Первую неделю он практически не покидал своей палаты. Дикая боль и близость смерти сделали его существование невыносимым. Белые стены небольшого квадратного помещения, казалось, давят на него, предрекая скорый конец. Лица врачей и медсестер, кажется, стали частью его бредовой агонии, порожденной болью.
Раньше ему всегда казалось, что он не боится физической боли и готов на любые пытки. И близость смерти вовсе не была такой страшной. Свою собственную боль он воспринимал как должное, то, от чего просто нельзя сбежать, и потому терпел. Но когда миловидная медсестричка в красивой голубой униформе начала протыкать длинными иглами его вены, ему стало вдруг страшно, а от боли хотелось заплакать.
- Где же твои вены? Никак не могу попасть...
Разве он виноват, что его вены спрятаны слишком глубоко, что так мудро устроила его организм сама природа. Он отвернулся и скривил лицо от боли. Запястье посинело. Где-то под кожей надувался большой темный пузырь. Сестра вытащила иглу и, перевернув его руку, проткнула другую вену. Его начало трясти. В помещении было холодно, но никогда, даже от самого сильного мороза такого с ним не было.
- Перевернись, я попробую другую руку.
Он уже трясся и хныкал, чего потом долго не мог сам себе простить. Однако на этот раз игла сразу нашла нужное место.
- Следи за капельницей, воздух не должен попасть в вену.
А его все трясло и трясло, он не знал, была ли это реакция на новокаин, содержащийся в препарате, либо остатки ужаса и боли втыкаемых в руку игл, либо очередные симптомы его странного заболевания, а может быть просто озноб от холода, царившего в помещении. Боль в правом боку то усиливалась, то ослабевала. Тело горело, врач приложил лед в области больной печени. От этого было еще холоднее, он не переставал трястись, но боль немного утихала. Рука постепенно немела, по телу расползалось странное незнакомое ощущение. Больше он ничего не помнил. Странные бредовые видения перемешались с реальностью и бесконечной болью. Иногда он задыхался, иногда казалось, что смерть уже стоит у его изголовья. Изредка пробуждаясь, он снова видел иглы в своих венах, дополнительно закрепленные тонкими кусочками белого пластыря с неизменно тянущимися куда-то наверх длинными прозрачными трубочками. А там, где-то высоко над головой: кап-кап... Будто с дьявольской медлительностью водяные часы отмеряли остатки его жизни.
Словно сквозь туман небытия он слышал иногда обрывки фраз. Кажется, ему хотят отрезать печень. Неужели они думают, что ему будет хорошо без его печени...
Он открыл глаза. Было утро. В большое окно напротив видны деревья, много деревьев, пышных зеленых непроницаемых крон. Казалось. Там находится лес или какой-то парк. Кое-где из этого пышного трепещущего зеленого моря все же выглядывали одиночные многоэтажки. Вдалеке, видимо, проходила стройка. Два огромных подъемных крана находились в непрерывном движении. Сквозь приоткрытую фрамугу слышны были звуки стройки, людских голосов, шумящей листвы, пения птиц, городского шума - звуки жизни. Это не было неприятно, на какой-то миг ему даже стало казаться, что он любит ее, жизнь. Но потом, мысленно усмехнувшись, он осознал, что любит ее только здесь, на расстоянии, на высоте пятого этажа в своей маленькой каморке, а не тогда, когда сталкивается с ней нос к носу, вновь ощущая на себе ее жестокость и холодное безразличие... Нет, сейчас не время для подобных рассуждений, он должен встать. Приподнявшись на кровати, он ощутил, что боль ушла, ее больше не было. Он поотрывал от рук все дурацкие капельницы и встал на пол. В глазах замелькали темные пятна. Это оттого, что он слишком много времени лежал в постели.
Вынув из шкафа, он натянул свой кожаный пиджак и пошарил в карманах. Паспорт и ключи куда-то исчезли, но сигареты были на месте. Надев штаны и ботинки, он выглянул в холл. Его палата находилась совсем рядом с постом дежурной медсестры, в холле на креслах сидели какие-то люди, по-видимому, другие пациенты и навещающие. Он приоткрыл дверь и осторожно вышел. Все сразу посмотрели на него и проводили взглядом до самой лестничной площадки. Неудивительно для него было то, что его персона вызвала столько любопытства: внешность его всегда была необычной. Нет, он не отличался ни красотой, ни уродством, просто несколько неординарными, но эффектными чертами лица. Завернувшись поплотнее в свой пиджак, он все время смотрел в пол, стараясь не привлекать к себе внимания. Долгие запутанные больничные коридоры наконец привели его к выходу. Охрана, к счастью, на посту отсутствовала. Он вышел из здания и побрел к воротам, миновав которые очутился в совершенно незнакомом недружелюбного вида районе. По большому шоссе то и дело автомобили сновали туда-сюда. Вдалеке виднелся огромный лес, зачаровывавший своей красотой и величием. Ему непременно захотелось попасть туда, он любил лес. Преодолев шоссе, забор и полкилометра спуска по грязной и сырой после дождя почве, он очутился наконец в долгожданном зеленом массиве. Перейдя на другую сторону по мосту через небольшую, грязную и подозрительно вонючую речку, он оказался на тропинке, уводящей далеко вглубь зеленого царства.
Нет, пожалуй сегодня он слишком устал, чтобы полноценно насладиться красотой и величием природы. Все же за те дни, что пролежал в своей палате, он успел ослабеть. Однако по мере продвижения вперед он все-таки потихоньку чувствовал прибывающие силы и долгожданное спокойствие, какое всегда давали такие прогулки.
Постепенно запутанные тропинки довели его до небольшой асфальтированной дороги, по которой он и дошел до жилой местности. Сначала небольшое шоссе и дворы тянущихся вдоль него высотных домов казались пустынными, уснувшими. Но потом, по мере того, как он начал продвигаться вглубь квартала, , появились люди, автомобили, ларьки. Дойдя до метро, он купил себе чебурек с мясом на найденную в кармане десятку, потому что был жутко голоден. Зашел в несколько магазинов, торговавших аудио и видеокассетами, а потом долго стоял на остановке троллейбуса. Район был современным и необычайно красивым. В зданиях преобладали высотные дома, красиво выстроенные в ровные ряды. Они прекрасно смотрелись на фоне голубого неба вместе с многочисленными оживленными шоссе. Ему невольно вспомнились картинки из школьных учебников, изображавшие город будущего. Одно здание, огромное, высокое, с голубоватым зеркальным покрытием и очень необычной формы особенно запомнилось ему.
Пришлось возвращаться в больницу. У него не было ни ключей, ни документов, а на улице начинал свирепствовать холодный ветер. Была ранняя осень, лето в этом году выдалось на редкость дождливое. Он не хотел закрывать форточку в палате, хоть и было холодно, он хотел слышать все время эти звуки жизни, казалось, то последнее, что связывает его с миром.
Вечером он попросил свои документы, но медсестра заявила, что они нужны для оформления каких-то бумаг.
- Ну а когда я смогу их забрать?
- Спросите это у лечащего врача.
- А зачем вам, черт возьми, понадобились ключи от моей квартиры?
- Этого я не знаю, их наверно забрал кто-то из родственников.
- Да нет у меня никаких родственников!
- Разбирайтесь сами...
- Когда меня выпишут?
- Когда Вы поправитесь.
- Но я здоров, у меня ничего уже не болит.
- Вам сделали новокаиновую блокаду, это просто обезболивает на время.
Сочтя дальнейшие расспросы бесполезными, он удалился в свою палату, забрался на кровать прямо в одежде и с головой закрылся одеялом.
Прошло еще несколько дней, это сделалось невыносимым. Он не выходил в холл, потому что не любил общества незнакомых людей, не ходил в столовую, так как еда здесь выглядела просто омерзительно, ни в ванную, ни к телефону, потому что звонить было просто некому. Иногда по вечерам спускался вниз - подышать свежим воздухом, почувствовать дух природы, потому что без этого просто не мог. Врачи порой заходили, осматривали его, качая головой и делая озабоченные лица. Его вызывали на какие-то не слишком приятные процедуры, кололи обезболивающее, брали кровь, но ему теперь все было до лампочки. Боль ушла а его прежнее состояние сменилось каким-то бестолковым скучным и однообразным бездействием, всепоглощающей, затягивающей ленью. В первые дни он еще рвался домой, вспоминая, что там, в том мире, казалось сейчас беспредельно далеком, остались его работа, знакомые, множество нерешенных проблем. Но под действием каких-то таблеток, или просто поддавшись этим погружениям в скуку и бездействие, и находясь все время в состоянии какого-то бесконечного полусна, он постепенно перестал думать об этом. Но боли не было, что бы это могло значить? Новокаиновая блокада? Верится с трудом, он вообще не любил всех этих научных терминов. Казалось, его держат здесь просто так. Кроме странных серых таблеток ему больше ничего не давали. Он даже начал скучать по показавшейся ему вначале такой ужасной капельнице. Это странно, но он почти физически ощутил, как хочет, чтобы ему снова кололи вены. Очень занятной и желанной вдруг показалась мысль о том, как длинные прозрачные трубочки станут продолжением его вен, и новокаин снова разольется по малым и большим кровеносным сосудам его тела...
Однажды миг просветления все же наступил. Он с утра тайно выкинул все таблетки в унитаз, выпив лишь воду. Ближе к вечеру странный туман в голове рассеялся, сменившись относительной ясностью рассудка.
Днем его направили на какую-то процедуру. У кабинета собралась небольшая очередь, люди сразу принялись разглядывать его, чего он обычно очень не любил. Ему всегда становилось неловко, к тому же на самом деле не был он таким необычным, особенным, каким наверняка казался внешне. К счастью, внимание людей быстро переключилось на больного, которого везли на каталке по коридору. Выглядел тот просто ужасно: половина лица заклеена пластырем и забинтована, изо рта и носа торчали какие-то трубки. Больной что-то хрипел страшным голосом, его свободный глаз был так широко открыт, что казался круглым, в нем застыли боль и ужас. "Дыши носом !"- строгим голосом приказывала медсестра. Впечатление осталось неприятное, тяжелое, когда процессия скрылась в отделенном отсеке коридора.
Очередь проходила быстро. Рядом с ним сидела молодая женщина с некрасивым лицом. Видно было, что она чего-то очень боится, она плакала. Он хотел заговорить с ней, утешить, но так и не смог, потому что с детства не отличался общительностью.
Наконец наступила его очередь, он вошел в полутемную комнату с маленькой японской картинкой на стене, изображавшей, кажется, дракона. В комнате стояло несколько коек, письменный стол в углу и монитор компьютера с каким-то специальным оборудованием. Вентилятор громко шумел. В помещении находилась медсестра и женщина преклонного возраста в белом халате, накинутом поверх яркого дорогого костюма, по-видимому врач.
- Ложись и сними обувь.
Она записала его имя и фамилию.
- Сколько лет?
- 21
- Сколько?
- 21!
- Какой диагноз?
- Печень.
Она подошла к кушетке, задрала его рубашку вверх, намазала живот каким-то противным скользким веществом и с помощью небольшого прибора, соединенного шнуром со всей аппаратурой, начала рассматривать его внутренности через экран монитора. Она водила датчиком по всему животу, просматривая то один орган, то другой.
- Так, ты говоришь, печень...
Ему вдруг показалось, что выражение лица врачихи изменилось. Она с такой жадностью уставилась в экран, будто бы смотрела на аппетитное блюдо к обеду. Он ясно ощутил этот дикий голодный взгляд и в довершение ко всему из ее приоткрытого рта вдруг закапали слюни. Глаза его расширились от удивления. Заметив это, женщина аккуратно вытерла рот и выражение ее сменилось прежним спокойным безразличием.
- Вставай, можешь идти, у тебя все в порядке.
- А когда меня выпишут?
- Говори об этом с лечащим врачом.
Опять этот лечащий врач! Он и в глаза-то того не видел. И он побрел медленно на свой этаж.
Врачи и медработники всегда казались ему немного ненормальными, сдвинутыми, опасными людьми. Ведь они могут видеть порой такие зрелища, которые нормальный человек не смог бы спокойно переносить. Вскрытие трупов, операции, внутренности, кровь... От такого и свихнуться недолго. К тому же приносить людям боль - для них совершенно нормальное дело: колоть, резать, кровищу выкачивать... Нет, при такой жизни трудно оставаться совершенно нормальным, адекватным, здраво мыслящим человеком.
Он дождался поздней ночи, когда суета в коридоре постепенно утихла. Осторожно выглянув в полутемный коридор, он с облегчением заметил, что холл совершенно пуст. Сестры, как всегда, на месте не оказалось, что было ему на руку. Что-то влекло его вперед по темным коридорам, странное любопытство или подсознательное желание разобраться в чем-то. Осторожно пробираясь по сумрачным коридорам, шарахаясь от каждой тени и звука шагов, он вновь ощутил себя героем любимых компьютерных игр - забытое и приятное ощущение.
Шаг, еще шаг. Бегом он миновал освещенное пространство перед лифтом и очутился на лестнице. "Не курить "- гласили надписи на каждом этаже. Не курить на лестнице, не курить в холле, не курить в туалете... Что за идиотизм, где же тогда можно? Хоть бы места специальные отвели.
Он поднялся этажом выше, тихо, стараясь не создавать шума. Он был снова этим героем, персонажем своих компьютерных игр. Полутемные помещения больницы вместе с этой зловеще-напряженной атмосферой очень напоминали сектора, уровни, отсеки, в которых обычно происходило действие этих самых игр. И он погрузился в свою иллюзию, и вот уже, казалось, мир стал игрой, а реальность - очередным творением виртуального гения. Типичная картина ночного города за окном манила, восхищала красотой своих разноцветных огней. Он задумался на минуту у окна, не в силах оторвать от них взгляд. Внезапно сквозь стекло двери на лестничную клетку он увидел пробежавшую медсестру. Не делая лишнего шума, он пригнулся, оставаясь незамеченным. Табличка над дверью гласила: "Лаборатория хирургической гастроэнтерологии". Загадочное и зловещее название. Когда все звуки стихли, он осторожно без скрипа приоткрыл дверь и вошел. Быстро миновав освещенное помещение, он скрылся в тени коридора, который был здесь еще более мрачным, чем в его хирургическом отделении. Вместо привычных белых или голубых стен - коричневые обои под дерево. Лампа на потолке светила тусклым фиолетовым цветом, постоянно мигая.
Он прокрался в следующий отсек, стараясь держаться в тени. Неприветливого вида двери тянулись вдоль всего коридора. Он еле успел спрятаться за углом, когда в коридоре вдруг послышались шумные звуки и до странности худенькая медсестричка провезла мимо больного на каталке, страшно и истошно хрипящего. На него произвел сильное впечатление этот несчастный, ему вдруг стало немного жутко. Что это за дом мучений, истязаний, пыток? Эти белые халаты и сверкающие иглы могут ввергнуть кого угодно в панический ужас. Он заметил шкаф со стоящим в нем множеством странного вида сосудов. Подойдя поближе, различил человеческие внутренности, заспиртованные в стеклянных банках. Неопределенного цвета, отвратительные на вид, под каждой банкой - непонятная надпись по латыни. Совсем рядом из какой-то комнаты свет проливался в коридор ярким потоком. Оттуда слышалось множество голосов и различных звуков. Но он забыл про осторожность, он смотрел на эти банки, не в силах оторваться. Ничего более омерзительного он в жизни не видел. И вот - то ли оптическая иллюзия, вызванная неправильным углом падения света, то ли слишком буйное воображение сыграло с ним злую шутку, но он ясно увидел, как эти безмозглые, мертвые сгустки материи шевелятся, копошатся, живут своей собственной жизнью. Казалось, они издают странные тихие звуки, сливающиеся в монотонное гудение, едва слышный гул... Он зажмурил глаза и снова открыл - иллюзия не исчезла - и снова закрыл... Он шел, не оборачиваясь, он не мог больше на это смотреть, он не мог даже вспоминать, потому что это будило в нем первозданный ужас. Ему было страшно, он дрожал, в любую минуту боясь появления из этой освященной комнаты, которая сейчас казалась ему воплощением зла, жуткого, безумно жуткого монстра, который непременно заметит его и убьет.
Выйдя снова на лестницу, он старался отдышаться, успокоиться, привести свои чувства в порядок. Он поднялся на еще один, самый последний этаж. Здесь окно было целое, без створок и форточек, а вид через него на город был еще живописнее. "Операционное отделение" - гласила надпись. "Не курить". Он достал пачку и закурил, глядя сквозь стекло на ночные огни. На этой лестничной площадке царила почти полная тьма, потому освещенную прихожую операционной было хорошо видно сквозь окошко в двери. По лестнице простучали чьи-то башмаки. Он напрягся всем телом, боясь вздохнуть. Жаль не было сейчас с ним той экипировки и оружейного инвентаря, что обычно таскают с собой компьютерные герои. Шаги стихли на злополучном шестом этаже и он облегченно затянулся. Так ведь и с ума сойти недолго.
Врач прошел по коридору, врач в окровавленных перчатках, нет, это уже чересчур... Но странное безрассудное любопытство все-таки было сильнее. Он открыл эту дверь и зашел в этот сектор. Пускай его поджидают за каждым углом кровожадные монстры - он все же герой... В прихожей на каталке лежал, кажется, труп. Человек, если это конечно им являлось, был закрыт белой простыней с ног до головы. Коридор операционного отделения был, в отличие от других, коротким и широким. Несколько закрытых или слегка приоткрытых, стеклянных дверей вели в большие операционные залы. В последнем зале горел свет, оттуда доносились приглушенные звуки. Приблизившись, он различил какое-то непонятное чавканье и странный визг на фоне людских голосов и шума приборов. Это было выше его сил, он начинал терять самообладание. Ему хотелось заглянуть, но он не мог преодолеть своего страха. Он вытягивал шею потихоньку, сначала взору открылся угол. Его чуть не стошнило, потому что то, что лежало там, на полу, было отвратительно. Беспорядочно валявшиеся у стенки куски человеческих тел вперемешку с тряпками и окровавленными внутренностями сразу бросились в глаза своим чудовищным видом. Небольшая миловидная кошка лакала из кровавой лужицы. Словно какой-то мусор, словно... Он потерял ход своих мыслей, ноги подкашивались. Шатающейся походкой он миновал коридор и с размаху наткнулся на тело, лежащее на каталке. Тело вдруг зашевелилось, простыня сползла и перед глазами предстало невероятное в своем безобразии существо. Больше всего это напоминало человека, с которого живьем содрали кожу. Существо вращало бешеными глазами и издавало дикие нечленораздельные вопли. Он бросился бежать. Он все еще был героем своей игры и в данный момент спасал свою жизнь. Он так и не вспомнил потом, как нашел свою палату, и , закрывшись в ней, придвинул к двери стул. Он занавесил все окна, потому что боялся смотреть в темноту.
В укромном уголке тумбочки отыскался пакетик с анашой, некогда заботливо приготовленный на будущее... Нервно вытряхивая табак из папирос, он пытался забыть обо всем, что видел. Все окружающее казалось принадлежностью какого-то кошмарного сна. Запершись в туалете, он жадно вдыхал дым, пытаясь забыться...
Следующий день ничем не отличался от предыдущих. Медперсонал казался как никогда приветливым, но он-то знал, ощущал зловещую тайну, кроющуюся под этими дружелюбными улыбками, белыми халатами. Они все заодно, все тут заодно, ну ничего, этой ночью он снова придет туда, он узнает все их тайны, чего бы ему это ни стоило. Все-таки он герой, герой им самим придуманной странной игры, которую все равно доведет до конца. Таблеток не принесли в это утро, что было очень странно, но теперь ему не пришлось притворяться. Зато сделали какой-то укол, после которого еще сильнее закружилась голова и все поплыло перед глазами, ломая ход времени. По телу расползалось приятное ощущение. Но он не поддался этой одурманивающей слабости, он терпел целый день, лежа в постели и борясь со сном. К ночи он был уже свеж и бодр, как ему казалось. И он снова побрел туда, в операционную, почти не чувствуя своего тела. Никто не встретился на его пути, когда он дошел до знакомых распахнутых стеклянных дверей, а ужасный вчерашний угол был пуст и чисто вымыт. Он шагнул вперед уже без страха и увидел там именно то, чего ждал и боялся одновременно. Люди в красивой белой и голубой униформе столпились над операционным столом, словно над праздничной пиццей. Наклонившись над телом они с жадным чавканьем, огрызаясь друг на друга, жрали. Кровавые ошметки летели во все стороны. Он застыл, не смея оторвать взгляд от этой страшной картины. Пошатнувшись, задел рукой за какой-то столик и коробка металлических инструментов с жутким грохотом ударилась об пол, рассыпав содержимое. Они обернулись, все разом. Казалось - только этого и ждали. Их рты, руки и одежда были перемазаны чем-то красным, он знал, но просто не хотел думать, чем.
- Что вы тут делаете? - выкрикнул он, хватая с пола подвернувшийся скальпель. Он все еще был героем.
Они молчали, а он продолжал, потому что не мог выдержать этой жуткой нависшей тишины. Звук своего голоса придавал силы.
- Странные у вас вкусы, господа...
Они начали приближаться, осторожно медленно, он выкинул вперед руку со скальпелем. Дайте хоть погеройствовать напоследок...
- Тебе пора на операцию. - глухим нечеловеческим голосом отозвался вдруг главный хирург.
Потом они набросились на одинокую и плохо вооруженную жертву, все разом, словно по команде. Он все же успел полоснуть кого-то по руке прежде чем выбили скальпель. Он не мог больше сопротивляться, слабость и головокружение внезапно дали о себе знать.
Они потащили его на операционный стол, мимо ужасного окровавленного тела с огромной дырой в животе, он почти не отбивался больше. Над головой зажгли яркую лампу, кто-то сделал укол в шею, другие пытались натянуть на лицо маску с наркозом, сознание постепенно покидало его. Последним, что он увидел была рука со скальпелем, надрезающая его бледный отощавший живот где-то в области печени. И свет померк в глазах. Он был всего лишь человек...