Аннотация: Всем отчаявшимся посвящается. С любовью, пониманием. И осознанием того, что не все так однозначно в этом мире
Глава 18
------------------------------------
Перед сном все рассматриваю свои звездные атласы. Пытаюсь настроиться, ну, чтобы нормально попасть на место встречи. Таблетки, кстати, я виртуозно научился выплевывать. Как только мать уходит с остатками воды в стакане, так я эту таблетку и выбрасываю. А заставлять открывать рот, чтобы проверить, она не догадывается. Наоборот считает, что эта гадость здорово мне помогает. Типа спокойнее я стал. Уравновешеннее. Смешно, честное слово. Такие идиоты.
В общем, сижу уже в постели. Ноги закутал и рассматриваю фотографии. Очень красиво. И здорово. Наверное, я даже несколько завидую двойнику. Ну, что вот он живет там. Причем, без всякого скафандра. Или еще какой защиты. Повезло мальчишке. Летает где и как хочет. Причем в обычном теле.
Хотя, вот откуда я знаю, что его тело обычное? Да ниоткуда. Это может быть просто иллюзия. Которую он специально для меня создает. Ну, или просто ему так удобнее. Или комфортнее. А на самом деле и нет у него никакого физического тела.
Да, впрочем, это и неважно. А важно то, что ему, так сказать, воочию доступно все то, о чем я могу лишь мечтать. Вся эта красота, гармония, тайна. Все это верно, да. Но зато он тоже обделен. Ведь у него нет Марты. А это большое горе. Я бы даже сказал - огромное. Бедняга. Так много иметь и, наверное, уметь. А Марты нет. А без нее... Без нее бессмысленно и неважно вообще все.
Впрочем, может, и ему его действительность обрыдла так же, как мне - моя. И он так же мается, не находя выхода. Не зря же он ко мне прилетает. Не за просто же так. Может, нашел что-то родственное. Ну, во мне. Вот и прилетает, чтобы пообщаться. Отвести душу. Или вообще хочет меня отсюда вырвать. Не зря же он все понукал, злился, что не могу что-то там вспомнить или понять. Теперь вот напрямую талдычит, что, мол, луч. Наверное, считает, что зная это, я в один прекрасный момент бац и стану как он. Ну, тем самым лучом. И унесусь вместе с ним. И у него появится реальный товарищ. С которым не одиноко и очень даже интересно. Вот только...
Только раньше я бы этому всему обрадовался выше крыши. Да. Но не сейчас. Сейчас без Марты мне вообще ничего не нужно. И если уж уходить туда, то только с ней.
Марта, Марта, Марта...
Какое замечательное имя. Не то что у меня. Наверное, она родилась весной. Ну, не зря же родители так ее назвали. В марте, например. Интересно, вот какие у нее родители? Уж, наверное, не такие, как у меня. Вполне возможно, тоже музыканты.
- Даня, пора спать, - мама уже в ночной рубашке заглядывает в комнату. - Чем ты тут занимаешься? Ах, все картинки рассматриваешь? Нет бы в английском попрактиковаться или в математике.
- Мам, это не картинки. Это фотографии. Различных галактик. Звездных скоплений. Туманностей. Правда, красиво?
- Да ну, ерунда какая, - она зевает. - Никакого практического смысла это не имеет. Одна фантазия.
- То есть, по-твоему, астрофизика и физика - это ерунда?
- Для нашей повседневной жизни - да. Это имело бы смысл, если бы ты собирался податься в ученые. Но ты ведь не собираешься, верно?
- Ну, почему же?
- Ой, ну перестань в конце-то концов. Нужно реально смотреть на вещи. Хорошо зарабатывать. Вообще хорошо в жизни устроиться. Вот это важно. А это, - она пренебрежительно машет рукой. - Если бы я не потакала тебе, отец бы вообще все это выкинул.
- Странная позиция, - я хмыкаю. - Ну, не рассматривал бы я атласы, так книжку бы читал.
- Тоже все ерунда. Отец бы и это все выкинул.
- А как же тогда "культурная семья"? И все такое?
Она фокусирует взгляд на моем лице, некоторое время рассматривает. Затем вздыхает.
- Какой-то ты у нас не такой получился. С придурью. У других вон дети как дети. К чему-то в жизни стремятся, чего-то добиваются.
- Лезут по головам, - продолжаю я за нее. - Идут по трупам.
Она молчит, двигая сжатый рот туда-сюда. Опирается рукой о край моей кровати.
- Если надо, то и лезут. А чего же тут такого? Всю жизнь в одних штанах ходить, что ли? В халупе жить без ремонта? За границу не ездить? Маргарин жрать?
- При чем здесь маргарин? - последняя ее фраза меня почему-то просто добивает.
- Ну, а на что ты рассчитываешь с нищенской зарплатой?
- Лапуся? - в дверь просовывается отец в одних пижамных штанах, над которыми нависает волосатый живот. Да и вообще он сам какой-то уж сильно волосатый. И жирноватый. Тоже сильно.
- Что, Олег? - мама принимает довольно кокетливую позу.
- Пора спать, ты не находишь? - он игриво поводит бровями.
Прямо какая-то весна "чувств" у них, что ли. Отец, наверное, стимулятора перепил. Или еще как.
- Да, давайте, - демонстративно зеваю. - Спать очень хочется.
Когда наконец за ними закрывается дверь, и я остаюсь в полной темноте, то сначала сажусь и гляжу в расцвеченную светлыми точками пустоту за окном. Но придумывать истории, связанные с капитаном, совсем не хочется. Ведь я весь в предвкушении завтрашнего дня.
Интересно, когда там у них подводят итоги? И когда Марта сможет освободиться?
Нет, что толку пялиться в окно? Надо ложиться и попытаться заснуть. И я закутываюсь до подбородка одеялом и представляю все то, что сегодня рисовал. Картинки очень четкие. До того, что кажется, я уже в них. Но на самом-то деле это вовсе не так. Вообразить я могу все, что угодно. Но это только воображение, а не реальность. Ну, например, такая реальность, какая была вчера. Или позавчера. Когда мы плыли среди пространства, как в океане. Или когда Марта спала, положив голову мне на плечо.
Кручусь. Переворачиваю подушку. Подтыкаю одеяло. Завтра наполняет меня радостным ожиданием. И счастье кажется настолько всеобъемлющим, что становится опять страшно. Оттого, что что-то может нарушить, вспугнуть его. Ведь когда чего-то очень сильно ждешь или хочешь, это событие или вещь становятся до предела уязвимыми. Словно само мироздание стремится выступить наперекор твоему горячему желанию. Дать, так сказать, под дых. Чтобы не зарывался. Не мечтал. Был, в конце концов, обычной тупой скотиной.
От такой мысли становится очень не по себе. Нервничаю сильно, вот и все. С одной стороны радостно до невозможности. С другой - страшно. Лучше тогда не думать, что завтра позвонит Марта. Лучше пытаться заснуть и увидеть сон, где мы вместе.
Закрываю глаза. И из темноты протаивает светлое лицо Марты. Оно до того прекрасно и одухотворено, что пережимает горло. Хочется опуститься на колени и прижаться щекой к ее тонкой руке. А еще... А еще чтобы вокруг Марты кружили бабочки. Бархатные. Цветные. Разные. И до невозможности красивые. И... И без конца распускались цветы.
Сквозь сомкнутые веки проникает свет дня. Я жмурюсь, тру нос, чтобы не чихнуть. И понимаю, что уже поздно. Открываю глаза.
Странно. Меня давно должны были разбудить. Ведь в выходные у нас четко соблюдается правило совместной трапезы. Поворачиваю будильник к себе. Надо же, уже двенадцать. А в квартире тишина. Ни телевизора родителей, ни их разговоров.
Вылезаю из постели, поправляю пижаму. И иду на разведку.
В их комнату дверь приоткрыта. И телевизор отсюда уже слышно. Но еле-еле. Подхожу, трогаю дверь.
Мама в бигудях и кое-как запахнутом халате лежит на диване, подперев голову. Отца не видно.
- Мам, доброе утро, - говорю я, она вздрагивает и оглядывается в мою сторону. - А где папа?
- Ой, ну как же ты меня напугал, милый. Нельзя же так, - она зевает. - Его вызвали. Вернется, наверное, только завтра. Придется тебе одному есть, я-то давно поела.
Ну, и ладно. Ну и что ж. Так даже лучше, если на то пошло. Чинно сидеть с ними за одним столом - еще то удовольствие. Иду к себе, запрыгиваю в постель и еще некоторое время валяюсь, мысленно желая Марте доброго утра. Потом переворачиваюсь набок и представляю, как готовлю ей завтрак.
Вот было бы здорово. Ну, засыпать вместе. Просыпаться. Заботиться. И знать, что мы рядом. Всегда. Эх...
После душа топаю в кухню. Солнце весело лупит сквозь окно. И поэтому все кажется праздничным, почти необычным. Разогреваю котлеты, накладываю салат. А из комнаты родителей по-прежнему еле слышно бормочет телевизор. В общем, можно сказать, тишина полная. И в этой тишине то чуть скрипнет половица, то что-то стукнет в углу. Было бы интересно узнать причину всех этих странных звуков. Ну, всегда же когда в помещении тихо, откуда-то появляется до черта этих самых стуков, бряков, скрипов. Ночью, конечно, бывает и страшновато. Чего уж там.
Одному сидеть хорошо. Особенно когда глядишь в голубое небо. Можно представлять всякое. Ну, что ты высоко-высоко. Прямо как птица. Или наоборот. Ну, на берегу моря.
Вот я всякое думаю, а сам ловлю себя на том, что все время прислушиваюсь, не раздастся ли звонок телефона. Хотя вот ведь рано еще. Ну, для звонка. Наверняка Марта сможет позвонить только вечером. А вот все равно. Сижу и прислушиваюсь. Прямо как ненормальный какой-то. Надо сходить погулять, что ли. В парк.
А что, хорошая идея. В общем, мою посуду и начинаю собираться. Штаны, свитер, носки. Ключи не забыть. Так. А где телефон?
Вытрясаю портфель, обшариваю его и так, и сяк. Роюсь в ящиках стола. Хотя точно знаю, что туда его не клал. Но где-то ведь он должен быть! Непонятно.
Сажусь на край кровати и пытаюсь вспомнить. Вечером я его крутил в руках и потерять не мог. Крутил, крутил... До каких же пор я его крутил?
Нет, ну точно помню его тяжесть в ладони, когда ехал в лифте. Нет, ну точно. Проверял, нет ли пропущенных звонков. Смотрел на номер Марты, представлял, что вот сейчас она позвонит, и экран засветится голубым светом. Куда же я его мог потом деть? Ведь не выронил же. Может, сунул в карман пальто?
Странно, но карманы тоже пустые. И поверхность тумбы в коридоре. Ну, куда сумки складывают, и еще всякое. Блин, но не мог же я его выронить прямо перед дверью квартиры! Выронить и не услышать. Ерунда какая.
- Мам, ты не видела мой телефон? - спрашиваю, распахивая дверь родительской комнаты.
Мама все еще в бигудях. И все еще возлежит перед телевизором.
- Что ты говоришь, милый? - сонно переводит она взгляд на меня.
- Телефон мой. Ну, ты не видела? Не могу его найти.
- А зачем он тебе сегодня понадобился? Ты же дома.
- Просто не могу найти. Боюсь, что потерял, - переступаю с ноги на ногу, одергиваю свитер.
- Ты куда-то собрался? - она приподнимает голову. - Куда? Разве у тебя сегодня есть занятия?
- Господи! Мам, ты можешь ответить на простой вопрос?
- Ну, отец его взял, он у тебя на тумбочке валялся, в коридоре.
- Отец? - изумляюсь я и принимаюсь дергать уже ворот. - Но зачем мой телефон отцу?
- Да он свой забыл на работе, - она усаживается, с беспокойством оглядывает меня. - Ты чего так разволновался-то? Что случилось?
- Ну, а мой-то ему для чего?
- Он же на сутки уехал. На объект. Мало ли кому нужно будет позвонить. Например, нам.
- Взял бы твой!
Марта будет звонить, звонить, а я не смогу ответить. Она ведь там с ума сойдет. Еще решит, что со мной что-то случилось. Или... Или еще хуже - этот придурок поднимет трубку вместо меня. Блин.
- Да что с тобой? Ну взял, ну и что? Увидел на тумбочке, вот и вспомнил, что своего-то у него нет. Вот и взял. Чего такого? Ничего не понимаю. Вернется, отдаст.
- Да, - вскидываюсь я. - А когда он вернется-то?
- Завтра утром. Как раз успеет перед школой. Ничего страшного.
Но на меня, как бы в противовес ее словам, накатывает волна страха. Что отец потеряет телефон. Или сам пропадет. Или еще что-нибудь случится. И я никогда, никогда уже не смогу увидеть Марту. Буду без конца торчать у музыкальной школы, бродить по тем улицам, где встречал ее. Но она там больше не появится.
- Да что с тобой происходит? - мама спускает ноги с дивана и начинает нащупывать ими тапочки. - Ты прямо в лице изменился. Что с тобой?
- Не трогай меня, - уклоняюсь я от ее руки.
Липкий страх поднимается выше и выше. Становится трудно дышать.
- Данюша, но ты ведь и раньше оставался без телефона, причем надолго. Сейчас-то что не так?
Стискиваю пальцы, прижимаю их к глазам. Было бы лучше уйти, но ступни словно приросли к порогу.
- Милый, - маме наконец удается обнять меня. - Иногда ты как ребенок, честное слово.
- Мне должны позвонить. Позвонить! - непроизвольно вырывается у меня. - А я не смогу ответить.
Она чуть отодвигается, рассматривает мое лицо. Потом вновь обнимает. От нее опять пахнет какой-то теплой дрянью.
- Та девочка? Да? - в ее голосе появляются снисходительные нотки, она считает, что все понимает, ведь она же взрослая, умудренная опытом женщина.
- Да, мама. Та девочка, - стараюсь не дышать носом, иначе вывернет.
- Ну, позвонишь ей сам. Завтра, - она смеется. - Как настоящий кавалер.
- А если он его потеряет?! - выкрикиваю я и стараюсь высвободиться.
- Кто? Папа?
- Да, папа!
- Ну, не глупи. Ничего он не потеряет.
Мне удается выскользнуть из ее рук и отступить на шаг. А она покачивает головой и с интересом разглядывает меня.
- Надо же, нашему затворнику кто-то понравился, - восклицает она. - А мы с отцом уже начали беспокоиться. Откуда эта девочка? Ведь не из класса же?
- Ниоткуда, мама.
Я поворачиваюсь и выхожу. Какое, к черту, гулять. Утыкаюсь лицом в подушку, подгибаю ноги. Перед глазами крутятся светлые всполохи. Словно пытаются утянуть, засосать.
Вот и началось. Когда очень сильно чего-то ждешь...
- Ой, да расцветали в поле лютики, - напевает в коридоре мама. - Золоты, ой да золоты цветы.
Черт! Зажимаю уши, а сам шепчу:
- Марта. Любимая моя Марта. Я здесь, Марта. Рядом. Просто ответить не могу. Слышишь? Очень скучаю, Марта. Невозможно, Марта.
- Ой, да налетели черны вороны, - продолжает мама, зачем-то ходя туда-сюда. - Потоптали, эх да потоптали, разорвали все цветы. Ой, да золоты, золоты мои цветы.
- Мам, прекрати! - вскакиваю я и начинаю орать.
Трясутся руки, кажется, что песня выворачивает всю душу. Накликивает, навлекает беду.
- Милый, да что с тобой сегодня? - мама распахивает дверь и показывается на пороге, уже без бигудей. но все в том же халате. - Ты лекарство вчера пил?
- Мам, да при чем тут лекарство-то??
- Как это "при чем"? Ты такой нервный и, главное, ни из-за чего. Говорю же, завтра сам позвонишь. Никуда твоя девочка не денется. А и денется - посмотри, сколько их вокруг, бери любую, - она снова смеется.
- Мама!
Отворачиваюсь и принимаюсь спешно собираться. Уж лучше быть среди чужих людей на улице, чем выслушивать такое.
- Ну, хорошо. Сходи, погуляй. Может, хоть успокоишься, станешь более адекватным. Только через дорогу переходи осторожно.
- Мам, скажи честно, ведь когда-то ты была ведь влюблена в отца? Я уж не говорю про любовь. Но вот хоть чуть-чуть?
Ее глаза начинают растерянно бегать, словно я застал ее врасплох. Она зачем-то потуже подтягивает пояс у халата, оглаживает подол.
- Э-э, ну, конечно, милый. А как же еще?
- И что бы тогда ты ответила тому, кто утешил бы тебя вот так? Ну, что не этот, так другой, - я вдруг замечаю, что с остервенением пытаюсь выдернуть нитку, торчащую из рукава.
- Дорогой, да ничего. Ведь это же правда! Правда жизни. Свято место пусто не бывает, - она вновь улыбается. - Не отец, так нашла бы кого-нибудь другого. Может быть, еще и получше. Между нами говоря, - она заговорщически подмигивает. - Твой отец звезд с неба не хватает.
- Ну, тут нам с тобой друг друга не понять. Марта для меня единственная. И навсегда.
Черт! Проговорился! Проговорился, как последний дурак. Назвал имя. Теперь они будут склонять его так и сяк. Сладенько и двусмысленно обсасывать, мерзко перебирать.
- Ой, ну и дурачок ты еще, - снисходительно усмехается она. - Да таких у тебя будут десятки, если не сотни. Еще и покрасивее, и со связями. Уж мужчине-то такого добра искать незачем. Сами толпами прибегут, только пальцем помани. Смотри, какой ты у нас симпатичный, прямо Лель из сказки, - мама принимается смеяться. - И перспективный, и умный. И если бы не был таким... Э... Как бы сказать-то правильнее, - она в сомнении сжимает и разжимает губы. - Ну, слегка не от мира сего, блаженным, что ли... От этих самых девчонок у тебя уже сейчас отбою бы не было.
- Неужели ты не понимаешь, что мне никто не нужен?
- Нет, - твердо говорит она. - Не понимаю. Одна или другая, какая разница? Эта еще и не особенно красивая, так... И глаза у нее, - она делает неопределенный жест рукой. - Видно, что тоже с придурью. Как и ты. Видимо, на том вы и сошлись.
- Мама! Не смей говорить в таком тоне! Не смей!
- Дурачок. Взрослым, мужчиной становишься, вот и все. В первый раз, бывает, что-то особенное и покажется. А ничего на самом-то деле и нет. Сам потом убедишься.
- Это у вас, - мой голос срывается. - У вас у всех. Гормоны одни. Один перетрах на уме.
- Ты это прекрати! - мама сдвигает брови. - Ишь, вздумал мне тут выражаться. Изволь соблюдать приличия! Гормоны... Ну, да, гормоны. А что же еще? Сказочки придумывают для юных дурачков вроде тебя. Ну и для разнообразия.
Она порывается сказать еще что-то, но я прерываю ее:
- Давай закроем эту тему, пожалуйста. В культурной семье между родителями и детьми не принято вести такие разговоры.
- Ты-то откуда знаешь? - она недоверчиво расширяет глаза.
- Почитай. В первоисточниках, так сказать.
В общем, беру ключи и иду мимо нее в коридор. Мама провожает меня взглядом.
- Нет повести печальнее на свете, - нараспев насмешливо произносит она. - Чем повесть о Ромео и Джульетте.
В парке почти безлюдно. Для мамаш с их колясками слишком холодно. Как, впрочем, и для выпивох всех мастей. Дорожки давно не чищены, а утаптывать их практически некому. Бреду, раздвигая ботинками снег, прямо как корабли - воду. Это даже еще и лучше, что вокруг никого. Органы чувств, а за ними и мозги, не отвлекаются на всякую дребедень.
Почему мы не можем разговаривать мыслями? С Мартой я имею в виду. Казалось бы, при таком единстве у нас должна быть и мысленная связь. Ведь только так можно передать богатство образов, красок, картин, что возникают в наших душах. Язык слишком убог для такого описания, живопись - одностороння. А музыка, что всплывает внутри меня, не говоря уже о Марте, время от времени? Или телепатия - пустая болтовня?
Тогда были бы не нужны никакие устройства и расстояния не были бы преградой. Всегда можно узнать, о чем думает другой, что его беспокоит, радует или страшит. И я бы сейчас спросил: "Марта, как ты там? Все ли у тебя в порядке?". И она бы ответила. И я не мучился бы неизвестностью, этой изматывающей тревогой.
Все получается, как я и боялся. Начинаются какие-то препятствия, задержки. Надо же было мне оставить телефон в прихожей, а отцу - приспичить взять именно его. И как раз тогда, когда я жду звонка. Ладно бы это случилось вчера. Или там позавчера. Так нет - сегодня! Закон подлости в действии. Видимо, крутил, крутил телефон в ладони, машинально положил на тумбочку, пока раздевался, а потом и не забрал. Дурак!
Сзади налетает колючий ветер, подталкивает в спину. Поднимаю воротник пальто, утыкаю нос в шарф. Погода как-то не особо располагает к прогулкам. Ну, или одеться нужно было теплее, ведь уже почти зима. Вон и снегири появились.
Поднимаю глаза к небу. Облака совсем легкие, словно кружевные. И можно составлять из них разные смешные фигуры. Воображать, что на что похоже. Вон игрушечный, ненастоящий эсминец. А там - ослик с поклажей. Тут домик с окном и дымом из трубы. А здесь... Здесь...
Сердце болезненно сжимается. Останавливается. И принимается биться часто-часто.
Здесь - Марта. Вполоборота. Глядящая чуть в сторону. Прямой нос, немного раскрытые словно в удивлении губы. Длинные ресницы. И спутанные волосы, откинутые небрежно назад.
Я гляжу, гляжу. Не могу оторваться. И чувствую, как мои собственные губы начинают предательски дрожать.
- Эй, придурок! Чего выперся на самой дороге, мудак!
Не успеваю обернуться, как меня грубо пихают в плечо. Едва не падаю в снег. Парень, старше меня лет на десять, оглядывается и презрительно показывает неприличный жест.
- Пидор хренов, - бормочет он, удаляясь. - Развелось, блин. Так бы и пришил. Козел, - в последний раз оборачивается он. - Если б было время...
Да уж, был бы на моем месте здоровенный мужик, наверное, этот недоумок не стал бы с ним связываться. Поостерегся. Вот и все в нашем мире так.
Поспешно перевожу взгляд вверх. Черт! Ни ослика, ни дома. Ни Марты...
Гуляю до темноты. До тех пор, когда в промежутках между редкими фонарями уже мало что можно разглядеть. Мне очень холодно. Кажется, что задрогла каждая клеточка, каждый уголок. Но возвращение откладываю до последнего. Ведь дома ждать будет просто невыносимо. Тем более знать, что может быть именно в эту минуту Марта звонит. А я - не беру трубку. Ужас! Дома тоска возьмет за жабры. Измочалит, выпотрошит донельзя. До невозможности. Еще мама там одна, без отца. Наверняка ведь ей скучно. Обязательно пристанет с дурацкими разговорами. И надо будет что-то отвечать. Шевелить губами. Изображать. Эх.
Тру заледеневшие пальцы, стараюсь упрятать голову поглубже в воротник. Когда вот так гуляешь. То легко представить, что ты вообще один на планете. Никого. Только ты. Деревья. Звезды. И если очень захотеть. Ну, если очень-очень. То можно вытянуться. И стать лучом. Ну, тем, космическим. И полететь в небо. В пространство. А потом вернуться. И снова гулять. Одному. Только я. Деревья. Звезды.
И Марта!
И, конечно же, Марта. Марта. Где же ты, Марта? Как ты там?
Нет. Замерз уже просто окончательно. А заболеть мне нельзя. Ну никак. И потом, уже много времени, и, наверное, известны результаты конкурса. А, значит, у меня появляется возможность увидеть Марту. Хотя бы и на экране монитора. Ведь ну не могут же не вывесить фотографии победителей, точно?
Вдыхаю морозный, с острыми жалящими искорками воздух. Натягиваю шапку на самые уши. И торопливо иду к выходу. Два квартала - это ведь совсем недалеко. И прохожих по-прежнему мало. Не надо никого обходить или сторониться. Смотреть под ноги. Отключать слух. Топай и топай. Шагай и шагай.
Лифт, дверь квартиры. И всепоглощающее тепло. Здорово снять заиндевевшее пальто, развязать шарф, скинуть ботинки. По телу пробегает дрожь. Но это оттого, что организм старается поскорее согреться. А сейчас руки. Под горячую, горячую воду. Ух!
- Даня, это ты?
- Да, мама, я, - отзываюсь на мамин голос. - Папа не вернулся? - спрашиваю на всякий случай.
- Нет, конечно, - она появляется в дверях ванной. - Как ты долго. Я уже беспокоиться начала. Не ел, уроки не делал. Весь промерз. Милый, ты совсем отбился от рук, - она гладит меня по голове, а я не успеваю отклониться. - Тебе пора стричься, вон как оброс. Хотя... Хотя, может быть, просто сменить прическу? Сейчас модно подлиннее.
Я раздраженно оборачиваюсь, но не успеваю ответить, как она продолжает:
- Вот-вот, этакий рассерженный Лель, - и смеется. - Тогда совсем стал бы на него похож. А что? - она прищуривается и наклоняет голову, словно рассматривает меня отстраненным взглядом.
- Мам, ну, ты же знаешь, не люблю я все эти лохмы! Я ведь не девчонка.
- Разве только девочки делают такие стрижки? - ее брови ползут вверх.
А ведь и правда. Чего это я? Какая разница, девчонка, не девчонка. Дело-то ведь не в этом. Просто длинные волосы меня раздражают. Ну, если они у меня у самого. На шее так неприятно. На уши наползают. В глаза лезут. Вообще люблю, чтобы лоб был совсем открытым. И шапку надевать удобно, и причесываться не нужно. Ну, и вообще.
- Знаешь, я тебя сегодня будто впервые увидела. Не как собственного сына, а как бы со стороны.
- Ну, и что? - хмуро бурчу я, вытирая руки.
Чего она опять там напридумывала? Вот этого я и боялся: от скуки и одиночества она обычно несет всякую хрень и муть. Что вот прямо хоть стой, хоть падай.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/11expertshot/dual.jpg)