Лазарева Евгения Михайловна : другие произведения.

Вспышка, глава 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Где-то далеко во вселенной..

 []
  Глава 2
  ------------------------------------
  - Ты уже близко от моря? - спрашивает Ранч.
  - Нет, вчера не очень много удалось пробежать, - потягиваюсь и сажусь на хвост. - Деревья уговорили задержаться.
  - Деревья? - удивляется Ранч. - Ну, ты с ними всегда отлично ладил. А что такое?
  - Представляешь, рассказали, насколько замечательные тут сияния в атмосфере. И что такую красоту упускать нельзя. Ты вот знал, насколько деревья тонко чувствуют прекрасное?
  
  Он фыркает, и я будто воочию вижу, как Ранч трет нос лапой.
  
  - Нет, конечно. Мне такое и в голову не приходило. Они ведь даже не вполне разумны.
  - Мне кажется, мы просто не в состоянии их понять. Думаю, они разумнее нашего, только нам сложно воспринять спектр их разума.
  
  Ранч сопит, потом говорит:
  - Вполне возможно, что ты прав. Из тех, кого знаю лично я, ты единственный, кто может с ними болтать вот так запросто.
  - Так странно. Вчера у меня сложилось впечатление, что они способны чувствовать красоту как-то иначе, глубже, чем мы. Ранч?
  - Что?
  - Тебе нужно увидеть сияния собственными глазами. Ведь ты не видел?
  - Нет. Давай на днях посмотрим вместе?
  - Здорово, - соглашаюсь я.
  
  Зеваю и выползаю на свет. Оба солнца поднялись уже довольно высоко, и я с удовольствием топорщу шерстинки, впитывая энергию голубого, а потом - на десерт - желтого.
  
  Затем - ради зарядки - кувыркаюсь и скачу, в шутку пытаясь достать порхающих пунт. Которые с не меньшим удовольствием дразнят меня, подлетая чуть не к самой морде.
  
  Деревья тульпу, как мне кажется, сначала неодобрительно косятся на нас, но затем и они не выдерживают и принимаются скользить вокруг, словно танцуют.
  
  И вот я снова бегу, несусь вперед, к морю. Только ветер свистит в ушах. Только искорки света дрожат у кромки горизонта.
  
  Так радостно просто бежать - сквозь высокую синюю траву, сквозь резные разноцветные цветы. Чувствуя собственное сильное послушное тело. Воспринимая тысячи запахов, улавливая сотни звуков, ощущая потоки энергии, струящиеся в пространстве.
  
  И думая, насколько разнообразна может быть природа в своих творениях. Наверняка только в нашей вселенной сколько угодно населенных миров. И не менее половины из них - населенных разумной жизнью. И как было бы здорово хоть раз пообщаться хоть с кем-нибудь из них. Ведь они абсолютно точно совершенно другие. И вполне возможно, что на наши вопросы у них давно уже есть ответы. И наоборот.
  
  Тут я притормаживаю и оглушительно чихаю. Стоп.
  
  А хотелось ли бы мне, не замахиваясь на всех тхоргов, а вот лично мне - чтобы кто-то разъяснял мне то, что я хотел бы узнать сам? Да уж, да уж, как все непросто. Разжеванная загадка совсем не интересна. И если мы до сих пор чего-то не знаем, то это может означать только одно - что еще не пришло время, чтобы мы это узнали.
  
  Наверное, не стоит торопить события и ускорять то, что придет к нам своим чередом. Ну, или не придет - в этом случае, значит, тхоргам это и не нужно.
  
  Да. Но посмотреть на этих других разумных существ я бы посмотрел. Вселенная многообразна. Одних звезд сколько - не сосчитать. А если еще учитывать свернутые измерения?
  
  Фр-р - однако это уже забота Ранча и других физиков. Но вот любопытно, многомерность вселенных - это все-таки природа или чье-то творение? А если творение, то чье?
  
  Вдруг ни с того ни с сего мне на нос садится пунта и никак не желает улетать, как ни мотаю головой. Приходится не только затормозить, но и вообще - усесться на хвост.
  
  - Ты чего? - спрашиваю я у нее. - Решила пошутить?
  
  Она безмолвствует, только крылышками трепещет - голубыми с темно-синей каймой. И никакой информационной волны не передает.
  
  Вот ведь! И лапой не прогонишь - можно повредить. Остается сидеть и ждать - когда ей надоест мой нос.
  
  Сидим. Сидим такие, сидим. Потом опять спрашиваю:
  - Чего ты хочешь? Я уже устал сидеть.
  
  Она поводит усиками, транслирует веселье и что-то вроде - "какой терпеливый тхорг, смешной".
  
  Так вот оно как - просто решила позабавиться. Ну ладно, держись!
  
  Подскакиваю и стремглав несусь вперед. Развиваю скорость, предельную для меня. И пунта не выдерживает - клонится набок и наконец упархивает. Вот то-то же.
  
  Бегу дальше, не сбавляя темпа - настолько нравится такое движение. Чувствую себя метеором, мчащимся в пространстве, посланцем звезд.
  
   Но думать при такой скорости невозможно, будто даже мозг концентрируется только на одной задаче - стремительном движении. Да и облака разглядывать сложно.
  
  Перехожу на шаг и снова ощущаю, что отставший было мир нагоняет меня. Окружает покоем и гармоничным сочетанием всего со всем.
  
  Останавливаюсь. Сажусь на хвост, потом раскидываю лапы, приникая к земле. И словно слышу ток травяных соков. Хорошо.
  
  Ну разве можно было все это сотворить? А если можно, то кто тогда сотворил творца? Однако Прик прав - зачем нам острые зубы и когти? И если они были нужны раньше - миллион лет назад, то куда делись те, с кем мы боролись?
  
  Как здорово пахнут те темно-розовые цветы. До этого я их не видел. Даже не знал о них.
  
  "Это глорры" - услужливо подсказывает память моего предка-ботаника, и я улыбаюсь во всю морду. Ну да, и верно - глорры. Растут только в этой местности. Почему-то предпочитают очень узкий ареал распространения. Мой предок не сумел разгадать, почему.
  
  Так и тянет сунуть нос в самую гущу, но я уже знаю, что после этого расчихаюсь на полчаса, не меньше.
  
  Для полноты ощущений сейчас мне не хватает только стихов. Точно.
  
  Вслушиваюсь в ментасферу, нахожу сочинения Рокка и погружаюсь в его непостижимые строфы. Да, Рокк изумительный художник, в совершенстве владеющий словом. И как раз его строки придают завершенность текущему моменту.
  
  - Не решался беспокоить тебя раньше, - вдруг говорит Пенделл. - Но мне нужно с тобой посоветоваться.
  
  Пенделла не спутать ни с кем. У его мыслей совершенно особый ритм. И хоть лично я с ним знаком всего лет семьсот - намного меньше, чем, например, с Ранчем, Пенделла мне ни разу не приходилось переспрашивать, он ли это.
  
  - Да, я тебя слышу, дружище. Что такое?
  - Ты так проникновенно слушал Рокка, что и я подключился.
  - Так ты не знаешь, какую из поэм Рокка выбрать на десерт? - улыбаюсь я.
  - Нет, конечно, нет. Просто слушать Рокка вместе было замечательно.
  - Согласен, Рокк выдающийся поэт.
  
  Мы немного молчим. Я - ожидая, когда Пенделл задаст вопрос. А он - видимо - не желая вторгаться в мое настроение.
  
  - Пенделл, ты тут? - хотя и так очевидно, что тут - я ощущаю его присутствие.
  - Да, конечно. Не хотелось отвлекать тебя в такую минуту - когда ты находишься под впечатлением стихов Рокка.
  
  Я смеюсь, и мое веселье несется к Пенделлу. И он смеется тоже.
  
  - Ты не против, если появлюсь лично? - учтиво интересуется он.
  
  Вообще, такие формальности обычны среди малознакомых тхоргов. Мы же друг друга знаем давно, и дело здесь в другом - просто Пенделл настолько уважает меня и мое время, что ни за что не появится без разрешения.
  
  - И ты еще спрашиваешь? - иронизирую я. - Жду.
  
  Воздух передо мной сгущается, и спустя мгновение я уже приветствую Пенделла.
  
  - Привет, дружище!
  - Привет, - тыкается он лобастой головой в мое плечо и улыбается.
  
  С момента нашей последней встречи Пенделл стал еще более лохматым и даже всклокоченным. Но я чувствую, что это вследствие его полнейшей увлеченности новой работой.
  
  - Что за раздрай? - интересуюсь я.
  - Зато ты хоть сейчас на выставку идеальных тхоргов.
  - А что, - притворно округляю глаза. - Разве такая есть?
  
  Он фыркает, трет лапой нос.
  
  - Глядя на тебя, обязательно должна быть.
  
  Мы опять немного молчим. Потом он показывает свою последнюю работу - грандиозное по задумке творение, над которым дружище бьется уже несколько лет, но так и не может закончить.
  
  Мне очень хорошо знакомы его мучения. Когда имеющиеся в твоем распоряжении средства - включая несовершенность таланта - не в силах передать то, что видится перед мысленным взором.
  
  И часто же так было, особенно первые лет пятьсот после сгущения, что плюнешь, все бросишь - ведь про себя четко все осознаешь, однако жить без творчества не можешь. Знаю не понаслышке, у ученых бывает так же. Только они грешат не на изъяны способностей, а на недостаток ума.
  
  Вглядываюсь в работу Пенделла, раскрываю для восприятия все органы чувств. И на меня веет вдруг такой вселенской тоской и одиночеством, что даже отшатываюсь.
  
  - Разве такое бывает? - наконец спрашиваю у него.
  - Вот в том-то и дело, - виновато опускает он уши. - Я никак не могу добиться гармонии. То радость жизни зашкаливает. А то - отчаяние.
  
  Надо же, какое он слово-то выискал - совсем какое-то старинное. Наверное, полмиллиона лет не употреблявшееся. И значение его сейчас сложно представить - если, конечно, не иметь перед глазами творение Пенделла.
  
  Вновь вглядываюсь, вслушиваюсь, впитываю. Да, несомненно - работа гениальна. Она совершенна. Но... Выставлять ее нельзя ни в коем случае - такое разрушает. И вообще - откуда он все это выкопал?
  
  Переступаю лапами. Поворачиваюсь к дружище.
  
  - Где ты все это взял? Все эти ощущения? И чувства?
  - Говорю же тебе, всего этого не должно быть. Должно быть равновесие, гармония. А у меня перекос в одну сторону, то в другую. И не знаю, как их совместить.
  - Ну ладно, хорошо. Но спрашиваю-то я тебя о другом - где ты взял все это?
  
  Пенделл с сомнением морщит нос. Подрагивает шерстью - недоверчиво.
  
  - Анк, все это и так есть в нашем мире. Повсюду - если разложить его энергетику на составляющие. Так же, как белый свет состоит из кучи разных цветов, которые в чистом виде могут тебе и не встречаться.
  
  Внимательно вглядываюсь в него. Сканирую, сузив глаза.
  
  - Дружище, - говорю после паузы. - Раз ты все это видишь, то ты уникален. Ты такой - первый. Ни в моих воспоминаниях, ни в воспоминаниях предков, ни в ментасфере нет упоминаний о таких способностях.
  - Нет, есть - какая разница? Главное, что у меня никак не получается добиться равновесия.
  - И ты решил спросить совета у меня?
  - Ну конечно! - с облегчением кивает Пенделл. - Ведь ты художник, каких мало.
  
  Я снова молчу. Снова стараюсь всеми органами чувств впитать работу Пенделла. И снова отшатываюсь.
  
  - Да представляешь ли ты, - повожу я ушами. - Что я и в подлапки тебе не гожусь?
  
  Он нерешительно смотрит на меня. Потом неуверенно произносит:
  - Ты шутишь?
  - Вовсе нет. Это чистая правда! Совершеннее творения ни я, ни мои предки не видели.
  
  Пенделл приникает к земле и закрывает морду лапами.
  
  - Это ужасно, - едва слышно транслирует он.
  - Полностью согласен. Поэтому твою работу и нельзя показывать никому - пока ты ее не закончишь. Она завораживает. Но разрушит любого, кто окажется заколдованным ее красотой. Не уверен даже, что тебе самому можно долго находиться возле нее.
  - Ты сказал бы совершенно иное еще неделю назад. Тогда преобладала радость жизни, - выглядывает Пенделл из-под лап.
  - Уж лучше пусть безмерная радость, чем это. Никогда бы не подумал, что такое совершенство можно создать в принципе, - толкаю я его головой. - Теперь я буду просто вынужден позабросить свою собственную работу, настолько она хуже твоей. И более того - то, что делаю я, никогда не сможет приблизиться к твоему чуду.
  
  Шутливо вздыхаю, повожу хвостом. Но на самом деле никакого преувеличения тут нет. Стоит ли вообще что-то создавать на фоне такого творения? Зачем?
  
  Сразу и резко поднимается планка того, что может называться истинным искусством, а что - просто ненужной поделкой.
  
  Он садится на хвост. Скалится.
  
  - Вот уж не ожидал подобного поворота. Знал бы, так ни за что бы не пришел.
  - Ну, тут уж ничего не поделаешь, - говорю я. - Помочь тебе я не в состоянии. Это просто не мой уровень.
  - Нет, я не про это, - прерывает Пенделл. - А про то, что ты собираешься отказаться от собственного творчества. Я восхищаюсь твоими работами. И ты отлично знаешь, что не я один.
  - До сегодняшнего момента, вероятно, они и казались неплохими, - повожу я ушами. - Пока не было известно, каким на самом деле может быть результат.
  
  Пенделл горбится, смотрит в сторону. Ему неловко донельзя. И в фоне его мыслей отчетливо видна темно-серая полоса - он корит себя. Что пришел. Что показал.
  
  Ну уж нет. Это уже ни на что не годится!
  
  Подскакиваю и принимаюсь пихать дружищу, приглашая к потасовке. Сначала он отнекивается, но потом не выдерживает.
  
  Носимся и кувыркаемся полчаса, не меньше. Потом садимся на хвост.
  
  - Однако в таком виде твою работу никому показывать нельзя, - снова настаиваю я.
  - Да я же понимаю, - уныло говорит Пенделл. - Хотя и не в том смысле, в каком имеешь в виду ты. Просто, кто ж будет выставлять-то незавершенную работу?
  - Так в том-то и дело, что со стороны она кажется завершенной.
  - Ну, мало ли что кажется, - бурчит он.
  
  Мы некоторое время смотрим друг другу в глаза, прислушиваясь к мыслям другого и ко всей ментасфере.
  
  - Проблема, дружище, в том, - наконец говорю я. - Что помочь с этой работой тебе не сможет никто. Я не знаю никого с таким уровнем таланта.
  
  Пенделл вздыхает. Отводит взгляд.
  
  - Благодарю. На самом деле не ожидал, что ты так высоко оценишь.
  - Как есть, так и оценил, - улыбаюсь я ему.
  
  Он кивает, прощается и уходит. А я сижу, раздумывая. Что вот есть же у нас, оказывается, какие-то напрочь забытые чувства. Вот это отчаяние, например.
  
  Ну и хорошо, что забытое. Не нужное оно совсем. Вовсе без надобности. Как вообще может жить и что-то делать существо, ощущающее все это?
  
  Хотя если покопаться в памяти очень далеких предков, то отчаяние иногда было. Но не из-за каких-то реальных моментов - это было бы уже что-то вообще за рамками. А из-за невозможности, например, самоидентифицировать себя, осознать радость бытия, счастье творчества.
  
  Я же вот, бывает, ощущаю слабейшую тень этого самого отчаяния, когда бьюсь над очередной работой, а она - не выходит.
  
  Да, так бывает. Провожаю взглядом летящую птицу, пока она не скрывается за кромкой горизонта.
  
  Но чувствовать такую деструкцию в полной мере - абсолютно разрушительно для индивидуума. Такого просто нельзя допускать - произойдет полная разбалансировка, и на выходе мы получим несчастное, забитое, само себя поедом едящее существо.
  
  Как же живет бедный Пенделл, если он может раскладывать на составляющие ощущения, доступные нашему миру? Надо будет поприглядывать за ним. Чтобы он не впал в одно из древнейших чувств.
  
  И что теперь делать с моей работой?
  
  Всматриваюсь в нее, и сейчас она мне кажется простенькой, незамысловатой поделкой. Да уж. Век живи, век учись. Придется на время действительно позабросить все. До тех пор, пока внутренняя неудовлетворенность и творческий зуд не заставят вновь за нее взяться.
  
  Но сейчас работать над ней определенно нельзя.
  
  Ну, нельзя, так нельзя. Ветер вон какой душистый. Оба солнца еще довольно высоко. И можно еще сколько-то пробежать по направлению к морю.
  
  Вот так бежишь, бежишь. А вокруг тебя опять деревья, лес. Теперь уже - мандра. Источающие пряный и свежий аромат. А под их ветвями спокойно может укрыться и тысяча тхоргов - настолько мандра грандиозны и разлаписты. Почти закрывают все небо.
  
  Идешь, а они слегка расступаются, давая тебе дорогу. Будто знают, куда именно ты спешишь.
  
  И странное ощущение посещает меня - словно вот за тем дальним деревом, а потом вон за тем, и еще дальше - что-то ждет не дождется именно меня. Что-то удивительное и чудесное. Увидев которое, я замру от счастья и радости.
  
  Но ощущение это, конечно же, обманчиво. За одним деревом просто прячется другое. За другим - третье. И ничего особо чудесного во всем этом нет.
  
  Но мандра так ласково касаются ветками моей головы, так недвусмысленно источают доброжелательность. Что радость все-таки возрастает. И даже не сумею объяснить точно, почему.
  
  А потом валяюсь на полянке среди цветов. И пунты танцуют на кончиках моих шерстинок, пока я впитываю тончайшую паутину энергий заходящих солнц.
  
  Так и тянет остаться на ночь именно здесь. Однако знаю, что мандра уйдут вскоре после того, как засну. Они и так проторчали тут ради меня слишком долго.
  
  Вот почему они все время мигрируют? Почему без конца движутся? Кто может сказать абсолютно точно?
  
  Никто. Вот в том-то и дело. Сколько мы ни пытались исследовать, понять - все без толку. А сами они объяснить не в состоянии. Вернее - это мы не можем понять их.
  
  Никаких видимых причин для постоянного движения нет. Ничто или никто их к этому не вынуждает.
  
  Энергии - море. Что от звезд и солнц, что от земли. Жажда новых впечатлений? Так за миллион лет они тысячи раз обошли всю планету.
  
  Но вот тогда зачем нам, тхоргам, нужны клыки и когти? Вопрос-то из той же категории, как ни крути.
  
  Незачем, в общем.
  
  Тянет в сон. Глаза слипаются. И последнее, что я чувствую - это как нос сам собой утыкается в передние лапы.
  
  
  Просыпаюсь под ярчайшим куполом звезд. Леса вокруг нет и в помине - убаюкали, усыпили, а сами ушли. Светло, почти как днем. Только цвет этого света несколько иной - он совсем жемчужный, без примесей.
  
  И если не присматриваться, то небо кажется почти однотонным. А вглядишься - увидишь, что черная пелена просто истыкана огромнейшим количеством светящихся искр. Да даже не искр - мельчайших пылинок.
  
  И где-то они накиданы гуще, а где-то - пожиже.
  
  Закрываю лапами морду. Но даже и так звездное мерцание находит обходные пути. Что же мне снилось? И снилось ли что-то?
  
  Вопрос из вопросов. Никто не может понять, почему мы так плохо помним сны. Остается смутное ощущение какого-то действия или настроения. Но, как правило, этим все и заканчивается.
  
  А если и помнишь что-то, то совсем уж неудобоваримое. Например, как-то мне снилось, что я летал. Причем на самых настоящих огромных крыльях - как птица. Крылья мои были темно-синего цвета. Но самое удивительное, что тело - не мое, не тхорга. Ну, и не птичье, конечно. А какое-то странное, вытянутое.
  
  И, по-моему, на нем не было шерсти. Хотя не уверен. И вокруг был не наш мир, а какой-то другой. Скученный, напряженный. С непонятным и неприятным ландшафтом.
  
  Вот откуда такое берется? Ранч только головой покачал, когда я ему рассказал. Говорит, это оттого, что ты, Анк, художник. Воображение у тебя - развитое. Вот и видится всякое.
  
  Воображение-то воображением, конечно. Но такое ведь и не придумаешь. Если нарочно. Ведь я, в отличие от Пенделла, например, не вижу никаких составляющих.
  
  Я могу почувствовать громадность, необъяснимость и сложность космоса, красоту листа дерева, музыку ветра или шума волн. Но это все есть вокруг нас. Оно существует. Оно реально. А что делать с тем, что приходит непонятно откуда?
  
  Поворачиваюсь на бок. Вытягиваю лапы. Вглядываюсь в небо прямо передо мной.
  
  Аэла снова ярче всех. И так будет еще месяца два. Интересно, что же там - рядом с ней. Есть ли планеты? И если есть, то какие?
  
  Иногда просто жалко донельзя, что ментасфера не простирается так далеко. Было бы здорово ощутить волны информации, идущие оттуда. Но мы их не чувствуем. Возможно, мы просто не настолько чувствительны, как хотелось бы.
  
  Кто знает, может, те же деревья улавливают что-то. Поэтому и мигрируют, то ли спасаясь, то ли гоняясь за какой-то из этих волн.
  
  Шуршат травы под ветром, доносящим их терпкий аромат. Мне мягко и удобно даже без постельки, которую не успел сгустить, убаюканный мандра. Где-то совсем далеко, на грани слышимости, поет птица тан. И покой вновь разливается по всем моим членам. Погружая вновь в глубочайший сон.
  
  
  Просыпаюсь от того, что солнца водят по морде теплыми лапами. И не открываю глаза, нет. А просто впитываю тепло и энергию всем телом, выпрямляя все свои шерстинки.
  
  Подниматься не хочется. А хочется - понежиться, поваляться. Запахи вокруг утренние, свежие и сильные. Пахнет травой, цветами. И угадываются слабые морские нотки. Птицы гомонят чуть в стороне. А я лежу и жмурюсь.
  
  Что за мысли меня вчера посещали? А, о деструктивности последней работы Пенделла. Точно. И нужно ли вообще подобное искусство.
  
  Хотя он говорил, что впечатление такое именно потому, что произведение не закончено. Может быть, может быть. Не знаю. Не уверен.
  
  Конечно, если оказаться далеко за пределами нашей планеты. Совершенно одному. Без единой надежды вернуться. И вечно пребывать во мраке пространства.
  
  Да, тогда такое отчаяние было бы вполне в порядке вещей. Но... Даже вообразить все это сложно. Не говоря уже о воплощении.
  
  А уж ранним утром - тем более. Открываю сначала один глаз, потом другой. Потягиваюсь. Поворачиваюсь то так, то этак. Потом вскакиваю и начинаю носиться, делая прыжки то вверх, то вбок.
  
  Размявшись, проверяю ментасферу. Каких-либо грандиозных новостей - никаких. Да и, кстати, про сны тоже крайне мало данных. По сути, эту особенность организма почти не исследовали. Кажется, она никого сильно не интересует.
  
  Говорится, что это свойство нашего мозга. Так он отдыхает, освобождаясь или перерабатывая накопившуюся информацию.
  
  Однако, мне кажется, это неверное суждение. Ведь оно никак не объясняет чудесные, фантастические или наоборот донельзя реальные видения.
  
  Иду, тихонько переставляя лапы. Запрокидываю голову, вглядываясь в синие небеса. Можно вот так идти и идти. И за несколько лет обойти по кругу всю планету. Только, насколько я знаю, никто еще не выдерживал - сворачивали с пути. То разные дела появлялись. То другие тхорги отвлекали. То - просто надоедало. Лично мне не известно ни об одном кругосветном путешественнике. А это странно, если задуматься.
  
  Когда вот просто так идешь - даже не бежишь, голова освобождается от мыслей. Словно впадаешь в какой-то транс. Или нет, не так - не транс, а будто часть тебя оказывается в другом измерении, неподвластном обычному мышлению.
  
  Все тело становится легким, почти невесомым - подуй ветер, и тебя унесет, как пушинку, прочь.
  
  Мне даже смешно становится - надо же до такого додуматься. Не нужно никаких крыльев, ничего.
  
  Но, на самом деле, это просто ощущение такое, а не по-настоящему. Я много раз вот так пытался абстрагироваться - можно идти и час и два. Но кроме впечатления, что ты одновременно и тут, и где-то еще - ничего.
  
  Откуда это берется, не понимаю. То ли мы настолько привыкли думать, что отсутствие мыслей кажется нам чем-то запредельным. То ли еще отчего-то.
  
  Еще вот есть странность в дороге - когда идешь сквозь лес, то всегда кажется, что тебя что-то ждет вон за тем поворотом. И ты спешишь, даже волнуешься. Торопишься все больше и больше. Пока деревья внезапно не заканчиваются, и ты не оказываешься на обычной поляне, каких пруд пруди повсюду.
  
  Ранч говорит, что все это ерунда. Высосанные из ничего вопросы и темы. И когда мы с ним беседуем, я соглашаюсь. Но когда вот так идешь - один, то все это кажется очень важным.
  
  И полет пунты, и жужжание пикта. А крылья порга высоко в небе вычерчивают непонятные письмена. Которые ты хочешь разгадать, да не можешь.
  
  Как пояснял Прик - нельзя найти смысл там, где его нет. И, вероятно, он прав. Но - возможно - и не прав.
  
  Почему деревья без конца мигрируют? Что гонит их все дальше и дальше? Вчера вот я думал, что волны пространства. А сегодня уже кажется, что взаимное проникновение разных миров. Вернее, даже не проникновение, а прикосновение.
  
  И вполне может быть, что оно не безопасно для существ, живущих здесь. Или там.
  
  Надо же - наша цивилизация такая старая, и сами мы живем долго, а ничего про это и не знаем, и не понимаем. И органами чувств не обделены, и разумом - а вот поди ж ты.
  
  Ведь возникает иногда ощущение беспокойства. Но отчего? Не оттого ли, что очень смутно, но - воспринимаешь. То ли сигналы. То ли сам процесс. А то ли - просто его возможность.
  
  Интересно, есть ли такие миры, где ты никогда не находишься в покое? Где все время чего-то боишься и никому не веришь?
  
  Да, зря Пенделл показал мне свою работу. Она и правда нарушает равновесие. Причем совершенно беспочвенно и ненужно.
  
  Облака сегодня совершенно чудесные - мохнатые и встрепанные. Как шерсть только что сгущенного тхорга. И цвет такой - нежно-нежно голубой. А плывут они - лениво, никуда не торопясь.
  
  Мне нравится, когда облака складываются в фигуры. Иногда - узнаваемые. Чаще - совсем незнакомые. И от этого еще более удивительные. Можно придумывать то существ, то растения. То - картины.
  
  Идешь вот так. Идешь. А время летит незаметно. И вот уже оба солнца перевалили через макушку, знаменуя начало завершения дня.
  
  Как так вышло, что появились мы, тхорги? Не могли же мы возникнуть внезапно, из ниоткуда?
  
  Возникновение из ниоткуда означало бы, что нас кто-то создал. Но это было бы уже совсем бессмысленно. Ведь создают для чего-то. Вот мы, например, сгущаем различные необходимые нам предметы, вещи. Когда приходит время - новых тхоргов. И всегда это - для чего-то. Потому что есть в этом нужда.
  
  По сути, без особой нужды мы создаем только произведения искусства. Да инженеры - иногда - что-нибудь просто ради эксперимента. Ученых тут можно отбросить сразу - они всегда делают что-то с определенной целью.
  
  Но чтобы создать и оставить на произвол судьбы - о таком не слышал ни я, ни мои предки. Тогда для чего нужно было приводить нас сюда?
  
  Ответ, вроде бы, очевиден - ни для чего, так как мы - обычный продукт эволюции, а не чьей-то деятельности. Но почему тогда наши немногочисленные археологи не находят следов этой самой эволюции?
  
  Никаких останков более элементарных организмов. Или растений. Никаких геологических изменений, кстати, тоже не обнаруживается. На них-то как раз можно было бы списать отсутствие следов.
  
  Все выглядит так, словно все мы тут возникли одномоментно миллион лет назад - и тхорги, и другие существа, и деревья, и растения.
  
  Миллион лет, если задуматься, это очень долго. Однако в нашем мире за этот промежуток не изменилось ничего.
  
  Конечно, мы развиваемся, накапливаем знания. Становимся мудрее. Но в глобальном отношении - все по-прежнему.
  
  Деревья тульпу какими были миллион лет назад, такими и остались. То же самое с кернами. Да и с любым иным живым существом.
  
  Разве так может быть?
  
  Или же ответ в другом? Что, если все дело в том, что у каждого изначально была возможность растворяться в вечности, поэтому и следов нет?
  
  - Мне кажется это очень странным, дружок, - раздается мягкий голос, в котором я мгновенно узнаю Прика.
  - Почему? - немедленно откликаюсь я.
  - Такая возможность бесценна. Ты уходишь тогда, когда действительно хочешь этого. Причем не оставляешь после себя мертвого тела, которое нужно было бы куда-то девать - сжигать, закапывать, топить. И с моей точки зрения, растворение в вечности - очень разумное и мудрое решение, неподвластное слепой природе.
  - Однако та же слепая природа создала вселенную, звезды, планеты, океаны. Разве нет?
  - Чем дольше я живу, тем меньше в чем-либо уверен.
  - То есть, - я даже торможу. - Ты хочешь сказать, что и вселенную кто-то создал?
  
  Он медлит. Я словно воочию вижу, как он поводит ушами.
  
  - Ничего такого, на самом деле, сказать я не хочу. Просто мы очень ограничены возможностями своего разума. Могут быть вещи, которых мы просто не знаем. А могут - которые не сумеем воспринять и понять в принципе.
  - Ну, не знаю. Материя, пространство, время - такие сложные. Неужели же всё это можно было создать? Это просто нереально.
  - Вот в том-то и дело, - вздыхает Прик. - Что это нам кажется невозможным. В силу ограниченности нашей мысли
  
  Трогаюсь с места. Задираю голову и, прищуриваясь, гляжу на солнце.
  
  В этом он прав. Совершенно точно прав. Но лучше мне от этого не становится. Лучше там или понятнее.
  
  - Слушай, ну а вот зачем бы кому-то было создавать всё это? - спрашиваю я Прика. - Для чего?
  - На этот вопрос я тоже не сумею тебе ответить. Но могу предложить то, что выдает мой ограниченный разум, - иронизирует он. - Может быть, кому-то всё это надо в качестве эксперимента - вот как нашим инженерам.
  - Ладно, но почему тогда после эксперимента его составляющие не уничтожили?
  - Возможно, эксперимент еще не закончился. Возможно, у творцов и нас - разные временные шкалы. А, может, про компоненты просто забыли.
  - Вот это уже конкретно так замечательно, - сажусь я на хвост. - То есть ты хочешь сказать, что опыт завершен, а опытный экземпляр оставили просто так?
  - Ничего я не хочу сказать. Не знаю, вот и все. Строю различные догадки.
  
  Провожаю глазами облака. Внюхиваюсь в душистый воздух.
  
  - Слушай, далеко же нас отнесло от первоначальной темы - от того, что хорошо уметь растворяться в вечности.
  
  Птица лла вычерчивает в голубом небе замысловатые узоры. Такая тишина вокруг, что уши улавливают шелест ветра. Где-то далеко за горизонтом, должно быть, остановился лес - на пути обычной и непонятной своей миграции.
  
  - Эх-х, - вздыхает Прик. - Одолевают меня такие-то вот мысли.
  - Ничего, сгустишь нового тхорга - полегчает, - несколько легкомысленно заявляю я и вполне отдаю себе отчет в этой своей легкомысленности.
  - Там посмотрим, - отвечает дружище. - Интересного дня, Анк!
  - И тебе, - киваю я в ответ.
  
  Да уж. Хорошо, что ему ничего не известно о работе Пенделла. Просто представить не могу, в какое состояние она могла бы ввергнуть старину Прика. Когда он в таких вот мыслях.
  
  Нет, конечно же, его выбор я уважаю. Каждый сам для себя решает, пришло ему время растворяться или нет. Но... Как все-таки невыносимо становится, когда кто-то из нас уходит. Особенно тот, кого ты очень давно знаешь лично.
  
  Не спорю, ощущение это проходит довольно быстро. Однако забыть, выкинуть его совсем невозможно. Оно остается с тобой навсегда.
  
  Ворошу носом пахучую траву. Гоняю забавных жучков. И они смешно стараются делать вид, что опасаются меня - неловких движений такой вот громадины.
  
  Потом принимаюсь идти, вглядываясь в горизонт. Так занятно - одни из самых ранних наших предков полагали, что там действительно пролегает линия. И кое-кто даже пытался настичь ее, чтобы перейти.
  
  Вот хотя бы один из моих личных предков - Комор. Прямо воочию вижу его перемещения. Он, кстати, стал одним из первых, кто обогнул нашу планету. Только не лапами, а пространственными скачками. Очень поразился старина, когда вернулся на прежнее место.
  
  Даже сейчас чувствую искреннее его удивление - пласты памяти Комора медленно всплывают в моем сознании. Интересный такой тхорг был, крайне любознательный.
  
  Срываюсь с места и несусь. Бегу. Мчусь. И пытаюсь петь. Выходит очень смешно. Наш голосовой аппарат напрочь лишен благозвучия и гибкости. Не уверен, что мы вообще смогли бы общаться между собой без ментальной сферы.
  
  Но я стараюсь. И не выдерживаю - начинаю хохотать. Ну и звуки, даже не знаю, с чем и сравнить.
  
  Падаю в траву. Раскидываю лапы и смотрю в синеву небес. В курчавость облаков. И слушаю пение птиц кеа, которые как раз пересекают мой обзор - от горизонта до горизонта.
  
  Вот уж кому природа не отказала в голосах, так это птицам. Возможно, разговаривать посредством звуков они бы тоже не сумели, но поют - потрясающе.
  
  Шерстинки на моем животе принимаются топорщиться, начиная впитывать энергию желтого солнца. Голубое - висит уже почти над горизонтом и мало что способно дать.
  
  По телу разливается тепло насыщения, и я переворачиваюсь, подставляя желтому солнцу спину. А сам скашиваю глаза, стараясь увидеть, как ведут себя мои шерстинки.
  
  - Ты выглядишь просто уморительно, - мне слышно, как Ранч заливается смехом. - Чем ты там опять занимаешься, хотелось бы знать.
  - Давай, давай, дружище, сюда, - приглашаю я его.
  
  И Ранч немедленно проявляется передо мной, чуть всколыхнув траву. Иронически морщит нос и щурится.
  
  - Ну что? - интересуется он. - Не знаю ни одного такого смешного тхорга, как ты.
  - Слушай, - говорю я ему. - А тебе не кажется странным, что наши тела способны питаться сами?
  - В смысле? - крутит он лобастой башкой.
  - Ну, вот когда ты вовсе и не собирался есть. А просто, так сказать, покоился. А организм вдруг - раз! - и принимается сам по себе поглощать энергию.
  
  Ранч недоверчиво двигает складками на лбу. Тоже принимается коситься сначала на один свой бок, затем на другой.
  
  - А чего тут странного-то? - наконец интересуется он.
  - Например, то, что никакой команды не было. Как мое тело может решать за меня, что мне нужно, а что нет?
  
   Ранч бросает на меня короткий взгляд и говорит:
  - Ну и что? Вон кровь тоже течет в венах сама по себе безо всякой твоей команды.
  
  И верно, не очень умный тхорг - то есть я - мается дурью и только зря отвлекает дружищу от полезной работы.
  
  - Да ладно тебе, - сразу понимает меня Ранч. - Давай лучше поносимся?
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"