Джек был обычной дворовой собакой. В меру упитанной, в меру грязной, но умной и очень доброй. Все во дворе его любили и подкармливали. Чувствовалось в нем какое-то благородство, если хотите "голубая кровь", наверное, этим можно объяснить то, что он не лазал по помойкам. А еще по вечерам он сопровождал от остановки до дома, припозднившихся женщин, выступая в роли телохранителя. И даже поговаривают, что однажды кого-то из них спас, от не в меру горячего поклонника. Не любил кошек. Не то, чтобы за ними гонялся, нет, даже наоборот, он их не замечал. Бывало, зазевается какая-нибудь, разнежившись на солнышке, и в последний момент, спохватившись, давай выгибать спину и шипеть:
"Дескать, вот я какая смелая, только сунься".
А пес только повернет голову, обнажит клыки, отвечая тем самым: "Нужна ты мне...",- и пойдет дальше. И было в этом движении что-то очень похожее на усмешку.
Любил Джек детей. Мог часами возиться с ними в песочнице, терпел все, что они с ним вытворяли. Только если попадался какой-нибудь не в меру разыгравшийся озорник, осторожно вставал, чтобы не спугнуть проказника и уходил по своим делам.
И жил у нас во дворе мальчишка лет десяти-двенадцати по имени Кирилл. Не могу сказать, когда у них завязалась дружба с Джеком, но то, что и дня они не могли прожить друг без друга, это точно. Бывало, выбежит Кирилл из дома свиснет, пес тут как тут. А бывало и наоборот, Джек терпеливо дожидался мальчика из школы, а затем вместе они бежали на огромный пустырь за домом. Точнее это был не пустырь, а заброшенное поле, на котором уже давно никто ничего не сажал, так как совхоз давно развалился. Тропинкой через поле, а затем перелеском можно было напрямик пройти к пруду. Вот туда-то и уходила наша дружная парочка. Что они там делали, как играли, не знаю, но домой возвращались только под вечер, уставшие и счастливые.
В тот день Кирилл, как обычно из школы забежал домой, пихнул бутерброды с колбасой в пакет, пока не видела мать и, уже закрывая входную дверь крикнул:
-Мам, я гулять! Уроки вечером сделаю!
Джек уже поджидал его на улице. Покормив друга бутербродами, они отправились своим излюбленным маршрутом. Добравшись до пруда, мальчишка обнаружил, что место занято. Это были подростки лет семнадцати. Кириллу сначала показалось, что он их знает, но, подойдя ближе, понял что ошибся.
Судя по всему, сидели они давно. Пустые пластиковые бутылки из под пива валялись по всюду. Несколько штук плавали в пруду и три подростка пытались их достать, используя подручные средства. Но от количества выпитого, получалось это совсем плохо. Он уже собрался уйти потихоньку, когда чья-то сильная рука, ухватила его сзади за шиворот.
Самим залезать в октябре в холодную воду, как-то не хотелось, вот они и пытались их достать подручными средствами.
- А чего здесь мелко, ему по пояс будет,- продолжал верзила, подпихивая мальчишку к водоему.
Может в другое время Кирилл и слазал бы в пруд, чтобы от него отстали, тот действительно был мелкий, но сегодня он первый день после болезни пошел в школу, и залезать в холодную воду, как-то не хотелось.
-Ну, если ты с ним договоришься, я не возражаю, - сказал тот, которого назвали Михаем,- только и долю свою будешь делить с ним.
Все громко загоготали отпущенной шутке.
-Мы с ним договоримся,- улыбнулся бугай, подтаскивал пацана к берегу.
Кирилл что есть мочи пытался вырваться из сильных рук, но силы были слишком не равны. Потешаясь забавным зрелищем, подростки стали подтягиваться к месту событий.
Мальчишка отбивался изо всех сил, помогая себе руками и ногами, но это мало помогало.
Друзья бугая покатывались со смеху от зрелища.
Кирилл почувствовал, что еще секунда-другая и его прямо в одежде бросят в воду, чтобы потом еще вдоволь повеселиться.
-А.., а..., а...!- из горла вырвался крик,- Джек! Джек!
Если бы пес был рядом, наверное, ничего бы подобного не произошло, но Джек видимо где-то застрял по своим собачьим делам, и не слышал.
Снова и снова Кирилл пытался вырваться, а когда понял что ничего из этого не выйдет, зубами впился в руку обидчика.
А.., а..., а...! - теперь уже завопил бугай и, стукнул Кирилла так, что тот отлетел на несколько шагов и упал.
- Все Игорек! - давясь от смеха, выдавил из себя главный, - Теперь от бешенства сорок уколов будешь делать, прямо в живот.
Новый взрыв хохота еще сильней разозлил Игорька.
- Ты сейчас у меня подводной лодкой будешь, шкет, - прорычал детина, замахиваясь.
Но кулак так и не опустился. Стремительно мелькнула рыжая тень, и собачьи клыки сомкнулись на запястье драчуна. И тот взвыл нечеловеческим голосом.
Даже если вас кусает маленькая собачка, это не очень неприятно. Джек не был маленькой собакой. Тем более обижали его друга. От неожиданности парень упал, но и тогда пес не отпустил его, а продолжал в ярости рвать одежду.
Подростки вначале оторопели, но быстро пришли в себя и, схватив, что попалось под руку, бросились отбивать друга. Джек, легко увернувшись от брошенной палки, и не думал убегать. Он повернулся к подбегавшим парням, и обнажил клыки.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза и..., пьяное воинство дрогнуло. Сначала они остановились, а затем попятились назад. Кому охота подставляться под собачьи зубы. Может быть, этим все и кончилось, тем более что ничего серьезного с Кириллом не случилось, он уже встал на ноги и готов был убежать, но...
Тот, кого звали Михай, видимо был самый трезвый в своей компании. Он не принимал участия во всей этой заварушке, он просто сидел на бревне и смотрел. Только когда его воинство попятилось от оскалившейся дворняги, он поднялся со своего места, а рядом с ним, головой доставая ему до пояса, села овчарка. Это был матерый пес. Крупный, сильный, черно-серой окраски, в самом расцвете. Он был в полтора-два раза крупней и тяжелей Джека, и если бы их поставили рядом, Джек показался бы щенком.
- Ну что, пацан, посмотрим, чей пес сильней, - с усмешкой произнес он, поглаживая овчарку по голове.
- Давай, давай, чего попятился. Гром сейчас твою дворнягу порвет, как грелку. Одна шкурка останется.
Сердце мальчугана дрогнуло. Он только на секунду представил, как этот огромный зверь, рвет его Джека и ему стало плохо. Руки и ноги стали ватными, а язык таким тяжелым, что не было сил что-либо сказать.
Говорят, что звери с одного взгляда понимают кто сильней. Кто вожак. И слабейший даже может избежать трепки признав чужое лидерство, но здесь все было по-другому.
Два зверя смотрели друг другу в глаза и не замечали ничего вокруг. Сила и сытая самоуверенность против отваги и решительности.
Не знаю, понимал ли Джек, что может погибнуть, но даже если и понимал, это вряд ли бы, что-то изменило. Он стоял рядом с мальчиком, готовый на все, ради друга.
Стало так тихо, что было слышно, как летают оводы и, тем неожиданней прозвучало:
- Фас. Возьми его Гром.
-Нет! Не надо!- Кирилл еще пытался как-то остановить Джека, обхватив того за шею, но уже в следующую секунду, серо-черно-рыжий клубок уже катился по поляне.
Не было ни лая, ни трусливого визга. Только яростный рев и лязг клыков. То одна, то другая собака, оказывалась сверху, пытаясь лучше схватить соперника. Поначалу даже казалось, что Джек ничем не уступает противнику. Он энергично вскакивал, сбитый с ног и вновь бросался на врага, пытаясь опрокинуть овчарку. Ему даже несколько раз удавалось сбить здоровенного кабеля, но схватить того никак не удавалось. А затем, молодость и сила, потихоньку стали брать верх.
Джек уставал. Все чаще он промахивался и оказывался на земле. Но каждый раз, ценой огромных усилий, ему удавалось вывернуться и встать, и вновь атаковать самому. Это не могло продолжаться долго, но пока это продолжалось. Словно какая- то неведомая сила, вселилась в него, помогая простой дворняге, выстоять против матерого пса.
Грому тоже приходилось не сладко. Его бока раздувались, словно два огромных меха, но воздуха все равно не хватало. В лапах появилась дрожь, чего раньше с ним никогда не бывало. Глаза подернулись пеленой. Даже его челюсти, что могли раскусить кость, вдруг стали слабыми и не могли удержать эту сумасшедшую дворнягу.
Джек уже давно был за той гранью, когда страх и боль являются природными тормозами, и ему только оставалось загонять себя, чтобы может ценой собственной жизни спасти друга.
Кирилл неожиданно понял, что Джек никогда не оставит его, не отступит, даже если это будет самая высокая цена.
Конечно, силы были не равны, но ярость не знала границ.
Наскок. Еще один. Еще. Едва увернувшись от чужих клыков, но, все-таки оставив клок своей шерсти, Джек сам пытался схватить шею противника. Однако скорости уже не хватало, и он снова промахнулся. Но не промахнулся Гром.
Его челюсти сомкнулись на задней лапе, уже пролетевшего противника, опрокидывая его на спину, и почти сразу раздался треск сломанной кости. Ухватившись за заднюю лапу Джека, Гром, сдавил ее своими челюстями, как тисками, и давил, давил, давил.
Это был конец. Треск кости услышали, наверное, на поляне все. И все поняли..., все, кроме Джека.
Боль была адской. И терпеть эту боль уже не было сил.
Наверное, так и бывает в жизни, когда, перешагнув через боль, через не могу, вопреки всякой логике, законам, совершаются чудеса и подвиги.
Всего в полуметре, Джек увидел шею противника. Сил не было. Не было даже боли. Осталась только ярость.
Непонятно как, извернувшись, Джек вонзил свои клыки в незащищенное горло противника.
Сдавить! Сжать челюсти, там, где бьется жилка!
Так иногда случается, когда сердце вдруг не выдерживает.... На лету. На бегу. В броске.
Но столько ярости было в этом последнем броске, что Гром не удержался и упал.
Собаки покатились по откосу и, скрывшись с глаз, упали в воду.
Боль, ужас, страх, переполняли душу Кирилла. Он видел только одно, как израненное, искалеченное тело его друга, вцепившись намертво в горло врага, катилось с обрыва.
-Джек!- раздался мальчишечий крик, и в туже секунду ноги уже несли Кирилла туда, где исчезли собаки.
На поверхности никого не было. Только круги на воде расходились, обозначая место, куда они упали.
Не задержавшись ни на миг, мальчишка прыгнул в холодную воду. Он сразу нашел их там, под водой.
Кирилл схватил Джека за шею и потянул изо-всех вверх.
- Джек! Джекушка! Ну, вставай! Ну, пожалуйста!
Слезы ручьем текли из глаз, мальчика, душили его, а он все тянул и тянул своего друга. Он не понимал, что фактически тащит обеих собак. Не понимал, да и не хотел понимать, что даже взрослый в его положении, вряд ли сделает больше. Он не думал, не рассуждал, а просто спасал друга
Я случайно нашел их, через несколько часов. Они так и лежали все вместе на берегу. Кирилл, крепко обняв своего друга и, Джек, так и не выпустивший горло овчарки.
Я даже не смог сразу определить, жив ли кто-нибудь из них.
Когда приехали медики, они с трудом смогли разжать, сведенные судорогой, пальцы малыша. И в поднявшейся суматохе, все напрочь забыли о собаках.
Джека я похоронил неподалеку от пруда, еле разжав челюсти. Полуживой Гром, внимательно следивший за моими действиями, с трудом встал и, покачиваясь, медленно побрел прочь.
Алексей Петрович был главным врачом больницы уже пятнадцать лет. Он стоял в кабинете у окна, и смотрел, как у входа лежал серый худой пес, с разодранным ухом и свалявшейся шерстью. Лежал на газоне, напротив дверей, прямо под дождем.
- Разрешите, - раздалось за спиной.
Алексей Петрович оглянулся, это был завхоз. Тот подошел, и они поздоровались за руку. Указывая на собаку, главный спросил:
- Что это Николаевич собаку запустил? Не кормит, не чистит, да и днем разгуливает по территории. Не порядок.
- А это не наша собака. Приблудная. Две недели назад появилась. Пробовали гнать не уходит. Кормили, не ест. Правда и не огрызается. Такое впечатление, что ждет кого-то.
В этот момент дверь открылась и оттуда вышла женщина с ребенком, на минуту задержались под навесом, открывая зонтик.
Пес вскинул морду, проводил ее взглядом и снова уткнулся головой в лапы.
- А ты, наверное, прав, - задумчиво произнес врач. В голове вертелась какая-то еще не сформировавшаяся мысль, но додумать не дали. В кабинет стали заходить люди. Утренняя планерка началась.
День прошел, как обычно, в суматохе. В восемь часов вечера уже стемнело. Пора было домой, но не хотелось. Почти три недели назад, к ним привезли мальчика. Сильное воспаление легких. Упал в пруд, а затем долго пролежал на земле. Была там еще странная история с собакой. Спасая, ее он и прыгнул в воду. А вот теперь мальчик в коме. Не помогало ничего. Ни медикаменты, ни присутствие родных. Мать была с сыном все это время, но тот никак не реагировал. Может он сейчас со своим другом там, в собачьем раю, если таковой имеется. И вдвоем им лучше всех. Мысль, так беспокоившая с утра Алексея Петровича, наконец сформировалась и стала ясной.
Он быстро шел больничными коридорами и чем ближе подходил к двери, тем уверенней он себя чувствовал. Больница готовилась ко сну. Люди расходились по палатам. Врач подошел к входной двери. На ночь она запиралась изнутри. Открывая засов, подумал:
"Вот сейчас все и выяснится".
Дверь распахнулась. Свет из дверного проема упал на газон, и тотчас в темноте блеснули два глаза. Овчарка не без труда, поднялась с земли. Когда-то, наверное, это был красивый, сильный пес, черно-серого окраса. Но теперь, шерсть свалялась и висела клочками. Мокрая, грязная, она едва прикрывала худые бока. Рваное ухо покрылось коростой, и доставляло собаке боль. Вряд ли кто-нибудь в этой доходяге узнал бы Грома. Но это был он.
- А у тебя, наверное, и блохи есть,- неизвестно кому сказал доктор.
Заглядывая прямо в душу, на него глядели два совсем не собачьих глаза. Пес словно понимал, что от этого человека сейчас зависит все. Какое- то время они молча стояли друг напротив друга.
А затем..., человек сделал шаг в сторону и тихо произнес:
"Заходи".
Так они и шли. Человек в белом чистом халате и мокрый, грязный пес, оставляя за собой грязные следы.
Когда Алексей Петрович открыл дверь палаты, мать Кирилла, испугалась и едва не закричала. Но доктор поднес палец ко рту, и крик готовый сорваться с губ, так и не прозвучал.
- Ты знаешь, что делать,- произнес врач,- Иди.
Пес немного постоял, раскачиваясь из стороны в сторону, и подошел к кровати. Он просто положил свою морду на простынь, подпихнув ее под руку малыша. Тихо текли минуты..., и ничего не происходило.
Но затем, что-то неуловимо изменилось, словно прошелестел ветерок.
Пальцы Кирилла дрогнули, ощущая собачью шерсть и с силой, на какую только были способны, ухватились за нее.
- Джек, - тихо прошептали губы.
Снова я попал в родной город лет через десять. Я шел тенистыми аллеями, вдыхая забытый запах детства, и сердце мое переполнялось приятными воспоминаниями.
Спешить было некуда и я присел на скамейку, возле куста цветущего жасмина, погрузившись мыслями в пору далекой юности. Только вот мое лирическое настроение перебивала музыка и голоса, доносившиеся из динамика.
"Может какой- то праздник", - пронеслось в голове, - "Надо будет посмотреть", - но так и остался сидеть на скамейке.
Правда, минут через десять стало ясно, какой праздник был в городе, когда аллею заполнили люди с собаками. Были здесь и боксеры, и овчарки, и доберманы, и многие другие породы.
"Выставка собак", - мелькнула запоздалая мысль.
Я глядел на радостных, улыбающихся людей, на красивых собак, и в памяти снова всплыл этот случай. Стало немного грустно. Вскоре поток людей и собак иссяк, а я все сидел и смотрел им в след. Сзади снова раздались голоса.
Высокий молодой мужчина, шел с мальчиком, лет пяти. Они негромко о чем- то говорили. Рядом с ними плелся старый пес. Он был без поводка, без намордника, и мальчик своей ручкой едва касался его шеи. Они шли медленно, чтобы не отстала собака.
Время никого не щадит. Никогда бы в другой ситуации я не узнал, ни мужчину, ни собаку. Я узнал малыша. Он был удивительно похож на своего отца, десять лет назад.
- Пап, а, правда, наш Джек все равно самый лучший?- спрашивал мальчуган, поглаживая овчарку по рваному уху.
- Правда, сынок. Правда.