Врединой, я назвал паршивую девчонку, - младшую сестру своего школьного приятеля, сопли которой, в ту пору, когда я впервые её увидел, были едва ли не длиннее её роста. Назвать её так, у меня была веская причина, и в укоренении этого своего прозвища, она мне старательно помогала все те годы, что я её знал. Витьку, - её брата, родители постоянно обременяли Викой в его прогулках во дворе, полагая, что сын с этаким довеском со двора никуда не смоется, по крайней мере, сбежит не далее двора моего дома, находящегося всего в двух домах от его собственного. Пока Вика, - эта паршивка, играла с детьми своего возраста - она нам не мешала, разве что изредка, откуда-нибудь из-за дровяной поленницы раздавался зовущий Витьку Викин голос: "Витя, а меня Сашка обижает!" или, что-нибудь другое - в том же духе. Витька, чертыхаясь, шел к компании скандалящей мелюзги, где, отыскав макушку незадачливого Сашки, лёгким щелчком по ней гасил агрессию пацана, который, чаще всего, тут же, за спиной отвернувшегося от него Витьки, исполнившего братский долг защитника сестры, показывал Вике кулак, обещавший ей скорую расправу, что тут же и творил, перед тем, как покинуть двор. И Сашка, и Вика, в части расплаты по долговым обязательствам - были всегда последовательны, и, уже следующий день, встреча двух малолеток нередко начиналась с новой раздачи долгов - ещё вчерашних. Вика, на этот раз не звала своим криком через весь двор брата, а потихоньку подходила к нему, и, дёргая его за рукав рубашки, просила Витьку: "Вить, а Сашка снова пристаёт ко мне! Поддай ему как следует!" Витьку занудливость сестры раздражала, но, в случае игнорирования её требований, дома его ждала ответная акция, - уже со стороны родителей, возмущённых его поведением. Часто, будучи в это время занятым игрой в пристенок с другими ребятами, он просил меня временно заменить его в ребячьих разборках, что мне и приходилось исполнять, обходясь, как правило, словесной выволочкой обидчику. Стоя в это время чуть в стороне от Сашки - своего привычного обидчика, Вика, прищурившись, смотрела на нас обоих, ожидая, впрочем, более действенного наказания мальчишке, который только однажды позволил себе высказаться с прямолинейной простотой пятилетнего дворового пацана: "Да не тлогаю я совсем эту засланку! Она сама ко мне всё влемя плистаёт, а потом бежит на меня жаловаться!" Настойчивость, с которой Вика добивалась наказания этого мальчишки, однажды заставила меня не поверить ей, и я, сделав вид, что покинул двор, забрался на второй этаж ближайшей к играющим ребятам парадной, откуда смог наблюдать за перипетиями развития конфликта двух малолеток. Вика, в моё отсутствие, вела себя отнюдь не как бедная маленькая овечка: она была изощрённо агрессивна, всё время, пытаясь командовать такими же, как она малышами, особенно выделяя при этом Сашу. Она явно жилила в игре, и на все обвинения в свой адрес, постоянно ссылалась на брата, как на своего защитника, что особенно раздражало Сашу, - довольно крупного, и внешне спокойного мальчишку, полугодом старше Вики. Спустившись во двор, я подошел к Вике, и, взяв её за руку, провёл между дровяных поленниц, в центре которых они обычно играли, к арке, ведущей в первый двор, где и остановился в самом её начале.
- Ну, и что ты сейчас скажешь, Вика? Кто в этот раз тебя обидел? Опять Саша?
- Да! Он всё время ко мне пристаёт, и, даже, ударил, - вот сюда! - и она хлопнула ладошкой по своей попе.
- Слушай, мадам, я следил за вами несколько минут, и ни разу не видел, чтобы тебя кто-нибудь не то чтобы ударил, но, и просто обидел, или даже спорил с тобою. Ты сама ко всем приставала, и больше всех, - к Саше.
В другом, дальнем конце подворотни, играющие в пристенок ребята, временно прервали игру, и теперь смотрят в нашу сторону. Витька кривит в ухмылке губы, представляя, по всей вероятности, скорый мне ответ своей младшей сестрёнки, имеющей привычку не признавать своих действий ошибочными. Наши голоса в гулкой подворотне хорошо слышны на дальнем её конце, а мой нравоучительный тон, явно смешит ребят, которые давно знают о Викиной вредности, и совершенно необъяснимой агрессии в адрес безобидного, в общем-то, Сашки. Теперь они ждут, окончания этой сцены. Вика возмущённо сопит, и, наконец, сообщает мне: "А я вот скажу маме и папе, что ты меня мадамой обозвал, и тебе от них достанется! И Витьке тоже" - Слегка подумав, добавила она.
- А я вот тебе сейчас по жопе надаю! - отзывается издалека Витька, которого угроза сопленосой сестрёнки оскорбила своей несправедливостью.
- А вот и скажу! Вот увидишь, - скажу всё! - и Вика убежала к детям, откуда вскоре послышался чей-то рёв, но, явно, не Викин.
Я, как оказалось, в лице Вики, приобрёл малолетнего врага, в чём почти раскаялся, семь лет спустя, искренне пожалев об этом.
Вика, конечно, не упустила возможности пожаловаться родителям на меня и Витьку, но, против её ожидания, никаких репрессий с их стороны в наш адрес не последовало. Скорее, - наоборот; именно ей было строжайше наказано слушаться во всём старшего брата, который в этот же день, шлепками по её пятой точке, отметил свои, ставшие отныне непререкаемыми права в отношении неё. Надо отдать Вике должное, - выводы она из случившегося сделала правильные, но, только в отношении своего брата. Меня же, как инициатора изменения отношения к себе Витьки, она решила изводить иным способом, приведшим к тому, что я стал старательно избегать её общества, тем более ненужного мне, что наше возрастное различие, никоим образом не заставляло меня желать чего-либо иного. Только моя, продолжавшаяся с Витькой дружба, обязывала меня, время от времени, встречаться с нею.
Первый, довольно коварный удар, она нанесла мне буквально через неделю после того, как Витька отпечатал свою ладонь на её заднице, занеся его в Викиной бухгалтерии в мой, как я полагаю, "пассив".
Кто-то из мальчишек, явно, не нашей возрастной группы, из рогатки расстрелял все лампочки на парадной лестнице выходящей из нашего дома на Неву, и разозлённые столь дерзкой акцией жители этой лестницы, ничего лучшего не нашли, как опросить играющую во дворе мелюзгу, кто, по их мнению, мог переколотить все лампочки в их парадной. Долго информатора искать не пришлось. Вика, бывшая во время опроса детей во дворе, охотно доложила какой-то тётке, что лампочки перебил Лебединский из двенадцатой квартиры. Квартиру мою Вика знала хорошо, так как довольно регулярно, по просьбе: сначала Виктора, а, затем, по её собственной просьбе, я водил её в наш квартирный туалет, из опасения, что до своего дома она не успеет добежать. Заигрываясь, что называется - до упора, она, иной раз, вспоминала о своей надобности в последний момент, дважды не успев добежать даже до моей квартиры. Теперь вот, я получил от неё благодарственный ответ. Мне пришлось долго доказывать жильцам этой лестницы, что отношения к этим лампочкам я не имел. Моя угроза, высказанная следующим днём Вике, о том, что в следующий раз, я, даже если она наложит в свои штаны, в квартиру к себе её не пущу, - оказала воздействие на вредную малолетку на весьма непродолжительное время, и вскоре, я повторно дождался от неё аналогичной лампочной каверзы. Разбор происшествия, с взорвавшимся в печке одного из жильцов дома, вбитым в полено винтовочным патроном, вновь привёл пострадавшего в нашу квартиру, но, дело для меня и на этот раз закончилось ни чем, так как я уже за несколько дней до этого происшествия, был в более чем далёких местах от Ленинграда, и, поэтому, участником этого шкодства быть не мог. Информатором, и в этом случае, оказалась всё та же Вика.
До своего совершеннолетия, я ещё несколько раз испытал на себе коварство паршивой девчонки, всякий раз находящей способ, чем только возможно досадить мне. Самым для неё простым было обратиться к кому-либо из проходящих через двор взрослых, желательно, к мужчине солидного телосложения, видимо, ожидая от него физического на меня воздействия. К ним она обращалась с жалобами на то, что я её якобы обижаю. При этом, она конкретизировала свою жалобу, показывая на меня пальцем, и уточняя: "Видите того, - лохматого? Он ещё побить меня обещал!" Ничего не подозревающий мужчина подходил ко мне, и начинал со мною воспитательную беседу, на тему неадекватности моего поведения в отношении малолетки.
- Кто вам на меня пожаловался? - обычно спрашивал я.
- Да, вот же, она! - мужчина оборачивался, и, в лучшем случае, видел пятки удирающей со двора Вики.
Все окружающие нас - смеялись, а мужчина уходил сконфуженный, изредка позволяя себе краткий комментарий: "Вот стервёнка растёт!.."
В семилетнем возрасте Вика, как и большинство детей её возраста, пошла в школу. В нашем доме она стала появляться уже значительно реже, и, как правило, без Витькиного сопровождения, который стал учиться в техникуме. Я, к этому времени, стал рабочим, и сам тоже, уже значительно реже появлялся во дворе. Вику видел редко, и, чаще всего, мельком. Для меня было несколько неожиданным её первое обращение ко мне, после годичного перерыва прошедшего со времени последней нашей нечаянной встречи. Дядя Дима, - назвала она меня, хотя раньше, я был для неё просто Димой, как и её брат, бывший для неё Витей. Впервые в жизни я стал для кого-то дядей, и это меня смутило необычностью обращения ко мне. Впрочем, девятилетняя разница в нашем возрасте, позволяла мне чувствовать закономерность такого обращения, тем более что такое обращение позволяло мне чувствовать себя человеком достаточно взрослым, к чему в ту пору, я сознательно стремился.
Через полтора года моей службы в армии, я попал в состав сборной округа по академической гребле. Длительные спортивные сборы, которые предшествовали первенству Вооруженных сил СССР, проводились в Кавголово, на базе СКА Ленинградского округа, находившейся на озере "Хеппо-ярви". Через месяц после начала наших сборов, у нас на базе появилась команда девочек гимнасток одиннадцати - двенадцатилетнего возраста, которые тренировались здесь же, на территории нашей базы, расположив свои брусья и перекладину сразу за нашими эллингами с лодками. Дети не мешали нам, а мы старались не мешать им, лишь изредка пользуясь их перекладиной для общефизических тренировок, проводимых, как правило, ранним утром, пока девочки ещё спали, вплоть, до их подъёма. Вскоре я увидел Вику, сначала не узнанную мною. Глянув на неё, я прошел мимо, но, тут же оглянулся, встретившись с нею взглядами. Она смотрела мне в спину.
- Вика?
- Да, дядя Дима, - я!
С этого самого момента и началась её последняя шкода, вкус к которым она, оказывается, не утратила. Начиная с этого дня, Вика часто встречала нашу лодку возвращавшуюся с тренировки, сидя на плоту бона, с опущенными в воду ногами. Дожидаясь, пока мы занесём лодку в эллинг, она продолжала крутиться возле меня, всячески демонстрируя окружающим моё с нею знакомство, и не только знакомство, как вскоре выяснилось. Нередко, заметив её около меня, Викин тренер подзывала её к себе, и что-то выговаривала ей, иной раз, грозя девчонке пальцем. Однако Вика, упорно демонстрируя моё с ней близкое знакомство, и, словно не замечая недовольства своего тренера, не упускала случая взять меня за руку, чтобы такой парой пройтись по территории базы, на виду у всех. В конце концов, меня стала смущать такая форма близости, уж больно настойчиво демонстрируемая ею. Моё начальное представление о том, что Вике скучно вне привычного ей круга общения (а каков он был последние годы, - я представления не имел), слегка изменилось после того, как однажды она сказала мне, что своему тренеру представила меня как своего двоюродного брата.
- Зачем ты сказала ей это? - спросил я Вику, впервые заподозрив, нечто похожее на то, чем она занималась ещё пять лет назад - очередную каверзу.
Вика пожала плечами: "Но вы ведь знаете меня давно, с детсадовского ещё возраста, и с Витькой моим дружите, а, значит, вы мне почти братом приходитесь. Двоюродным, - добавила она, и улыбнулась, с обычным для неё ещё в раннем детстве хитроватым прищуром глаз. Мне почему-то тут же вспомнился её вечный противник по детским играм - Санька, и я спросил её о нём, на время, перестав думать о проблемах сегодняшнего дня, которые она мне создала.
- Такой же противный, как был, - ответила она, - и учится, - так себе. Он теперь со мною за одной партой сидит, и всегда списывает у меня заданные на дом уроки. - Ковырнув ногой песок, она, не поднимая головы, произнесла коротко, - паршивец!
- Мне же, в её тоне послышался другой смысл сказанного ею в адрес Сашки слова, и я, наклонив голову, попытался заглянуть в Викино лицо, которое она тут же отвернула от меня. Её красные уши были красноречивей лица. Коротко хмыкнув, я оставил тему поднятую мною, совершив, однако, тут же ошибку, стоившую мне нескольких неприятных минут.
- Вика, - обратился я к ней, - если твой обман в отношении нашего родства откроется, меня могут ждать неприятности не совсем обычного свойства, объяснить которые, я не берусь. Ты меня поняла?
Вика посмотрела в моё лицо абсолютно честными глазами: "Конечно, поняла, дядя Дима, но и вы меня не выдавайте!"
И я, в очередной раз поверил ей. Зря поверил!
Пока я разговаривал с Викой, её тренер, стоя чуть в стороне от нас, смотрела в нашу сторону. Заметив её интерес к нашему общению, Вика, понизив голос, попросила меня наклониться к ней, чтобы, как сказала она, что-то сказать мне по большому секрету. Я исполнил её просьбу, и получил в самое ухо болезненный звонкий чмок, от которого у меня зазвенело в ухе. Мой замах ладони Вика упредила, тут же отпрыгнув в сторону. Заалевшее её лицо светилось ехидной улыбкой. Её тренер, заметив Викину выходку, тут же двинулась в нашу сторону, явно намереваясь окончательно разобраться со мною и Викой. Вика вернулась ко мне вместе с подошедшим тренером. Сухо поздоровались.
- Вика действительно ваша сестра?
Пожимаю плечами, не сказав при этом ни да, ни нет.
- Вы давно её знаете?
- Почти столько, сколько ей сейчас лет. В том, что я сказал сейчас тренеру Вики, нет ни слова лжи, и это, надо полагать, придало моим словам определённую убедительность в их звучании.
- И вы знаете её родителей?
- Так же хорошо, как они меня. Могу, впрочем, назвать их поимённо, назвать их адрес и номер домашнего телефона
- Надеюсь, вы понимаете, почему я задаю вам эти вопросы?
- Понимаю, конечно!
- Я отвечаю за всех девочек находящихся здесь со мною, и Вика одна из них.
- Понимаю и это, но, в отношении Вики, свои волнения можете оставить. Впрочем, если желаете, я могу сам вызвать её маму сюда на ближайшее воскресенье (Надеюсь, вы её знаете в лицо), чтобы у вас рассеялись все сомнения.
Я иду ва-банк, нагло пытаясь прервать допрос дотошной женщины, но та, - всё ещё не унимается.
- Почему же тогда Вика называет вас дядей Димой, а не просто по имени?
- Она ещё ребёнок, а девятилетняя разница нашего возраста, не исключает того, чтобы называть меня дядей. В её представлении, я им и являюсь.
Услышав слово "ребёнок", Вика дёргает плечами, словно стряхивая с себя коробящее определение её возраста.
- Тогда, будьте любезны, проследить, чтобы она без вас никуда с базы не убегала. Мне хватает забот о других девочках моей группы.
- Договорились! - киваю я головой.
- И ещё одна просьба к вам; как только мама Вики приедет сюда, подойдите вместе с нею ко мне. Вы ведь понимаете, что эта моя просьба далека от всяких подозрений в ваш адрес, хотя, девочки из её группы сказали мне, что Вика говорила им, будто вы ей вовсе не брат.
ВЛЯПАЛСЯ! Смотрю на Вику, которая в это время с безразличным видом ковыряет сандалией песок у своих ног. Вот же дрянь; делает вид, что её наш разговор вовсе не интересует, предоставляя мне, возможность самому выпутываться из того наглого вранья, в которое она меня сама втянула.
- В чём дело, Вика? - спрашиваю я её, одновременно чувствуя предательский холодок опасности, поселившийся где-то между моих лопаток. Что-то теперь ляпнет эта "фря"? Вика поднимает на меня глаза, в которых нет и тени смущенья, что меня уже по-настоящему тревожит.
- А что я могла им сказать, если девочки сами хотели услышать от меня, что вы мой ухажор?! - В этот момент, Вика разглядывает меня с таким видом, будто это не она, а я сам создал дурацкую ситуацию, которая её по-настоящему забавляет. Она уже откровенно смеётся, совершенно не делая попыток скрыть свой смех.
- Похоже, Вика, после рождения Витьки, родители на тебе взяли тайм-аут, и не драли тебя как "сидорову козу", - а жаль! - говорю я.
- Жаль, конечно! - Вика притворно вздыхает, и уже в голос хохочет.
Тренер отходит от нас, махнув рукой с какой-то безнадёжностью, но, отойдя от нас на три - четыре метра, оборачивается вновь.
- Если пойдёте гулять с Викой вокруг озера, захватите с собою девочек, тех, которые захотят с вами пойти!
Я киваю головой, тут же переводя свой взгляд на Вику, с которой о такой прогулке даже не разговаривал. Дело в том, что наша команда, в качестве общефизической подготовки, несколько раз выполняла кросс вокруг озера Хеппо-ярви, и об этом Вика от меня знала, но никогда не слышала от меня приглашения сделать столь дальнюю прогулку, протяженностью не менее десяти километров. Смотрю в лицо Вики, но оно вновь демонстрирует полную безмятежность своей хозяйки.
- Ну, и дрянь же ты, Вика! - наконец, не выдерживаю я.
- А что такого я сказала? Не всё же нам гулять по территории базы. Кстати, вы могли бы покатать меня на одной из ваших лодок. Вон их сколько стоит за вашими бонами!
- С лодками потом разберёмся, а сама пока подумай, что я смогу сказать твоей маме, когда она приедет сюда, и какими глазами я буду смотреть ей в лицо?
Вика передёрнула плечами: "Давайте, сходим вместе на почту, и я сама поговорю с мамой, - предупрежу её.
- Сходим, конечно, но говорить с нею ты будешь только в моём присутствии. Ясно тебе?
Снова, безразличное пожимание плечами, вместо вразумительного ответа. Звонить домой к родителям Вики, мы пошли в этот же вечер. В воскресенье, встретив обоих её родителей на платформе станции "Кавголово", мы проводили их до нашей базы. Всю дорогу до базы, Вика просвещала родителей, что они должны были сказать тренеру. Викин отец долго молчал, но, уже спускаясь по дороге к озеру, вздохнув, и явно сожалея, сказал мне: "Пожалуй, мне лет десять назад, следовало бы пару раз хорошенько выдрать Вику, с запасом на будущее!"
- Теперь поздно, папа! - Викино лицо осветилось радостной улыбкой.
Короткий разговор родителей Вики с её тренером, успокоил ту окончательно, и в дальнейшем, Вика большую часть свободного времени проводила в компании со мною. Временами, тренер отпускала её даже на озеро, где и сама она довольно регулярно развлекала себя вечерним плаваньем в изрядно прогретой за день тёплой воде. Пловец из меня никакой, и я, как всегда, сидел, во время плесканий Вики в озере, на досках бона, сторожа её попытки более дальних, чем мне казалось возможным, заплывов.
Через некоторое время сборы у гимнасток закончились, и Вика, вместе со всеми укатила в город. На финальную гонку чемпионата Вооруженных сил СССР, Вика всё же приехала вместе со своей мамой. Наша команда завоевала "серебро", и Вика была первой, кто поздравил меня с ним, поцеловав меня в щеку, похоже, впервые без всякой ехидной закавыки за пазухой.
Восемь лет спустя, незадолго до окончания мною института, на Марсовом поле я встретил Вику с детской коляской, которую подталкивал одной рукой, идущий рядом с нею крупный шатен, в котором только с помощью самой Вики я смог признать её несчастного "обидчика" детских лет. Теперь, их детство закончилось, а они дали жизнь тому, кто их детство сможет продолжить, но, уже по другому сценарию. Пока я разговаривал с Викой, Саша стоял рядом с нами, молча, лишь время от времени бросая на меня короткие взгляды, будто пытаясь вспомнить того, кто никогда не награждал его щелчком по макушке. Вика выглядела абсолютно счастливой, и только в момент расставания, чуть прищурив свои глаза, так, как она когда-то делала при разглядывании Саши, - спросила меня: "А помните Кавголовское озеро?.." - и засмеялась, похоже, не очень весело: "Я уже не такая вредина, какой когда-то была!" Саша чуть кивнул головой, как будто, подтверждая её слова. На том, мы и расстались.