В моей жизни ещё существуют те, мой долг перед которыми так и остался неоплаченным. Я совершенно не имею в виду финансовых долгов, которых старательно избегал всю жизнь, не имею в виду и долгов морального плана. Память - это единственный мой долг, не всегда возвращаемый, чаще всего, по причине обычной забывчивости, которая была усугублена однажды, в восемнадцатилетнем возрасте - уничтожением дневников, восстанавливая которые, я кое-какие моменты своей жизни упустил; один из которых записал такими вот двумя латинскими словами, в надежде, что при случае, именно латинское изречение подскажет мне пропущенную мною дневниковую тему. Так оно и случилось, а поводом для объявления междуусобной войны, неожиданно для меня, едва не стала девушка, моё отношение к которой было самым индифферентным, хотя, именно её я так и назвал двумя этими латинскими словами.
По разным причинам, мне трижды пришлось начинать обучение в восьмом классе, каждый раз покидая школу до начала экзаменов. Первый раз - это произошло в дневной школе, откуда я был исключён за отвратительное поведение в ней, объяснение которому можно найти в рассказе "Трудный ученик". Третьим разом - была тяжелая моя травма, не позволившая принять участие в экзаменах, завершающих учебный год. Осталось разъяснить причину неудачи второй моей попытки обучения в восьмом классе.
Вечерняя школа, которую я начал посещать в ту пору, была новой для меня, и составом учителей не запомнилась, возможно, потому, что длительность посещения её мною, была не слишком значительной, едва ли, чуть более четверти. Ко времени этой своей попытки продолжить своё школьное образование, я едва сумел привыкнуть к новому для себя статусу рабочего, а привычек поры обучения в дневной школе - ещё не оставил; продолжая пребывать в так называемом переходном периоде своего становления взрослым человеком. Состав учеников этого класса был усреднённым; в пределах шестнадцати - двадцати четырёх лет, и большинство в нём, было за женщинами. Мне в ту пору исполнилось семнадцать лет, и я относился к возрастному, и половому меньшинству в нём. С первого дня обучения, моей соседкой по парте оказалась девушка моих лет, при знакомстве, назвавшаяся Региной. Девушкой Регина была обычной, и, разве что, возраст её был тем, в котором молодость является самым привлекательным в женщине, если она, конечно, не уродлива. Регина же, уродливой не была, скорее - наоборот: свежее, подвижное лицо, хорошая фигура и великолепные; слегка вьющиеся каштановые волосы придавали определённый шарм этой девушке. Но... - меня она не заинтересовала, и основной причиной этой незаинтересованности, была её чрезмерная, - буквально фонтанирующая словоохотливость, граничащая с банальной глупостью. К концу третьей перемены, она, казалось, выдала мне всю свою биографию, в том числе, и ту её часть, которой я бы постеснялся делиться с кем-либо, - даже, с близкими мне людьми. Её повествовательная манера отличалась оригинальностью, и слушая Регину, было невозможно разделить два, или три предложения, выпаливаемые ею скороговоркой, в которой терялась последовательность, и вовсе исчезало разделение самих предложений, и, даже слов, вследствие чего, два десятка слов, выпаливаемых ею единым духом, можно было бы записать в единую, не разделённую пропусками строку. Прерывалась её речь только короткими вдохами, перед которыми можно было ставить точку. Попробую продемонстрировать фрагмент её речи, понимание сути которой оставляю читателю. Манера представления мне - своему соседу по парте, тоже вошла в этот фрагмент.
Мыснимживёмужеполгоданопотихонькуотмоихродителейаонуменястрашноревнивыйивсегдапроверяетскемяобщаюсьискороонзахочетстобоюпознакомиться. - Следует новый вдох.
Оставим, пожалуй, эту абракадабру на её и моей совести; перейдя к обычной манере изложения сути. Моим именем она соизволила поинтересоваться далеко не сразу, а только после того, как выпалила свои анкетные данные. Полугодичный перерыв в обучении, не сумел ещё стереть из моей памяти тех знаний, которые я приобрёл в дневной школе, и, поэтому, повторное прохождение курса восьмого класса - мне было совсем не интересно; оставив ощущение только обязательности посещения занятий, по окончании которых, в первый же учебный день Регина попросила проводить её до дому, находившемуся тоже на набережной Мойки, но по другую сторону Невского проспекта.
- Я боюсь ходить вечерами одна! - сказала она, выходя из здания школы, и тут же подхватила меня под руку.
Делать нечего; и я послушно направился в сторону её дома, испытывая, правда, некоторое раздражение от навязанного мне сопровождения надоедливой соседки по парте. Так продолжалось почти месяц, за который я успел насытиться по горло общением с Региной. Пересесть от Регины за другую парту, что могло бы выглядеть чересчур демонстративным, - я не посчитал удобным для себя, и, частично по этой причине периодически начал пропускать занятия в школе, что смотрелось более безобидным для неё обычным прогулом, а не как побег от надоедливого соседства. Дважды, и только в дни моего отсутствия, встречать Регину, после окончания занятий в школе, приходил её, как она называла, жених, имя которого, названное ею, мне не понравилось своею, по моему мнению, претенциозностью. Аркадий - назвала она его, добавив, что он из семьи потомственных дворян, и очень гордится своими предками. Насчёт своего происхождения, я, в свою очередь пошутил, сказав ей, что я тоже из дворняжек, в прямом смысле этого слова. Кажется, моё определение родства со своими предками, её несколько обидело, так как косвенно бросало тень на благородство происхождения её жениха.
- Что ты имеешь в виду, под словом "дворняжка"? - спросила она.
- А то и имею в виду, - что сказал! - Ответил я, слегка раздражаясь. - Дворянство, и привилегии, даваемые к нему, получали предки, заслужившие их. Потомки же - только пользователи, незаслуженного ими. Все они - выходцы из тех, кто столетия назад шарахался по лесам с рогатиной, или хлебопашествовал, со временем, обретая определённое уважение своих соплеменников, какими-то своими качествами, выделявшими их из общей среды; чаще всего - в сражениях с соседними племенами, что выдвигало вчерашнего охотника или хлебопашца в племенную элиту. Многие из них, если покопаться в их подноготной, являются потомками никогда не мывшихся степняков: скифов, монголов и татар, - насиловавших полонянок, так что помесь, в любой элите, любого государства - такая же норма, которая характеризует беспородного пса, называемого дворняжкой. Даже царственные Рюриковичи, являлись потомками обычных, но довольно удачливых в своих походах бандитов, сколотивших банды из таких же отпетых бродяг; не видевших проку в повседневной работе, и привыкших только к набегам и грабежам. И это называется благородным происхождением?! - В раздражении, я забыл о том, что трачу слова и время попусту, выступая перед этой глупой девицей, растерянный взгляд которой демонстрировал полное непонимание того, о чём я ей говорил. Осознав, наконец, тщетность своего выступления, я переключил своё высказывание на её жениха, гордящегося своим происхождением, но не делами своих предков. - Чем занимались предки твоего Аркадия, - ты знаешь? Чем они знамениты? - Регина пожала плечами, и мне стало ясно, что кроме гордости за своё происхождение, жених её о своих предках ничего не знает, и знать, по всей вероятности, - не желает, иначе, он должен был бы похвастать чем-то более существенным, чем просто происхождение. Это, да ещё, пожалуй, выбор в невесты пустой девицы - априори, позволило мне отнести неведомого мне Аркадия к людям не блещущих умом. "По Сеньке - и шапка" - так определил я отношения Регины и Аркадия, с которым мне, как оказалось, ещё предстояла занимательная встреча.
Моя мама, некогда заложила в моё сознание основу скептического отношения к дворянству, выраженному через семью моего отца - своего мужа, которого она считала источником многих наших семейных бед, и моего, генетически заложенного разгильдяйства. Будучи в раздраженном состоянии, что было далеко не редкостью, она пеняла мне родством с отцом, что было вовсе лишенным логики чередования событий; я появился на свет только благодаря ей самой, и участия в процессе моего зарождения отца, которое не предусматривало моего на это согласия. Тем не менее: похожесть некоторых моих поступков, на те, которые некогда демонстрировал мой отец, - ставилась мне в вину, даже самая, казалось бы, безобидная из них; вроде любви ко всему сладкому.
- Чёртовы дворяне! - говорила она, - вечно вас на сладкое тянет! - изредка добавляя, - и на баб!
Сегодня, я и выдал Регине основы заложенного в меня мамой отношения к дворянству в целом, своё же происхождение, как бы отодвинув от объективного рассмотрения, тем более, что знал я о своих предках по мужской линии - не слишком многое, в которое укладывалось знание только того, что большая их часть относилась к служилому воинству; повторяемому из поколения в поколение, последним из которых - был мой отец, до генеральского звания, в отличие от своего деда, - так и не дошедший.
В момент произнесения мною этой запальчивой тирады: о достоинствах дворянства, и моём отношении к нему, мы шли в сторону Невского проспекта, собираясь у моста, переброшенного через Мойку, перейти его. На другой стороне Невского, прямо напротив нас стоял какой-то тощий парень, с неестественно вздёрнутой головой, словно рассматривающий что-то заинтересовавшее его на верхних этажах здания, находящегося за нашей спиной. Машины, только что мешавшие нашему переходу через проспект - уже прошли, и мы спокойно стали переходить его. Парень же, со своего места не стронулся, всё так же продолжая разглядывать нечто, находящееся за нашей спиной. Уже миновав середину проспекта, кивнув головой в его направлении, я сказал Регине о том, что этот парень похож на верблюда, подавившегося колючкой. Сказать так, меня заставила его нижняя губа: полная, и неестественно оттопыренная; заметная даже с расстояния в десяток метров. Регина тут же отдернула свою руку, которой она только что держалась за мою - согнутую, для её удобства, в локте.
- Ой! - Это Аркадий! - вполголоса произнесла она, и, покинув меня, почти бегом направилась к этому парню, так и не изменившему своей позы, словно не заметившего своей подруги. Больше по инерции, и я продолжил начатый переход Невского проспекта, завершил который, с отставанием от Регины шага на три. Парень стоял по-прежнему - не шелохнувшись, загораживая мне проход, и, явно, ожидая меня. Не изменилась: ни поза его, ни выражение лица, с каким-то пренебрежением разглядывающим что-то поверх моей головы, и даже вздёрнутый вверх подбородок, позволял ему смотреть на меня сквозь полуопущенные веки, - совсем уж свысока, хотя рост его - позволял ему это с трудом: не велика была разница в нашем росте. Настроение моё начало быстро портиться, и мне стало не до соблюдения правил этикета. О том, кто я такой, и о том, что я обычно провожаю Регину от школы до дому, с её слов, - этот тип знает, а элементарное приличие, нарушенное Региной, забывшей о том, что нас должно представить друг другу, он должен был, по моему мнению, исправить сам: для начала - поздоровавшись со мною, и поблагодарив за заботу о своей невесте. Этот же тип, продолжает молча рассматривать меня, но меня уже заинтересовал его задранный вверх подбородок, представляющий собою удобную мишень. Не слишком добрые чувства стали роиться в моей голове, и, чувствуя, что сейчас готов сорваться, но не желая этого, я повернулся к нему спиной, намереваясь покинуть эту пару, но тут же услышал вслед мне произнесённое вполголоса:
- За подобное, - раньше вызывали на дуэль!
- Так в чём же дело, любезнейший? За чем дело стало? Шпаги нет, или дуэльных пистолетов? Так мы с вами можем сообразить на двоих - без секундантов; по-нынешнему: кулаками по мордасам! - не желаете-с? - Теперь я стою вплотную к нему, вынуждая его сделать шаг назад. Любитель старинных дворянских разборок, благоразумно промолчал, а я, вновь, повернувшись к нему спиной, пошел в сторону Дворцовой площади: проклиная Регину, и её жениха, попутно, нахваливая себя за проявленную сдержанность. Регина проследила эту сцену молча; не вмешиваясь в мужской разговор. На следующие занятия в школе она появилась только через неделю, и пару уроков отсидела молча, не вступая со мною в разговор - даже на переменах, что было для неё противоестественным состоянием. Третья перемена оказалась переломной, и она попросила меня выйти на лестничную площадку, чтобы, как она сказала, поговорить на серьёзную тему. Мы вышли на пустующую площадку, и я, первым своим вопросом прервал затянувшуюся паузу:
- Похоже, Регина, ты от своего идальго принесла мне приглашение на дуэль, и не знаешь; как я отреагирую на него?
- Не смейся, пожалуйста, но он мне сказал, что пока ты учишься со мною в одном классе, - он запрещает мне посещать школу. Я пришла тебя просить, чтобы ты перевёлся в другую вечернюю школу, которая, - я знаю это, находится на улице Халтурина; рядом с твоим домом.
- Война, и немцы! Он что же, - сам не может со мной поговорить на эту тему, или она кажется ему чересчур щекотливой, а он боится щекотки! Это он надоумил тебя подойти ко мне с такой просьбой?
- Да! - ответила она, не глядя в моё лицо.
- Хорошо! - ответил я, - скорее всего, я так и сделаю, но с условием...
- Каким? - спросила Регина, залившись краской.
- В ближайшее воскресенье, сходи со своим женихом на рынок, и оба походите по рядам, где торгуют Узбеки и Таджики. Спроси у них пучок верблюжьих колючек, и купи их, а потом, подари своему жениху.
- Зачем? - не поняла меня Регина.
- Отдай их своему жениху, а он должен найти им применение. Я на это надеюсь!
Согласившись на перевод в вечернюю школу, находившуюся на клице Халтурина, в здании школы, которую я прежде посещал, первой, кого я в ней встретил, была учительница английского языка, из-за которой я и вылетел из дневной школы. Этой встречей я отложил свою учёбу ещё на один год, оказавшийся вновь неудачным для меня. Молодость расточительна, и я подтвердил эту расхожую истину, а плата за мою расточительность - была очень высокой, но - она того стоила.
Ни Регины, ни её Аркадия - я никогда больше не встречал. Повод был, но новая Троянская война так и не разразилась, возможно, потому, что статями своими, до статей прекрасной Елены - Регина не дотягивала, а жених её - не подходил под определение героя, борющегося за свою невесту, пускай, и с придуманным им соперником.