|
|
||||
| ||||
Часть 1. Узник алого чародея
Пора умирать. Только возродившись в другой точке планеты, я скроюсь от погони. Слышу, как в коридоре вышибают все двери, нужно торопиться. В прошлый раз яд подействовал не сразу, из-за проклятого иммунитета пришлось быстро заканчивать ножом. Теперь же я припас кое-что сильнее... Выламываю доску пола и не сразу замечаю гвоздь, насквозь пробивший ладонь. Пустяк, открываю тайник. Дверь комнаты дрожит от ударов, искрят ее печати, полыхая орнаментом рун. Из тьмы хватаю сундучок, звенящий колбами, срываю крышку. Среди гремучей химии сверкает ампула со слезой смерти. Мигают руны, угасая, с грохотом рушится дверь. - Живым брать! Живым!!! Окружить, не пускайте к окну!!! Плевать на окно, лишь переломы обещает, до света Лунного не доползу. Другой у меня сюрприз, ребята... Хрустит в кулаке ампула, пуская в вены пламя. Оно волной проносится по руке, охватывает сердце. Ворвавшиеся фигуры теряют четкость, бегут неспешно, точно сквозь воду. Их клинки блекнут во мраке, заполняющем мои глаза... *** Проверяю руку - целая, здоровая, без черных вздутых жил. Повезло, порой шрамы от смертельных ран передаются новому телу, а в случае с ядом можно схлопотать его врожденную концентрацию в крови. Встаю на руки, на колени, прочь из теплой лужи, воздух пещеры обволакивает мокрое тело, знобит. Шаг на слабых ногах... Больно падать, больно подниматься, об этот берег горящих сталагмитов запросто голову разбить. Ничего, бывало и хуже, никогда не забуду самое первое пробуждение, сколько бы веков ни прошло. Когда первый вдох выдавил из легких кровь, а глаза отвергли мучительный свет. Когда желчью брызнуло из горла, а сердце забилось воскресшим птенцом. Сейчас легче, адаптация - славная штука. Опираюсь о недовольно замигавший кусок кварца, вытираю глаза и пытаюсь понять, в какую брешь меня занесло. Их семь - проходы, возвращающие в мир живых. По одному в центре каждого полюса, прочие разверзлись хаотично по планете. Брешь спасает демонов, попавших в капкан смерти. Я демон всего наполовину, и эта привилегия для меня не вечна, с каждым новым возрождением моя душа слабнет, и однажды останется в чертогах смерти навсегда. Когда-нибудь это произойдет. Но не сегодня. Ходят слухи о других проходах, ведущих в иные, неведомые миры. Красивые сказки. В соседней луже плавает большой пузырь, внутри - почти сформированный позвоночник, его венчают два полушария будущего мозга. Будто обескрыленная стрекоза. Этому демону далеко до возрождения, хорошо, что пробудился я не вместе с ним. Не знаю, сколько прошло времени после моей смерти, на обретение новой плоти может уйти от нескольких суток до нескольких лет. Выясним. Здесь относительно тепло, значит пещера не на полюсе. И она благосклонна к тем, кто вернулся - за огромным камнем нахожу чистый ручеек, его берега мерцают синим мхом. Завалившись на живот, погружаю в воду лицо, пью жадно и долго. Воспоминания приходят медленно, короткими вспышками: город Вайлет, манускрипт Ринеса. Именно его я должен был добыть, по чьему-то заказу. Разумеется, украл, разумеется, поймали. Вайлет - та еще дыра, но провинциальные тюрьмы гораздо изощреннее столичных, арсенал тамошних палачей включает все: от простейшей дыбы до генератора агонии. И казнить там любят с фантазией, особенно, если глянешь не так на местного лорда. Не знаю, насколько добродушно я на него посмотрел, но обокрал его шикарно. Почти шикарно... Окружили. Лучшая альтернатива беседе с палачом - бегство или самоубийство, в моем случае одно и то же. Хорошо, манускрипт успел спрятать. Там, где никто не найдет. Никогда. Погружаюсь во тьму пещерного прохода, шаркаю босыми ступнями по гладкому камню, держусь стены. Воздух свежеет, обнимает потоками живой прохлады. Поворот один, второй, вижу выход, вижу свободу... Снаружи тлеет ночь. Угрюмая, безлунная, кончилось везение - без Госпожи я беспомощен. Звездный свет вычерчивает контуры ущелья: две параллельные гряды, оскаленные острыми вершинами. Помню, уже был здесь, память об этом месте не в разуме, в крови. И я чувствую, куда держать путь. Не останавливаюсь, двигаюсь по черным тропинкам теней. Ступать мягче, дышать тише, нечего звать хищников. По крайней мере, пока не верну оружие, а это возможно только при свете Луны, я еще слишком слаб, чтоб колдовать без ее помощи. Не оборачиваюсь, вход в пещеру уже закрыт, уверен. Как только демон покидает брешь, она закрывает свою пасть, чтоб отворить ее лишь когда тот вновь погибнет. Снова и снова, пока животворящая чернота не исчерпает к демону своей любви. И тогда его мятежная душа больше не обретет плоть в этом мире. Клац, клац, где-то позади - так стучат о камень чьи-то когти. Ускоряю шаг, в спину бьет утробный рев, меня настигает кто-то тяжелый, с хрипящим дыханием. Вперед, быстрее, куда-нибудь! Ни малейшего намека на укрытие. Нигде. Резко сворачиваю и поднимаюсь по каменному склону. Он становится все круче, переходит в отвесную стену, чувствую ненависть скалы, ее холод, ее противостоящую твердость. Ломая ногти, забираюсь на широкий выступ и жмусь к нему, задыхаясь. Нечто внизу приближается. Природа - штука изощренная, и то, что я вижу, очередное тому подтверждение. Это шестилапая ящерица с фасеточными глазами и хитиновой броней. Хвост тяжелит громадная клешня, а пасть полна зубов, подобных иглам. Не знаю, как зовется эта прелесть, и знакомиться не хочу. А вот она - хочет. Таращится на меня, лезет на скалу, судорожно цепляясь когтями. И сползает, гневно рыча. Луны по-прежнему нет. Голый, хилый, безоружный, в руках судьбы, чья ненависть ко мне не угасает веками. Ждать нельзя, придут те, кто лазит лучше. Ящерица снова поднимается, злобно и остервенело, не лезет, не карабкается - прет. И вновь сползает, разочаровано шипя. Она дождется, пока я рухну вниз без сил и воли. Где ты, моя Госпожа, прошу, покажись! Небо молчит, звезды безразличны к протянутой руке. С презрением смеются. Кроме Луны я никому не нужен, без Луны я никто. И все же нужно бороться, пусть еще слаб, пусть не готов, но... Боевая формула воскресает в памяти, как строчка забытой поэмы, меня прошибает колющий жар. Меж пальцев трещат разряды, целюсь во врага... Ослепительная вспышка. Падаю... Кровь заливает лицо, вгрызается в мускулы боль. Ничего не вижу, хочу встать - не могу, слишком, слишком сильно истощила меня формула. - Вставай, ублюдок! Что? - Подъем, новый раб! Тебя ждет достойная судьба! Удар под ребра. Сапогом. - Кайл, хватит косить под обморок! Знаю я тебя, говнюка... Кайл... Мое имя, закованное в чей-то властный голос. Чей-то? Это ж Марк Витальский! Ох, лучше б я вернулся в брешь... Со стоном прогоняю тьму в глазах, поднимаюсь на колени и вижу ящерицу, ее обожженные кишки. Чуть левее - алые сапоги Марка. Его плащ, рейтузы и рубаха тоже алые, этот пижон обожает кровавые оттенки. Магический жезл, нацеленный мне в лоб, пылает гранями рубинов. Ухмылка у Витальского широкая, довольная, глаза горят безумием, как у любого чистокровного демона. - Кайл, легендарный ворюга. Тот, кто кроется в лучах Луны... Голышом! На коленях! Ха-ха-ха!!! Молчу, пускай хохочет алый психопат. - Теперь ты мой, наконец-то мой. Раб, пес, хоть ошейник вешай. Он приседает рядом и заботливо поправляет мне волосы, слипшиеся от крови. Его злорадной улыбкой можно резать вены. - Если еще не понял, то именно я организовал облаву в Вайлете. Да-да, это я попросил тебя украсть манускрипт. И я же тебя сдал. Удивлен? Удивлен? Да я просто ошарашен! С надеждой смотрю в небо. Госпожа, позволь уничтожить эту мразь. - Вот чего я не ожидал, так того, что ты и вправду схватишь наживку да вдобавок убежишь столь далеко. Ринес просто взбесился, он жаждет манускрипт обратно. Мне трудно сдержать улыбку. Да, помню лицо Ринеса, прежде чем я выпрыгнул из окна его библиотеки. Прямо в колыбель Госпожи. Еще ни одного из старейших демонов я не видел столь пораженным. Витальский больно сжимает волосы, тянет вверх. - Ты что, не понял?! Хватит ухмыляться, верни манускрипт! Громко и весело смеюсь. Вопреки боли, вопреки изнурению. - У меня ничего нет, - отвечаю, задыхаясь, - ты же видишь, кроме хрена в зад, мне нечего предложить ни тебе, ни Ринесу. Терять зубы всегда неприятно, особенно от удара тяжелым жезлом. Десны пылают, когда я провожу языком по их развороченной мякоти. - Ты спрятал манускрипт, прежде чем покончил с собой. Где?! Мы весь Вайлет перевернули. - Это останется между мной и моей Госпожой. - Шутишь? - Мне смешней говорить серьезно. Марк багровеет в тон маскараду. - Ладно, упирайся, так даже интереснее. Продолжим разговор в моем подземелье. Ты ведь не откажешь мне в визите? - Жезл упирается мне в грудь, вибрирует, готовый к импульсу. - Почту за честь. - Вот и славно! Дай-ка руку, ту, что чище, ага, молодец. И постарайся не дергаться, ты же не хочешь перенестись по частям? Марк жезлом рисует в воздухе витиеватый узор, он воспламеняется, будто искусственный закат. Ущелье сгорает в алом огне, и я испытываю небывалую легкость. Будто падение в никуда, падение в вечность... *** Все начиналось как обычно, заказчик - анонимный, награда - достойная. Хватит на погреб элитного вина с хорошенькой шлюхой на каждой бочке. Украсть манускрипт? У одного из сильнейших лордов? Без проблем, я не люблю лордов еще сильнее, чем они меня. Во мне течет их кровь, кровь демонов, и в то же время я совершенно иной. Моя человеческая половина отделяет меня от лордов пропастью, в которой сотни лет кипят ненависть и презрение. Я - другой. Не демон, не человек, просто другой. Для бессмертных владык вполне достаточно для отвращения. Бастард. Полукровка. Ну, и вор, конечно же, кому такой понравится. Казалось, очередной спятивший маг жаждет познать тайны демонов. Почему бы не помочь? Не в первый раз обкрадываю лордов и не в последний. Как я не учуял ловушку, как?! Сглупил, попался. Идиот. Манускрипт... Рунические записи Гая Ринеса, им нет цены, это было видно с первых строк. Глянув на них, я сразу понял - не отдам. Ни заказчику, ни кому-либо другому, тайные знания лордов должны быть моими, я сохраню их любой ценой. - Ну, - Витальский вопросительно поднимает бровь, - ты будешь говорить? Голос его отражается от стен, истекающих сырым полумраком. Подземной тьме противостоят яркие факелы, ввинченные в камень; пламя алое, магическое, фальшивая иллюзия тепла. - Увы, - пожимаю плечами, пытаясь унять озноб, - обстановка не располагает к беседе. - Очень скоро она не будет располагать и твоему самочувствию. Пальцами ловлю тепло своего дыхания, оно паром уходит во мрак, превращаясь в ничто. Голос Марка спокоен, лишь вместо улыбки - оскал: - Не волнуйся, здешние обитатели не дадут тебе замерзнуть. - Обитатели? - Скоро познакомишься, если так и не скажешь, где... - Не скажу. - Что ж... Он меряет шагами пещеру, задумчиво потирая жезлом лоб: - Во-первых, не вздумай кончать с собой: я расставил ловушки у каждой бреши. Во-вторых, я не палач, не зверь, пытать не буду. Лично. Мое оружие - время. Подожду, пока ты подумаешь, а чтобы тебе не было скучно, кое-кого оставлю за компанию. Достаточно голодного. Не бойся, не убьет, во всяком случае, не сразу. Марк чертит прежний знак - не в воздухе, в пространстве. Насмешливо прощается. Обломок породы в тени совсем рядом так и просится в руку. С ревом хватаю, швыряю точно в голову. Камень проходит сквозь Витальского, уже утратившего плотность в застывшей красной вспышке. Его угасающий образ дарит театральный поклон, хохочет. Обломок катится и замирает, как символ моего бессилия. Витальский исчезает, его смех еще несколько секунд разносится по сводам, а потом... Холод, одиночество, немая тьма. Кричу от гнева, кричу от отчаянья, тени отвечают испуганной дрожью. Еще никогда дела не были так плохи, много говорят о подземном лабиринте Витальского. Шепотом. Катакомбы простираются глубоко под землей, и нет здесь ни входа, ни выхода. По слухам, в молодые годы, когда алый чародей мнил себя полубогом, он попытался создать собственное чистилище. Получилось или нет, скоро узнаю на себе. Сюда Марк бросал своих заклятых врагов: людей, нелюдей и даже других лордов. Не вернулся никто. Прежде всего Марк сводит узника с ума, а когда надоест, тогда и прикончит. До сих пор я не терял надежды, пока светит или может засветить Луна. Теперь же небо скрыто каменной громадой. Но у меня есть то, что нужно тюремщику, а значит - есть надежда... Нужно двигаться. Как-нибудь, куда-нибудь, лишь бы не замерзнуть. Вынимаю факел из кольца в стене, рукоять удобно ложится в ладонь. Делаю пробный выпад, разворот, рефлексы работают вопреки усталости, а пламя даже не меркнет, рисуя огненные петли. Шаг влево, удар наискосок. Навыки прежние, несмотря на смерть и возрождение. Серия, блок, серия! Против теней, против безнадеги. Я - Кайл, и просто так не сдамся. Смотрю на огонь, его алые фантомы яростно тянутся к моему лицу. Тени, будто не зависят от освещения, растекаются черными гадюками, заполняют трещины. Этот свет, этот мир принадлежат алому маньяку, и здесь царят свои законы. Иду вглубь пещеры. Вокруг лавовая порода, серая, с черными прожилками, похожими на тени осьминогов. Давлю их ногами, чувствуя, как они жадно всасывают мое тепло. Холод невыносим, обычный человек давно бы околел, не исключено, что температура иллюзорная, призвана терзать узника без угрозы жизни. Лучшая пытка - бесконечная пытка. Факелы встречаются все реже, их заменяет мерцание кристаллических образований, вросших в стены. Не свет - пульсация. Сталактиты свисают с потолка, как кровавая мокрота, туннель петляет, дважды натыкаюсь на истлевшие кости, они рассыпаются в прах при малейшем касании. Вдоль стены ползет змея, исчезает в разломе, вибрируя раздвоенным жалом. Дальнейший проход прегражден толстой паутиной. Сгорает она быстро, стоит слегка коснуться факелом, и по потолку убегает огромный паук. Кажется, будто вместо брюха у него почерневшая человечья башка. Бывший узник? Наверняка. Иду мимо призраков желтого смрадного пара, он сочится из пористого камня, оседая липкой влагой. Пахнет дерьмом и безысходностью. Какая-то зверюга с мордой, как кузнечные клещи, смотрит на меня зелеными огнями глаз, убегает во тьму бокового прохода. Перешагиваю через каскад здоровенных грибов и двигаюсь дальше. В поисках убежища, в поисках тепла. Тяжелые своды угнетают, давят на сознание, стараюсь не думать, насколько далека поверхность, еще никогда я не испытывал столь сильной тоски по небу. Мне не хватает его, хотя бы безлунного, хотя бы безразличного ко мне. На одной из развилок чувствую еле уловимый поток тепла, живого, как чье-то дыхание. Устремляюсь к нему сквозь мрак узкого прохода. Быстрее! Туда, где умирает холод. Меня обволакивает густая жирная теплота, свет факела вырывает из мрака сверкание кипящей воды. Горячий источник, круглое жерло, полное клокочущего жара. А рядом - хорошее место, чтобы упасть, хорошее место, чтобы уснуть. Здесь, лежа на теплой площадке в углу, так трудно противиться небытию. Плевать на тварей, плевать на все, мне нужен сон, глубокий, уносящий от реальности как можно дальше. Факел - в трещину под рукой, вертикально, будто пылающий страж. Пусть охраняет мой покой. Звенящая тьма, стук сердца, словно тону... Я вновь в библиотеке Гая Ринеса. Проник сюда в объятиях Госпожи сквозь окно прозрачного кристалла. Здоровенные псины во дворе как спали, так и спят, очарованные формулой дремы. Стражники внизу шепчутся о подвигах в борделе, не замечая, что будто в трансе, повторяют одно и тоже. Даже прозрачный магический купол над усадьбой Ринеса не ощутил моего проникновения. Где светит Луна, я везде, где светит Луна, я нигде. В ее лучах я невидим, в ее лучах я свободен. Двигаюсь между стеллажей, мимо фолиантов старше меня. Надписи на корешках обращаются ко мне на языках, доступных лишь посвященным. Лордам, высшим магам, тронутым ученым. Или вору, что по крупицам крал их тайны. Черным золотом сверкают руны, гипнотизируют, зовут. Возьми, открой, сойди с ума. Достаю Вендерклиг из ножен, эхом грядущего звенит серебро, мерцает, дрожит. Чувствует присутствие тайн, что движут этим миром. Меч найдет манускрипт, ощутит его силу и даст мне знать. - Кто здесь? Писарь, старик с невероятно бледной кожей. Услышав скрип пола, он отрывается от свитков на столе и спешит к стеллажам. Острием в легкое, чтобы не кричал. - Тсс... - осторожно опускаю его на пол и вытираю лезвие о рясу. На затылке - татуировка чернокнижника. Культ, служащий лордам. Второй удар - по некромеханизму возле дальней тумбы с чертежами, он так и не успевает включиться на шум. Армированный череп, посаженный на ходовую часть из стальных лап, как у богомола. С размаху, по давно мертвому мозгу. Вынимаю острие из кучи металла и органических тканей. Оглядываюсь - никого, ступаю дальше. Мимо астролябии, мимо алхимического стола, к полкам с рядами круглых футляров. Гай не станет сооружать тайник для бесценных свитков, спрячет на виду, так, что никому в голову не придет искать их среди простых бумажек. Мой ключ, мой Вендерклиг, он найдет. Провожу мечом над полкой с футлярами, серебро молчит. Дальше, к громадному секретеру, стоящему под тяжестью книжных стопок. И здесь никакой реакции. Искать до последнего, громады шкафов молча терпят обыск, тьма между ними покорно отступает перед свечением заточенного серебра. Будто старые ослепшие мудрецы, они не в силах укрыть свои тайны. Беспомощные, обнаженные, я мог бы выпотрошить их, забрать абсолютно все, но мне нужно лишь... Вдоль лезвия струится яркий блик, вмиг нагревается эфес. Я останавливаюсь перед нумерованными ячейками каталогов, по очереди целюсь острием в каждую из них. Номер семнадцать, восемнадцать, девятнадцать... Клинок поет металлическим консонансом. Вытаскиваю длинный выдвижной ящичек, набитый картонными карточками, кладу на пол, образовавшаяся пустота смотрит на меня квадратом тьмы. Чувствую, нет там ни магической печати, ни ловушки с отравленной иглой. Воров подобное не останавливает, воров подобное только привлекает. Погружаю руку в черноту ячейки, по локоть, по плечо, туда, где вместо пустоты должна быть стена. Есть! Вынимаю короткий узкий тубус. Клинок сверкает, словно по нему несутся звезды, прячу в ножны, он заслужил покой. Тубус простой, деревянный, но заключенная в нем сила ощущается кончиками пальцев, их пронизывает жаркое покалывание, как от тока. Дрожащей рукой открываю тубус и вижу... Хватаю факел, резко поднимаясь. Мне не послышалось, меня разбудил чей-то крик. Вот, снова! Громкий, утробный, в нем резонируют ярость и боль. Возносится до визга. Обрывается. Будто в агонии. Нечто подобное я уже слышал, воспоминание всплывает, как разложившийся утопленник. Казнь бунтовщиков в одном восточном городе, виновных распяли, и каждый час вырывали по мускулу. Тень моя дрожит, когда раздаются шаги. Зверь? Человек? Сжимаю факел до судороги в спине. Оно приближается, оно уже здесь. Бледное, скрюченное, так выглядит труп, из которого выкачали кровь. Двигается ритмично, как жуткая органическая машина. Некромеханизм. Скобами скреплены ребра, ржавые спицы вместо ключиц. Болтается гипертрофированный член, голова же - треснутый череп, обтянутый сухими жилами. Остекленевшие глаза поглощают мой взгляд, обретают блеск. - Морх... Морх... Бросаюсь вперед. Факелом по голове, по заслоняющим рукам, в грудь, в живот, без остановки. Оно блокирует, бьет. Так обжигает жидкий воздух. Мразь лупит без разбору, ее удары леденят нервы, парализуют. - Морх... Время застывает, как воск, факел противится пространству. Бью в шею, в челюсть, куда-нибудь. Падаю, хватаясь за ничто. Холодные пальцы касаются груди, пьют мое тепло и крючатся, врастая в кожу. Легкие распирает крик, тень надо мной склоняется всё ниже... - Довольно. Голос Витальского разбивает рок на черные осколки. - Тебе еще рано умирать, Кайл. Узник должен мучиться, узник должен страдать. Иначе какой из него узник? Потолок выступает из пелены, рябит сталактитами. Со стоном уползаю в сторону, сцепив зубы от боли в ожогах. Лишь сев у стены замечаю на груди черные кривые отпечатки. Витальский и существо стоят рядом, оно шатается, закатив глаза, будто охмеленное. Рука его окутана синеватым мерцанием, и я сразу понимаю - так тлеют остатки моей жизненной силы. Еще чуть-чуть, и эта гнида отняла бы её всю. Марк смотрит на меня свысока, склонив голову с довольной миной: - Познакомься, это Морхем, твой самый близкий друг. Если я повелю, он тебя убьет, съест или даже трахнет. - Мор... Морхем? - сил едва хватает на слово. - Это первое, что он сказал, когда я его реанимировал. Да, он бывший человек. С весьма печальной и интересной судьбой. Рассказать? - Кому-нибудь... другому. - Что ж... Твоя позиция не изменилась? - Не... изм... Нет... - Замечательно, еще повеселимся. Пока отдыхай, позволяю. Алая вспышка, Витальский исчезает. Еще несколько секунд стоит Морхем, затем разворачивается и уходит во тьму. Просто берет и уходит. Спокойно, неспешно, так что я успеваю насмотреться на выпирающие позвонки и гуляющие под бледной кожей лопатки. *** Мир алых узоров и черных теней, мир существ, живущих против естественных законов. Мир, не знающий неба. Он стал частью моего сознания, принял в свой порядок вещей. Я привык к холоду, кровавые мозоли на ступнях обратились ороговелой твердостью. Рефлексы обострились до предела, а зрение приспособилось к вечному полумраку. Двигайся, грейся у источника, двигайся, больше ешь, больше пей. Восстанавливай силы и готовься к схватке, у жизни нет других вариантов, кроме как жить. Я исследовал несколько соседних веток, там оказалась прорва мелких существ, похожи на летучих мышей с атрофированными крыльями. Слепые, медленные, запросто глушатся камнями и на вкус не слишком гадкие, если хорошо проварить в источнике. Полагаю, лет так тысячу назад Марк мог для дешевого антуража напустить сюда нетопырей. Вот как издевается время - без крови нормальных живых существ они сильно деградировали. Не исключено, что их развели тут именно как пищу для узников и местной фауны, заставили опуститься до необходимого звена пищевой цепочки. Мне уже не раз доводилось видеть замкнутые экосистемы, в которых сумасшедшие колдуны проводили свои опыты. Скромный рацион дополняют крупные ягоды, поразительно, но они растут прямо из потрескавшейся породы. Поначалу я не решался попробовать, пока не заметил, как какие-то черные чудища глотают их целыми гроздьями, они быстро и абсолютно бесшумно умчались в темноту, когда я приблизился. Их очертания странно размывались в движении. Больше эти существа не показывались, только изредка загораются их глаза во мраке. Еще здесь встречаются грибы, выбирать которые приходится тщательно, одни могут оказаться галлюциногенными, другие - бьющимися током. Ядовитых нет. 'Узник должен мучиться, узник должен страдать. Иначе какой из него узник?' У меня на этот счет свое мнение: плох тот узник, что не мечтает выпустить кишки тюремщику. В этом плане я - хороший узник, просто великолепный, уже знаю, как буду резать, с какими словами. Воду пью из горячего источника, зачерпываю тщательно выскобленным черепом, найденным неподалеку, и ставлю остывать в углу. Есть, конечно, и холодные источники, совсем недалеко, с чистой зеркальной водой. Но узнав, что в них водится, я зарекся туда ходить. Я лишь хотел посмотреть на свое отражение, когда эти щупальца едва не схватили меня. Успел заметить только гриву спутанных волос да мохнатую бороду, что больно щекочет ожог на груди. Ожог в форме пятипалой ладони. Он так и не заживает. Морхем приходил еще дважды. Первый раз я залез по трещинам на стену и ждал, пока тот не уйдет. Ждал долго, отчаянно держась онемевшими пальцами, выдавливая кровь из-под ногтей. Когда раздался смех Витальского, Морхем медленно ушел, и я с облегчением рухнул на пол. Во второй раз я дал ему бой. Два, три, четыре увесистых камня я запустил Морхему в башку и бросился прочь. Туда, где в одном из узких проходов устроил ловушку. Здешний кустарник и иссохшие кости горят просто замечательно. Еще есть бурые вязкие лужи с запахом сырой нефти, если поджечь, мало не покажется. Я не пожалел ни времени, ни сил - обработал найденным горючим часть узкого туннеля, шкурками грызунов тщательно вымазал стены и пол. Морхем двинулся за мной по скользкому камню. Бросок факела, и волны огня поглотили проход. Морхем не закричал, не остановился, двигался сквозь пламя ко мне, скованному ужасом. Я знал, что боевая формула отнимет последние силы, но выбора не оставалось. Молнии внутри меня вырвались наружу, скрестились на тени в центре огненного хаоса. Я рухнул лицом вниз, мое лицо полоскал жар пламени, а борода закручивалась обугленными кончиками. Полный триумфа я хохотал вместе с огнем, ржал, как сумасшедший. Победа, хоть какая-то, имею право потерять сознание. Провалиться во тьму собственного черепа... Строчки манускрипта врезаются в глаза. Я даже представить себе не мог что - что! - кроится в свитках Гая Ринеса. Тайны, способные пошатнуть мир. Я понял не всё, язык высших лордов мне не известен досконально, по сути, он не известен никому, кроме его истинных носителей. Но то, что удалось перевести, дало понять самое главное. Манускрипт - это ключ, ключ к моей новой судьбе. - Ты?! В сапфирном огне возникает Гай, его глаза полны удивления и гнева. Мне повезло, не будь старейшина лордов столь ошеломлен, в окно сигануть он не дал бы. Удар, звон осколков, полет в серебряную пропасть. Я бесплотен, невидим, свободен. Над крышами домов, где дышит небо ночным ветром. Город Вайлет простирается подо мной, признавая свое ничтожество, опускается на колени. Я совершил величайшую кражу всех времен. Так просто, так легко, высокомерные лорды стали слишком беспечны, не берегут тайны, полагаясь на страх своих рабов. Но я не раб и ничего не боюсь. Госпожа, ты можешь мной гордиться. Госпожа? Это больно - падать вниз, когда внезапно меркнет полумесяц. Крыша, карниз, водосточная труба, в немом хохоте заходится мостовая, вкушая кровь моей разбитой головы. - Ты че, с Луны бахнулся? - таращится пьяный бродяга, пятясь за угол. Встаю, шатаясь, смотрю в небо. Мрачное, отяжеленное тучами, будто выжженное, ни Луны, на даже звезд, от края до края - несокрушимый монолит черноты. Проклятый демон! Он оказался сильнее, чем я думал, сжег небо над всем городом, сжег, будто рисунок. Ни меч, ни тубус не мешают бежать, их в этом мире больше нет. Приняты Госпожой. Я верну свое, когда мы вновь сольемся, достану из серебряного шелка... Мчусь как проклятый, если поймают, пощады не будет. По смрадным канавам, по развороченным дорогам, сбиваю прохожих. Улицы как близнецы-уроды, жалкие и нищие, слышу крики, стук копыт - погоня, псы спущены с цепей. Поворот, второй, беззубый рот прогнившей арки, влетаю в дверь дома, где приготовил укрытие. На третий этаж, быстрее! И все-таки Гай не всесилен. Уже закрывшись в тесной комнате, вижу за окном, как медленно очищается небо, выпуская Лунные нити. Такие тонкие, такие далекие. Успею? Нет, дом окружен, стонет внизу лестница под грохотом сапог. Здесь, под дырявым ковром, за доской - последний шанс бежать. Сквозь время, пространство, сквозь брешь. Пора умирать. Я стою в черном выжженном коридоре, горло дерет запах гари, камень под ногами еще хранит тепло умершего пламени. Никаких останков, Морхема - нет. Мог ли он сгореть дотла? Вряд ли. Роюсь пальцами в горячем пепле, рыскаю по полу в поисках трофея, хоть обугленную кость, хоть фрагмент механизма, огонь свиреп, но не всесилен. Ничего. Возвращаюсь к кипящему источнику, к точке равновесия этого безумного мира. Мимо покрытых слизью кактусов, мимо гигантской раковины, в ее витой утробе горят два желтых глаза. Уже знакомый паук бежит по стене, он мне симпатичен, жрет местных светляков, мерцающих алым. Ненавижу этот цвет, как же ненавижу! Паук пульсирует брюхом, смотрит из тени. Ждет стихов, ведь он их так любит, отрадно рифмы сочинять не только для тюремных стен. Нет ночи теплее, чем ночь Госпожи. Мой путь обрамлен ее светом. Нет гнева страшнее, чем гнев Госпожи. И мир весь раб ее обетов. Убого и слишком пафосно, так сказал трактирный бард, которому я открыл по пьяни свой талант. Слишком добрым я был, чтобы вскрыть нахалу пузо, тот сам давно помер от старости. А пауку нравится, как жаль, что я слишком изнурен, дабы утолить его любовь к поэзии. Источник так и зовет прилечь в тепле. Глоток из черепа - вода маслянистая, с известковым осадком. Много бы я сейчас отдал за пару капель любимого вина, за Лунный нектар, или хотя бы за Кровь королевы. А ведь много бутылок припрятано в моих схронах, некоторые стоят состояние, украдены из лабораторий элитных алхимиков. Философский камень они так и не создали, а вот хорошее вино не стыдно стырить, да. Грибы - вот что от тоски спасает. Высуши хорошенько, надкуси, и подземелье растает в радужном огне, грезы обретут реальность, а паук сам задекламирует стихи. Если Морхем и жив, то вернется не скоро. Вкус у грибов мерзкий, еле сдавливаю рвоту, но эффект... Стены подвергаются метаморфозам, тонут в образах забытых снов. Ласковым теплом полнятся жилы, а сердце тает, как свеча, в собственном огне. В своей темнице я свободен, минуя смерть и брешь, обретаю новую жизнь. И в этой сладкой бездне я не одинок, кто-то приближается ко мне, неспешно двигаясь сквозь буйство тьмы и света. Темный силуэт, будто мрак, принявший форму человека, шаги его звенят потревоженным пространством. Развевается широкий плащ, обнимающий гостя, застежка у горла сияет Лунным серпом. Почему-то я вижу это очень отчетливо, несмотря на туман, мерцающий вокруг. Отчетливо виден и меч, дремлющий в ножнах на тяжелом ремне. Эфес - блестящий полумесяц. - Ты кто? Пришелец смотрит на меня, в его глазах тлеет печаль. - Хм, а как ты думаешь? - Говнюк, укравший мой плащ и клинок. - Почти угадал. Я - это ты. - Неправда, 'я' бывает только в одном экземпляре. 'Я' угрюмо улыбается. Поглаживает эфес, склонив голову, до неприличия точно копируя мои манеры. - Разумеется. Но лишь когда содержимое твоего черепа способно отличить истину от иллюзии. Позволь встречный вопрос, аналогичный. Кто же тогда ты? - Я - Кайл, слуга Госпожи, хозяин Лунной ночи, тот, кто кроется в ее свете, тот, кто... 'Я' смеется. Теперь вижу, что моя привычка забрасывать голову при смехе выглядит отвратительно. - Ты - безумец на поводке у Витальского, его игрушка, доведенная до психоза. Как думаешь, почему он тебя не убил? - Он хочет получить манускрипт. - Плевал он на него! Манускрипт нужен Ринесу, а Витальский даже не знает, о чем там написано. Ринес яростно ищет тебя на поверхности, даже не подозревая, что ты в рабстве у алого маньяка. Ты помнишь, как давно здесь гниешь? - Н... Нет. - Прошли месяцы, ты превратился в вонючую мерзость, твой разум помутился. - Возможно. Но я делаю все, что могу. Я борюсь... - Ты борешься за жизнь, но не за душу. Ты забыл лик своей Госпожи. - Отдай мне меч, и я спасу свою душу... нашу душу! 'Я' приближается, на ходу вынимая клинок. - Что ж... Держи. Мой любимый колющий удар. Теперь знаю, что чувствовали те, кому я пробивал живот. Поганые ощущения, ох, поганые. Холодная твердость внутри, так глубоко. - Ты должен вспомнить, кто ты. Должен вспомнить! Вечность помещается между ударами сердца, мир превращается в черное ничто. *** Витальский выглядит расстроенным, сидит на плоском камне с жезлом на коленях и смотрит на меня, как на щенка нашкодившего. - Зачем ты упал на острый сталагмит? - Мне было скучно. На животе не осталось даже шрама, магия Марка полностью затянула рану. Он подоспел вовремя, еще немного, и ему пришлось бы вновь встречать меня у бреши. Окровавленный сталагмит торчит неподалеку, окруженный засохшей бурой лужей. Стараюсь не смотреть в его сторону. - Ты же понимаешь, что так тебе не убежать. - Понимаю. - Согласись, несерьезно. - Соглашусь. - Издеваешься? Пожимаю плечами, глубоко вздыхая и почесывая пах. - Издеваюсь. Марк сердито вертит жезл в руках. Встает. - Морхем скоро вернется. Ты его хорошо разозлил. Готовься. Отворачиваюсь, не хочу видеть алое сияние, в котором пропадает Витальский. Возвращаюсь к источнику и один за другим кидаю в воду оставшиеся грибы. Все до последнего. *** Морхем со стоном уползает с перебитыми ногами. Трудно было не заметить, как он повадился лазить на дно темной впадины, в которую я справляю нужду. Полагаю, впитывать частицы моего тепла. Я отыскал громадный камень и рывками подкатил его к самому краю. Подождал, когда внизу вновь раздался шум и... Вслед за камнем швыряю факел. На Морхеме ни малейшего ожога, хотя после огненного коридора он должен был сгореть, как кукла. Одно утешенье - его разбитые коленные чашки. Ползать будет долго. Вторая победа, одержанная за счет хитрости и обстановки. Но что будет, когда мы сойдемся лицом к лицу? Я вижу это почти в каждом сне. Кошмары медленно доводят меня до сумасшествия. Я вижу себя на полу, парализованного неестественным холодом. Морхем с треском рвет мою кожу от ребер до паха. И с вожделением греет руки во мне, погружая пальцы в кровавые черви кишок. Я с воплем просыпаюсь, чувствуя, как внутри омерзительным слизняков ворочается ужас. Ужас от понимания того, что когда-нибудь этот кошмар произойдет наяву. Да, манускрипт всего лишь повод. Я нужен Витальскому для совершенно другой цели. Витальский обожает это: мучить подопытных жертв, шатая их рассудок. Ради постижения природы людей, нелюдей, их гибридов. Ради науки. Его методы зачастую шокируют даже других лордов. Я столько слышал об этом в прошлом, но никогда, никогда и представить не мог, что сам стану лабораторной крысой, уникальной крысой. Получеловек, полудемон, таких тут еще не было. Чем не радость для ученого шизоида? Все лорды мнят себя гениальными исследователями. Чем же еще наполнить практически бессмертную жизнь, кроме как постижением непостижимого? Хорошо известно, что Ринес преуспел в области гравитации. Силой науки и магии он управляет ею, как послушным псом. Коше обожает создавать гибридов и мутантов, скрещивая друг с другом все новые виды. Ходят слухи, проверять которые совсем не хочется, будто Коше использует некоторых порождений для своих сексуальных забав. Зная особо извращенные повадки этого лорда, я склонен верить в это. Фредерик помешан на других мирах и отчаянно пытается проломить брешь в иное измерение. Кромвель, Рафаэль, Леопольд и остальные. Обладая вечностью и ресурсами всей планеты, они не устают разгадывать черные тайны природы. Безумие в этом - лучший помощник. Катализатор всех процессов их нечеловеческого мозга. Возвращаюсь к источнику. Думать, отдыхать, бояться. Души живых существ - вот что выбрал Марк для своего скальпеля. Теперь его лезвие коснулось меня. Уверен, алый чародей наблюдает за мной. Постоянно. Отмечает каждый шаг, следит за внешними переменами. Не удивлюсь, если каким-то образом он даже записывает все происходящее. Ведет конспекты и заполняет полученными образами кристаллы памяти. Что он хочет узнать? Госпожа, подскажи! Я знаю, ты не бросила меня, твой зов пробивается сквозь каменный барьер. Порой ты снишься мне, зовешь по имени. И я вспоминаю твое тепло, чувствовать которое дано только мне. Госпожа... - Я Кайл, князь Лунной ночи. Крик внутри, шепот снаружи. - А еще полукровка, лжец и ворюга, - улыбается Марк. Вокруг него гаснет алое свечение, он устало садится на камень и кладет жезл на колени. - Ну, что скажешь? - смотрит он в упор. Встаю, не отворачиваясь. - По поводу оскорбления, или манускрипта? - И того, и другого. - Ничего. - Жаль, - вздыхает алое пугало, - мне казалось, ты усвоил урок. Морхем не сильно беспокоит? - Больше, чем хотелось бы. - И меньше, чем он может. Скоро он восстановится, как и после коридора. Жди. Молчу, ведь это правда, против которой бессильны слова. Бессильны и сжатые кулаки, чью дрожь я прячу за спиной. - Учти, у нас есть целая вечность. Понимаешь? Вечность! Он уходит, я сажусь возле источника и смотрю на перевернутый череп с водой. - Вечность, - медленно повторяю, пробуя звучание на вкус. И сплевываю. *** Кости плечевые, кости локтевые, тазовые. Россыпи фаланг и позвонков, ребра, ключицы, лопатки. Кости всех форм и размеров: крепкие, хрупкие, длинные, короткие. Прямые, как лучи, и причудливо загнутые, будто музыкальные инструменты, лишенные струн. Побродив по здешним чертогам, можно отыскать любые. Но мне нужна одна, как можно прочнее и тяжелее, которой не стыдно бахнуть кого-то по башке. А еще нужна свежая, еще не забывшая, как была остовом чьей-то жизни. Крайне редко валяются целые черепа, в основном расколоты на мелкие фрагменты, хоть вазу собирай. Еще частенько кости встречаются среди нагромождений высохших фекалий. Видимо, какие-то хищники заглатывали добычу целиком. Мне же на глаза эти твари не попадаются, явно чувствуют демоническую кровь. Один Морхем меня не боится, ну, и паук, ценитель поэзии, он и сейчас бежит за мной. То ли стихов хочет, то ли просто так интересуется. Извини, старина, не до тебя. Вот, кажется, подходящая, берцовая. Кто-то погрыз и бросил, полностью высосав костный мозг. Довольно прочная, лучше вряд ли найти. С факелом в одной руке, с костью в другой продолжаю поиски ингредиентов. - Священная брешь! Неужели?! Оборачиваюсь - Марк сияет, его улыбка так и просит молотка. Ненавижу, когда Витальский появляется за спиной. Впрочем, когда он с триумфом возникает спереди, радости и того меньше. - Пожалуйста, скажи, что это правда! Твой разум обрел новые грани? Блаженное безумие? - Тут мне с тобой мне не сравниться. - А зачем эта кость? Похожа на фаллос. - Кое-кого трахну, угадай кого? - Хм, как жаль, что это не войдет в историю, великий Кайл решил победить меня жалкими фокусами, и на что он надеется? Отчаянный бедняга. Наигранная печаль последних слов сметается взрывом хохота. Безразлично прохожу сквозь угасающий образ Марка, продолжающий смеяться. Я сам никогда не думал, что опущусь до столь примитивной идеи: экспериментировать с низшей магией, уделом шаманов диких племен. Но без Госпожи другой надежды нет. Поиски нужных компонентов заводят дальше обычного. Прохожу под зарослями гигантских водорослей, они свисают с потолка, шипят и тянутся ко мне. Прохожу мимо жужжащего улья, окруженного роем человечьих глаз. Останавливаюсь перед зубастой пастью прямо в полу, она раскрывается шире, выпуская длиннющий язык, увенчанный шипами. Пробегаю мимо. Искусство магии заключается в преобразовании энергии из одного вида в другой. Древние люди, задолго до прихода демонов, совершали это с помощью машин - игрушек науки. Когда планета повернула свою ось, проломив проходы между мирами, законы природы сильно пошатнулись. Классическая физика преобразилась, многие новые явления человечество подчинить так и не смогло. Зато смогли лорды, пришедшие из проходов. Я знаю, порой мне доводилось красть довольно ценные книги. Магические знаки вспоминать тяжело и еще сложнее их наносить. Рисую смесью крови и костного праха, приготовленной в почти целом черепе. Кровь - грызунов, своя пригодится позже. Палец дрожит, выводя линию на груди, она разворачивается петлей у ключиц, огибая шрам, спускается поперек ребер, чтобы замкнуть фигуру. Ошибка! Вытираю, черчу заново. Неправильный знак сожжет меня изнутри, так гибнут многие ученики. И рисуют они без зеркала, оно может инвертировать энергию самым непредсказуемым образом. Дуга, прямая, петля, дуга, будто змея закручивается иероглифом, врастает в плоть. Есть! Линии горят голубизной, жгут кожу. И этот свет медленно гаснет, впитываясь внутрь, колдовская энергия пульсирует во мне вторым сердцем. Защитный знак готов, пусть Морхем только протянет руки. Среди украденных книг бывали и увесистые бестиарии. Порой, думая о Морхеме, я пытаюсь вспомнить хоть что-то подобное на их страницах, которые одно время изучал весьма внимательно. Напрасно, ни одно из известных мне существ не питается жизненным огнем, как это делает Морхем. Он явно гибрид, созданный сочетанием некротехнологий с чем-то до сих пор неизвестным или забытым. Ясно одно: убить эту мразь можно лишь так же, как ее создали. Магией. Щит есть, дело за берцовой костью. Если правильно зарядить, выйдет какой-никакой жезл. Слабоват, но лучше не будет. Орнамент из рун высекаю острым камнем, тем же, которым вырезал обереги на плечах и бедрах, они еще кровоточат, привлекая мерзких светляков. Они назойливо роятся, будто горящие мухи. Вершину жезла крест-накрест перевязываю паутиной и жилами одного существа, имевшего неосторожность подойти к моему источнику слишком близко. Это был скат на шести лапах, как у жука, на вкус оказался неплох. Костную полость нужно заполнить чем-то посильнее, и тут уже свою кровь не жалею. Магия дама коварная, с ней шутки плохи. Методы, что я решился применить - варварские, питаются энергией живой материи. За колдовскую силу заплачу собственным здоровьем. Очень дорого. Пора зарядить жезл, источники повсюду, если только Марк их не заблокировал. Вряд ли, он хочет представления, хочет зрелища. Дотрагиваюсь жезлом до одного из алых кристаллов, нужную формулу я не забыл. Оружие вибрирует, насыщаясь, кристалл возмущенно мерцает, теряя яркость, и окончательно гаснет. Взмахиваю жезлом и любуюсь начертанным в воздухе узором. - Ну, как тебе? - спрашиваю паука, вжавшегося в камень. Он вздрагивает и убегает. Понимает, что игры кончились. Но это не все, далеко не все. Я давно понял, чего так жаждет Витальский, и помимо боевой подготовки, предстоит затеять интригу. Маленькую, но достаточную, чтобы спровоцировать тюремщика на необдуманный шаг. Понадобится хитрость, которой меня научили люди. И хотя кажется, что лорды обладают тайнами и опытом тысячелетий, в реальности все обстоит иначе. Вечная жизнь и почти неограниченные возможности сильно пошатнули равновесие их внутреннего мира, который на самом деле очень прост, усложнен лишь искусственно. Марк не единственный психопат среди демонов, но один из самых конченых. По трещинам его нестабильного разума я и намерен бить. Я нанесу удар и буду ждать. Ждать, пока Марк совершит ошибку. *** Сто пять, сто шесть, сто семь... Когда надоедает поэзия, от скуки спасают отжимания. На кулаках, на пальцах, на одной руке, чувствуя, как пот течет по впадинам спины. Хрен болтается, бьется о холодный камень, один из редких моментов, когда я испытываю дискомфорт от наготы. Так-то уже давно привык, демоническая природа способствует универсальным адаптациям. Первое время я, конечно, отчаянно пытался смастерить одежду, но шкуры здешних обитателей никак не подходят, сколько ни скобли, сколько ни суши, все равно противно натягивать на себя эту мерзость. Необходимого раствора и инструментов для нормальной выделки нет. Пробовал плести ткань из паутины, только Витальского рассмешил. Двести один, двести два, двести три... Паук тут, молча считает, задумчиво двигая жвалами. После нескольких подходов займусь фехтованием. Все тем же факелом. Жезл прислонен к стене поблизости, ждет своего часа. Я повторил около дюжины боевых формул в разных вариациях, разумеется, не в полную силу. Тренируюсь, используя слабые импульсы, блеклые огоньки, умирающие в контакте с каменной мишенью. Берегу силы для реального боя - две, максимум три формулы в полную мощь, и сердце может остановиться. Дозировать энергию, направлять, фокусировать, вот что позволяет жезл. Да, колдун из меня никудышный, без Луны я ничтожество. Лорды умеют использовать энергию самой планеты, ее полей, ядра. Мне же этот мир не дает ничего, кроме презрительного равнодушия. Лишь холодный сателлит признал во мне близкого друга. Витальский появляется все чаще, смотрит, хмурится, кивая собственным мыслям. Будто сверяет происходящее с личными прогнозами, отмечая видимые перемены. Я отвечаю абсолютным безразличием. Дважды он заставал меня за мастурбацией, я не останавливался. Образы бывших любовниц возникают среди теней, зовут по имени. Неизбежное последствие одиночества. Ничего, настанет день, когда я выпущу Марку нутро и вежливо попрощаюсь. И будет свобода, и будут шлюхи. Будет вино, поэзия, и снова шлюхи. Не знаю, к счастью или нет, но за столько веков еще ни одна баба от меня не забеременела. Женский организм не принимает демоническое семя. Все знают, от лордов дети не рождаются, как бы весело они ни насиловали девочек этого мира. Как же получился я - загадка. Быть может, я и правда выродок, как утверждают чистокровные демоны. Ошибка природы, генетический брак. Мутант. Выкидыш из рационального порядка, существующий против естественных законов. Но я живу, и это поздно исправлять. Двести девяносто девять... Триста... Я часто слышу Морхема, он воет вдалеке, выпуская наружу волны осязаемой ярости. Они разносятся по коридорам искаженным эхом, будто вестники неизбежного. Скоро Морхем восстановится, станет осторожнее. Вряд ли вновь получится заманить его в огненный коридор, одна и та же ловушка не срабатывает дважды. Вся надежда на остатки своих сил. Иногда кажется, что шрам на груди оживает, двигая пальцами, тянется к сердцу. Чувствую, очень скоро Витальский сядет перед графическим кристаллом и, почесывая бороду, будет наблюдать. Лабораторная крыса против монстра, чтобы победить крыса, сама должна стать монстром. Подвергнуться метаморфозам, поддаться безумию. Разве не этого так жаждет мой тюремщик? Один, два, три... Страх выжигает усталость, или я буду сильным, или не буду вообще.