Аннотация: Вариация на тему: "Лучше поздно, чем никогда".
Какая чистая, девственно-прозрачная вода! И небо тоже ясное, бездонно-голубое. Солнце ещё невысоко, и я, растянувшись навзничь на тёплом песке, доверчиво подставляю ласковым лучам своё разомлевшее тело. Пожалуй, надо бы перевернуться, а то лицо совсем обгорит, и Люся, глядя на меня, будет морщить свой хорошенький носик. Я с усилием открываю глаза, переворачиваюсь на живот и обвожу полусонным взглядом ещё пустынный утренний пляж.
Какое блаженство - вокруг ни души! Даже не верится, что через пару часов эта тишина, нарушаемая только тихим плеском волн и утренней перекличкой чаек, сменится гомоном и гвалтом многочисленных отдыхающих. Наверное, Люся права: я мизантроп, чего о ней не скажешь - без общества она задыхается, как рыба на берегу. Ещё бы - такая красавица, и прекрасно знает об этом сама.
Поэтому купаться предпочитает после полудня, хотя её нежная, белая кожа, так быстро разгорающаяся под поцелуями, совсем не любит солнца. Моя юная жена появляется на пляже, как королева, когда здесь уже яблоку негде упасть. И ещё не было случая, чтобы какой-нибудь стареющий ловелас не уступил ей место под тентом. Одарив его ослепительной улыбкой, Люся не спеша освобождается от одежды и, наконец, предстаёт во всём блеске своих девятнадцати лет - гибкая, как молодая ива, длинноногая, с осиной талией и нежными округлыми плечами.
Плавать моя жена не умеет, да ей это и ни к чему - даже грешно прятать под водой такую первозданную красоту. У нас медовый месяц, и всякий раз, обнимая её, я всё ещё удивляюсь: и эта роскошная юная женщина - действительно моя? Почему-то мне неудобно появляться с ней на людях, и я стараюсь искупаться ранним утром, до того, как пляж наполнится отдыхающими.
Половина нашего медового месяца уже позади. Знакомы мы два года и вот, наконец, решили пожениться. То есть решила Люся, как всегда, а я не возражал - я вообще человек послушный. Нас познакомил Люсин сводный брат Валерка - мой самый лучший друг. Мы с ним почти что братья, наши родители дружат семьями.
Пару лет назад Валерка и не подозревал о Люсином существовании - как, впрочем, и его отец. Борис Семёнович - человек, вообще-то, правильный, положительный; однако и на старуху бывает проруха. Двадцать лет назад он отдыхал на море без семьи, так получилось. Ну и совершил героический поступок: спас тонущую девушку - Люсину мать.
Никто об этом никогда бы не узнал - ни его сын Валерка, ни Ольга Фёдоровна, его жена: Борис Семёнович очень скромен, даже застенчив, свой подвиг никогда не стал бы афишировать. Но Люся, видимо, характером пошла в мать - после школы отправилась в Москву и разыскала-таки родного отца. В общем, свалилась как снег на голову.
Родители Валерки когда-то мечтали о девочке, но не сложилось. А тут - взрослая дочь, да ещё такая красавица. Борис Семёнович, конечно, был в восторге. Его жене пришлось смириться: на первых порах она позволила Люсе пожить у них, но поставила мужу условие - никаких встреч с её матерью. Боялась, наверное, что та предъявит на него свои права - и, в общем, правильно. Борис Семёнович - человек мягкий, уступчивый, а моя теща, что называется, себе на уме. Уже после свадьбы Люся раскололась: оказывается, её мать притворилась тонущей - очень уж хотелось познакомиться с импозантным москвичом.
Валерку, как и Ольгу Фёдоровну, тоже огорчило, что Люся его сестра - до того она ему понравилась. Да и никто бы не сказал, что они чужие. Валерка всегда был душой компании, где бы ни появлялся, Люся от него не отставала. Он далеко не всегда представлял её как свою сестру - хотелось порисоваться.
Однако Люсе надо было зацепиться в Москве - возвращаться к матери она не собиралась. У нас с родителями - трёхкомнатная квартира; когда Ольга Фёдоровна пару раз намекнула мужу, что пора бы Люсе определяться с жильём, Борис Семёнович почти по-родственному попросил моего отца сдать ей одну комнату.
В тот год мне исполнилось двадцать семь. У моего отца, кроме меня, две дочери от первого брака, обе давно замужем, и у них - тоже девочки. Отец торопил с женитьбой, хотел успеть понянчить наследника. Он у меня суровый, властный, а кругом - почти сплошь бабье царство. Да и у меня характер мягкий, с матерью мне всегда было как-то проще, чем с ним.
А вот с девушками - наоборот: я никогда не знал, как подойти, как познакомиться и, что греха таить, завидую Валерке - для него-то это не проблема. Правда, жениться он пока не собирается: Уж если жертвовать свободой - только ради неземной любви, - как всегда, смеётся мой лучший друг. Да только есть ли она, эта великая любовь, кто знает?
С Люсей у нас всё так быстро произошло, что и не разберёшь - любовь ли это? Да и зачем об этом думать, особенно теперь, когда уже всё позади: и пышная свадьба, и венчание (Люся настояла - обряд красивый, что и говорить, на неё в церкви все любовались, даже Ольга Фёдоровна слезу смахнула), и половина медового месяца.
В общем, всё отлично - правда, слегка скучновато. В Москве ещё ничего: вокруг родственники, друзья-приятели, у Люси - учёба в университете, у меня работа. А здесь впервые мы с ней вдвоём. Люсе нужно общество, восхищение, комплименты, а мне бы одному побыть, вот как сейчас. Только я - и небо, солнце, море, чайки.
Однако сегодня, видимо, моё утреннее блаженство будет недолгим: окинув взглядом ещё пустынный пляж, шагах в десяти от себя замечаю чьи-то вещи. Ещё полчаса назад никого не было, стоило задремать под утренним солнцем - и вот тебе, пожалуйста. Я бросаю тоскливый взгляд на море - так и есть, чья-то голова покачивается на волнах, далеко-далеко от берега.
В отличие от Люси, я хорошо плаваю, однако предпочитаю не рисковать - такие дальние заплывы совершенно ни к чему. Я вглядываюсь в точку на морской глади - она всё ближе, ближе... Да это, кажется, женщина, мысленно присвистнув, отмечаю про себя. Вот отчаянная!
Покачиваясь в ласковых волнах, женская головка приближается к берегу. Почему-то я не могу оторвать от неё глаз. Вот, наконец, она выходит из воды - её золотистая кожа словно светится в лучах утреннего солнца. Заметив меня, незнакомка приветливо улыбается, затем ничком растягивается на песке и блаженно закрывает глаза.
Странно, но мне совсем не хочется уходить, хотя через некоторое время на пляж начинают подтягиваться отпускники. Солнце приближается к зениту, скоро появится Люся, а мне пора домой, в прохладу нашего уютного гостиничного номера. Я поднимаюсь, натягиваю шорты, рубашку и, подхватив пляжное полотенце, почти с сожалением оглядываюсь на загорелую девушку, безмятежно дремлющую в лучах полуденного солнца.
Внезапно она открывает глаза - они кажутся бездонными, как утреннее небо, - и дружески улыбается мне на прощание. С каким-то незнакомым волнением я возвращаюсь в гостиницу. Люся уже ушла; странно, как это мы разминулись. Но я не жалею об этом - мне почему-то ещё больше, чем обычно, хочется побыть одному.
На следующий день всё повторяется: раннее утро, безмятежное небо, яркое солнце, пустынный пляж - и новая встреча с этой загадочной морской нимфой. Кто она, откуда? Местная или отпускница? Почему всё время одна? И как она не боится заплывать так далеко?
Ловлю себя на том, что жду этих утренних встреч с растущим волнением. Я всё не решаюсь заговорить с нею - но каждый раз на прощание мы обмениваемся улыбками, как заговорщики. У меня на пальце обручальное кольцо - интересно, заметила ли она?
Я так никогда и не узнаю этого, и уже не получу ответа на все эти вопросы. В предпоследний день своего медового месяца я твёрдо решаю: сегодня подойду, заговорю с ней хотя бы о погоде - и будь что будет.
В то утро она появилась на пляже раньше меня. Я вообще не стал заходить в море - сидел, не раздеваясь, на песке, золотистом, как её кожа, и ждал, когда она, наконец, выйдет из моря, светясь в лучах утреннего солнца.
Но её головка всё покачивалась на волнах - далеко-далеко, как недостижимая мечта. И вдруг пропала, потом появилась вновь - и вновь исчезла, уже навсегда. Мне показалось, что я слышал чей-то голос - или то была обычная утренняя перекличка прибрежных чаек?
Всё произошло так быстро, почти мгновенно. Оцепенев, я всё ждал и ждал её появления - она выплывет, непременно выплывет! И, наконец, сорвав с себя одежду, словно тяжкие цепи, бросился в море.
Оно было тихим, по-утреннему безмятежным, но мне казалось, что волны накрывают меня девятым валом. Почувствовав, что теряю силы, я повернул к берегу, вышел из воды, в изнеможении рухнул на песок, золотистый, как её кожа - и, как в бездну, провалился в глубокий сон.
Моя юная супруга нашла меня, спящего, и не стала будить. Она предпочитала появляться на пляже одна - оно и понятно. Людмила расположилась поодаль, под тентом - её нежная белая кожа, так быстро разгорающаяся под поцелуями, никогда не любила яркого солнца.
Жена разбудила меня, когда солнце уже клонилось к закату. Нам пора было на ужин, я быстро оделся, и мы покинули переполненный пляж. А на следующий день вернулись в Москву.
Через год сбылась мечта моего отца - у нас родился сын, затем ещё две дочери. За двадцать лет Людмила сильно раздобрела, но, пожалуй, стала даже красивее. На юбилее нашей свадьбы мой друг Валерка заметил с лёгкой завистью:
- Идеальная семья!
Он так и не встретил свою неземную любовь, у него росла внебрачная дочь, уже невеста - настоящая красавица, как его сводная сестра.
- У моей Светки будет такая же роскошная свадьба, как и у вас с Людмилой, - шепнул он мне между поздравительными тостами сквозь шум застольного веселья.