Гайворонский Федор : другие произведения.

Сын Аптекаря

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка, которую я мечтал прочитать, когда был маленьким.


СЫН АПТЕКАРЯ

Моему Учителю,

Владимиру Григорьевичу Саблину

   В этом году уродилось столько яблок! Яблоки были везде - их жевали школьники и профессоры университета. Изысканные дамы, жены видных чиновников и офицеров, прогуливаясь друг с другом за покупками на рынок, изящно откусывали кусочки от сочных плодов. Яблоками лакомились и Бургомистр, и последний нищий. Яблоками торговали на всех углах, возле любого дома, во дворе которого росла хотя бы одна яблоня, отдавая подчас задаром. Наконец, яблоки просто катались под ногами прохожих, и дворники, на рассвете подметая улицы, тайком собирали их в мешки, и делали из них отличное вино. Старый Аптекарь, владелец трех солидных аптек в центре Бромберга, грустно вздыхал, наблюдая за невесткой и внуком, которые тащили очередную корзину, источавшую пряный, коричный аромат, наполненную доверху багровыми яблоками. Чтобы так вздыхать у старика были причины. Эти прекрасные яблони посадил двенадцать лет назад его единственный сын, Ганс, когда Эльза, невестка, родила мальчика. Этим летом исполнялось пять лет с того дня, как Ганс ушел в море. Пять долгих лет старик ждал его возвращения. Старик был упрям и не верил слухам о его смерти. Он ждал и хранил в сердце великую надежду.
   Все случилось как-то само собой. Внук прибежал из школы раньше обычного. Учитель грамматики простудил горло, и последний урок отменили. Маленький Ганс вбежал в дом с черного хода. Дед в это время беседовал с двумя купцами, привозившими из далекого Китая редкие целебные травы для аптеки. Купцы требовали за товар вдвое дороже, ссылаясь на то, что на море стало больше пиратов и , соответственно, риск, которому они подвергались во время плавания, также возрос. Но старый Аптекарь не сдавался, и продолжал настойчиво требовать принять его условия. Беседа была настолько напряженной и важной, что все домашние боялись даже пройти мимо кабинета Аптекаря, чтобы не скрипнула невзначай половица. Поэтому, когда в кабинет ворвался Маленький Ганс, дед разозлился на внука не на шутку. Но когда он увидел, с чем пришел внук , молча подписал бумаги, отдал свиток довольным купцам, и отправил их вон. В руках Ганс держал удивительную птицу величиной с голубя. Ее перья переливались всеми цветами радуги, так, что невозможно было определить их истинный окрас. Еще птица имела на сгибе крыльев три пальчика-коготка. Она цеплялась этими коготками за камзол мальчика и настойчиво пыталась освободиться.
   - Где ты ее нашел, Ганс? - спросил удивленный Аптекарь.
   - Она сидела на окне маминой спальни. Она совсем не боится людей! Только вот почему-то сейчас, стала какой-то беспокойной...
   Дед ласково погладил сияющие перышки. Птица закрыла глаза и блаженно потерлась клювом о мозолистую ладонь старика.
   - Она разволновалась потому, Ганс, что вспомнила меня, своего хозяина. А я плачу сейчас потому, что знаю теперь совершенно точно - твой отец жив! Ну- ка, дай-ка ее мне , кажется у неё на лапке что-то привязано.
   В руках Аптекаря птица успокоилась. Маленький Ганс смотрел и не верил глазам. Он никогда не видел таких птиц, и тем более не знал, что одной из них когда-то владел его дед. Тем временем дед уже развязал веревочку на птичьей лапке, и развернул привязанную к ней записку. Маленький Ганс привстал на цыпочки и вот что он увидел и прочитал.
   Записка оказалась написанной на клочке тонкой, некогда белой, ткани, странными, бурыми чернилами. В углу истертой ткани была вышита буква "G", точно такая, какую вышивала мать Ганса на его рубашках. В записке оказалось только цифры: 37, 01 ``84, 52``23,80 - 22*2 - 6-9 . Треть записки была пропитана зеленоватой засохшей жидкостью, причем уголок с пропитанного края, оказался оторванным. Аптекарь понюхал записку, коснулся языком зеленого уголка, удивился и молвил:
   - Ганс, давай-ка закроем сейчас нашу аптеку, а ты пока позови мать. Я должен рассказать вам что-то очень и очень важное.
   Вскоре, они собрались в кабинете: Ганс, его мать, Эльза и сам Аптекарь. Птица сидела на дедовом плече и , казалось, дремала. Старик долго вздыхал, да охал, все не решаясь собраться с духом, но, наконец, начал свой рассказ, предварительно громко прокашлявшись.
   Двадцать четыре года тому назад, в июне, мой сын - ваш , дорогие мои, будущий отец и муж,- принес мне, точно так же, как ты сегодня, Ганс, эту удивительную птицу. Он нашел ее в саду, после ужасной бури. Птица очень сильно пострадала, у нее было сломано крыло, но была жива. Мы выходили ее, и она осталась жить в нашем доме, свободно, без клетки, потому что оказалась на редкость привязчивой и послушной. Боясь воров, я никому не показывал птицу предполагая, что она очень редкая. Птица жила в моем кабинете и про нее кроме Ганса и меня, знала только моя покойная Гретхен. Я долго ломал голову, откуда такое создание могло появиться в наших местах. Но как-то в одном кабачке, слушая рассказы моряков, я узнал, что во время той ужасной бури, оказывается, погибло одно судно. Откуда оно пришло, и кому принадлежало, осталось неизвестным. Говорили лишь, что в бухту оно не вошло, и по какой-то странной причине осталось пережидать бурю в открытом море. Вблизи этот корабль тоже, никто не видел. Одни называли его бригом, другие вообще затруднялись определить его тип, третьи говорили, что такие строят арабы. Тогда я понял - вполне возможно, эту птицу привезли на том погибшем судне, и она оказалось единственной с затонувшего корабля, кто спасся в тот роковой день. Прошел год. В наш город приехал знаменитый естествоиспытатель Камилл Де Фюнель. Он читал лекции в университете о чудесах животного мира и я, набравшись смелости, подошел к нему после одной из лекций и показал ему радужное перо. Де Фюнель чуть в обморок не упал, лишь только его увидел. Он побежал в лабораторию и сунул перо в пламя спиртовой грелки. Из пера посыпались искры, но оно не сгорело, и когда Камилл вынул перо из пламени, оно осталось целехоньким. Улыбаясь, ученый торжественно изрек:
   - Это - перо феникса! Я читал о таком в одном арабском трактате, но никогда не видел. И вот, теперь... Где вы его взяли?
   Я, конечно, не проговорился, что такая птица живет у меня дома. Купил, говорю, у одного купца. Он привез перо из Китая, но я не знал, что оно обладает такими удивительными свойствами. Я думал, оно просто очень красивое. Тогда Де Фюнель стал умолять меня продать ему это перо, причем, сразу назвал такую сумму, что я охотно согласился. Я понял, что держать такое перо у себя небезопасно, раз оно принадлежит столь редкой птице. А так - продал, и все. Будто ничего и не было. В тот же вечер, придя домой я первым делом сунул другое перо в огонь. И точно - огонь ему совершенно не вредил. Месяца через два после нашей единственной встречи, Де Фюнель умер, и история с птицей на время забылась.
   Минуло еще двенадцать лет. Моя Гретхен навсегда покинула меня, сын женился, у меня родился чудесный внук, а птица все жила в моем кабинете. И никто про нее не знал, потому что я всем строго-настрого запрещал туда входить. И вот однажды, в июне, когда я зашел в кабачок пропустить рюмочку имбирного ликера, я услышал, как моряки рассказывали о каком-то странном корабле, который третий день маячит на горизонте, на траверзе нашего города. И снова моряки не могли определить его тип - то ли бриг, то ли что еще. Говорили также, что после того, как к тому странному кораблю причалила рыбачья лодка, он на всех парусах скрылся из наших вод. У Ганса был друг, штурман галеаса королевской эскадры. Этот галеас был послан вдогонку тому кораблю, которого приняли за капера, но галеас сумел перехватить лишь рыбачью лодку, возвращавшуюся домой. Хозяин лодки, старый рыбак, толком ничего не знал. Он сказал только, что некий бородатый человек в маске, плотно закрывавшей нос и рот, заплатил ему целый кошелек серебра лишь за то, чтобы тот доставил в указанный день на тот корабль мешок, наполненный каким-то пахучим порошком.
   Рыбака отпустили, так как следователи сочли, что он действительно ничего не знает, а через месяц он умер. Мне показалось это странным. Моя птица была связана с таинственным кораблем, как умерший и рыбак, а Фюнель - был связан с птичьим пером. И рыбак. И Фюнель умерли спустя месяц после того, как прикоснулись к чему-то или кому-то загадочному. Тогда я разыскал родных Де Фюнеля - его вдову и дочь, и обе подтвердили, что перед смертью их отец проводил в своей лаборатории какие-то важные исследования. За месяц до кончины, он получил некое удивительное вещество, которое спешно повез одному ученому в Кембридж, а потом - умер, на обратной дороге. Когда же я спросил как зовут того ученого, и получил ответ: "Джонс Добби", то понял, что это вещество знаменитый Добби, которого называли принцем алхимии и королем медицины тоже видел. Добби умер месяц спустя после смерти Де Фюнеля и все просвещенные умы Европы оплакивали смерть двух великих ученых, покинувших этот свет почти одновременно. После этого я уже не сомневался, что вещество, которое получил Камилл , то же самое, что передал рыбак на таинственный корабль. Также я предположил, что вещество это получается из перьев моего феникса. Я посетил семью того умершего рыбака. И нашел то, что послужило причиной пропажи твоего отца, Ганс, и твоего мужа, Эльза. Оказалось, рыбак , посчитав, что мешок завязан недостаточно прочно, развязал его, и затянул веревку потуже, причем , от веревки оторвался значительный кусок. Позже, этим куском рыбак связал два прута на решетке для вяления рыбы. Дочь охотно показала мне эту решетку, и только я увидел веревку, понял, из каких мест пришло таинственное судно.
   Старик открыл ларец, где хранил деньги, и бросил на стол веревку.
   Вот она, смотрите! Эта веревка сделана из волокнистой коры растения, известного как черное драконье дерево. Такое дерево растет только на одном маленьком островке , расположенном между Индией и Африкой. Из коры драконьего дерева я делаю порошок от лихорадки. Оно хорошо мне известно, но ввиду большой редкости стоит очень и очень дорого. И я подумал, что возможно, где-то недалеко от того острова, обитают фениксы. Оставалось только одно - выяснить, какая тайна скрывается в его перьях. Тогда я тщательно обдумал все, что узнал, после чего на свой страх и риск, занялся экспериментами с перьями моего феникса. Зная, какую опасность таит, получаемое из его перьев вещество, я работал исключительно в маске из китайского хлопка, защищая маской нос и рот от попадания порошка. Я не буду вдаваться в подробности этой работы, скажу лишь что, воспользовавшись некоторыми трудами, имеющимися в моей библиотеке, в итоге получил крохотное радужное зернышко загадочного вещества. От прикосновения пинцетом, зернышко рассыпалось в порошок. Я разделил порошок на две части. Одну часть втер в свинцовую пулю, и свинец в этом месте превратился в золото.
   Аптекарь снова открыл ларец, и положил на стол пулю, у которой головка , действительно, оказалась золотой.
   Другой частью я посыпал соседскую кошку, которая беспрестанно гадила возле нашей парадной двери. И что же? Неделю спустя, без видимой причины кошка издохла! Все стало на свои места. Я поведал обо всем Гансу. Мы решили накопить денег, купить корабль и отправиться на поиски того острова и чудесных птиц - фениксов. Семь лет мы копили эти деньги, отказывая себе буквально во всем. И когда , наконец, Ганс вышел в море на стремительном, как птица, "Фениксе", я не сомневался в успехе предприятия, потому что экспедиция была подготовлена чрезвычайно основательно. Ганс ушел не в Индию за травами и перцем, как я сказал тебе, дорогая Эльза, он отправился искать родину феникса, и взял мою птицу с собой, чтобы в случае чего, показывать, что он ищет.
   Но Ганс не вернулся. Не прилетели и почтовые голуби, которыми я его снабдил. Минул год, писем не было. По городу поползли слухи о гибели экспедиции. Но я не верил. Не знаю почему. Может быть потому, что карты, которые я люблю раскладывать в свободные минуты, говорили мне иное, а может потому, что моя дорогая Эльза продолжала несмотря ни на что, улыбаться...
  
   Старик ласково тронул руку невестки.
  
   Сейчас июнь. Ровно двенадцать лет назад, корабль с таинственного острова увез мешок с порошком из перьев феникса в неведомые дали. И вот, сегодня, моя преданная птица вернулась ко мне. Я думаю, это произошло не случайно. Я думаю, что тот корабль снова появился у наших берегов, и на нем, возможно, находится наш дорогой сын, отец, муж... Я знаю, что буду делать. Я пойду к Бургомистру, и попрошу его отправить несколько быстроходных военных кораблей к этому судну, лишь только оно появится на горизонте. Я объясню, что там находится мой сын, что он пленен, и нуждается в нашей помощи. Его все знают с детства, и обязательно помогут. Я пойду в ратушу прямо сейчас, а вы, ждите моего возвращения и радуйте себя мыслью, что Ганс жив, и возможно, скоро вернется домой.
  
   Старик надел шапочку из алого сукна, взял самую дорогую индийскую трость сандалового дерева, и отправился к бургомистру. Он вернулся через полтора часа, бледный и рассерженный.
  -- Он мне отказал! Он сказал, что это слишком дорогое предприятие, исход которого невозможно предугадать, что не хочет ввязываться в эти дела. Я ходил в Тайную Канцелярию, но и там не получил согласия. "Если корабль поведет враждебные действия, мы его, несомненно, атакуем. Но просто так арестовывать чужестранное судно лишь за то, что оно появилось у наших берегов, мы не имеем права".
  -- А птица, ты рассказал им про птицу? - спросил Маленький Ганс.
   Дед сменил гневное выражения лица на доброе и участливое, он снова стал таким, каким был всегда с домашними.
  -- Малыш, - отвечал Старый Аптекарь, - если я скажу кому-нибудь про эту птицу, всех нас ждет страшный конец.
   Старик вздохнул и добавил:
  -- Остается смириться и радоваться весточке, которую послал нам Ганс. В записке, быть может, указаны координаты острова. Возможно, когда-нибудь, мы наберем денег на новый корабль и попытаемся туда добраться...
  
   Ганс не выдержал. Слезы блеснули в его серых глазах. Дед и отец всегда учили его быть настоящим мужчиною, поэтому он проглотил обиду, и незаметно ушел в свою комнату, успев заметить, как мать утирает краем передника глаза. Лежа на кушетке, Ганс изучал рисунки на деревянных плитах потолка. Каравеллы и галеоны сражались с морскими чудовищами. Конкистадоры в кирасах и касках нападали на воинственных туземцев, спасшийся после кораблекрушения моряк, плыл в океане, держась руками за бочку. Люди боролись со стихией моря и побеждали ее в конце - концов. А чем он хуже? Ведь ему в следующем году исполнится тринадцать. А в четырнадцать их Государь, Гамбринус I, уже стал королем и победил Ледяного Колдуна. Разве он, Ганс, чем-то хуже? Мальчик решил вечером бежать к рыбачьему поселку и наблюдать за лодками. Если одна из них отчалит, он незаметно уцепится за корму, как делал это не раз, балуясь с приятелями, и проберется на корабль. Что делать дальше, он не знал, да и не хотел знать. Главным для него было увидеть отца, а уж он-то, и Маленький Ганс знал это абсолютно точно, что-нибудь да придумает. Часов в восемь, Ганс, сославшись на головную боль, сказал матери, что идет спать. Та поцеловала его лоб, заставила выпить какой-то порошок, и пожелала спокойного сна. Но мальчик в комнате долго не просидел. Лишь за дверью стихли шаги матери, Ганс через окно по водосточной трубе в виде открывшего зубастую пасть дракона, спустился в сад. Труба была шершавой и неудобной - по замыслу мастера на спине дракона находился колючий гребень, который мешал спуску. Покидая родной дом, Ганс очень волновался. А потому пренебрег, как делал это обычно, спускаясь по трубе, осторожностями, и поранил руку. Кожа стала саднить, рукав неприятно прилип, и мальчик понял, что пошла кровь. Он осознал, что если придется плыть в соленой морской воде, рана станет болеть еще сильнее, но это его не только не оттолкнуло от свершения намеченного мероприятия, но даже наоборот, добавило геройства. Ганс решил во что бы то ни стало добраться до корабля.
   Ждать ему пришлось слишком долго. Часы на городской башне пробили половину двенадцатого, когда мальчик услышал шуршание песка, плеск воды и скрип блоков натягиваемых снастей. Приглядевшись, он различил лодку, которую двое мужчин в закатанных штанах, наверняка рыбаки, спихивали в воду. Ганс скинул в кустах куртку и незаметно вошел в воду. Он верно рассчитал расстояние и свои силы, и пользуясь течением, быстро достиг лодки. Ухватившись за кольцо в транце, мальчик прислушался. Судя по монотонной болтовне рыбаков, его никто не заметил. Чем дальше фелюка отходила в море, тем холоднее становилась вода. Раньше Ганс никогда не заплывал так далеко, и ему почему-то казалось, что если на пляже вода теплая, то такая же она и во всем океане. Но очень скоро он понял свою ошибку. Вначале кожа покрылась ежистыми мурашками, а потом все тело стало дрожать. С трудом Ганс пытался сдержать стук зубов. Ему чудилось, что зубы стучат как молотки, и те, двое, в лодке, слышат их стук. Но в фелюке все оставалось по-прежнему. Кроме того, суденышко поймало попутный ветер, и неслось в океан на всех парусах. Кто-то подошел к транцу.
  -- Что-то медленно идет, - сказал бас. Ганс вздрогнул, он догадался, что своим телом тормозит лодку.
  -- Это из-за течения, - отвечал молодой, почти мальчишеский, тенор.
  -- Может быть, - буркнул бас. Рыбак вернулся на нос. На душе у Ганса полегчало. Он схватился за кольцо обоими руками и попытался вытянуться , чтобы лодка двигалась быстрее.
   Когда впереди выросла громада корабля, очень похожего на галеон, и показалось трепещущее на ветру, где-то высоко-высоко, чуть ли не в самом небе, серебристое от лунного света, полотнище паруса, мальчик облегченно вздохнул. Стараясь унять озноб, он растер поочередно руки, и почувствовал, что немного согрелся. Борт лодки стукнул о борт галеона. С корабля сбросили канат, к которому рыбаки из фелюки привязали большой, тяжелый мешок. На борт принимать рыбаков явно не собирались. Ганс осмотрелся. И к великому удивлению обнаружил, что галеон имеет весла, по восемь на борту. Весла оказались привязаны канатами. Причем верхние концы канатов, терялись за фальшбортом. Мальчик решился. Отпустив кольцо, он подплыл к ближайшему к корме веслу, с трудом забрался на сколькое перо, а потом уцепился за канат и полез вверх. Эта часть борта находилась в тени, и Ганс не был заметен. Он прополз вверх половину пути, когда услышал голоса внизу. Лодка отчаливала от галеона. Путь домой оказался отрезан, но оставаться на канате было тоже нельзя - в любую секунду команда могла привести весла в действие. Мальчик стал карабкаться дальше. И вдруг, рядом с собой он увидел окно с открытой железной решеткой. Не раздумывая, Ганс раскачался на канате, ухватился за окно, подтянулся, и ввалился внутрь, совершенно обессилевший. Пахло пряностями, было темно. Мальчик нащупал какие-то тюки, забрался в них и почти сразу уснул.
  
   Аптекарю не спалось. Мысль о том, что его потерянный сын в эту минуту, возможно, находится совсем рядом, в каких-нибудь двух-трех милях от берега, не давала ему уснуть. После полуночи старик накинул халат и спустился к морю.
   Ночь была луной, до удивления светлой. Сквозь очки, Аптекарь различил в морском далеке силуэт корабля. Единственный парус, надутый ветром, удерживал судно на якоре. Еще старик увидел, как со стороны королевской пристани к галеону мчатся на всех парусах четыре легких буера, похожих на ночных мотыльков. На буеры поставили черные паруса, для скрытного приближения ночью к чужому судну. Старик остался стоять, как вкопанный. Он жаждал стать свидетелем развязки. Буерам действительно, удалось подойти к кораблю очень близко. Чужак поднял паруса слишком поздно, собираясь уйти. На носу первого буера расцвело белое облачко, чуть позже до слуха докатилось эхо далекого выстрела. Но галеон уже снялся с якоря. И вдруг, старик не поверил глазам, в море, совершенно из ничего, возник столб водяного смерча. Воронка увеличивалась в размерах, вбирая в себя все больше и больше воды, пока не подошла к буерам, и не поглотила их всех, одного за другим. А когда смерч опал, таинственное судно уже исчезло из виду.
   Аптекарь еще долго простоял на берегу. К месту гибели буеров спешило какое-то судно, море качало всплывшие обломки кораблей. Старик, опираясь на палку, с печалью размышлял о том, какая могучая сила, вызвала смерч и о том, с чем, возможно, пришлось столкнуться его сыну на неведомых берегах Индийского океана. Вернувшись в дом, Аптекарь вынул из клетки феникса. Старик гладил радужные перья, пытаясь узнать от этого немого свидетеля хотя бы крупицу истины. Но птица молчала, и терлась клювом о ладонь хозяина.
  
   Проснувшись, Ганс вначале не понял, где находится. Он крепко выспался, как никогда, но, сладко потянувшись, уперся во что-то мягкое. К его удивлению это оказалась не подушка, а здоровенный тюк, обернутый холстиной. И тут Ганс все вспомнил, и впервые после ухода из дома, по-настоящему испугался. Помещение, в котором он находился, являлось подобием кладовой. Здесь было все без разбору - от старого мушкета до свернутого в трубу паруса шлюпки. Ганс заглянул в окно, через которое проник вчерашней ночью. Кругом, насколько хватал глаз, расстилалась морская гладь, тронутая легкой волной. Слышался мерный скрип дерева, и ритмичная, монотонная песня, перебивающаяся плеском весел:
  
   Добрый Тодди был славный парнишка...
   Плеск
   Я гордился таким бы сынишкой...
   Снова плеск...
   Но попал в нехорошие руки
   И к вину пристрастился от скуки...
  
   Пели внизу, наверное, гребцы. Ганс вернулся на свое место между тюков. Что делать дальше, он решительно не знал, и ужасно жалел о вчерашнем поступке. В это время послышался звон ключей, и дверь в кладовую открылась. Худой бородатый старик в черном халате и черной чалме, заглянул внутрь. Старик хитро, по-восточному, улыбался. Он уверенно подошел к тюкам , за которыми прятался Ганс, и беззлобно произнес:
  -- Эй, крысенок, выходи!
   Дрожащий от страха мальчик понял - его раскрыли, прятаться бесполезно. Он осторожно выбрался из-за тюков. Но, внимательнее разглядев старика, успокоился. Смуглый старик в черных одеждах очень походил на его деда. Только ростом был повыше и фигурой посуше. Старик мягко взял Ганса за руку.
  -- Идем, не век же сидеть тебе в этой кладовой. Меня зовут Абдул аль -Хасан ибн- Газред ибн - Ибрахим. Но тебя, мой дорогой гость, прошу, называть меня Учителем. Только об одном хочу тебя сразу предупредить - мой корабль не совсем обычный. А впрочем, ничего здесь не бойся. Тебя никто и пальцем не тронет.
  
   После полутемной кладовой яркий свет дня резал глаза. Привыкнув, Ганс с удивлением обнаружил что корабль не имеет команды. То есть все части и приспособления, которым, чтобы они работали, необходимы человеческие руки, двигались сами собой. Заметив удивление мальчика, Аль Газред объяснил:
   - Мой корабль живой. Он, как послушная лошадь, или ишак, покорно исполняет все мои повеления. Из людей нас тут только двое. Ты и я.
   - А кто же пел внизу? - поинтересовался Ганс.
   Аль Газред опять улыбнулся. Он вообще, как заметил Ганс, часто улыбался.
   - Это гули. Я тебя с ними потом познакомлю. Они имеют грозный вид, но на самом деле совсем не страшные. Просто мои возможности, как и все в этом мире, имеют предел. Совсем без слуг тоже трудно. Вот я и посадил на свой "Ирем" дюжину гулей. Пусть гребут. Если они не будут работать, то сойдут с ума. Уж такие они, эти гули... Пойдем покушаем, а?
   Ганс сглотнул слюну, потому что есть он ужасно хотел, но боялся , что этот маг подсунет ему что-либо в еду. Сообразив, что когда-нибудь есть все равно придется, Ганс собрался с духом.
   - Идемте...
   Аль Газред снова улыбнулся. Ганс заметил в его карих глазах стальные искорки, которые едва вспыхнув, тут же погасли. Правда, в тот момент Аль Газред косился на юг, и Ганс внутренне обрадовался, что причиной мгновения злобы, вспыхнувшей в душе смуглого старика, был, скорее всего, не он.
   За завтраком - горячим бараньим пловом, с сушеными фруктами, Аль Газред , как бы между прочим, заметил, что к вечеру может разразиться буря, и попросил мальчика , когда начнется шторм, быть в капитанской каюте. Маг говорил о чем угодно - о далеких островах, об обитателях морских глубин, о небесных светилах, помогающим морякам прокладывать истинный курс. Но поворачивать назад, к Бромбергу, Аль Газред явно не собирался и ни словом не обмолвился о причине появления Ганса на судне. К концу завтрака, который, надо отметить, был очень вкусным и обильным, Ганс решился задать, наконец, Аль Газреду, так долго мучивший его вопрос:
   - Скажите, Учитель, почему вы не спрашиваете меня, кто я такой, и что делаю на вашем удивительном корабле?
   Вопрос не застал мага врасплох. Аль Газред отпил из ониксового потира щербет и молвил:
   - Зачем мне спрашивать тебя о том, чего я сам не знаю? Ты, верно, ищешь своего отца, потому что уж очень на него похож . И я его тоже ищу.... Значит у нас с тобой одна общая цель. Так давай объединим наши усилия в этом, достойном настоящих мужчин, деле. Твой отец совершил великое открытие, малыш. Открытие, которое изменит судьбы мира. Но он пропал. И с ним пропала тайна этого открытия. Феникс твоего отца некоторое время жил у меня, а еще раньше, перед тем, как он попал к твоему деду, он принадлежал моему сыну, погибшему вместе со своим кораблем в этих местах. Я ... сохранил записку, которую обнаружил некогда на... на ноге феникса и, оказавшись близко от твоей родины, отпустил птицу домой. Я догадывался, что она найдет нужный мне мостик, связывающий твоего отца с миром людей. И подспудно ожидал, что объявится кто-то из людей, кто, возможно, знает тайну записки и поможет найти твоего отца. Но я и не предполагал, что этим человеком окажется такой храбрый, славный мальчуган, который проберется, кто бы мог подумать, ночью, на мой корабль! Ну что же, видно так было угодно судьбе...Кисмет!. Я принимаю ее волю, и прошу тебя оставить все думы о родине в том далеке, где она осталась, холодная и прекрасная страна, до тех пор, пока не сыщется твой отец. Будь мне верным и послушным учеником, а я стану тебе щедрым учителем. Я отдам тебе все, чем владею, все чему научился в пещерах Магриба. Мегиддо, город мертвых, заговорит с тобой забытыми именами, ифриты и дэвы, обитающие в песках Аравии, принесут к твоим ногам все сокровища мира.... Я стар, и когда придет пора уходить, мне будет легче, если я буду знать, что алмаз моей души не превратится в кучку золы, а остался сиять в ищущем, живом сердце.
   Старик хотел сказать что-то еще, но открылась дверь каюты, и вошел очень странный человек. Ганс назвал бы вошедшего мавром, если бы не его заостренные уши на лысой голове, и не крючковатый узкий нос, не свойственный этой расе. Из одежды на человеке была лишь набедренная повязка. Незнакомец поклонился магу и Гансу и глухо сказал:
   - Хозяин, мы заметили на горизонте пламя посреди моря. Морской огонь плывет к нам.
   Аль Газред изменился в лице, бросил в блюдо недоеденную горсть плова, наскоро вытер руки о халат и выбежал вон. Ганс, следуя его примеру, одним глотком допил пахнущий шафраном, лимонный щербет, и побежал за учителем.
  
   Маг стоял по левому борту, наблюдая в подзорную трубу горизонт. Заметив подле Ганса, он передал оптический прибор ему.
   - Смотри туда, видишь?
   Ганс покрутил окуляр, подстраивая трубу под свои глаза, и вдруг увидел в волнах столп оранжевого пламени, несущийся прямо к кораблю.
   - Это огненная акула, - услышал мальчик голос Аль Газреда, - ужас моряков. По крайней мере, так отзывались о ней те немногие, кто встречался с ней и остался живым. Ты боишься, мой мальчик?
   - Нет! - громко, чтобы перекричать свой страх, отвечал Ганс.
   - Молодец, - Аль Газред положил ладонь на его плечо и крепко сжал пальцы, - тогда мы ее победим!
  -- Эй, Ибрахим, - обратился маг к гулю, - спускайся к гребцам и прикажи им поднять весла. И пусть никто носа не кажет наверх! А ты, малыш, останься со мной. Сегодня я тебе дам первый урок.
   Когда послушный гуль скрылся в люке, маг продолжил:
  -- Ты знаешь, что такое шпиль? Тогда беги к нему, и если встретишь там кого - нибудь, веди его сюда.
   Довольный, что Аль Газред оказал ему такое доверие, Ганс ринулся к баку. Он обогнул световые люки, днища опрокинутых шлюпок, его взгляд задержался на пестрой туземной пироге с далеких островов, которая, неизвестно для чего, оказалась привязана к тупоносому боту. Засмотревшись, мальчик едва не налетел на фок-мачту, и только тогда посмотрел на шпиль. Посмотрел и застыл на месте.
   Вначале Ганс увидел сердитую морду, совсем, как у выдры. Два умных карих глаза пристально изучали его, источая жгучий магнетизм. Морда вдруг стала почти человечьим лицом, красным, как у пьяницы - боцмана, обветренным, с желтыми щетинистыми усами под сизым носом. Ганс моргнул, и только потом, словно оторвавшись от чар этих глаз, он сумел разглядеть того, кто сидел под шпилем.
   Он был невысок, в матросской робе, с накинутым на круглую голову капюшоном ветхой голландки. Его ладони и голые ступни, напоминали лапы выдры - черные, с перепонками между пальцев. Он курил длинную голландскую трубку, и аромат пахучего табака приятно щипал мальчику ноздри.
   Ганс учтиво поклонился, и еле сдерживая волнение, молвил:
   -Учитель просил вас пройти к нему, ко второй мачте.
  -- Хе! - сердито крякнул тот, кто сидел под шпилем, - нынешние мальчишки совсем разболтались! Всыпать тебе бы, юнга, пенькой, смоченной в рассоле, да посыпать потом порохом, за такие слова! И ты еще смеешь меня о чем-то просить?
  -- Но Учитель...
  -- К черту, Учителя! Пока не скажешь, как называется вторая от бушприта мачта на галеоне, я никуда не пойду!
  -- Грот! - выпалил Ганс.
   Тот, кто сидел под бушпритом, смягчился, и уже лукаво щурясь, продолжал.
  -- А что ж сразу-то не сказал?
  -- Я....Я на корабле второй день...
  -- На судне, - поправил тот, кто сидел под шпилем.
  -- Я на судне второй день, - поправился Ганс.
  -- Ладно, юнга, пока прощаю, но с этого дня я крепко возьмусь за твое воспитание. Так чего же хочет Капитан?
  -- Он хочет чтобы вы, господин....
  -- ...Клабаутерманн, - представился тот, кто сидел под шпилем.
  -- Он хочет, чтобы вы, господин Клабаутерманн, подошли к грот мачте. Нас преследует огненная акула!
  
   Аль Газред молча передал трубу, смело усевшемуся на планшире Клабаутерманну. Старый корабельный домовой долго изучал акулу в трубу. Ганс заметил, что Аль Газред уже начал нервничать, когда Клабаутерманн, наконец, изрек:
  -- Здоровая. И что ты собираешься с ней делать?
   Маг хмуро взглянул на домового. И метнул из своих глаз в усы последнего короткую сиреневую молнию. От усов взвился сизый дымок. Клабаутерманн чертыхнулся. В воздухе запахло паленым поросенком.
  -- Да ладно тебе, - скороговоркой заговорил домовой, - что ты так сразу-то, дай подумать.... Дай подумать, дай подумать.... Дай поду.... А если ее заморозить?
  -- Ты в своем уме? Ты видел, как на морозе горят усы?
  -- Тихо, тихо, тихо...- опять скороговоркой заговорил Хозяин корабля, потому что вдруг ощутил, что его усам становится очень холодно, - тогда заморозь корабль. Она поплюется пламенем, устанет, да и заляжет на дно, а ты тем временем скроешься.
   Маг переменился в лице. Он стал задумчивым. С минуту он размышлял, а потом приказал Гансу принести из капитанской каюты шубы, которые хранились в синем рундуке. Когда Ганс вернулся, на его плечах висел овчинный полушубок. Маг накинул на плечи волчью доху, и предложил Клабаутерманну шубку из зайца, но домовой отказался, сообщив, что с детства терпеть не может зайцев, особенно тех, у которых три ноги*. (*примечание - по европейским поверьям, гномы , чтобы скрыться от людей, иногда превращаются в трехногих зайцев).
   Аль Газред отошел в сторону. Он раздвинул руки, как бы обнимая мир, и закрыл глаза.
  -- Колдует...- шепнул Гансу на ухо Клабаутерманн.
   Ганс в ответ только кивнул, потому что с дрожью ощутил на щеках легкий холодный ветерок. Работа мага стала его завораживать. Аль Газред тем временем проникал мыслью в глубины мироустройства. Он видел атомы, из которых состоит Вселенная, он видел свой "Ирем" с высоты полета чайки, себя, Клабаутерманна, этого храброго мальчугана, так похожего на его сына Халида, погибшего двадцать четыре года назад у берегов Бромберга, во время бури, и силою своей воли, замедлял движение атомов. Маг собирал в клубок свои колдовские силы и облекал ими каждый атом, заставляя его двигаться чуть медленнее. Когда силы, казалось, покинули Аль Газреда, маг открыл глаза. Он потерял ощущение времени и не знал, сколько времени колдовал. Но Аль Газред увидел лед, покрывавший мачты, снасти, паруса, палубу. Он посмотрел вниз, на море, и с удовлетворением отметил, что оно на добрый десяток локтей вокруг корабля превратилось в кусок зеленого льда. Чудовищная акула, вся состоящая из огня, отчаянно пыталась прогрызться к корпусу судна, но все ее усилия оставались напрасны. Адская рыбина тускнела прямо на глазах. Ганс переминался с ноги на ногу, отчаянно стараясь согреться, а съежившийся от холода Клабаутерманн, бодро крякал и бросал в акулий нос снежки, которые таяли, стекая в открытую зубастую пасть. Заметив Аль Газреда, домовой радостно сообщил:
   - Почти готова. Еще пару раз куснет, и пойдет на дно!
   И точно. Гигантская рыба вскоре разжала челюсти. Вместо пылающего огнем яростного чудовища, она превратилась в неподвижную серую тушу, покосилась холодным глазом в сторону Клабаутерманна, бросившего в нее очередной снежок, и тихо ушла на дно.
   Ганс повернулся к магу. Старик был бледен, и еле держался на ногах. Мальчик взял своего Учителя под руки, и осторожно повел в каюту. Клабаутерманн, все еще швырявший снежки в пустое море, заметил вслух, когда Ганс и Аль Газред скрылись из виду:
   - Ох, старый лис, что же ты задумал на этот раз? А мальчишка то тебе нравится...
   Ночь прошла спокойно. Продрогшие гули, руководимые Клабаутерманном, исправно несли вахту. Юнга же присматривал за Капитаном, как звал старика домовой. Вернее, юнга спал на кушетке возле койки мага, который всю ночь проворочался в бреду. Его мучили видения. Ганс несколько раз давал старику пить и вытирал пот с его смуглого лба. Но к рассвету старик успокоился, а проснувшись утром, был уже бодр и свеж, как всегда.
   Утро выдалось ясным и тихим. Судно шло галсами, двигаясь на юг, к экватору, на удивление быстро. Наверное, даже тут не обошлось без магии Аль Газреда. Морская вода светлела, и уже на третий день пути Ганс чувствовал то, что опытные матросы называют "дыханием тропиков". Все стало другим - воздух, волны, солнце, небо. Даже ветер приносил совершенно другие, незнакомые запахи. Клабаутерманн добросовестно исполнял обязанности боцмана. По всему было видно, что такое занятие ему по душе. Своим заместителем он сделал Ибрахима - того самого гуля, который принес Аль Газреду весть об огненной акуле. Клабаутерманн стоял в руле, со своей неизменной трубкой во рту, а Ибрахим, с завидной для гуля поспешностью, доносил до команды все его приказы и, возвращаясь обратно, докладывал об их исполнении. Когда Клабаутерманн считал, что море более-менее спокойно, он покидал свой пост, оставляя штурвал на попечение магии Аль Газреда. В такие часы корабельный домовой учил Ганса премудростям морской науки - от вязания узлов, до основ навигации. Аль Газред щедро снабжал Ганса картами, атласами и прочими необходимыми вещами, хранившимися в его обширной корабельной библиотеке. И когда однажды Клабаутерманн торжественно объявил команде, что через три дня они пересекут экватор, Ганс с полным правом мог уже называться юнгой. Он ходил (два раза) самостоятельно на клотик, он мог держать по компасу и звездам курс, и главное, знал как называется на корабле все - от бушприта до ахтерштевня. Клабаутерманн был доволен своим учеником, хотя не подавал виду. Но Ганс давно понял его натуру, и когда домовой сердито бубнил и фыркал, знал - на самом деле Клабаутерманн просто не хочет, чтобы команда считала, что он завел себе любимчика.
  
   В один из вечеров, свободный от вахты Ганс решил задать Аль Газреду так долго мучивший его вопрос:
  -- Учитель, расскажите мне все, что знаете о моем отце.
   Маг присел на днище шлюпки, вздохнул.
  -- Твоего отца я встретил на одном острове... Это было три года назад. О существовании этого места знают не многие, потому что есть силы, которые так хотят, и в услужении у которых я состою. Твой отец жил на этом острове, в построенной своими руками хижине. Его корабль, с истлевшими парусами, гнил в тихой бухте. Я хотел забрать твоего отца с собой, но он отказался, сославшись на то... на то, что опыт... Ну, опыт, который он начал несколько месяцев назад, скоро закончится, и тогда можно будет вернуться в мир. Он много рассказывал о себе и своей семье. Мы договорились, что на обратном пути я заберу его и доставлю в какой-нибудь порт, поближе к Бромбергу. Но... Когда месяц спустя, я снова оказался на острове, твоего отца там уже не было, хотя корабль продолжал гнить. В пустой хижине сидел феникс, к ноге которого была привязана известная тебе записка. Я подумал, что это координаты того места, куда, возможно на лодке, отбыл твой отец, но при внимательном изучении карт выяснил, что место, указанное твоим отцом лежит очень и очень далеко от Индийского океана. Смысл цифр остался неясным. Вещество, которым был пропитан уголок ткани, меня крайне заинтересовало. Дело в том, что оно способно вызывать процесс трансмутации металлов, то есть превращать любой металл в золото. Вещество, что я везу с собой, получается только в одном месте на земле, в Железном гроте недалеко от Бромберга, и только из перьев феникса, тоже способно вызывать трансмутацию. Его делает один ... один мой знакомый. Но оно крайне ядовито. А твой отец умудрился получить нечто подобное, из растительного сырья! Его вещество оказалось абсолютно безопасно, и если верить Флоринху, одному очень мудрому магу, который жил давно, оно способно продлевать человеческую жизнь. Флоринху никто не верил. А ведь он оказался прав....
   Край ткани был пропитан смесью соков неизвестных мне растений. Твой отец открыл тайну тайн, нашел молоко философов! Около года я провел на том острове, выполняя бесчисленное число опытов со всеми растениями, произраставшими там, но все оставалось тщетным. Когда подошло время плыть за новой порцией порошка, приготовленного моим знакомым, я прихватил с собой чудесного феникса, к которому успел привязаться за время пребывания на острове. Я надеялся что с помощью птицы смогу найти людей, знавших твоего отца, но в результате один из этих людей сам пришел ко мне. Я почувствовал твое присутствие еще ночью, но посчитал, что это рыбаки путают мысли. А утром смотрю - и верно, прячется где-то крысенок...
   Аль Газред тепло посмотрел на Ганса. Мальчик понял, что должен что-то тоже сказать. К рассказу мага он добавил:
  -- Мой дед тоже считал, что в записке указаны координаты острова. А когда попробовал зеленое вещество на вкус, очень удивился...
  -- ... Потому что в состав сока входит отвар хинной коры, - перебил Аль Газред, - Аптекарь сразу почувствовал ту самую горечь! Но кроме хинны там есть что-то еще...
  -- А куда мы плывем? - спросил Ганс.
   Маг отвечал, старательно подбирая нужные слова:
   - Я должен отвезти мешок с субстанцией одному... человеку, которому служу. По пути мы посетим остров, где я встретил твоего отца, и попутно начнем его поиски. Правильно истолковать поступки человека способен лишь близкий ему человек. Поэтому любое твое слово, любая твоя мысль о Гансе Старшем, будет для меня как откровение. А потом мы вплотную займемся его поисками, но для начала нам нужно будет все же отвезти проклятый мешок...
   Маг совершил в воздухе короткий странный жест, как бы отмахиваясь от чего-то, улыбнулся , заметив, как внимательно Ганс смотрит на его пассы, и молвил:
  -- Я совершил аракку. Сомкни большой и указательный палец правой руки в кольцо. А теперь в кружок пальцев брось слово "прочь". Да, вот так. Разомкни пальцы. Чувствуешь?
   Ганс почувствовал! Легкая волна изошла из его ладони и растворилась в воздухе...
  -- Теперь, - подытожил маг, никакой враг не почувствует твоей ненависти. А скрывать свои чувства, мой мальчик - великое искусство!
   Пробили склянки.
  -- Скоро мне пора на вахту! - сказал Ганс.
  -- Ступай, - ласково произнес Аль Газред, -спокойной тебе вахты... Только никогда не говори в присутствии Клабаутерманна слово "плывем". Плавают бревна, а корабли, да еще такие, как мой "Ирем", ходят. Понял, юнга? И еще - срочно пришей на куртке нижнюю пуговицу. Если не найдешь - вырежи из щепки от бимса. Но на вахте ты должен быть опрятен. Это закон.
  -- Слушаюсь, господин Капитан, - выпалил Ганс, вытянулся в струну, а потом сорвался с места и побежал в трюм, вырезать пуговицу. Наскоро сделав ее, и пришив суровой ниткой, Ганс поспешил к рулю. Клабаутерманн сегодня обещал научить юнгу вести судно галсами.
   Урок был недолгим. Ганс усвоил все премудрости сразу, за что заслужил похвалу скупого на подобные вещи домового. Оставшееся до конца вахты время Клабаутерманн решил посвятить истории моря. Он вытащил из внутреннего кармана старые очки со сломанной дужкой и заставил Ганса их надеть. Лишь только Ганс посмотрел на море через толстые линзы, он застыл на месте, как вкопанный. Море было полно кораблей. Вернее, кораблей-призраков. Египетский неповоротливый корабль, сделанный из вязанок тростника мирно пересекал кильватерный след красавца - галиона. Драккар Эрика Рыжего, с полосатым сине-красным парусом, и драконом на форштевне, догонял греческую трирему. Римская либурна тяжело шла на ост, надсмотрщик ходил по палубе, хлеща рабов-гребцов плеткой, а малайское проа соревновалось в скорости с арабской щебеккой.
   - Это духи моря, - говорил Клабаутерманн, - это немые свидетели человеческого могущества и алчности, помощники сильных, товарищи пытливых. У каждого корабля есть своя судьба, как у человека. Вон, видишь, ту долбленую лодчонку? Ее выдолбили тридцать тысяч лет назад в Европе. Некий пытливый человек, облаченный в одежду из звериных шкур, первым из людей вышел на ней в открытое море. Но подхваченный морскими течениями, челн унесло в открытый океан, и человек умер семь дней спустя от жажды. Он умер счастливым, потому что первым из людей стал Человеком Моря. Его бессмертную душу тепло приняли на морском дне, и некоторое время спустя, он стал Нептуном, покровителем моря. А вот эта каракка, чьи трюмы до отказа набиты золотом инков, не смогла выдержать веса своего кровавого груза, и развалилась на части на полпути к Барселоне, во время шторма. Она затонула со всем экипажем, и со всем золотом, которое лежит, рассыпавшись по морскому дну, среди скелетов его хозяев. А вот славный "Майский Цветок", гордое и смелое суденышко. На нем горстка смельчаков отправилась в Америку через Атлантику, и достигла берегов Нового Света, образовав там колонию . А вот идет либурна жестокого центуриона Клавдия Церцерия. Он считал, что держит судьбу в своих руках, но его гребцы, галерные рабы, подняли на судне мятеж, и сбросили его в воду , прямо в золотых доспехах, и он потонул, не найдя сил преодолеть их тяжесть и всплыть. А вот унирема хитроумного Одиссея. Видишь, того человека, привязанного к мачте? Это и есть сам Одиссей, царь Итаки. Он слушает пение сирен, чей огнедышащий остров когда-то располагался в этих местах, пока не ушел под воду. А вот это...- Клабаутерманн запнулся, - а вот это уже не призрак... Юнга, сними очки.
   Ганс покорно исполнил веление боцмана. "Ирем" догоняла шхуна, сплошь окруженная радугой морских брызг, с лохмотьями вместо парусов, и давным-давно не крашеными бортами. От шхуны потянуло холодным ветерком. Приглядевшись, Ганс понял, что вместо команды по палубе ходят скелеты в ветхих матросских робах старого образца. Когда корабли сравнялись борт о борт, один из скелетов подбежал с двумя бочонками к планширю и прокричал по-голландски, обращаясь к команде "Ирема":
   - Эй, на судне, не довезете ли вы до Амстердама эти письма? Мы дадим в придачу ром!
   - Валяй! - тоже по-голландски, прокричал в ответ Клабаутерманн.
   Размахнувшись, скелет бросил бочонок с письмами, а следом - анкерок с ромом. Тотчас остатки парусов шхуны наполнились ветром, и она стремительно отвалила. На палубу из каюты выбежал взбешенный Аль Газред. Подойдя вплотную к домовому, он сказал, еле сдерживая в присутствии Ганса гнев:
   - Как ты посмел принять от Голландца письма!
   На что Клабаутерманн спокойно ответил:
   - Жалко морячков. Не век же им скитаться по океанам. Должен же кто-то доставить, наконец, их письма домой...
   - Да, чуть не забыл, - изменив тон на более спокойный, добавил маг, обращаясь к Гансу, - мой дорогой ученик, сейчас ты видел "Летучего голландца", чей капитан, Ван дер Деккер некогда продал душу дьяволу. Нас могут ждать большие неприятности, мой мальчик, так что найди в себе силы быть готовым ко всему!
   Маг уничтожающе посмотрел на домового и вернулся в свою каюту.
   Той же ночью разразился шторм. Перед началом бури на бушприте, клотиках и ноках рей зажглись зеленые огни. Клабаутерманн бодро сообщил , что это огни Святого Эльма, который и сам скоро появится, и приказал Ибрахиму срочно убрать все паруса. На магию Аль Газреда он почему-то не надеялся. Сверкнула первая молния. Потом вторая, третья... Гансу показалось, что где-то высоко - высоко в небе стреляют из огромных пушек, а молнии - есть ничто иное, как сполохи небесного салюта. Потом единым порывом налетел шквал, опрокинув на судно первые валы. Аль Газред встал возле штурвала, и воздев руки к небесам, стал колдовать. Глаза мага бросали сиреневые искры, одежды окутались электрической дымкой. Клабаутерманн, увидев, что Ганс все еще стоит на палубе, прогнал его в каюту, чтобы не смыло волной, а сам встал в руле, и с помощью трех гулей (включая Ибрахима) держал непослушный штурвал. В капитанской каюте, подойдя к иллюминатору, Ганс остолбенел, увидев , что в бушующем море , то скрываясь в волнах, то появляясь вновь, ходит сплошь состоящий из зеленого света, бородатый старик в одежде пустынника. "Святой Эльм", - понял Ганс, вспомнив слова Клабаутерманна. Ганса стало мутить - он еще не привык к качке. Он лег на койку и вскоре уснул.
   К утру буря стихла. Когда Ганс вышел на палубу, он с удивлением обнаружил, что на море - полный штиль, что тропическое солнце заливает весь мир желтым теплом, что судно дрейфует, а Клабаутерманн, страшно разъяренный, мечется по палубе . На порожке трапа, устало привалившись к перилам, сидел Аль Газред, мокрый и злой. Заметив мальчика, он тепло улыбнулся ученику, но улыбка сразу сошла с его губ, когда Клабаутерманн, появившись из трюма, громогласно объявил:
   - Одного гуля нет. Похоже, смыло волной !
   На лице мага отразился смертельный испуг. Он побледнел, и словно боясь упасть, схватился за перила.
   - Которого нет?... - еле произнес маг.
   - Рыжего, Махмуда.
   Услышав слово "Махмуд", маг взбодрился.
   - А Ибрахим?
   - Ибрахим качает помпой воду из трюма.
   Маг даже повеселел от таких слов.
   - Юнга, - обратился Аль Газред к Гансу, - принеси астролябию, карту, циркуль и линейку.
   Догадавшись, что сейчас будут определять местоположение судна, Ганс бросился в каюту за всем необходимым.
   - Расчитай наши координаты, - сказал маг, когда Ганс вернулся .
   - Где будет солнце в полдень, Учитель? - поинтересовался мальчик.
   - На три градуса ниже того места, где ночью сияет Полярная Звезда. - отвечал маг.
   Ганс измерил с помощью астролябии угол между горизонтом и полуденным солнцем, произвел необходимые расчеты долготы, потом на карте старательно вымерил нужное место, и радостно сообщил:
   - Здесь!
   Маг и Клабаутерманн скосили глаза на карту.
   - Недалеко я вижу небольшой безымянный островок, - сказал маг, - Махмуда могло туда выбросить волной. Боцман, отдайте людям приказ - весла на воду. Юнга - к рулю, магических сил почему-то не хватает для управления кораблем. Мы идем к тому острову.
   Ганс уже не улыбался. Он догадался, что Аль Газред, Клабаутерманн и гули очень устали за минувшую ночь. Вот почему править судном доверили ему - больше некому, тем более что магическая сила, управлявшая кораблем ранее, как сказал Учитель, ослабла. Когда судно стало на курс, и указания Капитана были уже не нужны, домовой отвел мага в каюту. Появившись позже на юте, возле Ганса, Клабаутерманн рассказал ему, что случилось ночью. Оказывается, магия Аль Газреда возымела свое действие, и через полчаса море вокруг корабля почти успокоилось, хотя весь океан, кругом, насколько хватал глаз, кипел и поднимал валы, чуть ли не до небес. Но после полуночи Аль Газреду стало плохо. Маг сказал, что его здоровье тут не при чем, что он чувствует действие чужой магической силы, направленной именно на него и его корабль. Маг стал использовать самые мощные защитные заклинания, и море вокруг них то начинало бурлить, когда силы Аль Газреда ослабевали, то утихало, когда Аль Газред находил в памяти новое мощное заклинание и использовал его. Битва двух магий продолжалась до рассвета. Потом море стихло, тучи развеялись, наступил штиль.
   - А я думаю так - это все проделки Адамастра. Он не хочет пускать нас в это время года через мыс Доброй Надежды, как когда-то не пускал Ван дер Деккера, почему тот и договорился с Морским Дьяволом. Понимаешь, юнга, когда Аль Газред возвращается домой из такого рейса, как этот, он всегда проходит это проклятый мыс в сезон самых страшных штормов и ураганов, наперекор всем законам моря, а Адамастр, страшный морской дух, хозяин мыса, ловец душ утопших моряков, всегда строит ему свои козни. Но магия Аль Газреда, обычно оказывается сильнее. В этот же раз Аль Газред едва не помер от натуги. Уж так ему было тяжело...Так тяжело... Вот потому я и думаю, юнга, что Адамастру в этот раз помогал кто-то еще. Видно мы вместе со своим грузом кому-то перешли дорожку...
   У Ганса на голове волосы стали дыбом от подобных слов. Только сейчас он понял, что в игре, участником которой он стал, на кон поставлены человеческие жизни, и его в том числе. Ганс внутренне сжался и крепче вцепился в штурвал. Клабаутерманн раскурил трубку. Табак и огниво у домового были сухими всегда, в любую погоду, при любом шторме.
  
   Остров они достигли к вечеру. Бросили якорь, решив высадиться утром. Маг вооружил гулей турецкими пистолетами с кривыми рукоятками, и палашами, и приказал пустынным духам всю ночь нести на палубе караул, внимательно наблюдая за островом, слушая каждый всплеск вблизи корабля. Наблюдать за гулями он поставил юнгу (до шестых склянок), а потом - Клабаутерманна. Сам маг, все еще не пришедший в себя после бессонной ночи, отправился спать. Ночь наступила мгновенно, как всегда бывает в тропиках, без сумерек и привычной Гансу вечерней истомы. Огней на судне не зажигали из соображений безопасности. Ганс сидел под грот-мачтой, на пустом бочонке, наблюдая за островом . На поясе болтались короткая шпага и подзорная труба, а за спиной, на специальной перевязи - пистолет, потому что рост у Ганса был небольшой, и ему было трудно таскать пистолет за поясом. Бриз приносил с острова запах берега, и Гансу страстно хотелось побродить по твердой земле. Он устал от палубы, которая никогда не была неподвижна, и окружающих предметов, постоянно ускользавших во время качки из поля зрения. Суша пахла горьким запахом трав, древесной корой, сырой землей, и еще множеством других запахов, не знакомых мальчику, но приятных и манящих. Над горизонтом взошел Южный Крест. Мальчик любовался созвездием, совершенно забыв о приказе капитана слушать всплески воды поблизости от корабля, и наблюдать за островом. Он спохватился лишь тогда, когда краем глаза заметил на острове, на вершине скалы, трепещущую бусинку огня. Ганс схватил подзорную трубу и навел окуляр на огонек. На плоской вершине невысокого утеса, возвышавшейся над джунглями, горел костер! Подумав, Ганс решил сообщить об этом Клабаутерманну . Боцман, как всегда, сидел под шпилем и курил трубку. Завидев юнгу, всполошился:
   - Что стряслось?
   - Огонь! На вершине скалы горит огонь!
   Клабаутерманн долго разглядывал костер в трубу. После сказал:
   - Я не знаю, чьих рук это дело, но мне что-то неспокойно. Островок-то небольшой. Если кто-то хочет подать нам сигнал, непонятно, почему он не сделал это до заката...Ладно, юнга, наблюдай. Увидишь что еще, доложи.
   Домовой отправился на свое обычное место - под шпиль, а Ганс стал внимательно наблюдать за костром. Огонек временами тускнел, и снова вспыхивал - значит кто-то подкладывал дрова. Гули старательно патрулировали с обоих бортов, время от времени всматриваясь в тронутою лунными искорками, воду. Но ничего подозрительного они не заметили, и когда вахта Ганса закончилась, он со спокойной совестью отправился на покой. Гули, духи пустыни, не спали. Они вообще, никогда не ложились спать, и ничего не ели. Морской воздух насыщал их тела лучше всякой еды.
   Утром Ганса поднял Ибрахим.
   - Капитан хочет срочно видеть тебя, юнга! - глухим басом сообщил гуль.
   Ганс поспешно оделся, нацепил шпагу, пистолет и выскочил на палубу.
   Капитан и боцман стояли на юте. Клабаутерманн указывал ладонью-ластой на остров и что-то объяснял магу. Оказывается, ночью костер неожиданно потух, словно его залили водой, и в тот же миг со стороны острова послышался вой какого-то животного. Маг принял решение отправиться на остров вместе с шестью гулями. Подумав, он взял с собой и Ганса.
   - Пусть погуляет по суше, - сказал он, - мальчику это будет полезно.
   Послушные гули уже скрепели талями, опуская вельбот на воду. Ганс по просьбе Аль Газреда, принес из каюты ящичек с инструментами, необходимыми магу для исследований, и спустившись по лееру в вельбот, последним занял свободную банку.
   Идти по суше оказалось не так уж и легко.
   Свыкшийся с качкой, Ганс упал, едва ступив на песок. Учитель протянул ему руку:
   - Так всегда бывает в первый раз. Ничего, привыкнешь...
   На первый взгляд, остров казался необитаем. Попадавшиеся в джунглях тропинки явно принадлежали животным, но ни в коем случае не человеку. С лианы на лиану препархивали стаи разноцветных попугаев. Радужные колибри пили нектар из прекрасных цветов. Странная, неприятного вида птица, похожая на тощего орла с голой шеей, чистила о кору кривой клюв. Недовольно покосившись на пришельцев, она продолжила свое занятие.
   - Это гарпия-обезьяноед, - сказал Гансу Аль Газред, - неприятное создание. Когда-то я едва не умер от лихорадки в дебрях Конго, и меня три дня преследовала целая стая этих птиц, надеясь на мою скорую кончину. А когда я, обессилив, засыпал, они слетали на землю и клевали меня...
   Отряд углублялся в лес все дальше и дальше. Маг показывал ученику разные растения и животных, объяснял их названия, рассказывал об образе их жизни. Ганс впитывал знания, как губка. Путешествие в дебри незнакомого острова стало уже казаться ему простой экскурсией с самым лучшим на свете Учителем, когда маг вдруг накрыл мальчика полой плаща. Гули вскинули кремневые мушкеты и окружили, прикрывая от врага, людей. Но тревога оказалась напрасной. То, что испугало Аль Газреда на самом деле было всего лишь статуей - огромной, искусно сделанной статуей летучей мыши. Ее глаза - отшлифованные рубины, сверкали огнем, выточенные из перламутра зубы, выглядели, как настоящие клыки. Осмотревшись, Ганс понял, что подобная статуя не одна - из зарослей то тут, то там, проглядывали другие статуи, тоже мышей. Все они были деталью, какого-то огромного строения, сложенного из массивных плит, чьи контуры едва угадывались в море потопившей их зелени.
   Успокаивая себя, маг вытер ладонью усы, и сказал, рассматривая статуи:
   - Храм Ночных Богов...Кто бы мог подумать!
   Заметив пытливый, устремленный на Учителя, взгляд мальчика, объяснил:
   - Давным-давно, когда люди еще мало отличались от животных, на земле обитал могущественный народ. Они строили замки в полярных широтах, летали по воздуху на чешуйчатых железных птицах и знали очень и очень много о Земле и космосе. Но они были очень злые, и поклонялись змеям, крови, смерти и ночи. Ты, мой мальчик, видишь один из храмов этого народа, Храм Ночных Богов - статуи гигантских летучих мышей, пьющих кровь. Только насквозь поглощенное злобой и разрушением сознание, может родить такое. Только продавший Иблису душу, мастер, может изваять подобные скульптуры.
   Маг окинул взором статуи, и сложив два перста, сделал резкий жест в сторону храма.
   - Ча! - произнес Аль Газред магическое слово, со странным шипением, похожим на змеиное, а потом закрыл глаза и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Он простоял так около минуты, а очнувшись молвил:
   - Это место еще хранит свою магию, значит кто-то, или что-то время от времени совершает здесь свои страшные обряды. Идем же! Долго пребывать тут опасно.
   Маг выбрал звериную тропку, уводящую влево, и продолжил путь. Аль Газред оказался на удивление умелым следопытом. Следуя только известным только ему, ориентирам, он довольно скоро вывел отряд к той самой скале, на вершине которой горел вчера огонь. Ее склон, невидимый с корабля, оказался пологим, и путники скоро вскарабкались на вершину. Они увидели сложенный из дикого камня очаг, следы голых человеческих ступней рядом с кострищем, и еще несколько следов, очень похожих, как сказал Аль Газред, на следы леопарда.
   Маг внимательно изучил камни, из которых был сложен очаг, пощупал золу, осмотрел остатки дров, тронул пальцами человеческие следы. И неожиданно спросил Ганса:
   - Как ты думаешь, юнга, где норд?
   Ганс посмотрел на солнце - оно упрямо двигалось к зениту, и уверенно указал в сторону пологого склона, за которым расстилался океан.
   - Ты абсолютно прав, малыш...- сказал Аль Газред, север именно там... Эта часть острова - северная.
   - Знаешь, - помолчав, продолжил старик, - я думаю, нам нечего бояться обитателей этого острова, во всяком случае, днем. Вчера, на этом самом месте, люди совершали удивительный обряд - они среди ночи зажгли рукотворное солнце, чтобы тот, кто должен прийти с севера, увидел огонь даже в кромешной тьме. Жители острова не опасны, они просто несчастны, потому что вот уже много сотен лет ждут ответа на один-единственный вопрос. И мы, определенно, должны их найти и помочь им. Но для этого мы должны показать, что их враги есть и наши враги тоже.
   Маг взял у Ганса ящичек с инструментами, и извлек из него обыкновенную зурну. Он приложил инструмент индийских факиров к губам, и надул щеки. Завораживающий, сладкий звук поплыл над островом. Тотчас, земля под ногами, словно пришла в движение - это змеи вылезали из своих щелей и нор, и устремлялись к ногам Аль Газреда. Ганс и гули застыли, как вкопанные, а маг вдохновенно улыбался, и Ганс понял - бояться не надо, и успокоился, а вместе с ним, и гули. Змеи ползли отовсюду. Скоро их набралось столько, что на плато не осталось ни одного свободного места, а по склону ползли и ползли новые... И вдруг Аль Газред схватил одну змею и переломил о колено ее хребет. Лишь только маг совершил свой странный поступок, Ганс увидел людей. Их было трое - все мужчины, рыжеволосые, белокожие. Они поднимались по склону, совершенно не обращая внимания на змей, их взоры был устремлены на Аль Газреда. Маг их тоже заметил, и заиграл другую мелодию. Змеи бросились врассыпную, кто куда, и вскоре плато оказалось свободным от гадов. Только мертвая змея со сломанной спиной ощерившись лежала в пыли. Люди поднялись на вершину, подошли к Аль Газреду и заговорили с ним на мелодичном, журчащем языке. Ганс во все глаза смотрел на незнакомцев, и дивился их виду.
   Они носили короткие тоги, сплетенные из грубого растительного волокна. Рассмотрев островитян поближе, Ганс отметил у них редкие курчавые бороды, мелкие редкие зубы и небесно-голубые глаза. В их внешности было что-то от индусов, которых Ганс однажды видел в порту, в Бромберге. Но кожа этих людей была бронзовой, почти красной, а не шоколадной, как у индусов, и телосложением он напоминали скорее щуплых китайцев, которые в Бромберге торговали шелком. На груди у каждого обитателя острова висела трещотка гремучей змеи и плоский камень, старательно обработанный в виде зуба. Заметив, что продолговатый конец каждого камня, сквозь который проходил сыромятный шнурок, обмотан кожей, Ганс догадался, что камни эти на самом деле служили островитянам ножами.
   Маг говорил с аборигенами очень дружелюбно. Было видно, что он наслаждается чужим, но знакомым ему, языком, и что людям приятны его речи. Когда разговор, судя по мимике, зашел о грустном, незнакомцы несколько раз произносили слово: " зэрнА". Маг понимающе кивал головой. Он еще долго говорил с обитателями острова, а когда беседа закончилась, Аль Газред сообщил, что островитяне проследуют на "Ирем", и команда должна принять их, как гостей. Всю дорогу до гавани, где стоял "Ирем", бронзовокожие опасливо косились на гулей. Те, впрочем, не обращали на чужаков никакого внимания.
   Прямо на палубе, не без помощи магии Аль Газреда, гостям накрыли роскошный восточный стол. Прислуживали гули, а остальные, включая Морского Человека (Клабаутерманна), который очень понравился туземцам, потому что кроме всех своих очевидных достоинств, еще пускал дым изо рта, насыщались обильной едой. Маг неторопливо рассказывал Гансу историю этого острова и его обитателей, и время от времени, перебрасывался репликами с гостями.
   Оказывается, давным -давно на острове, который тогда был намного шире и выше, действительно жило коварное и кровожадное племя Темных Владык, как называли тот народ араты, теперешнее население острова. Предки аратов пришли в эти места с севера, на больших кораблях, подобных "Ирему", и заселили окрестные острова. Но Темным Владыкам не понравились добродушные соседи, и те затеяли кровопролитную войну, в которой Темные Владыки определенно победили бы, не пролейся в одну из ночей на все государство Темных Владык, огненный дождь. Утром, когда небеса перестали источать пламя, обнаружилось, что все Темные Владыки мертвы. Из аратов в живых осталось лишь два человека - праотец Ма, и праматерь Ма. Они поселились на этом острове и от них произошли нынешние араты. Прародители строжайше запретили детям строить корабли, сказав, что однажды придет с севера радужная лодка, которая всех их увезет на истинную родину аратов. Вот почему каждую ночь, трое мужчин - подросток, зрелый, и старик, разводят на вершине скалы огонь - чтобы радужная лодка не прошла в темноте мимо острова. Но Темные Владыки не исчезли совсем. Их тени все еще бродят в развалинах Проклятого Храма, который стерегут каменные боги. Иногда, людей, сидящих ночью у костра, охватывает странное чувство, что за ним из темноты кто-то наблюдает. Тогда старик должен поджечь пучок сухого тростника, и очертить им в воздухе круг. Одна из искорок обязательно упадет на шкуру Того, Кто прячется в ночи, и он с воем выскочит из тьмы, в образе огромной черной кошки, наступит в угли костра, и растает во мраке. Араты называют этого зверя "зэрна", и никогда не пускают своих детей за порог дома после захода солнца.
   Вчера араты заметили "Ирем" сразу, как только он показался на горизонте, но корабль шел не с севера, и не был окутан радугой. Когда же Длиннобородый (Аль Газред) показал, что пришельцы дружелюбны и способны укрощать и убивать змей, которым в свое время поклонялись Темные Владыки, араты поверили, что чужаки пришли с миром, и послали им навстречу трех самых храбрых мужчин. Море не выбрасывало длинноухого человека (гуля Махмуда) на берег, и они не знают, чем помочь Укрощателям Змей. Но в знак благодарности за теплый прием, обильный ужин, и взаимное расположение, готовы предложить семена Первого дерева, которое когда-то прародители Ма посадили на этом острове.
   Один из туземцев отцепил привязанный к поясу мешочек, и высыпал на ладонь горсть черных семян. Заинтересовавшись семенами, Аль Газред взял одно, надкусил, понюхал и вдруг резко переменился в лице. Он подозвал Ганса и заставил его тоже понюхать семя. И Ганс с изумлением, уловил аромат записки, которую некогда обнаружил на ноге феникса. Аль Газред улыбался.
   - Знакомый запах? - поинтересовался маг, и достал из одежд коробочку, в которой оказалось не что иное, как оторванный уголок той самой записки! Маг понюхал клочок ткани, потом - семя, и снова ткань.
   - Сомнений быть не может! - воскликнул он, - в состав сока входит экстракт этих семян.
   Ганс тоже убедился, что маг прав. Но на вопрос Аль Газреда, где растет это первое дерево, араты только вздыхали. На их острове такого дерева нет, и эти семена - последние. Однако, небольшая горстка семян хранится у жреца, но он неприкасаемы, и жрец ни за что не согласится их отдать, тем более, чужестранцам. Маг с ними спорить не стал и отпустил с миром.
   "Ирем" простоял в бухте еще три дня. Гули пополнили запасы воды, набрали плодов, орехов и черепаховых яиц, подтянули расшатанный бурей такелаж, заштопали фок-марсель. Все эти дни , Аль Газред на берегу учил аратов основам судостроения, и объяснял, как добраться до материка - Африки, или Америки. На прощанье он подарил им свою волшебную зурну, подробную карту Атлантики, и показал, где может располагаться их прародина. "Но, - добавил хитрый маг, - доплыть до нее, и остаться там жить в спокойствии вы сможете лишь через шестнадцать поколений..." Араты ему поверили, поверил и Ганс. Должно быть, Аль Газред знал, что говорит.
   Утром четвертого дня "Ирем" поднял якорь, и, расправив паруса, покинул остров. Почти все племя - не больше пятидесяти аратов всех возрастов, сгрудились на пляже, провожая корабль. Они тоже хотели через шестнадцать поколений построить корабль, и перебраться на большую землю, чтобы, их правнуки, наконец, увидели родину прародителей Ма...
  
   Когда остров растаял за спиной, Ганс спросил:
   - Учитель, как вы догадались, там , на скале, что нужно поиграть на зурне?
   - Это придумал я сам, но понять, что именно так можно вступить в контакт с аратами, меня побудила одна книга, которую я читал в развалинах одного мертвого города в сердце Аравии. В ней рассказывалось о племени Темных Владык, или Древних. Я тогда чуть не умер от жажды, но книгу прочитал до конца.
   - А где эта книга, учитель?
   - Она осталась в мертвом городе. У меня не было сил, чтобы нести ее через пески на себе. Но я помню каждое слово из нее.
   - И как она называлась, та книга, из мертвого города?
   Маг мечтательно возвел очи к небу, видимо вспоминая те минуты, когда он читал волшебную книгу.
   - Ах, мой дорогой ученик... Та книга называлась "Тысяча мертвых страниц", и если бы мне удалось ей завладеть, я был бы счастливейшим из людей, мудрейшим из мудрецов и могущественнейшим из магов.
   - А разве так бывает, учитель?
   - В том-то и дело, что нет...
  
   Дни корабельной жизни команды "Ирема" шли своим чередом. Гули, подобно хорошим матросам, старательно исполняли приказы боцмана, Ганс добросовестно нес вахты, а в свободное от работы время, учился у Клабаутерманна навигацкой науке, или разбирал вместе с Аль Газредом в капитанской каюте тексты древних манускриптов, повествующих о тайнах Земли и Неба. "Ирем", наконец, пересек экватор, во время прохождения которого из воды показался самый настоящий Нептун. Он махнул зеленым хвостом, и соленый водопад с головы до ног окатил Ганса, а потом взмахнул на прощание трезубцем, и скрылся в пучине. Аль Газред старательно избегал встречи с проходящими судами, и море вокруг "Ирема" от горизонта до горизонта дни напролет было пустынно. Однажды, Гансу довелось увидеть настоящего морского змея. Животное вынырнуло из воды по правому борту, и долго плыло рядом, то обгоняя "Ирем", то отставая на четверть кабельтова. Ганс любовался его мощным мускулистым телом, покрытым упругой, илисто-серой кожей, грациозными движениями, которые это пресмыкающееся, чуть не вдвое длиннее "Ирема", с поразительной легкостью совершало в воде, и добродушной мордой удава, с которой на Ганса смотрели два умных немигающих глаза. Когда животное свернулось в воде кольцом, обнажив бледное брюхо, Ганс обратил внимание Клабаутерманна на крупные округлые кровоподтеки, лентой опоясывающие тело змея, на что боцман ответил:
   - Это следы присосок гигантского кальмара. Видимо наш спутник недавно повстречался с одним из них в океанских глубинах.
   - И змей задушил и съел кальмара?
   - Задушить-то, может и задушил, а вот съел вряд ли. Дело в том, что морские змеи, подобно китам, питаются планктоном, и совершенно безобидны для человека. Правда, бывали случаи, когда змеи нападали на корабли. Но это происходило из-за человеческой неосторожности. Если корабль случайно столкнется со спящим, или больным морским змеем, то животное принимает корабль за кальмара, и естественно, атакует своего природного врага. Но чаще всего, обернувшись вокруг корпуса, змей ранит кожу, и тотчас отпускает судно. Лично я не слышал, чтобы морские змеи топили корабли, разве что повреждали. И то легко. Топить корабли - дело рук гигантских кальмаров. Гигантские кальмары куда опаснее. Они, как акулы, очень чувствительны к крови, вот почему китобои так часто рассказывают о нападении этих животных. Кстати, у кальмаров есть еще один враг - кашалоты. Те не церемонятся, и сразу пускают в ход зубы. А кое-кто из китобоев утверждает, что кашалоты даже сами охотятся на гигантских кальмаров, но...Это неподтвержденные слухи.
   Аль Газред, с интересом следивший за комментариями Клабаутерманна, добавил:
   - Я читал о народе, который умел приручать морских змеев, и змеи указали ему путь в таинственную подводную страну, где тоже светит солнце и дуют ветры. И люди , все до одного, ушли в этот таинственный благодатный край... Ночами они порой поднимаются на поверхность, и моряки, в южных широтах, при полном штиле, иногда слышат их пение, похожее на крики дельфинов... На водной глади лежит лунная дорожка, в которой игриво плещутся голые человеческие тела, тогда как их собратья, сбившись в кучку, поют свои песни. Быть может, они тоскуют по Луне и ночи, которых нет в их спокойном мире, а может просто им нравится подниматься на поверхность океана...
   Домовой слушал слова мага открыв рот. Потом прошептал с восхищением:
   - Триста лет хожу под парусом, а такого не слыхал! Чудеса...
  
   Аль Газред упрямо двигался к мысу Доброй Надежды. Наступил октябрь. Непреоборимые, злые ветры, казалось были готовы сорвать паруса, опрокинуть мачты и бросить судно на пустынный скалистый берег. Но несмотря ни на что, "Ирем" твердо следовал курсу, раз и навсегда назначенному его капитаном, Аль Газредом. Ганс все глубже вникал в морскую науку. Вахта перестала быть для него развлечением. Она стала суровой, кропотливой работой. И хотя Аль Газред, как мог, облегчал магией управление судном, работы для экипажа все равно находилось достаточно. Бывало, что Ганс, сменившись с вахты, засыпал во время урока. Тогда его учителя - Аль Газред, или Клабаутерманн, оставляли мальчика спящим, для того, чтобы он набрался сил, ибо сейчас он был нужен кораблю именно, как юнга, а не как ученый, или штурман. Яркие краски тропиков давно сменились унылыми серыми тонами. Для Ганса абсолютно все стало серым - серые волны, серое небо с клочьями гонимых ветром облаков, серая матросская роба, и даже сам день тоже был серым и зябким. После каждой вахты Аль Газред давал Гансу столовую ложку рома, смешанного с целебным бальзамом, чтобы юнга не простыл и не заболел. Ганс, поначалу сильно страдавший от качки, благодаря рому, вскорости к ней привык, и, в отличии от Клабаутерманна, которого, как ни странно, качка порядочно донимала, держался на вахте молодцом. В основном, в обязанности Ганса входила работа на помпах по откачке воды и выполнение мелких трюмных работ. Основную работу по управлению судном по-прежнему делала магия. На палубу Ганса не пускали, из опасения, как бы мальчик не был смыт волной. Мускулистые, крепкие гули наоборот, висели на вантах, как обезьяны, то и дело зарифливая паруса, потому что Аль Газреду приходилось постоянно лавировать в условиях порывистого, подчас шквального ветра.
   Как-то маг собрал боцмана и юнгу у себя в каюте, и поделился с ними своими опасениями по поводу прохождения злосчастного мыса. Дело в том, что Аль Газред помня ту страшную бурю, когда смыло волной Махмуда, подозревал, что Адамастру, зловещему хранителю мыса Доброй Надежды, чья роль в организации страшного шторма была несомненной, явно помогал кто-то еще. Магия Адамастра была примитивна, Аль Газред даже назвал ее дикой, но источником той магии, с которой так самоотверженно сражался капитан "Ирема", являлся очень могущественный волшебник. Аль Газред подозревал, и не без оснований, что стоит им только подойти к мысу, как на них обрушится новый удар бушующей стихии, который будет разрушительнее и катастрофичнее первого. Возникает вопрос - как выйти в Индийский океан и остаться невредимыми.
   Юнга молчал. И его поведение в данной ситуации капитан счел единственно верным, что не преминул отметить. По традиции далее слово взял Клабаутерманн. Нахохлившийся, как замерзший воробей, боцман, сразу предложил спуститься южнее, удалившись как можно дальше от мыса, к самой границе плавучих льдов , а потом проследовать на восток, пока долгота мыса не останется далеко позади, после чего взять норд - ост и идти в родную гавань. Аль Газред подтвердил правильность подобного решения, и от себя добавил, что если уж судьба предоставляет им случай приблизиться к Южному материку, они обязательно должны посетить некое место в глубине материка, где сотни тысяч лет хранятся великие тайны. Юнга , конечно, промолчал. Клабаутерманн пожал плечами - спорить с капитаном он не привык. Таким образом, было принято решение идти к Южному материку, а добравшись до него, совершить экспедицию в глубь континента. Клабаутерманн получил приказ готовить команде теплые вещи, а Ганс - приказ закалять себя, насколько это возможно - спать без ночной рубашки, голым, а, проснувшись, обтирать тело мокрым полотенцем.
  
   Прошло еще какое-то время. Судно упорно двигалось к югу. С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Для Ганса, жителя севера, юг был теплой, благодатной страной. А тут Ганс познавал другой юг - холодный и суровый. Аль Газред сказал, что в этом есть великая мудрость - вещи в своем истинном свете выглядят совсем иначе, чем то кажется людям. Нужно бояться огня и воды, тепла и холода и везде и во всем искать золотую середину.
   - Учитель, - спросил Аль Газреда Ганс, - а вы нашли для себя золотую середину?
   Маг грустно посмотрел на мальчика. Его радовало, что его ученик задет такие умные вопросы, но одновременно Аль Газреду было грустно, ибо он не хотел обманывать ребенка, а говорить правду, значило отнять у Ганса надежду. Поэтому Аль Газред ответил:
   - Человек сам не может ответить на такой вопрос, потому что постоянно терзается в правильности того, или иного выбора, или решения. Ответить могут только окружающие его люди. А как думаешь ты, я нашел золотую середину?
   - Нет, - честно ответил Ганс.
   - Почему?
   - Потому что вас постоянно мучают сомнения, хотя вы это стараетесь скрыть. Иногда вы кажетесь мне добрым, а иногда - ужасно злым. Порой мне кажется, что вы что-то недоговариваете, но я почему-то все равно вас люблю.
   - Любовь, - помолчав, произнес маг, - и есть та самая золотая середина. Она укрощает гневного и дает решительность кроткому. Я тоже тебя полюбил, потому что научил тебя чему-то, а значит, отдал тебе часть себя. Я готов учить тебя столько, на сколько у меня хватит сил и знаний, но помни, что рядом с Учителем ученик всегда остается только учеником. Если ты хочешь сам стать Учителем, ты должен будешь когда- нибудь меня покинуть...
   Сказав это, Аль Газред круто развернулся и скрылся в каюте. И лишь оставшись один, маг вытер рукавом влажные глаза. В душе он себя проклинал, и только сам знал, за что.
  
   Однажды утром, Ганс прямо по курсу увидел айсберг. Ослепительно белая ледяная гора величаво покачивалась в иссиня-черных, холодных волнах. Ганс не преминул сообщить об этом Клабаутерманну. Боцман долго рассматривал айсберг в подзорную трубу. Потом позвал Аль Газреда, и сообщил, что айсберг кажется ему подозртельным. Аль Газред посмотрел на ледяную гору и не нашел в ней ничего необычного. Между тем, Клабаутерманн настаивал на своем. В айсберге что-то было не так. Боцман не мог пока сказать что именно. Капитан послушал совета боцмана и приказал изменить курс. Ледяная гора оказалась по левому борту. Но, прошло несколько минут, и айсберг, каким-то странным образом, оказался снова точно по курсу. Ганс тотчас сообщил об этом Аль Газреду. Тогда маг приказал идти галсами. И стоило "Ирему" уклониться от айсберга, как тот, медленно, но неотвратимо, оказывался впереди. Расстояние между ледяной горой и судном уменьшалось с каждой минутой. Клабаутерманн решился на отчаянный шаг. На "Иреме" убрали паруса. Гули налегли на весла и корабль замедлил ход,. Айсберг был уже совсем рядом. Гули стали отчаянно грести. И вскоре Ганс заметил, что "Ирем" движется кормой вперед, медленно удаляясь от странного айсберга.
   - Навались! - слышались с нижней палубы возгласы Клабаутерманна, - еще быстрей!
   Айсберг продолжал преследовать "Ирем", но расстояние между ним стало увеличиваться. И вдруг, айсберг словно опомнился, словно только сейчас до него дошло, что судно движется в обратную сторону. Он накренился, как-бы пытаясь догнать "Ирем", но огромная масса, не позволила ему сразу устремиться в погоню. И тогда произошло чудо - ледяная гора перевернулась в воде, и ее подводная часть, оказавшаяся вдвое выше надводной, вознеслась в небеса. Перевернувшись, айсберг стал медленно падать на "Ирем". Ганс видел, как расширились в ужасе глаза Аль Газреда. Маг вцепился в планширь, и сжал дерево так крепко, что смуглые костяшки его пальцев стали белыми. Гули работали в полную силу. Корабль уверенно уходил прочь от страшной горы. Айсберг рухнул в океан, вызвав тяжелую пенную волну. "Ирем", как пушинка, вскочил на ее верх, и с такой скоростью скатился с нее, что у Ганса захватило дух. Тотчас из пучины вынырнула верхняя часть айсберга, и закачалась в волнах, как огромный поплавок. Аль Газред щелкнул пальцами. "Ирем", повинуясь своему хозяину, распустил паруса и помчался что есть духу вперед. Айсберг остался за кормой. Он качался в волнующемся море и Гансу казалось, будто гора злобно и бессильно скалится им вслед, подобно хищнику в клетке.
   Случай с айсбергом крайне обеспокоил Аль Газреда. Теперь он не сомневался, что их преследует какой-то могущественный волшебник. Маг, как мог, способствовал скорейшему продвижению на юг. Он пригонял попутные ветры и успокаивал море. Так "Ирем" в конце-концов достиг загадочного Южного материка и бросил якорь в одной тихой бухте. Ганс , надеявшийся увидеть туземцев, был крайне удивлен, когда маг сказал ему, что сейчас Южный материк - совершенно необитаемая земля, и что кроме птиц и тюленей здесь никто не живет. Перед Гансом лежала каменистая, запорошенная снегом земля, над высокими берегами которой кружили тучи галдящих птиц. На галечных пляжах грелись тюлени, в прибрежных водах шныряли хищные касатки, мирно дремали, пуская фонтаны, ленивые киты.
   Аль Газред велел спустить шлюпку и вместе с Гансом и шестью гулями отбыл на берег. Клабаутерманн пожелал остаться на судне. Маг и юнга в теплых меховых одеждах поднялись по склону наверх, и около часа бродили по каменистой равнине, изучая пустынную холодную страну. Из растений они нашли низкие, ползучие кустарники, мхи и обилие лишайников, покрывавших каждый свободный от снега камень. Из животных, если не считать птиц, им встретилась только мышь. Она не была пугливой, и не обращая внимания на людей, совершенно спокойно пробежала мимо и скрылась в кустарнике. Не чувствительные к холоду полураздетые гули держались неподалеку, внимательно наблюдая за окрестностями. Но все было тихо и спокойно. Время от времени Аль Газред останавливался. Он нюхал воздух и прислушивался. Ганс не спрашивал Учителя зачем он это делает. Он знал, что Аль Газред ему все расскажет. Так и случилось. Аль Газред подозвал ученика и спросил его:
   - Прислушайся и понюхай ветер.
   Ганс застыл, пытаясь услышать что-то еще, кроме долетавшего с берега птичьего гомона, и глубоко вдохнул легкий свежий ветерок. И к собственному удивлению, он услышал далекий бой барабанов и ощутил почти неуловимый запах ржавого железа.
   - Я слышу бой барабанов и ощущаю запах железа! - воскликнул он, - это туземцы?
   - Нет, - ответил маг, - звуки - это миражи, незатихающее эхо барабанов древних обитателей ледяной пустыни Трок, которые давным-давно покинули Землю, а запах железа доносится из развалин Лэнга, где у подножия Ониксового замка ржавеют стальные тела огромных чешуйчатых птиц. В развалинах Лэнга, путь в который лежит через Трок, хранятся древние книги, написанные в те времена, когда людей еще не было на Земле. Я хочу добраться до Лэнга и попытаться найти эти книги. Ты пойдешь со мной, мой ученик. Так нужно.
   Ганс не посмел возразить, но весь остаток дня провел в тяжких думах. Он боялся таинственного Лэнга и чешуйчатых птиц. После захода солнца, в каюту к Гансу пришел Ибрахим и сказал, что Аль Газред велит ему прийти в капитанскую каюту. Ганс накинул меховую куртку (было холодно), и поспешил к капитану.
   Он нашел Аль Газреда, склонившегося над ретортами и колбами. В двенадцати большущих ретортах, в каждой из которых запросто поместился бы кролик, кипело какое-то вязкое вещество. Маг сообщил Гансу, что в ретортах находится так называемый первичный бульон, наделенный невиданной жизненной силой. В этом бульоне скоро зародится жизнь. И точно, часу не прошло, как Ганс увидел внутри каждой реторты крохотные розовые тельца. Тельца росли на глазах и вскоре превратились в голых розовых собачек. Потом у собачек появилась шерсть, сначала тонкая и пушистая. Она становилась все гуще и гуще и скоро собачки превратились в симпатичных щенят. Аль Газред стал разбивать колбы одну за другой и мыть щенят в ушате. Ганс стоял рядом и вытирал зверьков полотенцем. И скоро под ногами мальчика возилось двенадцать визжащих, тявкающих и кусающихся зверьков. Аль Газред приказал ученику заниматься с собаками, а см принялся убирать осколки реторт и вытирать мокрый пол, говоря при этом, что настоящий мастер должен выполнять свою работу сам от начала, до ( Аль Газред выжал в ушат тряпку) конца. Тогда и только тогда творение мастера будет совершенно. До глубокой ночи Ганс возился со щенками - кормил их, поил, вытирал за ними полы. Когда щенята успокоились и уснули, Аль Газред разрешил Гансу вернуться в каюту. Прощаясь, маг сказал, что экспедиция к Ониксовому замку начнется уже завтра. Поэтому Ганс должен хорошенько выспаться. Наверное, Аль Газред вложил в свои слова магию, потому что Ганс спал в эту ночь как никогда крепко.
   Наутро Ганса разбудил Ибрахим. Гуль принес Гансу меховую куртку с капюшоном и меховые штаны, заправляемые в широкие меховые сапоги с загнутыми вверх носами. Гуль помог мальчику одеться, затянуть ремни на сапогах. Ибрахим сказал, что Ганс позавтракает только в полдень, потому что начинать путешествие лучше всего натощак. Так быстрее привыкать к дороге и легче справляться с первоначальными трудностями пути. На берегу их уже ждал Аль Газред и Клабаутерманн. Домовой оставался на судне с гулями. Он наотрез отказался покинуть корабль. Угрюмо попрощавшись с людьми, Клабаутерманн сел в шлюпку и стал ждать Ибрахима, покуривая трубочку и смотря в морскую даль, а Ибрахим, Аль Газред и Ганс поднялись по склону наверх. Там людей уже ждали нарты, запряженные крепкими, матерыми собаками. И лишь по окрасу собачьей шерсти Ганс догадался, что перед ним - вчерашние щенки. Собаки выглядели суровыми, даже злобными, но, почуяв Ганса, приветливо заскулили и завиляли хвостами. Маг и его ученик сели в нарты. Аль Газред щелкнул бичом. Нарты, влекомые собаками, понеслись по ноздреватому слежавшемуся снегу. Ибрахим помахал рукой и, возвращаясь на корабль, скрылся за краем берегового склона.
  
   Чем дальше вглубь Южного континента двигалась маленькая экспедиция, тем холоднее становился воздух и темнее делались небеса. Собаки стали уставать быстрее. Если в начале путешествия приходилось делать в день всего две остановки, то теперь нарты останавливались каждые два часа. Аль Газред объяснял это действием магии древних обитателей Лэнга . Их странная, чуждая человеческим традициям, магия, все еще жила, несмотря на то, что пробудившие ее существа, давно ушли. Воздух, казалось, был наполнен чуждой властью. Ганс, научившийся за время общения с Аль Газредом, чувствовать присутствие магической силы, постоянно ощущал на себе чей-то внимательный взгляд. Это чувство не покидало Ганса ни на минуту. Он так и говорил Аль Газреду:
   - Мне кажется, что рядом кто-то есть.
   На что Аль Газред отвечал:
   - Мне тоже так кажется. Терпи, ученик, может быть на самом деле за нами наблюдают души тех, кто построил Ониксовый замок... Скоро начнется ледяная пустыня Трок. Скоро мы вступим в страну древних хозяев Земли. Нас ждет много удивительных явлений, таинственных знаков, быть может, великих открытий. Твой страх - есть плата за великие тайны, которые мы найдем, плата за знания, до сей поры не доступные людям, за счастье быть просвещеннее и властнее тех, кто не сумел добраться сюда. Терпи, ученик. И будь готов ко всему...
   На пятый день пути холмистая местность кончилась. Маленькая экспедиция оказалась на краю невысокого плато. Внизу расстилалась безбрежная унылая снежная равнина. В небе неслись серые снеговые облака. Дул пронизывающий сырой ветер.
   - Это пустыня Трок, - сказал Аль Газред, - здесь начинается земля, где еще живет магия Древних.
   - Кто такие эти Древние, Учитель?
   - Это народ, который жил на Земле задолго до появления первых людей. Никто не знает, откуда они явились на Землю. Быть может, Земля тоже была их родиной. Они строили циклопические сооружения и поклонялись змеиным богам, потому что состояли со змеями в родстве. А потом они ушли, оставив после себя Храмы Ночных Богов и цитадель Лэнга, и когда это случилось, на Землю тихо пришел человек...
   Исполняя указание мага, Ганс распряг собак. Нарты покатились по пологому склону и остановились далеко впереди. Вслед за ними, с радостным лаем, устремились собаки, и наконец, спустились люди - Аль Газред, поддерживаемый за руку своим учеником. Лишь Ганс ступил на территорию Трока, как сразу ощутил чужую магию. На него напало странное чувство - будто его собственные мысли стали уже не его мыслями, и вместо них, незаметно, но неумолимо, появляются чужие мысли, суждения, взгляды. Ганс тряхнул головой, как бы отгоняя прочь наваждение. Это заметил Аль Газред.
   - Постарайся представить зеркало, или быстро вращающиеся крылья ветряной мельницы. Удерживай в мыслях этот образ, и старайся не думать больше ни о чем. Наваждение скоро пройдет.
   Ганс так и поступил. И когда они добрались до нарт, возле которых крутились собаки, он с удивлением отметил, что наваждение прошло. Более того, мысли обрели удивительную ясность.
   На ночевку остановились прямо посреди ледяной пустыни. Ни скалы, ни холма, ни какого-либо другого естественного убежища, вокруг, насколько хватал глаз, не было. Над широкими нартами, как обычно, раскинули обширную палатку из парусины, пропитанной соком дерева, которое Аль Газред называл гевея. Палатка хорошо защищала от ветра, и , как уверял Аль Газред, не промокала. Ганс, применяя на практике полученные от Учителя знания, зажег в палатке неугасимый огонь, стало светло, тепло и уютно. Потом мальчик занялся приготовлением еды, опять-таки, используя магию. Наевшись, люди улеглись на нартах спать. В тепле сшитого из бараньих шкур спального мешка, Ганс мгновенно уснул.
   Во сне он увидел звезду, и сразу узнал ее - это был Аль - Таир. Гансу казалось, что он висит в пустоте ночи и звезда пытается ему что-то сказать. Потом ночь открыла свои глаза. Ночь была совершенно не страшной и доброй. У нее было лицо юной восточной принцессы, прикрытое черной, дымчатой кисеей. Ганс видел вьющиеся черные волосы, переливавшиеся звездным светом, и тихие глаза, полные нежностью. Остальная часть лица скрывалась в темном газе. И когда ночь стала смотреть на него, Ганс понял, что ему хочет сказать звезда - она пела колыбельную песню на незнакомом, но удивительно мелодичном небесном языке. Звезда пела, а ночь была просто рядом, и от этого Гансу было хорошо и спокойно. Но вдруг, неизвестно от чего , Гансом овладел страх. И тогда в его сон пришел белый Единорог. Благородное животное прикоснулось теплыми губами к щеке Ганса и тихо сказало ему на ухо:
   - Не бойся темноты. Ведь в темноте живут не только страхи и кошмары, но и я. Я берегу детей от всех ночных страхов и кошмаров, чтобы им не было страшно. Ты не видишь меня , потому что люди не могут видеть в темноте. Но я вижу тебя и всегда буду с тобой, рядом...
   Наутро, проснувшись, Ганс выглядел бодрым и выспавшемся , в отличии от Аль Газреда, на лице которого ясно читалась печать усталости. Можно было подумать, что маг всю ночь не спал. Это показалось Гансу странным - несмотря на годы, его учитель имел завидное здоровье и всегда отличался крепким сном.
   -Что с вами, Учитель ? - поинтересовался Ганс, - вы не спали?
   - Спал, - вздохнул маг, - но лучше бы не делал этого.
   - Почему?
   - Как я уже говорил тебе, здесь, в ледяной пустыне Трок, еще жива магия Древних. Еще живы тени их богов, в том числе и Наха, хозяина ночи, покровителя змей. Нах обладает способностью навевать странные сны, приносящие безумие. Сегодняшней ночью Нах посетил меня. Он говорил со мной, и я видел то, чего не видел никто из смертных, но сколь ужасны были мои сны! Сколь тяжелы и страшны оказались открывшиеся мне ночью истины! Я постарел за одну ночь на десять лет...
   Ганс внимательнее посмотрел на Учителя и понял, что тот сказал правду - его глаза потускнели, на лице прибавилось морщин.
   - Может, вернемся, Учитель?
   - Что ты, что ты! - вскричал Аль Газред, и Ганс поразился произошедшей в Аль Газреде перемене . Казалось, вот, чуть - чуть, и он набросится на мальчика, растерзает его как коршун, за произнесенные слова, - Что ты, там же лежат книги, самые сокровенные знания, которые когда-либо были доступны людям! Мы продолжим путь не смотря ни на что.
   Ганс вздохнул, и принялся шептать заклинания для приготовления завтрака.
   О своем сне он не рассказал. Гансу казалось, что это будет просто неудобно - говорить о том, как он хорошо спал, человеку, для которого сон был мукой. И Ганс был уверен, что навеявший ему удивительный сон был определенно не Нах.
   К полудню путешественники заметили на горизонте нечто темное и высокое. Аль Газред приложил к глазам подзорную трубу, и удовлетворенно сообщил, что они почти добрались до цели - нечто оказалось пресловутым Ониксовым замком. Маг передал трубу ученику, и тот различил очень высокое, совершенно черное сооружение, чем-то напоминавшее минарет, и очертания города, раскинувшегося у подножия замка. Ганс понял, что город и есть тот самый Лэнг, о котором говорил маг. Весь оставшийся день Аль Газред гнал собак так, что к вечеру, животные еле держались на ногах. Они выглядели абсолютно бессильными, из пастей капала пена, а подушечки лап были сбиты до крови. Перед тем, как отойти ко сну, Ганс занялся лечением собак. Он смазывал им лапы мазями и давал попить бодрящего отвара. Маг ни на что не обращал внимания. Он весь был во власти мысли, что завтра они вступят в пределы Лэнга. Его глаза горели огнем, он что-то постоянно шептал, и, прислушавшись, Ганс понял, что маг разговаривает сам с собой. Дело приобретало дурной оборот. Втайне Ганс решил, что если Аль Газреду не станет лучше, он напоит его сонным отваром, свяжет и отвезет на корабль.
  
  
  
  
  
   В эту ночь Аль Газред уснул сразу. Насколько Ганс мог видеть, при тусклом сиянии неугасимого огня, маг спал спокойно и глубоко, и даже улыбался во сне. Гансу стало немного легче на душе. Но, в отличии от Аль Газреда, ему самому не спалось. Проворочавшись около часа, Ганс выбрался из мешка и вышел из палатки. Звезд почти не было - их скрывали тучи, сквозь толщу которых едва виднелась Луна - тусклое размытое пятно. Лунный свет, как пудрой, покрывал нескончаемое ледяное поле, палатку, одежду. Он казался липким, похожим на тальк, которым старый Аптекарь разбавлял порошки, доводя их до нужной дозировки. В той стороне, где лежал Лэнг , мальчик увидел багровое зарево, на фоне которого ясно проступали очертания массивных стен цитадели и Ониксового замка. Слышался отдаленный бой барабанов, и как будто, визги флейт. Гансом овладело странное чувство. Он ничего не боялся, и был готов хоть сейчас оставить Учителя и пешком, сам идти к развалинам Лэнга. Ониксовый замок манил его непонятной силой, словно там Ганс оставил что-то нужное и важное, предназначенное только ему одному на всем свете. Ганс почти решился и вдруг...
   На мгновение Ганса накрыла быстрая тень. Он поднял голову и увидел в беззвездном небе силуэт гигантской летучей мыши, которая неслышно летела в сторону Лэнга. Но приглядевшись, Ганс понял, что крылатое существо было вовсе не мышью, а человеком с крыльями летучей мыши за спиной... Тотчас, темнота ночи поглотила загадочное существо, словно не желая открывать человеку свои тайны. Ганс едва удержался, чтобы не броситься за существом следом. Уроки Аль Газреда не прошли для него даром. Он понял, что находится под влиянием чужой магической воли, собрал в себе последние остатки внутренних сил и попытался представить зеркало. Но зеркало, вдруг стало черным, и Ганс увидел в нем Лэнг. Не брошенный своими загадочными обитателями, как его описывал Аль Газред, а живой, наполненный обитателями. Лэнг представлял собой крепость, обнесенную сложенной из каменных блоков, уступчатой , стеной. Его здания - ступенчатые пирамиды, без окон, с пустыми дверными проемами, настолько не соответствовали человеческим представлениям об уюте и красоте, что Гансу стало не по себе. Было тепло - Ганс видел, что Лэнг утопает в зелени. То тут то там от легкого ветра колыхались ветви пальм. В небе носились огромные железные птицы, источающие из хвостов черный дым. А в птичьих телах сидели жители Лэнга. Издалека они были похожи на людей, но, присмотревшись, Ганс заметил, что их лица покрыты чешуйками и напоминают морды ящериц. Жители Лэнга, Древние, как называл их Аль Газред, были человеко-ящерами! Они улыбались Гансу, как бы приглашая его в свой город. И тут в черном зеркале отразился Единорог, тот самый, из сна. Он улыбнулся Гансу, и мальчик увидел огромный метеорит, небесный камень, величиной со скалу, который падал в океан, оставляя в небе шлейф пламени и черного дыма. Когда метеор коснулся воды, она вскипела и взорвалась. И упругая волна, закрывшая собой половину неба, дважды обогнула от полюса до полюса Землю. А потом с неба стал падать снег. Искристый и пушистый. Он ложился на Лэнг, где все еще жили уцелевшие от потопа люди - ящерицы, на его дома - пирамиды, на железных птиц и ветви пальм. И весь Южный материк, и вместе с ним некогда грозная цитадель, чьи обитатели, изобретатели зловещих наук, считали себя хозяевами Вселенной, оказались навеки погребенными под снегом...
   Гансу стало холодно. Он словно проснулся. Он как и прежде стоял на снегу, посреди ледяной пустыни Трок. Он все понял. Он вбежал в палатку, всполошив собак, и стал трясти крепко спавшего Аль Газреда.
   - Учитель, Учитель, нам нельзя идти в Лэнг, его знания недобрые, они не принесут людям счастье, они принесут войны и болезни, разрушение городов, гибель целых народов! Мы должны вернуться, Учитель, пусть все останется так, как есть!
   Маг с трудом проснулся, умылся снегом. Он внимательно выслушал рассказ ученика и помолчав, сказал со вздохом:
   - Да... Ты совершенно прав. Мы вернемся. Лэнг, воистину, не для людей. Пусть все останется, как есть.
   Они не стали дожидаться восхода, собрали платку, впрягли в упряжку собак и пустились в обратный путь. Позади сияло багровое зарево Лэнга, слышался бой барабанов и визг флейт. Когда восток стал сереть, их снова накрыла тень. Люди посмотрели вверх - крылатое существо возвращалось домой.
   - Кто это , Учитель? - спросил Ганс.
   - Туземцы Нового света называют его Камазоцем. Он создан Древними и обитает в диких горах , в краю глубоких ущелий и вечных снегов. Он живет в темноте глубоких пещер и лишен, подобно многим нехорошим людям счастья радоваться Солнцу. Он вечно голоден и вечно охотится да людьми с пустой душой, которые в обмен за золото и драгоценные камни, которых у него в избытке, отдают ему в конце-концов, свою душу. Ее Камазоц жадно проглатывает. Тогда человек превращается в голема, в бездумную, тупую куклу, управляемую могущественным хозяином - Камазоцем ... Все, кто в первую очередь думает о себе, для кого жизнь сводится лишь к еде, борьбе за власть и богатство, является невольным пособником Камазоца. Вот почему такие люди боятся тьмы и ненавидят тех, кто радуется Солнцу. Големы слепы в темноте, они не подозревают, что даже в бездонной ночи все-таки есть свет. Невидимый свет, ощутимый лишь свободной ото зла душой. Но когда человек поймет какие ценности являются настоящими, когда увидит свет даже в кромешной тьме, он навсегда ускользнет из когтей Камазоца и его бездумных слуг... Тогда темнота озарится светом мудрости и любви, и человек очистится от мрака себялюбия и корысти, от темноты невежества.
   Камазоц исчез. Его снова поглотила ночь.
   А потом взошло солнце.
  
   Возвращение было приятным и легким. Ганс и его Учитель весь обратный путь весело болтали, рассказывали друг другу разные забавные истории. Собаки неслись как угорелые. Не прошло и четырех дней, как нарты выехали к крутому склону, за краем которого вздымался океан и виднелись мачты "Ирема". На судне их сразу заметили и спустили шлюпку. Клабаутерманн сам прыгнул в нее и первым сошел на берег. Он тепло обнял юнгу, долго тряс руку Аль Газреду, а когда путешественники, уже на борту, в кают-компании с жадностью поглощали обед, сказал:
   - А я знал, что вы вернетесь. Лэнг никогда не был землей людей. Даже мне там делать нечего. Предлагаю сняться сейчас же. Ветер попутный, запасов достаточно, водой мы пополнились. Я тут без вас поплавал маленько, почистил днище от ракушек и водорослей. А то мои жабры совсем захирели.
   Ганс чуть не поперхнулся.
   - Так ты можешь дышать под водой? - удивленно спросил он корабельного домового.
   - А то как же! Я все могу, кроме одной единственной вещи. Я не способен жить , если мой корабль ушел на дно.
   - А что будет с тобой, если "Ирем" погибнет?
   Клабаутерманн сделался серьезным.
   - Если "Ирем" погибнет, я исчезну. Я стану пеной, или морской волной, или теплым бризом...
   Клабаутерманн глубоко вздохнул, встал из за стола и покинул каюту.
   - А ну лентяи, поднять якорь, на шпиль, живо! - тотчас донесся с палубы зычный хриплый голос Клабаутерманна, - рулевой, курс- норд ост!
  
  
   "Ирем" благополучно миновал меридиан мыса Доброй Надежды и поднялся в теплые широты, оставив Маврикий далеко по левому борту. Корабль трепали шторма, ветер готов был сорвать такелаж вместе с парусами, завалить судно набок, но это были обычные шторма. Адамастр больше не мешал. Либо, что было маловероятно, он решил отступить, либо просто-напросто потерял судно из виду. Курс лежал на Цейлон, где во дворце жил хозяин Аль Газреда - волшебник Гишиш. По пути Аль Газред намеревался заглянуть на остров, где в последний раз встречал Ганса Старшего. Это посещение, как говорил маг, должно было стать началом поисков отца Ганса Младшего.
   К острову, который не был обозначен ни на одной карте, и о существовании которого знали лишь очень немногие, судно вел Клабаутерманн. Корабельный домовой знал всю Землю, от полюса до полюса. И не было ни одного острова, ни одного залива, о которых Клабаутерманн никогда бы не слышал. Например, он говорил Гансу, когда тот стоял в руле:
   - Юнга, миль через пять по курсу будет островок, так, ничего особенного, голая скала, но ты оставь его по правому борту. На траверзе острова, кабельтовых в трех на зюйд, на дне лежит старый бриг. Смотри не напорись на него! Он зарылся кормой в песок, а штевень торчит у самой поверхности. Все равно, что риф.
   И точно, по курсу вставал крошечный островок, голая скала посреди моря, на вершине которой росла одна -единственная раскидистая сосна. Другой бы подошел поближе полюбоваться сосной, и напоролся дном на проклятый бриг, а юнга, согласно наставлениям своего удивительного боцмана, обходил островок подальше, и судно благополучно шло своим курсом.
   Остров, не обозначенный ни на одной карте, появился совершенно случайно. Даже для Клабаутерманна его появление было неожиданным. Только что впереди ничего не было, и вдруг, словно ниоткуда, взору юнги явился остров, сплошь покрытый кудрявым ковром зелени.
   - Остров, остров! - воскликнул Ганс.
   На палубу выбежал из каюты Аль Газред, из трюмного люка высунулась удивленная морда домового. Маг посмотрел на остров, и сказал:
   - Этот остров так похож на Ирем, блаженное место, появляющееся на короткий миг из воздуха, и снова растворяющееся в нем. Я всю жизнь стремлюсь войти в Ирем, и всю жизнь мои стремления оказываются тщетны. Ирем, город мечты, может появиться везде, где его ждут, это мираж, встающий на горизонте, это самый прекрасный и самый правдивый изо всех земных снов. Я видел Ирем лишь однажды. Я уже подошел к его хрустальным воротам, я видел великолепие его колонн, но он растаял предо мной. А мне до ворот оставалось лишь несколько шагов... Моя жизнь на излете. И кто знает, осуществится ли мечта всей моей жизни...
   "Ирем" вошел в бухту, о которой рассказывал Аль Газред, и мальчик с трепетом узнал в полузатонувшем, ветхом судне, гниющем на мели, "Феникс", каравеллу его отца, Ганса Старшего. Спустили шлюпку. Маг и его ученик в сопровождении трех гулей, сошли на берег.
   На опушке леса, недалеко от берега, стояла хижина. Стены были сделаны из толстых бревен, крыша - из вязанок травы. Хижину оплетали ползучие растения, на крыше виднелось птичье гнездо, а из двери, заслышав человеческие голоса, выскочила стайка обезьян. Внутри Ганс увидел множество знакомых вещей, когда-то принадлежавших его отцу - химические склянки, наполовину разбитые, которые выдувал отец сам, руководствуясь наставлениями деда. Ганс нашел отцовский сюртук - он лежал в углу, и совсем недавно служил мышиным гнездом. Мальчик трогал отцовские вещи и ему казалось, что отец где-то совсем рядом, словно он стоит сейчас в этой самой комнате и смотрит на него. Но самую главную находку Ганс обнаружил в рундуке. Эта была дудочка, совершенно удивительной работы, которую он нашел однажды утром возле Ратуши. Когда отец уходил в плавание, Ганс дал ему эту дудочку на счастье. Но... Видно она не помогла Гансу Большому. Мальчик посмотрел на своего учителя полными слез печальными глазами.
   - Отец... Он был здесь. Это его вещи. Мне кажется, он никуда отсюда не уходил.
   - Почему ты так думаешь? - спросил маг.
   - Потому что все вещи, которые он взял бы с собой, если бы ушел надолго, на месте - складной нож, лупа, набор лекарств, огниво, моя дудочка...Я дал эту дудочку отцу на счастье.
   Аль Газред повертел дудочку в руках.
   - Занимательная вещица, - изрек он, - тонкая работа.
   - Говорят, ее сделали Люди ночи.
   - То есть она волшебная?
   - Может быть. Только сколько я в нее не дудел, никакого чуда не произошло.
   - ...Или ты его не заметил?.. В любом случае, возьми дудочку с собой.
   - Сколько мы пробудем на острове, Учитель?
   - Как только команда пополнит припасы. Я хорошо изучил этот остров в последний свой приезд. Я прожил здесь более трех месяцев и все пытался составить из местных растений ту смесь, которую открыл твой отец, и не нашел ничего, кроме хины. Ее здесь с избытком.
   - Странно, Учитель, мне кажется, что отец жил не один. В хижине много чужих вещей, да и сама она слишком просторная для одного.
   - Но с твоим отцом были его спутники, несколько матросов, уцелевших после бури. Разве я тебе этого не говорил?
   Ганс точно помнил, что Аль Газред ничего такого ему не говорил.
   - Нет Учитель, вы не говорили мне это. Но если с отцом были спутники, то куда они подевались?
   Маг отвел взгляд.
   - Вот это я и хочу узнать с твоей помощью, - сказал он.
  
   Весь вечер Ганс грустил. Его не трогали - пусть побудет наедине со своими мыслями. Ганс сидел на баке и смотрел на залив и солнце, медленно опускающееся в тихое море. Облака на западе казались мальчику очертаниями сказочного города, недосягаемого, но такого прекрасного Ирема... И вдруг...
   - Учитель! - закричал мальчик так громко, что свободные от вахты гули высунулись из трюма.
   Аль Газред выбежал из своей каюты.
   - Что случилось? - взволнованно спросил он, оглядывая Ганса.
   - Я знаю, учитель, где растут травы, из которых мой отец сделал чудесное снадобье! Если Ирем может появиться везде, то может быть, он появился здесь, на этом самом острове и отец нарвал на его лугах те самые растения, которые вы никак не можете найти?
   Маг внимательно посмотрел на мальчика.
   - Может быть... - ответил он и удалился к себе.
  
   Прошло еще несколько недель и "Ирем", наконец, достиг Цейлона. Ганс ожидал увидеть цветущий южный остров, но пальмы Цейлона остались в стороне - Клабаутерманн направил судно к каким-то мрачным скалам, окутанным туманом, возле которых даже море выглядело чернее и холоднее. Домовой нервничал и не пытался этого скрывать. Гишиш, маг, которому служил Аль Газред, ему явно не нравился. Аль Газред нервничал не меньше боцмана. Он стоял на капитанском деке, напряженно всматриваясь в даль, словно пытаясь что-то различить сквозь туман. Ганс увидел, как огромная птица, величиной чуть ли не с "Ирем" вынырнула из тумана, сделала над скалами круг и снова растаяла в серой дымке, издав громкий клекот.
   - Нас наконец-то заметили, - сказал Аль Газред, - мой дорогой ученик, ты видел Рарога - настоящее исчадие ада. Он охраняет замок Гишиша.
   "Ирем" вошел в бухту, по обоим сторонам которой вздымались монолиты неприступных скал, бросавших на воду холодные тени. Судно подхватило сильное морское течение и внесло под своды огромной пещеры. В пещере горели смоляные факелы. У каменного причала топтались гули. Многие были закованы в цепи. "Ирем" пришвартовался . Маг взял за руку Ганса и сошел с ним на берег. Клабаутерманн остался на корабле. В каменной стене пещеры поднялась кованая решетка. Четверо гулей вынесли паланкин, в котором сидел тощий безбородый старик, облаченный в черный шелковый халат, с вышитыми на нем знаками зодиака. Те же знаки были вышиты и на его фиолетовой чалме. Старик вышел из паланкина. Он оказался очень высок . Все гули на пристани , за исключением тех, что несли паланкин, пали ниц. Ганс догадался, что тощий старик и есть Гишиш. Аль Газред улыбнулся и пошел господину навстречу. Маги обнялись.
   - Рад видеть тебя, мой дорогой друг, - сказал Гишиш. Его голос был глухим, как будто он говорил из большого кувшина, - кого ты привез с собой?
   - Это мой ученик, Ганс. Очень способный мальчик. Я давно искал такого. Когда я уйду, он будет моим достойным преемником.
   - Зачем тебе уходить, Газред? Живи долго!
   Гишиш улыбнулся, но глаза его оставались холодными как у ящера. Маг сел в паланкин и жестом пригласил Аль Газреда и Ганса сесть рядом. Аль Газред устроился напротив Гишиша, посадив возле себя Ганса. Гули подняли носилки и понесли к кованой решетке. Ганс обернулся и посмотрел на "Ирем". Два гуля в цепях несли по сходням тот самый мешок, который когда-то бромбергские рыбаки передали Аль Газреду. Возле бушприта стоял Клабаутерманн. Маленький, сутулый. Его моржовые усы грустно обвисли, и Гансу вдруг показалось, что домовой прощается с ним и его Учителем. Ганс помахал Клабаутерманну рукой. Тот пустил табачный дым и скрылся.
   Паланкин несли через сад, который рос в обширной пещере. Пещера утопала во мраке, освещаемая лишь гнилыми стволами поваленных деревьев и светящейся плесенью в изобилии росшей на потолке. Сад выглядел слишком мрачным - сплошные колючки да сорняки. Ганс невольно прижался к учителю. Аль Газред, видя замешательство Ганса, пояснил:
   - Здесь растут травы Гекаты, повелительницы ночи, дорог и бешеных псов. Все растения этого сада ядовиты, и каждое способно так или иначе убить человека. Одно имеет ядовитую кору, другое - плоды, у третьего ядовит сок, а четвертое источает ядовитые испарения. Растения тут не знают солнечного света, и оттого их яды во сто крат сильнее. Вот цикута, а вот это - болиголов. Вон там, под кроной анчара растет белена, а возле той кочки, на которой лежит змея, растут черные маки... Если человек заночует в этом саду, он никогда не проснется.... Чувствуешь, как дурманен и горек воздух, как с каждым вдохом, словно огонь загорается в горле?
   Ганс все чувствовал и видел, и понимал, что Гишиш служит тем силам, которым поклонялись Древние. Но вот почему Гишишу служит Аль Газред, для Ганса оставалось загадкой.
   Дорога шла в гору. Все выше и выше. Они, наконец, миновали страшный сад и вошли пещеру, на стенах и потолке которой гроздьями висели летучие мыши. Когда Ганс нечаянно коснулся одной, она расправила крылья и мальчик с удивлением увидел, что вместо уродливой мордочки у мыши неприветливое человеческое лицо. Ганс вспомнил, что учитель рассказывал ему о Камазоце и ему стало не по себе... Но и эта пещера осталась позади. Стало светлее и вскоре Ганс с радостью увидел Солнце, проглядывающее сквозь туман. Паланкин вынесли на поверхость скалы-острова. Гули взошли на холм и Ганс увидел замок Гишиша - точную копию Ониксового замка, только уменьшенную во много раз. На одной из башен сидел Рарог. Его длинный ящериный хвост непрестанно дергался. Потом Рарог издал протяжный, клекочущий звук, распустил крылья, спрыгнул с башни и растаял за краем обрыва. Насмотревшись на замок , Ганс стал потихоньку наблюдать за Гишишем. Маг вел неторопливую беседу с Аль Газредом, и не обращал никакого внимания на мальчика. Чем больше Ганс присматривался к Гишишу, тем очевиднее понимал, что Гишиш - вовсе не человек. Его серая кожа была чешуйчатой. Особенно это было видно на пальцах, возле длинных, похожих на птичьи когти, ногтей. Гишиш не моргал, он смотрел на Аль Газреда неподвижно и холодно, подобно змее, и сам казался каким-то холодным. А когда Гишиш засмеялся, Ганс заметил, что его язык - длинный и черный, как у птицы. Сопоставив все факты, что он узнал о Гишише , его острове и замке, Ганс догадался, что маг есть никто иной, как один из последних Древних. Когда паланкин внесли во дворец, и Ганс на несколько минут остался с учителем наедине, он так и спросил Аль Газреда:
   - Учитель, маг Гишиш - Древний?
   - Да , - тихо ответил Аль Газред, - он не человек. И потому, пока мы здесь, будь рядом со мной. Завтра мы покинем этот остров, но сегодня нам придется разделить общество моего господина.
   - Но почему вы служите ему?
   Аль Газред посмотрел по сторонам. Убедившись, что они одни, сказал на ухо Гансу:
   - Потому что он последний на Земле, кто знает, как войти в Ирем., как открыть Ворота между мирами. И пока я служу ему, есть надежда, что рано, или поздно, он расскажет мне свою тайну.
   Маг хотел сказать что-то еще, но был вынужден прервать речь. Послышалась переливчатая, негромкая музыка и в зале появились десять девушек, у которых вместо ног, были толстые змеиные хвосты. Шурша хвостами, свивая их в кольца, змеедевы внесли на серебряных блюдах кушанья и поставили их перед Аль Газредом и его учеником. Потом пришел Гишиш, и сел напротив. Люди стали есть. Немигающий взгляд Гишиша остановился на Гансе и мальчик, помня уроки своего наставника, тотчас представил зеркало. Гишиш улыбнулся.
   - Ну, молодой человек, каким был рейс?
   Ганс посмотрел на Аль Газреда, как бы прося разрешения на разговор с Гишишем. Учитель согласно кивнул.
   - Рейс был трудным, - ответил Ганс. Адамастр не давал нам пройти мыс. Он послал страшную бурю, в которой едва не погиб наш "Ирем". Мы потеряли одного матроса и были вынуждены идти берегом Южного континента, у самой границы полярных льдов. Но, благодаря капитану и команде, все же добрались до Цейлона.
   По лицу Гишиша пробежала еле заметная тень. Продолговатые зрачки его желтых глаз на мгновение сузились. Но колдун улыбнулся.
   - Ты стал настоящим юнгой. А другие науки ты изучал?
   - Изучал.
   - Похвально. Весьма похвально. Чем думаешь заниматься?
   - Мой отец был аптекарем и дед аптекарь. Я хочу лечить людей.
   - Лечить - значит уметь отвращать смерть. Ты знаешь смерть?
   - Знаю, - решительно сказал Ганс.
   Гишиш посмотрел на Аль Газреда.
   - Не ожидал от тебя, что ты окажешься таким способным педагогом. У тебя хороший ученик.
   - Он умеет видеть суть и не замечать мелочи, - сказал Аль Газред, - и еще он умеет любить. Он заменил мне сына.
   - Да, - произнес Гишиш, - вы достойны друг друга. Это я заметил. Ну что же. Я вижу, блюда уже пусты. Эй! - обратился он к змеедевам, - несите последнее кушанье!
   Вскоре змеедевы принесли на блюде шкатулку. Гишиш открыл ее, и зачерпнув серебряной ложечкой содержимое, погрузил его в рот. Ганс тоже потянулся к кушанью, но Аль Газред его удержал.
   - Не надо. Тебе еще рано это есть.
   Гишиш проглотил вторую ложку.
   - Это амброзия, - сказал Гишиш, - пища богов. Хочешь увидеть Ирем?
   -Хочу, - отвечал Ганс, - но учитель говорил мне, что Ирем сам придет к тебе , если ты этого достоин и откроет свои врата.
   - А ты, Газред, - обратился Гишиш к учителю Ганса, - почему ты не ешь?
   - Я завтра снимаюсь с якоря и ввиду того, что являюсь капитаном "Ирема", хочу быть в надлежащей форме.
   - А куда ты идешь, Газред ? Почему моя земля не дает тебе успокоения и отдыха?
   - Ты же знаешь, - ответил Аль Газред, помедлив, - я... не совсем разделяю твои взгляды. Мне тягостно на твоем острове, в окружении тумана и змеедев. Я - дитя свободы и открытого, вольного моря.
   - Ах, люди. - молвил Гишиш, Ганс заметил, что маг стал немного пьяным, - ну почему вы такие слабые? Аписса, унеси кушанье.
   Змеедева величаво подплыла к блюду и унесла ларец с собой. Гишиш откинулся на подушки, закрыл глаза. Вскоре его лицо стало умиротворенно - блаженным. Он уснул.
   Другая змеедева предложила гостям проследовать в приготовленные для них покои.
   - Мальчик останется со со мной! - решительно произнес Аль Газред.
   - Как вам будет угодно... - скорее прошипела, чем сказала, змеедева и повела их по бесчисленным галереям дворца.
   На Ганса дворец произвел угнетающее впечатление. Несмотря на роскошное убранство и высокие своды, он выглядел унылым, холодным и мрачным.
   Когда их оставили наедине, Аль Газред тихо сказал Гансу:
   - Пойдем, погуляем в дворцовом саду.
   - Но я не хочу, учитель, возразил Ганс, которому смертельно хотелось спать.
   - Пойдем, - сжал его локоть Аль Газред, и потащил мальчика к двери.
   В дворцовом саду, где росли обычные деревья - яблони, персики и апельсины, Аль Газред осторожно тронул локоть Ганса.
   - Этой ночью мы потихоньку покинем остров. Во время обеда я внимательно наблюдал за Гишишем и понял, что он что-то знает о бедах, приключившихся с нами в пути. А раз так, то скорее всего, магом, помогавшим Адамастру, был именно он. Во всяком случае, я не знаю никого, кто бы сравнился с Гишишем в могуществе.
   - Но зачем Гишишу нужно вас убить?
   - Он боится, что я открою тайну получения безвредного эликсира. Он откуда-то знает, что я виделся с твоим отцом и хочу разгадать тайну эликсира. Если это произойдет, у меня может появиться реальный шанс занять место Гишиша. Ведь Гишиш сам ничего толком не знает об эликсире. Порошок, что ему привозят из Бромберга, есть лишь жалкое подобие настоящего эликсира. В нем нет и сотой доли его настоящей силы, к тому же производство порошка чрезвычайно сложно и долго. Чтобы получать золото из металлов, Гишишу требуется очень много порошка. А узнай он рецепт твоего отца, он стал бы настоящим властителем Земли, потому что за золото и бессмертие, которое может обеспечить эликсир, большинство людей отдадут все, что угодно.
   - Ночью я тебя разбужу, - помолчав, добавил маг, - а теперь побродим еще немного и вернемся во дворец.
  
   Ганса разбудил легкий толчок в плечо.
   - Вставай, - прошептал ему Аль Газред, - чем скорее мы уйдем, тем лучше.
   Они осторожно вышли из покоев дворца, и спустились к пристани, пройдя пещеру с летучими мышами и сад Гекаты.
   На пристани их тепло приветствовал Клабаутеманн.
   - Отчаливаем? - спросил домовой.
   - Немедленно, - ответил маг, - команда в сборе?
   - В полном сборе.
   - Тогда вперед.
   Гули обрубили топорами концы, погрузили в воду весла и "Ирем" отвалил от пристани.
   Они успели дойти до выхода из пещеры, когда Клабаутерманн сказал, что под килем возникло мощное течение, которое влечет корабль обратно к пристани.
   - Это Гишиш! - вскричал Аль Газред, - быстрее, быстрее, все на весла!
   Но течение становилось все сильнее, и гули ничего не могли поделать - "Ирем" упорно несло назад. Тогда маг встал у грот-мачты, раскинул руки и закрыл глаза. На кончиках его пальцев зажглись голубые огоньки, лицо побелело и покрылось испариной , но движение судна даже не замедлилось.
   - Ганс, помогай! - закричал Аль Газред, не открывая глаз.
   Ганс встал рядом с учителем и стал колдовать. Он мысленно призывал невидимых духов и приказывал им тащить "Ирем" прочь из пещеры. Духи старались вовсю, Ганс видел в мыслях, как они натужно, словно волы в поле, тянут судно, но мысли наполнялись странной, густой чернотой, мешавшей колдовать - то была черная магия Гишиша, такая же страшная и холодная, как и он сам.
   - Капитан, - закричал Клабаутерманн, - все тщетно, нас уносит в пещеру !
   - Ча! - вырвалось изо рта Аль Газреда. Он потряс кулаками, сверкнула молния и на короткий миг из мыслей Ганса ушла чернота. Этого мига хватило, чтобы Аль Газред силой своей магии поднял "Ирем" в воздух. Киль судна повис в двух локтях от воды. "Ирем" коснулся мачтами потолка пещеры. Послышался треск, Грот-стеньга упала на палубу. Напрасно внизу кипели и пенились черные волны, хищно ища судно. Аль Газред вырвал свой корабль из лап Гишиша, вывел его из пещеры и "Ирем" стал медленно подниматься в воздух.
   - Боцман, к рулю, - вскричал маг, открыв глаза, - юнга, в трюм, пусть команда готовит пушки. Нам предстоит дать напоследок бой.
   Корабль, набирая скорость, уплывал по воздуху прочь от окутанного туманом острова. Аль Газред прекратил колдовать, и усталый, стоял у левого борта, всматриваясь в туман. С нижней палубы слышался скрип блоков, притягивающих орудия к портам во избежание отдачи и стук банников, забивающих в пушечные жерла пыжи. Гули заряжали пушки.
   Из тумана, подобно зловещему призраку, возник Рарог. В лунном свете он выглядел еще страшнее, чем днем. Чудовище летело к "Ирему", и уверенно настигало его.
   - Левый борт, - командовал Аль Газред, - второе, четвертое и шестое орудия, огонь!
   Громыхнуло. От выстрела корабль вздрогнул. Левый борт облекся едким пороховым дымом и маг различил, как ядра, выпущенные из пушек, пролетели вблизи Рарога. Одно даже задело его хвост, но вреда чудовищу не причинило.
   - Второе, четвертое, шестое - заряжай. Первое, третье и пятое - огонь!
   Ядра опять пронеслись мимо.
   - Боцман, правый борт неприятелю!
   "Ирем" повернулся к Рарогу правым бортом. До чудовища оставалось треть кабельтова.
   - Правый борт, разом, огонь!
   У Ганса, который во время боя находился в трюме, после третьего залпа заложило уши. Корабль качнулся так, что все, даже Клабаутерманн, попадали на палубу. Когда Ганс подскочил к орудийному порту и посмотрел в ту сторону, откуда летел Рарог, он увидел, как крылатое чудовище, разметав далеко в стороны по водной глади крылья, погружаясь, отчаянно борется с волнами, как лунная вода вокруг него пенится и становится черной от крови... Рарог был сражен! В проем светового люка заглянул усталый, но довольный Аль Газред.
   - Команде - отбой стрельбе, чехлить стволы. Вы молодцы. Юнга - на мостик.
   Ганс поспешно поднялся наверх. Стараясь не смотреть в ту сторону, откуда слышался клекот смертельно раненого Рарога, он получил от мага приказ принести меховую одежду - "Ирем" будет подниматься вверх, и полетит высоко над облаками. А там, в вышине, холодно, несмотря на то, что Солнце ближе.
   Ганс бросился в каюту. На палубу уже поднялись гули и принялись убирать с нее обломки мачт. Но выйти из капитанской каюты, где в рундуке хранились теплые вещи, Ганс не успел. В каюту ворвался Аль Газред.
   - На пол, на пол! - закричал он, и повалил Ганса на палубу. Потом Ганс почти ничего не видел. Сразу стало темно, повылетали все стекла из иллюминаторов, но вместо воды в них ворвался ураганный ветер. Вся обстановка каюты заходила ходуном, взвились к потолку бумаги с записями Аль Газреда, рассыпались книги, карты. Корабль стал кружиться, как на бешеной карусели и скоро кружение стало настолько сильным, что Гансу стало плохо. Его все еще держал Аль Газред.
   - Закрой глаза, - стараясь перекричать ветер, крикнул маг, - и не думай ни о чем.
   Ганс последовал указанию учителя, закрыл глаза, с невероятными усилиями освободился ото всех дум и поплыл, поплыл куда-то. Такое чувство он испытывал лишь однажды, когда из любопытства выпил за праздничным столом кубок вина. Тогда ему было очень плохо и мир, вращался точно так же, как сейчас.
   - Ганс, - услышал мальчик очень далеко слова учителя, - тебе очень плохо?
   - Да... - отвечал Ганс.
   Аль Газред накрыл глаза ученика ладонью и что-то прошептал. И Ганс провалился в небытие.
  
  
   Они жили возле обломков "Ирема" третий день. С утра до вечера нещадно палило солнце, а ночь, которая наступала мгновенно, была холодной и зябкой. К рассвету одежда становилась мокрой от росы. Согласно указаниям Клабаутерманна, на палубе каждую ночь Ганс расстеливал плат - две сшитые простыни, воду с которых каждое утро выжимал в анкерок. Эту воду они пили в течении дня, экономя каждый глоток. От "Ирема" осталась только корма, которая лежала, зарывшись килем в песок и в тени которой они спасались от палящего солнца. Из экипажа, не считая Ганса и Клабаутерманна, который жестоко страдал от нехватки воды, остался лишь капитан - Аль Газред и один гуль - Ибрахим. Последний чувствовал себя лучше всех, и неотлучно был рядом. К концу третьего дня, Аль Газред, лежавший все это время без сознания, пришел в себя. Ему дали воды. Напившись, маг выслушал все, что произошло за эти три дня и спросил:
   - Где мы находимся?
   - В Аравии, - ответил Ганс, - я нашел в каюте астролябию и с ее помощью определил место, куда нас занес смерч.
   Маг тепло, настолько, насколько позволяло его самочувствие, посмотрел на ученика.
   - Вам нужно идти, Капитан, - сказал Клабаутерманн, - как только вы станете на ноги, уходите прочь от "Ирема". Гишиш может найти вас и здесь.
   - А ты? - спросил домового испуганный Ганс.
   - А я останусь. Если Клабаутерманн покинет свой корабль, он перестанет быть Клабаутерманном.
   - Но что же с тобой будет?
   - Я стану пеной... Или каплей ночной росы...
   Ганс бросился на шею боцману.
   - Нет, нет ! - завопил он.
   Клабаутерманн отнял от себя мальчика.
   - Будь мужчиной, юнга! Может быть, я еще и вернусь потом, если кто-нибудь, когда-нибудь построит судно с именем "Ирем", и в дереве, из которого его сделают, будет хоть одна щепочка от моего "Ирема"....
   - Мы пойдем сегодня же ночью, - молвил Аль Газред, - боцман прав - медлить нельзя. Юнга, в какую сторону нам идти?
   - На северо-запад, - всхлипывая, отвечал Ганс, - там... там пролегает караванный путь в Дамаск. До пути дня четыре ходу. Если нам повезет - мы встретим караван...
   - Повезет, - буркнул Клабаутерманн, - иначе и быть не может.
   Наступил вечер. Ибрахим взвалил на плечо анкерок и кое-что из еды, в основном сухари, все что удалось найти в капитанской каюте, и три фигуры вскоре растаяли в вечерних сумерках за грядой бархана. Самая маленькая фигурка постоянно оборачивалась. Когда она скрылась, Клабаутерманн зажег трубку с последним табаком, который нашелся в его карманах, привалился спиной к треснувшему транцу "Ирема" и стал смотреть, как из-за другого бархана медленно восходит повернутый рогами кверху, молодой месяц. Потом он пнул бочонок с письмами моряков "Летучего Голландца" и проворчал:
   - Эх, опять ваши письма не дойдут до дома...
  
   ...Днем они шли , чтобы ночами собирать росу для питья. Ибрахим тащил на себе вконец ослабевшего Аль Газреда, а Ганс нес воду, остатки еды, палатку и кусок флагштока с "Ирема", служивший шестом.Последняя ещь была особенно важна, так как только с ее помощью Клабаутерманн мог врнуться. Они были в пути уже шестой день. Им приходилось ловить ящериц и есть их, поджарив на волшебном огне, потому что сухарей было мало, их приходилось беречь на черный день. Поначалу Гансу ящерицы казались противными, но потом голод взял свое и мальчик привык. Караванный путь все еще не показывался. Аль Газред начинал сомневаться, что Ганс правильно выбрал направление, но к вечеру шестого дня зоркий глаз Ибрахима различил-таки вдалеке вехи из связанных стволов самшита, которые стояли на обочине пути, чтобы путники в случае песчаной бури не сбились с дороги.
   - Дойдем до вех завтра. Сегодня уже нет сил, - сказал Аль Газред, когда Ибрахим сообщил об увиденном, - все, привал.
   Аль Газред повалился ничком на горячий песок и моментально уснул, даже не попив воды. Ганс натянул палатку для сбора росы и пожевал сухарик. Несмотря на то, что они находились почти на краю гибели, мальчик чувствовал себя счастливым. Почему? Наверное, потому что рядом был учитель, человек, который был ему не просто другом, но еще и тем на кого можно всегда положиться, кому можно смело доверить даже собственную жизнь... Учитель знает все и обязательно придумает, как их спасти. Мальчик посидел недолгое время на вершине бархана, посмотрел на звезды, потом спустился к палатке и тоже уснул. Ему снился родной Бромберг и мама. Сон был настолько реален, что когда пришло время проснуться, Гансу показалось, что он все еще находится в своей спальне, рядом с окном которой спускается водосточная труба в форме дракона. С улицы сочился аромат спелых яблок, а молочники, которые встают даже раньше дворников, чтобы подоить на зорьке своих коров, во всю глотку предлагали свой товар:
   - Молоко! Молоко-о-о!!!
   Ганс проснулся, и ничего не понимая, сел, протирая глаза. И в самом деле, кто-то кричал!
   Кричал гуль - Ибрахим. Он стоял на вершине бархана, и показывая на что-то возглашал громовым басом
   - Чудо, чудо!
   На бархан уже поднимался Аль Газред. Мальчик вскочил, и побежал следом за учителем.
   Еще было темно. Восток только-только начинал розоветь. На фоне розовой полоски грядущей зари, там, в бесконечной дали, у горизонта, где небо сходится с землей, в точке соприкосновения миров, пространств и времен, в месте, которое ни один человек еще никогда не достиг, сияла изумрудно- бирюзовая звезда. Аль Газред стоял не шевелясь, как статуя и смотрел на ту звезду. По его морщинистым, смуглым щекам катились слезы...
   - Что это, учитель? - тронул рукав его халата Ганс.
   - ... Мой вечный дом, любимая земля,
   Обитель чистоты, души успокоенье.... - шептал маг стихи, словно зачарованный. Но он слышал слова Ганса и положив ему на плечо руку, сказал:
   - Это Ирем, мой дорогой ученик. Он зовет нас...
   - Но ведь он очень далеко, учитель!
   - Ирем зат иль Имад расположен там, где находится твоя самая светлая мечта. Если она в твоем сердце, ты уже в Иреме...
   Лицо Ганса посветлело. Его душа наполнилась удивительным, чистым светом, и он осознал, что еще шаг - и он действительно вступит в Ирем.
   - Идемте, учитель! - закричал Ганс, - я чувствую Ирем, он действительно здесь, совсем рядом!
   - Иди, Ганс, - отвечал маг, - я ... не смогу войти в Ирем.
   - Но почему?
   Аль Газред вдруг толкнул мальчика. Ганс стал падать, но вместо песка бархана, упал в свет, и последнее, что он слышал, были слова его учителя, сказанные гневно, с какой-то сухой, вызывающей злобой:
   - Ступай, глупец! Такой шанс бывает раз в жизни.
   Свет, как быстрая река, подхватил Ганса, и мальчик поплыл, несомый светом, к изумрудно-бирюзовой звезде. Он плыл и перед его глазами вставали картины прошлого, Ганс видел историю Ирема и всей Земли.
   Он видел высоких, могучих, прекрасных существ, которых люди звали нефилимами, и которые пришли ниоткуда, ни со звезд, не из воды, не из под земли. Они пришли из того самого света, в котором сейчас плыл Ганс и по повелению своего владыки, Шадада руками могучих духов огня, джиннов, построили на Земле Ирем - вечный город вне времени, где всегда живет мудрость, добро и любовь. Тысячи лет люди приходили в Ирем, чтобы обретать мудрость, учится творить добро и постигать глубины вселенской любви. Тысячи лет Земля не знала войн и болезней, и люди на ней не умирали. Но из пустых закоулков обитаемых миров, из тьмы межзвездного пространства, из вселенской пустоты, на Землю явилось ужасное чудовище - дракон Ктулху. Он лег на дно океана и, затаившись, стал посылать в человеческие сны странное безумие. И люди, пробуждаясь ото сна, оказывались охвачены этим безумием, и, исполняя волю Ктулху, принимались убивать друг друга. Сны людей стали мыслями Ктулху, а их жизнь превратилась в сон Ктулху. Когда нефелимы увидели это, они сказали: "Вот, мы пришли на Землю, чтобы сделать людей подобными нам, сынами света, открыть им великие тайны и раздвинуть границы миров, но человек остался животным, несмотря на все наши старания. Он не услышал, имея уши и не увидел, имея глаза". И тогда Ирем закрыл свои ворота, и его бирюзово-изумрудный свет померк, и никто из людей не смог войти в него. В отчаянии ходили толпы под вечными стенами, в отчаянии молили эти несчастные, кому еще удалось избежать прикосновения мыслей безжалостного Ктулху, пустить их в Ирем, уберечь от безумия, охватившего Землю. Ирем молчал. Нефилимы покинули Землю. Тогда Ктулху понял, что хитрость его удалась, и стал плодить на дне океана, в своем мрачном логове другие ужасные создания. Во-первых, он произвел двух братьев-близнецов - Йог-Сотхотха и Азатотха. Они обитают один в другом. Йог-Сотхотх огромен и бесформен, он живет и в прошлом, и в настоящем и будущем, он вездесущ и всеобъемлющи и ищет своим жадным , хищным взором, земли, коими Ктулху может властвовать, где может распространить свое страшное безумие. Азатотх - маленький, горбатый, карлик, чей облик принимают все злодеи мира. Воплощаясь в каждом злодее, становясь его душой, Азатотх делает все возможное, чтобы способствовать распространению безумия Ктулху среди народов и рас. Он вселяется в души тех, кто зовет убивать, грабить, разрушать, в души тех, кто презирает мудрость, кто не умеет любить и творить добро. Каждый негодяй на Земле - суть Азатотх. Еще Ктулху произвел Нарьялхотепа - ползучее, подобное змее создание, источающее жуткое зловоние, Шуб - Нигуратха, принимающего облик черного козла, и Дагона, Морского Дьявола, обитающего в океанских глубинах, который ищет пособников Ктулху среди Морских Людей и других разумных существ, обитающих в море. Последним порождением Ктулху стал Гастур, погрузившийся в земные недра, выходящий на Землю из недр глубоких пещер безлунными холодными ночами. Гастур подобен ветру, у него нет тела, но если твое сердце пропитано волей Ктулху, ты услышишь голос Гастура, подобный скорбному завыванию вихря. Он скажет тебе, что Ктулху тебя ждет, и укажет путь в ничто, в обиталище Ктулху.
   У порожденных Ктулху чудовищ тоже появились дети. Самыми многочисленными стали так называемые Древние, или Темные Владыки, к числу которых принадлежал и Гишиш. Их сделали похожими на людей, чтобы когда на Земле не останется ни одного человека, Древние могли ее заселить и безраздельно на ней властвовать. Они выбрались на сушу и поселились на Южном материке, который тогда располагался на севере. Там воздвигли они город Лэнг, построили Ониксовый замок , где стали жить и плодиться, и расселяться по Земле, истребляя людей и животных, превращая плодородные земли в безводные знойные пустыни, так любимые ящерицами и посейчас. Прошли века. Однажды, нефилимы решили посмотреть, что сталось с Землей и людьми, образумились ли они, оправились ли от чудовищного безумия. Они вновь пришли на Землю и увидели всю мерзость злодеяний свирепствовавших на земле Древних. Тогда они поняли свою ошибку, их сердца наполнились стыдом , и терзаясь в раскаянии, нефилимы обрушили всю мощь своего гнева на Древних и их родителей. С небес пролился огненный метеорный дождь, и огромная глыба, принесенная нефелимами из глубин космоса, упала в океан и сдвинула Землю с оси. Северный полюс стал Южным, наступил вечный мрак. На тысячи лет Земля погрузилась в стужу, от которой погибли почти все дети Ктулху. Нефилимы ввергли Древних туда, откуда явился их отец, в пустоту, в закоулки между мирами, где царит хаос и вечная тьма. Они наложили на вход крепкий замок, который назвали Печатью, и который стал удерживать Детей мрака, не позволяя им впредь вырваться на Землю. Тогда из океанских глубин поднялся чудовищный Ктулху, который обрушил свой гнев на нефелимов. Но и он был скован могуществом нефелимов, скован и вновь погружен на дно океана, в место, называемое Рлиех, которое расположено так глубоко, что его не может достичь солнечный свет, а если ты захочешь спуститься туда, тебе придется погружаться на дно четверо суток.
   С тех пор дети Ктулху томятся в месте своего заточения, ожидая час, когда кто-нибудь сломает печать и откроет врата, и они смогут снова вернуться на Землю. Ими повелевает Азатот, а их отец, Ктулху спит вечным сном на дне океана, в холодном каменном склепе. Иногда, раз в сто лет, он на мгновение просыпается и начинает взывать к себе, но тотчас засыпает, так как сила нефелимов чрезвычайно велика и не позволяет ему бодрствовать дольше одного мгновения. Но и этого ничтожного отрезка времени достаточно, чтобы на Земле, да и не только на ней, одним негодяем стало больше...
   На Земле выжили лишь жалкие горстки тех, чья душа была подвластна Ктулху, остались отдельные Древние, остались их города и немногочисленные слуги. Поэтому Ирем, вновь озарившийся бирюзово-изумрудным светом, открывает свои врата лишь некоторым людям, чья душа чиста, как родник и наполнена, как воздух весной ароматами яблонь, добром и любовью. Никто, даже тот, чья душа на стотысячную часть свою подчинена Ктулху, не может войти в Ирем. Город Вне Времени пребывает в тех краях, которые достигают лишь самые светлые наши мечтания. Он всегда ждет нас и всегда готов принять нас под изумрудно-бирюзовую сень своих садов...
  
   Вот что видел Ганс, когда плыл в потоке света к Ирему. Когда видения кончились, взору предстали хрустальные врата и храм, сплошь состоящий из колонн. Ворота открылись и Ганс вступил в Ирем. Навстречу Гансу вышел тот самый Единорог, который некогда явился ему во сне. И еще... Еще Ганс увидел ту принцессу, чье лицо - было лицом Ночи. Она взяла Ганс за руку и повела в благоухающие сады. Следом, пофыркивая, шел Единорог.
   Прнцесса привела Ганса на поляну. Они сели на траву. Рядом встал Единорог. Но стоять без дела ему вскоре надоело и он принялся щипать траву.
   - Кто ты? - спросил Ганс принцессу.
   - Я та, кого видят мудрые, даже если я спрятана в глубокой лесной чаще за тридевять земель, но не замечают глупцы, даже если я сижу рядом с ними за столом.
   - Учитель говорил мне о тебе. Я знаю твое имя. И знаю, почему закрыто твое лицо.
   - Мое лицо закрыто на Земле, но здесь, в Иреме, я могу снять кисею.
   Принцесса расстегнула жемчужину, легкая маска упала, и Ганс увидел ее лицо - доброе и потому прекрасное.
   - Да, это ты, - сказал Ганс, - тебя зовут...
   - Тссс! - принцесса приставила к губам пальчик, - не произноси моего имени вслух. Глупцы все равно не поверят, а мудрые меня узнают даже в маске. Ты пришел в Ирем, Ганс. Это твой настоящий, вечный дом. Ты можешь остаться здесь навсегда, и вечно наслаждаться прохладой его садов, вкушать свежесть его родников, дышать самым лучшим воздухом во вселенной.
   - Я не могу этого сделать, - отвечал Ганс, - я должен найти отца и вернуться к маме. Я... Я приду к тебе, если ты этого хочешь, обещаю, но прежде я должен разыскать отца.
   - Милый мой малыш... - принцесса коснулась губами его загорелого лба, - отца ты нашел уже тогда, когда ступил на палубу "Ирема". Твой отец - гуль Ибрахим, и Аль Газред это знает. Рядом с островом, куда морская буря выбросила корабль твоего отца, на морском дне, он нашел глиняную табличку, оставленную Древними, на которой был записан рецепт волшебного эликсира. Твой отец сумел прочитать надпись и приготовить чудесное снадобье. Чтобы секрет остался в тайне, табличку он разбил. Потом, согласно указаниям таблички, вместе с выжившими после шторма товарищами, он входил в пространства, недоступные обычным людям, но однажды не смог распорядиться своими силами так, как надо, потому что не знал как это сделать. Вдобавок его товарищи, покусившись на ложные ценности, что нашли в запредельных мирах, совершили одну жестокую ошибку, и стали гулями вместе со своим хозяином, Гансом Старшим. Чтобы вернуться домой, в мир людей, им пришлось выпить Чашу Забвения. Поэтому твой отец забыл все, что прочитал на табличке и не смог превратить себя и товарищей обратно в людей. Этих гулей, забывших кто они и откуда появились на острове, нашел Аль Газред. Старый маг конечно сразу все понял и взял гулей к себе на корабль, в надежде , что рано или поздно, они вспомнят, что произошло и откроют ему секрет эликсира. Когда ты пришел на "Ирем", Аль Газред поначалу думал только о том, что ты - еще одна возможность открыть секрет эликсира. Он хотел использовать того, кого назвал учеником, в своих, корыстных целях. Но в конце-концов старик искренне привязался к тебе и та изначальная причина, из-за которой он оставил тебя на "Иреме" перестала быть для него главной. Благодаря тебе он стал прежним - добрым магом , учеником мудрого Гиллеля. Сейчас он совершенно искренне хочет помочь твоему отцу, но сам не знает, как это сделать. Он не открывает тебе всю тайну об отце потому, что понимает, сколько несчастья она принесет для его любимого ученика. Но с этой минуты все изменилось. Ты вошел в Ирем, и теперь волен решать сам, как тебе поступать. Вот, - принцесса сорвала яблочко, - оно из сада Семурга. Отдай его своему отцу. Едва коснувшись яблока, он снова станет человеком, и вспомнит все, что было с ним прежде.
   Если ты собрался идти - иди, прямо сейчас. И помни, для вошедшего в Ирем хоть однажды, его ворота открыты всегда, в любом месте, в любое время. Ступай, а я буду ждать тебя, пока ты не вернешься, на этом самом месте. А когда ты вернешься, ты найдешь меня именно такой, какой я была в это бесконечное мгновение...
   Ганс положил яблоко в карман. Потом, вспомнив школьные уроки хорошего тона, поцеловал нежную руку принцессы. После чего потрепал Единорогу гриву и направился к Воротам...
  
   Переступив Порог, Ганс сорвался в пропасть и потерял сознание. Очнулся он от того, что упал лицом на песок. Удивительное дело - в Иреме ему не хотелось ни есть, ни пить, а тут, в пустыне, горло сразу обожгло огнем, а желудок нестерпимо заболел.
   Тотчас Ганс сулышал знакомый голос Аль Газреда :
   - Ганс, ты живой!
   Случившееся показалось Гансу сном. И если бы не яблоко, которое он сжимал в кармане, Ганс и вправду считал бы Ирем видением, возникшим оттого, что он долго пробыл на солнце.
   - Учитель, я хочу пить... - прошептал Ганс.
   - Конечно, - с готовностью отозвался Аль Газред и поднес к его рту анкерок.
   Ганс жадно глотал воду, а напившись, вдруг понял, что выпил почти всю .
   - Учитель, я выпил много воды. Что же мы будем пить вечером?
   - Тебе хватит, - ответил Аль Газред, - а я потерплю.
   Мальчик порывисто обнял старика. Ибрахим , стоявший рядом, видел, что губы его господина дрожат, а по щекам текут скупые слезы.
   - Учитель, - восторженно сказал Ганс, освобождаясь из объятий, - я говорил в Иреме с одной девушкой. Она очень красивая, и столько мне рассказала!
   Аль Газред внимательно посмотрел на мальчика.
   - То, что она сказала, она сказала только тебе. Это твои тайны. Не рассказывай их никому, - равнодушно ответил старик, - а теперь вставай. Хватит лить слезы, как женщины, нам надо идти к караванной тропе.
   Ганс поднялся и отправился следом за гулем и учителем. Спустя несколько часов, они добрались до вешек.
   Аль Газред устало сел на обочине.
   - Все, пришли. Теперь надо только ждать и молить судьбу не обнести нас чашей. Может быть, нам повезет.
   Ганс порывался спросить о чем-то Учителя и тот, видя это, сам спросил мальчика:
   - Что ты хочешь?
   - Учитель, почему вы меня не расспрашиваете об Иреме? Ведь вы стремились к этому всю жизнь!
   - Я делаю это потому, что Ирем у каждого свой. Твой Ирем - только твой, и ни у меня, ни у кого-нибудь другого, не будет такого Ирема. Так пусть же твой Ирем останется в тебе. Это слишком лично, чтобы я смел спрашивать у тебя о том, что, или кого ты там встретил.
   - Я видел Ктулху, Учитель, и его сынов, и Древних, пока плыл к хрустальным вратам!
   - Стало ли тебе легче от этого?
   - Нет, не стало. Только сделалось страшнее и печальнее.
   Аль Газред умолк. Сидя на песке, уткнув подбородок в колени, он думал.
   Ганс сжимал в кармане яблоко. Он не решался дать его гулю. Во-первых, Гансу не верилось, что Ибрахим - его отец. Уж больно не похож был гуль на человека вообще, и уж тем более на его отца. Будь Ибрахим - Гансом Старшим, думал мльчик, он бы обязательно вспомнил своего сына и словом, или взглядом, выдал себя. Но ничего подобного Ганс не замечал. А во-вторых, Ганс успел сильно привязаться к Аль Газреду. Он заменил ему если не отца, то деда точно. Он так тепло встретил Ганса после возвращения из Ирема, в его словах было столько мудрости! Ганс боялся, что обретя отца, потеряет Учителя, который наверняка будет чувствовать себя виноватым за то, что не открыл ученику всей правды. Мальчик не знал, как ему поступить, и решил подумать об этом утром.
   Наутро Ганс почувствовал, что заболел. Его тело горело огнем, кружилась голова. Он не смог подняться и остался лежать. Аль Газред попробовал его лечить своей магией. Но оказалось, что поединок с Гишишем и полет Ирема совсем истощил его силы. Гансу стало лишь немного легче. Он забылся тяжелым сном.
   К вечеру подул ветер. Маг укрыл мальчика своим плащом. Сквозь сон Ганс слышал, как Аль Газред говорит Ибрахиму:
   - Мальчику совсем плохо. У него лихорадка. Собирай вешки, Ибрахим, мы разведем ночью большой костер, свет от которого будет виден за много миль вокруг. Если какой-нибудь караван движется к этому месту, они увидят пламя и пошлют разведчика узнать в чем дело. Если караванов поблизости нет... будем ждать. Может быть, ко мне вернутся силы и я смогу что-нибудь придумать.
   От слов Аль Газреда мальчику стало спокойнее. Была какая-то, пусть слабая, надежда, что их спасут. Он почувствовал в душе облегчение и уснул.
   Ганс проснулся ночью, потому что услышал голоса. Было холодно. Восток розовел - приближался рассвет. Невдалеке от тлеющего костра топтались, фыркая, четыре дромадера, а их всадники, бедуины, сидя на корточках, беседовали с магом. Бедуины были одеты в свободные, белые одежды и вооружены короткими луками и кинжалами. За спиной у каждого болтался колчан полный стрел. Ганс все понял.
   - Мы спасены, учитель! - воскликнул он.
   - Не совсем, - ответил Аль Газред, - эти люди говорят , что не смогут взять больного с собой. В Европе сейчас свирепствует чума, а ты - европеец, и они боятся, что ты болен чумой. Обижаться на них не стоит - их можно понять.
   - Что же делать, учитель?
   - Они говорят, тут недалеко есть оазис. В одном дне пути на запад. Они оставят еду, воду, сколько надо, и дадут мне верблюда. Я доберусь до оазиса и что-нибудь придумаю. Например, куплю верблюдов, и мы сами поедем на них в Дамаск. Идет?
   - Да... - грустно молвил мальчик. Ему не хотелось оставаться в пустыне вдвоем с гулем, но Ганс понимал - другого выхода нет.
   - Ну и молодец. Ты - настоящий мужчина. А теперь спи. Караван пройдет мимо этого места только утром.
   Ганс покорно закрыл глаза. Обессиленный лихорадкой, он скоро забылся в глубоком сне, а когда проснулся, Аль Газреда уже не было. Ганс находился в просторной полотняной палатке, настоящей палатке, а не той самодельной, которой они пользовались в пути. В углу лежали два бурдюка с водой, и еда, завернутая в холстины - сыр, вяленое мясо, сухие лепешки. При виде пищи, у Ганса заурчало в животе. Он с жадностью накинулся на еду, а потом до отвала напился вкусной воды, совсем не похожей на ту, что им приходилось пить все это время. Насытившись, он снова уснул.
   Ганс провел в палатке четыре дня. Гуль все это время был рядом. Он преданно ухаживал за Гансом, подносил ему еду и питье. Так как Ибрахим , будучи гулем, ничего не ел и не пил, Ганс ни в чем не нуждался. Мальчик окреп, болезнь почти прошла. На пятый день Аль Газред тоже не появился. Напрасно Ганс целый вечер просидел на бархане - в той стороне, куда уехал маг, не было видно никого - только барханы и тропа, обозначенная вешками.
   - Ибрахим, - спросил мальчик гуля, почему не едет учитель?
   - Такова судьба, - отвечал гуль. Большего он, увы, ничего сказать не мог.
   На следующий день Ганс, едва проснулся, взбежал на бархан. Больше часа он напряженно вглядывался вдаль, пытаясь различить хоть какое-то движение, но тщетно - Аль Газред не появлялся. Гуль стоял подле и терпеливо ждал. И вдруг, у Ганса закружилась голова и перед глазами поплыли круги - он слишком долго простоял под палящим солнцем. Тотчас его подхватил Ибрахим и , бегом, понес в палатку. Что произошло потом, Ганс не помнил. Ему на лицо лили воду и Ганс ее жадно глотал. Скоро он пришел в себя, понял, что лежит в палатке и вдруг увидел перед собой отца в набедренной повязке гуля.
   Ганс Старший стоял на коленях перед Гансом и клал ему на лоб мокрую тряпицу.
   - Отец, - прошептал Ганс, думая, что бредит, - я так долго тебя искал...
   Ганс Старший протер лицо сына водой.
   - Сынок, я ничего не понимаю. Где моя команда? Как я очутился в пустыне, что делаешь здесь ты?
   Ганс Младший уже висел на отцовской шее.
   - Отец, я столько должен тебе рассказать...
   Ганс понимал, что Аль Газред их бросил. Но сомнения все равно терзали Ганса. Он до конца не верил, что учитель способен поступить так. Ганс продолжал считать, что с Аль Газредом что-то случилось.
   Отец и сын говорили весь день до вечера. Ганс в подробностях рассказал отцу все, что с ним произошло. Отец, в свою очередь, поведал ему про ужасную бурю, когда волной смыло с палубы половину команды его "Феникса", про необитаемый остров, к которому буря прибила корабль, про развалины древнего храма, найденные Гансом Старшим недалеко от острова, на морском дне, и про глиняные таблички, поднятые наверх матросами, на одной из которых Ганс Старший прочитал рецепт волшебного эликсира, ингредиенты для которого частью готовились из удивительных растений росших в пространствах между мирами... Еще Ганс Старший узнал из табличек, как построить Ворота для вхождения в эти миры, и путешествуя там, иногда один, иногда с товарищами, собрал множество редких трав, из которых приготовил волшебный эликсир. Рецепт эликсира он держал в голове, но на всякий случай сделал некоторые пометки о пропорциях разных компонентов эликсира на рукаве своей рубашки с помощью сока едкого хвоща. Однажды Ганс Старший случайно пролил весь эликсир, которого у него было не больше наперстка. Вещество пропитало край рубашки, тот самый край, где Ганс Старший сделал пометки и где был вышитый Эльзой вензель. В этот день Ганс вместе с товарищами должен был исследовать один очень таинственный мир, и эпизод с пролитием эликсира был своего рода дурным предзнаменованием, но Ганс Старший не внял голосу судьбы и жестоко за это поплатился. Его товарищи нашли много золота. Те, кому оно принадлежало, не захотели его отдавать и взяли с неудачных воров слишком тяжелую плату. Их превратили в гулей и заставили выпить Чашу Забвения...
   Ганс понял, что записку с фениксом отправил сам Аль Газред, предварительно оставив себе кусочек ткани, пропитанной эликсиром, и наверняка переписав цифры. Феникс и записка по мысли Аль Газреда, должны были служить своего рода приманкой для того, кто их найдет. В итоге Ганс Младший отправился в свое опасное путешествие...
   Незаметно наступил вечер. Отец и сын проверили оставшиеся у них запасы и решили следующим днем сами отправиться пешком к оазису, лежащему в одном дне караванного пути.
   Собираясь в дорогу, Ганс не нашел флагштока с "Ирема". Страшная догадка заставила его подойти к кострищу и там, среди углей, он нашел бронзовый обгорелый наконечник - все, что осталось от флагштока. Теперь Ганс потерял и Клабаутерманна ...
   Весь следующий день прошел в утомительном переходе. Оазис показался к вечеру. Вид зеленых пальм и глиняных куполов домов, прибавил путникам сил. Час спустя, они подошли к воротам .
   Увидев их, стражи приказали Гансу Младшему раздеться (на Гансе Старшем была лишь набедренная повязка) и внимательно, на расстоянии, осмотрели подмышки и бедра странников, ища там следы чумы. Но, не найдя ничего подозрительного, пропустили, сообщив, что в караван-сарае им оставлено послание. Хозяин караван-сарая тепло приветствовал путников. Он отдал им два объемистых тюка, сказав, что магрибинец (то есть Аль Газред) оставил это им, вместе с тремя верблюдами, которые стоят на заднем дворе. Еще хозяин передал им письмо магрибинца. Отец и сын взяли глиняную лампу, и в ее тусклом, масяном свете, стали читать письмо.
  
   "Мой дорогой Ученик! Я знаю, о чем ты, получивший яблоко Семурга, что я обнаружил в твоем кармане, думаешь, читая это письмо, когда меня нет подле, а рядом с тобой стоит твой отец, бывший гуль Ибрахим. Но прежде чем ты подумаешь обо мне плохо, знай - я искренне любил тебя, мой Ученик, и всей душой желал вернуть твоему отцу прежний облик. Ты помог мне обрести самого себя, снова стать тем человеком, каким я был до знакомства с Гишишем. Этим письмом я лишь возвращаю тебе свой долг, так вними же последнему наставлению своего учителя.
   Ты находишься в оазисе Хаир, из которого за два дня вы сможете добраться до Эр-Рияда. Все необходимое для путешествия, я оставил хозяину караван-сарая, Халиду. Он хороший человек и сделает все, как я просил. В Эр-Рияде вы пристанете к первому каравану, направляющемуся в Дамаск, а добравшись туда, сможете легко найти судно, идущее в Европу.
   Отныне наши пути разошлись. Я счел подобное решение единственно справедливым, потому что теперь я буду только мешать тебе и твоему отцу. Не пытайся найти меня. Ты больше не Ученик, так как намного превзошел своего учителя. Поэтому иди своей дорогой. Если ты не изменишь себе, она приведет тебя к великим истинам.
   Единственное, о чем я хотел бы просить тебя - помни обо мне и Клабаутерманне. Мы оба любили тебя, и искренне хотели видеть тебя мудрым ученым и порядочным человеком. И прости гуля Ибрахима за то, что он, желая продлить жизнь костра, сжег по неведению флагшток с "Ирема"
  
   маджнун Абдул аль -Хасан ибн- Газред ибн - Ибрахим"
  
   К письму был приложен пергаментный свиток, на котором рукой Аль Газреда были начертаны стихи:
   Ирем
  
   Мой вечный дом, любимая земля,
   Обитель чистоты, души успокоенье...
   Что человек? Презреннейшая тля
   Когда к великому утратил устремленье
  
   Не в силах ум в безверии постичь
   Твой вечный сон, существеннее яви
   Одни всю жизнь хотят тебя достичь
   И ждут всю жизнь паром на переправе
  
   Другим возможно только захотеть
   И твердь ворот для них уже открыта
   И взор ласкает радужная цветь
   Садов, где благость вешняя разлита
  
   Седые тайны прячутся в тебе
   Богов ушедших мертвенные лики,
   И вздохи тех, кто покорен в борьбе,
   Кто были некогда могучи и велики
  
   Песков безбрежье медленно течет
   В нем тонут минареты и народы
   И лишь мечты безудержный полет
   Не тронут ни волнения, ни годы...
  
  
   В нескольких местах текст имел следы исправлений. Наверное, Аль Газред счищал написанные ранее, но не понравившиеся ему строки, ножом и переписывал их чернилами заново. Из этого Ганс сделал вывод, что автором стиха был никто иной, как его Учитель.
   В оставленных Аль Газредом тюках, оказалась одежда, оружие, еда и кошелек, до отказа набитый золотыми динарами. Отец и сын в знак благодарности подарили Халиду один динар, чему тот очень обрадовался, переночевали в караван-сарае, а с рассветом отправились в Эр - Рияд, куда и прибыли два дня спустя. Там они пробыли чуть больше двух недель и с первым караваном благополучно добрались до Дамаска, где встретили французское судно, капитан которого согласился доставить их в Европу, в Марсель. О том, что произошло с ними дальше, будет сказано ниже. Сейчас следует закончить рассказ об Аль Газреде. Люди про него говорили примерно следующее.
  
   Расставшись со своим учеником, Аль Газред обошел в поисках рецепта чудесного эликсира весь Ближний Восток. Он бродил по развалинам Вавилона, скитался в подземельях Мемфиса, странствовал в пустыне Руб -аль- Кали, в которую некогда бурей занесло его корабль. В этой пустыне он провел не то пять, не то десять лет, но ни разу не увидел Ирема. Тогда, старый и нищий, он вернулся в родную Сана, провинцию Йемена, где поселился в ветхом доме своего умершего отца, и стал рассказывать людям о своих удивительных странствиях. Но его сочли безумцем, и он был вынужден бежать в Дамаск, где написал "Книгу потерянных имен", в которой рассказал обо всем, что знал об Иреме, его тайнах, и древних обитателях Земли. Книгу эту он подарил дервишу, зачем-то сказав, что написана она еще в те времена, когда пророк Мухаммед ходил по Земле. И дервиш унес ее в огромный, бескрайний мир. Говорят, что вскоре после этого Аль Газред почувствовал приближение смерти и ушел в пустыню, где встретил некоего джинна, который отнес мага к воротам столь желанного Ирема. Хотя, никто не знает, было ли так на самом деле, или нет. Последний раз люди видели Аль Газреда, покидавшим Дамаск пешком. Старик был в ветхом халате, нес перекинутую через плечо суму. Он шел в сторону развалин древнего города, наполовину занесенного песком, опирался на посох и что-то невнятно шептал про себя, словно безумный, или маджнун - повелитель джиннов...
  
   Итак, " Святой Франциск" - торговое судно, доставило Ганса Младшего и Ганса Старшего в марте месяце в Марсель. Плавание было не долгим, но утомительным. Опасаясь пиратов, флотилия, в которой состоял и "Франциск", двигалась, держась береговой линии, постоянно выбирая не самый лучший курс, обходя опасные места Средиземноморья. Еще в Дамаске Ганс Младший узнал, что в Европе свирепствует чума. Когда отец с сыном стали просить капитана взять их на судно, тот очень удивился такому поступку. По его мнению следовало год-другой переждать в Дамаске, пока эпидемия в Европе не утихнет. В марсельском порту судно пришвартовалось к карантинному причалу, над которым реял черный флаг. Портовая стража вместе с несколькими монахами и лекарем, заставила каждого члена команды снять с себя всю одежду перед сходом на берег. Монахи и лекарь внимательно осматривали каждого, ища на теле воспаленные лимфатические узлы. Ганса и его отца пропустили, а двух купцов - евреев, направлявшихся в Кордову, задержали. Но Ганс Старший объяснил, что у тех обычная простуда - на корабле он сам заставлял полоскать купцов горло морской водой. Марсельский лекарь внимательно осмотрел горло каждого купца и только после этого согласно кивнул, и стража их пропустила. В благодарность купцы стали предлагать Гансу Старшему деньги, но тот вежливо отказался. Тогда ему предложили мешочек хинного порошка, который аптекарь с радостью принял. В Марселе отец и сын купили трех лошаков, погрузили на них свое нехитрое имущество и направились через всю Европу в Бромберг, к берегам Северного моря. В пути им повсюду встречались кучки бежавших от чумы людей. Они были напуганы и нищи. Отец и сын помогали людям чем могли. Ганс Старший запретил сыну использовать магию.
   - Люди могут подумать, что мы колдуны. Тогда они нас не пощадят, потому что уверены, что чуму разносят именно колдуны, и вообще чернокнижники. Хотя на самом деле чумные споры разносят блохи. Но разве объяснишь это несчастным, которые едва читать умеют!
   В дороге им попадались лечебные травы, растущие именно весной. Ганс Младший с радостью узнавал их, вспоминая уроки Аль Газреда и связывая травы в пучки, приторачивал их для просушки к седлу, а потом складывал в особый мешок. Прохожие дивились сообразительности мальчика и с подозрением косились на Ганса Младшего, принимая его за колдуна. Но узнав, что его отец тоже знает целебные снадобья, потому как сам является аптекарем, успокаивались. Так в течении двух долгих месяцев, они добирались до родного Бромберга. Весна уже бушевала вовсю - стоял конец апреля. Снег серел лишь по оврагам, да и то с каждым днем таких овражков попадалось все меньше и меньше. Родной город встретил их необычно. Со стороны казалось, что город обезлюдел - на дороге, ведущей от городских ворот, не было ни единой повозки. Пригородные усадьбы были пусты, на полях, несмотря на то, что погода стояла солнечной, путники не увидели крестьян. Только кое-где копошились люди с угрюмыми, бледными лицами. Они не обращали никакого внимания на путников и казалось, что на земле им вообще нет ни до чего дела.
   - Плохи дела, - сказал Гансу Младшему отец, - в наше отсутствие в городе побывала Ее Величество Чума. Видишь тот черный флаг над башней?
   Ганс посмотрел в ту сторону, куда указал отец. Над самой красивой башней, чья крыша была покрыта красной черепицей, а из бойниц всегда выглядывали жерла начищенных до блеска орудий, и командир которой жил в доме напротив Аптекаря, реяло зловещее черное полотнище. Возле крепостного рва виднелось множество огромных кострищ, а сам ров был как никогда завален мусором. Около опущенного моста не было ни одного стража. Ворота и окна постоялого двора оказались забиты, а на его стене белела полустертая надпись:

"ДОМ ПУСТ"

   Впрочем, такие же надписи виднелись кругом на заколоченных, холодных домах. Когда отец и сын оказались перед родным домом, они с удивлением отметили про себя, что единственный встретившийся им на пути человек, оказался не местным. Он явно был моряком с какого-то иностранного судна, волею судьбы застрявшего в порту Бромберга. К радости обоих Гансов ворота и окна их дома оказались не заколоченными, а на стенах не белела зловещая надпись, говорящая о том, что в этом доме чума не пощадила никого. Дом явно был обитаем. Отец и сын открыли ворота, чтобы ввести лошаков во двор, и в это время из дома выбежала Эльза. Она была в белой, странной одежде, перевязанной на запястьях шнурками, в полотняных перчатках. Половину ее лица закрывала маска. В руках она держала миску, которая предназначалась для нищего, сидевшего на нижней ступеньке крыльца. Эльза застыла на пороге, рассматривая путников. Но когда она признала в них своих родных, она уронила миску и без чувств упала на крыльце. Ганс Старший бросился к ней и растирая ей виски, очень быстро привел в чувство. Эльза горячо обняла сына и мужа, и они долго стояли так на крыльце, а нищий, наблюдая эту сцену, вздыхал и смахивал слезы. Вскоре Эльза немного успокоилась и снова убежала в дом.
   - Вот и оба Ганса вернулись, - сказал грустно нищий, - а кто вернет мне моих дочек, кто вернет мою Гретхен?
   Ганс Младший удивленно посмотрел на нищего. Тот явно кого-то ему напоминал. На крыльце вновь появилась Эльза. Она вынесла другую дымящуюся миску и протянула ее нищему.
   - Вот, господин Бургомистр, - сказала она, - выпейте все до дна. Теперь я жду вас вечером. Приходите обязательно. Вам нельзя пропускать прием лекарства.
   Нищий, в котором Ганс Младший вдруг признал изменившегося до неузнаваемости бромбергского Бургомистра , откланялся, и мелко ступая, пошел прочь. А как он раньше ходил по городу с гордо поднятой головой, звеня орденами и шпагой! Ганс всегда завидовал бургомистру и хотел, когда вырастет, быть таким же важным и степенным, как он. Эльза только успела опять прижаться к мужу и вновь приласкать сына, как в калитку просунулась голова соседа - командира башни. Он выглядел ничуть не лучше Бургомистра. Его волосы стали совершенно седыми, а на лице прибавилось в два раза больше морщин.
   - Фрау Эльза, - начал было он, но заметив обоих Гансов, широко улыбнулся и воскликнул:
   - Вот это подарок! Пожалуй, с прошлой осени, это самое радостное событие в нашем городе!
   - Господин Фёверхейм, я слушаю вас, - перебила его Эльза.
   - Да... У нас дочка младшенькая опять закашляла сухо. В прошлый раз ваши корешки ей очень помогли. Не могли бы вы дать еще таких? Я заплачу.
   Эльза скрылась в доме и вынесла несколько корневищ, в которых Ганс Младший признал солодку.
   - Вот, - протянула их Фёверхейму Эльза, - принимать как обычно. И уберите деньги. Они вам еще пригодятся.
   - Спасибо, - робко поклонился Фёверхейм и скрылся за калиткой.
   - В городе осталась только наша аптека, - сказала Эльза, снимая маску, - После чумы выжившие истощены и слабы. Они часто простужаются, болеют подолгу. У многих, как например у Бургомистра, сдали нервы. Он ведь потерял во время эпидемии всю свою семью! Им некуда придти за помощью, кроме как сюда. Не буду же я брать с этих несчастных деньги!
   - А где отец? - робко спросил Ганс Старший.
   Эльза опустила глаза .
   - Он ушел в январе. Он до последнего боролся с чумой, но она его победила.
   У Ганса Младшего в горле застрял комок. Он захотел заплакать, ведь он потерял уже стольких любимых людей - Аль Газреда, Клабаутерманна, но сдержался. Он только глубоко вздохнул и крепко-крепко обнял маму.
   Снова открылась калитка. На пороге стояла фру Марта, старая опытная прачка, стиравшая в машине, изобретенной ее мужем, белье чуть ли не всему городу. Марта была одета точно так же, как Эльза. Последняя сходила в сарай и принесла оттуда ворох тряпок.
   - Прокипяти все не меньше часа. И принеси мне еще спирту. Твой муж обещал выгнать немного. Мой уже подходит к концу.
   Марта кивнула и ушла. Гансов, отца и сына, она не узнала, наверное приняв их за путников.
   - Очень много работы, - вздохнула Эльза. Часть лекарей поумирала, другие убежали из города, потому что совершенно не умели лечить. Вы то хоть здоровы?
   - Здоровы, - ответил за всех Ганс Младший, - если много работы, мы поможем. Папа, ты сможешь приготовить волшебный эликсир? В шкатулке деда наверняка лежит записка, которую принес феникс. В ней есть все цифры.
   - Нет, - ответил Аптекарь, подумав, - не смогу, вернее не буду. Поверь, что он принесет больше зла, чем пользы. Поэтому давай лучше воспользуемся обычными лекарствами.
   Отец и сын оделись в чумные одежды (правда Гансу Младшему пришлось довольствоваться вместо халата своими старыми вещами), и до вечера помогали Эльзе принимать пациентов. К завтрашнему утру уже весь Бромберг ( вернее, то, что от него осталось после эпидемии) знал, что аптекари вернулись. Ганса Младшего теперь тоже называли Аптекарем. Ведь он так ловко орудовал со снадобьями, и аккуратно делал перевязки к вящей радости родителей и пациентов, знавших его с пеленок.
   Так, в каждодневной работе, прошел остаток апреля и весь май. В июне стало ясно, что чума ушла из города навсегда, и немногие выжившие горожане решили устроить по этому случаю праздник, на котором заодно отметили и чудесное возвращение сына и внука Аптекаря. Город вымыли, вычистили, покрасили дома, убрали с улиц мусор. Так как пустых домов оказалось очень много, на двери каждого из них, вымытого и покрашенного, повесили табличку: "Добро пожаловать!" Даже Бургомистр и Верховный судья орудовали метлами и швабрами, успевая, однако при этом отдавать указания насчет ведения дворницких работ. Горожане втихую добродушно посмеивались над ними, так как понимали - у них должности такие.
   Десятого июня состоялся праздник, на которым главными героями после Эльзы, в буквальном смысле спасшей город от вымирания, были ее муж и сын. Ганс Младший с увлечением рассказывал о своих приключениях, и когда его рассказ был закончен, Бургомистр заявил, что не прочь был бы принять почтенного Аль Газреда в число почетных граждан. Ведь за такое короткое время он столькому научил Ганса! Из столицы, перенесенной всвязи с эпидемией, в другой город, прибыл на праздник посол короля - придворный летучий мыш, он же Летун, служивший королевским библиотекарем. Мыш сообщил, что хотя королевская библиотека будет перевезена в новую столицу, он останется в городе насовсем, так как преподавать грамматику в школе при бромбергском университете ему очень нравится. Когда аплодисменты утихли, а Летуну надоело кланяться направо и налево, он сообщил также, что непременно запишет удивительные приключения обоих Гансов в отдельную книгу, один экземпляр которой обязательно будет передан в университетскую библиотеку. Летуну стали снова аплодировать.
   Ганс сидел на своем почетном месте и грустил. Он вспоминал Аль Газреда и Клабаутерманна, своих добрых друзей, которых больше никогда не увидит. За праздничным столом Ганс впервые в жизни попробовал пива. Хмельной напиток вскружил ему голову, лица и предметы поплыли в медленно хороводе.Он вскоре уснул, и был отнесен отцом в свою спальню, из которой когда-то убежал в сентябре навстречу странствиям и удивительным приключениям.
  
   ... Прошло семь лет. Со стапелей бромбергской верфи сошло судно со странным для Бромберга названием "Ирем". Его молодой капитан Ганс, сын Аптекаря, отплывал в Аравию, надеясь разузнать там что-нибудь об Аль Газреде. Для удачи он взял с собой два дорогих ему талисмана - дудочку, найденную некогда у подножия Ратуши и свою робу юнги, в которой он прошел весь путь от Бромберга до Бромберга, через океаны, далекие острова и аравийские пески. Новый "Ирем" был очень похож на старый, но под шпилем не было Клабаутерманна, а на юте не прохаживался, поглядывая в подзорную трубу, Аль Газред...
   В Дамаске Ганс разузнал об Аль Газреде, что тот ушел в сторону Мертвого города несколько лет назад. Больше его никто не видел. Опечаленный таким известием, Ганс решил все же добраться до Мертвого города. Он купил коня и один поехал в ту сторону, куда указывали горожане, благо Мертвый город был недалеко.
   Миновав еще крепкие стены, Ганс спешился и стал бродить по улицам, занесенным песком, читая на куполах мечетей наполовину стертые ветрами письмена. Он бесцельно бродил в городе до полудня, а когда жара стала совсем нестерпимой, решил зайти в самую большую мечеть. Напившись из фляги воды, он присел на ступени крыльца и вдруг услышал в глубине мечети веселый девичий смех. Ганс вбежал внутрь, отчаянно пытаясь найти объяснение тому, что же может делать в этих местах девушка, но лишь оказавшись внутри мечети понял, что смех вряд-ли принадлежит человеку. Людям нечего делать в Мертвом городе.
   - Ты кто? - спросил Ганса девичий голос невидимого существа.
   - Я ученик Аль Газреда. Ты знаешь что-нибудь о нем?
   - Знаю, - отвечал голос, - а что ты мне подаришь , если я тебе скажу?
   Ганс порылся в карманах, но не нашел ничего, кроме своей дудочки. Он не хотел отдавать дудочку, но ведь он обещал...
   - Вот, - воскликнул Ганс, - я подарю тебе эту дудочку. Где искать моего Учителя?
   - Ха-ха, - засмеялся голос, - и дудочка вдруг растаяла в руках Ганса, - ты и сам знаешь где...
   - Где, скажи! - умоляюще обратился Ганс к невидимому существу, но ответом ему была немая тишина.
   Он снова сел на ступени мечети и стал думать, и вдруг, все понял. Да! Он знал где искать Аль Газреда.
  
   "... И помни - для вошедшего в Ирем хоть однажды, его ворота открыты всегда, в любом месте, в любое время ".
  
   Ганс зажмурил глаза. Он стал отчаянно думать об Иреме, о той, которая сказала ему эти слова и... очутился в том самом вечно цветущем саду...
   Его заметила принцесса, и подбежала , радостно улыбаясь.
   - Ты вернулся! Я так долго тебя ждала, хотя... Быть может только миг прошел с тех пор? Не знаю. Ирем не знает времени. В нем вечность и мгновение имеют одинаковую протяженность. Зачем ты пришел, чего ты ищешь?
   - Я ищу Учителя, - ответил Ганс, гладя Единорогу гриву, - ты не знаешь, где он?
   - Он здесь, читает дни напролет мудрые книги, но никак не может насытиться знаниями, хотя понимает, что после прочтения каждой новой книги непознанного для него становится все больше и больше. И хотя он никогда не узнает всего, даже если потратит на чтение вечность, он все равно читает днями напролет ... Ты найдешь его там, в беседке.
   Ганс направился туда, куда указала принцесса и действительно, в беседке покрытой черным шелком , сидел Аль Газред и читал какую-то книгу.
   - Учитель! - воскликнул Ганс.
   Старый маг с негодованием оторвался от тома, но признав в молодом человеке повзрослевшего и возмужавшего Ганса, несказанно обрадовался встрече. После жарких объятий, Учитель и его Ученик уселись в беседке.
   - Я пришел за тобой, Учитель, - сказал Ганс, - я вернулся в Бромберг, но мне скучно без тебя. Ты стал частью моей души. Это трудно передать словами, просто всякий раз, узнавая что-то новое, я почему-то вспоминаю тебя...
   - Так и должно быть, мой Ученик. Ведь и я тоже, когда-то был учеником. Его звали Гиллель, он был замечательным знатоком Каббалы...
   - Ты пойдешь со мной?
   - Пойду, - решительно ответил Аль Газред, решительно закрыл книгу, и они, вдвоем , направились к Воротам.
   Но, у Порога, Ганс задержался. Он посмотрел на принцессу.
   - А ты? Ты не оставишь меня?
   Принцесса улыбнулась.
   - Я всегда с тобой, - отвечала она, - ведь у человека может быть только одна истина, и эта истина только его, она никогда не будет принадлежать другому. Но мы еще встретимся, - добавила она с лукавой хитринкой, - обещаю...
   Они переступили Порог. Учитель и его Ученик. И растаяли в потоке света.
  
   На "Ирем" Ганс вернулся за полночь. Команда начинала уже волноваться. Ганс представил команде своего Учителя и судно, не дожидаясь рассвета, покинуло гавань. Все утро Аль Газред прохаживался по кораблю. Сходство судна со старым "Иремом" изумляло и умиляло мага. Но отсутствие на судне Клабаутерманна, как и у Ганса, вызывало у мага щемящую грусть. В капитанской каюте взгляд Аль Газреда остановился на робе Ганса, той самой, в которой тот щеголял будучи юнгой старого "Ирема". Маг долго смотрел на нее и вдруг схватил робу и поднес ее к лицу удивленного донельзя Ганса.
   - Пуговица... - прошептал Аль Газред, указывая на самодельную пуговицу в нижней петличке, - это та самая пуговица, которую ты вырезал по моему совету из бимса?
   - Да... - пролепетал ошарашенный Ганс. Боже, каким же глупцом он был!
   Ганс выбежал на палубу.
   - Боцман! - крикнул он, - принести в мою каюту молоток, стамеску и гвоздь. Быстро!
   Удивленный боцман бросился искать для капитана инструменты, а Ганс тем временем, срезал кортиком пуговицу, семь лет назад наскоро вырезанную им из бимса старого "Ирема".
   Десять минут спустя, эта пуговица была прибита в небольшое углубление, специально сделаное Гансом в основании бушприта. Сверху, дабы ни у кого не возникло желания ее вынуть оттуда, вбили крепкую дубовую пробку.
   - Все, - сказал вытирая пот со лба, Ганс, - теперь остается только ждать.
   Отходя ко сну, Ганс слышал, как боцман до хрипоты ругает какого-то матроса. Когда поток морских слов боцмана иссяк, матрос равнодушно буркнул: "Слушаюсь" и отправился по своим делам. Ганс знал - угрозы боцмана не возымели на матроса никакого действия. Боцман был старательным, исполнительным человеком, но расположить команду к себе, настроить ее на подчинение он не умел. Ничего скоро все поправится.
   Проснувшись, Ганс сразу понял, что корабль ведет себя как-то не так. Вернее очень даже так. Он легко шел по курсу, не виляя, качка ощущалась чуточку слабее, чем прежде, дерево скрипело тише и...
   - ... А ну лентяи, зарифить грот-марсель живо! Шевелись, зевать дома будешь!
   Ганс кое-как оделся и выскочил на палубу. На юте , подле Аль Газреда, стоял сердитый Клабаутерманн, а команда, включая боцмана, с проворством обезьян взбиралась по вантам на грот-мачту.
   Заметив Ганса, Клабаутерманн вытянулся перед ним в струнку.
   - Да здравствует Капитан! - гаркнул он так, что зычное эхо потонуло в морском просторе.
   - Да здравствует Капитан! - тотчас ответили матросы с вант, прибавляя скорости.
   Клабаутерманн незаметно наступил Гансу на левую ногу.
   - В каюту, живо, и привести себя в порядок! - прошипел Клабаутерманн, сердито шевеля щетинистыми усами, - хорошо что команда на реях и ничего не видит!
   Ганс козырнул команде и поспешно вернулся в каюту. И только там он заметил, что из под ворота капитанского сюртука выглядывает мятая сорочка... Ганс улыбнулся, поправился и с облегчением упал на койку, заложив за голову ладони. Ему не верилось, что все происходит с ним не во сне.
  
   "Ирем", уверенно ведомый твердой рукой Клабаутерманна, рассекал острым штевнем зеленые волны Средиземного моря, раскрыв, словно крылья, тугие паруса. Скрипел рангоут, звенел натянутый, как струна, такелаж. И все силы и духи моря помогали судну двигаться вперед, к выбранной его капитаном раз и навсегда цели, не взирая на грядущие жестокие шторма, наперекор мертвым штилям, хитрым пиратам, невидимым подводным камням и бог знает каким еще препятствиям изменчивой морской судьбы.
   Только вперед, навстречу удаче!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"