает, послушно шел за ним. Из-под ног порхали разные птицы, какая-то живность шлепками бросалась в разные стороны. Все болота мира, видно, устроены одинаково, по ним можно идти неделями по пояс, иногда проваливаясь по грудь, и только в редких случаях вода может накрыть целиком. Африканские болота не составляли исключение с той лишь разницей, что были чужими.
--
Сколько тебе за это платят? - спросил я, обходя подозрительные ветки. Был бы я змеей я бы сидел на ветках и ждал дезертиров.
--
Сейчас немного. Сейчас на Востоке хорошие деньги, а здесь крохи.
--
А я по призванию здесь, не за деньги.
Сергей от моих слов провалился значительно глубже и с трудом справился с тем, чтобы не погрузиться с головой.
--
Еще один крокодил.
Дорогу перегораживал полутораметровый гребень зелено коричневого хищного животного. То, что мы видели, было только надводной его частью. Бурая гора, колышущаяся впереди.
Сергей выдернул из чехла на поясе толстую ракетницу.
--
Пошли левее.
Мы сделали круг и оставили животное позади. Я оглянулся. Земноводное вытащило на божий свет глаза и зло смотрело на добычу так ловко его перехитрившую. Немного подумав, оно шлепнуло хвостом, и медленно разрезая воду, поплыло за нами.
--
Смотри, погнался.
--
Нет, он не преследует, он провожает.
--
Откуда ты знаешь?
--
Этот сейчас не на охоте. Голодный крокодил атакует из глубины. И сразу хватает за яйца.
Я почувствовал необычное ощущение в области подводной своей части, которая вскоре сконцентрировалась в определенном месте.
--
За чьи яйца? - спросил я, предполагая худшее.
--
За твои, за чьи же еще.
--
Откуда он знает про них? - не поверил я.
--
Он хватает добычу в самой чувствительной ее части.
Сергей рассмеялся. Ему его шутка понравилась.
--
Но ведь не у меня одного в этом болоте яйца? - не успокаивался я.
--
Не дрейфь. Смотри лучше на воду. Увидишь след на воде, как будто от крупной рыбы и маленькие водовороты по бокам - прячься.
--
Вот такой, да, - спросил я, показывая на место погружения пучеглазого зеленого бревна.
Серега повернулся и тут же погрузил ракетницу в воду.
--
Вот, блядь, - сказал он спокойно, выдергивая кольцо.
В воздух взвилось белое густое облако, вода вскипела. От ракетницы отделилось яркое оранжевое пятно и немыслимыми зигзагами заметалось под водой. В метрах пяти от нас вырвалось и с яростным шипением взмыло в небо. Вслед за оранжевым шаром выскочил громкий хлопок. Болото ожило, под водой, оказывается, жило много народу. В трех метрах правее образовался водоворот, из которого на нас полетели искрящиеся брызги. Совершенно не ясно, как из этой мутной воды получаются такие яркие хрустальные брызги. В центре водоворота бился до смерти напуганный наш крокодил.
--
Чего это он? - спросил я, задыхаясь от волнения. - Мы же не попали.
--
У него паника. Звук и вибрация воды, кроме того, вспышка.
Паника охватила не только меня и крокодила, гомон, возня продолжалась еще не менее получаса нашего пути. Вспугнутые стаи птиц, словно взвесь в растворе постепенно оседала.
После счастливого избавления от крокодила меня начала мучить жажда.
--
Пить хочу, - признался я, протягивая руку к фляжке на его ремне.
--
Пей, воды вон сколько, - Сергей даже не повернулся.
Я зверски устал вытягивать ноги из топкого ила лишь только затем чтобы погружать их туда снова, поэтому даже не засмеялся очередной глупой шутке.
--
Хватит шутить.
Сергей остановился. Перевел дух. Посмотрел на солнце, затем на далекие горы - нашу цель.
--
Я с тобой возиться впредь не буду. Последний раз. - Он скинул с плеч плоский яркий от защитной окраски рюкзак. Откинул клапан, на стенке которого среди прочих невиданных мною вещей болталась зеленая бляха. Отстегнул плоский зеленый блин. Выдавил из него кружку. Зачерпнул перед собой и даже, не трудясь отогнать плавающих насекомых, протянул мне.
--
Пей - не задерживай посуду.
--
Да ты что, это же на девяносто процентов концентрированный раствор холеры, остальные десять - лихорадка всех форм.
--
Ну, ты достал, - Сергей полез в свой чудо рюкзак еще глубже. - Держи.
Он протянул большую серую таблетку, которую я положил в стаканчик и помешал пальцем. Пена выбросила на поверхность сучки, травинки и прочий мусор. Я словно с варения снял накипь пальцем, посмотрел в напиток, мутность которого не уменьшилась. Ковырнул еще раз, выдохнул и медленными глотками выпил.
--
Та самая таблетка, обеззараживающая, я слышал. Как называется? - спросил я.
--
А хрен ее знает. Что я разбираюсь. Хочешь, посмотрю ... Перекись водорода.
Как я не догадался спросить его до того, как выпил? Мне было лень или я вдруг решил, что Сергей специально ходит со мной по болоту с целью завести себе приятеля? Норма неуставных отношений, принятая на вооружении в наемных армиях. Я читал о диверсантах, не помню, какого цвета беретах, которые ради смеха отстегивали кольцо фала стабилизирующего парашюта. И товарищ по оружию улетал на землю верх тормашками. У него срабатывали все парашюты и приземлялся он, как правило, в позиции называемой у многих народов раком и малость обосрамшимся. Делалось это с целью выработки правильного чувства недоверия.
Я мрачно протянул стаканчик Сергею. Передо мной вновь стоял враг. Враг взял стаканчик, зачерпнул болотной воды, и даже не смотря в стакан, а лишь отдувая от края сор, задумчиво глядя на горизонт, выпил. Такой нормы неуставных отношений я вовсе не ожидал. Значит мне - с перекисью водорода, а себе чистой студеной африканской водицы. Сука вражеская.
Сергей схлопнул посуду, пристегнул к рюкзаку, стянул лямки и закинул рюкзачок за спину.
--
Отдохнули. Пошли.
Широко размахивая плечами, он врезался в островок густой травы.
--
Я думал, вы пользуетесь специальными таблетками, обеззараживающими воду, - сказал я, с трудом догоняя Сергея.
--
Чушь это все. Страшнее гриппа нет ничего.
Мы оба стали уже чаще выдыхаться, поэтому следующий час молчали. Стало заметно выше. Уровень воды упал до колена. Но плотность воды возросла, превратившись в цементную жижу. На силы, потраченные на борьбу с крокодилами и питье местной воды, следующие полчаса хода повлияли губительным образом. Безумно хотелось лечь, завалиться спиной в мокрую грязь и уже больше никогда не вставать.
- Послушай, а ведь Дикие не будут разбираться, кто кого в плен взял, - задыхаясь, сказал я Сергею, с той лишь целью, чтобы тот, задумался и сбавил темп.
- Не твоя забота, - отмахнулся Сергей, не задумавшийся ни на секунду, а потому ничуть не замедлившийся.
Вопрос оказался роковым, задумался я, и потому упал, и настолько мне стало вдруг хорошо, что я решил провести здесь остаток своей долгой жизни. Я представил, что произойдет, если я останусь здесь, какие виды и приключения окружат меня. Сергей, не заметил моего низкого падения, ушел далеко вперед, его хлюпанье и чавканье вскоре перестало доноситься.
Если вам предложат отдохнуть в болоте вблизи от экватора, среди гадов и кусающихся сволочей, не спешите отказываться. Я бы и сам передернулся от судороги омерзения и гадливого чувства, если бы мне сказали об этом раньше. Я бы испытал чувства, близкие к тому, какие бы испытывал, таща в рот мохнатого паука, на выбор - тарантула или птицееда. Он бы при этом отбивался всеми своими восьмью лапами, ворочался в зажатом кулачке и пытался укусить. И в какой то момент я бы почувствовал его челюсти на коже между пальцами, готовые вот-вот сомкнуться. Но, опережая его, я поспешил бы засунуть его в рот. И разжевать до того, как он откусит язык. Вот какое отвращение я бы испытывал. Но все это мерзко и гадко и непреодолимо до тех пор, пока не пройдешь пятнадцать километров по пояс в воде с Серегой, который, по-моему, всю прежнюю жизнь только и делал, что бродил по болотам. Я блаженствовал, и по мере того как смертельная усталость отпускала меня, возвращалась осторожность, и я все чаще стал задумываться о самосохранении. Я начал боятся за безопасность Сергея, слишком далеко ушедшего вперед. Наша разлука могла изменить его планы. Не хотелось верить, что я ему уже не нужен.
--
Сергей, - крикнул я низким зарослям впереди. - Я здесь.
Пусть ищет. На шее болтался бессмысленный Калашников. И тут я вспомнил о патроне. Не меняя положения, засунул правую руку в грязь, которая хорошо держала меня на плаву, там отыскал карман, а в кармане огрызок патрона. Рука не нашла другого отверстия кроме щели в месте присоединения рожка. Патрон легко туда вошел, и передернув автомат я понял, что вооружен. Пришлось немного подумать, какой режим установить: автоматический или одиночный. Выбрав одиночный и устроившись повыше, я приготовился ждать Сергея.
Сергей задерживался. Тем временем на гладкой поверхности воды стали появляться фонтанчики. Как будто пошел редкий дождь. Вслед за пузырями ветер принес звук далеких выстрелов. Моя позиция обстреливалась. Издалека - иначе и быть не могло. Только в кино и во сне пули падают к ногам расстреливаемых людей. Цель была ближе к стреляющим, в метрах трехстах от меня. Я не стал смотреть в направление стрельбы, а лишь подумал о возможностях пули на ниспадающей части своей траектории. Но туча отошла в сторону, и воронок я уже не видел, а слышал только разрозненные очереди. Похоже, к болоту еще кто-то подался.
Хлюпанье за низенькими деревцами, а они уже давно сменили высокую траву, заставило меня изменить положение автомата. Приближался Серега с измененными на меня планами, но почему-то с противоположной стороны. Видимо, он хотел меня обойти. Кусты раздвинулись, и вместо Сергея на меня посмотрело невиданное животное.
--
А-а-а, Пошел отсюда, - сказал я ему.
Вообще-то это была свинья, но кто знает, что у африканских болотных свиней на уме. Вскочив, я бросился в противоположную строну. Частые кустарники позволили быстро скрыться. Стараясь держать ровное дыхание, я бежал пока свист не остановил меня. Свистела кочка с сиреневыми цветами. Я остановился и поднял руки.
--
А ты молодец, вовремя затихарился, значит раньше меня заметил. А говоришь, воевать не умеешь. Вещь мешком прикидывался.
Серега удобно устроился на сухой высокой кочке среди васильков у подножия зеленого деревца надежно закрывающего его со стороны обстрела, и даже умудрялся покуривать.
- На меня свинья напала, - решил я не переубеждать Сергея. Пусть будет со мной ухо востро.
- Да их тут целое стадо бродит. Афроафриканцы как раз по ним и палили. Охотились, бляди.
Я втянул воздух.
--
Ты что куришь? - спросил я.
--
Марльборо.
--
Ты же говорил, что в танке забыл? У меня стрелял.
--
Во-первых, я стрельнул у тебя, чтобы ты не обделался. Во-вторых, кто тебя знает, что ты будешь делать, когда я полезу в карман. Я же не знал, что ты за птица. Вот и теперь вижу, что ты непрост. Возьми левой рукой ствол, а правой дерни-ка за спусковой крючок.
Его пензенский говорок в этот момент был просто невыносим. Дуло его автомата смотрело прямо мне в пузо, а рука свободная от сигареты покоилась в районе курка. А мои руки в это время были где угодно, разве что не в жопе.
Я нажал, курок. Выстрела не последовало.
--
Странно, - сказал Сергей.
Более чем странно, - подумал я.
- Ты все-таки лох, но какой-то странный, что на войне еще опаснее, - он облегченно откинулся на ствол дерева и затянулся.
--
Передерни-ка на всякий случай затвор, - сказал он, срывая травинку.
Я передернул затвор, и в воду справа от меня шлепнулось что-то тяжелое.
--
Е..., - сказал Сергей, застыв, так и не засунув травинку в рот.
--
Осечка, - объяснил я ему, щелкая курком. - Но, как ты догадался?
--
А что догадываться, когда у тебя Калаш снят с предохранителя. Садись, кури. Пока эти охотники угомоняться.
Он достал из нагрудного кармана красивый плоский зеленый контейнер и кнопкой сбоку выстрелил мне прямо в руки сигарету.
--
Хорошая штука, а мы в коробке от шприцов носим.
Я устроился рядом и закурил. Я вновь знал, что вооружен, то что я засунул в патронник не было патроном, а чем-то другим, с чем, надо разобраться. У меня в карманах хрен чего поймешь. Я достал свою Яву и выложил на солнце.
--
До горы не больше восьми километров, - сказал Сергей. - Через часика полтора доберемся и там никаких шуток. Если соберешься меня уложить, то сделай это позже, потому что выход из болота контролируют Дикие и перестреляют всех нахрен.
Дикими обе воюющие стороны национально освободительного движения называли революционеров наиболее преданных идеалам свободы, поэтому мочивших всех без разбора. Они принадлежали племенам центральной части республики. Даже формы не носили никакой. Но почем Калаши и М-16 на базаре знали хорошо.
--
Нет, Серега, ты не подумай, я на свинью Калаш заряжал.
--
Да мне все равно, на кого ты заряжал. И не надо разборок. Что ты как дите.
--
Нет, я подумал, может быть ты подумал, что я тебя хотел убить.
--
Послушай, здесь друзей нет. Если я решу тебя убить, я сделаю и объяснять, как в кино, зачем я в тебя палю не буду. Понял? Для меня важно, чтобы было как мне нужно. А что ты хотел мне по барабану.
Я удивлялся, и истинный смысл войны начал доходить до меня. Это, прежде всего, профессия, безграничная любовь к своему труду, все ненужное, привнесенное отходит на задний план. Нет, оказывается, понятия доверия, есть цели, в достижении которых люди могут шастать вместе по топям с разными идеалами. При этом Сергею совершенно не важны отношения, которые у меня складываются с ним, мои моральные и волевые качества. Вот почему война так любима. Не надо завоевывать доброе честное имя, надрывая душу нравственными переживаниями, самоутверждаться какими-то свойствами своей души. Я только что готовил выстрел, а Сергею видишь ли насрать. Он победил, и все осталось по-прежнему и никаких разборок. Он, подвернись удобный случай, сделал бы тоже самое. Я почувствовал уважение к Сергею. Оставалось только найти нужный момент и перезарядиться. То, что я засунул в автомат, не было патроном.
--
Ладно, побежали, но помни между нами не меньше метра. Иначе сам понимаешь, крокодилов голодных дофига.
Разбрызгивая жижу, мы побежали. Временами болото вновь понижалось, и мы увязали по грудь. Но с каждой четвертью часа синяя гора неизменно приближалась. Вместе с горой приближалась и ночь.
Ночь в Африке опускается мгновенно. Понятие сумерек отсутствует. Солнце просто падает за горизонт.
Сергей взглянул на устройство на руке похожее на часы. Стрелки циферблата одновременно со временем показывали стороны света. Часовая - на север, а минутная соответственно на юг. Мы выбрались на сухую опушку, поросшую пушистыми растениями. Опушку покинули какие-то крысы, и мы остались вдвоем. Африка - более менее тихая днем, ночью вдруг стала орать такими жутким воплями и криками, что я поежился. Одновременно с шумом наступил жуткий холод. Сергей объяснил, что жуткий холод в Африке наступает, когда температура падает до двадцати градусов тепла. Стрелки его часов показывали также температуру.
Сергей взобрался на пушистое растение и круглым окуляром на глазу осмотрел окрестности. Повозившись там некоторое время, вскоре спустился. Повесил на обломанной ветки смешной фонарик головкой вниз, таким образом, чтобы он светился конусом. В трех метрах его уже не было видно. Но не гигантским мотылькам. С телом не меньше воробьиного, а с крыльями как у мухи. Подобные создания по законам физики летать не могли, а пользовались другими законами.
Сергей достал пластиковый блокнот и специальным фломастером, которым можно было рисовать даже на воде, отметил увиденные им позиции Диких. Глядя на план, он задумался. Попутно выбил у меня из руки сигарету, которую я собирался зажечь. Кругом было полно светляков, поэтому огонек сигареты не добавил бы иллюминации.
--
Исуате-иунеи легко отличают теплый огонь от холодного.
--
Они для тебя жгут, а еще для белых идиотов из штаба. Сами они, вот здесь сидят, а разведчики вот здесь ходят. - Сергей отметил в блокноте. - А ты знаешь, чем заканчивается жизнь оккупантов ихней свободы, попавших в плен?
Я вспомнил рассказы Колесова, скупые по причине пьяного состояния.
Колесов рассказывал.
--
Они, бля вначале вот сюда маленький колышек забивают.
Колесов при этом снимал штаны, если был в штанах и показывал, куда вбивают маленький колышек, потому что объяснить на словах это место уже не мог.
- Колышек, ик, с этим, ик бля, с отверстием. Подожди сейчас проблююсь. Э-э-э. Хы. А ты шалава черная слезь с меня, видишь мне нехорошо. Ты, Федька, где таких блядей набрал, что в темноте совсем не видно, ик бля, хы, ух хорошо. Давай накатим за воинское братство. Так на чем я остановился е, ик-ик. Где эта лахудра, совсем не видно, ага вот нащупал, а ну залезай, не видишь, мне лучше. Подожди ничего не трогай, штаны я снял Федьке показать. О, теперь ее видно, смотри, как зубы переливаются. Э-э, я сказал зубами не трогать. Так вот с этой штукой опускают тебя в воду ихнюю в речку. Уже больно. Из тебя выходит струйка крови, наливай давай за братство по второй. Что значит по тридцать второй, я проблевался, это как по новой. Да я рассказываю, я просто не понимаю, куда эта шалава мой ..., как в бездну, ой, то есть ик, он же там пропадет. По этой, значит струйке маленькие пиявки как по фарватеру полную, ик, эту как ее, больше показывать жопу не буду, набиваются. И не пиявки даже, а рыбки, как в аквариуме, только в аквариуме они совсем другие, совсем без зубов. И главное у них симбиоз с тобой. Человек от боли помирает каждые десять секунд, а у них симбиоз. А бывает просто уши, пальцы всякие, какие есть отрезают и за ключицы подвешивают к баобабу, это когда засуха. Даже если с крюков чудом сорваться, то далеко от своего счастья не уйти, они на всякий случай молотком разбивают коленные чашки. Давай за воинское братство.
Я дернулся.
- Да, знаю.
--
Поэтому бросай курить.
--
Жрать хочу, - сказал я. - Только не говори мне жри, вон сколько еды вокруг.
Сергей усмехнулся. Достал из своего плоского рюкзака пакет. Потянул за петельку, и он раскрылся как небольшая скатерть. Я был готов ко всяческим неуставным отношениям, поэтому не торопился ничего хватать. Сергей развернул, завернутую в зеленую фольгу похожую на шоколад плитку. Брикет был поделен на квадратики, что еще больше делало его похожим на шоколад. На свет появился знакомый зеленый блин. На этот раз я внимательно его рассмотрел. Он не был телескопом, а выкручивался словно презерватив. Сергей поставил его в центр стола и на этот раз налил в него из фляжки. С силой надавил на дно, словно на кнопку и бросил квадрат, отломанный от плитки. Вода начала нагреваться. И через минуту закипела. Он бросил кусочек шоколада. Сергей протер руки лицо и шею резко пахнувшей салфеткой и, посмотрев на меня, на мою черную рожу протянул мне. Я освободил ворот и прикоснулся к натертой автоматом шее. От жгучей боли одернул руку, но тут же почувствовал наслаждение. Обработав лицо, я закатал рукав и тут же заорал, добавив к воплям африканской ночи новую ноту.
--
Ты чего орешь, Исуате-уанеи умеют определять, кто вопит в ночи.
Я дрожащей рукой указал на свое запястье. Прямехонько между вен торчала извивающаяся гусеница темного бурого цвета. Судя по всему, она уже глубоко в меня проникла. При этом я не испытывал не малейшего признака боли.
А, известная дрянь, - махнул рукой. - Яйца откладывает, дальше она не пойдет.
Он повернулся к рюкзаку и там порылся. К моему удивлению вернулся он с зеленой удавкой в руках.
--
А ну заводи руку, - строго сказал он.
Приковав меня к пушистому дереву, он достал ящичек зеленого цвета, с маленьким зеленым крестиком другого оттенка в углу.
Выше проникновения он приложил трубку с кнопкой. Я ощутил небольшой зуд.
--
Щекотно, - пошутил я сквозь слезы.
--
Щас будет еще смешнее.
Он помассировал руку. Засек время. После чего достал прибор, вызвавший у меня ужас. Точь-в-точь по писанию Колесова орудие пыток Исуате-иуанеи.
Я приготовился орать от боли. Сергей завел под углом под отверстие с гусеницей, которая ничего не подозревая, продолжала свой род. Я видел, как под нажимом скобы на рукоятке лезвие входит параллельным курсом в мою плоть.
--
Ой, чешется, - заорал я.
И тут же получил по зубам.
- Двойная анестезия, - объяснил тихо он. - Насекомое вырабатывает анестетик и я тебе ввел дозу, достаточную для извлечения пули. Не дергайся, вводится обеззараживающий раствор.
Он до упора надавил скобу, под которой сработала кнопка.
--
Хорошая вещь, - оглядел он красивые приборы в ящичке. - Здесь даже оверлок есть и степлер, для зашивания дырок в шкуре. Это отсос для вытягивания всякого говна из ран.
Он накрыл резиновым раструбом гусеницу. И под его нажимом заработал маленький компрессор. Через минуту вместо гусеницы на руке осталась красивая аккуратная дырочка. К ней Сергей приложился еще одной машинкой, которая заклеила ранку прозрачной пленкой. А сверху зеленым пластырем. Из насоса он извлек ампулу и забросил ее в кусты.
Сергей укладывал свои сокровища, а я чесал носом руку.
--
Не трогай, дай схватиться.
Кружась в горячей воде, шоколад окрасил ее в темно бурый цвет. Сергей протянул стакан я взял и отхлебнул от неожиданности у меня вновь выступили не успевшие высохнуть слезы.
--
Что это за пойло? - спросил я.
--
Концентрат глюкозы и еще черт те знает чего, но тебе на день хватит. Пей, давай.
Я выпил эту отраву и к концу даже ее полюбил.
--
Слушай, хорошо же вас экипируют.
--
Да ты что. Это все на свои деньги. Стоит это все много, так же дорого как жизнь человека. Знаешь, все эти пулеметы, стреляющие ножи для убогих лохов от войны. Стрелять можно и из ППШ, а вот памперсы на неделю это вещь.
--
А зачем?
--
Да? А представь себя неделю на стене, на крючьях. Вот и сейчас, ты вот жрешь, а я .... А ну-ка послушай он поднял кверху палец. Послушай.
--
Я ничего не слышу. Такой ор вокруг.
Сергей выдернул из уха провод и тут я заметил, что к его часам подсоединен провод, а стрелки часов вращаются, словно луч на радаре.
--
Что они показывают? - спросил я, показывая на движение стрелок.
Вместо ответа Сергей воткнул в мое ухо маленький динамик. Я услышал нежное потрескивание.
--
Это общий фон, включающий нас с тобой. А вот эта штука, - Сергей кивнул на верхушку мохнатого дерева, - небольшая РЛС теплового принципа.
Крутящуюся антенну я видеть не мог, но поверил на слово.
--
Вот, слышу, треск пошел выше тоном.
--
Ну-ка дай, - встревожился Сергей, взглянув на часы. - Нет, ерунда, хорек какой-нибудь.
Он сладко растянулся на желтой земле. Выхлебав свою пайку, закинул в рот таблетку.
--
Вот теперь покурим, - потягиваясь, сказал он, выстреливая сигарету прямо в рот.
Я все еще сглатывал кровь с внутренней стороны губы. Он не дал мне курить, падла и если бы я не был пристегнут к дереву, то наверно набил бы ему морду.
--
Ладно, держи, - он бросил к моим ногам контейнер.
--
Ты бы меня отвязал.
--
Нафига, так надежнее.
Он надел на сигарету какую-то трубку и поднес к ней зеленую зажигалку. Огня и светящегося кончика сигареты я не увидел, а только дым из ноздрей. То же самое он проделал с моей сигаретой. Это был очередной фокус. Совершенно необъяснимый - трубка загибалась вниз, а прикуривалась сигарета раскаленной спиралью воткнутой прямо в трубку.
--
А дым? - спросил я.
--
А дым не указывает направления, - сказал, зевая, Сергей.
Через десять секунд он уже спал.
Тут я понял, что у Сереги жизнь на войне сплошная малина, потому что дотянуться до его автомата я не сумел.
Но уже через минуту я изменил свои взгляды на Серегино везение. На островок один за другим вышли трое папуасов-разведчиков Исуате-иунеи.
- Говно у тебя снаряжение, - сказал я спящему Сереге.
Они пришли очень не вовремя, я как раз собирался подумать, обо всем понемногу.
Папуасам с трудом удалось распихать Сергея. Первым делом он взглянул на меня. Видно, я по-прежнему представлял для него главную опасность. Вид черных голых людей не сделал нас ближе.
Когда я проснулся, Сергей уже успел умыться и теперь хлопотал по хозяйству.
--
А где ребята? - спросил я, потягиваясь со сна свободной рукой.
--
Какие ребята? - переспросил Сергей.
--
Которые ночью приходили.
--
А-а, эти. Я их отпустил. - Сергей махнул рукой. - Они почти ничего не знают.
--
Подожди. Ты что их даже не убил? - подпрыгнул я.
--
Нельзя - Сергей отхлебнул из зеленой кружки. - Это воины племени Ахорора.Тебе сколько сахара?
--
Три, - сказал я без энтузиазма. Вчерашний напиток навсегда погубил глотательный рефлекс. - Они же вернутся.
--
Нет. Без военных амулетов они безобиднее тебя. Кстати держи один, пригодится.
Сергей Как ты сними справился без меня?
Убийство Ахорора запрещено, их осталось очень мало. Тебя как зовут, Рембо?