Вектор, суммирующий человеческие отношения внутри нашего общества, идеально прям, и ведёт в тупик, поскольку, среднестатистический наш гражданин крайне беден, и не только в материальном отношении, но, что вполне естественно, беден и положительными эмоциями, отсутствие которых столь же объяснимо, как отсутствие денег в кармане пенсионера, получающего пенсионное пособие (не могу решиться назвать большинство выдаваемых людям пенсий, - вознаграждением), на которое нужно умудриться прожить, и не умереть с голоду, после оплаты того, что называется квартирной платой. Отсюда: зависть и агрессия, недоверие к властьимущим, и страх, с определяющей этот страх константой: не было бы хуже, чем есть! Константой потому, что этот страх постоянно подпитывается ненадёжностью быта, не несущего в себе свойства, позволяющего назвать его устоявшимся. Отсюда, и люмпенизированность нашего крестьянства, с уходом многих его представителей в беспробудное пьянство, лишающее их остатков связи с землёй, - бывшей их кормилицей. Мне приходится видеть деревни в недалёкой от нас Псковской области, в которых коров на десяток дворов, не более двух - трёх, где, для того, чтобы купить десяток яиц, нужно ехать за несколько километров от этих деревень в магазин, так как собственных кур у местных жителей нет. Они, - эти местные, большей частью, не работают, объясняя свою безработность отсутствием рядом с их деревней предприятий. Так и живут они: не приблизившись к рабочему классу, и уйдя от крестьянства. Поля их деревень, в ещё недавнем прошлом засеваемые льном и рожью, нынче используются, да и то, пришлыми бизнесменами, для сенозаготовок: механизированных и быстрых, после чего, всё на полях вокруг этих деревень затихает до следующего летнего сезона. Средством же, определяющим неисчезнувшую бытовую сообразительность вчерашних крестьян, остаётся грабёж домов, выкупленных у них горожанами под дачи. Не слишком состоятельными горожанами, но и то, что из этих, ставших дачами домов можно украсть, - крадётся с завидным ежегодным постоянством, словно это древние баскаки собирают дань с данников своих ханов. Воруют всё: аллюминивые вилки, ложки, миски и кастрюли, убогое техническое оснащение этих домов, в том числе: старые холодильники, газовые плиты и черно-белые телевизоры, нередко, тут же потроша их, выдирая из них начинку. Не брезгуют и мелким хозяйственным инвентарём, сдавая потом всё награбленное в пункты приёма металлического вторсырья. Выручку, от этих грабительских походов, их участники пропивают, не мучая себя рассуждениями о возможных последствиях своих деяний. Сомневаюсь в том, что они знают о том, кто такие альбигойцы, но методам борьбы с частной собственностью пришлых горожан, их далёкие предшественники, могли бы позавидовать, и одобрить их. Отношение же к труду, как к способу обретения законного заработка, в некоторых случаях, никакой логике не подвластно.
В этой связи, мне вспоминаются два случая, рассказанные мне моей родственницей, купившей в той Псковской глубинке старый дом в заброшенной уже деревне. Кроме её дома, ещё четыре, таких же, приобрели, ставшие её соседями, люди, которым, до понятия "состоятельность", мягко выражаясь, было далековато. Однако местным экспроприаторам, это не мешало совершать регулярные набеги на их дома, в отсутствие хозяев. Но, не об этом сейчас идёт речь. В доме Лены, моей родственницы, стала рассыпаться печь, и она была вынуждена заняться поисками человека, знакомого с печным делом. Один из таких знатоков, назвавшийся почему-то казаком, однажды появился у неё в доме, где, осмотрев печь, требующую ремонта, тут же назвал цену за её перекладку. Не торгуясь, Лена дала согласие на оплату предстоящей работы, но, только по её завершении. Мастеровой "казак" начал перечислять то, что ему предстояло делать, на что Лена ответила ему: "Так, - делайте! Я вам мешать не буду!" Диалог, возникший после этих слов Лены, между мастером и нею, попытаюсь воспроизвести по памяти.
- А ты, хозяйка, что в это время делать будешь?
- А я, буду отдыхать, и книжки читать!
- Вона, как! Я, значит, каждый день буду сюда п---ть (матом), да, потом работать, а ты в это время книжки будешь читать!?
- Именно так: ты каждый день будешь сюда из своей деревни п---ть (им же), а потом, - будешь работать, пока я буду книжки читать. За это я тебе деньги и буду платить!
- Нет, хозяйка, так дело не пойдёт! Я на это не согласный! - и бравый "казак" ушел.
С печкой, в конце концов, разобрались, но каков овощ взращен на местных нивах!
Другой, почти аналогичный случай произошел в тех же краях, и, едва ли, не в те же годы, но этот случай демонстрирует не претенциозную глупость одного "спеца", но уже массовое сознание коллектива безработных местных жителей, живущих, как бы, сознанием своих предков, тех, кто раскулачивал зажиточных односельчан, в далёкие годы начала коллективизации. Один из новоявленных бизнесменов, захотел организовать в близлежащей деревне нечто вроде консервного заводика по производству компотов, варенья, и другой подобной продукции, используя для этой цели местные ягодные ресурсы, которыми те края богаты. Повесил на стенах клуба объявление о приёме на работу всех желающих её получить. Народу в клубе, где проводилось собрание, собралось больше, чем мест предлагаемых в объявлении о приёме на работу. Всех собравшихся волновал, естественно, уровень заработной платы на открывающемся предприятии, услышав о которой, практически всем она показалась более чем заманчивой, что естественным образом создавало ажиотаж среди конкурентов, готовых бороться за вакантные рабочие места. Тем интереснее, выглядел финал этой, закончившейся почти анекдотично истории. Кому-то из собравшихся, пришло в голову задать будущему хозяину этого предприятия, вопрос, о его будущем заработке, на что, деловой человек ответил по-деловому лаконично: "Мой заработок будет, естественно, выше вашего". Зал затих, и чей-то голос вдруг произнёс: "Мы, значит, вкалывай, а ты собираешься получать больше нашего! Не пойдёт!" Голос этот, оказался гласом народа, которому желаемое всеобщее равенство застит завистливые глаза, и затуманенный алкоголем разум. Предприятие своё, этот бизнесмен открывать передумал, а недавние конкуренты, разошлись по своим домам допивать недопитое, абсолютно забыв о том, что дома их ждут семьи, достаток которых остался нулевым.
Другая область, - Ленинградская, в одной из районных больниц которой я работал хирургом, ежедневно, на протяжении шести лет тратя на дорогу: на работу, и с работы, по четыре часа в сутки; деля эти часы между пешими походами, поездкой в метро, и пригородной электричкой. Окрестные деревни района, с кое-где сохранившимися совхозами, да, с мелкой коммерцией, и кое-какими бытовыми и автомастерскими, всем жителям этих деревень предоставить работу не могут, вследствие чего образовался в этих деревнях переизбыток рабочих рук. Я давно обратил внимание на то, что среди моих пациентов, даже молодых, большая их часть числится безработными, и, в то же время, в метро ежедневно читаю объявления о наборе молодых людей на курсы водителей поездов, стипендия которых, на время обучения, вдвое превышает мою зарплату хирурга, не говоря уже о том, что по окончании курсов, зарплата их естественно возрастает значительно, с добавлением различных транспортных льгот. Однажды, разговаривая с одним из таких молодых пациентов, я попенял ему его безработицей, предложив обратиться по месту предлагаемого обучения на курсы машинистов поездов метро. Выслушав меня, парень скептически хмыкнул, и ответил, что мотаться в Петербург и обратно, по часу - полтора в одну сторону, - он не намерен. Мой довод, что я на дорогу ежедневно трачу по четыре часа, он оставил без внимания, ответив, правда: "Вам делать нечего, - вот вы и катаетесь; туда - сюда". Комментарии, как говорится, излишни. Повторные мои попытки воздействовать подобным же образом на других безработных молодых людей, за редким исключением, встречали подобную же реакцию, с почти аналогичным ответом на предложение. Комментарии и к этому излишни, т.к. взращиваемая с 1917 года людская порода оказалась весьма жизнестойкой, в упорном нежелании ломаться на работе, и абсолютно резистентной к ныне внедряемым в сознание граждан рыночным отношениям.
Когда-то, более шестидесяти лет назад, я пару летних каникул провёл в деревне, относящейся к Псковской провинции, где видел изломанных непосильным трудом крестьян, в тех, побитых войной деревнях. Меня поражали эти люди; полностью лишенные досуга, для которых работа была единственным способом выживания, не мыслящих себя вне её. Что с ними стало? Понятно, что сами они, - те, из сороковых годов, в большинстве своём, уже на погосте, а дети их состарились. Что же остальные? Какая чума съела нашу среднерусскую деревню? Ответ знает практически каждый, кроме тех, что из Зюгановской команды, пытающихся вырастить себе смену из неокомсомольцев, которые, когда подрастут, снова кого-то потянут за собою в светлое будущее, то самое, из чего мы никак не можем выкарабкаться. Не дай-то Бог, такой беды!