Город кажется блеклым в скупом утреннем свете. Сегодня последний день моей жизни здесь. И я прощаюсь с полисом, сидя на подоконнике в съемной комнате.
Не знаю, почему он кажется мне особенным, но доселе я не замечал за собой привычки к сентиментальным сценам. Тем не менее, я мерзну у мутного стекла, глядя на спящий квартал и серую ленту дороги. Еще не было настоящего восхода; по горизонту не плывут размытые, словно акварельные, полосы розовато-золотого оттенка. Небо еще нескоро приобретет по-летнему лазурную масть. Еще есть время для подведения итогов, ибо больше просто нечем заняться.
Он должен был стать очередным звеном без названия и порядкового номера в бесконечной цепной спирали моих городов, но захватил круче любой трассы - из тех, которые тянули меня, словно серебро паутины - укурившуюся муху. Через две недели я уже ненавидел узкие улицы, звавшие к себе настолько убедительно. Чем ближе была к двенадцатому штриху на циферблате короткая стрелка, тем труднее мне было остаться в тесной коробке четырех стен, маясь со всеми своими кошмарами. Проще было навсегда отказаться от ЛСД и курева. Посему каждую ночь я проводил, шатаясь по трущобам полиса. Накачавшись выпивкой, наркотиками и оставив сохранение ориентации в пространстве инстинктам, похороненным под привычками и рефлексами. Чудилось, что город усмехается мне с уверенностью и азартом сирены-садистки.
Когда я один, все мои фобии просыпаются, сползаясь к рассудку голодными тварями. Но находиться в толпе попросту невозможно - начинаю сходить с ума от непрестанной суеты, гула множества голосов, эха, мечущегося среди бетонных лабиринтов. Я не люблю людей, но тяжело без кого-то, чье присутствие заставляет все мысли отойти на фоновый план. Чертова парадоксальность. Вот так, позволяя последней грани сознания наблюдать с апатичной отрешенностью, я проводил ночи, всецело принадлежавшие городу. И, прощаясь у порога с восходящим солнцем, отправлялся к себе - в очередной раз калечить пальцы, исступленно вырывая аккорды у звонких струн, упиваться элем или бренди до приступов тошноты, ловить радужную легкость кислотного кайфа. Холодить губы летучим дымком с невинным привкусом мяты, жасмина и бергамота, ощущая, как мир окрашивается в беззаботные оттенки. Бормотать напевы, сглаживая следы мимолетных, но яростных драк. Засыпать, надеясь, что на подушке не останется кровавых разводов... До следующего вечера.
Только все преходяще. И этот рассвет я проводил, размышляя о своей будущей смерти - столь же неизбежной, сколь необходимой; прощаясь с городом.
Мы расстанемся, полис. Ты бережешь свои тайны пуще маниакального сфинкса - быть посему, они не нужны мне. Но, мать твою, откуда это проклятое ощущение, как будто рвешь что-то из тела? То, за которым - знаю наверняка - последует тупая ноющая боль? Отпусти меня, город. Я был с тобой добровольно, наверное. Расстанемся друзьями.
А, к черту. Скоро все переменится, главное - суметь с привычной скукой инсценировать смерть двойника. Создать свою настоящую смерть.
Но рано, пока что рано. Пара часов в запасе. Записать в хроники памяти несколько катренов в ямбе, запомнить цвет этого юного неба.
Щелчок зажигалки. Витая струйка голубоватого дыма.Ни о чем не думая. Если размышлять о следующей инкарнации, будучи под укуркой, можно получить непредсказуемый итог...