Хочешь, расскажу про деву, чьи волосы белей первого снега?
Хочешь, про несчастных детей Лира, обращенных в лебедей?
Хочешь, про лорда, чье сердце украли дану?
Спи, моя девочка, спи.
Знаешь, есть такие дни, когда ползет от дальних болот туман - серый и густой, будто с молоком смешали пепел. Людям чудится, кто-то поет из трясины, бряцает оружием, окликает по имени, манит огнями. Кто вошел в него, никогда не станет прежним. Другими глазами будет смотреть на людей, на странном языке заговорит, перестанет узнавать своих родных. Тяжко потерянной душе бродить по дорогам мира живых.
Еще следует бояться роженицам - холодно дану в пустых холмах, вот и крадут некрещеных детей, чтобы смехом грели очаг. Стоит матери отвернуться на мгновение - лежит в колыбели вместо ее ребенка искусно вырезанное дубовое полено. От того кладут в люльку холодное железо - только его боится дивный народец.
Дану прекрасны, вот только живут воровством. Могут удачу украсть-увести, могут - душу выманить, могут - сердце вырезать из груди. Да так, что вечно человек будет бродить среди полых холмов, заросший, безумный, искать пропажу.
Богат и властителен король Мидхир, сотня белоснежных, без единого пятнышка коней в его конюшнях, три сотни воинов в его дружине, тысяча колесниц собиралась по одному его зову. Обильны его земли, нет в них недостатка ни в ячмене, ни в пшенице, и свиньи каждую осень ходят по колено в желудях. Доблестен король - не знал поражения в битвах, матерого кабана мог свалить с одного удара, подстрелить в колено взлетевшего дрозда.
Не бывало в свете женщины, прекрасней его королевы, Этейн. Солнечный свет затмевала сиянием своих золотых волос.
Но вот беда, заболел, стал чахнуть единственный сын. Велел король кликнуть знахарей со всей страны, окуривали они младенца дымом целебных трав, поили отварами, читали заклинания и даже рисовали руны кровью только что убитого зверя. Но все без толку - чах младенец не по дням, а по часам.
Опечалился отец, велел кликнуть бардов и друидов, объявить, что тот, кто найдет лекарство, в награду получит великое сокровище - котел, в котором никогда не иссякает пища, сколько бы не вычерпывали.
На зов владыки откликнулся сам Катбад, величайший из друидов Ирландии. Только посмотрел он на ребенка, спавшего на руках королевы, выхватил его из пеленок и бросил в огонь очага. Содрогнулись стены дворца от яростного хохота и визга.
Спали злые чары с глаз короля, и увидел он, что в очаге лежит не сын его бесценный, а грубо вырезанная из деревяшки статуэтка.
Печаль охватила королевство - всем ведомо - нет способа заставить дану вернуть, что они забрали. Заплакала королева и ушла из дворца - босая, в одной рубашке, распустив свои прекрасные косы.
Без страха заходила в болотный туман, шла через топи и трясины, кланялась каждому человеку, птице перелетной, пробегавшему зверю, кустарникам и камням - молила указать, не знают ли, где ее сын. Но неведомо то было никому из мира живых. Так скиталась она много лет, разбивая в кровь нежные ноги, питаясь милостыней. Спутались и потемнели от пыли ее волосы, от слез и солнца загрубела кожа, даже родители не узнали бы свою прекрасную дочь.
И вот однажды на вересковых пустошах встретилась ей дивный всадник на белом скакуне. Золотой венец сверкал в его волосах, одежды его были из лучшего зеленого шелка, а лицом был он был прекрасней чем все, что можно себе представить.
Узнала в нем Эйтен одного из дивного народа, бросилась в ноги коню, умоляла рассказать, не видел ли он в полых холмах ее сына. Плакала, угрожая проклясть кровью своего сердца.
Дрогнул дану. Сознался, что видел мальчика, подобного утренней заре, в свите королевы Оонаг в Сидх Маедха. Чтобы вызволить его, надо собрать весь хворост с окрестных лесов, и должен он гореть на вершине холма три ночи и три дня, ни на мгновение не угасая. А когда выедет из его глубин кавалькада всадников в алом и голубом, пригрозить им, что сгорят все кусты на холме и все травы у его подножия, если не вернуть матери сына.
С радостными вестями вернулась Эйтен к своему мужу и королю.
Спи, дитя мое.
Дану вернули ребенка. И богатые дары поднесли его отцу. Нет ничего сильнее материнской любви.
Спи, девочка моя, спи...