Вечер падает на город. Улицы стремительно пустеют, и не только потому, что здесь не так безопасно в сумеречное время суток. Просто в эти часы здесь практически нечем заняться.
Мне нравятся сумерки. Я полюбил их сначала ради своей работы - для неё это лучший из вариантов, потом - ради них самих.
Глядя в окно, я занимаюсь приготовлением кофе. Наверное, я отношусь к счастливчикам - иначе не набрел бы в этом забытом всеми пантеонами месте натаверну, где можно заказать чашку этого великолепного напитка. Но, поскольку я пью исключительно кофе собственного приготовления - слишком мало других мастеров мне встречалось на моем долгом веку, - я предпочел переговоры с трактирщиком. И уже второй или третий месяц он бесперебойно снабжает меня темными, восхитительно пахнущими зернами.
Я с наслаждением вдыхаю столь любимый мной аромат, смешивающийся со свежим запахом осени, врывающимся в комнату из распахнутого окна. В которое я вперил свой острый взор в данный момент. Точнее, оба взора: обычный и внутренний. Взор человека и взор Игрока.
Город умирает своей обычной сумеречной смертью. Чтобы ожить со следующим рассветом - и снова затихнуть, едва почуяв приближение ночи. Эта цикличность действует мне на нервы, но запах кофе сдерживает мою злость.
И, кстати, напоминает, чтобы неплохо было бы снять с огня металлический сосуд, если я не желаю лишиться порции моего личного наркотика. А я, естественно, не желаю, поэтому, обжигая руку, отставляю кофе на стол.
Кофе готов. Город готов встретить ночь.
Я готов. И я жду.
***
Она всегда приходит в одно и то же время. Когда ее день приходит к концу, а на город заявляет свои права любимая нами обоими тьма, она приходит в мой дом.
Я не прислушиваюсь к шагам снаружи, не пытаюсь уловить стук ее каблуков - даже захоти я, это было бы невозможно, ибо она двигается с тихим изяществом волка. Но я так же не подношу к губам свою чашку - не раньше, чем это сделает она.
Кто она? Она и сама не знает ответа на этот вопрос, впрочем, она и не ищет. Множество имен, званий, титулов подходят ей одинаково: Ведающая, танцовщица, бард, воительница, мастер, донна... Сама себя она зовет ведьмой, но лишь иногда. Я чувствую, со всей своей уверенностью, подкрепленной немалой практикой, что она - Игрок, в полном смысле этого слова. Такая же, как я. Авантюристка, ищущая в своих непрестанных путешествиях нечто, что заставит душу яростно биться в груди. Я жду ее, ибо она способна ненавязчиво развеять мое одиночество. Я жду ее ради ее непредсказуемости. Я жду ее ради ее шального нрава, ради острого и пытливого разума, заставляющего искать новое, не находя.
Она с пренебрежением относится к слову "игра". Я окрестил ее художницей, потому что это словечко в состоянии описать все, что в ее силах. В ее власти, например, изящно и элегантно вскрыть мне душу, обнаружив там те качества, о которых я сам постарался забыть, воскресить их, заставить меня биться над неразрешимыми вопросами - а потом залечить все, сделать шаг назад и снова вести забавный, отвлеченный разговор, словно ничего и не было. Для меня это ценно. Ценна сама возможность затаить дыхание перед взглядом на сокрытое.
Я жду ее, и с каждым часом мне становится все более ясно, что она не придет сегодня. Эта девушка не опаздывает. Еще одно наше качество, воспитанное долгими путешествиями и множеством знакомств. Точность - вежливость королей? Чушь. Точность - правило Игрока, а хороший Игрок стоит гораздо больше любого короля.
Входная дверь всегда заперта, и ключа у меня нет. Замок защелкивается сам, и я с неизменной привычностью запечатываю дверь несколькими простенькими охранными рунами. Для заклинателя ее уровня, как и для грабительницы с ее стажем, ни первое, ни второе не представляют преграды. И я слышу знакомый скрип, возвещающий, что дверь открыта, а потом - тихий щелчок ставящегося на место замка.
Я отвожу ментальный взор от окна, вижу, как восстанавливается хрупкая паутина моих заклятий. А мой человеческий взгляд с нескрываемым удовольствием пожирает ее стройную, по-звериному гибкую фигурку, затянутую в черное. Я лениво поднимаюсь со своего стула и иду встречать ее.
Это сродни ритуалу. Она уже сняла свою черную кожануюкуртку и держит ее, перебросив через руку. На несколько мгновений ее изумрудный взгляд скрещивается с моим - столь же зеленым. И приятное понимающее молчание.
Ее шпага, которая на самом деле - слово, а по сути - та самая кисть художницы, пока еще в ножнах. И я точно знаю, как выглядели бы ножны, обрети они материальность. Серебро с гравировкой и инкрустацией из голубых и зеленых бериллов. Непременно бериллов, я знаю толк в драгоценностях, и немалое число ювелирных магазинов с тоской подтвердит это - если только кто-то захочет беседовать с их несчастными ограбленными мной владельцами.
Но пока она лишь улыбается мне. Я делаю шаг к ней, и приникаю на миг к изогнутым в ее вечной усмешке, от которой мне иногда делается не по себе, губам, желая осязать ее приветствие. Художница не отстраняется - с чего бы? Мы спускаем друг другу и большие вольности.
Но, все-таки, через какое-то время, она отступает назад и по-прежнему молчит. Первое слово принадлежит мне, но я не тороплюсь произнести его. Я снова изучаю ее. Просто потому, что мне это нравится.
Черный туго зашнурованный корсет. Черная шелковая юбка, разрезанная до самого правого бедра - там к ноге пристегнуты ножны с ее клинком. На указательном пальце - подаренное мной кольцо: гематитовый ободок с серебряной гравировкой и голубовато-зеленым бериллом необычной огранки. Парные черные замшевые напульсники на красивых белоснежных запястьях создают резкий контраст. Вот демонесса, ведь ей отлично известно, что здесь не принято одеваться подобным образом - это может весьма плачевно окончиться. Впрочем, мне знакомо направление ее мыслей, да и покажите мне тюрьму, из которой она не смогла бы выбраться.
- Опасно выглядишь, - лениво бросаю я в звенящую пустоту.
- Боишься, что я попаду в руки местного филиала инквизиции? - она озорно усмехается. Бедные были бы эти инквизиторы...
- Никто не отказался бы от удовольствия поискать дьявольскую печать на такой ведьме... - многозначительно приподнятые брови и не менее лукавая ухмылка. Пауза, длящаяся полстука сердца. Короткий смех...
- А в мыслях - грязь и разврат, - снова усмехается она.
- Эй! - я почти искренне возмущен. - Разве я отрицал это когда-либо?
- Нет, милорд. Вы были предельно честны, - хмыкает ведьма. Мое самолюбие удовлетворено.
Из кухни доносится запах кофе. Мы, не сговариваясь, переглядываемся, ибо именно кофе - и, конечно же, этой благословенной таверне - мы обязаны нашим знакомством.
***
Моя работа... Кстати, о моей работе. Непрерывная Игра - не работа, это суть. Я же наемник, хотя и несколько необычный. Первое: кроме своих прямых обязанностей, которые могут быть весьма многогранными и ограничиваются лишь фантазией моего нанимателя, я постоянно сую нос туда, куда меня настойчиво просят его не совать. Кроме любопытства, есть еще мои алчные цепкие руки, и мне слишком приятно ощущение полного кошелька на ладони, чтобы я мог бездарно его упускать. Кроме того, у меня практически не бывает одного нанимателя - или никого, или несколько, и, по странной превратности судьбы, несколько всегда враждуют с основным - забавное совпадение, верно?
Но я отвлекся. Так, моя работа доставила мне очередную горсть неприятностей. Заключались они в том, что один несговорчивый парень, отчаянно мнящий себя честным и порядочным - с этим я мог бы поспорить, так как весьма бесчестно и непорядочно с его стороны было рушить мой изящно выстроенный план, словно замок из песка - совершенно случайно узнал, что я имел счастье пребывать в доме врага моего нанимателя. Что я мог поделать, если по совместительству этот враг являлся моим вторым заказчиком?
Аргумент оказался последним в иссякающем потоке моих доводов. О, нет, я чудовищно лгу. Предпоследним. Я не очень ценю свою жизнь, но она не опротивела мне настолько, чтобы я согласился отдать ее этой мелкой швали, возомнившей себя центром вселенной. Парня пришлось успокоить моим собственным неотразимым методом: колющим ударом шпаги в область сердца. Увы, он изъявил свой протест не менее выразительным способом, воткнув маленький, но очень острый нож под мое ребро. Разобравшись с раной, заказом и полученными деньгами, я пришел к выводу, что полугодовой отпуск из неприятной перспективы превратился в столь же неприятную необходимость. В общем, я застрял в этом городе на пять месяцев - измученный организм наотрез отказался предпринимать очередное путешествие между измерениями.
Первый месяц я провел почти насыщенно: посидел в местных казематах, устроил пару драк в трактирах, пытался изучить город в надежде найти что-нибудь интересное. Безуспешно. Посему, ктретьему месяцу моего заточения мной овладела хорошо знакомая хандра. Целыми днями я слонялся по улицам, ища неприятностей на свою нестриженую голову - ко всему прочему, здесь невозможно было найти приличные ножницы, не говоря уже о парикмахере - а вечера проводил в первой попавшейся таверне, лакая эль, виски, бренди... и так далее, согласно алкогольной карте заведения.
В тот вечер я сидел в уже полюбившемся мне трактире, где и пополнял запасы кофе. Запой и кофе - две вещи, удерживавшие мой самоконтроль на плаву. А она сидела за столиком в неприметном уголке и, как я позднее узнал, целенаправленно накачивала себя элем, склонность к которому мы разделяем, как и многие другие наши склонности.
К стойке мы направились одновременно. Послав к дьяволу свой пьяный внутренний голос, твердивший, что в вопросах получения дополнительной порции выпивки этикет столь же неуместен, сколь и клинок на разрезанной до бедра юбке, и осуществив почти удачную попытку сфокусировать не менее пьяный взгляд на чем угодно, только не на обладательнице этой самой юбки, я вспомнил об остатках былой галантности и жестом пропустил ее к стойке. Она улыбнулась с нескрываемой насмешкой и повторила заказ.
Что-то притянуло меня к ней уже тогда, но я всего лишь благородно поделился с ней имеющейся у меня информацией.
- Здесь еще и кофе есть... - с ухмылкой.
- Знаю, - та же усмешка. - Только я практически не пью чужой кофе - не так уж много мастеров в его приготовлении я встречала.
- И каков же выход? - Совершенная чушь. Я изрек это и, сам не знаю, зачем, подмигнул.
- Готовлю сама, разумеется. Впрочем, спасибо, - усмешка, дубль три, и ее черный силуэт снова оказался за столом. Я же раздобыл себе очередную бутылку и гордо использовал ее по назначению. Напился я тогда хуже обычного.
Второй раз я увидел ведьму, когда сидел на крыльце чужого дома с гитарой. Вдрызг пьяный, разумеется. Обитатели дома, конечно, надеялись поспать в ту ночь, но только я внес свои коррективы. Возражать пьяному парню с безумным блеском в слегка светящихся зеленых глазах они не посмели. Хотя, возможно, им внушила опасения моя шпага... Неважно. Суть в том, что я сидел на чужом крыльце, перепевая все песни, какие помнил в тот момент. А она шла мимо, и была в ее облике новая деталь, совершенно меня покорившая. Ее рука и плечо были обвиты длинной черной змеей, кожа которой серебристо блестела в лунном свете. Я посмотрел на нее взором Игрока и мгновенно угадал ее способности - во всяком случае, часть их. Пределы ее возможностей мне неизвестны и поныне, спустя три месяца нашего знакомства.
Ведьма покосилась на меня - глаза вспыхнули серебряными искрами - и улыбнулась.
- Пьяный менестрель, это интересно. - И прошла мимо.
Как-то я принялся расспрашивать ее о том, что она подумала, увидев меня. Сначала она отнекивалась, смеясь и утверждая, что все свои мысли она выразила этой короткой фразочкой. Но моя настырность в сочетании с наглостью и любопытством сделала свое дело, и девушка призналась, что ее привлек звон струн. Я мысленно поставил гитары после эля, кофе и змей, поблагодарил ее и оставил расспросы.
А услышав это, я оскалился одной из самых наглых своих ухмылок, перехватил гитару поудобнее, и бросился догонять ее.
Змея частично обвила мою руку, и мы оказались связаны. Не могу сказать, что мне это не понравилось, но, похоже, она была против. Потому что рептилия перекочевала на шею, а, когда мы достигли весьма характерно выглядящего тупика, девушка выпустила ее. Красивая тварь поползла по земле, и исчезла. Я понял, что она выпустила создание в другое измерение, найдя подходящее место для лазейки.
Сказать, что я был изумлен - не сказать ничего. Я и не надеялся найти здесь равного мне.
- Кстати, я неплохо готовлю кофе, - заметил я, подстраивая свой шаг под ее легкую походку.
- Неужели, - наполовину вопрос, наполовину утверждение. И та же чертова усмешка, которую мне все больше хотелось стереть с ее красивого белоснежного лица.
- Проверим? - предложил я, улыбаясь.
- А стоит ли? - эта умница на ходу приняла правила моей игры.
- Полно, миледи, что вы теряете?..
***
Я чувствовал, что молчание начинает тяготить меня. Что касается моей компаньонки, то я никогда не мог понять, что она думает, и в своих действиях мог руководствоваться лишь мимолетным выражением ее изменчивых глаз - а нет советчика опаснее, если вы имеете дело с Игрой. Сейчас на ее лице лишь змеилась уже хорошо знакомая мне лукавая улыбка.
Она по-прежнему не сделала и шага, чтобы пройти в комнату, хотя бывала здесь уже бессчетные разы. Эта девушка соблюдала правила Игроков, за что я был бесконечно ей благодарен. Долгие годы ведя хищный образ жизни, поневоле приобретаешь инстинкты хищника, и охрана своего логова - один из них. Хотя, эта комната уже перестала быть только моим логовом... Когда я отсюда уеду, я оставлю это место ей. Но нет, она откажется, заявив, что без меня оно потеряет свой смысл. И оба мы будем правы...
Я решительно забрал у нее куртку, чуть задержав ладонь на обнаженном предплечье.
- Прошу вас, госпожа...
Учтивый наклон головы в ответ. Она небрежно отбрасывает туфли в дальний угол прихожей и скользит в единственную комнату в моем жилище. А я возвращаюсь в кухню, чтобы взять две чашки с кофе.
Идя к ней, я бессознательно пытаюсь угадать, где она сегодня предпочтет устроиться: на полу возле низкой тахты, служащей мне постелью, или же на подоконнике, с которого я беззастенчиво подхватываю ее на руки, когда у обоих шальное настроение. Иногда мне удается угадать, иногда - нет, шансов здесь пополам. Зато я знаю, что кофе в моих руках будет встречен, если не довольным мурлыканием - обычно это свидетельствует о том, что у нее был тяжелый день, - то благодарной улыбкой - наверняка.
Оказалось, что на сей раз я выиграл - она сидела на простом однотонном ковре, покрывавшем дощатый некрашеный пол, прислонившись спиной к краю тахты и подогнув стройные ноги. Я поставил рядом с ней чашку и, держа в руках свою долю наркотического напитка, растянулся на диване, опираясь на локти. Кофе в одной руке, кисть второй зарылась в черных, чуть волнистых волосах. Невыразимое удовольствие - перебирать густые, шелковые на ощупь, непокорные пряди, чувствуя исходящий от них запах полыни, мяты, розмарина и черт знает, каких еще трав.
Она делает попытку обернуться.
- Сиди смирно, - усмехаюсь я, но она все-таки поворачивается и садится боком к дивану. Локоть на краю, чашка рядом. Миледи не сделает и глотка, не узнав, что у меня нового. Не ожидая вопроса, я пожимаю плечом.
- Что здесь может быть нового, - не прекращая издеваться над ее прической. - Ты кофе будешь пить, или я зря старался?
- Ни в коем случае, - мурлычет она, пригубив темную ароматную жидкость. Свободная рука ложится на мое запястье, и, хотя я и прячу след от ожога чашкой, она замечает.
- Ожег руку? Что же ты молчишь...
Мягкий, но все-таки упрек. Я невольно начинаю хмуриться, а ведьма отставляет свой кофе, становится на колени и склоняется над моей рукой, напевая исцеляющую руну. На кожу ложится легкая ткань прохлады, и я вслушиваюсь в ритм: два безударных слога, один под ударением...
В своих напевах я пользуюсь ямбом, хотя ее размер нравится мне больше. Но ямб, увы, дается мне легче; приходится выбирать, исходя из соображений практичности, а несобственных предпочтений.
На руке лишь слегка выделяется пятнышко обновленной кожи. Она отстраняется, снова делает глоток кофе. Я бережно освобождаю пальцы из сети ее волос, чтобы погладить девушку по щеке.
- Тогда ты не позволила исцелить себя, помнишь? - слегка ухмыляясь, спрашиваю я, прекрасно зная, что помнит. В этом весь расчет.
А в тот день она действительно отказалась от моей помощи, ведомая своей болезненной гордостью - но я восхищался ней...
***
Я не сразу изучил ее привычки, а она опаздывала. Начиная злиться, я уже подумывал о том, чтобы, мстительно улыбаясь, выпить кофе единолично. Но, услышав скрип двери, я зверем вылетаю в прихожую.
- Прости, - роняет она, а в голосе звучит усталость. Как всегда, дожидаясь моего приглашения, она стояла и молча смотрела на меня. А я, как последний идиот, пялился на нее.
- Кофе еще цел, - усмехнувшись, ответил я, но усмешка сползла с моего лица, когда я увидел рану на ее плече. Собственно, не рану: намокший от крови короткий рукав платья. Я метнулся к ней, она отстранилась.
- Пустяк... - усмешка. Ничего себе, пустяк... Бедная моя художница, что ж у тебя за работа такая.
Она почти не рассказывала о себе. Только иногда, в редкие минуты, когда мы оба были настроены говорить откровенно, она могла позволить себе выронить пару неосторожных признаний. То же самое право она оставляла за мной; я мог проигнорировать любой ее вопрос, касающийся меня, и мы шли дальше, забыв об этой теме. Будучи парой измученных дорогами и своими делами мастеров Игры, друг с другом мы могли забыть о резонансах, измерениях, потоках энергии и ее преобразованиях... Оба высоко ценили это.
Моя подруга улыбалась, мельком проведя взглядом по своей руке. Перехватила мою тревожную настороженность.
- Я пришла, чтобы отдохнуть, это мне сейчас нужнее, - тихо говорит она, отступая.
- И отдохнешь, - пообещал я, загоняя ее к двери. Почти силой отвел в комнату, усадил на диван, цепко держа ее здоровую руку. Наложил обезболивающее заклятие: объединять руну- анальгетикс целебными напевами я не умел.
Ведьма принялась освобождать руку от ткани.
- Полегче... - не сдержав ухмылки, заметил я. - Подожди, я отвернусь.
- Не доверяешь мне? - хмыкнула миледи.
- Тебе - в полной мере. Себе - никогда.
Я не лгал ей, как в тот раз, так и в прошлом, и в дальнейшем. По двум причинам. Во-первых, я интуитивно чувствовал, что часть ее сердца верит мне - что касается разума, то рассудок истого Игрока доверять не способен в принципе. Во-вторых, я был уверен, что с ее способностью угадывать мысли она мгновенно раскусит меня.
- Как скажешь, - она снова хмыкнула и просто разодрала тонкую ткань. Увидев рваный порез, оставленный умело обработанным лезвием, я ужаснулся. Вплетая в свои пятистопные вирши энергетические нити, я затягивал рану, прикладывая все свое умение.
На миг девушка, кажется, смирилась и машинально, с удовольствием мастера, обретшего опытного помощника, присоединилась к моему напеву, подстраиваясь. Но через секунду ее ладонь легла на мое лицо, заставив замолчать.
- Твое право, - так же тихо ответил я, склонив голову. Наши правила были писаны только для нас, и только им мы подчинялись - тем важнее это было, соблюдать их. Она благодарно улыбнулась и взяла мою руку, испачканную ее кровью, в свои. Я знал, что это нравится ей так же, как мне - расчесывать пальцами ее волосы...
***
- Я помню. Но в данном случае, мной руководит эгоизм, - усмехнулась мастер Игры. - С искалеченной рукой ты не сможешь готовить кофе и на меня.
- Для тебя я приготовлю что угодно, и с какими угодно мучениями, - ответил я. Как я уже сказал, я не лгал ей. Ведьма отвела взгляд, отодвинула в сторону пустую чашку. Так же поступил и я, только моя чашка переместилась под тахту, а освобожденная ладонь легла на плечо девушки.
- Довольно тебе сидеть на полу, - хмыкнул я, переводя разговор. И, действительно, довольно. Слегка усилив хватку, я потянул ее к себе, и она подчинилась.
Я устроил ее в своих объятиях, и через какое-то время она рухнула в тяжелый сон - видно, и вправду выдался неудачный день. Я коротко поцеловал ее висок, стараясь не потревожить. Подобное мы тоже легко друг другу прощали, да и только полный кретин не согласился бы провести пару часов, обнимая такую девушку, как моя подруга - а я имел все основания не считать себя таковым.
Такое не было редкостью: когда оба возвращались сюда уставшими и измученными, мы просто засыпали, сохраняя контакт, через кожу обмениваясь энергией. Это было полезно для двоих... и приятно, кажется, тоже обоим, а не только мне. Только один раз это вылилось в нечто, что она не простила мне; тогда я позволил себе слишком многое, и у нее не хватило сил сохранить осмотрительность.
***
Во всем был виноват дождь. Мне как раз удалось вытащить ее на прогулку, хотя она не слишком любила бродить в моем обществе: под тихий шепот крон я мог выудить из нее если не все, то многое, и она это знала.
Зеленоглазая демонесса любила бродить под дождем, но, из милости ко мне, проникшемуся еще в далекие годы забытой молодости ненавистью к ливням и мокрой холодной одежде, прилипающей к телу, она согласилась пустить меня к себе - ибо забрели мы от моего дома далековато.
Я плохо помню этот вечер, а ночь начисто изгладилась из моей памяти. Бывают моменты, когда я почти не жалею об этом - кто знает, что произошло тогда?..
Как и она, и как любой Игрок, я ждал позволения войти.
- Проходи, - она пожала искрившимся от дождевой воды плечом и, оставляя мокрые следы на деревянных досках пола, ушла в кухню. Вскоре я безошибочно уловил родной обожаемый запах и понял, что такой же кофе умеет готовить лишь один человек во вселенной. Я.
Я сбросил мокрую рубашку, и, пользуясь приглашением, прошел в комнату - разумеется, тоже единственную. Обставлена она была еще скромнее, чем моя - шкаф в углу, очень красивый низкий столик, на полу - пушистый ковер. Камин, который она как-то успела разжечь. Все, больше никакой мебели.
Вытянувшись на ковре, я лениво грелся у огня. Она принесла кофе, растянулась рядом. Подвинувшись и уступив ей возможность наслаждаться теплом, я не сдержался и притянул ее к себе...
...Я проснулся на следующее утро в собственной постели. Первой мыслью была вполне человеческая, неподобающая моим знаниям догадка: сон. Я с презрением к ней и себе отверг ее.
Вторым чувством было безмятежное умиротворенное блаженство. Именно ради пары мгновений, наполненных ним, мы, Игроки, и пускаемся в сомнительные авантюры. Увы, длилось оно недолго, сменившись острым и отчаянным похмельем.
Я весьма туго соображал, пытаясь найти выход. Но умудрился прийти-таки к выводу (недаром я прошел многолетнюю практику, ха!), что вчера, в силу прекрасно проведенного времени, я соображал еще хуже, и позволил себя напоить.
Рука, бесцельно блуждавшая по покрывалу, в один миг потеряла опору. Но, вместо того, чтобы ощутить под пальцами ковер или пол, я наткнулся на то, что не узнать на ощупь не мог. Тонкий фарфор, холодный, рядом - что-то металлическое. С трудом повернув голову, я убедился, что рядом с кроватью стоят термос и кофейная чашка. В содержимом термоса сомневаться не приходилось.
Кроме прочего, я обнаружил небольшую стеклянную бутылку, в которой плескался чуть околдованный отвар. Глубоко вдохнув, я осушил ее на одном дыхании, проклиная и благословляя ведьму одновременно.
Головная боль улетучилась и тут же вернулась, подарив мне пару секунд уверенности, что мой череп сейчас разнесет в мелкие осколки. Вскоре все прошло, разум слегка прояснился - на первый взгляд. Ибо оказалось, что я практически ничего не помню.
Я до сих пор не знаю, изменила ли она рецепт зелья, или же просто ворвалась в мой разум, когда, опьяненный наслаждением, я беспечно опустил все психоблоки. Все равно.
Я мог бы убедить себя, что пережил наваждение, но кое-что сохранилось, в тех глубинах моей памяти, куда даже я не рискую заглядывать без крайней необходимости - а сейчас такой не было. Но, даже не умея орудовать с собственной психикой, я всегда мог убедиться, упомянув об этом вскользь и наблюдая, как становится пристальным, но одновременно мягким ее прозрачный взгляд...
***
Наш вечер протекал по своему обычному руслу. Она проснулась, не подумав дезертировать на пол - в любом случае, я не пустил бы ее.
Мы просто болтали, иногда сбиваясь на серьезные, почти философские темы, иногда просто кружа и путаясь в собственных софизмах, пока, оказываясь в тупике, не разражались смехом.
Эта проклятая мысль вернулась ко мне в голову в самый неподходящий момент. Истекал пятый месяц моего не слишком добровольного отшельничества. Я истосковался по работе, по тем местам, в которых бывал. И мы прекрасно знали, что путешествие Игрока одиноко.
Я выпустил ее из объятий, хмуро отбрасывая прядь растрепавшихся волос с лица. Черт, я хочу, наконец-то, постричься!
Ведьма обернулась, поправила мои волосы одним ласковым движением, заставив вздрогнуть.
- Не нужно стричься. Тебе к лицу хвост, - улыбнулась она.
Я не спрашивал ее, умеет ли она читать мысли, это было бы нарушением всех существовавших приличий. Но это не значит, что вопрос не занимал меня. Мне удавалось ответить на невысказанный вопрос или закончить за нее фразу только в том случае, если наши мысли сходились или же речь шла о прописных истинах, отвергаемых только глупцами. Но она всегда меня поражала; сейчас ей это тоже удалось. Увидев выражение моего лица, она стала серьезной, улыбка слетела с ее губ.
- Что случилось? - тихий вопрос. Который, как предыдущие, останется без ответа, если я захочу. Но этого вопроса я ждал.
- Мне еще недолго здесь находиться...
Я отвел взгляд, не желая открывать ей то, что не мог высказать. Что ж, не всем так везет с мимолетными знакомствами.
Похоже, художница была со мной согласна.
- Стало быть, мы увиделись в последний раз, - спокойно сказала она, скатываясь с тахты. Я не успел коснуться ее.
- Почему так?
- Не вижу смысла, - моя подруга повела плечом. - Что ж, я была рада. Возможно, еще увидимся. Приятного путешествия...
Она поднялась на ноги, оправила юбку, вернула сбившиеся ножны. Несколько движений - и волосы приобрели свой первоначальный вид. Я догнал ее уже в прихожей; она надевала куртку.
- Не уходи так, - попросил я, едва не скрежеща зубами от ненавистного мне пафосно - романтического тона.
- Это нужно мне, - усмехнулась она и, обвив мою шею, прижалась губами к моим губам. Прежде, чем я обнял ее, она неслышно выскользнула.
Щелкнул замок закрывающейся двери.
***
Я метнулся следом, но некая сила заставила меня стать на пороге, глядя ей вслед и думая о том, что принесла мне наша случайная встреча.
Я не держал на нее зла, ни на мгновение. Она бескорыстно дала мне большее, чем несколько приятных дней. Я чувствовал, что мне будет очень не хватать ее - а в первое время, прежде чем меня подхватит водоворот Игры, будет невыносимо больно.
Я знал, что вместе с воспоминаниями - одним из самых ценных сокровищ для любого из нашей сумасшедшей касты - я обрел и зависимость. От нее, от этой юной ведьмы, гениальной художницы, мастера, танцовщицы, Ведающей - какой угодно титул можно дать ей. Я помнил, что всегда могу догнать ее, в любом из измерений, я в этом уверен. Мы - лучшие, гении в своей области. А, впрочем, вздор. И от нее можно легко избавиться, при желании. И от назойливой памяти тоже, пожертвовав во имя покоя выразительностью и живостью воспоминаний, оставив лишь знание, что это было. Она сама сотворила со мной такое однажды. Стереть все ее следы. Это сделать несложно.