Лебединский Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Болота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

БО­ЛО­ТА

   Из все­го ланд­шафт­но­го раз­но­об­ра­зия при­ро­ды се­вер­ной час­ти Рос­сии, ме­нее все­го мне нра­вят­ся бо­ло­та, от­ри­цать зна­че­ние ко­то­рых в жиз­ни мно­гих пред­ста­ви­те­лей жи­вот­но­го ми­ра, я не имею пра­ва. Да­же при­зна­ние то­го, что охо­та на бо­ло­тах бы­ва­ет бо­лее чем ув­ле­ка­тель­на, что-то ме­ня всё рав­но удер­жи­ва­ет от вос­тор­гов, та­ких, ко­то­рые я ощу­щаю от та­ёж­ной охо­ты. Эта моя сдер­жан­ность, про­яв­ляе­мая в от­но­ше­нии бо­лот, во мно­гом объ­яс­ни­ма тем слу­ча­ем, ко­то­рый про­изо­шел со мною в во­сем­на­дца­ти­лет­нем воз­рас­те на од­ном из бо­лот Нов­го­род­ской об­лас­ти, опи­сан­ном мною в рас­ска­зе "Бе­рен­дей". Слу­чай этот, ед­ва не сто­ив­ший мне жиз­ни, в даль­ней­шем, как толь­ко я ока­зы­вал­ся на бо­ло­тах - вспо­ми­нал­ся мною, и, что гре­ха та­ить, не­од­но­крат­но вы­зы­вал во мне чув­ст­во по­вы­шен­ной опас­но­сти, та­ив­шей­ся в них, и, со­от­вет­ст­вен­но, стра­ха, из­быть ко­то­рый в се­бе я так и не су­мел. Хо­тел бы я то­го, или нет, но поч­ти ка­ж­дый раз, как толь­ко я ока­зы­вал­ся на ма­рях с зы­бу­на­ми, где по­верх­ность их ко­лы­ха­лась под но­га­ми, то дав­нее чув­ст­во стра­ха пе­ре­жи­то­го мною, вновь ожи­ва­ло во мне, на­по­ми­ная о смерт­но­сти все­го су­ще­го, и, не дай Бог, - на­хо­дя­ще­го свою смерть в бо­лот­ной тря­си­не.
   На­чи­ная этот рас­сказ, я от­даю се­бе от­чёт в том, что в са­мом его на­зва­нии я за­ло­жил не толь­ко, и не столь­ко вре­мя мое­го пре­бы­ва­ния на них, но и суть мо­их от­но­ше­ний с не­ко­то­ры­ми людь­ми, по­ве­де­ние ко­то­рых точ­но от­ра­жа­ет ту са­мую тря­си­ну, с "ок­на­ми", го­то­вы­ми по­гло­тить че­ло­ве­ка, имев­ше­го не­сча­стье столк­нуть­ся с ни­ми. Я от­но­шусь к то­му ти­пу лю­дей, что ве­рят в ис­крен­ность че­ло­ве­че­ских от­но­ше­ний, в ко­то­рой не долж­но на­хо­дить­ся мес­та мер­кан­ти­лиз­му. Пло­хо ли, хо­ро­шо ли то, что мне не слиш­ком мно­го вре­ме­ни тре­бу­ет­ся для оп­ре­де­ле­ния су­ти че­ло­ве­ка, с ко­то­рым ме­ня све­ла судь­ба, но ес­ли мне че­ло­век не по­нра­вил­ся с пер­во­го взгля­да; дру­же­ско­го кон­так­та у ме­ня с ним уже ни­ко­гда не бу­дет. С те­ми же, кто мною при­нят как че­ло­век дос­той­ный мое­го вни­ма­ния, я бы­ваю весь­ма от­крыт, и, слу­ча­ет­ся, в ущерб се­бе. Мне не­од­но­крат­но при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся с бы­то­вым пре­да­тель­ст­вом, со­вер­шав­шим­ся без вся­кой ви­ди­мой при­чи­ны, с не­спро­во­ци­ро­ван­ным хам­ст­вом, с за­ви­стью, об­ма­ном, ис­поль­зо­ва­ни­ем мое­го име­ни в чьих-то ко­ры­ст­ных це­лях, а то, и во­все, - с не­мо­ти­ви­ро­ван­ной аг­рес­сив­ной глу­по­стью. На­вер­ное, всё то, что я пе­ре­чис­лил - зна­ко­мо мно­гим, и ка­ж­дый, об­рет­ший по­доб­но­го ро­да опыт об­ще­ния с но­си­те­ля­ми по­доб­ных яв­ле­ний, ка­кое-то вре­мя ощу­ща­ет се­бя ос­корб­лён­ным ими.
   Ар­мия, тех лет, в ко­то­рые я слу­жил в ней, бы­ла свое­об­раз­ным по­ли­го­ном, де­мон­ст­ри­рую­щим раз­но­об­ра­зие ти­пов, как ко­ман­ди­ров, так и при­зыв­но­го со­ста­ва ря­до­вых, сре­ди ко­то­рых, при­зыв­ни­ков со сред­ним об­ра­зо­ва­ни­ем, бы­ло не слиш­ком мно­го. Офи­це­ров и стар­шин, по­ра­жав­ших сво­ею се­ро­стью, - бы­ло то­же дос­та­точ­но во всех час­тях то­гдаш­ней ар­мии, но их чис­то че­ло­ве­че­ские ка­че­ст­ва, ни­ве­ли­ро­ва­ли мой скеп­сис в от­но­ше­нии куль­тур­ных осо­бен­но­стей, про­яв­ляе­мых ими. В этом от­но­ше­нии, был ин­те­ре­сен наш бри­гад­ный зам­по­лит, ка­пи­тан "М", - не бу­ду тро­гать его фа­ми­лию, так как че­ло­ве­ком он был, в об­щем-то, не­пло­хим. Прие­хав­шую ко мне в часть, рас­по­ло­жен­ную под Ле­нин­гра­дом, мою ма­му, он при­гла­сил в свой ка­би­нет, и по­ка­зал ей мой фор­му­ляр бри­гад­ной биб­лио­те­ки, в ко­то­ром бы­ли за­пи­са­ны, боль­шей ча­стью Фран­цуз­ские клас­си­ки, ко­то­ры­ми я в ту по­ру ув­ле­кал­ся. Боль­ше все­го, на­ше­го зам­по­ли­та по­че­му-то раз­дра­жа­ла фа­ми­лия Мо­пас­са­на, не­сколь­ко то­мов про­из­ве­де­ний ко­то­ро­го бы­ли впи­са­ны в мой фор­му­ляр. По­ин­те­ре­со­вав­шись мо­им до­ар­мей­ским про­шлым, зам­по­лит ого­ро­шил мою ма­му со­об­ще­ни­ем, что её сын ин­те­ре­су­ет­ся пор­но­гра­фи­че­ской, как он из­во­лил вы­ра­зить­ся, ли­те­ра­ту­рой.
   - По­го­во­ри­те со сво­им сы­ном, - по­со­ве­то­вал он ма­ме, - что­бы он пре­кра­тил чи­тать эту Фран­цуз­скую мер­зость, и на­чал чи­тать что-ли­бо бо­лее стоя­щее, на­при­мер, кни­ги Бо­ри­са По­ле­во­го, или Ка­тае­ва.
   - "Сы­на пол­ка", или "Бе­ле­ет па­рус оди­но­кий" - съяз­ви­ла ма­ма.
   - А что в этих кни­гах пло­хо­го? Хо­тя бы, - и их, или "По­весть о на­стоя­щем че­ло­ве­ке". Чем та­кая кни­га ему мо­жет быть не­угод­на?
   - Мой сын уже бо­лее пят­на­дца­ти лет сам вы­би­ра­ет кни­ги, ко­то­рые хо­чет чи­тать. Ему вы­да­ли в ру­ки ав­то­мат, счи­тая его, по всей ве­ро­ят­но­сти, взрос­лым че­ло­ве­ком, а что ему чи­тать, он дав­но вы­би­ра­ет са­мо­стоя­тель­но, ма­ло слу­ша­ясь чьих-ли­бо со­ве­тов. За­шед­ший в это вре­мя в ка­би­нет зам­по­ли­та ко­ман­дир бри­га­ды, пол­ков­ник Де­рю­гин, пре­рвал это за­тя­нув­шее­ся ран­де­ву, при­гла­сив к се­бе в ка­би­нет, по­оче­рёд­но: сна­ча­ла, мою ма­му, за­тем - ка­пи­та­на. По­сле это­го, зам­по­лит пре­кра­тил свои по­пыт­ки на­ста­вить ме­ня на путь ис­ти­ны. Пе­ред ма­мой, пол­ков­ник Де­рю­гин из­ви­нил­ся за сво­его зам­по­ли­та, и те­ма мое­го пе­ре­вос­пи­та­ния бы­ла окон­ча­тель­но за­кры­та. Своё по­ли­ти­че­ское са­мо­об­ра­зо­ва­ние, я умуд­рял­ся раз­ви­вать, на­хо­дясь на гар­ни­зон­ной га­упт­вах­те, вре­мя от вре­ме­ни, по­се­щае­мой мною. Од­на­ж­ды, на­вес­тив­ший га­упт­вах­ту на­чаль­ник гар­ни­зо­на, изъ­ял у ме­ня том К. Мар­кса "Ка­пи­тал", зая­вив, что га­упт­вах­та не ме­сто для чте­ния ли­те­ра­ту­ры. Я не был чужд пар­тий­ной де­ма­го­гии, про­цве­тав­шей в на­шей стра­не, и от­пра­вил ко­ман­ди­ру бри­га­ды ра­порт, в ко­то­ром от­ра­зил не­обос­но­ван­ность ли­ше­ния ме­ня пра­ва рас­ши­рять свой по­ли­ти­че­ский кру­го­зор. На­до по­ла­гать, что пол­ков­ник Де­рю­гин, про­чи­тав мой ра­порт, на­шел воз­мож­ность под­деть им сво­его зам­по­ли­та, а, за­од­но, и по­ве­се­лить­ся. "Ка­пи­тал" мне был воз­вра­щён, с пол­ков­ничь­им ком­мен­та­ри­ем, что га­упт­вах­та яв­ля­ет­ся не толь­ко ме­стом на­ка­за­ния про­ви­нив­ше­го­ся сол­да­та, но, в пер­вую оче­редь, ме­стом его пе­ре­вос­пи­та­ния, че­му чте­ние ли­те­ра­ту­ры, на­пи­сан­ной од­ним из ос­но­во­по­лож­ни­ков на­уч­но­го ком­му­низ­ма - весь­ма спо­соб­ст­ву­ет. Бла­го­да­ря мо­ему де­ма­го­ги­че­ско­му приё­му, мне, на не­ко­то­рое вре­мя уда­лось про­слыть в сво­ей час­ти ори­ги­на­лом. В мо­ей ка­ме­ре вско­ре поя­ви­лось и два то­ма, из мно­го­том­ни­ка В.И.Ле­ни­на. Скуч­ней­шая, дол­жен ска­зать, ли­те­ра­ту­ра, при­во­див­шая ме­ня в со­стоя­ние дре­мот­но­го сту­по­ра. Ко­мен­дант гар­ни­зо­на, про­дол­жая на ме­ня злить­ся, два­ж­ды до­бав­ляя мне по трое су­ток аре­ста за рас­стёг­ну­тый во­рот­ни­чок гим­на­стёр­ки, а де­жур­ный со­став га­упт­вах­ты, на­до по­ла­гать, на­хо­дил в мо­ём за­тя­нув­шем­ся эпа­та­же, раз­вле­че­ние для се­бя. Под­ня­тие по тре­во­ге бри­га­ды, с вы­ез­дом на по­ле­вые уче­ния со стрель­ба­ми, пре­рва­ло мой за­тя­нув­ший­ся арест, на­чав­ший­ся всё из-за то­го же не­за­стёг­ну­то­го во­рот­нич­ка, ко­то­рый и не мог сой­тись на мо­ей шее, имев­шей в ту по­ру ок­руж­ность бо­лее 42 сан­ти­мет­ров. Гим­на­стё­рок мое­го рос­та, с та­ким ши­ро­ким во­рот­ни­ком, на скла­де час­ти не на­шлось, чем я и поль­зо­вал­ся, но не без ущер­ба для се­бя, так как уволь­ни­тель­ных мне не да­ва­ли, до тех пор, по­ка я не за­стег­ну на сво­ей шее во­рот­ни­чок, и я, стоя в строю пе­ред раз­да­чей уволь­ни­тель­ных, вдав­ли­вал в свою шею во­рот­ник так, что ли­цо моё ста­но­ви­лось цве­та зре­лой свёк­лы. Пол­ков­ник Де­рю­гин, од­на­ж­ды при­сут­ст­во­вав­ший на раз­да­че уволь­ни­тель­ных, и уви­дев­ший ме­ня в та­ком ви­де, тут же дал на­хло­буч­ку ко­ман­ди­ру ди­ви­зио­на и ди­ви­зи­он­но­му стар­ши­не, обя­зав их при­вес­ти мою гим­на­стёр­ку в по­ря­док, со­от­вет­ст­вую­щий мо­им га­ба­ри­там, что­бы это не вы­гля­де­ло из­де­ва­тель­ст­вом над сол­да­том. Так или ина­че, но в те­че­ние трёх дней про­бле­ма с мо­ей эки­пи­ров­кой бы­ла ре­ше­на. Во вре­ме­на мо­ей служ­бы в ар­мии, боль­шая часть сред­не­го и стар­ше­го офи­цер­ско­го и стар­шин­ско­го со­ста­вов, со­стоя­ла из тех, кто про­шел вой­ну, и от­но­ше­ние их к ря­до­во­му со­ста­ву бы­ло, близ­ко к оте­че­ско­му, что не ис­клю­ча­ло, впро­чем, по­яв­ле­ния в ней ти­пов, схо­жих с под­пол­ков­ни­ком Бо­род­ки­ным, речь о ко­то­ром впе­ре­ди.
   Ар­мей­ские мои го­ды, по­сле бо­лее чем двух­лет­ней служ­бы в от­но­си­тель­ном бла­го­по­лу­чии в Ле­нин­град­ской об­лас­ти, и в ВИТ­КУ в Ле­нин­гра­де, за­вер­ша­лись мною на Коль­ском по­лу­ост­ро­ве, в ба­таль­о­не, ко­то­рый стро­ил ПВЛС (по­сто­ян­ную воз­душ­ную ли­нию свя­зи), ко­то­рую пе­ре­но­си­ли, в свя­зи с на­чав­шим­ся строи­тель­ст­вом Ниж­не­ту­лом­ской ГЭС, в сто­ро­ну от пла­ни­руе­мо­го во­до­хра­ни­ли­ща. Ра­бо­ты по пе­ре­но­су ПВЛС, про­тя­жен­ность ко­то­рой пре­вы­ша­ла сот­ню ки­ло­мет­ров, вы­пол­ня­лись, как, на­вер­ное, и по­ны­не во­дит­ся в ар­мии - вруч­ную, или, ес­ли быть точ­нее - "внож­ную": транс­пор­та ни­ка­ко­го, а три ло­ша­ди, при­дан­ные на­шей ро­те без фу­ра­жа, - го­ло­да­ли, и к ра­бо­те в ус­ло­ви­ях ок­ру­жаю­щих нас бо­лот, - не го­ди­лись. По мет­ко­му фольк­лор­но­му сол­дат­ско­му вы­ра­же­нию: "Два сол­да­та и ло­па­та - за­ме­ня­ют экс­ка­ва­тор" - нас имен­но так и эки­пи­ро­ва­ли, до­ба­вив к это­му, что до по­строй­ки ПВЛС, "дем­бе­ля" нам ждать не­че­го. Един­ст­вен­ным ме­ха­низ­мом, по­мо­гав­шим на­шей ра­бо­те, бы­ло не­сколь­ко бен­зо­пил "Друж­ба", ко­то­ры­ми мы спи­ли­ва­ли стол­бы ста­рой ПВЛС, и би­ли про­се­ку на всём про­тя­же­нии но­вой. Ос­таль­ные ору­дия тру­да: ло­мы, ло­па­ты, кир­ки и то­по­ры, - бы­ли те­ми же, что ис­поль­зо­ва­лись, на­вер­ное, во вре­ме­на ис­пол­не­ния ка­торж­ных ра­бот де­каб­ри­ста­ми, с не­ог­ра­ни­чен­ной, прав­да, вре­ме­нем дли­тель­но­стью ра­бо­че­го дня, оп­ре­де­ляе­мой "на гла­зок" - по­ка сол­да­та но­ги дер­жат. На всём про­тя­же­нии про­се­ки мы ста­ви­ли стол­бы, и тя­ну­ли, соб­ст­вен­но, са­му ли­нию свя­зи, ко­то­рую по всей про­се­ке раз­но­си­ли в мот­ках би­ме­тал­ли­че­ско­го про­во­да, ка­ж­дый из ко­то­рых ве­сил око­ло се­ми­де­ся­ти ки­ло­грам­мов. С вер­то­лё­та эти бух­ты раз­бра­сы­ва­ли вдоль про­се­ки, соз­да­вая её скла­ды, ка­ж­дый из ко­то­рых был в се­ми - вось­ми ки­ло­мет­рах друг от дру­га, и уже с этих скла­дов, про­вод раз­но­сил­ся по ней. Вви­ду не­ра­бо­то­спо­соб­но­сти на­ших ло­ша­дей, их роль ис­пол­ня­лась со­ста­вом "ло­ша­дей" на­зна­чае­мых из сол­дат, од­ним из ко­то­рых был я, вто­рым - Ла­нен­кин Ю.К., и нас на ут­рен­нем еже­днев­ном раз­во­де стар­ши­на так и на­зы­вал: "ло­шадь" Ле­бе­дин­ский, и "ло­шадь" Ла­нен­кин, счи­тая, по всей ве­ро­ят­но­сти, по­доб­ное к нам об­ра­ще­ние вер­хом ост­ро­умия. К сло­ву ска­зать, за не­сколь­ко ме­ся­цев та­кой ра­бо­ты, я по­те­рял в ве­се бо­лее де­ся­ти ки­ло­грамм, и ве­сил, при воз­вра­ще­нии до­мой, чуть бо­лее пя­ти­де­ся­ти ки­ло­грамм, при рос­те 165 сан­ти­мет­ров. Раз­но­си­ли мы этот про­вод, по­ве­сив его бух­ту се­бе на шею, как хо­мут, а при от­ды­хе, слу­чав­ше­го­ся по до­ро­ге к ко­неч­ной точ­ке, не сни­мая с се­бя это­го хо­му­та, ста­но­ви­лись на ко­ле­ни у пня, торч­ком по­ста­вив на не­го эту тя­же­лен­ную ба­ран­ку. Ри­ск­нув­ший снять её с се­бя на вре­мя от­ды­ха, мог по­втор­но её на се­бя не на­деть, ли­бо - не под­нять­ся с нею на но­ги. Бы­ло из че­го вы­би­рать! Пря­мая, как стре­ла, про­се­ка, шла че­рез ле­са, соп­ки и бо­ло­та, и му­че­ний в ка­ж­дом из этих сек­то­ров бы­ло бо­лее чем дос­та­точ­но, в ка­ж­дом - сво­их. Осо­бен­но тя­же­лы­ми бы­ли уча­ст­ки бо­лот, про­тя­жен­ность ко­то­рых бы­ла, иной раз, до пя­ти шес­ти ки­ло­мет­ров, с зы­бу­на­ми, глу­би­на то­пи ко­то­рых, по уве­ре­нию на­ше­го ко­ман­ди­ра ро­ты ка­пи­та­на Ми­хай­ло­ва, бы­ла не­боль­шой, - в пре­де­лах не­мно­гим бо­лее по­лу­то­ра мет­ров, и он ты­кал для под­твер­жде­ния это­го в свою кар­ту паль­цем. Стол­бы ста­ви­лись и в бо­ло­тах, ук­ре­п­ляя их ос­но­ва­ния ря­жа­ми, ко­то­рые за­пол­ня­лись кам­ня­ми, опять же, те­ми са­мы­ми "ло­шадь­ми", со­вер­шав­ши­ми ре­гу­ляр­ные рей­сы от ря­жей к бли­жай­шим ска­лам, от ко­то­рых на­ми и но­си­лись скаль­ные об­лом­ки к ря­жам. Кам­ни ухо­ди­ли в тря­си­ну, и мы сно­ва ухо­ди­ли за но­вой их пор­ци­ей. И так все ме­ся­цы ра­бо­ты - без вы­ход­ных. Имен­но в про­цес­се этой ка­торж­ной ра­бо­ты, я впер­вые ощу­тил при­ту­п­ле­ние всех чувств, да­же, чув­ст­ва опас­но­сти. Ухо­дя­щая под но­га­ми коч­ка, ко­гда на твои пле­чи да­вит се­ми­де­ся­ти­ки­ло­грам­мо­вая но­ша, уже че­рез ме­сяц та­кой из­ма­ты­ваю­щей ра­бо­ты, боль­ше не вы­зы­ва­ла ни па­ни­ки, ни стра­ха. Длин­ный шест, ко­то­рый я удер­жи­вал на ве­су, дер­жась за его се­ре­ди­ну, дол­жен был бы за­тор­мо­зить моё по­гру­же­ние в тря­си­ну, слу­чись мне про­ва­лить­ся в её "ок­но". Бог ми­ло­вал, и я не ос­тал­ся на­веч­но сто­ять вер­ти­каль­но под сло­ем мха и ряс­ки! В па­мять о той ра­бо­те, у ме­ня ос­та­лась па­ра фо­то­гра­фий, да свои вос­по­ми­на­ния о ней.
   Осо­бое ме­сто в мо­их вос­по­ми­на­ни­ях за­ни­ма­ет ко­ман­дир ба­таль­о­на, под­пол­ков­ник Бо­род­кин, - ред­кая, на­до ска­зать, ско­ти­на, и, весь­ма свое­об­раз­ная. Моё с ним зна­ком­ст­во со­стоя­лось в пер­вые же су­тки пре­бы­ва­ния в этом ба­таль­о­не. На­ше от­де­ле­ние за­ни­ма­ет­ся уте­п­ле­ни­ем батальонного зем­ля­но­го по­гре­ба опил­ка­ми, вы­кла­ды­вае­мы­ми по его пе­ри­мет­ру. Ра­бо­та­ли без пе­ре­ры­ва бо­лее ча­са, и все се­ли на ко­рот­кий пе­ре­кур, на вы­ло­жен­ные ря­дом с по­гре­бом дос­ки. В на­шу сто­ро­ну на­прав­ля­ет­ся под­пол­ков­ник. Он ещё в три­дца­ти - со­ро­ка мет­рах от нас, но все уже вско­чи­ли со сво­их мест, дер­жа в сво­их ру­ках за­жжен­ные си­га­ре­ты. Я в ту по­ру ещё не ку­рил, но от­ды­хать из­во­лил вме­сте со все­ми. Уг­рю­мый взгляд по­до­шед­ше­го под­пол­ков­ни­ка ос­та­но­вил­ся на мо­ём ли­це. Смот­рю ему пря­мо в гла­за.
   - Ты кто та­кой? - за­да­ёт мне во­прос под­пол­ков­ник. - Я что-то тво­ей ро­жи у се­бя рань­ше не встре­чал!
   - Я ва­шей то­же, то­ва­рищ под­пол­ков­ник, рань­ше не встре­чал! - от­ве­чаю ему.
   - Так! - мно­го­обе­щаю­ще, с уг­ро­зой в го­ло­се про­тя­нул под­пол­ков­ник. - Сам от­ку­да? Ро­дом, спра­ши­ваю, от­ку­да?
   - Из Ле­нин­гра­да.
   - Си­деть на "гу­бе" у ме­ня бу­дешь без­вы­лаз­но! По­че­му про­хла­ж­да­ешь­ся?
   - Пе­ре­кур, то­ва­рищ под­пол­ков­ник!
   - Это у них, - пе­ре­кур, а ты, - про­сто, без­дель­ник! Де­сять су­ток га­упт­вах­ты, для на­ча­ла! Не­на­ви­жу вас, Ле­нин­град­ских сво­ло­чей!
   Как го­во­рит­ся - без ком­мен­та­ри­ев! Свою служ­бу в этом ба­таль­о­не, я на­чал, и за­кон­чил на га­упт­вах­те. При­каз ми­ни­ст­ра обо­ро­ны СССР, по ко­то­ро­му мне бы­ли по­ло­же­ны де­сять су­ток от­пус­ка, как се­реб­ря­но­му при­зё­ру спар­та­киа­ды Воо­ру­жен­ных сил СССР, - он так и не вы­пол­нил, за­ме­нив от­пуск, мо­им пре­бы­ва­ни­ем на га­упт­вах­те.
   - Из мо­ей час­ти от­пу­ск­ни­ков не бы­ва­ет! - зая­вил он.
   Это бы­ла моя пер­вая встре­ча с ар­мей­ским "дер­жи­мор­дой", в го­ды, ко­гда о "де­дов­щи­не" ещё не бы­ло и ре­чи. Един­ст­вен­ным по­ря­доч­ным офи­це­ром этой час­ти, был на­чаль­ник шта­ба ба­таль­о­на, май­ор Мат­ро­сов, и я вспо­ми­наю его с бла­го­дар­но­стью. Как ви­ди­те: и мер­зав­ца, и при­лич­но­го че­ло­ве­ка мож­но пом­нить всю жизнь, но... по-раз­но­му. Во­об­ще-то го­во­ря, за го­ды мо­ей служ­бы в ар­мии, мне ред­ко при­хо­ди­лось встре­чать лю­дей, по­доб­ных под­пол­ков­ни­ку Бо­род­ки­ну. Он, по-сво­ему, был уни­ка­лен: па­то­ло­ги­че­ски зло­бен, зло­па­мя­тен, аг­рес­си­вен и не­чис­то­пло­тен, да­же, в от­но­ше­ни­ях с офи­це­ра­ми и стар­ши­на­ми час­ти. О хам­ских его вы­ход­ках в ба­таль­о­не хо­ди­ли ле­ген­ды. Боль­шую часть его лек­си­че­ско­го на­бо­ра - со­став­лял от­бор­ный мат, с ко­то­ро­го он обыч­но на­чи­нал лю­бое своё вы­сту­п­ле­ние пе­ред стро­ем, или, да­же, пе­ред един­ст­вен­ным слу­ша­те­лем. С ря­до­вы­ми сол­да­та­ми он во­об­ще не счи­тал нуж­ным це­ре­мо­нить­ся, и я вку­сил пол­ный на­бор хам­ст­ва это­го вы­род­ка. В но­яб­ре ме­ся­це, ко­гда боль­шая часть сол­дат мое­го го­да при­зы­ва - уже де­мо­би­ли­зо­ва­лась, со­стоя­лось моё оче­ред­ное столк­но­ве­ние с Бо­род­ки­ным, ед­ва не за­кон­чив­шее­ся не­за­пла­ни­ро­ван­ным про­дол­же­ни­ем мо­ей ар­мей­ской служ­бы. В один из вос­крес­ных дней, уже ве­че­ром, я си­жу в лен­ком­на­те сво­ей ро­ты, и за­пол­няю свой днев­ник. Слы­шу ра­порт дне­валь­но­го, ко­му-то из офи­це­ров, за­шед­ших в ка­зар­му. Дверь в лен­ком­на­ту от­во­ря­ет­ся, и на её по­ро­ге я ви­жу под­пол­ков­ни­ка Бо­род­ки­на, на­чаль­ни­ка шта­ба ба­таль­о­на май­о­ра Мат­ро­со­ва, и зам­по­ли­та. Встаю из-за сто­ла, и при­вет­ст­вую офи­це­ров. С обыч­ным для не­го ма­том, Бо­род­кин ин­те­ре­су­ет­ся, чем я в на­стоя­щий мо­мент за­ни­ма­юсь.
   - Пи­шу, то­ва­рищ под­пол­ков­ник! - от­ве­чаю я.
   - По­ка­жи, что ты за х--ню там пи­шешь?
   - Не мо­гу, то­ва­рищ под­пол­ков­ник!
   - По­че­му не мо­жешь? - тон Бо­род­ки­на ста­но­вит­ся уг­ро­жаю­щим.
   - Это лич­ное, то­ва­рищ под­пол­ков­ник! - от­ве­чаю я.
   - Тем бо­лее, по­ка­жи! - тре­бу­ет он.
   - Нет! - от­ве­чаю я. - Тем бо­лее, не мо­гу.
   Да­лее про­ис­хо­дит без­образ­ная сце­на, впро­чем, при­выч­ная для это­го ба­таль­о­на. Ру­ка Под­пол­ков­ни­ка вце­пи­лась в во­рот­ник мо­ей гим­на­стёр­ки, и скру­чи­ва­ет его. Мас­са его те­ла, да­вя­щая на ме­ня, поч­ти вдвое пре­вы­ша­ет мой вес, и сто­лы за мо­ей спи­ной на­ча­ли сдви­гать­ся в угол лен­ком­на­ты. Ак­тив­но­го со­про­тив­ле­ния я по­ка не ока­зы­ваю, лишь увел за свою спи­ну ру­ку, в ко­то­рой дер­жу тет­радь.
   - За­бе­ри­те у этой б-ди тет­радь! - орёт под­пол­ков­ник, и зам­по­лит за мо­ей спи­ной вы­кру­чи­ва­ет из мо­их паль­цев тет­радь, лис­ты ко­то­рой рвут­ся. Ос­во­бо­див­шей­ся ру­кой я, в свою оче­редь, вы­кру­чи­ваю из паль­цев под­пол­ков­ни­ка свою гим­на­стёр­ку, ед­ва не при­ду­шив­шую ме­ня, и от­тал­ки­ваю от се­бя его груз­ную ту­шу.
   - На "гу­бу" - эту б-дь, - орёт Бо­род­кин, и вы­ле­та­ет из лен­ком­на­ты.
   На Кан­да­лак­шин­ской га­упт­вах­те я про­вёл око­ло де­ся­ти су­ток, в ко­то­рые у ме­ня со­стоя­лась встре­ча с во­ен­ным про­ку­ро­ром, или сле­до­ва­те­лем во­ен­ной про­ку­ра­ту­ры, оп­ра­ши­вав­шим ме­ня об об­стоя­тель­ст­вах про­ис­ше­ст­вия в лен­ком­на­те. Я из­ло­жил всё дос­та­точ­но под­роб­но, но сло­ва это­го офи­це­ра про­зву­ча­ли для ме­ня, ед­ва ли, не по­хо­рон­ным зво­ном. С его слов: и Бо­род­кин, и зам­по­лит ут­вер­жда­ли, что я на­пал на ко­ман­ди­ра ба­таль­о­на, ста­ра­ясь при­чи­нить ему уве­чье. Я воз­му­тил­ся: "Вы ви­де­ли, - спро­сил я, - что­бы му­ха су­ме­ла оби­деть сло­на, или на­нес­ла ему уве­чье?"
   - Кто ещё был сви­де­те­лем про­изо­шед­ше­го? - спро­сил доп­ра­ши­ваю­щий ме­ня офи­цер.
   - На­чаль­ник шта­ба ба­таль­о­на - май­ор Мат­ро­сов, и дне­валь­ный! - от­ве­чаю я.
   - Хо­ро­шо, я оп­ро­шу их!
   На сле­дую­щий день, в де­жур­ном по­ме­ще­нии га­упт­вах­ты я вновь уви­дел не­на­ви­ст­но­го мне Бо­род­ки­на. Его ли­цо бы­ло баг­ро­вым, слов­но, на­ли­тым свё­коль­ным со­ком. Я был тут же ос­во­бо­ж­дён из-под стра­жи, и вы­шел на крыль­цо, око­ло ко­то­ро­го Бо­род­кин о чём-то раз­го­ва­ри­вал с не­зна­ко­мым мне офи­це­ром. Уви­дев ме­ня, он ос­ка­лил­ся, слов­но, же­лая уку­сить: "Ты у ме­ня хрен по­па­дёшь в этом го­ду до­мой!" Я поч­ти бе­гом вер­нул­ся в ком­на­ту га­упт­вах­ты, где про­дол­жал си­деть доп­ра­ши­ваю­щий ме­ня офи­цер.
   - По­че­му ме­ня мо­жет за­дер­жать с де­мо­би­ли­за­ци­ей под­пол­ков­ник Бо­род­кин? - за­даю я с по­ро­га во­прос.
   - Кто это ска­зал вам?
   - Под­пол­ков­ник!
   - Не­мед­лен­но при­гла­си­те под­пол­ков­ни­ка ко мне! - об­ра­тил­ся к на­чаль­ни­ку га­упт­вах­ты пред­ста­ви­тель во­ен­ной про­ку­ра­ту­ры, и, об­ра­ща­ясь уже ко мне, - Не ухо­ди­те!
   Поя­вив­ше­му­ся в по­ме­ще­нии Бо­род­ки­ну, пред­ста­ви­тель про­ку­ра­ту­ры внят­но объ­яс­нил, что ря­до­вой Ле­бе­дин­ский дол­жен ока­зать­ся в сво­ём до­ме до кон­ца те­ку­ще­го го­да, и ни днём поз­же!
   - На­де­юсь, на­шу с ва­ми встре­чу мож­но бу­дет счи­тать за­вер­шен­ной, и не тре­бую­щей её по­вто­ров! По­про­щав­шись с этим сим­па­тич­ным юри­стом, ка­пи­та­ном вто­ро­го ран­га, я вы­шел на крыль­цо, ожи­дая вы­хо­да Бо­род­ки­на. Он дей­ст­ви­тель­но вско­ре вы­шел, и, про­хо­дя ми­мо ме­ня, бро­сил, ми­мо­хо­дом: "Сво­лочь!" Сел в ма­ши­ну, и ука­тил. До сво­ей час­ти я до­би­рал­ся пеш­ком. По­ка я из­во­лил пре­бы­вать на га­упт­вах­те, на об­щем со­б­ра­нии ба­таль­о­на зам­по­лит за­чи­ты­вал тек­сты из мое­го днев­ни­ка, по­пут­но, вы­та­щив из мо­ей тум­боч­ки ещё две днев­ни­ко­вые тет­ра­ди, ко­то­рых он мне так и не вер­нул. До са­мой сво­ей де­мо­би­ли­за­ции, ме­ня не­од­но­крат­но вы­зы­ва­ли в штаб, ку­да я шел в на­де­ж­де, что по­лу­чу со­от­вет­ст­вую­щие до­ку­мен­ты, и ука­чу до­мой. В шта­бе, в сво­ём ка­би­не­те, в при­сут­ст­вии зам­по­ли­та, под­пол­ков­ник дол­го вы­дер­жи­вал ме­ня пе­ред сво­им сто­лом, и, по всей ве­ро­ят­но­сти, на­сла­див­шись мо­им не­тер­пе­ли­вым же­ла­ни­ем по­ки­нуть не­на­ви­ст­ный мне ба­таль­он, он, на­ко­нец, го­во­рил: "Мы тут по­со­ве­ща­лись в от­но­ше­нии те­бя, и ре­ши­ли, что ты ещё не за­слу­жил де­мо­би­ли­за­ции. Иди, - слу­жи даль­ше!" - и до­воль­ный смех, раз­влек­ших­ся уро­дов. По­втор­ные раз­вле­че­ния та­ко­го ро­да, ску­чаю­щих "гос­под офи­це­ров" - ме­ня уже не тро­га­ли, а в сво­ём до­ме я ока­зал­ся в ка­нун но­во­го го­да. Вы­хо­дя из час­ти, я по­про­щал­ся за ру­ку толь­ко с май­о­ром Мат­ро­со­вым, слов­но не за­ме­тив: ни Бо­род­ки­на, ни зам­по­ли­та, стоя­щих тут же на крыль­це шта­ба. Опа­са­ясь от Бо­род­ки­на до­рож­ной про­во­ка­ции, шел пеш­ком по шпа­лам до са­мо­го во­кза­ла, в кас­се ко­то­ро­го по­лу­чил би­лет до Ле­нин­гра­да, и ещё не­сколь­ко ча­сов ожи­дал сво­его по­ез­да. Моя ра­дость, от­то­го, что мои ар­мей­ские за­мо­роч­ки, на­ко­нец-то, за­кон­чи­лись, - ока­за­лась не­сколь­ко преж­де­вре­мен­ной. При­мер­но, за два­дцать ми­нут до под­хо­да мое­го по­ез­да, к во­кза­лу подъ­е­хал наш ба­таль­он­ный "коз­лик", из ко­то­ро­го вы­лез сам под­пол­ков­ник с зам­по­ли­том, и стар­ши­на на­шей ро­ты. Вся эта трои­ца про­шла в зал ожи­да­ния, и, по­дой­дя ко мне, Бо­род­кин по­тре­бо­вал, что­бы я от­крыл свой че­мо­дан­чик, в ко­то­ром я, яко­бы, увёз но­вый ком­плект об­мун­ди­ро­ва­ния, ото­бран­но­го у но­во­бран­цев. Та фор­ма, ко­то­рая бы­ла на мне, не за­ме­ня­лась уже поч­ти год, т.к. по ат­те­ста­ту, на чет­вёр­том го­ду служ­бы, но­вый ком­плект об­мун­ди­ро­ва­ния мне не был по­ло­жен, а тот, что на­хо­дил­ся на мне, был не­од­но­крат­но про­жжен у ко­ст­ров, и от­ли­чал­ся, раз­ве что, мно­же­ст­вом за­пла­ток, на­ло­жен­ных мною спе­ци­аль­но не­ак­ку­рат­но. Не луч­шим об­ра­зом, вы­гля­де­ла и ши­нель. Во­круг на­шей груп­пы сгру­ди­лись лю­бо­пыт­ст­вую­щие пас­са­жи­ры, ожи­дав­шие пи­кант­ных под­роб­но­стей пред­стоя­ще­го обы­ска у де­мо­би­ли­зо­ван­но­го сол­да­та. Я по­ни­мал, что этот свой при­езд на стан­цию, под­пол­ков­ник спла­ни­ро­вал дав­но, и, воз­мож­но, уже не раз ис­поль­зо­вал его. На этот раз, ду­ша моя ли­ко­ва­ла, в зло­рад­ном пред­вку­ше­нии мое­го ре­ван­ша, над за­рвав­шим­ся в сво­ей без­на­ка­зан­но­сти ха­мом, и я, рас­кру­чи­вая си­туа­цию, до­во­дя её до долж­но­го на­ка­ла, об­ра­ща­юсь к под­пол­ков­ни­ку и ок­ру­жив­шим нас пас­са­жи­рам, с во­про­сом, в ко­то­ром зву­чит и от­вет на не­го: "Сколь­ко, то­ва­рищ под­пол­ков­ник, вы мо­же­те из­де­вать­ся над сол­да­том? Вам раз­ве ма­ло бы­ло от­пу­ще­но вре­ме­ни, для это­го? Здесь сто­ят сви­де­те­ли, ко­то­рые мо­гут удо­сто­ве­рить­ся в мо­ей не­ви­нов­но­сти в кра­же, про­изо­шед­шей в ва­шей час­ти, в ко­то­рой вы са­ми, при же­ла­нии, мог­ли бы бы­ст­ро най­ти её ис­пол­ни­те­ля".
   - От­кры­вай че­мо­дан! - за­орал Бо­род­кин, - не­че­го де­ма­го­гию раз­во­дить!
   - От­кры­вай­те са­ми! - тре­бую я, - это вам при­выч­ней, по сол­дат­ским че­мо­да­нам ла­зать!
   - От­кры­вай­те, стар­ши­на! - вновь ко­ман­ду­ет Бо­род­кин.
   Стар­ши­на во­зит­ся с за­кры­тым на клю­чик за­моч­ком, ко­вы­ряя в нём пе­ро­чин­ным но­жом, и, на­ко­нец, ло­мая за­мок че­мо­да­на, от­кры­ва­ет его. Я хо­хо­чу в го­лос. В мо­ём че­мо­да­не не­сколь­ко па­чек ту­го пе­ре­вя­зан­ных пи­сем, ско­пив­ших­ся за го­ды служ­бы в ар­мии, не­сколь­ко об­щих тет­ра­дей, и па­ра книг, ку­п­лен­ных мною год на­зад на Мо­с­ков­ском во­кза­ле, в Ле­нин­гра­де. И это всё! Ли­цо Бо­род­ки­на по­бу­ре­ло.
   - Рас­стег­ни ши­нель! - тре­бу­ет он.
   - Шта­ны не снять? - с из­дёв­кой спра­ши­ваю я, и тут же, рас­стё­ги­вая ши­нель, раз­во­жу её по­лы в сто­ро­ну, - Лю­буй­ся!
   Моя за­ла­тан­ная гим­на­стёр­ка, про­из­во­дит на ок­ру­жив­ших нас пас­са­жи­ров не­из­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние, ко­то­рое тут же бы­ло оз­ву­че­но Бо­род­ки­ну, и его при­сным, уже ли­няв­шим из за­ла ожи­да­ния. На­де­юсь, в эту ночь ему спа­лось очень пло­хо.
   В ва­гон по­ез­да, в ко­то­ром я ехал, по­па­ло и не­сколь­ко пас­са­жи­ров из Кан­да­лак­ши, быв­ших сви­де­те­ля­ми мое­го обы­ска, уст­ро­ен­но­го Бо­род­ки­ным. Со­чув­ст­вуя мне, они до са­мо­го Ле­нин­гра­да под­карм­ли­ва­ли ме­ня свои­ми про­дук­то­вы­ми за­па­са­ми. В том же ва­го­не, я встре­тил­ся с брать­я­ми Ба­же­но­вы­ми, лыж­ни­ка­ми сбор­ной на­ше­го ок­ру­га, с ко­то­ры­ми я весь лет­ний спор­тив­ный сбор пре­ды­ду­ще­го го­да, про­вёл вме­сте, и, бо­лее то­го, мы бы­ли в од­ной ко­ман­де лод­ки вось­мёр­ки, за­вое­вав на про­во­ди­мой в Кав­го­ло­во спар­та­киа­де В.С. СССР се­реб­ро. Они воз­вра­ща­лись из Мур­ман­ска, где уча­ст­во­ва­ли в ка­ких-то все­со­юз­ных гон­ках. Мы слег­ка от­празд­но­ва­ли мой дем­бель, и свои по­го­ны, я здесь же - в ва­го­не, ото­рвал с ши­не­ли и гим­на­стёр­ки, что на­зы­ва­ет­ся, "c мя­сом". До­ро­га до Ле­нин­гра­да, та­ким об­ра­зом, для ме­ня про­шла бо­лее чем хо­ро­шо. Ут­рен­нее своё де­фи­ле по все­му Нев­ско­му про­спек­ту, я со­вер­шал в рас­стёг­ну­той на­рас­паш­ку дра­ной ши­не­ли, в ко­то­рой не по­стес­ня­лись "от­цы ко­ман­ди­ры", вы­пус­тить ме­ня за во­ро­та час­ти. От­крыв вход­ную дверь в квар­ти­ру, я про­шел в свою ком­на­ту, и по­до­шел к кро­ва­ти, на ко­то­рой ещё спа­ла мать.
   - Здрав­ст­вуй, ма­ма!
   В про­дол­же­ние "бо­лот­ной" те­мы, сле­ду­ет, я ду­маю, пе­ре­не­стись сра­зу поч­ти на де­сять лет даль­ше, что­бы очу­тить­ся на тех же бла­го­дат­ных для пер­на­той фау­ны мес­тах, ку­да ме­ня, вме­сте с па­рой та­ких же не­нор­маль­ных охот­ни­ков, за­не­сла "не­лёг­кая" в од­ну из осен­них но­чей. При­чи­ной на­ших во­ж­де­лен­ных же­ла­ний стал гусь, по­ва­лив­ший ва­лом в пред­ше­ст­вую­щий на­ше­му вы­хо­ду на охо­ту день. Где-то на се­ве­ре Яку­тии рез­ко по­хо­ло­да­ло, и гусь со­рвал­ся с мест сво­его лет­не­го пре­бы­ва­ния, пе­ре­ме­ща­ясь в мес­та с бо­лее бла­го­дат­ным кли­ма­том. Крат­ко­вре­мен­ность их пе­ре­лё­та, с той же гу­си­ной по­спеш­но­стью, со­рва­ла со сво­их мест и охот­ни­ков всех мас­тей, ки­нув­ших­ся ис­кать се­бе уда­чи в наи­бо­лее ве­ро­ят­ных мес­тах от­ды­ха гу­сей, на пу­ти их ми­гра­ции. Сре­ди охот­ни­ков, на­шлось ме­сто и мне, то­гда ещё но­вич­ку в этом азарт­ном де­ле. Мес­та, где пла­ни­ро­ва­лась на­ша охо­та, мне бы­ли не­из­вест­ны, и я вве­рил се­бя и свою судь­бу че­ло­ве­ку, знав­ше­му, по его сло­вам, эти мес­та дос­ко­наль­но. Пят­нич­ный день, из-за то­го, что он "ра­бо­чий", уко­ро­тил вре­мя на­ших сбо­ров на охо­ту, ужав его до ми­ни­му­ма. Од­на­ко, как мы ни то­ро­пи­лись, к мес­ту пред­стоя­щей охо­ты мы при­бы­ли толь­ко к на­ча­лу но­чи, тем бо­лее тём­ной, что низ­кая об­лач­ность пол­но­стью за­кры­ла не­бо, вы­чер­нив всю ок­ру­гу, в ко­то­рой не вид­но бы­ло не толь­ко то­го, что бы­ло от нас на рас­стоя­нии де­ся­ти мет­ров, но и паль­цев вы­тя­ну­той соб­ст­вен­ной ру­ки - не бы­ло вид­но. Ле­сом про­шли око­ло двух­сот мет­ров, и на­ко­нец, под свои­ми но­га­ми я ощу­тил мяг­кую по­душ­ку мха, вы­ни­мая из ко­то­ро­го свою но­гу, ус­лы­шал чав­каю­щий звук всо­сав­шей са­пог бо­лот­ной ня­ши. Бо­ло­то! В кро­меш­ной тем­но­те, ру­ка на­ше­го про­вод­ни­ка пой­ма­ла ру­кав мо­ей курт­ки, и он ше­по­том пре­ду­пре­дил ме­ня и мое­го на­пар­ни­ка о том, что мы на­хо­дим­ся на боль­шом алас­ном бо­ло­те, на ко­то­ром обыч­но са­дят­ся на от­дых гу­си во вре­мя сво­ей ми­гра­ции.
   - Не раз­го­ва­ри­вать! - пре­ду­пре­дил он нас, - Дер­жать­ся друг от дру­га на рас­стоя­нии вы­тя­ну­той ру­ки, что­бы не по­те­рять­ся, и не про­ва­лить­ся в бо­лот­ное ок­но. Здесь дос­та­точ­но топ­ко!
   По­след­няя его фра­за, оп­ти­миз­ма мне не при­ба­ви­ла. Что со­бою пред­став­ля­ют якут­ские ала­сы, я уже знал дос­та­точ­но хо­ро­шо, так как бы­вал на них, - и не раз, но толь­ко днём, и у ме­ня от по­се­ще­ния их ос­та­лось весь­ма по­доз­ри­тель­ное к ним от­но­ше­ние. В по­ни­же­ни­ях до­лин, по­сле тая­ния ты­ся­че­лет­ней дав­но­сти быв­ших в этих мес­тах лед­ни­ков, об­ра­зо­вы­ва­лись бес­сточ­ные озё­ра, по­сте­пен­но за­рас­тав­шие с кра­ёв, а под сло­ем не­проч­ной дер­ни­ны ос­та­ва­лись пла­сты во­ды, в ко­то­рой гнию­щая в во­де тра­ва пре­вра­ща­лась в жид­кое ме­си­во тря­си­ны. Не­сколь­ко сде­лан­ных на­ми по бо­ло­ту ша­гов - под­твер­ди­ли моё пред­по­ло­же­ние, что здесь имен­но та­кое ме­сто; ка­ж­дый наш шаг от­зы­вал­ся толч­ком пе­ре­ме­щаю­щей­ся под на­ми по­лу­жид­кой ня­ши. Идём мед­лен­но, и, как мне ка­жет­ся, не­уве­рен­но вы­би­рая на­прав­ле­ние; всё вре­мя, ме­няя его. Со всех сто­рон слы­шат­ся го­ло­са са­дя­щих­ся на бо­ло­то гу­сей, вре­ме­на­ми, со­всем близ­ко от нас, но аб­со­лют­но не­ви­ди­мых в тем­но­те. Не­сколь­ко раз мы под­ни­ма­ли с бо­ло­та не­боль­шие их стаи, но об­щей па­ни­ки сре­ди них не бы­ло слыш­но. Гус­то­та ок­ру­жав­шей нас тьмы, ка­жет­ся, бы­ла ощу­ти­ма ру­ка­ми, и мне до сих пор ос­та­ёт­ся не­яс­ным, на что ори­ен­ти­ро­вал­ся наш про­вод­ник. Он идёт пер­вым но­ме­ром, по­сто­ян­но про­ве­ряя ка­ж­дый свой шаг взя­той ещё в ле­су пал­кой. Что-то впе­ре­ди ме­ня бульк­ну­ло, по­слы­ша­лась ка­кая-то воз­ня, с пле­ском во­ды впе­ре­меш­ку, и тра­ги­че­ский ше­пот на­ше­го вто­ро­го то­ва­ри­ща из­вес­тил ме­ня, что про­вод­ник про­ва­лил­ся в вод­ное ок­но, но вы­брал­ся поч­ти са­мо­стоя­тель­но, по­дав, правда, в ру­ки шед­ше­му за ним при­яте­лю свою пал­ку, ко­то­рой и был из­вле­чён из во­ды. Сно­ва про­дол­жи­ли свой путь, но те­перь уже ка­ж­дый шаг на­ше­го про­вод­ни­ка со­про­во­ж­да­ет­ся хлю­паю­щи­ми зву­ка­ми, из­да­вае­мы­ми его са­по­га­ми, ко­то­рые за­пол­не­ны во­дой. С та­ким зву­ко­вым со­про­во­ж­де­ни­ем, не­че­го и ду­мать по­дой­ти ти­хо к ос­то­рож­ным пти­цам. "На­до най­ти ка­кое-ни­будь су­хое ме­сто, что­бы слить из са­пог во­ду!" - шеп­чет про­вод­ник, и мы рез­ко сво­ра­чи­ва­ем впра­во. Сно­ва идём ми­нут пят­на­дцать, и те­перь уже моя но­га, со­скольз­нув­шая с коч­ки, про­ва­ли­ва­ет­ся поч­ти по пах во что-то скольз­кое и очень хо­лод­ное. Вы­би­ра­юсь из гря­зе­вой ло­вуш­ки при по­мо­щи всё той же пал­ки про­вод­ни­ка, ко­то­рый при­дер­жи­ва­ет ме­ня за во­рот­ник курт­ки, по­ка я вы­дёр­ги­вал но­гу из тря­си­ны, од­но­вре­мен­но, вце­пив­шись в бот­форт, не­же­лав­ше­го по­ки­дать бо­лот­ную вяз­кую ка­шу са­по­га. Мы уже поч­ти два ча­са бро­дим по ка­чаю­ще­му­ся под но­га­ми жид­ко­му ков­ру, ко­то­рый вре­мя от вре­ме­ни рас­пол­за­ет­ся под на­ши­ми но­га­ми, с по­тре­ски­ва­ни­ем рву­щих­ся ни­тей не­проч­ных кор­ней бо­лот­ной тра­вы. Не­бо, на­ко­нец, на­ча­ло очи­щать­ся от об­ла­ков, и в их раз­ры­вах, вре­мя от вре­ме­ни, по­яв­ля­лась лу­на, мерт­вен­ным блек­лым све­том на мгно­ве­ния ос­ве­щая кус­ки про­стран­ст­ва, вы­гля­дя­ще­го в та­кие мгно­ве­ния, слов­но не­что по­тус­то­рон­нее, и уж во вся­ком слу­чае, во­все ли­шен­ное пред­став­ле­ния о зем­ной твер­ди. Ни­че­го по­хо­же­го на то, что мог­ло бы слу­жить опо­рой но­гам, гла­зам на­шим не уда­ва­лось в та­кие мгно­ве­ния уви­деть. В од­но из та­ких мгно­ве­ний по­яв­ле­ния лун­ной под­свет­ки, мет­рах в ста от се­бя мы уви­де­ли оди­но­кий таль­ни­ко­вый куст, рас­ту­щий на ка­ком-то бу­гор­ке, и на­пра­ви­лись в его сто­ро­ну. Ещё два­ж­ды про­ва­лив­шись в тря­си­ну но­га­ми, что на­зы­ва­ет­ся, "по са­мые не­ку­да", мы, на­ко­нец, по­чув­ст­во­ва­ли твёр­дую под ни­ми опо­ру. Бу­гор, на ко­то­рый мы вы­бра­лись, ока­зал­ся мик­ро­ско­пи­че­ских раз­ме­ров ост­ров­ком, ед­ва спо­соб­ным дать воз­мож­ность раз­мес­тить­ся на нём на­шей не­боль­шой груп­пе. Мы ещё на­дея­лись на ут­рен­нюю охо­ту на гу­ся, и, по­то­му, ко­ст­ра ре­ши­ли не раз­жи­гать, хо­тя суш­ня­ка под этим кус­том ока­за­лось впол­не дос­та­точ­но. Со всех сто­рон бо­ло­та до нас до­но­сил­ся го­гот гу­сей, про­дол­жав­ший все­лять в нас на­де­ж­ду на ут­рен­нюю удач­ную охо­ту, во имя ко­то­рой мы со­глас­ны бы­ли мёрз­нуть всю ночь. Стя­нув с ног за­пол­нен­ные во­дой и гря­зью са­по­ги, раз­ве­си­ли их на вет­вях кус­та, в на­де­ж­де, на хо­тя бы час­тич­ную их про­суш­ку. По­ме­ня­ли про­мок­шие нос­ки, на су­хие, и уже в них од­них ста­ли до­жи­дать­ся ут­ра. К се­ре­ди­не но­чи не­бо очи­сти­лось от об­ла­ков пол­но­стью, и ук­ра­си­лось, рас­сы­пан­ны­ми по его чёр­но­му по­лот­ну мер­цаю­щи­ми звёз­да­ми, слов­но, ал­ма­за­ми безу­преч­ной чис­то­ты. Лу­на сбе­жа­ла за на­ши спи­ны, и не ме­ша­ла на­шим гла­зам ви­деть эту кар­ти­ну. За­мет­но по­хо­ло­да­ло, и мы, что­бы со­греть­ся, тес­нее при­жа­лись друг к дру­гу, что по­мо­га­ло ма­ло. Ста­ли ос­но­ва­тель­но мёрз­нуть, че­му спо­соб­ст­во­вал на­чав­ший под­ни­мать­ся над бо­ло­том ту­ман, под тол­стым по­кры­ва­лом ко­то­ро­го ис­чез­ла ещё час на­зад по­бле­ски­ваю­щая в лун­ном жид­ком све­те об­шир­ная марь. Око­ло двух ча­сов но­чи, тер­пе­нию на­ше­му при­шел ко­нец, и мы раз­ве­ли ма­лень­кий кос­те­рок, ко­то­рый, впро­чем, гу­сей с мес­та не стро­нул. Слег­ка, бы­ло, по­бес­по­ко­ив­шись, вско­ре они умолк­ли, и уже весь ос­та­ток но­чи бо­лее не бул­га­чи­ли ти­ши­ну свои­ми го­ло­са­ми. В гус­тею­щем ту­ма­не, я ду­маю, пти­цы, на­хо­дя­щие­ся от нас мет­рах в двух­стах, ви­деть на­ше­го ко­ст­ра уже не мог­ли. До при­бли­же­ния се­рею­ще­го рас­све­та, мы су­ме­ли ос­но­ва­тель­но про­су­шить свои оде­ж­ды, и, час­тич­но, са­по­ги, что, од­на­ко, до­ба­ви­ло нам толь­ко ощу­ще­ния не­ко­то­ро­го ком­фор­та - не бо­лее то­го. Всё бо­ло­то бы­ло по­кры­то та­ким сло­ем ту­ма­на, что толь­ко на­ши го­ло­вы на­хо­ди­лись над его по­кро­вом, ле­жа­щим над ма­рью тол­стым сло­ем ва­ты: та­ким же плот­ным, и поч­ти не­про­ни­цае­мым для зву­ка. На­зы­ва­ет­ся, - по­охо­ти­лись! Ждём-с, од­на­ко!
   Мут­ный рас­свет был хо­ло­ден и вла­жен, но по­се­рев­шее не­бо, уже очи­стив­шее­ся от звёзд, обе­ща­ло ско­рое сол­неч­ное те­п­ло. По­тя­нув­ший над за­бо­ло­чен­ной до­ли­ной лёг­кий ве­те­рок чуть вско­лых­нул плот­ный слой се­ро­го ту­ма­на, слов­но ка­кой-то ве­ли­кан сде­лал под этим по­кры­ва­лом вдох, и поч­ти од­но­вре­мен­но с этим глу­бо­ким вдо­хом, ожи­ли гу­си­ны­ми пе­ре­го­во­ра­ми скры­тые от на­ших глаз их мно­го­чис­лен­ные стаи.
   - По­хо­же, ут­рен­няя на­ша зорь­ка се­го­дня на­кры­лась! - тре­вож­ным ше­по­том про­из­нёс наш стар­ший то­ва­рищ. Те­перь, нам ос­та­ёт­ся на­де­ять­ся толь­ко на про­лёт гу­сей над на­ми, а это - де­ло слу­чая. Взяв в ру­ки ру­жья, мы за­ря­ди­ли их кар­те­чью, а на не­ос­то­рож­ный щел­чок за­кры­вае­мых од­ним из нас ство­лов, где-то со­всем ря­дом от­клик­нул­ся тре­вож­ным го­го­том бодр­ст­вую­щий гусь, и сра­зу, сле­ва от нас вско­лых­ну­лась пе­ле­на ту­ма­на, и с глу­хи­ми хлоп­ка­ми крыль­ев, из не­го ста­ли вы­ле­тать взбул­га­чен­ные чут­ким сто­ро­жем ог­ром­ные пти­цы, тут же по­пав­шие под на­ши вы­стре­лы. Вся за­бо­ло­чен­ная до­ли­на ожи­ла. Се­рые рас­свет­ные су­мер­ки взо­рва­лись смя­тен­ны­ми кри­ка­ми оч­нув­ших­ся от сна птиц, шлё­пань­ем, на раз­го­не, их лап по во­де, бие­ни­ем их крыль­ев, и гро­хо­том на­ших вы­стре­лов, увы, да­ле­ко не все­гда ре­зуль­та­тив­ных, что не­уди­ви­тель­но, по этой ут­рен­ней по­луть­ме. Ино­гда, слы­шат­ся соч­ные шлеп­ки гу­си­ных тел о во­ду, под­твер­ждаю­щие, что не ка­ж­дый наш вы­стрел про­хо­дит ми­мо це­ли. Слов­но при­ви­де­ния, чуть ви­ди­мые кон­ту­ры гу­сей вы­ры­ваю­щих­ся из ту­ма­на, - тут же рас­тво­ря­ют­ся на фо­не всё ещё по­лу­тём­но­го не­ба. Че­рез две - три ми­ну­ты над ма­рью на­сту­пи­ла пол­ная ти­ши­на, и толь­ко всё ещё рас­ка­чи­ваю­щий­ся, по­тре­во­жен­ный гу­ся­ми ту­ман про­дол­жал су­до­рож­но вздра­ги­вать; буд­то всхли­пы­ваю­щий ре­бё­нок, от­ры­дав­ший своё не­дав­нее го­ре.
   Ещё око­ло по­лу­ча­са си­дим на мес­те. Сно­ва за­па­лив кос­тёр, под­ве­си­ли над ним ко­те­лок с во­дой для чая. Ту­ман всё ещё дер­жит­ся, но над даль­ним кра­ем ле­са, вер­хуш­ки ко­то­ро­го вы­плы­ли из ту­ма­на, слов­но ар­ма­да ко­раб­лей, - уже за­ро­зо­вел го­ри­зонт, а вско­ре ту­ман на­чал ре­деть, и ед­ва за­мет­но при­под­ни­мать­ся над бо­ло­том. На­стоя­щей охо­ты у нас не по­лу­чи­лось, а с ре­зуль­та­та­ми её нам ещё пред­стоя­ло оз­на­ко­мить­ся, как толь­ко пол­но­стью рас­се­ет­ся ту­ман­ная мгла. Под но­га­ми по­хру­сты­ва­ет схва­чен­ный лёг­ким ноч­ным за­мо­роз­ком влаж­но­ва­тый с ве­че­ра мох. Где-то в сто­ро­не от на­ше­го ост­ров­ка слыш­ны хлоп­ки крыль­ев под­ран­ка, бью­ще­го ими по во­де. Вско­ре, они ста­но­вят­ся ре­же, и, на­ко­нец, за­ми­ра­ют во­все. Смерть на бо­ло­тах бы­ва­ет раз­ной, а эта - не ху­же вся­кой дру­гой. Вы­пив по па­ре кру­жек чаю, и со­грев­шись, под­ня­лись со сво­их мест, и, за­бро­сив за спи­ну рюк­за­ки, спус­ти­лись на топ­кую марь. К это­му вре­ме­ни раз­вид­не­лось на­столь­ко, что вид­на ста­ла поч­ти вся до­ли­на, ров­ная по­верх­ность ко­то­рой бле­сте­ла от­ра­жен­ны­ми сол­неч­ны­ми лу­ча­ми от бес­чис­лен­ных вод­ных окон. Мет­рах в двух­стах от нас, мы уви­де­ли вы­тя­ну­тую по­лос­ку озе­ра, ок­ру­жен­но­го по все­му его пе­ри­мет­ру за­рос­ля­ми ка­мы­ша. Наш про­вод­ник при­сви­ст­нул: "Ре­бя­та, я вас, ка­жет­ся, во­все не на ту марь при­вёл! В тем­но­те, чёрт ме­ня по­пу­тал, и за­вёл, по­жа­луй, на па­ру ки­ло­мет­ров в сто­ро­ну, от то­го мес­та, ку­да я стре­мил­ся с ва­ми по­пасть! Здеш­них про­хо­дов по ма­ри я не знаю, и те­перь, нам бы где-ни­будь не по­пасть в тря­син­ное ок­но!" Нам ос­та­лось толь­ко по­жать пле­ча­ми. Но­чью, по пол­ной тем­но­те - мы рис­ко­ва­ли боль­ше, а те­перь, на­ши на­де­ж­ды на бла­го­по­луч­ный вы­ход из не­зна­ко­мо­го бо­ло­та, бы­ли бо­лее обос­но­ва­ны. Ка­ж­дый из нас воо­ру­жил­ся пал­кой, сре­зан­ной здесь же в кус­тах, на дав­шем нам ноч­ной при­ют ост­ров­ке, и мы от­пра­ви­лись в сто­ро­ну, как нам ка­за­лось, до­ма. Пре­ж­де все­го, сле­до­ва­ло оты­скать, и за­брать с со­бою свою до­бы­чу, чем мы и за­ня­лись в бли­жай­шие пят­на­дцать - два­дцать ми­нут. Под­ня­ли пя­те­рых уби­тых гу­сей, но ос­та­ви­ли в по­кое од­но­го под­ран­ка, ко­то­рый уле­пет­нул от нас на озе­ро, и те­перь пла­вал у дру­го­го, - даль­не­го от нас бе­ре­га. Ча­са три идём в юж­ном на­прав­ле­нии, но за­бре­ли в та­кую топь, что об­рат­но из неё ед­ва вы­бра­лись. Вре­ме­на­ми, на­ши но­ги по­гру­жа­лись в ед­ва дер­жа­щий нас тра­вя­ной по­кров, поч­ти по ко­ле­на, и шед­шая под ним вол­на рас­ка­чи­ва­ла нас на по­верх­но­сти бо­лот­но­го дер­но­во­го ма­та, слов­но на лод­ке. Че­рез про­ре­хи в рву­щем­ся под но­га­ми сла­бом тра­вя­ном ма­те, с буль­кань­ем вы­ры­ва­лась жел­то-бу­рая грязь, в ко­то­рой мы вско­ре пе­ре­во­зи­лись весь­ма ос­но­ва­тель­но. Два­ж­ды нам при­шлось от­сту­пать, и воз­вра­щать­ся по сво­ему, уже ед­ва за­мет­но­му сле­ду, на пять­де­сят - сто мет­ров на­зад, сно­ва вы­ис­ки­вая от ис­ход­ной точ­ки на­дёж­ный про­ход. В эти мо­мен­ты, мне не­од­но­крат­но при­хо­ди­ло в го­ло­ву пред­по­ло­же­ние: что бы мы де­ла­ли, ока­жись но­чью имен­но в этих мес­тах, а не там, ку­да слу­чай­но за­бре­ли. Ни на ка­кую, об­на­дё­жи­ваю­щую мысль, эти пред­по­ло­же­ния ме­ня не вы­во­ди­ли, и я, ка­ж­дый раз вздра­ги­вал, пе­ре­жи­вая воз­мож­ные по­след­ст­вия, ко­то­рых мы чу­дом из­бе­жа­ли. К лод­ке, на ко­то­рой мы при­бы­ли на охо­ту, мы вы­шли толь­ко че­рез пять ча­сов, и впер­вые за по­след­ние су­тки по­обе­да­ли, ис­поль­зо­вав для этой це­ли од­но­го из до­бы­тых на­ми гу­сей.
   Эта охо­та ос­та­ви­ла у ме­ня двоя­кое ощу­ще­ние: стра­ха, пе­ре­жи­то­го при вы­хо­де из бо­ло­та, и удов­ле­тво­ре­ния, от то­го, что всё бла­го­по­луч­но для всех нас за­кон­чи­лось. Са­ма же охо­та, - бы­ла; так се­бе - не слиш­ком ин­те­рес­ной.
   Ещё один слу­чай на бо­ло­тах, и то­же, свя­зан­ный с охо­той на гу­сей, про­изо­шел дву­мя го­да­ми рань­ше, толь­ко что опи­сан­но­го мною. Юж­ная Яку­тия, та её часть, в ко­то­рой на­хо­дит­ся Олёк­мин­ский рай­он, бо­га­та все­ми при­род­ны­ми ланд­шаф­та­ми, сре­ди ко­то­рых и бо­ло­там на­шлось ме­сто. Мне, в се­ре­ди­не сен­тяб­ря се­ми­де­ся­то­го го­да, уда­лось до­го­во­рить­ся с глав­ным вра­чом боль­ни­цы, и по­лу­чить не­сколь­ко сво­бод­ных дней, взя­тых в за­чёт гря­ду­ще­го от­пус­ка, ко­то­рые я пла­ни­ро­вал ис­поль­зо­вать в охо­те на про­лёт­ных гу­сей. Ком­па­ния на­ша со­стоя­ла из трёх че­ло­век, и, кро­ме ме­ня, в ней был ней­ро­хи­рург из Якут­ской Рес­пуб­ли­кан­ской боль­ни­цы, Юрий П-ов, и ин­ст­рук­тор Олёк­мин­ско­го рай­ко­ма пар­тии - Се­мён, с ко­то­рым я уже па­ру раз вы­ле­тал в оле­не­вод­че­ские бри­га­ды; ка­ж­дый, по сво­им де­лам. Юрий для ме­ня был че­ло­ве­ком но­вым, но по его эки­пи­ров­ке, я по­нял, что в тай­ге он не но­ви­чок, а, ско­рее, был са­мым опыт­ным из нас охот­ни­ком. О Се­мё­не, до этой охот­ничь­ей вы­лаз­ки, я то­же, как об охот­ни­ке, пред­став­ле­ния не имел, а мои пред­по­ло­же­ния, что вся­кий якут "ро­ж­да­ет­ся" с ружь­ём в ру­ках, бы­ли на тот мо­мент, срод­ни убе­ж­дён­но­сти. Рай­она пред­стоя­щей охо­ты, ни­кто из нас не знал, и мне при­шлось на­во­дить нуж­ные для этой це­ли справ­ки, сре­ди охот­ни­ков, хо­ро­шо знаю­щих весь наш рай­он. Не­сколь­ко че­ло­век, не сго­ва­ри­ва­ясь, по­рознь друг от дру­га, на­зва­ли од­но и то же ме­сто - "Сай­лык", и мы вы­ле­те­ли имен­но ту­да. С со­бою я взял, не­за­дол­го до это­го ку­п­лен­ную склад­ную од­но­ме­ст­ную лод­ку, так как мне ре­ко­мен­до­ва­ли по­охо­тить­ся там же на озе­ре, на ме­ст­ную ут­ку.
   -Днём, по­ка гу­ся нет, раз­вле­чёшь­ся охо­той на уток, - ска­зал мне зна­ко­мый охот­ник, - да ог­ля­дишь­ся в ок­ре­ст­но­стях, что­бы но­чью не блу­ж­дать по бо­ло­ту!
   Я внял его со­ве­ту, и ку­пил эту ме­тал­ли­че­скую лод­ку, про­из­во­ди­те­ля и кон­ст­рук­то­ра ко­то­рой я бы с удо­воль­ст­ви­ем по­ка­тал на ней, в ка­че­ст­ве на­ка­за­ния, за соз­да­ние по­доб­но­го ро­да "ше­дев­ра".
   На ме­сто нас дос­та­ви­ли по­пут­ным рей­сом вер­то­лё­та, ко­то­рый об­слу­жи­вал ра­бо­тав­ших не­вда­ле­ке от нас гео­ло­гов. До­го­во­ри­лись, что че­рез два дня нас сни­мут от­сю­да, тем же, - по­пут­ным рей­сом. Вы­са­ди­лись поч­ти у са­мо­го зи­мо­вья, рас­по­ло­жен­но­го близ­ко от бе­ре­га ка­кой-то не­ши­ро­кой реч­ки, ка­жет­ся, Ча­ры. Про­шли в зи­мо­вье, ос­мот­рев ко­то­рое, при­шли к за­клю­че­нию, что оно нас пол­но­стью удов­ле­тво­ря­ет те­ми не­за­мы­сло­ва­ты­ми удоб­ст­ва­ми, ко­то­рые тре­бу­ют­ся для спо­кой­ной но­чёв­ки, а, в слу­чае не­по­го­ды, и на­ли­чи­ем кры­ши над го­ло­вой. На под­лё­те к мес­ту вы­сад­ки, я в ил­лю­ми­на­тор уви­дел до­воль­но ши­ро­кое озе­ро, ок­ру­жен­ное за­рос­ля­ми тро­ст­ни­ка, и об­шир­ную, вы­тя­ну­тую па­рал­лель­но ре­ке за­бо­ло­чен­ную рав­ни­ну, с кое-где раз­бро­сан­ны­ми по ней ост­ров­ка­ми за­рос­лей чах­лых кус­тов, и ещё од­но не­боль­шое озер­ко, овал ко­то­ро­го рас­по­ла­гал­ся мет­рах в двух­стах от бе­ре­га ре­ки, ото­дви­ну­той от озе­ра на­стоя­щи­ми лес­ны­ми за­рос­ля­ми. Мои то­ва­ри­щи по охо­те ос­та­лись рас­по­ла­гать­ся на мес­те на­шей бу­ду­щей но­чёв­ки, а я, за­брав своё не­дав­нее склад­ное при­об­ре­те­ние, от­пра­вил­ся на боль­шое озе­ро, в на­де­ж­де до­быть не­сколь­ко уток на пред­стоя­щий обед. Ид­ти да­ле­ко не при­шлось; все­го мет­ров че­ты­ре­ста, и я очу­тил­ся на бе­ре­гу это­го во­до­ёма, у даль­не­го бе­ре­га ко­то­ро­го, у са­мых за­рос­лей тро­ст­ни­ка кру­ти­лась стай­ка ме­ст­ных уток, ско­рее все­го, ме­ст­ный вы­во­док. До­воль­но бы­ст­ро со­брал лод­ку, и, за­гру­зив­шись в неё, от­толк­нул­ся от бе­ре­га. Сра­зу же, ощу­тил чрез­мер­ную не­ус­той­чи­вость сво­его суд­на, в ко­то­ром ма­лей­шее дви­же­ние тре­бо­ва­ло по­вы­шен­ной ос­то­рож­но­сти, во­все не же­ла­тель­ной при стрель­бе по ле­тя­щей ут­ке. Я вер­нул­ся к бе­ре­гу, и вы­ки­нул на не­го свой па­трон­таш, ос­та­вив в кар­ма­не не­сколь­ко па­тро­нов, с чем и от­плыл по­втор­но, пра­вя к про­ти­во­по­лож­но­му бе­ре­гу озе­ра. Лю­бое при­кос­но­ве­ние к бор­ту мо­ей лод­ки, от­зы­ва­лось не­имо­вер­ным её гро­хо­том, слов­но это бы­ла не лод­ка, а пус­тая жес­тя­ная боч­ка. Плы­ву, край­не ос­то­рож­но под­гре­бая ко­рот­ки­ми вёс­ла­ми, ста­ра­тель­но из­бе­гая за­деть ими бор­та мо­ей жес­тян­ки. Лод­ка та­щит­ся еле-еле, и всё вре­мя но­ро­вит раз­вер­нуть­ся в лю­бую сто­ро­ну, но толь­ко не в ту, в ко­то­рую мне нуж­но. Моя по­су­ди­на та­щит­ся вдоль за­рос­лей тро­ст­ни­ка, у ко­то­рых я ищу для се­бя за­щи­ты, в слу­чае, ес­ли жес­тя­ной дред­но­ут пе­ре­вер­нёт­ся. Пла­ваю я от­вра­ти­тель­но, а в той оде­ж­де, в ко­то­рой я вы­ехал на озе­ро, и хо­ро­шо пла­ваю­ще­му че­ло­ве­ку, бы­ло бы не до сме­ха. Вне­зап­но, сле­ва от ме­ня из за­рос­лей тро­ст­ни­ка с шу­мом вы­ле­та­ет стая крякв. Вы­пус­тив из рук вёс­ла, хва­таю со сво­их ко­лен ру­жьё. Чёр­то­ва стая пы­та­ет­ся уй­ти мне за спи­ну, а я, за­быв о не­ус­той­чи­во­сти сво­ей по­су­ди­ны, - рез­ко обо­ра­чи­ва­юсь, и стре­ляю по ут­кам, ус­пев сде­лать по ним ду­плет. О ре­зуль­та­те сво­ей стрель­бы я уз­наю толь­ко по­сле то­го, как моя го­ло­ва по­ка­зы­ва­ет­ся над по­верх­но­стью во­ды. Мой ко­рабль, пе­ре­стал быть над­вод­ным, и пре­вра­тил­ся, по­сле пер­во­го же вы­стре­ла, в суб­ма­ри­ну. Вто­рой вы­стрел мое­го ду­пле­та, я де­лал уже в мо­мент оп­ро­ки­ды­ва­ния в во­ду. Стою по гор­ло в во­де, на до­воль­но плот­ном грун­те, и во­круг ме­ня пла­ва­ет три сби­тых ут­ки, од­на из ко­то­рых ещё бьёт сво­им кры­лом по во­де, и в пя­ти мет­рах от ме­ня, кру­жит на од­ном мес­те. Вы­ужи­ваю из-под во­ды свою по­су­ди­ну, за­ки­ды­ваю в неё по­доб­ран­ных с во­ды уток, и тол­кая жес­тян­ку пе­ред со­бою, про­би­ра­юсь че­рез ка­мы­ши к бе­ре­гу. Ни­ко­гда боль­ше я не са­дил­ся на эту мер­зость. От­жав мок­рую оде­ж­ду, пле­тусь к сво­им то­ва­ри­щам, ко­то­рые уже раз­ве­ли кос­тёр, и со­би­ра­ют­ся го­то­вить обед. Мой внеш­ний вид их яв­но раз­ве­се­лил. Ко­рот­ко объ­яс­няю им суть про­изо­шед­ше­го со мною, и, пе­ре­одев­шись в ком­плект су­хой оде­ж­ды, раз­ве­ши­ваю ря­дом с ко­ст­ром всё, что тре­бу­ет про­суш­ки. День был не по-осен­не­му жар­кий, и раз­ве­шен­ная на кус­тах моя оде­ж­да, к кон­цу его пол­но­стью про­сох­ла. По­ка я за­ни­мал­ся при­ве­де­ни­ем в по­ря­док сво­ей оде­ж­ды, при­яте­ли вы­по­тро­ши­ли до­бы­тых мною уток, и при­го­то­ви­ли на­ва­ри­стую шур­пу. По­обе­да­ли, по­пут­но, раз­го­вев­шись при­хва­чен­ным с со­бою про­дук­том, без ко­то­ро­го лю­бое от­кры­тие охо­ты - не празд­ник. За­вер­шив празд­нич­ный обед, я от­пра­вил­ся к не­да­лё­ко­му ма­лень­ко­му озер­ку, ви­ден­но­му мною че­рез ил­лю­ми­на­тор вер­то­лё­та, в на­де­ж­де до­быть ещё уток к ужи­ну, да, за­од­но, ос­мот­реть, по­ка свет­ло, мес­та пред­стоя­щей ве­чер­ней охо­ты. Мои то­ва­ри­щи, как я по­нял, ре­ши­ли ещё про­дол­жить празд­ник, но я, от про­дол­же­ния его, от­ка­зал­ся. Ос­та­вив ме­сто на­ше­го при­ста­ни­ща за сво­ей спи­ной, уже в сот­не мет­ров от не­го по­чув­ст­во­вал се­бя в пол­ном оди­но­че­ст­ве, ожи­дае­мом мною при лю­бом вы­ез­де на охо­ту. Ком­па­ний, тем бо­лее, вы­пи­ваю­щих пе­ред охо­той, я, как пра­ви­ло, не очень люб­лю, и, при пер­вой воз­мож­но­сти, по­ки­даю их, пред­по­чи­тая охо­тить­ся в оди­ноч­ку. Вы­шел на ши­ро­кую, про­тя­нув­шую­ся вдоль под­но­жья не­вы­со­кой воз­вы­шен­но­сти, марь, даль­ний ко­нец ко­то­рой те­рял­ся за ред­ки­ми кус­та­ми таль­ни­ка. Их за­рос­ли вид­не­лись в по­лу­ки­ло­мет­ре от ме­ня, и я по­шел к ним, же­лая уви­деть; име­ет­ся ли за ни­ми про­дол­же­ние бо­ло­та, или оно ог­ра­ни­че­но этим - ви­ди­мым мною уча­ст­ком. Про­шел ещё поч­ти ки­ло­метр, так и не уви­дев кон­ца это­го бо­ло­та. Всё тот же мел­кий коч­кар­ник, с ред­ко раз­бро­сан­ны­ми по не­му чах­лы­ми кус­ти­ка­ми таль­ни­ка, с не­ши­ро­ки­ми вод­ны­ми ок­на­ми сре­ди по­бу­рев­шей к осе­ни чах­лой рас­ти­тель­но­сти, на сво­бод­ных от кус­тов уча­ст­ках бо­ло­та. Тря­син­ные уча­ст­ки не­боль­шие, и, су­дя по все­му, не слиш­ком глу­бо­кие. Но­ги, лишь кое-где ощу­ща­ют по­дат­ли­вый под ни­ми зы­бун, впро­чем, с хо­ро­шо дер­жа­щим мой вес дёр­но­вым его по­кры­ти­ем. Удов­ле­тво­рён­ный уви­ден­ным, я по­вер­нул в об­рат­ную сто­ро­ну, и на­пра­вил­ся к ма­лень­ко­му озе­ру, на ко­то­ром хо­тел по­охо­тить­ся на уток. Мет­рах в двух­стах от се­бя за­ме­тил иду­ще­го в даль­ний ко­нец до­ли­ны Юрия, по-ви­ди­мо­му, ос­та­вив­ше­го Се­мё­на на мес­те на­ше­го би­ва­ка. При­дя на бе­рег озе­ра, я рас­по­ло­жил­ся на его до­воль­но вы­со­ком скло­не, под на­вис­ши­ми на­до мною кус­та­ми. За мо­ей спи­ной, со сто­ро­ны, то ли боль­шо­го озе­ра, на ко­то­ром я се­го­дня ис­ку­пал­ся, то ли на­ше­го мес­та сто­ян­ки, - ста­ли раз­да­вать­ся вы­стре­лы. Пер­вая их па­ра, мог­ла оз­на­чать, что Се­мён бил ут­ку, и я стал ожи­дать пе­ре­лё­та остатков стаи на моё озе­ро. За­тем, по­сле­до­вал ещё один ду­плет, и ещё один. Да­же, пред­по­ла­гая, что Се­мён пы­та­ет­ся до­бить пла­ваю­ще­го на озе­ре под­ран­ка, труд­но бы­ло по­нять, для че­го он бьёт ка­ж­дый раз ду­пле­том по не­му. Так под­ран­ков не до­би­ва­ют! Ещё ми­нут два­дцать дли­лась эта стрель­ба, и, на­ко­нец, она за­тих­ла. Я по­нял, что Се­мён, та­ким об­ра­зом, раз­вле­кал се­бя, и ме­ня это ра­зо­зли­ло: на­шел ме­сто и вре­мя для раз­вле­че­ний! По­няв, что уток те­перь мне не до­ж­дать­ся, я ре­шил вздрем­нуть, тем бо­лее что се­го­дняш­ний мой день на­чал­ся с че­ты­рёх ча­сов ут­ра. Сол­неч­ное те­п­ло раз­мо­ри­ло ме­ня, и я рас­сте­лил под со­бою курт­ку, на­ме­ре­ва­ясь при­лечь на неё. Од­на­ко, то, что я уви­дел в сле­дую­щий мо­мент - за­ин­те­ре­со­ва­ло ме­ня. Над даль­ним кра­ем ле­са я уви­дел ко­лон­ну ма­шин, иду­щую без­звуч­но од­на за дру­гой, лю­дей стоя­щих на обо­чи­не до­ро­ги, и ка­кое-то оди­ноч­ное строе­ние. Ми­раж был не­дол­гим, и, ско­ро по­ту­ск­нев, он рас­тво­рил­ся, слов­но, ис­чез­нув в дым­ке. Лю­бо­пыт­ное яв­ле­ние бы­ло уви­де­но мною впер­вые в жизни, и мне за­пом­ни­лось. Раз­мо­рен­ный те­п­лом, я ус­нул, и про­снул­ся толь­ко то­гда, ко­гда по­чув­ст­во­вал те­лом чьи-то ша­ги. По­до­шел Се­мён, и сел ря­дом со мною. От­кры­ваю гла­за, и раз­гля­ды­ваю Се­мё­на, ко­то­рый, по­хо­же, хо­ро­шо на­празд­но­вал­ся.
   - Ко­го ты там рас­стре­ли­вал; ни­как, мед­ве­дя встре­тил? - спра­ши­ваю его.
   - Да, - это я так про­сто стре­лял; ру­жьё своё при­стре­ли­вал.
   - Ну, и как, - при­стре­лял?
   - При­стре­лял, но толь­ко ос­тал­ся со­всем без па­тро­нов!
   - С чем же ты те­перь охо­тить­ся на­ме­ре­ва­ешь­ся?
   - Мо­жет, ты мне одол­жишь не­сколь­ко па­тро­нов?
   - Моё ру­жьё ше­ст­на­дца­то­го ка­либ­ра, - от­ве­чаю ему, - а твоё две­на­дца­то­го. Ду­мать об этом нуж­но бы­ло за­ра­нее, а не жечь по­пус­ту па­тро­ны!
   - А где Юрий? - спра­ши­ва­ет ме­ня Се­мён. - Я бы у не­го взял не­сколь­ко па­тро­нов.
   - Юрий ушел в даль­ний ко­нец бо­ло­та, и вер­нёт­ся ли к на­ча­лу охо­ты сю­да, - од­но­му Бо­гу из­вест­но.
   - Я то­гда с то­бою вме­сте бу­ду, - не воз­ра­жа­ешь?
   - Коль бу­дешь со мною, то, ло­жись по­ка, и от­ды­хай. Как толь­ко на­сту­пят су­мер­ки, сра­зу пой­дём на бо­ло­то. Смот­ри, - не про­спи! Ждать те­бя не бу­ду!
   Се­мён кив­нул го­ло­вой, и тут же, свер­нув­шись ка­ла­чи­ком, за­со­пел в под­ло­жен­ную под го­ло­ву шап­ку. Вновь, за­снул и я.
   Про­сну­лись поч­ти од­но­вре­мен­но. Солн­це уже бы­ло на за­ка­те, и ощу­ти­мо по­хо­ло­да­ло. Ос­та­вив на мес­те Се­мё­на, я вер­нул­ся к зи­мо­вью, снял с кус­та про­сох­шую оде­ж­ду с бо­лот­ны­ми са­по­га­ми, и пе­ре­одел­ся. Вер­нул­ся к си­дя­ще­му в по­зе Буд­ды Се­мё­ну, и, по­со­ве­то­вав ему ос­та­вить на мес­те своё, став­шее бес­по­лез­ным ру­жьё, по­звал его с со­бой. Тем­не­ло бы­ст­ро, и пер­вые стаи гу­сей уже кру­жи­ли над даль­ним кра­ем об­шир­ной бо­ло­ти­стой рав­ни­ны. То­ро­п­ли­во, вдоль ле­са идём к мес­ту, об­лю­бо­ван­но­му мною ещё днём. Кра­ем за­рос­лей кус­тов чах­ло­го таль­ни­ка, спус­ти­лись на бо­ло­то, и за­мер­ли у не­боль­шо­го раз­во­дья, ку­да, по мо­им пред­по­ло­же­ни­ям, долж­ны бы­ли са­дить­ся гу­си. Не­бо, по­ка поч­ти чис­тое, обе­ща­ло нам ноч­ную под­свет­ку лу­ной. Мы за­мер­ли в ожи­да­нии под­лё­та гу­сей, го­ло­са ко­то­рых уже раз­да­ют­ся со всех сто­рон. Стрель­бы Юрия по­ка не слыш­но. Поя­ви­лись ред­кие звёз­ды, по­че­му-то, ед­ва ви­ди­мые, буд­то, сквозь дым­ку. Лу­на то­же не то­ро­пит­ся нам на по­мощь. По­хо­же, к но­чи на­но­сит об­ла­ка, и это мо­жет нам ис­пор­тить всю охо­ту. Ста­но­вит­ся ощу­ти­мо хо­лод­но. Те­мень, ок­ру­жаю­щая нас, сгу­сти­лась на­столь­ко, что ста­ла поч­ти пол­но­стью не­про­ни­цае­мой, и лишь толь­ко вод­ное зер­ка­ло боль­шой лу­жи, ещё днём со­блаз­нив­шей ме­ня сво­ей бли­зо­стью к на­ше­му ук­ры­тию, да­ёт лёг­кие бли­ки, на ко­то­рые я и ори­ен­ти­ру­юсь, в на­де­ж­де, что ка­кая-ни­будь стая гу­сей из­бе­рёт её ме­стом сво­ей по­сад­ки. Вся марь, од­на­ко, ожи­ла го­ло­са­ми всё при­бы­ваю­щих стай гу­мен­ни­ка, и уже Се­мен, под­тал­ки­ва­ет ме­ня в спи­ну, пред­ла­гая ид­ти на их го­ло­са. Я зол на не­го, и не хо­чу от­ве­чать его на ду­рац­кое пред­ло­же­ние. На­ко­нец, по­слы­ша­лись зву­ки ма­шу­щих крыль­ев круп­ных птиц, и вод­ные бли­ки на лу­же раз­бе­жа­лись мел­ки­ми блё­ст­ка­ми, с од­но­вре­мен­ным ши­пень­ем во­ды, ха­рак­тер­ным для са­дя­щих­ся на во­ду птиц. Стре­ляю ду­пле­том, ори­ен­ти­ру­ясь на вспле­ски во­ды, а не на кон­крет­ную цель. Са­мих гу­сей не ви­жу. Слыш­но бие­ние крыль­ев птиц о во­ду, и мы оба спе­шим к это­му вод­но­му ок­ну, по­дой­дя к ко­то­ро­му, уви­де­ли па­ру гу­сей, ле­жа­щих в са­мом цен­тре лу­жи.
   - Что де­лать? - спра­ши­ва­ет ме­ня Се­мён.
   - Дос­та­вать их, - что же ещё!
   - Но тут, воз­мож­но, глу­бо­ко!
   - Се­мён, ты, как мне ка­жет­ся, при­шел на со­вме­ст­ную охо­ту, ко­то­рая под­ра­зу­ме­ва­ет со­вме­ст­ную до­бы­чу. Гу­си уби­ты, и те­перь, те­бе пред­сто­ит толь­ко вы­ужи­ва­ние их из во­ды. Так что, - дер­зай, дра­го­цен­ный!
   Се­мён раз­де­ва­ет­ся, пе­ре­да­вая мне в ру­ки свою оде­ж­ду, и ле­зет в лу­жу, глу­би­на ко­то­рой ему по по­яс, а дно ока­за­лось со­всем не вяз­ким. Дос­тал обо­их гу­сей, и те­перь он оде­ва­ет­ся, от хо­ло­да ляз­гая зу­ба­ми. Бо­ло­то мол­чит, слов­но, вы­мер­шее. Воз­мож­но, так оно и есть. Мы раз­го­ва­ри­ва­ем уже в пол­ный го­лос, так как в бли­жай­шие де­сять пят­на­дцать ми­нут но­во­го при­лё­та гу­сей не ожи­да­ем. Сквозь тон­кий слой об­ла­ков ед­ва про­би­ва­ет­ся туск­лый свет взо­шед­шей лу­ны, ос­ве­ще­ния ко­то­рой яв­но не хва­та­ет, для то­го что­бы что-то ви­деть бо­лее или ме­нее чёт­ко. Всё раз­мы­то в по­луть­ме, а не­да­лё­кие от нас кус­ты таль­ни­ка ви­дят­ся, слов­но чёр­ная сплош­ная сте­на. За­мол­ча­ли, вслу­ши­ва­ясь, и вгля­ды­ва­ясь в тем­но­ту.
   - Тс-с-с! - шеп­чет за мо­ей спи­ной Се­мён. - Кто-то идёт!
   Я то­же слы­шу чьи-то ос­то­рож­ные, хлю­паю­щие по во­де ша­ги. Кто-то не­ви­ди­мый на­ми, то­же за­мер, и, по­хо­же, те­перь сто­ит, при­слу­ши­ва­ясь, как и мы. Мы ждём ЕГО, а ОН - нас. На­ко­нец, мы сно­ва слы­шим ед­ва слы­ши­мый плеск во­ды, со­про­во­ж­даю­щий не­сколь­ко ос­то­рож­ных ша­гов. Ко­го? На че­ло­ве­че­скую по­ход­ку - эти ос­то­рож­ные пе­ре­дви­же­ния по бо­ло­ту, не по­хо­жи. Ес­ли это жи­вот­ное, то раз­ме­ры его не мо­гут быть не­боль­ши­ми. Мо­жет, - это со­ха­тый, но ка­ко­го чёр­та ему ид­ти ту­да, от­ку­да не­дав­но раз­да­ва­лись вы­стре­лы.
   - Мед­ведь! - в за­ты­лок мой бу­к­валь­но ды­шит Се­мён, и тут же до­бав­ля­ет, - а у ме­ня ни ру­жья, ни па­тро­нов к не­му!
   Се­мён якут, и в дан­ном слу­чае, я до­ве­ряю его на­цио­наль­но­сти боль­ше, чем сво­им пред­по­ло­же­ни­ям, со­всем дру­го­го тол­ка. Сам я, до той по­ры, с мед­ве­дя­ми не стал­ки­вал­ся, и, ес­те­ст­вен­но, мне ни­ко­гда не при­хо­ди­лось слы­шать, как мед­ве­ди хо­дят по бо­ло­ту. Знал я толь­ко, и то - по­на­слыш­ке, что зверь он ос­то­рож­ный, и уме­ет скра­ды­вать свою до­бы­чу на лю­бых уча­ст­ках тай­ги и бо­ло­та. Сно­ва слы­шим ос­то­рож­ные три - че­ты­ре ша­га, за ко­то­ры­ми сле­ду­ет оче­ред­ная пау­за. При­са­жи­ва­юсь пе­ред коч­кой, ак­ку­рат­но, аб­со­лют­но без­звуч­но "пе­ре­ла­мы­вая" своё ру­жьё, и встав­ляя в не­го два па­тро­на, сна­ря­жен­ных пу­ля­ми. Осе­нью, иду­щий на вы­стре­лы мед­ведь, мо­жет быть край­не опа­сен, а этот прёт точ­но на нас. С поя­са сни­маю нож, и вты­каю его в коч­ку, в ко­то­рую упи­ра­ют­ся мои ко­ле­ни. Се­мён за мо­ей спи­ной то­же сто­ит на ко­ле­нях во мху, и, по­хо­же, хмель в этот мо­мент его по­ки­нул окон­ча­тель­но. На фо­не тём­ной сте­ны кус­тов, по­яв­ля­ет­ся бо­лее гус­тая раз­мы­тая тень, во­все не имею­щая кон­ту­ров. НЕ­ЧТО, на­хо­дит­ся от нас мет­рах в три­дца­ти, и Се­мён, ты­чет ку­ла­ком мне в спи­ну, со­про­во­ж­дая свой ты­чок, на­стой­чи­вым ше­по­том: "Стре­ляй!" В тем­но­те, стре­лять в мед­ве­дя, ед­ва ви­дя его кон­тур, - я не на­ме­рен, со­би­ра­ясь де­лать его толь­ко на­вер­ня­ка, - с рас­стоя­ния де­ся­ти - две­на­дца­ти мет­ров. Но­вые три ша­га в на­шу сто­ро­ну, сде­лан­ные не­из­вест­ным, за­став­ля­ют ме­ня взве­сти оба кур­ка мо­ей "Тул­ки". В это вре­мя, рас­стоя­ние на­ше до то­го, в ко­го пред­стоя­ло стре­лять, бы­ло ед­ва ли бо­лее 15 - 20 мет­ров, и но­вый, уже от­ча­ян­ный ты­чок в мою спи­ну Се­мё­на, при­шел­ся на мо­мент взве­де­ния вто­ро­го кур­ка, па­лец с ко­то­ро­го у ме­ня со­скольз­нул, и взво­ди­мый ку­рок су­хо щёлк­нул ме­тал­лом.
   - Не стре­ляй­те! - Раз­дал­ся из тем­но­ты крик Юрия, и я тут же вско­чил с ко­лен, в бе­шен­ст­ве, ед­ва не ог­рев Се­мё­на при­кла­дом сво­его ру­жья. Су­кин сын, он всё вре­мя то­ро­пил ме­ня с вы­стре­лом, сде­лай ко­то­рый я, Юрий был бы убит прак­ти­че­ски на­вер­ня­ка. В го­ряч­ке, я за­был о вби­том в коч­ку сво­ём охот­ничь­ем но­же, на­ут­ро ко­то­ро­го не на­шел - по­те­рял ме­сто. Так он, на­вер­ное, и сто­ит в ней до сих пор, как па­мят­ник тру­со­сти од­но­го, не­опыт­но­сти дру­го­го, и не­ос­то­рож­ной са­мо­на­де­ян­но­сти третье­го. Сла­ва Бо­гу, что ещё днём, Се­мён рас­стре­лял все свои па­тро­ны, и был без­о­ру­жен в этот, ед­ва не став­ший тра­ги­че­ским, мо­мент.
   За позд­ним ужи­ном, раз­би­рая этот, ед­ва не про­изо­шед­ший не­ле­пый слу­чай, Юрий объ­яс­нил, что дос­та­точ­но дол­го шел, ори­ен­ти­ру­ясь на на­ши го­ло­са, и, ко­гда мы за­мол­ча­ли, он стал час­то ос­та­нав­ли­вать­ся, ка­ж­дый раз, при­слу­ши­ва­ясь. Он, по всей ве­ро­ят­но­сти, по сво­ему пе­ре­жи­вал этот слу­чай, и во­все не был на­ме­рен шу­тить по та­ко­му по­во­ду. Иное де­ло, - Се­мён, ко­то­рый не­сколь­ко раз воз­вра­щал­ся к те­ме не­сча­ст­но­го слу­чая, воз­мож­ность ко­то­ро­го бы­ла бо­лее чем ре­аль­на. "Что бы ты сде­лал, - спра­ши­вал он ме­ня, - убей ты Юрия?" Два­ж­ды про­мол­чав на этот его, про­во­ци­рую­щий ме­ня на же­ст­кий от­вет, во­прос, на тре­тий раз, я от­ве­тил ему так, что по­сле мое­го от­ве­та, он ска­зал, что боль­ше ни­ко­гда по­сле это­го, со мною на охо­ту не пой­дёт. Юрий гля­нул на нас обо­их, и ус­мех­нул­ся. Он всё по­нял. Ему, за эту нау­ку - я бла­го­да­рен, но и он дол­жен быть при­зна­те­лен мне за ту вы­держ­ку, ко­то­рую мне уда­лось со­хра­нить в тот, весь­ма не­­­­­­­о­­­рд­­и­н­ар­ный, мо­мент охо­ты. К боль­шо­му мо­ему со­жа­ле­нию, мне боль­ше ни­ко­гда не при­шлось встре­тить­ся с Юри­ем П-вым, че­ло­ве­ком, без­ус­лов­но, ин­­­­т­е­­р­ес­­ным.
   Я уже пи­сал о том, что бо­лот, с тря­син­ны­ми ок­на­ми в них, и в че­ло­ве­че­ских от­но­ше­ни­ях, иной раз, дос­та­точ­но, и они бы­ва­ют по­ху­же, чем на при­род­ных ма­рях. То, что я сей­час пи­шу - это не ро­ман, а по­ве­ст­во­ва­ние о сво­ей жиз­ни, в ко­то­рой, как и у ка­ж­до­го че­ло­ве­ка, сто­ит толь­ко по­ко­пать­ся в ней, оты­щет­ся мас­са то­го, о чём ему вспо­ми­нать не толь­ко тя­же­ло, - но и про­тив­но. Я при­ос­та­но­вил раз­бег мое­го пе­ра, и за­ду­мал­ся. По­ду­мать мне бы­ло о чём. Пи­сать о лю­дях не­дос­той­ных то­го, что­бы де­лать их ге­роя­ми по­ве­ст­во­ва­ния, пусть да­же, ан­ти­ге­роя­ми, - не хо­чет­ся, так как это про­тив­но мне са­мо­му. Вто­рым до­во­дом про­тив, бы­ло моё убе­ж­де­ние в том, что о по­кой­ни­ках пло­хо не го­во­рят, в край­нем слу­чае, - не го­во­рят ни­че­го. Боль­шин­ст­во из тех, с кем я рас­стал­ся пят­на­дцать лет на­зад, уже и то­гда бы­ли, ес­ли не в пре­клон­ном воз­рас­те, то уж точ­но, в воз­рас­те, ко­то­рой на­зы­ва­ют зре­лым, и не всем из них уда­лось, я ду­маю, до­жить до дней се­го­дняш­них. Мне не хо­чет­ся за­ни­мать­ся гро­бо­ко­па­тель­ст­вом, и я, луч­ше про­мол­чу. Ска­жу лишь толь­ко, что в ок­ру­же­нии мо­ей жиз­ни бы­ли и тру­сость, и пре­да­тель­ст­ва, в том чис­ле, мо­их кол­лег, и за­висть, и ано­ним­ные пись­ма, и мно­го вся­ко­го дру­го­го, о чём сто­ит по­жа­леть, но что не обя­зы­ва­ет ме­ня пи­сать об этом. Мне мно­го при­ят­нее пи­сать о лю­дях дос­той­ных мое­го вни­ма­ния, и в этом, мне их мо­ги­лы - не по­ме­ха.
   ст. Мир­ный 55 РАЭ 2010 год
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"