- Привет, привет, - отозвалась Лиза тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Девушка явно была не в духе.
Она извлекла из сумочки небольшую книжку. Подержав ее брезгливо двумя пальцами за самый краешек обложки, кинула на стол перед Вадимом:
- Забирай!
- Аа, что такое? - растерянно и, как бы очнувшись от сна, произнес Вадим, - это же книга, которую я дал тебе почитать. Что случилось? Ты вся дрожишь.
- Это меня от омерзения передергивает. Ты сам читал эту книгу?
- И что?
- Вот! - Лиза села рядом с Вадимом и, развернув книгу, перелистнула страницы и с такой силой ткнула острым ногтем в абзац, что едва не проткнула дырку, - и еще здесь и здесь. И дальше. После второй главы читать вообще невозможно.
- Я предупреждал, что в книге присутствуют описание постельных сцен. Согласен, изложение балансирует на грани фола, но великолепный язык, живые метафорами и тонкий психологизм вполне компенсирует откровенный натурализм.
- Описание? Каждая строка пестрит сексуальными извращениями. Я словно побывала в клоаке. Меня тошнит! Понимаешь, тошнит!
Лицо Вадима приобрело непроницаемое выражение.
- Такая оценка серьезного произведения говорит о твоей безоговорочной читательской капитуляции. Я полагал, что цель нашей дружбы состоит, помимо многого другого, в том, чтобы обмениваться интересной информацией, в чем бы она ни состояла. Однако, - произнес он назидательным тоном, - ты относишься к людям, которые, лишь услышав о запретной теме, вместо того, чтобы вдуматься и разобраться, говорят, в зависимости от способа выражать неприятие, с пафосом, взвизгивая или с надрывом: "Меня это не касается"!
- Да! - запальчиво подтвердила Лиза, - чистота, нравственная и физическая для меня не утратила значение.
- Зачем эта эмоциональность, откуда она? - удивился Вадим, - Нет отклонений, даже в зачатке, и, слава Богу! Для чего тогда столь бурные эмоции?
- Я не приемлю сексуальные отклонения.
- Странно, когда взрослый видит окружающих в черно белом цвете, но не менее удивительно, когда некто искренне верит в то, что искрится чистотой, как только что выпавший белый снег. Занимая крайнюю позицию - категорически отрицая не только перверсии но, даже, их художественный анализ, ты не только обедняешь собственную жизнь, ты и других людей пытается лишить разнообразия и полноты выражения. А главное, ты сознательно ограничиваешь собственную свободу и свободу окружающих.
- Свобода бывает разной, Вадим. Можно свободно стремиться к разрушению. Моя свобода заключается в стремлении ко всему прекрасному и гармоничному- в прославлении ее духовной стороны любви. Свобода автора - в смакование низменного, а это патология.
Слушая девушку, Вадим задерживался на ней взглядом, невольно залюбовавшись ее , блестящими, холодно сверкающими глазами и полуоткрытым ртом.
- И кстати, - Вадим улыбнулся и, как бы полушутя положил руку на колено Лизы, - мы могли бы попробовать кое-что изложенное в этой книге на практике.
Девушка вскочила как ужаленная, с явным намерением ударить.
- Я всего лишь пошутил, но раз ты так воспринимаешь - бей! - Осклабился мужчина.
Занесенная для удара рука безвольно опустилась. Лиза вспомнила аналогичный эпизод из злополучной книжки.
- Не доставлю тебе такого удовольствия. Она развернулась, и, едва сдержавшись, чтобы не сказать резких, непоправимых слов, ушла.
"Ей приятно думать о себе как о моральном идеале, хотя речь идет всего лишь о воплощении принятой в данное время нормы, - думал Вадим. - Я дал ей эту книгу, только чтобы расширить границы ее восприятия, разбудить фантазию. И такая резкая реакция отторжения". Внезапно ему в голову пришла новая идея. Лиза укрыта от реальности жёстким панцирем предрассудков, но ей не устоять против его изворотливой хитрости. В следующий раз он принесет ей фильм о любви - продвинутый и очень откровенный артхаус.