В нашем доме на улице Халтурина (нынешняя, и до революции - Миллионная), с двух его сторон: с Дворцовой набережной, и со стороны самой Халтуриной, было два парадных подъезда, эркерные окна всех этажей которых были застеклены зеркальными стёклами, с витражным обрамлением, все цветные вставки которых держались в свинцовых плетениях. Различие этих парадных было только в том, что парадная, выходившая на набережную Невы, имела лифт, которым со времён революции уже не пользовались, и отделанный мрамором камин. Того и другого, Халтуринская парадная была лишена. Что же касается всех других подъездов дома, вход в которые был со стороны дворов, то они являли собою лишенные всяких эстетических претензий подъезды для жильцов, живущих в квартирах попроще, скорее всего, были копией доходных домов, для обывателей, что называется, средней руки. Лифт, в главной парадной дома, тоже, сколько я помню, никогда не работал.
- Не баре, - как говорил наш дворник дядя Ваня, - так дотопают до своих квартир! Свою выгоду с неработающего лифта дядя Ваня имел, так как жильцы этого подъезда, и некоторых других, нанимали его носить дрова из сараев в свои квартиры, а это существенно пополняло его бюджет. Уборкой лестниц занимались две другие дворничихи, и этой части работы он не касался вовсе. Надо ли говорить, что оба эти главные парадные входа нашего дома, были в ту пору излюбленным местом мальчишечьих посиделок в плохую погоду, и не только посиделок, но и, случалось, азартных игр, которые с появлением взрослых, - тут же прерывались. Я, по какой-то причине, любил обе эти парадные (в одной из них жила Таня), но, кроме неё, мне доставляла удовольствие гулкость их подъездов, позволявшая: кричать во всё горло, и слушать звонкое эхо, многократно повторяющееся в их стенах. Никогда и никому, не признаваясь в этом, я развлекал себя пением в этих парадных, акустика в которых позволяла петь, вовсе не напрягая голосовых связок, получая, однако, звуки богатые обертонами. Парадная дома 28 по улице Халтурина, но по другую её сторону, тоже временами становилась моей ареной без слушателей, но в этой парадной, тоже с камином, потолки были ниже наших, и имели сводчатое строение, с весьма приземистым, тяжело нависающим потолком, гасившим эхо. Впрочем, звуки этих парадных интересовали меня и сами по себе, даже, без моих вокальных упражнений. Среди моих мальчишечьих богатств была пара бильярдных шаров, но, скорее всего, от детского бильярда. Диаметр их был не более четырёх сантиметров, но, в остальном, они были точной копией шаров от настоящего бильярда. Ещё пара шаров, чуть меньшего диаметра, была от какого-то большого подшипника, и, в своё время, путём сложных обменов с другими мальчишками, я, наконец, приобрёл это богатство, ценности которого мама не понимала. По-настоящему, оценщиков моего приобретения было не слишком много, но они, тем не менее, - были. Во втором дворе нашего дома, лежала, среди поленниц дров, толстая чугунная плита, на которую было интересно сбрасывать с разной высоты мои шарики, отскоки которых сопровождались звонкими звуками разной тональности, развлекавшими нас. Особенно интересным для нас были звуки, когда на эту плиту высыпался целый ворох различного диаметра шариков, часть которых, сталкиваясь между собою, отлетала далеко в сторону, нередко, под какую-нибудь поленницу, вследствие чего, терялась их хозяином. Мои шары были столь крупны, что потерять их я не рисковал, а звуки их падений были звонкими и чистыми. Когда же, по совету, и при непосредственной помощи Пети Стакозова (инвалида детства, но обладателя огромной физической силы), мы приподняли при помощи ломов плиту, и подсунули под её углы кирпичи, те же упражнения с шариками, обрели более яркое звучание, заставившее и саму плиту петь. Это было здорово, но однажды, кто-то из жильцов, на этот чугунный постамент водрузил свою поленницу дров, после чего, наши забавы с нею были прекращены, а я, прочно обосновался в фойе парадной, выходящей на набережную Невы. Чаще всего, я сталкивал и металлические, и костяные шары по ступеням мраморной лестницы, ловя их чёткие звуки, и развлекаясь их отскоками. Здесь, явно лидировали костяные шары. Металлические шары на мраморе издавали звуки более тусклые, и прыгучесть их тоже была не столь значительна, как на той же уличной чугунной плите. Вскоре, однако, меня попёрли и с этой лестницы. Я не услышал шагов входившего на лестницу жильца, который вывернулся из входной двери в фойе, в тот момент, когда мною по ступенькам лестницы был пущен очередной костяной шар, на каждой новой ступени, подпрыгивавший всё выше, с сочным цокающим звуком. На нижней ступеньке; жилец, и шарик встретились, что называется, "лоб в лоб". Лоб гражданина пострадал больше, и он почти минуту молча разглядывал меня, одновременно, как мне кажется, приходя в себя. Шишка на его лбу, была здоровенной, но меня он не тронул. Угрюмо выслушав мои извинения, он подвёл им черту: "Найди себе другие развлечения, и, желательно, не там, где ты можешь искалечить жильцов". С тех пор, игра моя со звуками была приостановлена более чем на десять лет, до той поры, пока я не нашел парадную (опять её), с хорошей акустикой, на этот раз - в доме своей супруги.
Парадная дома на улице Лахтинской дом 20, имела довольно широкое фойе, пол которого отделан кафелем. Лифт, размещающийся в просвете между лестничными маршами, занимал не весь этот просвет, а оставлял свободным пространство примерно в пять квадратных метров. Именно это пространство создавало тот акустический эффект, который со временем напомнил мне о былых своих увлечениях: не сразу затухающий в парадной звук, был продолжен гулким эхом, вновь возбудившим во мне прежний интерес к звуку.
Ранняя осень, и мы с Наташей учимся на шестом курсе института, а я продолжаю, кроме этого, работать на "скорой помощи", где в этот день получил очередную, но не Бог весть, какую щедрую зарплату. Однако, пусть даже и не слишком большие деньги, принесённые в дом, - это всё равно праздник для нас, который мне захотелось отметить подарком для жены, моей юной свояченицы, и супружниной бабушки, живших вместе с нами. На углу улицы Лахтинской и Большого проспекта, ежегодно, ранней осенью ставилась большая металлическая сетка, заполненная арбузами, цена которых, в те годы, была, по оценкам нынешним, мизерной. Я, отстояв очередь, выбрал для дома самый большой арбуз, который едва доволок до своей парадной. Как назло, лифт в этот день не работал, и мне пришлось тащиться с этим негабаритным грузом на пятый этаж, где я и остановился у двери своей квартиры, поставив на перила огромный полосатый шар, одновременно, шаря по своим карманам в поисках ключа от входной двери. Ключ, наконец, найден, и руки мои за это время сумели отдохнуть. Придерживая арбуз рукой, заглядываю в лестничный пролёт, уже который раз вспоминая свои шарики из детства, с любопытством представляя себе: какой звук издал бы при падении на кафель пола любой из них, и до какой высоты был бы их отскок от пола. А арбуз, упади он с высоты пятого этажа, - какой бы звук издал он, при ударе о пол? Психиатра рядом со мною - не случилось, и, долго не раздумывая, я столкнул в пролёт свою ношу. Пок! - коротко и глухо донеслось до меня. Не интересный звук! Открыв дверь квартиры, я занёс в дом свой портфель, и, забрав сетку, вновь отправился к арбузному развалу. Проходя мимо разбившегося всмятку арбуза, отметил про себя его замечательную зрелость: с сахаристыми изломами мякоти, в которой блестели чёрные, будто лакированные, косточки. Вернусь, обязательно уберу - дал я себе слово. Вернулся домой через полчаса, уже с другим арбузом, не уступающим габаритами предыдущему. Застал Наташу дома, и она спросила меня, не заметил ли я, какой замечательный арбуз разбил на нашей лестнице, какой-то ротозей.
- Заметил! - кивнул я головой, проглотив "ротозея", не сознавшись, правда, в том, что им я и являюсь. Пока Наташа разогревала обед, я, спустившись по лестнице с совком и метлой, убрал безобразие учинённое мною. Высохшее сладкое пятно ещё три дня напоминало мне о моём злодействе. Второй, купленный мною арбуз, был слабой тенью того - разбитого мною, скопировав, разве что, только его размеры. Я уже не помню: сознался ли я когда-нибудь Наташе в том своём поступке, а если сознался, - что она в ответ на это мне сказала. Однако, опыт, проведен, а его повторы делать, кому бы то ни было, - я не рекомендую. Не интересно. Так, я думаю!