И на "тринадцать" кидая последний червонец, смеялся.
Я увез немало невест из-под венца,
И немедленно сдал безумным от горя родителям.
Стрелялся: "Только - через платок, в подлеца!"
Уходя - не смотрелся - назло зеркалам вредителям.
Бабу с ведрами чинно я гладил бедром,
Не страшился столкнуться с сановитым, пузатым попом,
На ромское злое: "Не махнул кошелем!"
"Лачо дром, гоже чяй*", я всегда отвечал "Лачо дром"!
Сегодня в полночь басом пропоёт петух,
И я скажу, сольясь лицом с изяйшнейшими ножками:
"Вы знаете, что правду знает только дух?" -
Секунда! Ветер! Двери! Духи с вилками и с ложками,
Ответа ждут - зачем набор таких примет?
...Я вас люблю. Я звал тебя на "ты" - но Вас, но Вас - люблю...
Тот дух сказал тогда: "Не вечны тьма и свет".
Отсюда сбор примет. Причина потопленья кораблю.
Пусть хоть какой ответ! Любой сгодится бред,
Пока корабль не лег на борт, а там уж виден киль и дно,
А уж совсем, таскать с собой мешок примет!"
Но мне! Но мне, любимая моя, но мне не все одно!
Вот тайна вся - хоть что придумать для души.
Я не сумел. Я не успел. Я не посмел. Я не сберег.
Самообман. Наивно? В этом лучше не спеши,
Но слабовато, вяло, хило встал со шпажкой поперек...
Под бешеною маской лик - сказать вам, в чем его вина?
Долорес звал вчера Санчитой. Привычно.
Но где он сам? Собрал такой бурлеск, а к нам?!
"Его вина - вы для него навеки обезличены!"
И кто верхом, а кто бегом, а кто хвативши в ягодицы страха,
Так кинулись бежать, валясь со всем и обо все и всем с размаху!
Уж лучше пусть все турки к нам придут!
Но обезличенной Испании не ждут!
-Ты нас собрал нарочно, в этот милый замок?
Ведь ты его построил для меня?
- Властительница полная моя,
Здесь все твое, включая и шнурки с ремня....
- А я запомнила здесь все до маленького входа,
(Куда потом ушла с ведерком Теодора)
- А я тогда упал у каменного брода и выл, как пес, от счастья, от исхода...
(Куда потом пришла с ведерком Теодора)
- Считаешь годы или женщин? Иль сбились уже к черту, кабальеро?
- Вот именно о том, сюда, в наш первый дом пришла говорить, моя пантера?
А ты надела даже тот же, "наш" наряд", как будто не надеванный другой, да это он, и есть лишь только камень...
... Алмаз!
- ...Лишь бриллиант другой -
А тот я Богу отдала,
Чтоб он провел Вас верною тропой,
А он зачем-то нас с тобой сюда привел...
- Не одевайся. Не стони. И не дыши!
Иначе горло я тебе сломаю,
Как шлюхам
Их ломают у обочин, когда народа тьма,
А вот платить никто не хочет,
Но, нет... За черной сталью этих глаз.
Есть лишь алмаз. Там быть не может страз,
Такой не напугать, такой не расколоть!
Там отражались тысячи мужчин?
- Мой лев решил поплакать без причин? А что о платье этом помнишь ты, ну, без подпорки!
- Три остренькие, из Толедо, корки!
- Один!
- За подвязкой!
- Второй!
- Под корсажиком!
-Третий.
- А на третий корона волос твоих черных насажена
- И о нем мы поговорим! Ты ведь была с другим?
- О, нет, как чуяла беду, стращала ехать ведьма Консуэла,
Но вот теперь я у тебя в плену, гостям сказали,
Чтобы ехали одни? Вот только, гранд, давай, соври,
Что имя лишь мое твердил ты от зари и до зари?
Я ни на гран не лгу, Гильермо -
Как был ты первым, так остался первом.
Не там. Что там? Одно пустое место
Что нас до судорог доводит раз-другой,
Все суть в игре!
И в упоении игрой.
И шевельнулась мягко в синем, лунном свете,
И стала первой из грандесс, пощечиной разбуженной рассветной!
- Я говорил : "Лежать!"
- "Ты мне не Бог!"
- "С которым ты меняешься за камни, который, ты смотри, куда тебя привлек!"
- "Но все же зверь, ударить смог. А дальше что, мясницкий нож, остатки кобелю"?!"
- Я себе руку эту отрублю...
- О, нет, не надо, я люблю ее. Люблю ее. Люблю. Смотри, Гильермо -пусть запишет писарь - путь все прочтут про дурака и дуру, что дважды были в этой спальне - и лили кровь. Сперва ее, потом его! Хотя бы в первый раз не от стыда и не раскаянья!
От хохота подавиться хамье!
Раскаянье и стыд, чего ты ждешь, кастрат! Там столько после поперебывало,
Что кораблей, чтоб всех их погрузить, твоих бы было мало...
А может, небольшому кораблю...
- А может?
- Может?
- Я люблю тебя?
- Люблю.
- Я так люблю тебя....
- Я так тебя люблю...
Светает . Хмурится рассвет.
- Послушай, если ты хоть миг меня любила,
Как говорила и клялась, достань ты из тиары третий нож,
И, если ты мне правду говорила,
Гляди в глаза и убивай.
Как убивала б нашу злость,
Как убивала б нашу подлость,
Как нашу трусость убивала бы, по капле,
Измены, ложь - возьмись за нож!
Предательство бы наше убивала.
Все то, чем мы когда-то были здесь...
Все то, что превратилось в то, что есть....
Убей меня, убей меня, молю!
Пойми. Убей. Прости. Опять пойми.
И в этой, только в этой очередности,
Мне безразличен мой позор перед людьми,
Мне жутко то, что бы мы смогли так жить, приняв условности...
Я так люблю тебя... Нет - я люблю, без запятых и червоточин,
Кинжальчик-то по-старому заточен
Тут раз нажать и мне вернуть свободу -
У чьих дверей я вечно буду ждут тебя у входа.
- Я не могу.
- Я должен стать собой. С тобой не здесь единым целым,
В меня стреляли и не раз, через платок,
Но лишь твой взгляд мне видится надежднейшим прицелом.
- Гильермо, ты мужчина, ты солдат, тебе такое проще обойдется....
- Как смеешь ты... Убить тебя, в измене уличив, способен лишь
Законный! Сказать, о ком я говорю?
Я вне закона третий раз побыть хочу, прошу, кричу, молю!
Тот - самый первый, где потерян Рай.
Второй сегодня - кровь течет и пахнет сладко,
И третий - я хочу, чтоб нас с тобой убила только ты.
Рожденная рожать.
Тогда, наверно, хохотать припрется знать...
Смотри, малышка - пальчиком веди от
Темени до шеи -
Там будет ямка, поставишь острие и снизу вверх дави, так нечему мешать, не бойся.
- Я не боюсь.
- Я знаю. Ты только глаз от глаз не отводи.
Так убивали раньше безнадежных греки - Асклепия сыны -
Я родился в намного позже веке и слышу звон Эоловой струны.
- А люди....
- Да плевала я на это...
- А им, грандесса, им не наплевать - вас и забавно, и благоугодно, да и забавно просто гранда убивать!
Им скажете, что ночевали у себя, услышали мой крик, сбежалась дворня -
А дальше только плачьте и скрывайте лик. В Мадриде это любя...
- Продумал все? И мне позволил дальше
В роскоши и неге пировать,
А вот теперь, послушай, умный мальчик,
Как будет все на деле обстоять.
"Мой сир, сей бренный мир ужасен.
Муж - содомит и нет детей.
Я отдаю Вам половину
Состоянья и отбываю помогать больным
Уж за название простите -
Навеки!
В "Hospital er Sifiliti"*
***
Хорошее вино. Но ведь она и впрямь сошла с ума,
Свое до грошика отдав все сюзерену... Трону...
Орали так, что было слышно и в Вероне,
И муж-слизняк чуть не обделался при троне,
Стремясь Его Величеству внушить, что-де она, позвольте разрешить, безумна!...
"Нет, не позволю!" И вмиг она предстала перед ними:
"Скажите мне, мадам, чего бы вам хотелось большего, чем жить?!"
"Замаливать грехи! Свои грехи, грехи страны.
Испании служить!"
"По-вашему, мой друг, так говорят безумцы?
Тут горе-муженек и впрямь рассудком пошатнулся, и вывели его.
Да ты не лей на стол вино!
А все продумано? Все шито-крыто?
Убей себя, подлец, но женской рукой!..
Уймись, глотни вина Розита,
Ну, нрав такой... Сеньоры... Сеньориты...
Быть может, нашпионил? Дело скрыто!
Да пес с ним. Пьем за упокой.
***
И, верно, лишь случайно
Позабытый,
Как мерзок всуе мир людской!
Тихонько плакал
Ножичек
Нагой.
И плачет до сих пор.
Чистейшей,
Ледниковою
Водой.
---------------------------------
*"Лачо дром, гоже чяй* - Доброй дороги, красавица. "Лачо дром" - хорошей, доброй дороги (ром.)
** "Hospital er Sifiliti" - дом для приюта больных сифилисом в Мадриде (исп.)