Аннотация: Свершилось! УРА! Попаданец НАОБОРОТ! Только сегодня и только у нас!
1
В этот хмурый осенний день Джеку не везло. Просто вообще. Ему не подавали. Никто. Весь долгий день сидел он у давно уже привычного угла, протянув обрубки ног и не глядя на людей.
Это был редкий случай - он и в самом деле нуждался в деньгах. Пособие ему платили, но оно почти все уходило на содержание больной матери в онкоцентре, а самому жрать, хочешь или нет, а надо.
А жрать ему не хотелось. Да и жить тоже. Дождик то шел, то не шел, его брезентовая куртка промокла, наконец, сдавшись этой непрекращающейся мороси. Домой он тоже не спешил, в той жуткой конуре ему делать было нечего. Накидаться дешевым бухлом в его планы не входило, так он просто не пил. Был он белый, что для страны, где он проживал, понемногу выходило из моды. Во всяком случае, вслух и уж во всяком случае, для него. Он мрачно улыбнулся - кто бы мог подумать, что ему порой хочется стать ниггером? То есть, тем, из-за шалостей которых он и сидит сейчас на картонке, подложив под нее доску и даже глаза поднимать не хочет - не на что там смотреть. На обрубки не наступают - и на том спасибо.
Черные, разыгравшись на станции метро, столкнули его под поезд. Вот и вся история. Обычный, а точнее, неплохой рабочий-электрик, пусть небогатый, но вполне себе обеспеченный, пусть хоть крышей и едой, оказался за бортом как-то быстро, нелепо и враз. В стране свободы все законы, созданные для него, как он долго верил, имели массу подпунктов, которые читать умели не все. Он - не умел. А вот страховая, врачи, профсоюз и работодатели умели, глазами умных, улыбчивых юристов.
Сегодня просто не подавали. Даже в насмешку, как часто бывало, никто не кидал ему цент. Порой таких центов набегало за день доллара на два - и он удивлялся, сколько на свете ходит, он снова усмехнулся при слове "ходит", вновь ощущая доставшую уже фантомную боль, веселых людей! С юмором.
Он не злился. Не спрашивал небо "За что?!" Он просто жил. Не ждал, не надеялся, не просил и не боялся. Точнее, боялся не за себя, только за мать - в бесплатном хосписе без его пособия ей станет совсем хреново.
Темнело быстро, да и было-то весь день не пойми, что. Дня словно и не было. Он ненавидел такие вот переходные дни - в них почему-то всегда меньше подавали. Люди еще не пообвыкли к новым одеждам и новой погоде, а потому на нищего времени нет. Все просто, но от этого ни хрена не легче. Черт, да откуда же так несет?!
Несло серьезно. Зверем пахло, мокрым, тяжелым, большим. И запах все усиливался, шел он из переулка, возле которого он и сидел. На миг его окатило ледяным, острым холодом - неужели собаки? Собачья стая - весьма болезненный способ отправиться на тот свет, а тут, далеко от центра Вечного Города, собаки порой бегали стайками голов по пятнадцать, а в роду у некоторых встречались и питбули, и прочие серьезные собаки, однажды осчастливившие дворовую суку. Однажды его уже чудом успели спасти, как ни странно, копы - просто начали стрелять по собакам, что уже рвали его одежду. Кстати, куртку ему тоже кинул коп - так как его куртке настал конец. Плотного брезента куртка, с капюшоном, да еще и с теплой подкладкой. А в кармане нашлась пачка с четырьмя сигаретами и два доллара по одной бумажке. Что это была за куртка и откуда она была у копа, он не задумывался. Да хоть с покойника, какая разница? Он и сам почти покойник... Да все никак. И нельзя.
Вонь стала невыносимой и он поднял голову, осматриваясь. Возле него, подобно двум колоннам расположились две могучие ноги, обутые в какие-то чудовищные сапоги, мехом наружу. Он поднял глаза вверх.
Закрывая от него небо, смотрел сверху могучего телосложения человек, от которого и несло так ужасно этим самым мехом. На плечах человека красовалась длинная, почти до пят, шкура с грязным, и, даже на взгляд, грубым, жестким ворсом, какие-то, как ему показалось, промасленные штаны, тяжелый пояс невероятной ширины, украшенный грубыми металлическими украшениями, бляхами и мелкими ремешками, затем шла кожаная рубаха, больше походившая на броню омара, висели тяжелые цепи, потом снова шла та же шкура, точнее, лапы зверя, пошедшего на плащ, сходились под шеей человека. На лапы и ниже падала борода, в наступивших сумерках он не смог бы определить ее цвета, затем усы, закрывавшие рот и практически, закрывшие ноздри, длинный, прямой, острый, как клюв ворона, нос; скулы были расписаны грубоватой татуировкой, затем, глубоко посаженные, располагались на лице этого борца с природой, глаза, пронзительные, хищные, даже в сумерках это просто чувствовалось шкурой, на которой у нищих и вообще, у тех, чья жизнь сильно зависит от прихоти окружающих, расположено большинство рецепторов. Волосы гостя из мрака падали на плечи и были частично распущены, частично заплетены во множество косичек, в которые были вплетены то колечки, то косточки. Странные амулеты украшали и ту самую цепь, которую он чудом увидел под густой бородой. Лоб у человека был широкий, высокий, надбровная дуга же, казалось, даже чуть переразвита. В одной руке он держал сумку грубой какой-то материи, а во второй огромную секиру. Пахло деревом, железом, тяжелым, горьковатым запахом железа, почему-то каким-то растительным маслом, немытым и очень давно, телом, но все забивал запах зверя, исходивший от плаща подошедшего к нему первым за весь долгий день, человека.
Запахло смертью. Объяснить почему, он бы не смог - это был просто факт, который пришел ему в голову. Гигант присел рядом с ним на корточки, затем вытащил из ножен, висевших на широченном поясе, длинный, непривычной формы, нож. Подумал, посмотрел на нож, на Джека, что-то громко проговорил, словно спрашивая сам себя, но язык был нищему не знаком.
"Псих. Убьет просто так. Или какой-то обожравшийся жизни биржевой игрок, который играет в воина древности и приносит жертвы". В Вечном Городе сумасшествие было на любой вкус, подставляй голову! Да и наркота любая, хоть под цвет глаз.
Брови чудовища сошлись к переносице, острая морщина врезалась в кожу, он встал и за шиворот, легко, как котенка, поднял нищего над землей, глядя почему-то ему на ноги. Что он там думал увидеть? Ноги?
Бородач снова проговорил что-то, но угрозы или злости в голосе не было. Он посадил Джека, откуда взял, а затем, прислонив к стене свою жуткую секиру, сунул руку за пояс.
В следующий миг на ноги Джека упал пухлый бумажник, дорогущей, мягкой кожи. Тяжеленная ладонь на миг хлопнула его по плечу, заставив согнуться, а затем человек развернулся и двинулся в сторону призывно горевшего в наступающей темноте огнями, бара.
- Мистер! - Крикнул Джек, - я бы не ходил в этот бар, там очень... Нехорошая публика... - И Джек знал, что говорил. Человек даже не замедлил шага, сложно было бы и сказать, слышал он обалдевшего Джека или нет.
Сам по себе бумажник стоил долларов триста-четыреста, тут Джек ошибиться не мог - похожий он видел у больших боссов и, ради интереса, узнавал их стоимость. Внутри оказались полторы тысячи долларов сотенными, немного мелочи, две карточки и водительские права на имя некоего Дж. Ф. Рокуелла, судя по фото, бывшего черным. Права нищий разумно уронил в решетку слива, неподалеку от себя, а бумажник сунул за пазуху. Полторы тысячи, плюс бумажник, плюс карточки... Он не понимал, что произошло. Потом понял, остро и бесповоротно - чудо. Чудо, что снова поменяет его жизнь. А что до костюма человека, который походя творит чудеса - как же он забыл! Ведь на носу Хэллоуин! Просто странный человек решил начать его праздновать чуть раньше. На несколько дней. И слава Богу! Это было самое искреннее "Слава Богу!", прозвучавшее за этот день на этом участке земли на планете Земля.
Он оказался прав, решив, что свершилось чудо, самое же странное, что в лучшую сторону - случай редкий, почти беспрецедентный, он выжил и вернулся в мир людей, в тот самый социум, что упорно его не хотел видеть. Но до мелкого торговца чаем и кофе мир снизошел.
Но что Вечному Городу до таких мелочей, как чудо в жизни нищего, вновь ставшего человеком, который понимает, что такое счет за газ, свет, воду и электричество, налоги и прочее великолепие цивилизации, мощнейшей, что знала эта планета!
Меньше, чем просто вообще ничего.
2
Что делать с зелеными бумажками в плоском мешочке, Гундер не знал, а потому сунул за пояс просто так, не думая. Встретив же нищего, который и впрямь оказался калекой, что Гундер проверил, пообещав тому на самом деле отрезать ноги, буде они окажутся, он решил, что тот, как человек местный, сообразит, как применять этот мусор, который не годился вообще ни на что. Да и не нищему выбирать, что ему кинули. Не убили - и спасибо.
3
Желтолицых и настолько узкоглазых маленьких людей Гундер еще не видел, а потому, здраво рассудив, что свободным человеком это странное создание быть не может, ухватил его за воротник и поднес к лампе, чтобы получше рассмотреть. Тот что-то потешно и протестующе завопил, а Гундер расхохотался, разжимая пальцы. Забавное существо. Он отвернулся от шмякнувшегося на четвереньки, человечка, признав, что тот, все же, человек, да и забыл о нем.
Но маленький человечек рассвирепел, казалось, не на шутку, он что-то кричал в спину огромному белому человеку, обряженному в меха и кожу, словно не замечая огромного топора, который тот прислонил к стойке рядом.
Старик-вьетнамец, сидевший в самом дальнем и темном углу бара, негромко молвил: "Хо!", явно обращаясь к раскричавшемуся соплеменнику. Как старик надеялся покрыть гам и шум, царившей в баре - а черт его знает, он просто сказал, нимало не сомневаясь. И молодой человечек, что послужил предметом научных изысканий Гундера, обернулся. Поняв, что его позвал дядя, он ожег на прощание спину огромного ублюдка злобным взглядом и побежал на зов.
- Не обижайся на этого человека, Хо, - сказал старик-вьетнамец, покуривая трубку с длинным чубуком и маленькой чашкой для табаку, - я уверен, что он не хотел тебя оскорбить.
- Но, дядя Чин, он поднял меня к свету, как обезьянку! - Молодой вьетнамец настолько рассердился, что посмел если и не возражать, то, как минимум, не сразу смириться. Молодо-зелено...
- Он... Не совсем простой человек, Хо. Это обидно, я не спорю, но он не понял, что обидел тебя, не хотел обижать и не поймет, как бы ты ни старался. Кроме того, он не понимает этого языка. Уверен, что и никакого другого языка в этом баре он не поймет, - старик Чин посмотрел в глаза Хо своим острым, как игла, взглядом, и тот понял, не испугался, а просто понял - дядюшка, как всегда прав. Старик Чин был мудрым и терпеливым человеком, да и каким еще мог быть вьетнамец-эмигрант, умудрившийся открыть бар на территории латиносов и не быть ни убитым, ни сожженным, ни вообще не попадать в неприятности с горячими южными ребятами?
- Может, он больной? - С надеждой спросил Хо. Видимо, все-таки было слишком обидно.
- Нет, Хо. Он другой, - дядя Чин не улыбался, как обычно, был спокоен и миролюбив, но Хо знал - дядя Чин не совсем обычный человек, вернее, совсем необычный человек, он прекрасно чуял что других людей, что зверей, что ситуацию. В их семье этот дар кочевал из поколения в поколения, просто сам Хо еще был слишком горяч, чтобы научиться его слышать. Но был умен, а потому умел слушать старших.
- Я понял, дядя, - Хо коротко поклонился старику, - может, не стоит подавать ему и счет?
- Если сам не заплатит, не надо, Хо, мы не обнищаем, а карма только ярче блестит, натертая добрыми делами. А если станет платить чем-то странным, скажи братцу Ши, чтобы брал и благодарил, как будто это самые обычные баксы или евро. И сделай это немедленно, Хо, - старик улыбнулся и племянника как ветром сдуло.
4
Это прозвучит глупо или нелепо, но бог был прав. Гундера на миг ошеломило изобилие света, цветов, звуков, непривычных запахов и дикая картинка, но испугаться он не испугался и в шок или истерику не впал. Как поговаривали его друзья порой: "А Гундер и рад бы испугаться, но он так плохо умеет это делать, что и не пытается". Среди его сородичей и соплеменников, где страх был вообще понятием достаточно отвлеченным и редким, такие слова значили очень немало, особенно же потому, что были чистой правдой.
5
- Скажи, ты бегал по веслам? - Один спрашивал совершенно серьезно.
- Да, великий Один, бегал, разумеется, особенно, когда был помоложе, - вежливо отвечал Гундер, склонив голову. Но склонив лишь слегка, в конце концов, он ничего такого, что могло бы разгневать Всеотца, не сделал, а кланяться умел плохо.
- Скажи, что самое главное в этом деле, чтобы не упасть в море? - Спросил Сеятель Раздоров, имея в виду одну из забав викингов - пробежаться по веслам драккара, от начала и до конца корабля, не упав.
- Равновесие, великий Один, - несколько удивленно ответил Гундер.
- Верное слово. Самое верное, - кивнул головой Сеятель Раздоров. - Но что может помешать тебе, даже при соблюдении равновесия? И что помочь?
- Вовремя понять, что мешает - ремешок на сапоге, приставший камушек, ракушка, любая мелочь, великий Один, - почтительно отвечал Гундер, - все, что угодно, в общем. Мелочи. И помочь тоже. Любая мелочь. Вроде убранного камешку или ремешка.
- Вот. Слово сказано. И сказано хорошо, - хлопнул в ладоши Один.
6
Вскоре они упились до блаженного перехода к полному беспамятству. Весь хирд и сам он, Гундер, тоже, разумеется. Они тягались в количестве чаш с приятелем, Олафом, Гундер уверенно шел к победе, ибо Олаф уже ткнулся лбом в столешницу.
Не настолько пьяный ярл Адельстайн увидел вдруг, как Гундер твердо и прямо встал из-за общего стола, накинул на плечи свою вечную шкуру, подхватил топор и твердым шагом вышел за дверь. Ярл несколько удивился, если на двор, то топор зачем? И почему он, Гундер, такой трезвый? Хотя... Мед, вина, брага и пиво могли сыграть и не такую шутку, это было общеизвестно. А Гундер просто и не вспомнит, с чего это он вдруг вскочил и смылся посреди общего веселья. Проснувшись наутро на улице или в постели какой-нибудь бабы. На этом ярла оставили мысли о Гундере.
Но передались Олафу. В голове у того шумело вечное море, да и виделось все, как в жуткий шторм, но он все же нашел в себе силы прокричать в шуме и грохоте то ли шторма, то ли пирушки: "Гун-дер! Где Гун-дер?!" "Ушел!" - Как-то мягко, но отчетливо слышное, вползло ему в голову простое объяснение, сказанное чьим-то знакомым голосом. Правда, чьим, он ответить бы не смог.
- И правильно сделал! - Восхищенный поступком друга вскричал Олаф и снова рухнул лицом в тарелку с кашей, раскидав по столу могучие руки.
Гундер же твердым шагом поспешно шел по хорошо видимой в лучах наливающейся луны, дороге. Он не понял, с чего вдруг он так резко протрезвел и что его поволокло наружу, из-за пиршественного, в честь возвращения домой, стола. Но словно железные клещи взяли его за плечи, поставили на ноги и повели за порог, а какая-то странная волна вымыла из башки весь, до последней капли, хмель. "Иди!" - Властно сказал в ней, в башке, кто-то невидимый и Гундер пошел. Сказано было так, что спорить не нашлось ни малейшего желания.
Кому бы он мог понадобиться-то? И на кой? Утра, что ли, было нельзя подождать?
7
- Все ли доски важны в драккаре? Все ли бревна важны в доме? Все ли камни в горе? - Спросил Потрясающий Щитом.
- Все, разумеется, великий Один. Убери хоть мелочь - целое рухнет, - уверенно отвечал викинг.
- Вот. Мелочей в этом мире нет. И в других - тоже, - торжественно, величаво и неспешно сказал Один.
8
Ведьмы, что ли? Да ну, голос мужской. И зачем? И куда он идет-то вообще, и долго ли ему еще переться?! - Гундер как раз дошел до холмов и встал, внезапно рассвирепев. В конце концов, он не теленок на веревке. Если кому-то было так надо, чтобы он вышел из дома, он вышел. Но идти на другой конец Норвегии - нет уж.
Луна заливала распадок и в свете ее внезапно появилась черная фигура, идущая к нему. Впрочем, сделала она только шаг, а затем тот же голос сказал, но уже вслух: "Иди сюда!"
Гундер, поудобнее взяв свой топор и мимоходом проверив, на месте ли нож, спокойно пошел к незнакомцу со столь странными возможностями.
- Кто ты? - Спросил он, спокойно, без угрозы. Кто он сам такой, человек, который способен на такие фокусы, знает уж точно.
- Ослеп, викинг? - Усмехнулся человек и свет луны вспыхнул ярче. Через миг Гундер понял, что луна тут не при чем, а просто вспыхнул рядом с ними большой костер. В его свете виден стал мужчина, позвавший его. Роста он был с самого Гундера, плащ, накинутый на плечи, в свете костра и луны дал увидеть свой цвет, оказавшийся синим, на голове незнакомца была высокая шляпа. А довершали картину седая, длинная борода, одинокий глаз, горевший ярче луны и два ворона - по одному на каждое плечо. Гундер шевельнулся и две тени, которые он сперва принял было за собак, тут же неслышно подбежали к человеку. Он ошибся. Это были два волка, а не собаки. Он ошибся - незнакомец не был человеком.
- Великий Один! - Только и смог произнести Гундер.
- Угадал, - усмехнулся Один, - и быстро. А точнее, узнал и быстро, что важнее и лучше. Догадки порождают сомнения, а мне они сейчас не нужны. Тебе - тоже.
- Я что-то должен сделать, - утвердительно сказал Гундер.
- А что, могу отказаться? - С интересом спросил Гундер. Он не был виноват в нарушении обычаев, не крал, не обманывал, не давал ложных клятв, не предавал и не вязался с колдовством. Ему нечего было бояться своего бога.
- Можешь. Но ты еще не знаешь, от чего, верно?
- Верно. И очень хочу узнать.
- Скажи, ты бегал по веслам? - Один спрашивал совершенно серьезно...
9
- Понимаешь, Гундер, все на свете строится из мелочей, таких мелочей, что и глазу не видны. И не скоро будут. Ты сильный человек и хороший викинг, хороший гребец, не дурак и плохо умеешь бояться. Но ты - мелочь. В сравнении со всем миром и временем, согласен?
- Разумеется. Хотя и обидно, - сказал Гундер, вдруг поняв, что это и в самом деле, немного обидно.
- Вот потому-то мне и нужен ты. Потому, что тебе обидно, - сказал Один внезапно, - ты мелочь, которая может поправить несколько других мелочей. Ты не сильно напугаешься, если я предложу тебе отправиться на тысячу лет вперед, в другой мир, где правят другие люди, где другие люди, другие ценности, другая вера, другой язык, все другое? Мир, где предпочитают красть, а не отнимать. Обманывать - и считать правдой самый лучший обман. Мир, где вот-вот равновесие будет нарушено и именно, из-за разыгравшихся мелочей?
- Красть, а не отнимать? - На лице Гундера мелькнуло отвращение. В конце концов, их саги говорили кратко на сей счет: "Мы не воруем, а отнимаем".
- В том числе. Отнимают тоже и куда более жадно, чем вы все за все время существования фиордов.
- А что мне за дело до чужого мира? Я думал, мне нашлось дело в этом, - Гундер был искренне заинтересован.
- Нет чужих миров. Точнее, нет чужих настолько, чтобы не соприкасаться и совсем не зависеть друг от друга. Как нет и времени. В котором есть прошлое, настоящее и будущее. Скажем так, я вернулся за тобой. Из того времени, что для тебя очень отдаленное будущее. Там меня еще помнят.
- Верно. Вот это и будешь делать. Чтобы что-то исправить в прошлом, кидать людей из будущего или настоящего нельзя - последствия непредсказуемы. А вот так - можно. Кого убивать, я тебе покажу. Точнее, ты просто будешь оказываться перед теми людьми, которых надо убить. Но учти. Оружие там другое. Способы боя - тоже. Возможности у людей - иные. Они слабее тебя духом и телом, но их оружие убивает куда быстрее твоего и куда более надежно. Ворожба там такая, что видно человека и во тьме, и в воде, и где угодно. Поэтому тебе там, парень, солоно придется, - и стало ясно, что Всеотец не шутит.
- Да мне все равно, Сеятель Раздоров, - пожал Гундер могучими плечами, - просто расскажи толком, что за место, куда ты хочешь меня послать, сколько времени это займет, что мне нужно знать, а главное - что я получу в награду.
- Ого, шустро, - рассмеялся Сеятель Раздоров, - уже о награде речь?
- Вы, боги, тоже заранее оговаривали плату за услуги, разве наши скальды нам лгут? - Искренне удивившись, спросил викинг.
- Мы - боги, не видишь разницы? - Хитро сощурился Один.
- Нет, в этом не вижу. Мы созданы вами и учимся у вас, - твердо ответил викинг.
- И учитесь, проклятые, очень быстро, - сурово нахмурил брови Один, но Гундер понял, что если Всеотец и гневается, то не на него.
- Учиться можно без конца, - спокойно отвечал Гундер, протягивая к костру свои жесткие от вечной гребли, смолы, соли и рукояти топора, ладони.
- Но времени у нас нет, - отвечал Один, - точнее, почти нет. Не скажу, что все зависит от тебя, нет, конечно, вас много, но от тебя - тоже. Тот мир... Там нельзя пить из рек - вода там ядовита. Там скверный воздух, в том горде, куда я тебя отправлю. Там на воинах, если тебе доведется с ними столкнуться, в самом деле, непробиваемые доспехи. А на тех, кого тебе придется убивать, тоже.
- И головы покрыты доспехами? И руки, и ноги? - Спокойно спросил Гундер.
- У тех, кого ты будешь убивать, нет, - отвечал Один.
- Ну и хватит с меня, - все так же спокойно сказал викинг, - но я не знаю их языка. И нельзя ли мне тогда получить какое-нибудь другое оружие? Непобедимое?
- То, что языка не знаешь, хорошо, - сказал бог, - не услышишь лжи и не поверишь ей. А оружие - нет, таково условие. Все или так, как есть, или возвращайся пьянствовать.
- Значит, так. Но хоть что-то ты мне можешь дать в помощь? - Он не боялся, просто хотел справиться получше. Глупо идти на дракона, не попросив оружия, способного проломить чешую!
- Могу. В промежутках между тем, для чего я тебя туда посылаю, люди будут видеть тебя только тогда, когда ты сам этого пожелаешь. Хотя... Я могу послать тебя туда полностью невидимым, хочешь?
- Нет. Что за бой, где тебя не видят? Это даже не убийство, - с отвращением сказал мореход и Один одобрительно улыбнулся в бороду.
- Да, викинг есть викинг. Хоть песен о тебе тут петь не станут, а тамошние ты не услышишь, все же хочется оставить о себе память, верно?
- Верно, великий Один. И ты упустил речь о награде, - напомнил Гундер.
- Я обещаю тебе, что ты получишь то, что хочешь больше всего, - веско отвечал бог и Гундер понял, о чем речь. О смерти в бою. Он задумался на миг и понял, что это и есть настоящий вопрос Одина и настоящее испытание. Если он хочет чего-то другого - какой он тогда, к Ёрмунганду, викинг?
- Там в самом деле ядовиты воды и воздух? - Уточнил Гундер, - а ложь правдивее правды?
- В самом деле, - мрачно отвечал Один.
- Такому миру нужен Рагнарёк, - сказал Гундер, подумав миг.
- Вот за это не переживай, он там уже на подходе, - успокоил его Всеотец, - но пока еще не так скоро и потому ты должен помочь уравновесить чашки весов. Все мы в этих чашках. И нужна порой песчинка, чтобы равновесие продержалось чуть дольше.
- Тогда я хочу еще кое-чего, - решительно сказал Гундер.
- Говори, - приказал Страшный.
- Если я погибну там, отправь меня в Валгаллу отсюда. Из этого дня, - твердо сказал Гундер.
- Почем? Какая разница? - Удивился Один.
- Тысяча лишних лет в Валгалле, Скрывающийся под маской, это не мелочь, - улыбнулся Гундер, - разве не так?
- Здорово, решил стать хитрее бога? - Спросил, посмеиваясь, Один.
- Да, - так же, посмеиваясь, отвечал Гундер. Если он после смерти достоин сидеть со Скрывающимся под маской за одним столом, то стоит хоть раз его перехитрить!
- Тогда слушай и запоминай, - Один чуть подвинулся к нему.
10
- Клянусь Синекожей Хель! - Вырвалось у Гундера, когда он осмотрелся. Он стоял посреди огромной площади, во всей своей красе, с походной сумкой, в которой лежал его шлем, кольчуга и некоторые мелочи, с топором на плече, в своей медвежьей шкуре (с этим медведем он дрался лоб в лоб, с одним ножом, напоровшись на того в лесу, осенью. Нагулявший жиру косолапый искал себе берлогу на зиму, а потому был сильно не в духе, впрочем, как и весной, после спячки), воняющий зверем, потом, железом и старой кровью, пропахший морем и дымом чадных костров.
Горд, как и обещал Всеотец, был огромен и ужасен. Гундер был предупрежден, но на миг оторопел. Это прозвучит глупо или нелепо, но бог был прав. Гундера на миг ошеломило изобилие света, цветов, звуков, непривычных запахов и дикая картинка, но испугаться он не испугался и в шок или истерику не впал. Как поговаривали его друзья порой: "А Гундер и рад бы испугаться, но он так плохо умеет это делать, что и не пытается". Среди его сородичей и соплеменников, где страх был вообще понятием достаточно отвлеченным и редким, такие слова значили очень немало, особенно же потому, что были чистой правдой. С выбором бог пока не прогадал.
Невидимость Гундера была проста - хочешь, увидят, не хочешь - нет. Но от невидимости в бою он отказался, а еще Один сказал, что невидимость будет падать с него во время сна. Так и никак иначе. Ну, так, значит, так...
- Царство покойников, - проговорил Гундер, осматриваясь. Людей было столько, что он и представить себе столько сразу в одном месте не мог. Не на площади, где он стоял, как столб, к обалдению окружающих, возникнув ниоткуда. В горде. Назвал его Один "Вечным Городом", а потому с названием Гундер и не мучился. Видел он и Париж, и Лондон, и Новгород, и много других гордов, богатых, больших, даже арабские города, но такого!
Судя по всему, жили тут люди, не знающие, куда девать деньги, или чем они тут друг с другом расплачиваются. Дома, как он успел заметить, были сплошь из камня, с огромными и глупыми окнами, за которыми видел он своим острым зрением полуголых людей. Значит, внутри тепло. В замках вельмож франков и англов было холодно, а протопить такой огромный дом... Леса тут, наверное, просто уже свели на нет, решил он. Куда не кинешь взор, всюду он. Вечный Город. Даже дороги эти люди забили в камень, отметил викинг. О повозках без лошадей он просто умолчал. Ворожба тут и впрямь дурной силы. Он погладил амулет с рунами и, просто на всякий случай, вытащил его из-под рубахи на грудь. Зачем напрашиваться на неприятности, если можно не напрашиваться? Тут он вспомнил, что видим. Да уж. Стоило заботиться о ворожбе, если он тут стоит, как... В общем, поутру. Он рассмеялся и... Исчез. Картинка исчезающего викинга потом долго моталась по интернету, так как он привлек внимание многих зевак, спешно направивших на него свои телефоны. А полиция потом очень интересовалась странным исчезновением со всех камер. А потом и не только полиция. Но это - потом.
Гундер исчез и пошел себе спокойно в толпе, стараясь не толкаться, но потом понял, что всем наплевать - это тебе не горд в родной стороне, где такой толчок может стоить удара топором по голове в последовавшем поединке. Люди шли таким косяком, что и сельди за ними было бы не угнаться. Гундеру было все равно, куда идти и пошел налево. Люди толкали его, точнее, бились об него, он толкал людей, те падали, вскакивали и неслись дальше. Пожар, что ли, где-то? Тогда почему они все бегут в разные стороны? Суетливое место.
Воздух был противен. А повозки эти, получается, не очень-то и волшебные, понял викинг, увидев клубы дыма за каждой из них. Что-то они употребляют. Хотя, может, просто внутри, как в богатых повозках франков, стоят печи? Может, может. Да и пес с ними.
Есть он пока не хотел, а вот пить хотелось. Правда, Один поставил еще одно условие, тоже не из простых - напиваться Гундер права не имел. Вообще. Так как в любой миг мог оказаться там, где нужно будет биться, чтобы уцелеть и, главное, успеть как можно больше.
11
- Дж. Ф. Рокуелл, кличка "Гордец", торговец кокаином, член крупного наркокартеля, - мрачным голосом промолвил старый сыщик из убойного отдела, сержант Слейд, - посадить, на его беду, не успели.
Что до беды, выглядела она следующим образом - кто-то разрубил Дж. Ф. Рокуелла практически пополам, от правого плеча до левой подвздошной кости. Белели, хищно скалясь разрубленные ребра, на лице Дж. Ф. Рокуелла застыл ужас пополам с презрением, лежал он навзничь в луже своей же крови, которая, судя по всему, вытекла почти вся.
- И что это? Разборка? - Спросил его напарник, человек еще достаточно молодой и весьма шустрый.
- Я бы сказал, что грабеж. Ни денег, ни часов, ни перстней, ни цепей, ничего. Вообще. Пусто. Вывернут наизнанку. Во всех смыслах. Может, кто-то залетный ограбил его, а когда тот, посмеявшись, представился, убил, чтобы не гадать - простят или нет? Ведь не простят.
- Если бы это не был Гордец, я бы такую версию оставил, как рабочую. Или особо жадный киллер? Чушь. На таких людей не нанимают нарков за пятьсот баксов. Да и спеца найти трудно, по каналам быстро разойдется, кто искал такого спеца. А Гордец столько покушений предотвратил, что уверен, среагировал бы, - задумчиво проговорил напарник, сержант убойного отдела Марвелл.
- Имитация, - уверенно сказал Слейд, - закос под нарка, которому все равно, кого, лишь бы прожить еще пару дней. Сейчас, уверен, точнее, чуть позже, полетят кверху задом все точки по скупке ворованного - ребята Гордеца будут искать его вещи. Они, по сути, уникальны, Гордец не отоваривался в бутиках. Его украшения делались по спецзаказам. И стоили соответствующе. На лом их продать - только и остается.
- Интересно, что с его пальцем? - Спросил, всмотревшись, Марвелл. Палец был и в самом деле, не ахти - от средней фаланги кожа и мясо были просто сорваны, как оторвался бы палец от перчатки.
- Перстень врос, - ответил небрежно Слейд, - с этим перстнем он даже успел посидеть в "предвариловке", никто снять и не дернулся. Ни наши, ни зеки. Врос в самом деле. Но парню, что полюбил деление, видимо, это не показалось аргументом. Вон и мясо, - Слейд показал носком ботинка на кровавый комок.
- Да, похоже. Выбил из перстня и бросил, - согласился Марвелл. - Но почему Гордец был один? Где его ребята?
- Потому и "Гордец". Он тут был у любовницы, филиппинки. К женщинам он всегда ходил один. Не позволял подумать о себе, что может кого-то бояться.
- Лучше бы позволял, - ответил Марвелл задумчиво, - хотя нет, не лучше. Теперь в картеле возникнет брожение, как я понимаю, претендентов там целых трое?
- Четверо, - поправил Слейд, - четверо претендентов. Будет разбирательство, следствие, резня и коронация, если их, пока они будут грызть друг другу глотки, не перережут конкуренты.
- Этот душегуб, по-видимому, хорошо понимал, что делает, - сказал Марвелл.
- Верно, - раздался чей-то холодный голос сзади. Сыщик обернулись. Позади копов оказался высокий, худощавый, подтянутый, очень аккуратно одетый человек средних лет. У него хватило наглости или власти пролезть под желтой лентой.
- А вы еще кто? - Неприветливо спросил Слейд, чей норов упрямо не давал ему стать лейтенантом.
- Частный детектив, мое имя Роджер Рауде, вам оно вряд ли, что скажет, но прозвище мое, вы, думаю, слышали - "Оса", - представился человек тем же холодным голосом.
- Слышали. Но как вы узнали, что тут творится? - Спросил Марвелл. Он слышал про этого парня с феноменальной эрудицией, связями и талантом сыщика, что упорно отклонял все приглашения работать на государство и упорно брался только за дела, носившие таинственный или даже, мистический оттенок.
- Редьярд Джозеф Киплинг как-то сказал мне, что умный человек старается установить союз между полицией и экипажами. Я так и сделал. Теперь я в курсе почти всего, что происходит в Вечном Городе. Благодаря таксистам и патрульным машинам.
- В смысле, вам "сказал Киплинг"? - С вялым интересом спросил Слейд. Он тоже был наслышан об Осе, но полагал, что тот просто помешанный.
- Когда читаете книгу, сержант Слейд, вы говорите с ее автором. Он же говорил для вас, следовательно, с вами, - так же холодно отвечал Рауде и на миг присел возле тела. Мешать ему не стали. Информация через него не утекала никогда, а вот помощь он порой оказывал и весьма ощутимую. Поговаривали, что ему покоя не давали лавры Холмса, но потом перестали, когда выяснилось, что если речь идет о лаврах, полученных выдуманным сыщиком за работу на королевские дворы Европы, то Рауде ему тут уже давно не уступает.
- Детектив Слейд, позвольте, - Оса слегка отодвинул Слейда и присел над Упрямцем, разжал тому сжатые в кулак пальцы и поднес к лицу нечто.
- Нет, его убил человек, обряженный в медвежью шкуру. Вы позволите мне взять пару шерстинок из пучка себе, детективы?
- Пару - да, - позволил Слейд, а Марвелл только кивнул.
- Да, вот еще что, - словно бы вспомнил Оса, - я бы на вашем месте настаивал на радиоуглеродном анализе шерсти.
- Зачем? - Поразился Марвелл, - какое нам дело, когда был убит медведь?
- Можете мне поверить, детективы, это куда важнее и интереснее точного времени смерти этого ублюдка, - указал Рауде на труп Гордеца. - До скорого свидания, джентльмены! - Он коротко поклонился, развернулся и неспешно пошел к желтой ленте. Остановился на миг, завязывая шнурок, для чего ему пришлось присесть и вскоре исчез во тьме Вечного Города.
"Это уже интереснее" - пробормотал Оса, рассматривая незаметно поднятый с земли кусочек металла. Это был наконечник стрелы. Судя по форме - скандинавский, но Рауде предпочитал точность, а потому убрал находку в другой маленький пакетик, по соседству с тем, куда спрятал подаренные ему детективами, шерстинки.
12
Как и предполагал Оса, первые сведения об убийстве Гордеца он получил в интернете. Более того, как он был просто уверен, получил их первым. Некий афроамериканский ребенок, живший в соседнем домике, судя по всему, просто умирал по тачке Гордеца, красной, как закат, "Ferrari", а потому снимал на видео и приезд, и отъезд. Ну, вот и снял. А так как был негритенком ответственным, не каким-то там любителем, то работал со звуком. Видимо, рев мотора многосильного движка его просто очаровывал.
Вот открывается дверь подъезда (Гордец не спешил переселить свою зазнобу в более фешенебельный район, полагая, что успеется), вот Гордец, лениво порывшись в кармане, достает ключи, нажимает кнопочку, движок нежно поет, сложно сказать, видит ли глава наркокартеля съемку, или нет, но, даже если и видит, то ему наплевать. Скорее, да. Движения его куда более изящнее и увереннее, нежели обычно. Хотя и так ловок был, как кошка. Вот он идет к машине.
Гигант возник перед ним из воздуха. Рауде десятки раз перематывал ролик, пытаясь поймать момент, когда идет склейка - когда Гордец вдруг оказался в компании человека в медвежьей шкуре, весом очень хорошо за сотню килограммов, с длинной, ниже грудины, бородой, сливающимися с ней усами и в меховых сапогах, мехом же наружу.
Камера была хорошей, все же Гордец не трахал какую-то джанки, снимающую дешевую дыру. Это был двор весьма уверенно миддл-классового района. Человек, одетый в кожу и шкуры, в бороде и усах, в руках, которым позавидовал бы любой рестлер, держал боевой топор.
"Десятый век, даже скорее, конец девятого века", - автоматически отметил про себя Оса, не утруждаясь поисками в справочниках.
Гордец не был трусом, что звучит, конечно, банально. Трусы не возглавляют картели. Но и идиоты тоже. Он заговорил. На английском, отступив на пару шагов, а северянин, на миг задержавшись ответил.
"Что тебе надо, парень?" - Спросил Гордец. Без вызова, без грубости. Спокойно.
Но вот ответ человека, которому Гордец хорошо, если достал бы макушкой до плеча, Оса не понял, несмотря на феноменальную свою эрудицию. Перемотка. Перемотка. Перемотка. Скачал, прогнал на студийном оборудовании, замедлил - лающая, незнакомая речь. Явно северная группа. Но чья? Идем дальше.
А дальше ничего особенного и не было, когда не считать того, что бородатый человек шагнул вперед, более ничего не произнося и разделил Гордеца практически пополам, быстро вырвал топор и шагнул в сторону. Видно было, что он не боится замараться в крови, но и лишняя на одежде тоже ему ни к чему.
Гордец умер, не успев вскрикнуть, а пожалуй, что и не успев упасть. Викинг, как про себя назвал Оса человека, опустился рядом с тем на корточки, снял цепи, браслеты, сорвал перстни, в точности сделав то, о чем говорили детективы - сорвал с мясом вросший перстень и просто ссыпал себе в суму. Бумажник вызвал у него недоуменное хмыканье и за пояс себе он его убрал, как показалось Рауде, просто автоматически - может, надеясь разобраться позже, а может, решив, что найдется для него способ использования.
Человек повернулся лицом к объективу, дрожавшему в руках парнишки, видно, тот просто не совладал с собой или был слишком ошеломлен, чтобы спрятаться, и теперь читал себе отходную.
Бородатое, татуированное лицо осветилось веселой улыбкой, он снова что- то рявкнул, приветственно помахал парнишке топором и... Исчез.
Рауде, измучив технику перемотками, программы повторами и разборками файлов на дорожки, утомленно откинулся в кресле. Кое-что ему стало понятно, но этой понятности стало только хуже.
13
- Армагеддону положен свой срок. Но людям не терпится. Неймется. Вот Создатель и лечит мир, оттягивая его край до положенного срока. Да, да, вы вправе спросить - зачем для этого дергать людей из прошлого, чтобы чинить настоящее? Отвечу, охотно! Понятия не имею, но, полагаю, что Ему виднее. Это Его творение и ему лучше знать, как его лечить. Да и какая на вас надежда? Вы не чистите свой мир, вы его убиваете, закрываете глаза на все - от геноцида до охраны окружающей среды, милуете и просто не сажаете таких ублюдков, что и на перегной-то не годятся, в России президент откровенно смеется в лицо своим избирателям, с эдакой барской ленцой давая такие ответы, что гарантировали бы ему импичмент, у нас в президенты вы выбираете негра, который, судя по всему, сам не до конца понимает, что у него за должность, да ему и не к чему. Пол Пот вырезает половину населения страны. Но зато вы лихо сажаете человека, который был патриотом своей Родины и никогда не лез в диктаторы, зато вывел ее из полного тупика - Пиночета. Вы знаете, что сказано об атеизме? Что это самое выгодное, что мог получить Сатана за всю историю мироздания. Его нет! Значит, происков тоже нет, его происков, значит, все в порядке. Да ему и желать больше нечего. Вот вам и результат, идиоты, - Рауде откинулся в кресле, глядя на мониторы и вертя в пальцах потерянную Гундером стрелу. - Во всей красе. Уверен, что такие же дикие по способу преступления творятся повсеместно, в странах, что хоть как-то влияют на равновесие в этом мире. У нас лечат викингом, у кого-то - ниндзя, где-то, наверняка, еще кем-то из воителей или профессиональных убийц древности. Все в порядке, слепые уродцы. Я это вижу и знаю, но вы мне никогда не поверите. Вы не поверите даже тому, что свежая медвежья шерсть имеет возраст около тысячи лет. Если не больше. Чего еще желать Лукавому? Фома, хотя бы, потрогав раны Искупителя, поверил глазам своим. А вы по локоть сунете руку и все же будете сомневаться. Ну, вот вам этот парень сомнения-то и поубавит. Или приведет к психбольнице. Что, в общем, тоже неплохо. Почему убивают всякую мелкую тварь, мелкую на фоне Мироздания? Да потому, что. Что не бывает мелочей. Да, Гордец мелок на фоне гибели Лемурии, да, Обама мелок на фоне Небесной битвы, да. Но. Выньте мелкую деталь из сбалансированного механизма. Сбалансированного так, как и не снилось ни вам, ни Джобсу, никому вообще. Что будет? Он продолжит работать, но не в ту сторону. Он станет метаться. Точнее, работать с непредсказуемыми сбоями - абсолютно непредсказуемыми с нашими возможностями. Вот этот бородач и вставляет деталь на место.
Рауде легко, пружинисто встал, прошел в ванную, укоризненно посмотрел на свое отражение - в волнении, что было для него крайне непривычным состоянием, он взъерошил себе волосы и расстегнул пуговицу на рубашке, даже две. Покачав презрительно головой, человек, который вывел простую закономерность о самолечении Мироздания, просто сидя за столом, привел себя в порядок и вышел из ванной комнаты, аккуратно погасив свет.
14
- Сломана лучевая и локтевая кости, повреждены пястно-фаланговые суставы пальцев, ощущение, что человек со всей своей немалой силы врезал в стену дома. Кожа на костяшках, простите за вульгарность, рассечена. Но история куда забавнее, - поведал Слейду и Марвеллу старый хирург приемного покоя больницы, расположенной, скажем так, в неблагополучном районе.
...Посетитель сразу не понравился тамошней грозе - Большому Нику. Или Большому Майку. По четным дням он отзывался на Ника, по нечетным - на Майка, и не дай Бог перепутать! А вот как его звали на самом деле, не знал никто. Это был огромный дядя, мы говорим о Майке, (или о Нике), весом никак не менее ста пятидесяти килограмм, бывший спортсмен-тяжелоатлет, потом рестлер, а попутно вышибала в самых злачных местах Вечного Города, куда удавалось его залучить - его присутствие гарантировало заведению порядок и покой хотя бы на время его смены. По выходным же он отдыхал, в одном и том же заведении, в пивной "У курицы", в одном из самых мрачных районов Вечного Города, а посетители же, зная о том, что великан очень ревниво относится к своим выходным дням и покою (как он его себе представлял) предпочитали об эту пору там особенно не мельтешить и не суетиться.
Вошедший в дверь новый посетитель выглядел, мягко говоря, странно, даже учитывая грядущий, но еще пока на днях, Хэллоуин. Ростом он никак не уступал местной грозе, а в плечах был, пожалуй что, и пошире. А с учетом того, что он на себя намотал - какие-то шкуры и кожи, он смотрелся еще мощнее, чем был на самом деле. Освещение в баре было слабеньким, потому разобрать точно, что было на нем нацеплено, было непросто, но когда он подошел к стойке, стало видно, что это какая-то очень мохнатая и тяжелая шкура с длинным, жестким ворсом. Обут он был тоже, не пойми, во что, одет - тоже. Голова его, гордо посаженная, со лба уже начинала лысеть, но волосы его, все еще очень густые, были собраны сзади в длинную тугую косу, падавшую до пояса и в мелкие косицы вперемешку с распущенными волосами, с боков. О такой ерунде, как мытье, стрижка и бритье он, по-видимому, не слышал с того момента, как у него начали пробиваться первые волосы. Но дело было в ином. Самим фактом своего бытия этот человек непроизвольно (а хотя какая разница?) бросил вызов Большому Нику. Или Майку.
- Вырублю с одного удара, - пообещал тот своему соседу.
- С одного может и не получиться, - рассудительно, но прекрасно понимая, что обильно льет масло в огонь, поддел его собеседник, мелкий крысеныш, букмекер, единственный парень, который мог подначивать Большого Майка, по той простой причине, что вышибала был постоянно должен ему денег и знал, что, если дело дойдет до серьезного взыскания долга, ему не помогут ни его мощь, ни его пудовые кулаки, ни его репутация записного забияки и опасного бойца - его просто застрелят.
- Ставлю весь свой долг, что через минуту ровно он будет лежать на полу, слушая колокольный пасхальный звон под черепом, - сказал Большой Майк.
- Очень интересно, где ты к трем штукам достанешь еще три, - не унимался букмекер, чья крысиная мордочка оскалилась в предвкушении глупой и легкой поживы.
- Засекай время, - Большой Ник шагнул к барной стойке и сел на высокий табурет прямо рядом с вошедшим чучелом. При ближайшем рассмотрении чучело оказалось совсем уж звероподобным. Расписанные грубой татуировкой щеки, там, где вязь синих значков не тонула под набегающей бородой, хищный, тонкий, прямой нос, глубоко посаженные, пронзительно-синие глаза. Лицо человека было сильно загорелым, обветренным и шелушилось на скулах. Несло от него вполне под стать костюму.
Майк закурил то, что курил всегда - самые крепкие и дешевые сигары, какие только можно было достать в вечном городе и выпустил струю дыма в лицо бородачу. Точнее, в ухо, поскольку тот даже не соизволил повернуться к новому соседу. В это время тот как раз поднимал ко рту свою кружку с пивом, а всем известно, что в такие моменты, когда в руках сосуд с жидкостью, человек особенно уязвим. Почуяв неприятный запах табачного дыма, клубами окутавшим его лицо, он что-то коротко сказал, громко, но совершенно непонятно. Что было странно - сказано было действительно громко, казалось, что звук шел не из его горла, а из его живота. Но сказано было грубо, в этом сомневаться не приходилось. А потому Майк, не теряя драгоценного времени, ударил того в скулу, вложившись в удар целиком, зная наперед, что сейчас она хрустнет и сломается, невзирая на то, что голова пришельца сидела явно на бычьей шее, пусть она и была закрыта его странной меховой курткой.
- Странно. Сломана лучевая и локтевая кости, повреждены пястно-фаланговые суставы пальцев, ощущение, что человек со всей своей немалой силы врезал в стену дома. Кожа на костяшках, простите за вульгарность, рассечена. Вы что, ударили в стену? - Осведомился старый хирург у Большого Майка, доставленного в приемный покой, повторяя почти дословно то, что уже поведал детективам.
- Да не в стену я ударил, а в одну глупую рожу! - Отвечал, постанывая, Большой Майк.
- Но в рожу ты не попал, - поправил Майка один из тех, что и доставили его в больницу.
- А куда же это он попал? - Заинтересовался доктор.
- Действительно, интересно, - сказал Слейд, которого, вместе с Марвеллом, занесло в эту больницу странствие в поисках убийцы Гордеца. Оса, Рауде, дал им совет пройтись по травмопунктам, заверив, что там встретятся те, кто так или иначе пересекся с объектом их поисков.
- Этот мудак в мехах просто выставил правую ладонь навстречу удару, Майк сидел слева. А другой рукой как раз подносил ко рту кружку с пивом. Левой. То есть, успел просунуть правую через левую. И отхлебнул. Не пролив ни капли, - поведал эскулапу и сыскарям все тот же задохлик.
- И что?
- И ничего. Он поймал руку Большого Майка в ладонь, допил пиво, потом отпустил. И Майк упал. А сам он пошел на выход. Когда бармен крикнул: "Эй, парень, а расплатиться?!", он только башкой потряс, так, насмешливо, что-то прорычал на каком-то песьем языке и указал на Большого Майка, давая понять, кажись, что платит проигравший. А потом смылся. Догонять его дураков не нашлось.
- Это я понимаю, - согласился детектив, посмотрев на ребят, доставивших Большого Майка.
- Может, у него было что-то в ладони? - Задумчиво сказал Марвелл.
- Судя по костяшкам пальцев, у него там и в самом деле, что-то было. И по перелому со смещением.
- Например?
- Да мало ли. Ты слышал о таком старинном оружии русских, как "наладонник", если перевести буквально? Это толстая железная пластина, что крепилась на ладонь. Часто с шипами. Отсюда и сорванная кожа.
- Это еще ладно. Но, тем не менее, странен другой факт. Чтобы ни было в ладони нашего друга, Большой Майк таким ударом должен был снести того с ног, во всяком случае, здорово подвинуть вдоль стойки, не говоря уж о пролитом пиве. Бред. Удар, как в стальной памятник.
- Это верно, инспектор, - раздался голос Рауде, неожиданно появившегося в приемном покое.
- Опять вы? - Нахмурился слегка Марвелл.
- Опять я, - не стал спорить Рауде с очевидным.
- И вам есть, что сказать?
- Я предложил бы выйти на улицу, наши с вами беседы не для посторонних ушей, - деликатно предложил Оса и все трое покинули больницу.
- Так что вы хотите нам еще поведать? Со слов посетителей бара мы можем составить разве что ненужный, в свете имеющегося видео, фоторобот, и сведения о том, что он силен, как носорог.
- Смотря, что мне скажете вы, детективы. Я имею в виду, что показал анализ шерсти, - спокойно сказал Рауде, уверенный, что его советом не пренебрегли.
- Видимо, у нас что-то с аппаратурой. Возраст шерсти более тысячи лет. А она максимум, как сказал при первом осмотре эксперт, позапрошлого года. Чушь.
- Имеющие уши, да не слышат, - усмехнулся Оса, - ну, отправьте ее на анализ куда-нибудь еще, если не верите глазам своим. Там будет то же самое.
- Музейный экспонат? - Предположил Слейд.
- Чем надо обработать шерсть, где и как хранить тысячу лет, чтобы она выглядела "от позапрошлого года"? - Невинно осведомился Рауде, - я, например, не возьмусь себе представить такой способ.
- Что вы хотите этим сказать, Оса? Хватит уже демонстрировать нам наш же идиотизм, - сказал Слейд.
- Это его шкура. Добытая в позапрошлом году. Для него - в позапрошлом. А для нас - тысячу лет назад. Он гость из прошлого. Викинг.
- Вы спятили, - радостно заключил Марвелл. - Не довели вас ваши пристрастия рыться в черт-те каких делах, до добра.
- Я не ждал другого ответа. Вам даже радиоуглеродный анализ не поможет. Я бы рекомендовал лоботомию, чтобы вы со спокойной совестью ушли на покой. Подождите, следующие поступки этого человека и следующие анализы приведут вас в ваше рабочее состояние - окончательный ступор - с еще большей гарантией, - сухо сказал Оса.
- Вы спятили, Рауде, что викингу делать у нас и зачем? - Снова заговорил Марвелл.
- Лечить наш больной мир, детективы. Так как у нас с вами ни черта не выходит, - спокойно сказал Рауде.
- От Гордеца и Большого Майка?
- От Гордеца и прочих ублюдков. Майк просто случайно попал под руку. Он, как вы знаете, никто. По факту. Потому наш викинг не убил его.
- Но тогда почему он вошел в бар с наладонником, если ваша гипотеза о том, что он работает только по крупным фигурам, верна? - Осведомился Слейд, закуривая. Хоть с помешанным поговорить, отвлечься. Пока сам не тронулся.
- Вы вцепились в свой "наладонник", детективы, а он мешает вам смотреть. Он встретил кулак Майка пустой ладонью. Просто на ладони у него настоящий панцирь - мозольный, смоляной, грязевой, простите. Вы представляете, что такое гребля на драккаре? Простите, драккар - это корабль викингов, приводимый в движение веслами. Огромными и тяжелыми. Если не было ветра. Год за годом он греб на драккаре. Плюс смола, морская соль, прочие ингредиенты, оружие, тяжелая физическая работа. Это же относится к тому, почему Майк, при всей своей огромной силе, не смог сбросить того на пол - у викингов была поговорка: "Драккар движется веслами". Вот вам и ответ. Учтите, что их драккары, часто на веслах, проходили тысячи миль. Сезон за сезоном. А в теплых морях - и без сезона, если мореплаватели не спешили домой. Этот человек сильнее Майка в разы. Выносливее и здоровее. А то, что он умудрился дожить до начавшейся лысины, говорит о том, что он великий воин. До седины в то время доживали редко, даже на берегу. А викинги - тем более, учитывая, что они такой цели и не ставили, мечтая умереть в бою и попасть в свой рай.
- И что вы хотите сказать всем этим? Что у нас в Вечном Городе бродит викинг, попавший сюда через тысячу лет и вершит правосудие?
- Нет. Не вершит. Слегка способствует починке мира, чтобы тот добрался к Армагеддону в запланированный срок, а не как шла работа в СССР - ударными темпами.
- И вы что, всерьез в это верите? - Задумчиво спросил Слейд.
- Нет, не верю. Я это знаю. Я описал вам краткий ход мысли. Удар топором. Следы в ране наверняка дадут тот же возраст оружия, что у шкуры, а следы там есть - железо тех времен не было высококачественным. Шерсть. Одежда. Язык. Образец записан на видео, в ютубе, где ролик со смертью Гордеца. Я бы советовал вам пообщаться с лингвистами, или же с исландцами. Те берегут чистоту речи с незапамятных времен, не исключено, что они поймут его слова. И теперь его ладонь и сила. В совокупности у вас выходит кто? Ограбивший музей сумасшедший филолог, переевший стероидов? Есть сигналы о грабежах в музеях истории? Нет? Я так и знал. А удар, что он нанес топором, говорит сам за себя. Дело тут не в силе. В умении. Попробуйте развалить свиную тушу вдоль одним ударом топора, детектив. Вы, человек физически крепкий, не сможете этого сделать. Так что выходит?
- Выходит чушь, - упрямо сказал Слейд, - но мне теперь еще важнее поймать его.
- Утереть мне нос? - Улыбнулся Оса, - что ж. Попробуйте. И я тоже попробую. Ловить я его не собираюсь, да у меня и прав таких нет, но, быть может, я помогу вам. Хотя, судя по всему, моя помощь вас только сбивает с верного пути. Всего доброго, - на чем Оса и откланялся.
15
Все шло привычно хорошо. Группа детей была собрана, посажена в машину и доставлена по назначению. Дальше - кого куда. Кого на потеху, кого на органы, кого на что, в общем. Все, как обычно.
- А вот эта маленькая куда? - Нежно спросил Синий у своего непосредственного босса.
- Эта на роговицу. Органы пока еще никуда не годятся, не сформировались, - говорили эти люди просто, спокойно, как о самом обычно товаре, партии сапог, к примеру. Или скота, что ближе. Кого на мясо, кого на шкуру, кого зоофилам, но уже дороже.
- Так я ее пока заберу? - Улыбнулся Синий, мягко гладя перепуганную девчонку по голове. Та не понимала, о чем идет речь и потому больше боялась босса, чем Синего, который был так ласков и мягок.