- Карамельки давал? - Спрашивал Сов у Бобра, прикрыв глаза и подняв к голове правое крыло.
- Давал, давал, и карамельки давал, и шоколадки давал! - Торопливо говорил, оправдываясь, Бобр.
- А мармеладки давал?! - Спрашивал Сов, открыв один глаз и поднимая к голове на сей раз левое крыло, одновременно опуская вниз правое.
- Мармеладки не давал, - в ужасе пробормотал Бобр и затих.
- Ты чем думал вообще?! - Заорал Сов ужасным голосом, опустив крылья и вытаращив глаза на Бобра так, словно хотел своим свирепым взором пронзить несчастного насквозь.
Бобр не знал уже, куда и деваться от волнения. С мармеладками он, конечно, допустил ошибку, но ведь раньше речь о мармеладках не шла? С этим вопросом он и обратился к Сову.
- Но догадаться ты бы, наверное, мог? - Помолчав, спросил справедливый Сов уже спокойнее и справедливо притушил несколько свой свирепый взор. Бобр, в общем-то, был прав.
- Не мог. Вернее, не смог, - уточнил честный Бобр и потупился.
- Вот. А теперь у нас удрамствие и побегствие, - сказал Сов мрачно.
Кот тем часом осматривал постамент и землю вокруг него. Молча.
Постамент заслуживал отдельного описания. Это был тяжкий параллелепипед из мрачного черного мрамора с золотыми прожилками и рубиновыми искрами. Украшен он был барельефами из жизни Сова, Кота и Бобра, так же была там представлена уроборошенность, но описать это не в человеческих силах, это надо видеть. Сходите и посмотрите же, постамент все еще там. Стоял постамент в глухой чащобе, куда Сов как-то раз отволок, изловив, Малахового Эмма. Где они и установили его на постамент. Придумано было гениально, хотя Эмма постоянно приходилось на постаменте поправлять, он все время сбивался. Но с этим можно было мириться, как и с пылью, которая постоянно садилась на постамент неведомо откуда. Следить за пылью поручили Бобру и тот, когда не бывал занят с бормотателем, без устали смахивал пыль перьевой метелкой. Перья на метелку ему выдал Сов, из зимнего гардероба. На постамент они все втроем постоянно возлагали карамельки и шоколадки, чтобы Эмм не удрал. Порой он начинал таять в воздухе, но, задобренный карамельками, снова густел. И вот!..
- Вот тебе и раз. Стоял Эмм, стоял, поправляли, конечно, но стоял же! - Горько сказал Сов и по-турецки уселся у постамента, сорвал, не глядя, ромашку и принялся гадать на ней, бормоча себе под нос: "Удрамствие? Побегствие? Удрамствие? Побегствие?" В финале выпали оба варианта, как всегда и бывает с гаданием на лесных ромашках.
- Что выпало? - Спросил Кот, который все это время стоял к постаменту спиной и к Сову, с его гаданием, тоже. Как он увидел это, оставалось загадкой - одной из многих Великих Котовьих Загадок.
- Оба выпали. Удрамствие и побегствие, - угрюмо сказал Сов, - интересно хоть, как и куда?
- Я видел перед рассветом, как он, с огромным стеклянным фонарем, бранясь, бродилствовал по песчаной дорожке! - Спохватившись, поведал Бобр.
- И ты молчал? - Горько, как горчица, спросил Сов. Кот молча посмотрел на Сова, потом на Бобра. С горечью. Бобр горько всхлипнул.
Помолчали. Стояло время года. Ровно, уверенно стояло. Глаз радовался, на него глядя. Правда, радовался только один глаз, левый. Вообще, все тут было, по мнению Сова, Кота и Бобра, попросту идеально. Чащоба, постамент, Карман, стойка заморенного дуба под осматриватель и обнюхиватель (бормотатель Бобр всегда держал при себе), в общем, все было очень уютно. А с мая по октябрь все королевство было покрыто вишневым цветом. И что же? Все равно, все равно было совершено удрамствие и побегствие!
- А дальше что? - Горько спросил Сов Бобра.
- А потом он вывел из-за постамента деревянную лошадку, вскочил на нее и умчался. Ускакал! - Бобр взволнованно замахал лапами и так хлопнул плоским и толстым своим хвостом, что взметнулась хвоя.
- А ты куда глядел?! - Напустился Сов на Бобра после пятиминутной паузы.
- А я глядел в сны, - вздрогнув, признался Бобр.
- А догонствие организовать, конечно, было не до ума? - Язвительно, по-шершневому, вопрошал Сов, - ты куда глядел, я переспрашиваю?
- А я глядел в сны, - перепризнался Бобр.
- Так может, тебе и приснилось это все, а Малаховый Эмм просто на сей раз растаял в воздухе окончательно и можно загустить его назад, удвоив количество карамелек и шоколадок, а также добавив к ним мармеладки? - Воспрял духом Сов.
- Зря воспрял. Можешь распрячь. Тут следы, - сказал Кот, стоя на той самой песчаной дорожке. Он чинно прохаживался вдоль дорожки и внимательно что-то разглядывал. Вот он зашел за постамент, вышел оттуда на четвереньках (обычно он, как и все Коты, ходил на задних лапах), припал к земле. Надел монокль. Потом, на другой глаз, второй. Потом поверх моноклей нацепил пенсне. Затем очки. Затем поднес к очкам театральный бинокль. Затем, к театральному - полевой бинокль. Затем, к полевому - морской бинокль. Затем микроскоп.
- Какой жирный муравей! И в таком роскошном цветастом пончо! И еще в гамашах! - Восхищенно сказал Кот.
- Зачем нам муравей? Идет себе на свидание, наверняка, нам-то что? - Простенал Сов, - еще что там увидел-то ты?
- "Тоты" я не вижу. Следы, конечно, - лаконично отвечал Кот.
- Чьи следы? - Стенал Сов.
- Твои. Бобра. Мои.
- А еще что?
- А еще следы от колесиков. Эмм и в самом деле ускакал на деревянной лошадке, - сказал Кот и посмотрел на Бобра с некоторым удивлением, словно бы не до конца верил, что Бобр способен на такие визуальные наблюдения, да еще сквозь сон.
- И было это недалеко от миновальни, - вдруг бодро заговорил Бобр, зажмурившись от важности момента. Еще бы, Сов и Кот слушали его, затаив по карманам дыхание.
- От чего недалеко? - Спросил Сов, поняв, что Бобр молчит не просто так, а по своей театральной привычке ждет реплики партнера. Вообще, честно говоря, Бобр был далеко не так уж прост и бесполезен, а лишь немного раздражал своей уступчивостью и положливостью. А так, если вы читали "В этом сезоне будет модно", то знаете, что в жизни Бобра тоже было далеко не все гладко. Но он, тем не менее, всегда был бобр, бодр, весел и полон сил. Бобр умел держать удар. За заднюю лапу.
- От миновальни, - пустился Бобр в разъяснения, - от места для встреч, где все бегут отсюда - туда. И обратно. Даже. Вот. Да. Так, - пояснил Бобр.
- И кому ты несешь всю эту чушь? - Грозно спросил Сов, - и при чем тут наше горе? Наше злосчастье? Наша беда? Наша трагедия? Наш крах? Наше бедствие? Наше чрезвычайное происшествие, то есть "ЧП"? Наша драма?
- У миновальни, - начал было Бобр, но его перебил Кот, который продолжал осматривать песчаную дорожку.
- Малаховый Эмм ускакал на Север, - сказал Кот, насмотревшись на песчаную дорожку вдоволь. Принялся снимать зрительные приборы.
- "...Все дороги ведут на Север - в полумрак, в темноту, во мрак..." - процитировал Сов кого-то из великих.
Помолчали.
Сов нагнулся и поднял из травы золотую маску, с полосками черного бархата, усыпанную жемчугом и отороченную по краям иглами дикобраза, с огромным изогнутым горбатым носом.
- Карнавальная! - Страшно обрадовался Бобр. Но тут терпение Сова и Кота лопнуло с таким треском, что с деревьев снялась стая ворон и в панике ринулась на восток. Схватив Бобра за бока, Сов и Кот с маху засунули его в Карман, где и застегнули его на пуговицу. Большую. Королевскую.
- Карнавальная, - страшно обрадовался Сов, оценив, в свою очередь, маску.
- Да, вижу, - спокойно сказал Кот, - и что нам это дает?
- Карнавала надоело. Карнавала много, толку мало, - сказал Сов.
- Карнавала? - Уточнил обстоятельный Кот.
- Карнавала, - подтвердил Сов.
- Карнавала же хорошо? Красива!
- Красива. Но должна быть мера. Карнавала надоело...
Помолчали.
- Карнавала пусть себе идет, как идет, - сказал Сов и надел маску, - но нам не до веселья.
- Карнавала?
- Карнавала. Карнавала сам по себе, мы сами по себе. У нас удрамствие и побегствие. Я было надеялся, что все это Бобру приснилось (при этих словах Бобр робко вылез из кармана и встал по стойке "смирно"), а мы сможем сгустить Эмма посредством карамелек, шоколадок и мармеладок, но раз ты нашел следы...
- Нашел. Эмм и в самом деле ускакал на Север. И страшно спешил, - сказал строгий Кот. Бобр вздрогнул и всхлипнул. Но смолчал.
- Да ты бы тоже на его месте заспешил! - Рассердился Сов. Кот вопросительно воззрился на него, ожидая объяснений, но Сов ничего не пожелал объяснять.
Помолчали.
- А что ему там не стоялось? Плохо там, что ли? Солнышко, тенек, карамельки, шоколадки, мармеладки, хоровое пение? Музыка, опять-таки? - Спросил Бобр внезапно.
Сов и Кот молниеносно уселись у постамента, Сов достал флейту, а Кот африканский барабан и они повели тихую, прекрасную, печальную мелодию.
Не помогло.
Помолчали.
- Капризничает Эмм, вот что я сказал бы. Но не скажу, так как это не капризы, - мрачно начал было Сов, глядя прямо перед собой.
- Не говори! - Взмолился Бобр и разрыдался. Рыдая, завел он бормотатель. Тот, натурально, забормотал.
- А ну, цыц! - Завопил Сов на бормотатель, и тот послушно смолк. - Вот так. Тебя тут еще не слыхали. Я хотел сказал, - обратился он к Коту и Бобру, - что вот оно и началось. Начало.
- Сезона? - Уточнил обстоятельный Кот. Бобр слушал во все глаза.
- Сезона. В котором будет модно, - подтвердил Сов.
- Ты хочешь сказать, - начал Кот.
- Я хочу?! - Поразился Сов, - да век бы такого не говорить! Я не хочу, я вынужден сказать, что Эмм умудрился сразу всех нас троих уроборосить. Да, именно так, мы уроборошены. Это начало цикла.
- Великолепно сделано! - Не смог не отметить Кот, - в один присест сразу всех троих. Не каждому Эмму такое под силу!
- Не каждому. Так у нас не простой Эмм, а Малаховый! - Уточнил Сов.
- Был, - уточнил в свою очередь Бобр.
- Заткнись! - Заорали на него Сов и Кот. Бобр в ужасе стих, громко прочитал про себя: "Наша Таня громко плачет" и поспешно стал вышивать какой-то крахмальный передник.
- Был, - завершил Сов свою мысль. Кот согласно кивнул, но молча.
Помолчали, переглядываясь. Уроборошенные возле постамента. Сезон начался, это они понимали.
- Да, как-то быстро твой сезон начался, - сказал Сов.
- Мой? - Возмущенно спросил Кот.
- Оказалось, что общий, - успокоил его Сов, - предсказал его ты, а он общий. И твой, и Бобра, и мой тоже. Уроборошенный сезон. Сезон имени уроборошенства. Я думал, он какое-то время будет еще готовиться, разгоняться. А тут р-р-раз - и уроборошены Эммом с постамента. То есть, Эмм с постамента, а мы просто уроборошены. Все трое.
- Так у нас не простой Эмм, а Малаховый! - Сказал Кот серьезно.
Помолчали, переглядываясь. Уроборошенные возле постамента. Сезон начался, это они понимали.
- А вот если, - начал было Бобр, но махнул грустно лапой и смолк.
- То-то и оно, - ответил Сов на его невысказанную мысль.
... и на поляну с постаментом обрушилась кромешная тьма...
- Я ничего не вижу, - сказал Бобр напряженно.
- Мы видим, - утешили его Сов и Кот.
- И что вы видите? - С интересом спросил Бобр.
- Ничего, - отвечали Сов и Кот. Тут тьма резко исчезла.
Тут началось на пустом постаменте свечение. Оно все светилось, светилось радужными переливами, потом сгустилось в облачко, в котором погромыхивал громок и посверкивали молнийки. Потом сияющее облако рассеялось внезапно и резко, а на постаменте, точнее, слегка над постаментом, парил в воздухе невиданный прибор. Овальной, вытянутой формы, с изящным коротким прикладом, с двумя рукоятями, пистолетной и поперечной, окутанный легкой блистающей дымкой и сам переливающийся всем радужным спектром, с парой великолепных стрекозиных крылышек.
Помолчали, переглядываясь. Уроборошенные возле постамента. Сезон начался, это они понимали, но сейчас их внимание привлек таинственный прибор без названия и непонятного действия.
Сов решительно протянул крыла к прибору. Тот скакнул ему в перья. Сов направил его раструбом в лес и нажал на курок. Блистающий, в дымке, прибор выбросил целый большущий сноп мыльных пузырей - больших, маленьких и огромных. Они вылетели вытянутым облаком и, пролетев немного вперед, собрались в кучу и с тихим щелканьем, полопались.
Прибор, невероятный, сказочный прибор, тихонько напевавший какую-то мелодию и распространявший вокруг аромат роз, фиалок и испанского мха, был прекрасен.
Помолчали, переглядываясь. Уроборошенные возле постамента. Сезон начался, это они понимали. Увы. Слишком хорошо понимали. Но прибор...
- Пузырютель! - Твердо заключил Сов.
- А откуда, - начал было Бобр, но грустно махнул лапой и смолк.
Помолчали.
- Я другого не понимаю, - начал было Кот, но Сов перебил его, словно и не слышав, глядя перед собой затуманенным взором: "Я другого не понимаю. Пузырютель - это нам в утешение или в издевку?"