Аннотация: неоконченная работа.. отложена по техпричинам..
Герои и Сестры..
Мысль первая..
кремовое пирожное как нательный крест висит знаменем неизбежной чопорности и шорохом топора раздаются шаги плетущихся где-то за спиной героев детства ставших призрачным успехом дешевой юности страны в которой нет ничего больше меня и это так похоже на правильную параллельность пыльного линолеума что заменил книги и верность тихому мычанию пространства но тенденции постоянного омертвления заставляет любой выход менять на вход так что умение стоять на ногах оказывается совершенно бесполезным потому что дерево рождает новые образы которые рисуются минутной стрелкой и в кровоточащих отверстиях можно заметить что-то отдаленно напоминающее меня давно постаревшего и зубами проговаривающего тексты ушами же рождая границы за которыми жирное рыло шестидесятых прекращает свое существование и начинается эра пылесосов и инвалидов что каждый третий больной и только я один здоровый словно на всю голову погруженный между двух окон сквозняком выдувающих всю гадость от которой чешутся глаза от боли где бы я не был везде я был везде свинцом кажущаяся неприятность крайне резко превращается в войну между тобой и опять но все окончиться глупым приветствием нарушающем нескончаемый поток черного солнца идущего голыми ступнями по соленому песку который застревая между пальцев заставляет вспоминать что город который так давно прославляли так и не стал лучше а стал как ты как я как все как небо словно бы и не было ничего словно бы и не могло быть как заведенный шаг вправо упал перекатился с ветки на ветку а все тот же и где-то вдалеке на горизонте что-то похожее на людей отдаленно напоминало восход становившийся символом очередной революции но все лишь шуточки да забавочки прибоуточки было только два человека которые могли довести до конца они умерли они умерли теперь только один который мог бы довести но он не учился не ученый он учился быть морем стал помешивать и поглатывать воду что из озера цедил языком да топил словом где-то на глубине восьмого роста самурая художник краской черной эмали начертал древним узоров матерное словечко вышедшее из употребление уж как полвека тому назад нездешний человечек бродит туда-сюда да все дом ищет дом ищет Форежже мой друг
К Форежже.
Форежже, мой друг! Что стоишь, словно Сальвадоричечка притаившись? Куда подевалась головушка-то? Укатилася? Дак беги же догоняй, убежит же не воротится. Кого обманываю, не вернётся больше Пушиничечка наш, не аукнется.
Да чтоб криком черной стыдности в пятирублевом километре летя верхом на почтовом голубе сказать правду всю, ан нет. Жалко головушку-то. Болит, а сам виноват, ктож тебя такого просил то, душечка, гребешочек. Только зряж все это, все равно не выбрался из деревушки в город-то околоморный. К Кубе то устремился да расплакался. И не меняются уж как лет десять герои, молчим все. Ну же, Форежже, друг ты мой пасмурный! Что нос повесил, одевай скорей брюки на уши нас превеликие ждут уделищща. Опять анекдотики, а серьезно же все.. Так серьезно что от такого смеха плакать хочется. И только "харя" в ушах звенит, и ничего кроме забывчивости и неповоротливости..
Мысль вторая..
кривизной умничества может показаться запутанность сего диалога но лампочка тоже не разом строилась а с третьего числа месяца выхода луны из четвертого круга где три хайнома стоят не застоятся а я снова и снова рисую лица без лиц и выражений каких-то особенных качеств присущих людям вскидывающим руки с линиями горизонта которые так неправдоподобны потому что их больше чем должно было быть а должно всего три братика-акробатика кажущихся друг другу чем-то неопределенным хотя давно все вымерено и только страх перед дверью с глазком и глазом и тем что за ней и дальше всегда заставлял делать города государства меня и тебя а ты откроешь эту дверь и разрушишь фундамент детства и медные слюни будут капать на грудь где остались только иголка с ниткой и слова невыговариваемые а прошептываемые тобою мне на ухо когда я сплю и дрожу от страха когда-нибудь проснуться просыпаюсь и дрожу от страха когда-нибудь заснуть пропитав собственным отвращением все стены но зачем стенам уши если у них нет рта если у тебя есть рот зачем тебе уши у меня есть ноготь и бровь и я рисую автопортрет тебя и осознаю что все только и только все но это не имеет отношение к главной мысли которая безусловно несет в себе политический оттенок иначе не было бы никакого смысла осознавать что утренняя мысль всегда поражает своей простотой и неправдоподобностью и всегда выбирая между чем-то простым и чем-то настоящим ни на чем не останавливаясь идем строго между и всегда жалеем и всегда плачем
Здравствуй смерть.
Здравствуй я, привет мой страх. Смотрю черно-белый фильм, а звук где-то отдельно. Где-то с опозданием. Звук пришел ко мне только на утро следующего дня, а фильм уже кончился. Это как смерть. Она приходит, и все что-то шепчут, ругаются, вздыхают. А ничего же не слышно. Зато как только закроешь глаза под утро, и сразу все валится. Здравствуй ты, привет мой страх. Свободой пахнет только в морге. Как давят эти пустые живые глаза. Ходил вокруг, копался, вкололи какую-то дрянь. "Да вы что! Он нормальный!". Умный взгляд, с минуту и вот уже просто существо, опять копать. Не стоит переживать, у каждого свое место, и своя работа. "Нужно сваливать" - обычный лозунг тех, кто никогда не сдвинется. Привет мой страх. Ничего не нужно делать, все само делается, и все через два места. Здравствуй он, привет мой страх. Вождь. Встать президентом, встать желтой пальмой, обосноваться прочно чтоб не столкнули. Я бы мог, но надо ли? На это все равно. И все там равны. Только они. Здравствуй они, привет мой страх. Постоянное беспокойство держит в одном русле за руки. Куда? Вперед. Просто, пенсии, премии, рождаемость вычесть смертность. Три тысячи самостоятельно движущихся единиц, из них две на инвалидных креслах, и ещё четыре без мозгов. Остальных оставить. Умирают только лучшие. Из них делают героев, а из героев делают удобрения. Из удобрений сестер. Здравствуй сестра, привет мой страх. Кто здесь враги? Очнись! Но твои глаза не знают ничего кроме счастья. Даже предательство не сотрет эту больную улыбку. Бутылка. Серым карандашом да в темечко, но все равно не проснется. Все хорошие, один я остался. Здравствуй семья, привет мой страх. Только не сейчас. Ты знаешь, только не сейчас. И он знает. Ты видишь меня?
К доброте.
Скачут маленькие нотки, дергаются тоненькие струнки, а чей-то сладкий голосок говорит правду. И сразу все рушится, и замки из сахарной ваты, и ручейки шоколадные, и рыцари храбрые и честные. Но все таки есть какие-то лучики, которые пронизывают тебя, и ты как ребенок открываешь ладошку, смотришь а там так много всего интересного, и смотришь вперед с какой-то необоснованной надеждой, и с каким-то объяснимым чувством восторга. Завтра будет лучше. И в ожидании этого завтра закрываешь глазки, и даже из под закрытых век лучится огонек. Он не погаснет.
Пусть нет замков, и нет ручейков, но есть два таких неуклюжих, таких непохожих на то что ты видел в телевизоре, но таких настоящих, таких добрых, таких родных.
И вот когда придет сон, и ты, сидя на веточке будешь смотреть как летит пух, и в каждой ворсинке отражается кусочек солнца, и каждый лучик попадает прямо в твое сердечко. Ты берешь за руки, этих двух неуклюжих, но таких родных и таких понятных. Толкаешься и ветерок тебя подхватывает, и ты ничего не боясь и никому не подчиняясь, просто доверяя ему как другу пускаешься в полет, и эти два неуклюжих и длинноухих расставляют крылья. И рождается мысль "дак вот какие они, эти ангелы", и ты сам, как они. И это бесконечно..
Но кончается ночь, начинается завтра. Будильник давно перестал звенеть, ты давно проспал. И нет того счастья, и нет полета. Но есть два ангела, и есть другое счастье, настоящее. Которое только в том кто с тобой рядом, только не упусти..
Мысль третья..
маленьким камушком в зеленое стеклышко дзынь брямкнул звук и застыл между ухом и взглядом и довольный собой Форежже заглянул в дно лужи из пищевых отходов и понял что есть радость где-то здесь есть радость которая ещё не поддалась изучению и осмыслению и он вооброжаючи себя белым всадником скачет на своих троих к подножию сарая и прячет пожелтевший от стыда огрызок яблока в глубинах серой нефти что брызжет из уставших стальных глаз старухи той что с медалями спит и видит свою молодость и обещания и дети бегут в её быстрых как дни руках что дрожат без страха но со страхом живут потому что помнят дырявую вечность что ускользнула с первым рассветом и криком "ура" таким невежливым и неотесанным как вечность у ног спит пес не буди дорогая его пока он молчит есть прок как сладость пережитой гибели обволакивает эту задушевную трель и глупое щебетание застанет тебя у порога чужого дома когда подняв руку ждешь что откроют но нет так и стоишь умытый этим холодным вечером а небо уже вот-вот закончиться а ты ещё ничего не сделал а небо то уже кончилось а ты ещё здесь и куда тут деться больничная обстановка нуждается в переосмыслении последнего факта жизни Форежже ведь обещал исправиться зелененьким тараканчиком запрыгнул на макушку дерева и запел как птица а птица стала думать что Форежже сошел с ума ведь у него ничего не получалось только задумывался иногда подолгу о чем-то только о чем-то всегда обижался а ему не аплодировали потому что все должно быть как в море спокойно до крайностей до берега до чужой страны которая почему-то родней и ближе чем здесь но это только детский голосок из гнездышка это всего лишь жалобное недовольство подпитанное забитыми страницами которые никуда не сунуть ни в огонь ни в воду вот и Форежже скачет по дням и лицам прыгает бесится рвет и мечет а ни в огонь ни в воду не попадается закрывает глаза на все и как обычно бредет по лесу в ожидании чего-то обыкновенного и родного чтобы просто обнять просто вздохнуть просто жить резать себя на кусочки как торт и задуть свечи загадав одно единственное желание "быть любимым"