Вечером все не ладилось. Все шло наперекосяк и валилось из рук. Если верить "Харрашу", а я всецело верю ему, это означает утечку энергии. Опять кто-то спровоцировал меня на выброс энергии. Люди не могут жить спокойно, не трогая других. Особенно мне не нравится, когда я не могу идентифицировать эту утечку. Вроде бы, все как всегда, ни с кем не ругался, никаких эксцессов, а вечером - дрожание рук, слабость, ничего не получается. Общение с людьми я свел до минимума, только по работе. Раньше у меня были пара приятелей и женщина, с которой встречался время от времени. Я всегда чувствовал, что отличаюсь от людей, живущих в нашем городе. Мы - разные. Они предпочитают напиваться до невменяемого состояния, любят шумные вечеринки, беспорядочные отношения, а также деньги, берущиеся ниоткуда. Больше для них в жизни не существует ничего. Какая узость мышления! Я же всегда, сколько помню себя, читал книжки. Они расцвечивали серый обыденный мир вокруг, расширяли границы мировосприятия. Именно они стали для меня единственными и до конца верными друзьями. А год назад, когда на книжном развале в областном центре я нашел "Харраш", моя жизнь постепенно полностью изменилась.
Телевизор в комнате матери заорал на полную катушку. Как всегда - политическая программа. Смотрит их все подряд. Наверное, энергию из меня сосет именно мать. Если не при прямом скандале, то исподволь, постепенно. Стоя с видом скорбной великомученицы у косяка двери, готовя себе отдельно нарочито нищенский ужин (это при ломящемся от продуктов холодильнике!), жалуясь поджатыми гузкой губами на бесконечные болезни или пытаясь начать делать уборку в квартире. Способов у нее существует много. Пребывание дома изматывало меня не хуже многочасовой физической работы. Но хуже всего были скандалы, которые она закатывала мне не реже раза в два дня. Бывало и чаще. Я спасался от нее тем, что старался поменьше быть дома. В сумке у меня всегда была книга, с которой я мог пристроиться где угодно.
С появлением "Харраша" многое изменилось. Я получил подтверждение, что большинство людей не умеют или не могут получать энергию непосредственно от мира, насыщенного ею. Им проще воровать ее друг у друга. Существует совсем мало людей, которые, как правило, неосознанно поглощают ее из Вселенной. А ведь Вселенная наша буквально наполнена ею в том или ином виде. Поэтому такой человек ни у кого ничего не ворует. Остальные люди в той или иной мере страдают энергетическим вампиризмом. Существуют такие монстры, которые могут высосать донора досуха. Канал, ведущий от донора к вампиру намного шире, чем тот, который связывает человека с космосом. Последствия такого действия ужасающи. Донор внезапно, совершенно без оснований теряет все жизненные силы и умирает, причем врачи не в силах диагностировать постигшее его заболевание. После общения с такими совершенными вампирами человек смешанного типа ощущает странную опустошенность, обессиливание, головную боль, возникают неотступные мысли о смерти. При возникновении подобных симптомов необходимо срочно выявить источник утечки энергии и полностью прекратить взаимодействие с ним.
"Харраш" научил меня ставить защитные блоки, помог развить возможность накопления энергии. Я стал еще более нелюдимым, но мое самочувствие резко улучшилось. Я окреп физически, моему разуму открылись тайны, о которых раньше и не подозревал. Почему я так сразу и полностью поверил "Харрашу"? Не знаю. Но когда мои пальцы впервые прикоснулись к этой книге, я понял, что в ней мое предназначение, это то, для чего я появился на свет на планете Земля. Мысль показалась мне нелепой, хотя отвязаться от нее я не мог. Книга была сразу же приобретена за смехотворные деньги. И еще в поезде с трепетом начал ее чтение. Сразу же почувствовал, что полностью погружаюсь в какой-то особенный мир, толчки и мат соплеменников, лазящих мимо меня на остановках поезда, были особенно болезненны. Уже дома внимательно осмотрел толстенький том. Книга выглядела достаточно потрепанной, но все страницы были целы. Ни издательства, ни года выпуска, ни других выходных данных не было. Как будто "Харраш" был самиздатовским изданием. Меня это нисколько не беспокоило. Когда я брал его в руки, он был теплым, как настоящее живое существо. И это существо было расположено ко мне. Оно стремилось дать мне знания, в которых я нуждался. При мысли, что "Харраш" может найти мать, которая имела привычку рыться в моих вещах в мое отсутствие, сердце мое падало куда-то вниз. В этой книге для меня заключался смысл моего существования.
Поэтому пришлось сразу же поставить звуконепроницаемую железную дверь в свою комнату и врезать хитрый замок (тут не обошлось без фальшивых паданий в обморок и бесконечных визгливых завываний со стороны моей матери). И я никогда не забывал закрывать дверь на замок, даже когда направлялся в туалет по малой нужде. В комнате я тоже сделал звукоизоляцию. Поэтому пьяные вопли соседа сверху и громыхание телевизора матери, а также ее представления заканчивались сразу, как только закрывалась дверь. Здесь я оставался наедине с собой и наедине с "Харрашем".
После того, как я начал ставить защитные блоки, поведение матери тоже заметно изменилось. Она пыталась закатывать скандалы в любой момент, когда я появлялся в пределах видимости. Она быстренько вышмыргивала из своей комнаты или из кухни, и начиналось представление. При этом перечислялась сотня болезней, которыми она страдает именно в данный момент, а я представал в ее устах мерзавцем и дрянью не лучше какого-нибудь Чикатилло. Я смеялся ей в лицо. Тогда она изменила тактику и принялась хватать меня за руки, картинно сползая на пол в вымышленном обмороке. Но разрушить мои барьеры она уже не могла, соответственно не было и никаких выплесков энергии с моей стороны. Начиная с этого времени, она действительно стала съеживаться и стремительно стареть и, как правило, редко выходить из своей комнаты, куда перетащила домашний телефон. Теперь нередко из ее комнаты слышался нескончаемый разговор с очередной знакомой, в котором угадывались знакомые визгливые ноты.
Да, моя мать оказалась еще тем вампиром! Хотя много ума не надо, чтобы тянуть энергию из своего ребенка. Не зря я в детстве постоянно болел и был таким зашуганным и неуверенным в себе. Но она, конечно, не монстр. Мать просто восполняла мной энергию, которую у нее, без лишних усилий, брали окружающие люди. Но поступать так с собственным ребенком нельзя.
По мере изучения "Харраша" я заметил, что любые животные доброжелательно относятся ко мне. Даже самые злобные собаки виляли хвостами и смиренно тыкались носами в мои ноги. Сначала меня это забавляло, потом пришло понимание, что это действительно мои братья, к которым нужно относиться не менее бережно и уважительно, чем к самому себе. "Ни одно живое существо не важнее одно другого" - эта фраза из "Харраша" как будто стала мыслью, пришедшей именно мне в голову. Меня стали сторониться хулиганы, и я беспрепятственно мог гулять по городу и в лесу в любой самый поздний час. Любое дело ладилось у меня. Меня переполняла радость бытия. Но только наедине с собой. Внутренняя грязь людей отталкивала и вызывала отвращение. Это были вонючие свиньи, гадящие вокруг себя, и стремящиеся получать от жизни как можно больше, не прикладывая никаких усилий. Их неумение или нежелание смотреть в перспективу обескураживало меня. Наверное, мое отношение к ним можно назвать одним емким словом "Ненависть". Хотя это не так. "Харраш" научил меня не испытывать ненависти к кому бы то ни было. Ненависть, как и любое сильное чувство, провоцирует на потерю энергии, что может вызвать разрушение защитного барьера. Поэтому уже давно я был одинаково доброжелателен ко всем.
Через какое-то время появился вопрос: "Что означает встреча "Харраша" со мной?". Я уже привык к тому, что в мире ничего и никогда не происходит просто так. Наша встреча была для чего-то нужна. Но вот для чего - оставалось загадкой. Дальше я все чаще и чаще стал спрашивать себя об этом. В этот период я был рассеян, работу выполнял спустя рукава, в связи с чем получал неоднократные нарекания со стороны руководства. Но эти выволочки встречал доброжелательной улыбкой. Начальники терялись и выразительно крутили пальцем у виска.
Летом в выходные дни я уходил в лес. Шел, бережно отодвигая ветви, в самую глухую чащу. Находил сухую поляну, покрытую резными травами и цветами, ложился, раскинув руки, и закрывал глаза. Солнце ласкало меня теплом, птицы напевали песни, шумела листва под ветром, а душа наполнялась радостью. Мне казалось, что я сливаюсь с природой, со всем миром. Нет больше отдельного меня и отдельного мира. Есть нечто общее, гармоничное целое. Так я мог лежать и гулять до позднего вечера, вслушиваясь в музыку, которую дарил мне лес. Я вставал, травы распрямлялись, ложился - становились мягким покровом. Когда хотел есть, присаживался на поваленное дерево, вытаскивал из рюкзачка термос и бутерброды с сыром. Потом поднимался и шел дальше. Постепенно темнело. Становилось поздно. Приходилось возвращаться домой. Почему я никогда не решался заночевать в лесу? Не знаю. Я был уверен, что не замерзну и не промокну. Мир, с которым я становился одним целым, не дал бы мне пропасть. Но почему-то с наступлением темноты я неизменно поворачивал домой. Ноги сами несли меня по направлению к городу. Осознанно я никогда не смог бы найти выход из леса, потому что никогда не отмечал, в какую сторону иду. Но неизменно через какое-то время лес начинал редеть, сквозь разрывы веток виднелись огни, и я выходил на знакомую тропинку.
Лето сменила осень, раскрасив деревья яркими красками. В лесу стало тихо и как-то стеклянно прозрачно. Подули холодные ветра. И я, наконец, получил ответ на так мучавший меня вопрос. Как обычно, гуляя по лесу и вороша ботинком опавшие и уже преющие листья, я поднял голову, услышав, как сильный порыв ветра пронесся по верхушкам деревьев, бросив мне в лицо охапку листьев. Стряхивая с себя этот неожиданный подарок, я вдруг понял, что мне нужно сделать. Это понимание было явным и чистым, как будто присутствовало во мне всегда. Я должен предоставить этот ясный мир самому себе, удалив паразитов, разрушающих его со все возрастающей яростью. Я чувствовал, что осознание метода этой дезинфекции придет позже. Я должен это сделать, если мир действительно дорог мне и если мы с ним - единое целое.
Было еще достаточно светло, но мое знание не давало мне спокойно гулять. И я повернул к дому. Вышел из леса и наткнулся на компанию, культурно - в своем понимании - проводящую досуг. Несколько сильно выпивших мужиков в тренировочных штанах и их вульгарно накрашенные подруги, тоже уже изрядно нетрезвые, жарили шашлыки. Вокруг бегали с пронзительными воплями дети. Одному из мужиков почему-то не понравился мой вид, и он начал привставать, мерзкой ухмылкой щеря рот. Но вдруг натолкнулся на мой спокойный взгляд, и ругательства застряли у него в глотке, мужик уселся на прежнее место.
"Вот ведь насвинячили засранцы!", подумал я. Около отдыхающих валялись бутылки, какая-то дрянь была раскидана повсюду, а ведь банкет еще и не думал подходить к завершению. Я повернулся к людям и очень четко произнес: "Немедленно убрать все за собой!". "Чего?" - стали нетвердо приподниматься мужики. Женщины поддержали их интересной информацией обо мне и моей матери, которая мне была совсем неинтересна. Даже дети остановились и выпучили глаза, предвкушая потеху. Я засмеялся. Я хохотал во весь голос. Эхо перекатывало звук моего смеха вверх-вниз, вверх-вниз, будто пробуя его на вкус.
Эти обезьяны сначала застыли в недоумении, а потом, шатаясь и падая, начали собирать свой мусор в свои пакеты и сумки. За этим занятием я и оставил их. Зная наверняка, что сейчас они все приберут, потушат костер и отправятся восвояси, так и не вспомнив и не поняв, что заставило их прервать так удачно начавшийся пикник. Самое печальное заключалось в том, что их можно остановить сейчас, но заставить вести себя по-человечески в следующий раз - нельзя.
От леса до моего дома всего десять минут ходьбы. За это время мне встретились еще несколько пьяных мужиков в тренировочных штанах и торчащих на макушках вязаных шапках. Один держал за руку не менее пьяную подругу с плоским лицом. Вместе они выводили нестройными голосами что-то вроде "Ничего на свете лучше нету...".
На скамейке возле дома сидели две молодые мамаши, их совсем маленькие дети возились в песочнице. Мамаши что-то оживленно обсуждали, перемежая каждое слово матом, прикладываясь к бутылкам пива и посасывая сигареты. Их высоко заколотые хвосты одинаково тряслись от возбуждения, видимо, вызванного интересной для дам темой.
Я прошел мимо, морщась от дыма. Дамы умолкли и проводили меня внимательными взглядами. За моей спиной продолжили:
- Эт наш сосед сверху. Не курит, не пьет, и баб не водит.
- Сразу видно - пидор!
- Эх, прикольно было бы посмотреть, как мой Сашка врезал бы ему!
Мамаши довольно захихикали. Я зашел в подъезд, мысленно желая этому Сашке держаться от меня подальше.
Открыл дверь квартиры. Меня встретили включенное на полную громкость "Радио России" и вышедшая из своей комнаты мать. Она, как обычно, оперлась плечом о косяк, и не успел я раздеться, завела обычную песнь о моей подлой сущности. Провожаемый этими сказаниями я прошел в туалет, затем умылся и, наконец, скрылся в своей комнате. Переоделся в домашнее и лег на кровать, закинув руки за голову. Знание своего предназначения освещало меня изнутри теплым светом. Теперь я понимал, что через некоторое время мир снова станет цельным, таким, каким он был до прихода человека. Ведь человек не всегда был здесь, он в этом мире инородное тело, привнесенное неизвестно кем и непонятно зачем. Человечество - болезнь, разъедающая эту часть пространства. И вполне возможно, инфицирование было произведено намеренно.
Кажется, все эти события произошли вчера. На самом деле, прошло еще около месяца, прежде чем я понял, что именно я должен буду сделать, чтобы помочь своему миру. Своему ли? Вот в чем вопрос, сказал бы Гамлет. Я - не Гамлет, но попробовать изменить сложившуюся ситуацию, видимо, должен.
Поэтому в начале ноября, когда землю уже сковывал морозец, а воздух целиком пронизывали белые мухи, я очутился в заброшенном двухэтажном деревянном доме, ничем не отличающемся от окружающих строений. За исключением того, что он был признан аварийным, и всю пьянь, населяющую его, расселили по другим квартирам. В сумерках замирающего дня я зашел в этот дом, поднялся по скрипевшим ступеням на второй этаж, толкнул дверь одной из квартир. Под ботинками хрустели разбитые стекла, повсюду валялся мусор, но по квартире гулял свежий ноябрьский ветер, холодный, пронизывающий и уничтожающий любой дурной запах. Слава богу, наш город был маленьким и тупиковым, поэтому бомжей здесь все-таки не было.
Я еще помедлил несколько минут, окончательно взвешивая принятое решение, так как отчетливо понимал, что обратного пути не будет. То, что я сделаю, будет сделано безвозвратно. Разумеется, решение принято давно и не сразу. Но сейчас я почему-то опять остановился, не решаясь на последний шаг. Наконец появилась окончательная ясность в сознании. Я глубоко вздохнул, немного нервничая, и открыл дверь в нужное измерение.
Порыв ветра чуть не сшиб меня с ног. Вместе с вихрем вынырнуло что-то темное, юркое, неопределенной формы. Оно закружилось вокруг меня, вытянулось в ленту, вплотную приблизилось ко мне, будто обнюхивая, и стремительно метнулось прочь. Я знал, что существо будет одно, но, тем не менее, предпочел бы закрыть открытую в чужой мир дверь. К сожалению, я не мог этого сделать, так как не знал, как. Я знал и умел очень мало, но предназначение свое выполнил.
И я понимаю, начало чему положил. Это начало цепной реакции вскрытия истинной сущности людей. Это будет продолжаться, возможно, не один десяток лет, но постепенно все население планеты превратится в открытых энергетических вампиров, умеющих поглощать энергию только от человека. Когда будет вскрыт последний человек, эти вампиры останутся без пищи. И какое-то время они будут страдать от голода, пока вся их энергия не иссякнет, и они не рассыпятся в прах. Тогда выпущенное мной существо покинет свою временную оболочку и уйдет к себе, закрыв открытую мною дверь. И наш мир продолжит свою жизнь. Но уже без человечества - этой заразы, занесенной сюда неизвестно кем и неизвестно зачем. А что я? Не знаю. Я был уверен, что первой жертвой стану я, но существо не тронуло меня. Что будет дальше, мне сказать сложно. Не знаю.