Я шел по Староневскому и плакал. В тот день все плакали. Солнце сегодня не появилось, а то бы заплакало и оно. Душно и очень тяжело. Тяжело идти, тяжело общаться, тяжело думать. Даже дышать; от слез застрявших в горле или от пекла?
На площади, у входа в Лавру стояли люди. Множество людей. Кто-то даже сидел на корточках, прямо на асфальте, вдоль стен и машин. Все молчали. Действительно, сказать было нечего. Я не знал, что тут образуется толпа, по-видимому, никто не знал, но люди были рады этому. Сюда пришли не разговаривать. Просто сейчас легче в толпе. Люди стояли рядом, опустив головы, кто-то смотрел перед собой, и тогда в уголках глаз были видны слезы. У самых ворот сидел на булыжниках крупный мужчина, идеально одетый и ухоженный, он плакал навзрыд, не унимая голоса. Девушка тряслась, зарывшись лицом в грудь тощего юноши хипповатого вида. Больно видеть столько страдания. Страдание сопереживания, неравнодушия. Это не просто боль. Это шрам, который не замечаешь целый день, а потом не можешь уснуть. Детям Осетии мало чем поможешь, но можно помочь друг другу: не быть равнодушными. Боль можно преодолеть, лишь преступив, пусть даже в какой-то миг будет гораздо больнее. Кажется, каждый думал о своём, вместе с общим горем этого дня, на площадь изливалось всё невыплаканное.
Я не хотел оставаться здесь и пробрался к воротам. Там тоже стояли люди, отдельная толпа вокруг православного ларька. Женщины в платочках с убогими лицами сгрудились плотно, как в Казанском по воскресеньям. Над ними повис странный звук, похожий на нытьё муэдзина: монотонный, непрерывный и скулящий, словно огромный шмель, только иногда вырывался из хора живой человеческий плач. Таких непросто взять и обойти, но мне удалось. Дальше по булыжной улице почти никого не было. Только в самом ее конце, на углу, где Некрополь заканчивается речкой, лицом к стене стояла девушка. Сумочка почти сползла с плеча и красивые ухоженные волосы, сейчас лежали растрепанные, будто сами по себе. Девушка стояла без движения. Можно было видеть лишь кусочек лица. Она не тряслась, не закрывала лицо, даже не моргала. Только по щеке текли слезы.
Я остановился, подошел и протянул платок. Она не шевельнулась. Я подошел ближе и вложил платок ей в ладошку. Девушка слегка повернулась и вытерла лицо. Показалось, что она стоит так уже давно. Захотелось что-то сказать, но я потерялся.
Сейчас все выглядели не лучше, многие вели себя так. Мне не хотелось останавливаться, но что-то удержало.
- Что вам нужно?
- Вам дать еще платок?.. Не бойтесь, я не собираюсь знакомиться.
- Что вам нужно?!
Я вынул из нагрудного кармана второй платок и протянул ей. В другой раз я бы что-нибудь сказал. Или прошел мимо. Или стал заигрывать. Достал бы из рюкзака стихи, предложил пройтись по парку. Но не сейчас. Я не хотел этого. Я хотел уйти. Но не мог. Вот так взять и уйти не мог. Сейчас, мне кажется, я понимаю - что это нашло. Тогда - нет.
- У вас нет закурить?
- Нет... Увы..
- Ах, чёрт... Есть. Вот, у меня есть... Она покопалась в сумочке, поправила ее, достала сигарету и закурила...
- Возьмите - протянула платки.
- Вам лучше не стоять здесь. Сядьте... - Я взял ее под локоть и отвел на скамейку. Теперь она не плакала, только на лице появилось что-то ожесточенное. Даже злое. Несколько раз вздохнула, докурила, положила сумку на колени.
- Это что кем-то организовано? Такая толпа...
- Не знаю. Я здесь случайно. Вы, по-моему, тоже.
- Да...
Сидим молчим, девушка теребит ремешок сумки. Я собрался уйти, но она спросила:
- Вы здесь чужой?
- Здесь? Сейчас тут нет чужих. Вообще-то я не знаю. Может и наоборот.
- Не придуривайтесь. Так громко: 'Нет чужих'! Вы считаете себя очень мудрым?
- Нет. Я пытаюсь быть трезвым. Увидел вас и понял, что не умею. Трезвый человек равнодушен.
-Равнодушен? Вы кто?
Я посмотрел ей в глаза.
-Одни считают мудаком, другие поэтом. Сейчас и здесь я такой же, как и вы.
-Нет.
-Может быть.
Снова молчим.
-Вы считаете, что им можно помочь?
-Деньгами, сейчас только деньги. Или руками, если вы врач. По-другому никак.
-Я хотела перевести деньги. Мы с мужем... Не знали где...
-Сегодня обещали сказать по TV.
-Неважно.
-Вы считаете - это неважно?
-Нет!!! Вообще, почему я вам должна это рассказывать!?
-Вы ничего не должны - Она была готова накинуться на меня, но осела - Я могу уйти.
Повисла пауза секунд пять, которой мне не хватило, чтобы встать, и уйти, оставив её рыдать.
-Полчаса назад он казал, что его это не касается. Сука! - она почти выкрикнула это. Я не знал что сказать. Заставил себя думать. Только не сметь ее жалеть! Что-то другое.
-Он никогда не будет отцом.
-?!
-От-цом... Это ведь не только биология.
-Не будет. Насколько это от меня зависит. У вас есть ребенок?
-Мне двадцать.
-Да? он самец.
-Видимо - да. Вы давно женаты?
-Полтора года. Его детей у меня не будет!.. Теперь я этого не хочу. Я не знала, что так может быть!!! - после каждой моей фразы казалось, что она хочет меня одернуть, но продолжала разговор.
-Вы ненавидите его?
-Нет. Меня тошнит.
Помолчали.
-Откуда вы здесь?
-Шел через Лавру. По делам.
-По делам? Через Лавру?
-Да.
-Вы задержались. Вообще, зачем?! - Девушка сказала это почти с вызовом.
-Теперь мне уже пора. Но вы плакали. Вы больше не будете?
-Можно подумать вас это волнует.
-Волнует, иначе я не остановился бы.
-Пф-ф!.. Как громко!.. Неправда!
Я хотел сказать, что ей виднее, но промолчал. Тут все на взводе и все неправда.
-Вы считаете всех мужчин самцами?
-Вы считаете себя мужчиной?
У нее по лицу скатилась слеза; сейчас опять разрыдается. Я вздохнул, протянул ей платок посуше и встал.
- Это разве важно? Приходите в себя.
Я пошел в сторону собора...Проход через Лавру был закрыт, решетка заперта. Перелезть можно, да белую рубашку жалко. И настроение не то. Я повернул назад. На ступенях собора собралась кучка людей, и кто-то в кожаной куртке говорил, возбужденно размахивая руками.
- Да это же - нелюди! Мочить их, б... правильно он говорит! Вот ты стоишь, ты понимаешь, что произошло? Нет! Ни хрена ты не понимаешь. Да откуда тебе понять? Я Чечню прошел. Мне этих там сук...! А это дети! Дети-то сдачи дать не могут, б...! Нет, я ничего не говорю, - не знаю, чтобы делал там. Так ведь и так ни один мужик не знал что делать! Как мухи!
- Бу-бу-бу - люди зашевелились, кто-то что-то сказал, кто-то матернулся.
- А вот ты! В такой рубашечке! Я бы дал денег, я бы дал денег, если бы не жена на сносях, ты понимаешь?! А ты дашь? Тоже мне - русский!
Кто-то из людей накинул плащ и отвернулся.
- Тьфу!!! пошел ты... - и пошел к выходу.
- Да, да!!! Теперь - пошел ты! О деньгах - так пошел! Твоим-то детям это не грозит! - отошедший обернулся., вынул руки из карманов и проследил взглядом за старушкой, ковылявшей мимо. Бросил окурок и пошел дальше. Люди (их было человек десять) по одному двинулись в сторону выхода. Одна женщина держала на руках младенца. Она плакала. На ступенях остался говоривший с товарищем, который держал в руках две бутылки, закурили.
- Вот, какие умные все...Денег опять ни хера нету. Да на работе е..т как козявку.
- Ну, пошли. Моей нету - водка есть..
- Водка... Погоди, щас... говоривший спустился, пошел между могил. Могилы стояли полукругом, огороженные живым забором из рябин и жасмина. Огромная плита в два человеческих роста с портретом пожилого генерал-лейтенанта прижималась к кустам. Он зашел за плиту, вышел минуты через три.