Леднева Дарья Михайловна : другие произведения.

Часть 1. Царство крыс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Леднева Дарья Михайловна
  Единственный волшебник
  Часть 1. Царство крыс
  
  Размеренно грохоча, поезд нёсся вперёд. За окном мелькали столбы электропередач и высокие клёны, с позолоченной вечерним солнцем листвой. Я видела сотканных из лучей света созданий, которые дикими псами неслись рядом с вагоном и лязгали зубами, пытаясь куснуть железного зверя. Гибкие, длинноногие гончие, они всё бежали и бежали, оставляя за собой быстро исчезающую дорожку из солнечной пыли.
  Я откинулась на спинку сиденья и улыбнулась спутникам.
  - Попросить у проводника чай?
  Светка, сестра, не ответила, храня безучастное выражение лица. Родители тоже. Я поджала губы.
  Жалкие тени. Конечно, они могли ходить, иногда даже выдавливать из себя короткие фразы, но жизнь будто вытекла из них, оставив пустую оболочку. И я ничего не могла исправить. Пока. Оставалось смириться.
  Вышла в коридор. Из закрытых купе не доносилось ни звука, и неожиданно смолк даже грохот поезда. В начале вагона, как в обычных поездах, купе проводника не оказалось. Только металлическая дверь в туалет. На всякий случай заглянула туда, но не увидела ничего, кроме унитаза с деревянным стульчаком и грязно-жёлтых пятен на полу.
  - Вы в очереди?
  Обернулась и натолкнулась на женщину. Чуть прищурив янтарные глаза, она смотрела на меня свысока. Пучок ярко-фиолетовых волос ядовитым грибом топорщился над головой, заострённые уши с кисточками торчали на макушке, тонкие кошачьи усики чуть колыхались на ветру и в вырезе платья серой дымкой виднелся пушок.
  - Вы идёте или свободно?
  Я моргнула, и женщина-кошка превратилась в заурядную особу средних лет.
  Должно быть, нервное истощение - ведь последние несколько часов я не верила, что выберусь живой - богатая фантазия и плохое освещение сыграли со мной злую шутку, исказив действительность.
  - Извините. Свободно. А вы не знаете, где проводник? Мне бы чаю.
  - В другом конце, ― раздражённо фыркнула женщина и по-кошачьи проскользнула мимо меня.
  Я купила чайные пакетики у проводника, который ни во что не превратился, но презрительно сморщил лоб, посмотрев на протянутые купюры.
  - А снарков совсем нет? Ну, ладно. Обменяю в Маржуме, там не такие зверские комиссии.
  Списав 'снарки' на очередной подарок усталости, я поблагодарила проводника и вернулась к семье.
  Заварила чай и, обхватив чашку руками, откинулась на жёсткую спинку, прикрыла глаза. Никто не пил чай. Родители и Светка даже не прикоснулись к чашкам. Понимаю, это всего лишь их тени. И пусть мы не ладили, но неужели больше никогда не встретимся? Не будет маминого летнего пирога с вишней, не будет Светкиных красок, разлитых по моему столу, не будет потрёпанного папиного портфельчика?
  Только стакан чая теперь и может меня согреть.
  Всегда любила погреть руки о тёплую чашку. В прошлый раз я так же уютно сидела и пила кофе с человеком, который через несколько недель и загонит меня в этот поезд.
  Странная штука - память. Избирательная. К примеру, хорошо помню кованые крючки с завитками в виде листочков шиповника и фарфоровые чашки в кафе, даже узор на металлическом подстаканнике из поезда помню! А вот из какой посуды дома у родителей ела - не помню.
  Память - это монстр, который поглощает воспоминания, последнее, что у меня осталось.
  Память - неверная подруга. Стареешь, и она покидает тебя. Но и у глубокой, дряхлой старости есть преимущества: смерть. А с моей смертью правда, которую мы тщательно оберегали все эти годы, правда, способная нас погубить, потеряет значение и власть.
  Прежде, чем всё закончится, и история навсегда запомнит меня чудовищем, хочу рассказать о моём воспитании, о человеке, который меня учил, и о том, кем я была раньше и как стала чудовищем.
  Мне было тогда двадцать лет, почти ребёнок. Всего двадцать лет! Да что я могла понимать в жизни?! А ведь мнила себя самой умной! Глупая наивная девочка! Да если бы ты хоть на сотую долю была такой умной, как хотела, то уж забилась бы в самый тёмный угол и не лезла бы на рожон.
  До побега я жила с родителями и сестрой. С настоящими, а не теми бледными тенями, что сидели напротив меня в поезде и не пили чай. Я оканчивала четвёртый курс экономического института. Были планы и цели, увлечения, приятели, с которыми иногда проводила время. Словом, заурядная жизнь меня вполне устраивала.
  Тем апрельским днём я вышла в магазин. У нашего подъезда стоял мужчина в чёрном пальто с поднятым воротом и что-то искал в мобильном телефоне. Увидев меня, он спросил, как пройти к метро. Махнула в сторону и объяснила дорогу.
  - Спасибо. Ты - Вики?
  ― Да, ― замешкалась. Откуда он знает моё имя? Быстрый взгляд: мужчина возвышался надо мной, и я смотрела на него снизу вверх, точно на сказочного великана. Тёмные волосы, светлая кожа, острые черты лица, плотно сомкнутые губы, серые пастельные глаза, сосредоточенный умный взгляд. Он мог бы быть суровым правителем некой далёкой зимней страны, где дуют вечные снежные ветра. Мне захотелось отступить на шаг, но я постеснялась.
  ― Септимий Крауд. Прекрасного дня, фея.
  И, улыбнувшись, ушёл.
  Мимолётная улыбка, похожая на солнечный луч, совершенно изменила ледяное, словно маска, лицо. Поражённая, я простояла минут пять, лишь потом опомнилась и засеменила к магазину.
  Позже много раз прокручивала в голове эту сцену. И всё яснее понимала, что без некоего чародейства тут не обошлось. Ведь ни его странное имя, ни отсутствие акцента, характерного для иностранца, меня не удивили. Да и странно не знать о метро, что находится совсем рядом! Но меня совершенно ничего не смущало, точно всё шло своим чередом.
  Как давно Крауд жил в нашем доме? Месяц? Полгода? Удивительно, но за всё время нашего знакомства я ни разу его об этом не спросила. До поры до времени он оставался для меня загадкой. Да чего уж юлить? Я сейчас не уверена, что знаю его. Слишком многое он не рассказывал, о многом я и не спрашивала.
  А теперь уж поздно.
  
  Тогда меня больше занимали другие проблемы. Мама, стремившаяся всё контролировать, собиралась пристроить меня в торговую компанию к друзьям, чтобы те хорошенько меня выдрессировали на менеджера по продажам, а я мечтала о том, как буду принимать пациентов в уютном кабинете и помогать советами - на это меня вдохновили зарубежные сериалы.
  Но дело в том, что несколько лет назад на семейном совете я не смогла объяснить, кем хочу быть (впрочем, и сама не знала, чего хочу), потому родители отправили меня в экономический институт, посчитав, что с таким образованием у меня будет больше шансов сделать карьеру или хотя бы не умереть с голоду. Через некоторое время я увлеклась психологией. Мне казалось интересным в учебниках, в научных статьях искать ответы на вопросы о поведении окружающих. Наверное, в глубине души, я хотела понять себя, объяснить свою замкнутость и найти рецепт, как наладить отношения мира со мной. И только позже я пойму, что лишь жизнь и опыт помогают разобраться в человеческой душе, а отнюдь не тонны запоем прочитанных пособий.
  Но бросать один ВУЗ и поступать в другой было страшновато. Слишком велик риск провалиться и остаться у разбитого корыта. А я ценила стабильность, даже самую шаблонную. Перемены давались мне нелегко.
  И всё же в моей серой жизни была одна отрада - я подрабатывала в психиатрической клинике, что, впрочем, имело мало общего с моей мечтой, но ничего лучше не нашлось. Впрочем, и эту подработку я получила с трудом. По блату. Главврачом в клинике был отец моей подруги Машки, она-то и уговорила его взять меня. Не то чтобы я её просила или очень хотела, но Машка, живая и подвижная, легко загоралась новыми идеями и сама предложила помощь.
  'А что? Клиника всё же лучше, чем офис торговой компании? Папе давно нужен толковый человек, который поможет с отчётами'.
  К моему огромному удивлению, отец Машки согласился. Правда, что делать дальше я не представляла. Разбирать бумажки-отчеты в клинике и подносить кофе главврачу - скучно, зато работа непыльная, на мозги не давит и, самое главное, всё стабильно. С другой стороны, хотелось чего-то большего. Кто в двадцать лет не мечтает прославиться? Известность ради известности? Но для серьёзной работы у меня не было нужного образования, да и мрачный стационар, где пахнет лекарствами, - это не уютный кабинет психолога.
  В конце концов (не без помощи Машки), я уговорила подпустить меня к пациенту. Случай невиданный! Но таков уж был главврач: как можно отказать любимому чаду? Любая блажь - только попроси. Впрочем, сейчас, годы спустя, я думаю, что это была не заслуга Машки, а происки той неведомой силы, что сгущалась надо мной, чтобы уничтожить мой привычный мир.
  Помню разговор с главврачом. Он хмурился из-за толстых стёкол очков, прищуривался до узких щёлочек, а затем, когда я рассказала о своей идее и замолчала, надолго погрузился в раздумья. Я волновалась, переминалась с ноги на ногу и поглядывала на дверь, чтобы выскользнуть по-тихому. Кабинет наполнился запахом роз, настойчивым, даже горьким. Я волновалась и не догадалась, не заметила, как этот внезапный аромат одурманил главврача.
  Когда он, наконец, заговорил, голос его был мягче и мелодичнее, чем обычно:
  - Что ж, Виктория, я не против вашего исследования, хотя меня и смущает, что нужно допустить неспециалиста к пациенту. Обычно мы так не делаем. Тем не менее, даю вам шанс. Но Фёдор Николаевич будет за вами приглядывать. Без него к пациенту не подходить, всё ясно? Все отчёты - мне. Никаких официальных публикаций без согласия больного.
  С тех пор началась другая жизнь. Теперь я под бдительным надзором Фёдора Николаевича - человека в высшей степени неприятного в общении и явно недовольного новым заданием - общалась с пациентом. Запах роз ещё несколько раз прорывался из небытия. Однажды я даже обошла всю территорию стационара, но ни розового куста, ни хотя бы букета в вазе не нашла. Откуда же происходил этот аромат?
  Художника я впервые увидела ещё два месяца назад в общей столовой, куда его привела санитарка. Среди прочих пациентов Художник выделялся не только необыкновенно высоким ростом, туманными серыми глазами, но и аурой, некой атмосферой, что сгущалась вокруг него. Если бы в клинике мог быть король, то этим королём был бы Художник. Во всяком случае, в минуты просветления, потому что в минуты забвения он превращался в холерного безумца с горящими звериными глазами.
  Я видела его работы. Драконов на фоне огненного неба и драконов, тонущих в пламенеющем море, и силуэт женщины без лица, только неясные зелёные очертания и длинные каштановые волосы. Эти рисунки завораживали меня, хотелось прикоснуться к их тайне.
  В тот день Художник чувствовал себя хорошо, главврач разрешил ему порисовать. Я пришла как раз, когда больной закончил, и он показал акварельный набросок. В цветных пятнах угадывались красные очертания исполинских крыльев.
  - Что вы имели в виду?
  - 'Чувствую: неведомая сила разрывает мой привычный мир на части и выбрасывает меня в хаос', - говорил художник. И я уже не записывала его слов, только слушала с открытым ртом. Собравшись, спросила.
  - О чём вы?
  - Когда человек не на своём месте и занят не своим делом, высшая сила должна вырвать его из этого круга. Вот ты, фея, своим делом занимаешься?
  Весь оставшийся день я никак не могла отделаться от неприятных мыслей. Может, действительно что-то делаю не так? Но я бы хотела распоряжаться жизнью сама и поступать так, как считаю нужным, а не следовать чужим советам и нашёптываниям! Но с другой стороны, разрываться между двумя делами - тяжело. Я постоянно металась и боялась оплошать. И могу смело воскликнуть: 'Увы, ни в одном деле не преуспела!' Разве этого я хотела?
  Больше всего не хотела разочаровать маму, для которой не было ничего важнее успешной, безупречной жизни, которой будут завидовать все соседи. Наверное, так проявлялся один из тех детских комплексов, которые исподтишка влияют на всю нашу жизнь. Может, в детстве мама не была лучшей, и её пытали примерами более талантливых детей, что, в конце концов, заставило её стремиться к совершенству ради похвалы, и это переросло в манию.
  Так или иначе, я оказалась для неё сплошным разочарованием. Я не любила институт, который она выбрала для меня, не любила будущее, работу, о которой она для меня договорилась.
  Но ещё больше - я боялась очередной ссоры с громким хлопаньем дверьми и разбитой посудой. Боялась потерять столь важное для меня ощущение стабильности.
  
  После разговора с Художником домой я вернулась только к половине одиннадцатого. Курсовая опять не желала выстраиваться в связный набор предложений; сестра Светка заняла рисованием всю кухню, и не нашлось места даже для чашки травяного чая.
  Я заперлась в комнате, как делала всегда, когда боялась, что мама войдёт в самый неподходящий момент и заподозрит меня в чём-нибудь, что позволит запустить очередной скандал. Хотя, конечно, запертая дверь от скандала никак не спасёт, а наоборот - может стать поводом, но, по крайней мере, сохраню некоторое личное пространство.
  Из низов огромного шкафа вытащила коробку, а из неё - перевязанную старым шнурком папку. Развязала и достала детские рисунки. Да, когда-то я, как и моя сестра, рисовала. Только моё творчество мама не поощряла, и после шестого класса я бросила художественную школу. Видите ли, родителям жалко денег на столь 'бесполезное занятие, которое в будущем не принесёт тебе никакого дохода'.
  Вот тот рисунок, который я искала. Огромный красный дракон, а небо - сумбурные цветные кляксы. А на другом рисунке, совершенно забытом, те же расплывчатые очертания женщины в зелёном. Теперь вспомнила: так я рисовала себя в роли принцессы.
  Всё это меня расстроило.
  - Что если я неправильно живу?
  А курсовая по валютно-кредитным отношениям тщетно меня ждала.
  Утром я не пошла в институт. Надо было проветрить мозги и решить, что делать со своей жизнью.
  Конец апреля выдался на редкость дождливым. Но мне нравился запах мокрых распускающихся листочков и вспышки солнца в лужах. Я неторопливо прогуливалась по дорожкам парка, наслаждаясь тишиной.
  - Неужели тебе по душе такая погода?
  Вновь этот странный мужчина. Над курткой торчит ворот белого свитера, руки в карманах, а волосы растрёпаны ветром.
  Я не люблю болтать с незнакомцами. Да и гулять-то приятнее в одиночестве. Но мне вдруг захотелось поговорить. Понимаете, Крауд в отличие от многих был вежлив и воспитан. Он не навязывался - почти не навязывался, стоял в паре метров от меня, ожидая, подойду ли я или нет. Он давал мне выбор: уйти или остаться. Это вызывало доверие.
  И я ответила:
  - Мне нравится любая погода. Главное, чтобы - тихо и можно было помечтать.
  - А я ненавижу дожди, сырость и ветер. Там, откуда я родом, почти всегда тепло. Только зимой идёт дождь, но тогда я уезжаю на юг.
  - Вы, наверное, из Европы?
  Он едва заметно усмехнулся.
  - Хочешь кофе?
  Пожала плечами. Что преступного в том, чтобы немного посидеть в уютном кафе? Я же никуда не тороплюсь, да ноги у меня замёрзли: прогадала с сапогами.
  Тихая музыка, деревянные столики и кованые крючки, с листьями шиповника, для верхней одежды.
   Крауд заказал американо для себя, латте - для меня. Он знал, что я люблю, не спрашивая.
  - Зачем мы тут?
  - Погреться.
  Когда принесли кофе, он отнюдь не спешил пить, а просто скрестил руки на столе. Я улыбнулась и обхватила кружку замёрзшими ладонями, чтобы согреться.
  На тонких пальцах Крауда были перстни с массивными голубыми камнями: казалось, звёздная пыль, как драгоценная пленница, заключёна в прочных стенках прозрачного, как хрусталь, камня. Я насчитала шесть колец. Несколько больше, чем нужно мужчине.
  - Раньше я не видела у вас перстней. Зачем так много?
  От его взгляда, исподлобья, чуть безумного, мне стало не по себе.
  - Стало быть, мне так надо.
  Мы ни о чём не говорили. Я смотрела по сторонам, отворачивалась, время от времени ловила на себе его пронизывающий взгляд. Я хотела встать и уйти, но словно окаменела. Официант принёс мой любимый торт-медовик, хотя я и не помнила, чтобы заказывала. Пришлось остаться. Есть такие девичьи слабости, с которыми бороться бесполезно.
  Конечно, пора бы забеспокоиться, принять Крауда за маньяка, выслеживающего жертву, и бежать, бежать! Но распроклятое любопытство меня пересилило. Меня, наверное, впервые заинтересовал кто-то не из моего привычного круга. Понимаете, очень замкнутая, не склонная к общению, я тогда жила в мире иллюзий и старалась не вылезать из футляра. Может, во многом этому способствовали ссоры с матерью, вечно пропадающий на работе отец и даже Светка. Впрочем, Светка такая же, как и я, живущая в своём мире красок и альбомных листов.
  Так или иначе, Септимий Крауд оказался тем человеком, который нашёл брешь в возведённых вокруг меня крепостных стенах.
  К полудню он расплатился за кофе и молча ушёл, не сказав ни слова. Когда он вставал из-за стола, я заметила, что голубой пыли в камнях его колец будто бы стало меньше. Мутное ощущение обмана меня не покидало.
  Больше он не искал со мной встречи, а я, уязвлённая, жаждала возможности поговорить, жаждала той пленительной улыбки, что в первый раз. И, честно, его молчание безумно оскорбляло. Я стала нервной, роняла вещи, в рассеянности проезжала нужную остановку, спотыкалась, задумавшись. Наконец, я решила взять себя в руки. Не хватало ещё из-за этого мерзавца свихнуться! Такой радости он не заслуживает.
  Чёрт с ним, а мне нужно больше думать о жизни. Взвесив все 'за' и 'против', решила сосредоточиться на работе в клинике. Я даже привыкла к навязчивому аромату роз. С каждым днём запах становился всё отчётливее, особенно у кабинета главврача. Розы будто бы гнили. Но меня куда больше смущало, что я работаю без образования, по блату, и этот блат будет длиться ровно столько, сколько мы с Машкой будем подругами. Но как долго это продлится?
  Я - замкнутая, плохо схожусь с новыми людьми. Машка - заводная и бесстрашная, ей ничего не стоит покорить весь мир. Мы и дружим-то в силу какой-то нелепой случайности: обе любим сидеть за первой партой, так лучше слышно преподавателя, правило, которое нам вбили в голову ещё в школьные годы. Но вот мы окончим институт, разбежимся, будем ли мы ещё подругами?
  Мне нужна более твёрдая почва под ногами, если я хочу остаться в клинике. Как мне доказать свою полезность? Впрочем, действительно ли я хочу быть именно там?
  Отложив в сторону черновик сумбурных размышлений, отправилась готовить обед. Мама с папой - на работе, Светка в школе создаёт шедевр к непонятно откуда взявшемуся конкурсу. Я подозревала, что она рисует кому-то на заказ, но не говорит матери. Должен же у сестрички быть секрет? Всё подростки рано или поздно бунтуют.
  А я тем временем обосновалась на кухне, подняла жалюзи, позволяя солнцу залить мягким светом кухню. Май за окном меня радовал. Разделав рыбу, я пошла спустить рыбьи ошмётки в мусоропровод.
  С Септимием Краудом мы столкнулись на площадке моего, одиннадцатого, этажа. Отходить было уже поздно и неприлично, хотя всё моё существо и кричало: 'Развернись и беги!'
  Поздоровались. Крауд кивнул, неожиданно взял меня под руку и потащил к стеклянной двери на чёрную лестницу. Я упиралась, но крик застыл в горле: только бы не привлечь внимание соседки-сплетницы, любительницы обсасывать как леденцы пикантные моменты.
  - Видишь это стекло? - говорил Крауд. - Думаешь, простое стекло?
  - Послушайте, мне некогда! У меня сейчас суп убежит! А ещё столько страниц о типологии темпераментов читать!
  ― Типологии темпераментов? ― от безумного блеска в его глазах я похолодела. ― Я же сказал тебе избавиться от этой белиберды! Учись слушать, что тебе говорят!
  Он схватил меня за шиворот, и мне пришлось неестественно выгнуться. Если нас застанут в этой нелепой позе, то поползут слухи, а если ещё донесут матери, то она точно накинется на меня.
  С тихим рычаньем я безуспешно попыталась вырваться, но только взмокла, футболка гадко прилипла к подмышкам и спине. Щёки запылали, и лицо будто горело. Злодей же, наверняка, слышал, как сильнее заколотилось моё сердце.
  - За этой дверью находится другой, волшебный мир...
  Он наклонился ко мне совсем близко. Я отвернулась, избегая сумасшедшего взгляда, но не смогла ускользнуть от его вкрадчивого голоса:
  - Тот мир злой и очень опасный. Вики, ты должна его остерегаться. Слышишь? Остерегаться. Он засосёт тебя, поглотит, переварит - и всё. Понимаешь?
  От безумия в его пепельных глазах не осталось и следа, теперь они превратились в ледышки. Его прикосновения пробирали до мурашек, и хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать струящегося по спине пота.
  - Будь осторожна, дорогая Вики. Если однажды нечто появится из стекла, беги и не оглядывайся! Если прикоснёшься к нему, то очень опасная сила увлечёт тебя в иной мир, - он наклонился ближе, задел меня носом, я почувствовала его дыхание, запах кофе. - Так что беги, беги!
  Резко дернувшись, я ударила Крауда по ноге, неуклюже вывалилась из его объятий, забежала в крепость-квартиру и, слава богу, без труда заперла дверь. Тяжело дыша, посмотрела в глазок. Сердце отбивало бешеный ритм.
  Крауд вздохнул и покачал головой.
  - Псих, - пробормотала я.
  К счастью, моего позора никто не видел.
  Зайдя в ванную комнату, стянула пропитанную потом одежду, бросила в раковину, заткнув сливное отверстие. Футболка с Микки Маусом оказалась сверху, и лицо мультгероя исказилось точно в предсмертных муках. Я нахмурилась, сыпанула на Микки порошка и поскорее залезла в ванну. Розовые цветочки на шторке не успокаивали, как обычно, а раздражали. На полную открыла краны, и на мгновение почудилось, что напор воды вот-вот сорвёт распылитель. Я извела добрую половину флакона шампуня, вымывая запах одеколона Крауда.
  Конечно, у меня мелькнула мысль заявить в милицию, но что я им скажу? Кто поверит моим рассказам? Нет, безнадёжно. Лучше держаться от Крауда подальше.
  Но вскоре мой страх притупился. Может, на меня и в самом деле наложили некий морок, ведь иначе я вела бы себя осторожнее.
  
  Было последнее воскресенье весны. Занятая подготовкой к сессии и отчётом по Художнику, я в последние время совсем не отдыхала. Ложилась поздно, вставала рано, по будильнику, ни на что не отвлекалась, жила как робот.
  Наконец, меня переполнила тошнота, и я решила хоть пять минуток подышать воздухом. Нырнула в общий коридор нашего одиннадцатого этажа. Заколдованная дверь по счастью уже была отворена, и я выбралась на балконную площадку.
  Ощущение того, что я не одна, заставило оглядеться.
  Крауд парил этажом ниже метрах в пяти от стены дома. С закрытыми глазами он скрестил руки на груди и, судя по тонкой улыбке, наслаждался прохладным ветерком. Крауд никого не замечал, и никто - готова поклясться - никто из прохожих на земле не видел его.
  Отступила на шаг.
  - Что же это?
  Поборов неуверенность, приблизилась, перегнулась через перила, взглядом выискивая какие-нибудь цирковые тросы, которые держали бы Крауда на весу. Но - ничего. Я нахмурилась. Догадка шевельнулась в глубине души. Неужели это...
  Но прежде, чем я успела всё переварить, Крауд открыл глаза. От вспыхнувшей ненависти в его взгляде я отшатнулась.
  - Тебе не стоило за мной следить.
  Его бесстрастный голос вывел меня из оцепенения, и я бросилась прочь. Хлопнула дверью, и та огрызнулась в ответ, словно лев. Несмотря на свой лошадиный топот, я услышала, как нечто упругое шлёпнулось на пол. Мне стало совсем не по себе.
  Маленький голубой мячик, сделанный из тягучего материала, как желе или плавленый сыр. Упав, он слегка расплющился, но тут же собрался с силами и... Господи, он двигался! Летел ко мне!
  'Беги', - шепнул голос в голове, но ноги не слушались. Меня вновь парализовало и накрыло волной болезненного ожидания катастрофы.
  Шар застыл прямо перед моими глазами, чуть сморщился, словно улыбнулся и подмигнул. От него исходил сладковатый, удушающий аромат цветов.
  Только тогда я опомнилась. Надо скорее вытолкать эту мерзость назад, за дверь! Я схватила мячик. Он прилипал к пальцам, как неудавшееся тесто. Ногой пихнула дверь.
  На балконных перилах сидел Крауд. Его серые глаза лихорадочно блестели, губы нервно подёргивались в усмешке. Кое-как отодрав шар от пальцев, бросила его в негодяя и без оглядки побежала домой.
  - Поздно! - громко и зло раздалось мне вслед. - Я предупреждал тебя, Вики: беги! Но ты никогда не слушаешь то, что тебе говорят! Маленькая глупая девочка!
  Я захлопнула дверь в квартиру и облегчённо вздохнула.
  Но тут же насторожилась. Всё казалось таким же, как раньше, но всё же другим.
  Это был не мой мир: в углах забилась пыль, любимые картины точно выгорели на солнце и нагоняли тоску. Воздух пропитался тревогой.
  Я быстро задёрнула шторы и опустила жалюзи, чтобы очередной летающий циркач не заглянул в окно. Почти сразу же услышала тихие шорохи, поскрёбывания и звук, будто кто-то влажным языком облизывал стекло. Прикоснулась к жалюзи и резко отдёрнула руку: горячо, как в аду! 'Пожалуй, лучше убраться отсюда!'
  Но уже поздно.
  Как вы, должно быть, знаете, миров существует великое множество. Порой миры обособлены, замкнуты и никак не сообщаются с другими. Но иногда меж мирами возникают проходы, которые странники называют дверьми.
  Дверь может оказаться как дверью в прямом смысле слова, так и зеркалом, стеклом или просто провалом в пространстве.
  И там, на лестничной площадке, я опрометчиво упала в один из проходов. И совершенно безвозвратно.
  На кухне я собрала семью - маму, папу и младшую сестру Светку. Да, их не было, когда я выходила из квартиры, но в мире что-то пошатнулось, изменилось, может, время потекло иначе. И вот они - тут.
  Я хотела рассказать, что со мной произошло, но запнулась, увидев их совершенно безразличные, застывшие лица. С ними что-то случилось. Сглотнув, я всё же объясняла, что мы в страшной опасности и должны бежать, иначе Крауд нас непременно убьёт. Но они молчали, глядя в одну точку, будто и вовсе меня не слышали.
  'Да что же с ними!' От их отупелых взглядов ёкнуло сердце.
  - Пап, ты меня слышишь? - вкрадчиво произнесла я. Отец всегда был самым толковым, и именно с ним мы меньше всего цапались из-за принципов.
  Он едва заметно кивнул.
  С облегчением выдохнула. Хоть не глухие.
  - Я говорю: надо уходить. Понимаешь?
  Кивок.
  - Тогда, может, ты соберёшь деньги и документы?
  Отец кивнул, но остался сидеть.
  Безвольные и вялые амёбы, полные апатии и грустного бездействия. От этого бросало в жар, немного кружилась голова. Кто эти люди?
  Так похожи на моих, но всё-таки другие. Моих бы я застала за вечерними делами, они бы посмеялись выдумке про Крауда, Светка, может, попробовала бы подыграть, а мне бы стало неловко. Нет, это другие люди.
  Светка, прежде живая, с перепачканными фломастерами и масляными красками ладошками и подбородком, теперь сияла как новенькая кукла. Где же кривенькие косички и дырка на джинсах? Испарилась и хозяйственность матери. Её совсем не волновали крошки от печенья, которые она раньше живо смела бы. Эта женщина уже не казалась такой целеустремлённой и педантичной, какой я знала её. Потухли и глаза отца за стеклами очков в металлической оправе. Обычно собранный и сосредоточенный, он теперь казался вялым и сонным. Да и его любимой книги по биохимии я нигде не заметила.
  Мать лениво потянулась к жалюзи, но я закричала:
  - Нет!
  Она посмотрела на меня без удивления или недоумения и сложила руки на коленях. В любой другой день я бы обрадовалась её безразличию, но не сегодня.
  'Это не моя семья. Всё пошло наперекосяк'.
  Я устало опустилась на стул и закрыла лицо руками. Тяжело вздохнула.
  Мы нередко ссорились, и я, устав от переизбытка внимания к себе, часто запиралась на балконе и мечтала, чтобы они все исчезли, даже Светка, вечно врывающаяся в мою комнату без стука и таскающая мои вещи. Мне упорно не позволяли жить своей жизнью, и я мечтала, что однажды их не будет. Не то чтобы я хотела их смерти или чего-то подобного. Нет, пусть живут и будут счастливы, но без меня, далеко, так далеко, как только возможно! Я даже представляла их скучными и безучастными изваяниями. И вот они стали такими, но радости я не почувствовала. Скорее - стыд. Ведь это моя вина, и я несу за них ответственность, если рассуждать откровенно.
  Да, наши отношения давно и безвозвратно утеряны, но, чёрт возьми, мы в опасности, и я не шучу! Почему именно сейчас вы оставили меня в покое?
  Вновь что-то ударилось в окно. Кажется, треснуло стекло. Из-под жалюзи потихоньку просачивался грязно-жёлтый, как старый лимон, туман.
  Надо бежать. Бежать как можно дальше от злосчастного места.
  В беспорядке побросала в сумку деньги, документы и вытолкнула амёб из кухни. Их медлительность доводила до белого каления. Живыми они мне нравились больше.
  Лифт заскрежетал о стенку шахты на седьмом этаже. Как обычно. Но сердце чуть не лопнуло, ведь некий монстр мог нас подкараулить и теперь рвёт обшивку, чтобы добраться до сытного ужина. Но лифт спокойно ехал вниз.
  Осторожно приоткрыла дверь подъезда и выглянула наружу. На высоте пятого этажа сгустились облака химического серного цвета. Глупый голубь влетел в туман и почти тут же мёртвый шмякнулся о землю.
  Наша квартира уже, наверное, заполнилась ядовитым дымом. Мы остались без дома. И без пути назад.
  Проверила, держат ли родители Светку за руки, взяла мать за руку и быстро потащила всю компанию прочь от дома. Где-то должно быть безопасно, и мы найдём это место.
  По дороге я встречала людей с пустыми, равнодушными глазами. Будто кто-то исказил мои мечты и создал этот безумный театр, наполненный неудачными декорациями, поленившись до конца раскрасить незначительные детали.
  Годы спустя, пройдя сотни дорог, я узнаю, что это не было новым миром или миром-копией, потому что никому, даже самому искусному волшебнику, не под силу создавать миры.
  В тот момент, когда я прикоснулась к голубому шару, сетью упал морок, вырвал меня из родного мира так, будто меня там никогда и не существовало, и перенёс в предмирье, узкую прослойку меж настоящим миром и межмирьем, той частью мироздания, которая ласково обволакивала все миры и служила мостом меж ними. Моя квартира, жёлтый туман, безликие люди - всё иллюзия, призванная меня испугать и заставить бежать.
  Мы без проблем добрались до вокзала, и я купила билеты на ближайший поезд. Неважно, куда мы поедем. Главное, как можно дальше - туда, где неведомая сила, перекроившая мир, нас не достанет.
  Лишь когда наша гусеница-спасительница тронулась, я успокоилась. Заварила для всех чай и успокоилась.
  ― Что же вы не пьёте? Остынет, ― сказала я, и мои родители и Светка покорно разобрали стаканы.
  Грустно вздохнула.
  Мои неприятности только начинались.
  Ночью все спали, отвернувшись к стенке, а я смотрела в окно. На секунду мне почудился Крауд: он скользил по воздуху, в одной руке - саквояж, в другой, кажется, трость. Когда он исчез, я ещё долго вглядывалась во тьму, но заметила лишь мелькание силуэтов: деревьев, столбов и призрачных проводов.
  'Я переутомилась. Нет там никого'.
  Размеренное покачивание поезда медленно меня убаюкивало, и я улыбнулась.
  'Всё обойдётся, и я вернусь к обычной жизни'.
  А если нет? Останусь в этом странном мире, где всё чужое, где солнечные псы гонятся за поездом, где со мной путешествуют тени? А что сталось с моей настоящей семьёй? Остались жить в реальном мире, жить и гадать, куда же делась я? Была ли я готова расстаться с ними, может, навсегда? Может, мы и ссорились, но в глубине души наверняка они желали мне добра, просто мы не находили общий язык. А моя работа? Моя привычная жизнь? Возможность самой выбирать судьбу? Ведь у меня только начало получаться! Невыносимо. Немыслимо.
  Смешно!
  Ведь прикоснувшись к голубому шару, я запустила некий адский механизм, который навсегда перекроил мою судьбу. Я сама сделала выбор.
  Но тогда, в поезде, я впервые облегчённо вздохнула. Всё вокруг казалось вполне нормальным. И я даже понадеялась, что утром проснусь в родной постели в окружении любимых учебников. И вокруг не будет никаких диковинных или непонятных вещей.
  Впрочем, действительно ли я хотела назад, в привычный мир?
  
  Утром поезд остановился. Проводник сказал, что у нас есть два часа на отдых. Уставшие от однообразных купе, пассажиры гурьбой вывалились на станцию и разбежались по делам. У палатки с пирожками, от дрожжевого запаха которых подташнивало, мои родители познакомились с серой четой в дорожных плащах и отправились с ними на небольшую прогулку в парк. 'Восхитительное место! Это совсем недалеко, рядом с холмом!' - говорили их новые друзья.
  Светка увлекла меня в битком набитый магазин одежды, неуклюже приткнувшийся к билетной будке. Я с трудом понимала Светкину страсть к шмоткам с дешёвых барахолок, а моя маленькая сестричка, как истинный романтик, всегда отвечала: 'Я - свободный художник'.
  Чем дольше я смотрела, как с потухшим взором Светка сгребает в охапку вешалки с пропахшей нафталином одеждой, тем меньше я узнавала в ней сестру. Я видела её бледную тень, лишённую эмоций четырнадцатилетнюю куклу в узких джинсах и рубашке в голубую клеточку. Копию. Ничего настоящего! Моя Светка тщательно осматривала бы каждую вещь и с фырканьем вешала бы на место то, что показалось ей недостойным творческого человека.
  Потом я поймала на себе взгляд, пронизывающий до костей. Девочка лет пяти. Худенький такой заморыш: растрёпанные светлые волосы, вздёрнутый нос, обрамлённый кружевом веснушек, грязное цветастое платье. Её так и хотелось обнять и приласкать.
  - Господин Крауд просил передать, чтобы вы подошли к кабине машиниста.
  Сказав, девочка развернулась и побежала. Я смотрела ей вслед, пока она не испарилась в толпе.
  И тогда я поняла смысл сказанного.
  - Крауд! Здесь! Только этого не хватало! Надо найти родителей!
  Разыскать поскорее этих безучастных амёб, пока с ними ничего не случилось, и убраться подальше отсюда. Вот только на чём? Если Крауд засел в кабине машиниста, то далеко мы не уедем. Впрочем, об этом подумаю после. Может, будет другой поезд или такси...
  Я оставила 'неживую' Светку под её честное слово никуда не уходить и бросилась на поиски родителей.
  По бетонной, чуть разбитой лестнице спустилась с платформы и замерла.
  Жизнь кипела только на станции, где, как муравьи, копошились пассажиры и торговцы. Но внизу - мёртвая пустыня. Ступени с трещинами-паутинками; заросли душистых трав и колючек, выброшенный туристами мусор; и широкое поле синих васильков, как бескрайняя бездна, манило в смертоносное чрево.
  Но не было ни намёка на город, где могли бы жить торговцы со станции, или откуда приходили б пассажиры. Поистине, этот мир был устроен причудливо. Или же это Крауд, пытаясь сбить с толку чудесами, завлекал в изощрённую ловушку.
  Долго вглядывалась в цветочные воды, над которыми, точно осенёнными смертью, не пролетело ни одной бабочки. Накатывало чувство, что я на тонущей лодке и водоворот затягивает меня. И когда всё перед глазами слилось в бесформенное полотно, я, как вспышку, разглядела маленький зелёный холм, купающийся в солнечных лучах. Когда я приблизилась, трава зашевелилась, из-под земли вырвались гибкие ветви и сплели арку. Затем выступили камни дорожки, обрамлённой нарциссами и боярышником, чьи игольчатые длани то и дело норовили откусить нежные лепестки надменных цветов. Те же в свою очередь яростно скалились и огрызались, готовые в любую секунду сцепиться с обидчиком. Я оглянулась на станцию. Огромные часы с тонкими стрелками и римскими цифрами показывали полтора часа до отправления поезда. Можно, конечно, остаться и подождать, пока родители вернутся сами, но что если ждать нельзя?
  Шаг вперёд.
  В парке шум со станции исчез, и накатила удивительная тишина. Солнце ласкало и расслабляло. Хотелось присесть на скамейку, закрыть глаза и балдеть от сладкого аромата цветов. Я тряхнула головой, отогнала сонные мысли, и, не обращая внимания на яростно-визгливую схватку нарциссов и боярышника, пустилась в лабиринт тенистых аллей и мшистых гротов, едва отдающих сыростью.
  В солнечной беседке, оплетённой виноградными лозами, я увидела чету, с которой ушли мои родители. Они весело и беззаботно хохотали, словно весёлые заводные игрушки и кто-то постоянно ключиком запускал их механизм. Мне пришлось трижды повторить вопрос прежде, чем они махнули рукой в сторону обветшалой кирпичной усадьбы.
  - Спасибо, - буркнула я.
  'Что им могло потребоваться в этой развалюхе? Нет, неужели они настолько глупы, что полезли сюда? Но придётся проверить'.
  По углам здание облицовывали железные пластины. Неугомонный проказник уже написал на них все известные неприличные слова. Покатая крыша, небось, наполовину сгнила. Да и что за усадьба без единого балкона, откуда владельцы могли бы взирать на заколдованный сад?
  Рядом двое хмурых мужчин в синих комбинезонах разгребали кучу битых кирпичей.
  - Добрый день, - я старалась говорить веселее, чтобы согнать с их лиц усталость. Они мрачно взглянули на меня.
  - Добрый.
  - Вы не видели здесь высокого мужчину с каштановыми волосами и женщину в бежевом платье?
  - Да, они зашли в усадьбу.
  Рабочие говорили хором и так же синхронно указали на заброшенный дом.
  - Спасибо.
  Обречённо оглядела здание в поисках дверей, но заметила лишь ряд наглухо заколоченных окон. Только самое дальнее, с выбитыми стеклами и двумя зубцами-осколками на боковых рамах, было свободно.
  Я ухватилась за остатки гнилого подоконника, подтянулась и взобралась на него. Из комнаты веяло плесенью и болотом, словно спящий дракон приоткрыл пасть и дохнул зловонием. Я вглядывалась в пустоту до тех пор, пока не заболели глаза и не померещились неясные белые тени.
  - Не советуем вам туда ходить, - хором окликнули рабочие, когда я уже присела, спустила ногу и нащупала усеянный кирпичной крошкой пол.
  - Почему? - обернулась я.
  - Там крыс много. И вы им вряд ли понравитесь.
  - Вот как! - пожала плечами. Знакомая однажды показывала препарированный трупик крысы: ничего пугающего в этих существах нет. Хотя, конечно, пылу у меня чуть-чуть поубавилось, но отступить я не могла.
  - Не ходите туда.
  - Но мне нужно найти родителей! Там очень много крыс?
  Рабочие озабоченно переглянулись и немного пошушукались.
  - Вход вон там. Идите, если так не терпится. Но лучше возвращайтесь домой!
  'Так я и пытаюсь вернуться домой!'
  Кивнула и завернула за угол.
  Вход в здание оказался проломом в стене, похожим на огромное окно бальной залы. Внутри могли бы кружиться в вальсе мужчины и женщины в старинных одеяниях, но снова - ничего, кроме кромешной темноты, в которой залипаешь взглядом точно в вязком желе. Наконец, что-то живое пошевелилось. Мне сразу же представились огромные крысы с лысыми хвостиками и длинными жёлтыми, точно вымазанными в йоде, зубами. Клацают и клацают, пытаясь схватить за лодыжку. Но потом я вспомнила препарированную тушку и выбросила глупые мысли из головы. Может, их там всего одна или две, и они боятся меня куда пуще?
  Я не стала ждать, пока зверьки разбегутся прочь, испугавшись моего устрашающего вида, и я смогу не опасаться их тонких усиков, которыми они пощекочут прежде, чем вопьются острыми зубками, и смело ступила в темноту.
  Сделала буквально несколько шагов и тут же наткнулась на рабочих, с трудом различимых в редких вспышках зажигалок. И только по разговорам о бетономешалке удалось догадаться кто это.
  - Разве вы не боитесь крыс? - осторожно спросила.
  - Вовсе нет, - они чуть посторонились. - Они нас не трогают, если мы хорошо работаем.
  - Я ищу родителей, высокого мужчину с каштановыми волосами, как у меня, и женщину в бежевом платье.
  - Увы, не видели.
  - Странно. Мне сказали, что они отправились сюда. Могли они где-то проскользнуть? Может, вы не заметили их из-за темноты?
  - Мы-то привыкли к темноте и видим хорошо, но ваши родители этой дорогой не ходили, иначе мы бы их заметили.
  Я хотела уйти, но рабочие предложили отобедать с ними. Отнекивалась, но они оказались пугающе настойчивы. И я согласилась. Впрочем, в животе уже чувствовалась неприятная лёгкость и пустота.
  Это странно - есть в кругу людей и не видеть их лиц. Не видеть даже тарелки супа, что подносишь ближе. Я ела и чувствовала, как холодная алюминиевая ложка в руках нагревается от тепла человеческого тела, чувствовала, как похлёбка касается языка. Вдыхала запах рыбы и свежего хлеба. Слышала, как звенят плошками рабочие, как обсуждают битые кирпичи и новую стройку у Северного Мыса.
  О стройке они отзывались с благоговейным трепетом. Это было нечто и ужасное, и великое, настолько, что они толком ничего и не говорили, кроме восторгов и страхов. Им удалось разжечь моё любопытство. И я уже хотела спросить, как неожиданно что-то мягкое прикоснулось к моей ноге.
  В темноте загорелись и погасли огоньки звёзд, и всё переменилось.
  А я, озарённая недобрым красным светом, уже сидела на ступеньках, упирающихся в мраморную стену. Вокруг - крысы, чуть выше меня ростом. Они стояли на задних лапках, держа передние чуть согнутыми перед собой. Но больше всего поражали их костюмы: камзолы из тёмно-красной парчи, расшитые золотыми нитками и драгоценными камнями. Некоторые носили смешные напудренные парики, а иные - шляпы с перьями, как у мушкетёров.
  Пространство вокруг тоже изменилось, от былой разрухи не осталось и следа. Облицованный белым мрамором пол блестел; стены, кроме той, в которую упиралась лестница, были обиты бархатом и украшены картинами-натюрмортами в узких резных рамах. Запах нарциссов пробивался из-под пола и смешивался с резким, жгучим ароматом крысиных духов.
  Я отставила миску с похлёбкой и замерла в ожидании: то ли бежать, то ли реверансы делать.
  - Добро пожаловать в Царство Крыс! - сказал толстяк в горностаевой мантии. Его острые ушки торчали из взбитого кудрявого парика и временами подёргивались. Морда у него была более вытянутая и острая, чем у собратьев, словно скульптор отбил слишком много материала по бокам. Взгляд чёрных глаз обличал пронырливого хитреца.
  При всей своей напыщенности крыс мог бы показаться забавным, но всякий раз когда он нервно перекладывал золочёный скипетр из одной лапы в другую, на его лице читалось беспокойство неуравновешенной натуры, и это внушало опасения.
  Да и стражники с пиками позади напрочь отбили желание веселиться.
  Что ж, если Крауд умеет летать, то почему бы гигантским крысам не уметь говорить? Этот окаянный волшебник, наверняка, и не такое приготовил!
  Мне оставалось лишь одно: смириться со всеми набросившимися на меня странностями.
  - Пожалуйста, не бойтесь нас. Мы не причиним вам вреда, - протянул крысиный царь, но в голосе его не слышалось добрых ноток.
  Конечно, я ему не поверила, но кивнула.
  - Как ваше имя, дорогая гостья?
  - Виктория Васнецова. Вики, ваша милость.
  За стеклом позади них виднелась небольшая зала, где с мирным шорохом крутились шестерёнки устрашающего вида конструкции. Я различала три мясорубки и серую конвейерную ленту, которая извивалась, как червяк, а ножи для мяса опускались на её полотно, но не находили жертвы. Не хотела бы я там оказаться!
   - Вы абсолютно зря нас боитесь. Извините, что так резко перенесли вас в наше царство, но мы всего лишь хотели поскорее привлечь ваше внимание. Скажите, не видели ли вы принцессу крыс?
  Я покачала головой.
   - Сожалею, но мне не доводилось встречать принцессу.
  - Очень жаль. Вы ведь долго бродили по парку, могли бы и заметить. Что же вы не заметили?
  Я внутренне поёжилась. Какая дерзкая крыса!
  - Если бы принцесса покинула наш дом через эту дверь, то попала бы в парк - вы бы обязательно её увидели, - царь впился в меня взглядом неприветливых маслянистых глазок. - Вы её точно не видели? Скажите правду, дорогая Вики. Не бойтесь.
  - Может быть, она вышла через другую дверь? - неуверенно произнесла я.
  - Возможно. Мы тоже об этом думали, но ...
  Вдруг в дальнем конце гильотинного зала раздался дикий крик, от которого дрогнула даже стеклянная стена, а несколько крыс брезгливо поморщились. Из-за конвейера выбежала растрёпанная девчушка моих лет в окровавленном белом платье. Она судорожно озиралась по сторонам, тихо всхлипывая и вытирая сопли рукавом, металась по залу меж механизмов, затем куда-то юркнула и пропала. Следом за ней в залу влетели крысы-гвардейцы с острыми пиками. Они принюхались, раздувающимися, как паруса, ноздрями втягивая воздух, и тоже исчезли за механизмами.
  Я сглотнула и нервно дёрнулась. Кончики пальцев похолодели, и я сцепила руки перед собой в тщетной попытке согреться. От волнения попыталась взобраться на ступеньку выше, чуть не упала и в итоге села, как кривобокая неваляшка.
  Шутка заходила слишком далеко.
  - О, не обращайте внимания, - принуждённо хохотнул царь. - Вам мы не причиним вреда. Мы даже отпускаем вас домой прямо сейчас. Да-да, вы совершенно свободны и можете идти, куда вам заблагорассудится. Оглянитесь. Дверь у вас за спиной. Всё, что вам надо, так это пройти сквозь нее. И больше ничего.
  Стена за спиной приобрела вид рифлёного стекла, что и дверь на балкон в родном доме. Я пригляделась и будто угадала туманные очертания реального мира - моего мира. Пахло маем.
  Сердце радостно подпрыгнуло в груди. Я так и знала, что кошмар скоро закончится!
  - Благодарю, - я поспешно встала. Только бы они не передумали!
  - Подождите! - взвизгнул крысиный царь. - Некрасиво уходить просто так. Мы должны как следует попрощаться. Вас что, ничему не учат в ваших закрытых интернатах?
  Ни в каком интернате я, конечно, не училась, но возразить не осмелилась. Мне хотелось уйти поскорее и без лишних споров.
  - Примите от нас подарок, чтобы забыть обо всех неудобствах.
  Крысиный царь хлопнул в ладоши, и крысы в белых накрахмаленных передниках принесли два ситцевых платья: лимонного цвета и голубое.
  - Пожалуйста, выберете, какое вам больше нравится. Но помните, каждое платье обладает волшебным свойством. Мы, к сожалению, не можем рассказать каким, иначе колдовство не сработает. Поэтому выбирайте наугад! - крысы за спиной царя оживлённо закивали, хищно заблестели их глазки. Казалось, они уже представляют, как насаживают меня на вертел вместо свиньи и поджаривают, а моя кровь соусом капает в огонь. От этой картины тошнота подступила к горлу.
  - Боюсь, я недостойна такого подарка. Вы ведь не возражаете, если я покину вас без него?
  Но крысы состроили оскорблённые и обиженные рожицы и принялись страстно уговаривать меня. В конце концов, их пустословие изрядно мне надоело, и я позволила оплести себя лозами пьянящего безумства. Восклицая: 'Ах, какие тонкие ручки! Какие косточки!', дамы-крысы переодели меня в платье лимонного цвета. Я расправила плечи и взглянула в зеркало.
  Рукава-фонарики, кружевной воротник и пояс из коричневой дублёной кожи с металлическими заклёпками и брелоком в виде шестерёнки - все эти детали нелепо громоздились на моём хрупком теле. Они скрывали мою худобу, но не делали ни капли взрослее. А то, как мало нарядное платье сочеталось с любимым кроссовками, лишь повергало меня в уныние.
  Я превратилась в жутко несуразную куклу.
  Мадам крыса быстро прикрепила к моим волосам небольшую шляпку с цветами, посетовав: 'Что же у вас такие короткие волосы, до плеч? Негоже, негоже!'. Отражение в зеркале недовольно фыркнуло и скривило аккуратный носик. В зелёных глазах на секунду мелькнуло разочарование.
  Девушка в зеркале улыбнулась.
  Я ощутила необычайную лёгкость. Мне вдруг захотелось кружиться, танцевать и петь. Пусть даже и с крысами! Но хитрый огонёк в глазах царя меня образумил, и я мысленно укорила себя за беспечность.
  - Вы восхитительны, сударыня-чужестранка.
  - Могу я отправиться в путь? - постаралась скрыть нетерпение, но мой голос всё равно прозвучал резко и немного неприветливо.
  - Погодите, - глухо отозвался крысиный царь.
  Пока я переодевалась, остроносый мышонок-гонец принёс запечатанное сургучом письмо. Царь разорвал печать и, прочитав, помрачнел.
  - Боюсь, с нашей принцессой случилась ужасная беда, - торжественно-грустно возвестил он.
  - Какая, государь?
  Крысы заволновались и окружили царя, жадными глазёнками пожирали письмо, шептались, переглядывались и, казалось, вот-вот заскулят от ожидания. Впрочем, некоторые из них будто испугались. Царь выпрямился, окинул собравшихся суровым взглядом и громко произнёс:
  - Принцесса серьёзно ранена. И в этом виноваты проклятущие странники! Зря мы милостиво позволили им остаться, стоило выгнать их из Снарного мира всех до единого! Вот она - людская чёрная неблагодарность! Да разверзнется земля под этими подлецами и вероломными предателями! Мой инстинкт самосохранения встрепенулся и шепнул, что пора бежать. Пока придворные охали и ахали, я растолкала стоявших рядом крыс, опрометью бросилась к волшебному стеклу и пролетела сквозь него. Меня словно обдало ледяной водой, и по затылку разлилась свинцовая боль.
  Я замерла в недоумении, ибо попала не на привычную лестничную площадку одиннадцатого этажа, а в сырой чулан, и едва не задохнулась от резкой вони. Под потолком висел светильник: тихо жужжащее насекомое с головой-фонарём, которое бестолково дёргало лапками и едва ли могло мне помочь. Свет выхватывал из темноты очертания ржавых вёдер, швабру и стеллаж с баночками, где в маринаде плавали едва шевелящиеся губки. Верно, одна из банок лопнула и оттого так мерзко пахло.
  Но я растерялась лишь на секунду. Мимолётное воспоминание о конвейерных ножах толкнуло меня вперёд! Как можно дальше, пока острые коготки не вонзились в спину!
  Выбежала в земляной коридор с дощатым полом и на развилке, не видя разницы между бесконечными тёмными туннелями, свернула направо. Потолки здесь оказались ужасно высокие, точно когда-то это место строилось не для низкорослых крыс, а для великанов. Стены были вытесаны из грубого чёрного камня, местами мерцавшего как кварц. Фонари со светлячками горели редко и неровно.
  Промчавшись совсем немного, я ощутила покалывание в груди и горле. Нетренированное тело всячески сопротивлялось. Пришлось идти медленно, красться и опасливо вздрагивать из-за каждого шороха: то за стеной плакал младенец, то стонал узник. Иногда раздавался лязг ножей, скрежет несмазанных механизмов. И с каждым новым шумом всё сильнее пробирала дрожь. Лихорадило.
   Казалось, что каждый камень в этом зачарованном месте живой и наблюдает за мной узкими щёлками-глазками.
  Я присела, прислонилась к стене и глубоко вдохнула. Всё не так страшно, дворец не может за мной наблюдать, он не живой. У меня просто разыгралась фантазия. Минут через пять я успокоилась и опасливо засеменила дальше.
  Наконец, впереди замаячила дверь.
  Осторожно я выбралась наружу и зажмурилась от неожиданных брызг яркого солнца. Вскоре привыкла и быстро пронеслась по знакомой аллее, скользнула через ворота, обвитые плющом, и увидела отходящий от станции поезд. Сердце защемило. Вся моя душа превратилась в сплошную ноющую болячку.
  Надеюсь, моим ненастоящим родителям удалось вырваться из парка и вместе со Светкой уехать. Теперь они будут в безопасности, потому что кошмар остался со мной.
  Дом, который я покинула, не был моим домом. Люди, которых я принимала за семью и вела за собой, не были моей семьёй. Мои настоящие родители и сестра остались в мире до прикосновения к голубому шару и, под действием чар забыв меня, продолжали жить.
  Я - одна. Совершенно одна. Стою в безымянном поле, где под свинцовыми облаками безжалостно-ледяной ветер кидает кузнечиков по василькам, а старая железная дорога с гниющими шпалами тянется неверным зигзагом и бесследно исчезает вдали.
  
  Слеза скатилась по щеке. Я всхлипнула и огляделась, но даже своды арки из вьюнка уже растворились.
  - Крауд должен быть где-то тут.
  Прошло будто бы несколько сотен лет. Лестница на платформу развалилась, бетон осыпался, обнажая ржавый металлический скелет. Колючий кустарник, росший под нею, пробился через трещины полноправным хозяином.
  Резко похолодало. И дул ветер, поднимая тонкие ураганы пыли и гоняя прелый мусор туда-сюда.
  Я поёжилась, обхватила себя руками и неторопливо зашагала к билетному павильону - с разбитыми окнами, ощетинившимися пиками-осколками, словно тут никогда не кипела жизнь, а шум и пассажиры оказались лишь миражом.
  Крауд в нелепом чёрном сюртуке с лацканами и накинутой на плечи красной мантией покачивался на стуле и тасовал пачку билетов, как колоду карт. К поясу были пристёгнуты ножны, из которых чуть выглядывала сверкающая красным шпага.
  - Ну-с, как крысы? - хрипло поинтересовался он.
  - Подлец! Что ты сделал с их принцессой? - прошипела я, сжимая кулаки. Вы даже не представляете, как мне хотелось наброситься за него, схватить за чертовы лацканы, отодрать их к дьяволу и бросить Крауда в обломки пластиковых стульев, жаль, этих обломков не хватило бы, чтобы погрести его навсегда!
  - Ах, они, кажется, хотят свалить на тебя вину за ту неприятную историю с принцессой? Но сейчас это не должно тебя волновать, дорогая Вики. Крыс пока тут нет.
  - Значит, скоро будут!
  - Неужели?
  Его уверенно-насмешливый тон раздражал. Он намного лучше меня разбирался в здешних законах. От злости я стиснула кулаки.
  - Зачем всё это? - внимательно взглянула на Крауда.
  Но он лишь безразлично пожал плечами.
  - Вы, люди, - забавные существа. Никогда не делаете так, как вам говорят. Я ведь предупреждал тебя: 'Беги'! Но нет, ты зачем-то вцепилась в голубой шар и потащилась в Снарный мир! Какой гидры морской, а? Неужели было так сложно убежать прочь? - с металлическими нотками в голосе процедил Крауд. - Что ж, ты сама выбрала судьбу, и в этом нет ничьей вины, кроме твоей. Это твой выбор.
  Я густо покраснела от негодования:
  - Ты смеешь упрекать меня в чём-то? Это ты! Ты втянул меня в это! Зачем появился в нашем мире с распроклятыми голубыми шарами? Думаешь, что раз знаешь парочку волшебных фокусов, то можешь делать всё, что захочется?
  Крауд лишь улыбнулся, но не так красиво, как в нашу первую встречу.
  Я отдышалась.
  - Зачем?
  Он чуть помедлил:
  - От скуки.
  Конечно, я тогда не понимала, что он лукавит. Каждое его слово было приманкой для меня, а я, ничего не подозревая, заглатывала наживку. Мне и взаправду казалось, что всё затеяно ради злой шутки, но на самом деле Крауд просчитал каждое действие и взвесил каждое слово. Он хорошо изучил меня и бессовестно играл в кошки-мышки.
  - Мои родители и сестра. Где они сейчас?
  - Дома.
  - Как?
  - Обыкновенно. Отец ходит на работу. Мать готовит ужин. Маленькая девочка рисует. Просто тебя в их жизни нет.
  - Как мне вернуться домой?
  - Никак, - бесчувственно.
  - Так не бывает.
  Крауд вперил в меня долгий печальный взгляд.
  - А ты уверена, что твоё место там? Подумай. Многие вещи - случайны, многие - нет. О чём-то можно говорить, о чём-то нет. Ищи свой путь сама, выбери то, что хочешь. Но будь осторожна.
  Крауд щёлкнул пальцами и исчез.
  Заморенная, я присела на стул. У меня порядком болели ноги от столь долгой беготни по чреву крысиного мира, да и голова шла кругом от стольких странностей. Теперь же в одиночестве я могла купаться в тоске и печали, сколько захочу.
  Чего я хочу?
  Порой мне казалось, что я живу в клетке. Обе выбранные специальности: и экономика в институте, и практика в клинике - меня тяготили и не радовали.
  Я жила в коконе, сплетённом из обид, из мелочей и чёрных мыслей. Когда в последний раз я искренне смеялась? Сплошной мрак. Скинуть такую ношу казалось непосильным.
  Как это: взять и вырезать ножницами частицу себя? Да и что останется после? Это адский выбор, к которому я не была готова.
  Нет, Крауд едва ли меня понимал. Наверняка знал о моих душевных терзаниях, но всего лишь насмехался надо мной. У него ведь чёрствое сердце, высохшее, как трава под жарким солнцем. Я взяла стопку билетов и вытащила один из середины. Витиеватая надпись гласила:
  'Бескрайние пески'.
  - Интересно.
  Пролистала остальные билеты, но они сияли девственной чистотой. Засунула их в кармашек платья и вышла на платформу. Мимо пронеслось несколько поездов; призрачные сороконожки, они обдали меня неожиданно холодным, пропитанным пылью воздухом и, грохоча, исчезли. Я же вдыхала вечер и считала оседающие пылинки.
  Затем оказалась в безбрежной пустыне.
  Сухой верещатник захватил рельсы, образовав плетёный ковер, который топорщился острыми, кривыми ветвями-щупальцами. Словно ростки сорного растения, пробивался песок: фонтанами выплёскивался из зарослей и поглощал и рельсы, и кустарник.
  Я приютилась на крошечном куске бетона посреди песчаного океана, вечно живого и беспрестанно шевелящегося, боясь, что он поглотит и меня.
  С северо-запада доносился тихий бой барабанов.
  Сбежала по лестнице. И следом за мной та развалилась и, кряхтя, потонула в озере зыбучего песка. Платформа постепенно становилась все прозрачней и прозрачней и, наконец, испарилась. Неужели она существовала лишь ради меня? Исчезновение платформы было тоненьким голоском грядущей беды, который я не услышала в сонме обрушившихся на меня впечатлений.
  Отправилась на ритмичный зов барабанов. Мне не очень хотелось куда-то идти, передвигать ноги, увязая в песчаной каше, но не стоять же на месте, как истукан?
  В этом странном мире я не испытывала ни усталости, ни жажды, хотя дорога грезилась мне бесконечной. Солнце палило, но я не чувствовала его беспощадного жара, только иногда слепило глаза, и я казалась себе кротом, который по ошибке выполз из-под земли.
  И всё же однообразие меня вконец утомило. Неужели это никогда не кончится? Поддалась накатившей скуке. Ноги мои заплетались и подворачивались. Ещё шаг - и я упаду в песок, он поглотит меня, сомкнётся надо мной и раздавит, как огромная тяжёлая гусеница.
  Однажды я добралась до оазиса и с радостью вдохнула его прохладу. Из-за высоких пальм доносились бой барабанов и журчание воды - это оживило меня и придало сил. Наконец-то, моё монотонное путешествие закончилось!
  Упёрлась руками в шершавый ствол пальмы и пригляделась.
  У костра на тканом ковре по-турецки сидел мужчина с изумрудно-болотной кожей. Его чёрно-синяя борода завивалась и ниспадала на колени; и туманный взор подсказывал, что он в трансе. Одеждой ему служили шаровары, а обнажённый торс пестрел витиеватым узором татуировок. Я невольно залюбовалась тем, как он ловко отбивает ритм на небольших кожаных барабанах, а лампа Аладдина рядом с ним напоминала об арабских сказках.
  Стемнело и похолодало. Позади, в пустыне, шуршала и клацала коготками местная живность. По спине пробежал холодок, будто кто-то упёрся в меня взглядом и, принюхиваясь, изготавливается к броску.
  Сильнее вспыхнул костёр в аккуратно обложенной камнями яме. Я вылезла из-за пальм и села напротив хозяина огня, но он долгое время не замечал меня. От него резко пахло душистым перцем, гвоздикой и майораном.
  Умолкла барабанная дробь. Мужчина потёр ладони и посмотрел на меня, чуть склонив голову набок. Теперь я разглядела змеиную бледно-серую радужку его глаз.
  - Приветствую тебя, прекрасная дева!
  Голос его отдавал сладостью, но сладостью, пропитанной обманом. Я вздрогнула в растерянности. Что я тут делаю? И всё же отмалчиваться было неприлично.
  - Здравствуйте, - выдавила улыбку. - Вы - джинн?
  - Не смею отрицать. Но как ты догадалась, юная странница? ― он весело мне подмигнул. Его мягкий голос успокаивал. Нет! Он лишь хочет притупить мою бдительность и заманить в ловушку. В этом джинны мастера.
  Я осторожно ответила:
  - За последнее время со мной случилось много удивительных вещей, не скажу, что хороших, но удивительных. В моём родном мире такого не бывает. Вот я и подумала, что мужчина с татуировками, в трансе да ещё с красивой лампой непременно волшебник.
  Мой собеседник грозно нахмурился. Бестолочь! Даже взвешивая слова, я умудрялась нести чушь. Я тщетно огляделась в поисках возможности для позорного бегства.
  - Волшебник?! - зло сверкнули его глаза, и клокочущим голосом он продолжал: - Волшебники, хвала небесам, сгинули в чертогах вечного пламени и более не оскверняют земли своим присутствием. Я - джинн! Дитя восточных земель. И запомни наперёд, юная странница, джинны - это реальность, а волшебники - страшные сказки для малых детей.
  Я густо покраснела. Давно меня не отчитывали!
  - О, извини, я не знала, что всё так сложно. В моём мире и джинны, и волшебники - это выдумка.
  - Не печалься, - ободряюще кивнул джинн. - Пройдёт время, и ты привыкнешь к местным законам. Скажи, юная странница, ты пришла за тремя желаниями? Говори. Я готов исполнить всё, что захочешь.
  Глаза джинна вожделенно заблестели. Вот он - решающий момент боя, когда копье разрывает кольчугу и застывает в миллиметре от груди.
  - Нет.
  - Почему же? - джинн грустно сдвинул брови. Неужели я его обидела? Или вновь обманывает?
  - Не хочу ничего загадывать. Сказки моего мира говорят, что джинны хитрые и опасные создания. У вас есть много правил и исключений из правил, а также исключений из исключений, поэтому вы всегда находите способ выполнить желание шиворот-навыворот, - я покраснела. Хотела ответить гордо и мужественно, но получилось смущённо и виновато. Чем более храбрым и непобедимым воином я хотела выглядеть, тем больше походила на потерявшуюся в лесу маленькую девочку.
  - Как пожелаешь, прекрасная странница. Не всё же мне работать. Надо и отдыхать иногда.
  Джинн растянулся на ковре, щёлкнул пальцами, и перед ним возникло блюдо с виноградом.
  ― Желаешь ли угоститься?
  Ага! Пытается выудить из меня первое желание. Наверное, я подавлюсь косточкой.
  ― Нет, спасибо, ― но жадным взглядом проводила ягоду, которую джинн отправил в рот.
  ― Откуда ты, юное дитя?
  - Из другого мира.
  - Несомненно, - нахмурился джинн. ― Путешествуя с недостойными хозяевами, я познал много стран. Ты похожа на жительницу пустыни, как стрекоза на медовое яблоко. У них кожа смуглее и миндалевидные глаза. Ты не одна из тех нищих бродяг-аристократов, что, как звери, притаились под железнодорожными мостами и ловят оброненные пассажирами минуты и секунды. Ты не из южных тропических миров, у них нежнее голоса. И ты не из тех миров, где царит вечная зима, иначе б кожа твоя не казалась такой шелковистой. Так скажи же, откуда же прибыла моя очаровательная гостья?
  Так много внимания мне не уделяли даже друзья. Разговор с джинном начинал мне нравиться и потихоньку вытеснил бы все опасения, если бы не одно 'но'. Неестественность в его голосе. Я будто слышала его через радиопомехи. Каждое слово знакомо и понятно, но в то же время - послевкусие чужеродности. Я не понимала причин и потому решила пока не обращать внимания.
  - Как я сюда попала - это долгая история. Вы знаете человека по имени Септимий Крауд? Это просто вопрос, не подумайте, что я загадываю желание, - поспешно добавила я.
  Джинн мотнул головой.
  - Обойдёмся без подобных замечаний. Чтобы заключить договор на желания, нужно прежде лампу потереть. А без лампы говори спокойно.
  - И всё же я буду начеку.
  Джинн вздохнул. Должно быть, я не первая, кого так сложно провести.
  - Эти недостойные почестей и привилегий паломники всем клевещут о том, будто джинны коварны. Сколько же от них разочарований и головной боли! Так всегда: хочешь свести с кем-нибудь приятное знакомство, а тебе сразу же тычут в лицо вероломством джиннов! - он распалялся и надувался как рыба-шар. Но эта бурная вспышка чувств смотрелась подделкой.
  - Так что ты знаешь о Крауде? - оборвала я.
  - Многие считают его выдающимся, исключительным странником, некоторые даже волшебником. Но он лишь шарлатан, дешёвка, фокусник и фигляр. Низкое, подлое создание, не достойное вдыхать свежесть, приносимую со Снарного моря. Этот обманщик украл лампы моих добрых братьев, а меня вынудил скитаться по пустыням меж миров. Если бы я только мог до него добраться!
  - Сочувствую твоей беде, - я не мастер утешений, поэтому в моих словах чувствовалась фальшь. И чуть помедлив, я добавила: - Крауд что-то сделал с принцессой крыс, а те хотели за это сожрать меня.
  - Ожидаемо! Достойные доверия языки говорят, Крауд когда-то предложил крысам свои услуги, втайне желая выведать секреты у тамошнего мастера. Впрочем, повторюсь, юная странница, волшебство - это байки, и никто, кроме джиннов, особой силой не обладает. Посему смею полагать, Крауд преследовал иную цель. Но - не будем марать воздух пустыми рассуждениями о мотивах подлеца. Крысы разгадали его планы и, жестоко, но заслуженно избив, прогнали прочь. Теперь же низкая душонка им мстит. Хотя, конечно, это тоже слухи, но даже в домыслах может найтись крупица правды, - вздохнул джинн. - Тебя он тоже обманул, прекрасная дева?
  - Я прикоснулась к голубому шару. Сначала Крауд запугивал меня дверью в потусторонний мир, но я забылась и дотронулась до неё. А затем из неё выпрыгнул или выскользнул, не знаю, как правильнее... голубой шар. Такой липкий. И будто бы живой. Я прикоснулась к нему, а потом... видимо, потом попала в другой мир. Всё вокруг изменилось, стало чужим и странным.
  Джинн взорвался хохотом и, давясь смехом, переспросил:
  - Голубой шар? Прости, но ты, наверное, шутишь, прекрасная странница. Тебе известно, что голубой - это цвет волшебства?
  - Теперь знаю.
  - И продолжаешь утверждать, что это был голубой и, безусловно, волшебный шар?
  - Ну да. Если бы он был не волшебным, то как бы я очутилась тут?
  Джинн нахмурился.
  - Голубые шары, голубая пыль - всё сказки да небылицы. Старики-бездельники любят внуков позабавить историями о так называемом волшебстве, неизменным спутником которого является голубая пыль, шары и прочая голубая дребедень. Чушь несусветная. Не разыгрывай меня! Прояви уважение к моим трём тысячам лет!
  - Но это чистая правда!
  - Довольно глупостей, - голос джинна неприятно зазвенел. - Ты проскользнула через дверь меж мирами. Голубой шар - это фарс. Наверное, ты просто головой ушиблась, и тебе привиделось.
  - Но я уверена в том, что видела.
  - Голубой - это цвет волшебства, юная странница. Посему ты никак не могла видеть голубой шар. Никак. Их не существует. Распроклятого волшебства не существует!
  От его крика я вздрогнула. Джинн сжал кулаки, и казалось, у него вот-вот пар из ушей повалит.
  - Ну, возможно, - неуверенно согласилась я. - А где же мне найти дверь в родной мир? Дух лампы отдышался и вытер пот со лба.
  - Очевидно, у крыс, юная странница. Поговаривают, что сам их дворец - это переплетение межмирных путей. А в его хранилищах много диковинных вещиц. Лампы моих братьев тоже у них, провалиться мне в огненную бездну, если я не прав, прекрасная дева.
  - Ты же говорил, что это дело рук Крауда? Неужели он лампы крысам подарил?
  - В славном городе Буджум недалеко отсюда есть рынок, названный в честь великого человека - Эргона, мир его бренной душе. Тот жил тысячи лет назад, и на его долю выпало много чудесных открытий и изобретений, а его коллекция артефактов не знала равных. Его дом стоял на месте нынешнего рынка. Теперь-то дома нет, но туда всё равно стекаются торговцы и покупатели сокровищ. Едва ли Крауд сохранил лампы себе. Продал недостойный и осквернил сделкой рынок Эргона!
  Я нахмурилась. Крауд теперь представлялся мне знатным авантюристом, а не просто злым шутником, как раньше. Вступать в открытую борьбу с ним - бесполезно. Так не разорвать пленившие меня колдовские путы. Нужен обходной путь.
  - Если узнаю, что Крауд сделал с принцессой, попробую ей помочь. Может, взамен крысы вернут меня домой и освободят твоих друзей-джиннов? Но едва ли Крауд скажет, что именно он сотворил и как это исправить. Мне придётся всё выяснить самой.
  Джинн почесал бородку.
  - Я бы тебе помог, но, к моему глубочайшему сожалению, сейчас не могу пойти с тобой, лучезарная дева.
  Я лишь пожала плечами. Дух лампы был кладезем драгоценных знаний, неисчерпаемым сосудом, с которым мне не хотелось расставаться, но и особой привязанности я к нему не испытывала. Джинн - есть джинн, создание переменчивое и опасное, а этот ещё и вспыльчив не на шутку. Может, его и вовсе Крауд подослал. Наверняка он.
  - Что ж, тогда мне надо попасть на рынок Эргон. Если Крауд там бывает, то возможно я что-то выясню.
  Мой собеседник объяснил дорогу.
  - Удачи, странница.
  Я не собиралась уходить сию секунду. Мне хотелось погреться у костра, посмотреть на звёзды, помечтать лёжа на песке и послушать ночные шорохи. Представить, что я в райском уголке, что сбылись мечты и надежды, и я могу расслабиться и ничего не бояться.
  Но мой новый знакомый так усердно махал рукой на прощанье, что пришлось встать и уйти в ночную темень.
  Вскоре глаза привыкли к мраку. Я различила кривые сплетения перекати-поле - полупризрачные тонкие пальцы, обхватившие невидимый светоч; кактусы с острыми иголками и мелкие песчинки, озарённые светом фар проезжающей по шоссе кареты. Нет, конечно, то были не фары, а несколько фонарей, закреплённых на облучке.
  Я выбралась на тракт и побрела следом за ночным экипажем. По словам джина, город где-то в той стороне. И если мне повезёт, то этот проходимец Крауд окажется там же. Впрочем, если нет - я не расстроюсь: мой план ещё не созрел.
  До рынка я добралась утром, пройдя пешком часов шесть. И ни капельки не притомилась, наоборот, с каждым шагом чувствовала вдохновение, мне хотелось идти и идти быстрее, бежать быстрее ветра! Казалось, моё волшебное платье, подаренное крысами, во многом поспособствовало этому. Интересно, какими чарами ещё оно обладает? Было бы здорово полетать. Всегда мечтала летать.
  Город Буджум врезался в пустыню, как море, которое набегает на берег и постепенно вымывает слабый песок, расширяя свои границы, пока не упрётся в скалы. Пройдя квартал жёлтых кирпичных домов, я вышла к рынку.
  Эргон - калейдоскоп цветных палаток, навесов и пёстрых шатров.
  Люди здесь ходили самые разные и чудные. Высокие сероглазые снарцы торговали винами и заморскими товарами, загорелые буджумцы горланили как могли, продавая выпечку и украшения. Уродливые горбатые существа с сукровицей, вытекающей из ранок на серой коже, закрывались огромными зонтами. Часто мимо проходили надменные крысы. Они были ростом ниже всех, но казались настолько важными!
  За многими следовали механические куклы. Некоторые из них имели лишь человекоподобные тела и руки, вместо головы - металлические сетчатые корзины, куда можно было сложить сумки, и вся эта конструкция крепилась к кубу, внутри которого был скрыт механизм, который и управлял этими причудливыми игрушками. Их колёсики дребезжали по мощёной дороге.
  Другие роботы были железным людьми, некоторые из них легко передвигали металлическими ногами и несли сумки с покупками, другие, напротив, скрипели старыми механизмами и едва тащились за хозяевами. В смятении я стояла, прижавшись к горячей кирпичной стене, и голова кружилась от свалившихся на меня чудес.
  - Что ж, видимо, этот мир таков, и мне придется его принять.
  И с головой окуналась в царившую вокруг фантасмагорию.
  Один из автоматонов сломался и упёрся в покрытую свежей известкой стену, чуть отъехав назад, он вновь бился в стену, тыкался в неё согнутыми руками, в которых сжимал сумку. Я подошла к нему ближе и заглянула в его безучастное лицо, неспособное менять выражение. Он вновь отъехал от стены, взял разгон и вновь ударился. Поднялась белая известняковая пыль. В следующий раз, когда он отъехал от стены, я сжалилась над ним, вцепилась в квадратные плечи и развернула его лицом к дороге. Автоматон замер. Я слышала, как внутри заскрипел механизм, затем робот поехал по дороге. На главной улице йог закрутился в немыслимую фигуру, напомнившую мне завитки с сахаром, которые я покупала в пекарне напротив родного дома. А его товарищ на кончиках пальцев танцевал по ковру раскалённых углей. Факир заколдовал чёрную мамбу, и та покорно исполняла вальс, то раскрывая, то закрывая пасть, подобную тёмной бездне.
  Бесцельно глазела по сторонам, надеясь, что если пустить всё на самотёк, то дело прояснится само. Я нуждалась в знаке от местного бога, но так ничего и не получила, потому что в богов в Снарном мире не верили, только иногда, ругаясь, кляли на чём свет стоит морских гидр и кракенов.
  К обеду доплелась до главной площади и уловила запах корицы и свежей выпечки из кафе рядом.
  Зазывала тут же потянул меня за руку в пропахшую пряностями и мёдом таверну, наглостью отбивая охоту обедать. Я вырвалась и нырнула в толпу.
  Вокруг фонтана в центре площади носились дети, брызгая друг в друга водой, и я невольно улыбнулась, но затем помрачнела. Очень давно мы со Светкой проводили лето в доме отдыха, каждое утро, идя на завтрак, окатывали друг друга водой из фонтана и заливались смехом. Увижу ли я когда-нибудь сестру? Вернулись ли к прежней жизни? Надежда тлела малюсеньким угольком.
  На другом конце площади жались ряды деревянных лотков и палаток, небольших, почти нищих. В углу я приметила лавочку с часами и бессмысленными механизмами - лабиринтами шестерёнок, лент и поршней. За прилавком стоял высокий, сутулый парень с большущими карими глазами и густыми тёмно-каштановыми волосами. Из кармана его клетчатого фартука торчали гаечные ключи и свисала длинная позолоченная цепочка, раскачиваясь, как маятник, при каждом движении.
  - Добрый день, сударыня. Желаете что-нибудь? - шепеляво спросил юноша.
  - А что вы продаёте?
  Я растерялась, как всегда. Все эти нагромождённые товары сбивали меня с толку. Они будто существовали единственно для того, чтобы запутать меня в шестерёнчатых силках и выставить дурёхой.
  Но продавца мой вопрос ни капли не смутил.
  - Смотрите, - он снял с полки настольные часы с нанесёнными по бокам символами-закорючками. На циферблате было всего десять римских цифр: от ноля до девяти. Ноль располагался на месте двенадцати, а вместо привычных десяти и одиннадцати красовались набухшие бутоны чёрной и алой розы. - Это часы жизни.
  Сутулый засветился от гордости и даже капельку похорошел.
  ― Я сам их собрал.
  - Они показывают, сколько осталось жить?
  - Нет, конечно! ― его глаза округлились от ужаса. ― Никто, даже крысиный царь, не может определить срок жизни. Эти часы показывают время, оставшееся до важного события. Если вы их купите, то сможете спросить, сколько осталось до... Что бы вы хотели узнать?
  - Когда я вернусь домой. Но я не готова купить часы! ― поспешно добавила я, краснея. Юноша разочарованно кивнул и поставил механизм на место.
  Я зря заставляла паренька работать. Денег у меня не нашлось. Даже на еду. Впрочем, я почти всегда сидела без гроша: стипендия мизерная, а в клинике много не заработаешь, брать у родителей не позволяла гордость. И я не имела не малейшего понятия о деньгах этого несуразного мира и не представляла, как их заработать. Скоро я буду либо голодать, либо попрошайничать.
  В нерешительности топталась у палатки и осматривала диковинки. Механические куклы, замки с открывающимися воротами, опускающимся мостом и драконами, извергающими стальное пламя - интересные игрушки, но они ни на йоту не приближали меня к цели.
  - А вы делали что-нибудь для крысиного царя?
  Если до этого вопроса парень казался добродушным и даже наивным, то теперь он прищурился, и в глазах запрыгали бесы.
  - Почему это вас интересует?
  - Эй, Анри! С кем ты там болтаешь, кракен тебя побери? - ширма за спиной продавца раздвинулась, и оттуда высунулась плешивая старческая голова с узкими хитрыми глазками. Старик шумно втянул воздух, словно принюхивался, при этом его ноздри сморщились как изюминки. - Кто это?
  - Покупатель, дядюшка!
  - Гидра окаянная, мне-то послышалось, что вы собираетесь шушукаться о чём-то неприличном, - нахмурился старик.
  С неожиданной для себя смелостью я произнесла:
  - Мне надо спасти принцессу крыс, победить Крауда и вернуться домой.
  Конечно, в родном мире я бы не рискнула так дерзко раскрывать карты, но мир вокруг казался ненормальным, и это придало мне храбрости. В конце концов, что терять человеку, уже потерявшему всё?
  - О святая морская гидра! - старик закатил глаза. - Заходи, девчонка.
  И быстро исчез в подсобке.
  Анри сгрёб с витрины в ящики все ценности, помог мне перелезть через прилавок и повесил табличку 'закрыто'. Взглянув на надпись, поняла, что в этом безумном мире меня смущало. Буквы. Слова. Язык.
  Я видела эти закорючки впервые, но понимала их. И точно так же я понимала снарную речь, звучавшую вокруг.
  Но стоило мне подметить эту простую истину, как мир наполнился гулом незнакомых слов и звуков. Даже голова закружилась. Стоило большего труда сосредоточиться, чтобы в какофонии вновь услышать смысл.
  - С тобой всё в порядке? - спросил Анри. Теперь я чётко слышала, что с его губ срываются незнакомые, странные слова, но тут же улавливала их смысл, точно кто-то, притаившийся у меня в голове, переводил их.
  - Почему я понимаю твой язык и говорю на нём? - и с удивлением заметила, что хотя смысл произнесённых слов был мне понятен, но прозвучали они совершенно на другом языке.
  Анри усмехнулся.
  - Тебе только кажется, что ты хорошо говоришь на снарном. На самом деле твой акцент ужасен. Все странники способны общаться на других языках, но я и сам не знаю, почему так. Отец покинул меня слишком рано, а дядюшка, который как раз завязал с мореплаванием и на которого я свалился, в таких вещах не разбирается.
  - А у тебя нет друзей среди забредающих в Буджум странников?
  Юноша нахмурился.
  - Знаешь, не стоит на каждом шагу кричать кто ты и что. Идём. Позже объясню.
  
  Служебное помещение оказалось намного больше, чем я ожидала, пожалуй, даже больше нашей трёхкомнатной квартиры. Его освещали пятипалые ветви светильников с пухлыми флаконами для лампочек. А провода от люстр совершенно не к месту были украшены небольшими серебристыми и золотистыми звёздочками, точно эти безделушки пожалели выбрасывать и приткнули куда смогли. В тёмном углу громоздились вытянутые вазы и покрытые лаком корни деревьев, изображавшие причудливых существ и чудовищ из снов, - барахло, которое не пользовалось спросом у покупателей. Но Анри не выкидывал эти милые вещицы, всё ещё надеясь открыть собственное, пусть и совершенно новое дело. Не всю же жизнь подмастерьем быть?
  В другом углу находилось рабочее место мастера-механика: на широком операционном столе лежало тело железной куклы с раскрытой грудной клеткой; рядом - аккуратными рядами коробочки с инструментами, цветными проводами, винтиками, гайками и шестерёнками. Вот бы Светка была такой же аккуратной, мы бы меньше ссорились!
  Старик сидел в плетёном кресле с раздробленным подлокотником и разливал чай. Анри достал с верхней полки буфета печенье.
  - Зачем, разорви меня кракен, ты лезешь в крысиные дела? - хмуро спросил механик. От его напряжённого взгляда я передёрнула плечами.
  - Крысы, как я поняла, самые могущественные создания тут, правильно? Значит, они смогут вернуть меня домой.
  - Прикоснулась к голубому шару? - спросил Анри.
  - Ты знаешь о голубых шарах? - во мне зажглась надежда рассеять одиночество. ― Ты веришь, что подобное волшебство и в самом деле существует?
  - Я много слышал об этом от отца. Его сюда тоже заманили. Перед исчезновением он говорил, что голубой шар - самый простой способ поймать человека и перенести в другой мир.
  Анри замолчал. Я, приоткрыв рот, смотрела на него в ожидании продолжения. Мои скромные чаяния не оправдались. Анри, наверное, лет двадцать пять. И если его отец за двадцать пять лет не нашёл пути назад, то что уж говорить обо мне? Анри молчал, помешивая тоненькой ложкой чай. Заговорил старик.
  - В некоторые миры, морской змей побери, нельзя возвращаться. Отец Анри ушёл к крысам много лет назад. С тех пор мы больше ничего о нём не слышали.
  - Печально... - выслушивать о чужих бедах мне было неудобно, и я поспешила сменить тему: - Крауд ранил принцессу. Мне говорили, он мстит крысам. Если бы мы могли исправить его злодеяния, тогда, возможно, крысы наградили бы нас, и я, и твой отец, Анри, и ты сам - все мы вернулись бы домой!
  - Девчонка, ты уверена, что это сделал именно Крауд?
  Манеры старика меня раздражали, но пришлось отбросить обиду в сторону. У моей бабушки тоже была куча неприятных привычек, но переучить её никто не мог, старые люди коснеют и не меняются.
  - А кто же ещё?
  - Крауд - очень влиятельный человек, не то чтобы его всё любили, отнюдь. Но он умён, хитёр. И он ни разу серьёзно не преступал закон, только мелкие шалости, но ничего такого... ужасного, - неуверенно произнёс Анри, разламывая печенье и осыпая крошками чай в блюдце. - Во всяком случае, официально ничего ужасного, а слухи-то разные ходят.
  - Разве заманить меня в другой мир и не отпускать - это не преступление!?
  - Он протягивал тебе руку? - Анри опустил половину печенья в чай и вперился в меня пронзительным взглядом. Мне стало не по себе, и я отвечала тихо.
  - Нет.
  - Он предупреждал тебя: 'беги'?
  - Да.
  - Тогда официально он ни в чём не виновен.
  Анри горько усмехнулся и бросил вторую половинку несчастного печенья в чай. Я смотрела, как оно превращается в кашицу такую же невнятную, как и моя жизнь.
  - Если бы я только могла поговорить с принцессой, возможно, многое прояснилось бы! Наверное, она, больная, лежит в своих покоях. Но как туда пробраться? - взглянула на старого мастера. Тот поглаживал бороду, закручивая её кончик.
  - Через крысиную гвардию просто так не пробиться даже морской гидре!
  - А джинн мог бы нам помочь?
  - Девчонка, ты в своём уме? - старик стукнул по столу. - Впутывать джинна в столь важное и тонкое дело? Да лучше с холодной русалкой переспать!
  'Вот уж чего я точно делать не намерена!'
  - А если я знаю джинна, который заинтересован в том, чтобы разобраться с Краудом?
  - Где ж ты найдёшь такого, едрёна гидра? - старик удивлённо поднял брови, а Анри от восторга даже подпрыгнул. Я видела, как загорелись его глаза, как сразу же ожило, задышало страстью мёртвое бронзово-загорелое лицо.
  - Есть одно место, - таинственно улыбнулась я.
  К вечеру мы добрались до кромки берега, где асфальтированная дорога делала изгиб и острым углом врезалась в песчаные дюны, превращалась в узкую проторенную тропинку мокрого песка и, извиваясь, ползла в бело-жёлтый океан.
  - Идите дальше одни. Я подожду вас в городе, - сказал старик, крепче опираясь на трость.
  Не ожидала, что он с такой горечью будет смотреть на бессмысленные груды песка. Холмы, утопающие в темноте ночи, подсвеченные бордово-фиолетовым закатом мира, на границе которого мы стояли, казались мне просто застывшими столбами, неудачным произведением, несущим в себе столько же ценности, сколько и разбитая яичная скорлупка. Как можно по ним тосковать? Но сколько неизбывной боли читалось в глазах старика, впившегося взглядом в тёмные лучи солнца, играющего на вершине холма.
  И, знаете, мне совершенно не хотелось подвергать анализу его чувства. Десятки прочитанных книг по психологии и психиатрии вдруг стали бледными призраками и пустыми вечерами. В тот момент я ясно осознала: то было не моё.
  - Вам нехорошо, дядюшка? - спросил Анри.
  - Нет, всё в порядке. Просто только странники могут так легко путешествовать меж мирами, а мне границу не перешагнуть. Никогда. Конечно, я мог бы попытаться, но боюсь, плата окажется непомерно высокой, куда выше, чем для странников...
  - Странники? - я старалась не смотреть в лицо старику.
  - Да, особенные люди, ― он слабо кивнул. ― Такие, как ты, девчонка, как Крауд, отец Анри или мой дорогой племянник. Идите. После поговорим.
  Я кивнула и ступила на змею из мокрого песка. Анри шёл чуть позади.
  - Дядя имел в виду, что за проход меж мирами взимается особая плата. На поездах могут путешествовать все желающие, правда, редко кто отваживается, а вот по пустыне - строго только странники. Для остальных это табу. За нарушение можно и жизнью заплатить.
  Больше Анри ничего не сказал, и мы брели молча. Краем глаза я заметила, что он спрятал руки в карманы и насупился.
  Позже я с удивлением узнала, что крысы, столь радушно встретившие меня, не были коренными жителями Снарного мира. Они пришли на эти земли полтора века назад, свергли прежнего короля и установили свою власть. Крысы не обладали даром странничества, они, как и дядя Анри, были простыми смертными. Но они нашли способ прорваться через заслонку меж мирами. Их мастера выскребли из их умирающего мира последние крупицы голубой пыли, волшебства, жизни, и расплатились с межмирьем, которое согласилось пропустить их.
  Но крысы не были единственными переселенцами - так называли тех, кто не был странником, но за плату перешёл в другой мир. Вскоре после прихода крыс межмирье позволило и другим народам перемещаться меж мирами. И многие из тех, кого я видела в Буджуме, были переселенцами, которые не побоялись дорого заплатить.
  Впрочем, у открытых межмирных дверей была и обратная сторона: крысы начали захватнические войны.
  Устройство мироздания пошатнулось.
  В месте, где мы расстались со стариком, незримо соединялись две пустыни: обычная и межмирная. Их граница для глаз обычного человека была не различима, поэтому все, кроме странников, путешествовали лишь по асфальтированным дорогам и грунтовым трактам, боясь ступить на песок. Никогда не знаешь, откусит тебе межмирье ногу или обойдётся.
  Песок под ногами выкладывался в узоры, перекатывался, создавая по краям дорожки фигуры невиданных зверей, выстраивался в деревья и кустарники.
  Так глупо: идти вместе и молчать. И это чёртово время! В песках оно ужасно тянулось, как ириска, прилипало к зубам и никак не желало двигаться. Кружево звёзд над нами не менялось, усталости не чувствовалось. Я успела передумать столько ненужных и бессмысленных вещей, что хватило бы на год.
  - Знаешь, наверное, мы с Краудом из одного мира. Он хорошо знал всякие мелочи и так удачно вписался в мой мир, и никто ничего не заподозрил! Даже я. Чёрт, мне стоило догадаться! Крауд был прав: книги меня ничему не научили.
  - Едва ли Крауд из твоего мира. Он мог просто наложить на тебя морок, чтобы не вызвать у тебя подозрений.
  - Это бы многое объяснило.
  Анри молчал долгое время.
  - Что-то не так?
  В его глазах цвета горького шоколада читалась неуверенность, но всё же он рискнул:
  - Мне кажется, Крауд - мой отец.
  - Это невозможно! ― взвизгнула я. Эта безумная идея оскорбила меня, ведь я полагала, нас с Краудом связывает особая нить - нить изощрённой игры в кошки-мышки. Нашей игры. А Анри покусился на запретное сокровище.
  Возбуждённо я затараторила:
  - Крауд - злодей. Хитрый, злой извращенец, насквозь прогнивший мерзавец. А твой отец, уверена, был хорошим человеком. Разве он мог стать таким исчадием ада, как Крауд?
  ― Ну, Крауд, откровенно говоря, не так плох, как ты его рисуешь. Согласен, он умеет юлить и изворачиваться. Но он не преступает закона.
  Я фыркнула.
  ― Ты заблуждаешься. Истинное зло - это искусство творить беды и насылать несчастья в рамках закона. Крауд - мастер зла.
  ― Не преувеличивай! Ты просто обижена из-за его шутки. Согласись, он ловко заманил тебя. Все твои обвинения - это уязвлённая гордость. Да, Крауд немного сумасшедший, но это не преступление.
  ― А твоя защита - это лишь нюни сиротки, который придумал себе образ идеального папы и теперь оберегает этот образ от суровой правды! ― выкрикнула я. ― Подумай о том, что он сотворил с бедной принцессой! Крысиный царь сказал, что она серьёзно ранена. Может, Крауд её пытал? Хотел замучить бедняжку до смерти!
   Анри помолчал. Его щёки покрыл едва заметный на тёмной коже румянец.
  - Просто мне приятнее думать, что отец осуществил мечту, овладел настоящим волшебством, а не томится в крысиной темнице или могиле. Я не отрицаю, что Крауд не похож на моего отца. Но... это всё зло, всё отрава, которую ему вкололи крысы. Ненавижу их.
  Я не ответила, потому что мне вдруг стало стыдно. Да какое я имею право чернить мечту человека, который помогает мне? Я будто поступала так же, как когда-то поступали мои родители по отношению ко мне. Мысли Анри казались мне сущей глупостью, но они были ему дороги. 'Как же это всё мерзко!'
  - Крауду не нужны голубой шар или дверь, чтобы переходить из мира в мир, - задумчиво произнесла и, воодушевившись, заговорила быстрее: - Мы тоже этому научимся, Анри. Обязательно! И тогда, когда я вернусь домой, мне не придётся грустить по друзьям, которых я оставляю здесь, потому что мы сможем навещать друг друга в любой момент. Это же замечательно! Анри, ты ведь заглянешь ко мне в гости?
  Одна из моих самых глупых оплошностей, на первый взгляд незначительная, но на деле серьёзная. Я дала Анри основания полагать, что испытываю к нему симпатию большую, чем на самом деле. А тогдашний Анри был неразборчив в чувствах людей, в чём-то даже наивен, и мою болтовню принимал чересчур серьёзно.
  Юноша улыбнулся и легонько прикоснулся к моей руке, но это мне не понравилось.
  - Слушай, а какое волшебство у твоего платья?
  - Я не чувствую усталости и жажды.
  - Не-е-ет, - протянул Анри. - Это происходит с любым странником в межмирной пустыне. Правда, не спасёт от зверского голода, когда мы вернёмся к ужину. А крысиное платье-то что делает?
  Я пожала плечами.
  - Почему оно вообще должно быть волшебным? Оно же не голубое.
  Анри почесал подбородок:
  - Видишь ли, не только голубые вещи бывают волшебными. Да и когда я шёл чуть позади тебя, то видел, как временами по кожаному поясу пробегают искры волшебства. Если крысы дали его тебе до того, как разозлись, возможно, оно обладает хорошим свойством.
  - Я видела жуткий конвейер, по залу бегала до смерти перепуганная девчонка. Но крысы сказали, чтобы я не брала в голову. Думаешь, они тогда решили, что я слишком много знаю?
  Анри неуверенно пожал плечами.
  - Наверное, ты видела механическую дорогу смерти и боли. Меня с детства пугают сказочками о ней. На твоём месте я бы не стал носить это платье.
  - Но моя старая одежда осталась у крыс, а другой у меня нет.
  ― Хм, я бы одолжил рубашку и штаны, но, увы, у меня только один комплект. И денег лишних нет, чтобы купить.
  Мне было всё равно. А бедняжка Анри покраснел. Ему, видно, уж очень хотелось впечатлить меня.
  
  Волшебный оазис не изменился. Самого джинна видно не было. Зато на тканом ковре поблёскивала лампа.
  - Будет лучше, если мы поговорим с ним в городе.
  Я осторожно, стараясь случайно не прикоснуться к лампе, завернула её в ковёр и хотела закинуть 'мешок' на плечо, но Анри вежливо отобрал его у меня.
  В лавке старика-механика мы поняли, что не знаем, как вызвать из лампы её обитателя. Если мы её потрём, то нам придётся загадывать желания, а дух запросто может выкинуть неприятный сюрприз. Мы бы так и мучились сомнениями весь вечер, если бы дядюшка Анри - МакГи - грубо не постучал по лампе кочергой. Через секунду из носика повалил пар. Джинн мог бы показаться грозным и рассерженным, если б не его хлопковый халат с пёстрыми цветами и съехавший набок ночной колпак с красной тесьмой.
  - Не ожидал такой бесцеремонности!
  Я виновато улыбнулась:
  - Нам нужна твоя помощь, чтобы узнать, что случилось с принцессой крыс.
  Дух зевнул, не прикрывшись ладонью и показывая тёмно-зелёное бездонное нутро, поморгал, отгоняя сон. Эти секунды, что он неторопливо пробуждался, показались мне вечностью. Я стояла в ожидании, не дыша, и если бы джинн не заговорил, то, наверное, задохнулась бы, сгорела бы от нетерпения!
  - Хорошо, юная странница. Но после, когда вы свергните в пучины огненные это бесчестное создание, именуемое себя Септимием Краудом, мы, восточные духи, получим свободу и никогда больше не будем рабами лампы. Ты найдёшь способ это сделать.
  - Остынь, Абдул, - размеренно произнёс старик. - Засунь-ка свои огненные пучины гидре под хвост.
  Я удивлённо переводила взгляд с МакГи на джинна.
  - Так вы знакомы?
  - Духи воды тому свидетели! - воскликнул зелёнокожий. - Несколько лет бороздили моря под командованием одного недостойного упоминания разбойника...
  - Довольно, Абдул. Наше прошлое никого не касается. Вернёмся к делу, - продолжил старик. - Молодёжь, такие, как Вики и Анри, - он кивнул в нашу сторону, - и вы, джинны, с тех пор, как вас поработили, склонны преувеличивать бедствия, причинённые некоторыми людьми. Прежде чем судить Крауда без суда и следствия...
  - Суд? Следствие? - зло шипя, перебил его джинн. - Какое к огненным псам следствие? Он - злая пиявка, высасывающая из мира жизнь. О, люди, почему вы так любите закрывать глаза и прощать зло? Простой народ, быть может, и трепещет перед Краудом, но ты, мой добрый друг МакГи, как можешь ты его защищать, скажи мне во имя морских покровителей? Когда ты стал такой слабовольной устрицей?
  - Я защищаю истину, сожри меня кракен, - невозмутимо ответил старик.
  - Ты и истина? Вор окаянный, похититель сокровищ и кораблей - и истина? - хохотнул джинн, но МакГи продолжал.
   - Что мы знаем о Крауде? Да, о его деяниях ходит много слухов, но именно - слухов. Есть ли доказательства хоть одного его злодеяния? Нет. Разве за домыслы осуждают на смерть?
  Джинн засопел.
  ― Неужели время затуманило твой разум, и ты забыл, что на смерть осуждают и не только по домыслам, но и шутки ради? Вспомни то невинное дитя западных берегов, Сиси, девчушку с нежнейшими васильковыми глазами!
  ― Довольно! ― старик раздражённо топнул. ― Это было полвека назад. Зачем ворошить прошлое? Давайте сейчас не торопиться с выводами. Человек не виновен, пока не доказано обратное. Хотите крови Крауда - ищите доказательства.
  ― Ты становишься праведником, мой добрый друг, ― распалился джинн. ― Но если я приведу убедительные доказательства, ты, МакГи, даёшь слово воина предать Крауда самому суровому и законному суду и не позволить ему избежать наказания?
  Старик кивнул.
  ― Дядюшка! ― воскликнул Анри, бледнея. А я чуть было ликующе не захлопала в ладоши.
  ― Кто этот некрасивый юноша? ― джинн с прищуром взглянул на Анри. ― Разве может он быть сыном прекрасной, как тысяча ночей, морской разбойницы?
  ― А ну прекратить! ― МакГи в гневе ударил кочергой по столу, и тот с треском развалился. От неожиданности я подпрыгнула: в немощном теле старика вдруг оказалось столько силы? Вот что значит - бывший пират.
  ― Оставь мальчишку, Абдул, и никогда больше не говори о нём худого слова. Вернёмся к Крауду.
  Я затаила дыхание и придвинулась к джинну, чтобы не пропустить ни слова. Дрожащий Анри опустился в кресло, сложил руки на коленях и, тяжело дыша, уставился в пол.
  ― Злостный обманщик похитил лампы собратьев моих и продал их крысиному султану, царю, как вы его называете, точно мы - бездушный товар, ― произнёс джинн.
  ― Неужто ты был этому свидетелем? ― прищурился дядюшка.
  ― Не сомневайся! ― джинн гордо выпрямился.
  ― А говорят, ты в тот вечер до чёртиков напивался в трактире у реки, бросив пост и оставив лагерь джиннов без охраны.
  ― Как ты смеешь, смертный!
  ― Замолчите! ― резко выкрикнула я. ― Болтовнёй вы впустую тратите время. И слепому ясно, что Крауд - виновен. Да, он хитёр и умудряется действовать в рамках ваших законов, но это не умаляет его вины. Вы, МакГи, правы: нельзя казнить лишь по домыслам. Возможно, мои доказательства и доказательства Абдула - неубедительны. Что ж, у нас есть ещё один свидетель, слову которого не поверить нельзя.
   Все уставились на меня. Я раскраснелась и от охватившего меня запала, и от ужасающего чувства неловкости.
  - Что же ты предлагаешь, юная странница? ― спокойно-угрожающе спросил джинн.
  - Поговорить с принцессой. Я знаю, что Крауд сотворил с ней ужасное зло. Итак, я бы хотела увидеться с принцессой, очистить своё имя перед крысами (тут джинн прыснул со смеху) и просить их помочь в поиске этого мошенника. И если вина Крауда будет доказана, то мы осудим его как подобает по закону. Никакого произвола, - произнесла я. - Кстати, как судят в вашем мире?
  - Суд с присяжными, выступления обвинителя и защитника, ― ответил Анри.
  Я кивнула.
  Джинн фыркнул.
  - Поступай, как посчитаешь нужным, юная странница, но пусть моему племени будет дарована свобода.
  - Я попрошу крыс вернуть лампы твоих товарищей. Этого будет достаточно?
  Дух лампы вздохнул.
  - Так и быть - уступлю.
  - Теперь, Абдул, ты поможешь нам поговорить с принцессой? Если Крауд напал на неё, то только она сможет это доказать.
  - Помогу, но не колдовством, потому что пока я слаб и бессилен, а советом. Соорудите механизм, в котором можно спрятаться, и преподнесите его как подарок ко дню рождения принцессы.
  - Троянский конь, - улыбнулась я.
  - Что?
  - В моём мире это называется троянский конь.
  Джинн довольно потёр ладони.
  - Мастер-механик, мой добрый друг МакГи, спроектируешь коня?
  - Ёк-макарёк! Да! Только дайте время.
  МакГи убрал с рабочего стола старые чертежи и разложил чистый лист.
  - Анри, пока сходи в подвал, посмотри, какие формы для отливки у нас есть.
  - Так вы же их все знаете.
  - Ты поищи. Мне нужно всё, что у нас есть. Даже то старьё, которые я сказал тебе выбросить два года назад, а ты сохранил.
  До позднего вечера старик трудился над чертежом, пока мы с Анри и Абдулом изучали подвал и собирали все литейные формы, за ненадобностью забытые в чулане. Сказать по правде, в них, наверное, раньше отливали железные пластины для слонов. При виде такого сокровища Анри возбуждённо зашептал мне на ухо:
  - Во времена королей-людей Ашбадесса и Буджума слоны, бегемоты, мамонты и львы были грозным оружием королевской гвардии. Для них отливали броню из драконовой стали, на солнце блестящей как кровь, чтобы враги боялись. Но затем с запада приползли клацающие зубами крысы...
  - Хватит трепаться! - окликнул нас МакГи.
  Но пока мы разгребали место в гостиной для строительства коня, Анри нашёптывал мне истории.
  Клацающие зубами крысы не просто приползли, а ворвались в новый мир, не забыв прихватить из старого все военные достижения. Против королевских львов и слонов, покрытых бронёй, крысы выставили роботов; против конницы - ружья и жгучие пули; против мечей - взрывающиеся огненные шары. И как чума промчались по всему Снарному миру, пока не обосновались в Буджуме. Вот почему на рынке запросто можно было встретить и крысиных роботов, и факиров и йогов, которых было много в канувшем в небытие королевстве. В Буджуме смешались все культуры, что было на руку мне. В таком диком разнообразии меня сложнее найти и в чём-то заподозрить.
  - Но если твой дядя коренной буджумец, то почему он механизмами занимается? - тихо спросила я, и шёпотом Анри объяснил:
  - А крысы не жадничали и обучали всех желающих. Хорошие механики лишними не бывают. Когда закончили, дядюшка разрешил нам отдохнуть.
  За ширмой прятались две комнаты. В большей на двухъярусной кровати спали Анри и МакГи. Мне досталась маленькая комнатушка, похожая на чулан для барахла.
  Лампу с джинном я поставила на прикроватный столик, такой узкий, что кроме лампы, туда уже ничто не поместится.
  - Надеюсь, ты не храпишь? - раздался сонный голос Абдула.
  - Надейся, - я натянула повыше одеяло и сладко зевнула.
  
  Снарные сутки длятся двадцать восемь часов, и эти временные отрезки в свою очередь разбиты на пятьдесят счетов, примерно равных нашим шестидесяти минутам.
  День в Буджуме традиционно начинается в шесть утра, когда солнце едва кажется из-за горизонта и не успевает раскалить воздух. Торговцы пьют чай с пряностями, разворачивают лотки, раскладывают товар и весь день напролёт с шумным, будоражащим весельем работают.
  В тринадцать на Буджум обрушивается самая жара. Тогда благородные господа скрываются под сенью садов, лавочники делают перерыв на обед, и жизнь на площади замирает. Иногда только нищие и калеки подходят к фонтану напиться. Но после четырнадцати, отдохнув и собравшись с духом, продавцы вновь открывают палатки, и рынок заполняется покупателями и приезжими. А солнце потихоньку идёт вперёд вдоль побережья к землям Иолы, и духота убывает.
  Торговцы потихоньку закрываются, когда смеркается, то есть с двадцати двух до двадцати трёх. Потом ещё часа два работают кафе и ночные ресторанчики. После двадцати пяти порядочные горожане идут спать. Конечно, время от времени где-то и бредёт запоздалый паломник из другого мира, но и тот к исходу последнего, двадцать восьмого снарного часа находит себе ночлег. Снарные сутки были чуть длиннее привычных мне земных, и потому первые несколько дней у меня кружилось голова, изредка подташнивало, но, в конце концов, я привыкла.
  
  Утром до моей комнатушки долетел сладкий аромат, то Анри заварил чай с фруктами. Подвинув лампу джинна, он поставил букетик незабудок в одной из своих странных вазочек.
  Я проснулась и встретилась с улыбкой Анри.
  ― Хочешь позавтракать в самом красивом месте Буджума?
  ― Почему бы и нет?
  Я чувствовала себя разбитой и потерянной из-за непривычного времени, но не хотела ничего упускать.
  Мы поднялись на металлическую крышу, постелили клетчатый плед и уселись. Сыпля крошками от бутербродов, Анри рассказывал мне о городе.
  ― Вон там бывшая ратуша, сейчас там музей.
  Я оторвала брезгливый взгляд от крошек и увидела солнечный столп, возвышающийся до тёмно-розовых облаков. То была часовая башня ратуши, облицованная жёлтым кирпичом.
  ― Раньше в Буджуме заседал совет семерых, но лет пятьсот назад Ашбадесс подчинил Буджум. Город вошёл в состав тогдашнего королевства, совет упразднили, какое-то время в ратуше заседал ашбадесский наместник. А потом появились крысы. Они появились с востока, отплыли от берегов Ашбадесса, проплыли вдоль Ардера, гор, земель Иолы и высадились на наших берегах. Это долгое путешествие, оно занимает около трёх снарных месяцев, то есть ста пятидесяти дней. Конечно, к тому времени, до Буджума долетела новость о том, что король Эжен Третий заколот собственной шпагой и тело его распято на кресте. Рассказывают, что наш наместник даже и не подумал защищаться. Он распустил гарнизон, запретил собирать ополчение. И когда крысы прибыли в Буджум, первое, что они увидели, - коленопреклонённые наместник и буджумская знать. Наверное, только благодаря этой трусости Буджум и не был сожжен, как Ашбадесс.
  Там же, на крыше, мы и ужинали, наблюдая, как озарённое закатом небо рассекают чайки, ветер доносил к нам запах моря, а Анри всё рассказывал о городе, его улицах и людях, которые когда-то там жили.
  Затем в небе показалась чёрная точка, стремительно несущаяся к побережью слева от нас. Но Анри меня успокоил.
  ― Это всего лишь дирижабль, летающая махина, которую придумали крысы, чтобы не плыть по морю. Они суеверные и боятся моря.
  Несколько раз Анри предлагал прогуляться до порта, но я отказывалась. По взглядам юноши и тому, как время от времени он пытался поймать мою руку, я догадывалась, что он видит во мне не только друга. Анри был тих и скромен, и мог бы мне понравиться, если бы не его завидное упрямство и ухаживания, которые становились всё более навязчивыми. Если бы он подождал, пока мы разберёмся с Краудом и я вернусь к нормальной жизни! К тому же его вечно липкие ладони...
  ― Эй! Ну где вы? ― раздался голос МакГи. ― Работы невпроворот, хватит прохлаждаться! Целую неделю мы вчетвером трудились над механическим конём: отмеряли металлическую проволоку, резали, гнули. Лепили из глины формы и обжигали их в печи, потому что формы от слоновьих панцирей гениального старца не удовлетворили. А как по мне: так разницы меж ними никакой.
  Затем плавили ненужные обломки древних мечей и заливали расплавленное железо в формы, чтобы получить обшивку для механизма, который старательно собирал МакГи, иногда Анри бегал по магазинам и лавкам, пытаясь добыть недостающие запчасти.
  Однажды вечером Анри в очередной раз предложил:
  ― Может, к морю?
  ― Как-нибудь после.
  ― Ну как хочешь. Пойду к фонтану умоюсь.
  Когда парень вышел, Абдул лениво протянул:
  ― А я бы сходил к морю. Вернее, был бы рад, если бы меня и лампу туда отнесли, ― лениво протянул джинн. Обманщик! Он прекрасно мог дойти и сам, просто опасался столкнуться с любителями загадывать желания. Видите ли, работать ему неохота!
  ― Вот и иди с Анри. Если мы на сегодня закончили, то я прогуляюсь по городу.
  ― Нет, нехорошо неопытной страннице гулять одной. Возьми с собой Анри и джинна, ― сказал МакГи. - И купите еды. У нас кончаются запасы.
  Джинна я ещё, пожалуй, взяла бы для компании и защиты, но Анри опять потными ладошками будет хватать меня. А мне хотелось просто отдохнуть и не отвлекаться на мелочи.
  ― Ладно, ― обречённо согласилась я.
  У фонтана мы поймали Анри. Я спрятала руки в карманы, чтобы избежать его прикосновений. Но парнишка перехитрил меня, взяв под руку.
   Абдул уверенно шагал впереди, а его лампа болталась прицепленная к моему поясу. Так все будут думать, что это мой джинн, и не пристанут к нему с желаниями.
  ― Куда изволите, юная странница?
  ― К ратуше.
  Мы недолго пробирались через готовящиеся ко сну торговые ряды: продавцы сворачивали палатки и закрывали ларьки, пряча в ящики залежавшийся товар, кто-то выкидывал мусор в канаву, кто-то вытряхивал коврики. Нас уже не зазывали ни в таверну, ни в лавку. Все эти люди, ранее казавшиеся мне сумбурными и суетливыми, теперь представали тихими и спокойными.
  Днём в этом гомоне слова смешивались, окончания скрадывались. Ещё во время спора МакГи с джинном я подметила впечатляющую разницу в акцентах. Оба они говорили на снарном, но для МакГи это был родной язык, быстрый и мелодичный, а для джинна - чужой, и даже разгорячённый спором, джинн умудрялся растягивать слова, смакуя каждую букву.
   В центре же дневного Буджума, в шуме и гаме, когда всё кружилось, я разбирала в будто бы знакомых словах - незнакомые. Я понимала смысл, значение, но каждый звук, понятный мне, был чужим. Иногда я терялась в какофонии голосов и не понимала ни бельмеса. Тогда мне приходилось ловить чей-то голос, вслушиваться в него и лишь тогда значения слов вновь становились ясны.
  Вечером же всё было иначе.
  Тихо, спокойно. Уставшие люди говорили мало и редко. Никто не кричал, и я могла наслаждаться обрывком каждой услышанной беседы.
  - Почему, когда говорят все хором, я с трудом разбираю речь? До того, как я осознала, что в этом мире говорят на другом языке, мне было намного проще понимать разговоры. Теперь же я временами ловлю себя на том, что ничего не понимаю.
  - Ты слишком много думаешь о том, что это чужой язык. Пока ты об этом не волновалась, понимание речи было на уровне подсознания, - объяснял Абдул. - В твоём мире ведь есть такое понятие 'подсознание?'
  Я кивнула.
  - Забудь о том, что снарный - чужой язык. Окунись в него. Живи им. Вы, странники, счастливый народ, можете понимать любую речь. А вот мне пришлось потратить пару лет на то, чтобы выучить снарный. Хорошо, что джинны живут долго!
  
  Вблизи ратуша совсем не впечатляла и рисовалась обветшалой и всеми покинутой, точно разорённое гнездо. Окна закрыты ставнями, а на дверях цепь с замком. На стенах под белой краской местами проглядывали старые фрески. Кадки с хилыми пальмами у входа навевали тоску. Уснувший сторож-робот ржавел и, наверное, уж больше не проснётся, так и будет сидеть у двери до скончания веков. Если тут и был музей, то хозяева его не жаловали. И только часовая башня сверкала кирпичным золотом.
  ― А когда-то там жил волшебник. Он помогал наместнику короля, и...
  Но Абдул перебил Анри:
  ― Волшебства не существует, дитя. Чем раньше ты это выучишь, тем больше проживёшь.
  ― Почему все так яро отрицают волшебство? ― вздохнула я.
  ― Потому что его не существует. Отойдите в сторону и смотрите туда, ― нахмурился джинн.
  Повернув головы, мы увидели мрачную процессию.
  В белых робах, с замотанными назад рукавами, они напоминали узников психиатрической больницы. Глаза пленников бледнели пустотой, и совершенно не верилось, что у кого-то из них хватит смелости на побег, но тем не менее несчастных охранял конвой из двадцати крыс-гвардейцев. Их сломали, уничтожили и теперь добивали, стирали в порошок, чтобы зараза в их сердцах не выбросила споры и не проросла в почве здоровых душ.
  ― А это, мои драгоценные, те, кто отрицает очевидные факты и проповедует неправильные истины, ― тихо произнёс Абдул.
  Не надо было спрашивать, кто они. Я сердцем поняла, что это такие же странники, как и я. Опустошённые, потерянные. Их провели мимо нас. И хотя я не решалась спросить, дух лампы рассказал.
  Существует волшебство или нет - не так уж и важно. Странников ненавидят, и это неоспоримый факт.
  Издревле странники соединяли меж собой миры, прокладывания тоненькие нити межмирных троп, а после по этим дорогам устремлялись паломники и торговцы, как странники, так и простые люди. Конечно, за путешествия переселенцы платили немало отпущенного им времени, но в те времена наладить торговые и культурные связи было важнее.
  Потом снарный король и драконий лорд, который сочувствовал странникам, основали Торговую Компанию. Но идиллия не продлилась вечно.
  В одно и то же время странников уважают и ненавидят. Уважают за их особый дар, ненавидят за то, что они открывают проходы меж мирами и тем самым делают каждый мир уязвимее. Кто знает, какое сверхъестественное зло может прийти с той стороны?
  В конце концов, ненависть пересилила, и последний снарный король Эжен Третий распустил Торговую Компанию, лишил всех привилегий драконьего лорда и запретил странникам приближаться к столице - Ашбадессу. Когда же крысы захватили Снарный и окрестные миры, то попросту объявили охоту на странников, прекрасно понимая, что они могут бросить вызов и спутать им, крысам, все карты.
  С волшебниками всё обстояло несколько иначе. Их никогда не любили, всегда боялись, ибо те обладали силой куда большей и непостижимой, чем можно вообразить. Все знали, что волшебники превосходно умеют управлять голубой пылью, из которой соткано мироздание и которая по сути является самой жизнью. Лишённые дара и недалёкие люди верили, что волшебнику ничего не стоит убить человека одним взглядом.
  И, наконец, страх перед силой превратился во всеобщую ненависть.
  Волшебство уже давно негласно объявили преступлением. Со временем, когда волшебники выродились, люди начали верить, что их и вовсе никогда не существовало. Лучший способ пережить кошмар - это сделать его выдумкой.
  Всё это мне нашептал джинн, а после добавил:
  - Этого разговора никогда не было. Даже не думай вспоминать.
  Я молча кивнула, хотя и не понимала, как можно из-за каких-то суеверий отрицать волшебство.
  
  Через несколько дней я работала в лавке Анри и ко мне забежал юный разносчик газет Эрик, друг Анри. Он был таким же бронзо-загорелым и весёлым, типичный буджумец.
  - Слышали уже последние новости?
  - Какие? - живо заинтересовалась я.
  - Сперва купите газету, - парнишка помахал свертком.
  - Анри всегда покупает?
  - Нет, я ему так всё рассказываю.
  - Тогда раз я вместо Анри, почему бы и мне не рассказать?
  На секунду задумавшись, Эрик затараторил:
  - Объявился Фантхиет, ну, тот граф-изменник, который с полгода назад поднял восстание. Ах да! Тебя же тогда не было, ты же странница. А вы вечно всё интересное пропускаете. В общем, Фантхиет родом откуда-то из Ашбадесса, говорят, отрок старой аристократии. Когда-то он преступил закон, и его изгнали из Ашбадесса. Лет десять он где-то пропадал, а два года назад объявился с небольшим отрядом и стал нападать на крыс. Вот и теперь - разгромили крысиный караван, который шёл от Маржума к Иоле и вёз, не знаю что, в статье не написали. Но, наверное, очередные эксперименты.
  - И что? Этот Фантхиет намерен победить крыс и захватить власть?
  - Ты совсем тут новенькая, да? - прищурился Эрик.
  - Не грузи её, - из подсобки выбрался Анри. - Человек только полнедели в Снарном мире. Откуда ей знать? - и обратившись ко мне: - Конечно, многие сопротивлялись приходу крыс и долго не хотели им подчиняться. Были даже военные столкновения, но в конце концов, все привыкли к новым порядкам. Сейчас всё стабильно, экономика идёт в гору, торговля развивается, крысы почти не притесняют людей. А такие молодчики, как граф де ла Фантхиет, только нарушают спокойствие. Из-за него всё может рухнуть и пойти ко дну! Так что нечего о нём говорить. Он бунтовщик и разбойник!
  Анри и надувшийся Эрик ещё немного поболтали о предстоящей через две недели ярмарке и посплетничали об общих знакомых, а затем мы закрыли лавку и отправились ужинать на крышу.
  
  За день до совершеннолетия Адалинды случилась примечательная история. У ратуши подрались юный снарец с горящими бледно-пепельными глазами и остроносый крыс. Оба были студентами местной академии и в целом ладили меж собой, пока дело не касалось религии.
  Снарцы не верят и никогда не верили ни в каких богов, духов или высшие силы. И если снарцы ругались, то в отличие от других рас использовали не злосчастных чертей или дьяволов, а гидр и кракенов, которые преспокойно бороздили Снарное море, огромным пятном распластавшееся в центре мира.
  У крыс же был целый пантеон богов: бог грозы, бог войны, богиня победы, божество урожая и много-много других на каждый случай жизни.
  Юный крыс захотел сделать приношение богине долголетия, чтобы та послала принцессе Адалинде много счастливых лет, и неосторожно сказал об этом товарищу. Снарец же взъелся, заявив, что никакой бог не может продлить жизнь ни крысе, ни человеку. Слово за слово, пара лёгких толчков, и дело переросло в драку, которая привлекла полицию.
  Студента-крыса оштрафовали за нарушение порядка, а вот несчастного снарца, несмотря на уговоры его друга и хорошие рекомендации, обвинили в осквернении богини долголетия и приговорили к ста ударам плетью и пяти годам исправительных работ в Ардере.
  Про Ардер джинн шепнул мне тихонько:
  ― Страшный город.
  А у меня омерзение вызывал не далёкий незнакомый город, а беспощадные и несправедливые крысиные законы. Может, Адалинде удастся всё исправить? Ведь когда мы ей поможем, она поймёт, сколько в людях добра...
  
  Дни в лавке механика были самыми лучшими за последнее время. Я не валяла безмятежно дурака, сидя перед компьютером за просмотром любимого сериала, как делала это дома, не тухла на лекции, не слонялась бессмысленно по потусторонней безбрежной пустыне, не ехала на поезде, отстранённо глядя на мелькающие за окном миры.
  К выходным мы собрали железного коня высотой четыре метра. Его несколько угловатая морда напомнила мне деревянную игрушку, отчего я по-глупому заулыбалась. Абдул настойчиво предлагал расписать коня витиеватыми узорами, но я запротестовала: незачем привлекать лишнее внимание.
  ― Подарок должен быть красивым, моя дорогая странница, ― возразил служитель лампы.
  ― Ага, чтобы каждому гвардейцу захотелось получше нас рассмотреть да ещё сунуть нос внутрь?
  Мы бы спорили до посинения, но Анри присоединился к джинну и предложил сшить из старых пледов попону. Я была вынуждена согласиться.
  В шестидень, последний день снарной недели и двадцать девятый день звёздопыльного месяца 1447 года, торжественно отмечали восемнадцатилетие принцессы. Первое время я не очень заботилась насчет местного календаря и летоисчисления. Но позже, поняв, что мне придётся задержаться в Снарном мире, стала запоминать даты. И не просто из желания, как все местные, знать точно название дня, но и ради того, чтобы понять течение времени и высчитать сколько прошло времени тут, пока я была где-то в другом месте.
  Снарцы отсчитывали года от дня смерти последнего дракона. Разумеется, сейчас уже никто не помнил, был ли дракон на самом деле, или великий безымянный воин сжёг всего лишь чучело, но тем не менее, был выбран некий символ, черта, которая отделила тёмную эпоху чудовищ и мрака от светлого будущего. Адалинда родилась в звездопыльный месяц, летний, самый тёплый и ласковый, когда цвели редкие цветы, похожие на звёздную пыль. Говорят, что те цветы растут лишь на той земле, которую когда-то обагрила кровь дракона, а распускаются они обычно двадцать девятого или тридцатого числа. Примечательно, что Алалинда родилась именно в это время. Быть может, именно ей суждено спасти снарный народ от тирании крысиного царя Генгульфа, её отца. И как тот безымянный воин она победит страшное чудовище.
  Итак, двадцать девятого числа звёздопыльного месяца у дорог, ведущих из Буджума ко дворцу, проросли и распустились дивные цветы.
   По окрестным мирам уже разнеслась весть о том, что принцесса больна и не сможет присутствовать на празднествах. Поэтому караваны подарков устремились по песчаным океанам к зеркалам и стеклянным дверям, переносящим путешественников во дворец.
  МакГи отсоветовал нам пользоваться одним из таких переходов и лично покатил платформу с конём в крысиный замок, расположившийся в нескольких километрах от Буджума. Конечно, старик, переодетый в белоснежный шёлковый халат и тюрбан, не сам катил платформу, а лишь управлял гнедой двойкой, да переговаривался с соседним извозчиком.
  Мы разместились в напичканном механизмами торсе коня. Механизмами никто не планировал пользоваться, но МакГи настоял на том, что любая работа должна быть выполнена на совесть. Поэтому стоит одному из нас потянуть за рычаг, и конь придёт в движение.
  Я пристроилась у щели меж обшивкой и наблюдала.
  Дорога сделала резкий поворот, и нам открылось удивительное зрелище.
  ― А вот и крысиный дворец, ― сказал МакГи, зная, что я его слушаю.
  ― А то мы слепые, ― процедил другой извозчик. ― Чтоб этот шпиль им в...
  ― Цыц! ― оскалился МакГи.
  Крысиный дворец уродливой трехпалой скалой врезался в фиолетовые облака. Тонкий шпиль напоминал шприц, а чёрный забор с чучелами ворон и грифонов казался бесконечным.
  Но стоило нам пройти сквозь ворота, как резко посветлело. Мы ехали по мраморной дороге, вдоль которой гордо вышагивали ярко-красные птицы с длинными, как шлейф, хвостами.
  У золочёных ворот во второй сад нас остановили крысиные гвардейцы в парчовых камзолах.
  ― Что это за несуразный подарок? ― от резкого оклика гвардейца я вздрогнула.
  ― Негоже-негоже так говорить о великом Троянском Коне из славного города Троян, ― слащаво залепетал МакГи. Даже не знала, что он может так исказить голос. На месте стража меня бы стошнило от этой приторности. А мастер продолжал:
  ― Славный город Троян находится в двадцати станциях отсюда. И каждый вельможа там почитает за великую честь иметь у себя такого железного коня.
  ― И что может эта груда металла?
  ― А вот об этом могут ведать лишь лица королевской крови, ибо подарок сей особый.
  ― Ладно, пусть проезжает.
  МагКи и остальные передали подоспевшим слугам и гвардейцам подарки для принцессы, чопорно откланялись, и больше я их не видела.
  Второй сад был мрачнее: россыпь острых зубов и костей под кустами кроваво-красных роз отбили у меня всякое желание подглядывать. Я отвернулась и больше не смотрела, пока нас не привезли на место.
  Крысы-слуги складывали подарки в большой светлой зале с зачарованным водным полом. Они ходили прямо по воде, но после их шагов не оставалось кругов, словно водную гладь от ступней ограждал невидимый щит. Нашего коня вкатили в зал одним из последних. За нами внесли ещё плетёные корзины, настолько тяжёлые, что каждую с трудом тащили три крысы. Я подглядывала за ними в щель и боялась, как бы крысы не услышали моего дыхания. Джинн притаился в лампе. Анри сжимал мою руку тёплой ладонью. От него веяло жаром восточных земель. Мне очень хотелось от него освободиться, но я боялась поднимать лишний шум. В зале блуждал терпкий цветочный аромат, и вскоре мне ужасно захотелось пить.
  Наконец, крысы расставили все подарки и удалились, затворив за собою двери, украшенные затейливым железным орнаментом.
  Я поспешно спасла пальцы от Анри и первая выскользнула из коня. Анри же списал всё на моё рвение геройствовать и ни капельки не обиделся. Вместе мы вытрясли джинна из уютной лампы. Кроме главных ворот, из зала подарков вело несколько дверей. Мы по очереди заглянули в каждую и за последней увидели много розовых бархатных подушек и полчище кукол, ощетинившееся бантами и пышными юбками.
  - Наверное, она там, - я указала на ширму за горой плюшевых медведей.
  Мы подобрались ближе, стараясь не наступить случайно на разбросанные по полу безделушки: вдруг одна из них взорвётся воем тревожного сигнала. За шифоновой занавеской на ложе спала принцесса крыс. Мы остановились, в умилении глядя на это невинное чудо, прогружённое в безмятежный сон.
  Аккуратную мордочку покрывала серая шерсть, на загривке и меж ушей темнея и удлиняясь, точно волны человеческих волос. Ресницы её подрагивали, а тонкие усики шевелились в такт снам. Она казалась очень хорошенькой.
  - Она не выглядит больной, - с долей разочарования заметил Анри.
  Я протянула руку и легонько отдёрнула одеяло. Все мы охнули и в испуге отступили на шаг. Позже, когда останусь одна и буду бесцельно кататься в грузовом вагоне поезда, спать на мешках с крупой и вздрагивать при каждом шорохе, тогда её хрупкое изуродованное тело будет приходить ко мне в кошмарах. Принцесса протянет ко мне стянутые бинтами искорёженные руки, безмолвно раскроет рот, а я буду стоять в холодном поту, как вкопанная, и молиться всем богам, чтобы она не уволокла меня с собой в могилу. Со временем я, конечно, избавлюсь от этого страха и научусь контролировать мысли, но ещё надолго запомню её изломанные ручки и ножки, загипсованные пальчики и окровавленные простыни. Если это сделал Крауд, то он, конечно, заслужил самой суровой кары. Волна ненависти к волшебнику поднялась во мне со страшной силой. Разве не преступление и дальше позволять ему разгуливать по мирам? Может, и правы снарцы в том, что ненавидят и отрицают волшебство.
  - Она поправится? - я с беспокойством взглянула на джинна.
  Тот вытянулся, наклонился над принцессой и долго смотрел на неё. Мне даже показалось, что он вот-вот обернётся паром и сольётся с хрупким тельцем принцессы.
  - Думаю, без магического вмешательства - нет.
  - Значит, нам остаётся только найти лекарство.
  Из большой залы донеслись звуки шагов.
  - Быстрее.
  Джинн живо начертил в воздухе знак, и из лампы повалил густой бирюзовый дым, который окутал меня, Анри и принцессу.
  Когда туман рассеялся, мы оказались в уютной комнате, где едва пахло пряностями, на мягких персидских коврах и подушках. Принцесса по-прежнему мирно спала, словно ничто вокруг её не касалось.
  Я почувствовала толчок: лампу куда-то быстро и без церемоний несли. Мы с Анри присели и держались за подушки, хотя от порядочной встряски нас это не спасло. Наконец, джинн спустился к нам и сказал, что мы в безопасности.
  - Что ты теперь планируешь делать, юная странница? - спросил Абдул.
  Я пожала плечами.
  - За нами гнались?
  - Нет, я исчез из покоев раньше, чем вернулась нянька. Но они уже подняли на уши весь дворец. Я не вынес вас из крысиного царства, так как сам не имею силы проходить через двери странников, ― виновато добавил джинн.
  - Ладно, давайте подумаем, как нам быть. ― Я откинулась на подушку. - Как можно вылечить принцессу?
  - Отец мне кое-что рассказывал перед тем, как ушёл, - робко произнёс Анри.
  Мы с джинном замерли в ожидании. Ученик механика выдержал паузу и заговорил.
  - Отец много странствовал и изучал. Он говорил мне, что существует некий источник силы. Источник безграничного волшебства (джинн презрительно кашлянул). С помощью этого источника можно творить любые чудеса.
  -Твой отец, - медленно произнесла я, - он тебе это рассказывал до того, как зло пронзило его сердце?
  Анри кивнул.
  'Значит, это никак не связано с выдумкой о том, что Крауд его отец, и этому, пожалуй, можно верить'.
  - И источник находится где-то здесь, в крысином царстве? - догадалась я.
  - Да, - кивнул Анри, - но я не знаю где.
  - Зато я знаю, как туда пройти, - джинн с превосходством посмотрел на нас. За его улыбкой я не увидела ничего, кроме дружеской насмешки над нашей несообразительностью. Джинн молчал, ожидая наших мыслей, чтобы потом победоносно воскликнуть: 'Бинго!'.
  - Платье! - наконец, осенило меня. ― Оно - волшебное, как говорили крысы. И если оно обладает волшебством, то, возможно, приведёт нас к источнику, силой которого было соткано?
  Абдул устало закрыл ладонью лицо и вздохнул.
  - В сотый раз повторяю: нет никакого волшебства, прекрасная странница. Но крысы - хитрые создания. А у тебя, дева, я чувствую, есть нечто иное, что приведёт нас к секрету крыс.
  - Но у меня нет ничего... особенного, кроме платья, - неуверенно возразила я.
  - Думаю, ты справишься и без меня, - джинн хлопнул в ладоши, и синий туман перенёс нас в кладовку. Швабра чуть не стукнула меня по носу. В нос ударил мерзкий аромат стирального порошка, смешенный с запахом гниющей мокрой тряпки, видимо, завалившейся за вёдра и не замеченной уборщицей.
  - Я присмотрю за принцессой, - донеслось из лампы.
  - Ох уж эти джинны. Ничего по-человечески сказать не могут!
  В кармане нашарила стопку билетов Крауда. Про них я уже совсем забыла, а ведь когда-то именно они привели меня к джинну. Возможно, приведут и к источнику волшебства?
  Перетасовав их, вытащила один.
  'Каллы'.
  Но буквы тут же задрожали и исчезли. Я ощутила лёгкое покалывание в талии, там, где платье стягивалось поясом и плотно прилегало к телу.
  'Тёмная бездна' ― зазмеились пурпурные буквы и, трижды обежав билет по периметру, испарились.
  - По-моему, это опасно, - заметил Анри.
  - Другой дороги я не вижу.
  Мы долго блуждали среди теней и темноты. В крысиных подземельях точно перегорели все фонарики-светлячки. Это потому, объяснял Анри, что дворец был создан не для крыс и ему не нравится их господство, вот он и балуется. Лишь редкое мерцание кварца помогала нам не врезаться в стену.
   У каждой развилки внутренний голос подсказывал куда повернуть, и я не спорила, а просто шла. И по большему счету было всё равно куда, ведь мы не знали здесь ни единого закутка! Я просто надеялась, что слова с билета запустили механизм, который приведёт нас в нужное место. Позади меня Анри недовольно сопел, втихаря обвиняя во всём несчастный заколдованный клочок картона. Хотелось обернуться и злобно шикнуть на него. Но я молчала, стиснув губы, и копила негодование. Наконец, мы увидели яркий свет впереди, мрак отступил. Неожиданно стало легко дышать. Всё зло из мыслей испарялось. Я ощущала себя лёгкой бабочкой с прозрачными крыльями. Хотелось танцевать. Но в тот момент, когда почти поддалась чародейскому, в круге света я заметила длинную фигуру Крауда в кровавой мантии, застёгнутой лишь на золотой аграф.
  Странник опирался на колодец и глядел на нас исподлобья. От колодца волнами расползалось холодно-фиолетовое мерцание кварца, затем оно сливалось с чернотой, и только гидры знали, где в темноте прятались стены, если, конечно, они и вовсе были. И в этом странном месте совершенно ничем не пахло.
  Колодец, видно, и был тем самым источником волшебства, который решит все наши проблемы. Во всяком случае, кроме него, других претендентов на эту почётную роль я не видела.
  - Всё-таки пришли, ― протянул Крауд. ― Тяжёл был путь?
  - Снова ты! - в сердцах воскликнула я. - Когда же я от тебя избавлюсь?
  Но Крауд лишь грустно улыбнулся, затем вперил в меня пристальный взгляд. На секунду показалось: он хочет что-то сказать, и я должна прочесть это во взгляде. Но, вспомнив о его коварстве, отвела взгляд, и мы застыли в молчании.
  Растерялась. Если бы не колдун, я заглянула бы в колодец и ухватила скрывающуюся там силу. Да что я говорю? Я понятия не имела, что делать с волшебством.
  - Зачем ты сотворил такое с принцессой? - спросила, заминая неловкую паузу. - Что она тебе сделала?
  - Зачем? - Крауд моргнул. - Ты думаешь, что крысы - это такие милые пушистые создания, которые с радостью откроют тебе ворота домой? Если они такие милые, что же ты от них прячешься, как таракан? Почему не явишься без обиняков?
  Крауд порывисто хохотнул. Мы с Анри переглянулись.
  - Я не обязана отчитываться перед тобой, Крауд. Пропусти меня к колодцу, к источнику волшебства. Я попрошу у него даровать принцессе жизнь.
  - Твоя принцесса, о здоровье который ты вдруг так печёшься... Поверь мне, если ты познакомишься с ней ближе, то её милая мордашка перестанет тебе нравится.
  - Отойди.
  Я ожидала, что наглец рассмеется, но он удивил меня.
  - Хорошо. Твой выбор - ты и виновата. Я тебя предупреждал, ― Крауд кивнул. ― Иди.
  Он отошёл от колодца и повернулся спиной, закрыв рукой лицо. Подол красной мантии зловеще колыхался на ветру, который невидимым вихрем носился у ног чародея, словно тот был неким хранилищем ураганов.
  Я смотрела на колодец и колебалась. От страха чуть дрожали колени, пересохло во рту. Если это настоящий источник волшебства, то почему Крауд так легко отходит в сторону? Нет, мне готовится жуткая ловушка.
  Анри вывел меня из оцепенения.
  ― Я могу это сделать.
  ― Нет. Я это затеяла.
  И прикоснулась пальцами к влажным, поросшим мхом камням колодца. Зажмурилась. Вдохновение наполняло меня. Лёгкий холодок пробежал от кончиков пальцев и ужалил в самое сердце. Я наклонилась и открыла глаза.
  На секунду в воде мелькнуло моё собственное отражение: каре каштановых волос, лихорадочно блестящие зелёные глаза, острый подбородок. Но тут же мой лик расплылся: вода в колодце запенилась.
  Когда волнение улеглось, на меня таращилась искажённая злым хохотом крысиная морда с выступающими кривыми зубами. Крыса смеялась, и корона на её голове вздрагивала.
  Я отпрянула от колодца, но слишком поздно. Вокруг уже всё поплыло, словно тонуло в озере. Казалось, нас мягко подхватил поток и уводил вниз. Всё заняло буквально несколько секунд, я даже не успела толком осознать происходящее, как обнаружила, что из воды меня выталкивает вверх. Я поддалась импульсу и резко вынырнула, отбросила с лица мокрые волосы, протёрла глаза и огляделась. Мы были в тронной зале, и с водного пола на нас взирали лишь расплывчатые отражения. Прежде чем я поднялась, меня схватили гвардейцы-крысы и приставили к горлу кинжал. Рядом уже беспомощно трепыхался Анри.
  Слева Крауд тщетно боролся с гвардейцами. Как и нас, водный коридор оглушил его, и он оказался не готов к бою.
  Крысы окружили его. Волшебник не успел выхватить шпагу или увернуться, как капитан с размаху ударил его дубинкой. Засвистела железная плеть, удары посыпались на Крауда без остановки. Я ожидала, что колдун использует дар, но я его плохо знала. Крауд предпочёл сдаться. Волшебство не было бесплатным. Любое действие, даже самое бестолковое, либо разрывало ткань мироздания, черпая из него энергию, либо высасывало жизнь из того, кто колдовал.
  В зал, громко шлёпая массивными ступнями, вошёл гигантский робот. В руках железное чудище сжимало цепи, на которых болтался крест.
  Гвардейцы заковали Крауда и подвесили к распятию так, что волшебник напоминал переломанную свастику, и с губ его капала кровь.
  Я тряхнула головой.
  Нет. Так не должно быть. Он же не победим. Он же... Это я должна была одержать над ним верх!
  Крысиный царь откинулся на спинку трона и постукивал острым жёлтым когтём по лампе джинна. Скрип раскачивающихся цепей робота, ритм, отбиваемый по лампе, пробивали меня до дрожи. Окружённая врагами, я чувствовала себя ужасно одинокой. И это не было сном, от которого можно пробудиться.
  - Вы умрёте на рассвете, - царь тяжело выдохнул и облизнул тонкие губы. Глаза его налились кровью. - Ты, девчонка, этот парень-полукровка, проклятущий странник и джинн. Вы все умрёте.
  Я сглотнула. Пот стекал по лицу. На секунду закружилась голова, потемнело в глазах.
  'Нет-нет, этого не может быть! А как же мои родители, Светка? Как же старик-механик, который ждёт нашего возвращения? Как же все те люди, что ждут хорошего, и не знают, что мы пошли сражаться за них?'
  Всё же я победила надвигающийся обморок и выдавила:
  - Позвольте мне объяснить.
  - Это неважно, - царь властно поднял руку в знак протеста. - Принцесса умерла. Вы вмешались, и моя единственная дочь умерла. Знаете ли вы, что всё в нашем дворце связано меж собой в единый живой организм? Вы нарушили покой, царящий в наших чертогах, осквернили наше сердце. Мне всё равно, были ли ваши намерения благими или нет. Теперь вы понесёте наказание.
  Новость, как гром, поразила меня и сломила надежды, как свирепый ураган ломает телеграфные столбы и картонные дома. Мы убили её, мы убили принцессу, которая должна была спасти народ. Мы.
  Нас бросили в пахнущую тиной камеру.
  Больше я ничего не пыталась доказать.
  Спина к спине мы с Анри сидели на малюсеньком островке, омываемом тёмными водами с дурным ароматом боли и отчаяния. Над головами болтался тусклый фонарь, безрадостно освещая нашу печаль. И казалось, в воде за пределами света плавает нечто. Временами даже доносились всплески. В темной воде всегда живут чудовища. Но разве чудовища существуют не для того, чтобы их побеждали? Где-то в соседней комнате кто-то застонал. Должно быть, Крауд. Вместе с его вздохами слышался и лязг механических зубов. Но я привыкла к страху, и мне было уже всё равно.
  Когда закрывала глаза, то видела кошмарный сон: сотни вращающихся шестерёнок, длинную конвейерную ленту, которая неумолимо стремится вперёд, металлические тиски, давящие кости - зверь, притаившийся в конце пути, хищник, пожиратель, мощными челюстями готовый перемолоть всё что угодно.
  На секунду увидела седого старика, узловатыми пальцами дергающего марионеток, на деревянных телах которых вырезаны красные розы. Его резкий смех заставил меня дрожать.
  Вздрогнула и открыла глаза, видение испарилось.
  - Неужели всё так закончится? Думаешь, нас повесят так же, как и Крауда?
  - Не знаю, - тихо отозвался Анри. ― Он вроде ещё не умер. Может, нас ждёт другая казнь.
  Мы помолчали.
  За стеной по-собачьи стонал Крауд. Будет ли он когда-нибудь ещё загадочно улыбаться? А погибшая из-за нас принцесса? Она была очень далёким и незнакомым живым существом, но близким и теперь безвозвратно утерянным ключом к дверям родного дома. Она стала бы милой и хорошей правительницей, как раз той, что нужна этому захваченному горечью миру.
  Я корила себя за все глупости, старые и недавние.
  Стоило больше радоваться пустынным незабудкам, которые Анри мило, нелепо, застенчиво дарил мне перед завтраком. Я не отвечала ему взаимностью, но с неловкой скромностью принимала подарки.
  И теперь стыдилась своей холодности. Мальчишка, быть может, на что-то надеялся...
  Мои невесёлые размышления прервал голос Анри.
  - Это место, крысиное царство, пропитано магией источника. Поразительно, да? Люди утратили волшебство, а крысы обрели. В детстве мне рассказывали о великих волшебниках древности: об Эргоне и его артефактах и картинах с драконами и хаосом, о покорителе чудовищ Сафоре, о Безымянном Рыцаре и о Рыцаре без сердца, и о волшебниках, которые жили не так давно: о Димитриусе, который вселял жизнь в камни и куклы, и о его ученике Станимире, который сражался с обезумившими монстрами. Они были последними волшебниками, настоящими.
  - Звучит, как будто у нас нет шансов, ― хмыкнула я.
  - Извини.
  Мы ненадолго замолчали. Я рассматривала бледные узоры неведомых тропинок на платье.
  - А я ведь до сих пор не знаю, на какие чудеса способно моё платье. Крысы говорили, что оно особенное, волшебное.
  - У волшебства нет формы, веса, размера. Нет характеристик, ― спиной я чувствовала, как Анри подрагивает от холода. ― Отец говорил, что волшебство, если его подчинить, будет послушно хозяину и исполнит любое желание.
  Боже, да ведь всё это время у меня находилась могущественная вещь! Я могла только подумать - и сразу же оказаться дома, в тёплой постели, и пить горячий шоколад. Эх, Анри, если бы ты раньше догадался открыть мне эту тайну!
  - Пообещай мне кое-что, ― обернулась к Анри, а он обернулся ко мне.
  - Что? ― его глаза горели трепетной жаждой-надеждой.
  - Дождись меня. Жди меня здесь и никуда не уходи. Хорошо?
  - Что ты хочешь сделать? - он секунду колебался: - Может, лучше я?
  Покачала головой.
  - Это могу сделать только я.
  - Хорошо, - сдался Анри и отвернулся.
  Я спустилась в обжигающую ледяную воду. Вздрогнула. Постояла с полминуты, привыкая. Плыла осторожно, борясь с вечной брезгливостью, то и дело судорожно отдергивала руки, потому что пальцами вляпывалась в нечто мерзкое и скользкое. Поджимала ноги, когда прикасалась к гнилому полу. Временами становилось до слёз противно.
  Но я знала, что должна двигаться вперёд. Должна. Иначе мы все умрём. А мне умирать не хотелось.
  Наконец, нащупала сырую стену. В темноте казалось, будто трогаю личинок или червяков.
  - Так, спокойно. Это всего лишь маленькие гадкие создания. Но они не кусаются. Я смогу, - дрожащим голосом подбадривала себя.
  Прижав ладонь плотнее к стене, глубоко вдохнула и представила вместо неё пустоту. Я видела, как каменная кладка распадается на полупрозрачные частицы, и те разлетаются в стороны, испаряются. Когда стена исчезла, я быстро поплыла дальше, уже наплевав на все подстерегающие мерзости.
  Фокус с исчезающей стеной - один из самых простых, но тогда, в тюрьме, я понятия не имела, что и как делать. Я лишь предполагала, что если очень-очень захочу, то смогу проплыть сквозь стену. Я бы ни за что не рискнула сделать что-то более смелое, например, пройти по воде или просто перенестись в другую комнату. Это достаточное серьёзное действо, которое потребовало бы куда большего умения и старания. И плата оказалась бы в разы выше.
  Любое волшебство имеет цену. Волшебство, оно не похоже на длинные навороченные формулы или словесные заклинания. Волшебство - это твоя жизненная сила и энергия мира вокруг, которой лишь немногие умеют управлять.
  Каждый раз ты либо убиваешь часть себя, либо высасываешь жизнь из мира вокруг, и однажды это приводит к разрывам ткани мироздания. По сути, в том хаосе, что потихоньку разгорался, были виноваты странники и волшебники.
  
  На платформе в круге света лежал Крауд, неподвижно, неестественно, словно сломанная кукла. При одном взгляде на него я похолодела. Защемило сердце.
  Взобралась на платформу и мягко прикоснулась к его плечу.
  - Септимий?
  В ответ он простонал. Легонько дёрнулись ресницы, но сил разлепить веки у него не хватило. У меня отлегло от сердца.
  Живой.
  - Пожалуйста, скажи, как всё исправить? Как победить царя крыс? Пожалуйста, - наклонилась совсем близко.
  На бледном лице Крауда отчётливо виднелись скулы и синяки; один глаз опух, и бровь была рассечена. Запёкшаяся кровь чуть треснула, точно старая фреска.
  Губы Крауда зашевелились.
  Очень тихо:
  - Убей Генгульфа, убей царя крыс.
  Я вздрогнула.
  - Как? Как мне это сделать?
  - Найди голубой шар, найди его... Принцесса... тоже... должна...
  Крауд шумно выдохнул и замолчал.
  - Септимий? Пожалуйста.
  Но он молчал. Силы покинули его. Я попыталась нащупать пульс, но так переволновалась, что бросила эту затею.
  - Чёрт, ладно. Придётся обшарить все стены в поисках выхода.
  Казалось, это заняло целую вечность. Я подплывала к стенам, силилась разглядеть что за ними. Наконец, вместо тонн воды там оказался коридор. Слава богу, мы выберемся! А то у меня уже порядком начали замерзать ноги.
  Я сконцентрировалась, чтобы испарить стену, но вдруг перехватило дыхание, из горла вырвался хрип. Нечто тянуло меня вниз, крепко обвив живот, верёвка врезалась в шею и давила, давила как сумасшедшая. Попыталась схватить её, но мои руки скользнули по пустоте.
  Волшебство.
  Меня душило волшебство. Крысиный дворец не желал отпускать добычу.
  Я пошла ко дну. Грязная вода ударила в нос. Закашлялась, открыла рот, хлебнула ещё. Вновь нечто схватило меня подмышками и рвануло вверх, вытолкнуло в коридор. Невидимые путы спали, и я дышала.
  Придя в себя, увидела Крауда. Не знаю, какая могучая воля заставила его прийти в сознание, доплыть до меня и вырвать из объятий смерти, но это сделал он - и теперь лежал рядом, поверженный, как груда использованных шестерёнок.
  ― Крауд? Септимий?
  Едва слышно он прохрипел:
  - Это крысиное платье душило тебя. Избавься... Возьми мою мантию, надень...
  Пока я снимала мантию, он изо всех сил старался не причитать, а я - быть аккуратнее. Мне даже стало жаль его, но тут я вспомнила, что вся эта чертовщина приключилась из-за него, и со злостью рванула мантию. На секунду от его нечеловеческого стона я ощутила чёрное удовлетворение, но почти сразу же резко отпустила мантию, закрыла лицо руками и сморщилась, словно от боли. Меня колотила дрожь. Боже, что я делаю? Неужели получаю удовольствие от жестокости?
  Я переоделась и застегнула мантию на все пуговицы. Новое одеяние болталось на мне мешком, подобрала полы, чтобы оно не волочилось. Последний раз взглянула на платье, подаренное крысами. Теперь, когда его злое колдовство раскрылось, оно посерело, точно зола, и вдруг рассыпалось пеплом. У меня в руках остался только пояс коричневой кожи с металлическими брелками. Аккуратно сложила его в карман.
  Тихо затрусила вверх по коридору. Крауда мне пришлось бросить прямо там. Я колебалась, но всё же. А что мне ещё оставалось? Тащить на себе и слушать его стенания? Убить? Не смогла. Только не так. Конечно, если его найдут крысы-гвардейцы, ему не поздоровится, и я буду в этом виновата. Первое время совесть мучила меня, но замолчала после пяти минут блуждания по земляным коридорам в страхе угодить в ловушку.
  Выглянув из-за первого поворота, увидела удаляющуюся колонну гвардейцев. Подождав, пока они пройдут, свернула в противоположную сторону и добралась до разветвления.
  ― И какую же из трёх дорог мне выбрать?
  Прислушавшись к внутреннему голосу, свернула в крайний правый проход, и вовремя: не успела я далеко уйти, как с другого коридора показались двое гвардейцев. Услышала их разговор.
  ― На ужин опять лапша, не знаешь?
  ― Не знаю. Главное, чтобы не каша. Ненавижу кашу, особенно с чёрным хлебом! По-моему, его из отбросов делают. Ну что за мода экономить на солдатах! Не все деньги в этот гидров Северный Мыс вбухивают.
  Они чуть удалились, и я вернулась к развилке.
  'Голубой шар вряд ли находится в тюремных камерах, прослежу-ка я за этой парочкой. Может, выведут меня отсюда'.
  Гвардейцы и в самом деле привели меня к лестнице из тюрьмы. Слава богу, теперь можно с ними распрощаться, а то от их рассуждений об ужине у меня заурчало в животе.
  - Эй, - тихонько позвал голос из камеры за спиной.
  Я приблизилась. Из-за решётки на меня смотрело бледное лицо с широкими скулами, обрамлённое седеющими волосами.
  - Кто бы ты ни была, как бы ни вырвалась из темницы, прошу тебя, выпусти меня.
  - У меня нет ключей.
  Узник прикрыл глаза и грустно вздохнул. Его лицо расслабилось, морщины чуть разгладились, уступая место благородным чертам. Мне стало жаль его, и я решила попытаться. Прикоснувшись к решетке, приказала той исчезнуть. Но железо не поддалось. Волшебство было ремеслом куда более сложным, чем я могла представить. Отступив, извинилась, и к моему удивлению, заключённый рассмеялся.
  - Странная ты. Как тебя зовут?
  - Виктория. Вики.
  - Мориет. Жак де Мориет. Когда-то я был генералом, великим полководцем, а потом царь Генгульф заточил меня в этой крысиной клоаке. Что ж, иди, куда шла, Вики. Удачи тебе.
  - Если я смогу, то однажды выпущу вас.
  Моей свободе препятствовал лишь караул из двух крыс у лестницы.
  'Лучше бы вместо мантии Крауд дал бы мне оборотное зелье! Как я стражников-то обхитрю?'
  И я беспокоилась, что любой, кто заглянет в камеру к Анри или найдёт Крауда в коридоре, поднимет страшный звон, и каждая крыса во дворце будет меня искать. Но ещё больше нервировало то, что я оказалась в ловушке: впереди караул, а из туннеля позади в любой момент может вынырнуть стражник, спешащий в столовую на ужин.
  Выбора у меня не было. Пора!
  Натянула пониже капюшон, выпрямилась и уверенно зашагала к лестнице.
  ― А ну стоять! ― гвардейцы обнажили шпаги.
  ― Стоять?! ― громко и зло воскликнула я. ― Да как ты смеешь, шваль негодная? Неужели не узнаёшь меня?
  Гвардейцы растерянно переглянулись, один было хотел убрать шпагу.
  ― Назови себя, ― второго оказалось не так-то просто обмануть, и он приставил сталь к моему горлу.
  ― Назвать себя? Так-то ты со своей принцессой говоришь?! Может, тебе хочется попасть под ножи конвейера?
  Гвардеец неуверенно сдвинул брови.
  ― Но... Говорят, вы же...
  ― Лживые слухи, предназначенные для наших врагов. А теперь - довольно! Я спешу к отцу.
  Прежде чем гвардейцы сообразили сдёрнуть с меня капюшон, я оттолкнула менее упёртого из них, быстро поднялась по лестнице и бегом ринулась по коридорам.
  'Только бы больше ни на кого не нарваться'.
  Бежала и бежала, пока внутренний голос не сказал:
  'Стоп'.
  По левую руку от меня находилось две двери. Я толкнула первую и оказалась в злополучной комнате с колодцем.
  'Иди ко мне', ― раздался шёпот в голове.
  ― Ну уж нет! Дважды на одни и те же грабли не наступлю! ― затворила дверь и открыла следующую. Голова чуть закружилась от запаха дивных цветов и миндаля.
  Источник волшебства - высокая арка, обвитая белами и пурпурными каллами, позади, освещённый лишь лиловыми мотыльками, раскинулся миндальный сад. Под цветочным сводом парил голубой шар. Тот самый. Он улыбнулся мне невидимыми губами. Я ответила и протянула руки. Мягко, как кот, он соскользнул в ладони.
  - Пожалуйста, - прошептала я. - Сделай так, чтобы царь крыс умер, а добрая принцесса была жива и здорова.
  ― Это твоё желание? ― раздался тихий шелест из шара. ― Я могу исполнить любое желание, но одно, единственное. Подумай.
  ― Пусть будет так, как я сказала.
  ― И ты знаешь, что чудеса имеют цену? Получая что-то, ты отдаёшь что-то взамен?
  ― Да.
  - И ты согласна уплатить цену, какой бы высокой она ни была?
  - Да.
  - Тогда я закрываю все двери в твой мир. Ты никогда не вернёшься домой.
  Я так от всего устала. Пусть это уже, наконец, закончится.
  Шар засветился ярче. Ощутила приятное жжение. Закрыла умиротворённо глаза и отпустила шар, чувствуя, как тепло разливается по подземелью.
  Вдохнув, открыла глаза. Блестящая голубая пыльца покрывала всё. Шар исчез, растворился, рассыпался на сотни пылинок, выпуская из себя бережно хранимое волшебство жизни.
  Я могла бы попросить вернуть меня домой, но выбрала остаться тут. Навсегда. Я больше не увижу семью, не окончу институт, не найду ту самую работу, которой хотела бы посвятить жизнь.
  Буду вечной неприкаянной странницей. В жизни не будет вожделенного покоя скучной серости, мне придётся до конца дней бродить по мирам. Родители... Что ж, позже я узнаю, что они забыли меня, меня будто вырезали из их жизни, я для них никогда и не существовала. Со временем почти их забуду.
  Возможно, я об этом пожалею, но важнее, намного важнее, чтобы у этого мира появился добрый и справедливый правитель. Я не центр мироздания, и планеты не вращаются вокруг меня. Иногда надо делать что-то и для других.
  Когда всё закончилось, я искала принцессу, теперь уже царицу, и хотела попросить освободить Анри. Возможно, даже похлопотала бы о помиловании для Крауда. Но тут земля под ногами разверзлась, я провалилась и плюхнулась, как мешок, на конвейерную ленту. И та повезла к жерлу мясорубки, которая перемелет меня и выплеснет фаршем из чрева металлического чудовища. А заботливая рука повара слепит котлету и подаст к столу.
  Внизу, за пределами конвейера, из тьмы торчали острые штыки, столь близко друг к другу, что я не смогла бы протиснуться меж ними. Прыгать бесполезно. Разве что я предпочту умереть немедленно, изрешетив себя. Но всё моё существо ещё надеялось на чудо, и я побежала назад, но чем быстрее бежала, тем быстрее двигалась лента. Поскользнулась на кровавом пятне и упала, стремительно несясь навстречу жерлу. Попыталась встать, но вновь поскользнулась на масле, льющемся на ленту, упала и затрепыхалась беспомощно, как перевёрнутая на спину черепаха.
  Вспоминала все обиды, случайно нанесённые семье и друзьям. Ах, чёрт возьми, почему же я была такой заразой? И Анри, бедняжка Анри!
  Трусливо закрыла глаза и, если бы могла, то погрузилась бы в кому, чтобы ничего не чувствовать.
  Вдруг всё остановилось. Вспыхнул свет. Штыки спрятались. Сбоку за стеклом оказалась рубка. Оттуда мне весело махала принцесса Адалинда, живая и невредимая, с россыпью розовых цветов в волосах. Я облегчённо вздохнула, не веря счастью.
  Принцесса спустилась ко мне, протянула мягкую серую лапку с острыми коготками и помогла слезть с конвейера.
  - Спасибо.
  Я была готова расцеловаться её!
  - Нет, спасибо тебе, странница, - улыбнулась принцесса и обняла меня. - Ты свергла моего отца-тирана, вернула меня к жизни и установила мир и покой в нашем крысином царстве. Спасибо. Теперь всё будет хорошо. Я рада, что Крауд выбрал именно тебя. Ты молодец, что не позволила собой манипулировать и разрушила все его планы. Он хотел уничтожить крысиное царство. Ты знаешь, в тот день в усадьбе, я ведь хотела с тобой встретиться, но Крауд опередил меня. И всё же ты пошла в парк... Это судьба, моя милая.
  Она отстранилась.
  - Мне жаль, что плата за чудо оказалась высока и проход в твой мир закрылся навсегда. Но я найду способ тебе помочь.
  - О, благодарю... Вы отпустите Анри?
  Лицо принцессы стало серьёзным. Недобро блеснули маленькие чёрные глазки. Я отступила на шаг, и по спине пробежали мурашки.
  - Ты переходишь границы, странница. Всё, что находится в царстве крыс, наша собственность. Я безмерно благодарна тебе за спасение, а теперь - уходи.
  Она подтолкнула меня к выходу - возникшему из ниоткуда прямо на стене мясорубки стеклянному порталу.
  - А джинны? Я обещала им...
  - Они теперь тоже наша собственность, но я обещаю хорошо обращаться и с джиннами, и с Анри, ― бесстрастно улыбнулась принцесса, и я ей не поверила.
  'Боже, что я наделала! Эта суровая девушка-крыса под маской миловидности таит ещё большую жестокость и бессердечие, чем её отец. Почему я не послушала Крауда?'
  Одинокая и печальная, я выбралась в сад, где нарциссы сражались с боярышником. Несколько дней я, как прокажённая, бродила вокруг разрушенного особняка, тщетно ожидая, вдруг откроется проход или Анри подаст мне весточку. Но тщетно.
  Однажды мне встретились рабочие в синих комбинезонах. Они складывали инструменты.
  ― Разве вы уже закончили тут?
  ― Нет, но в царстве крыс опасное брожение. Крысы очень злы, потому что Ашбадесс отказался платить налоги, а люди-ящерицы из Ангоды не желают признавать царицу сюзереном. Может, даже война случится. Нас отправляют на Северный Мыс на более важное строительство. Ещё говорят, все джинны сбежали, и царица в бешенстве. Мы не хотим её злить, поэтому покорно едем на Северный мыс. Надеюсь, хоть пару дней мы продержимся в этом гиблом местечке.
  'Значит, Абдул использовал меня, чтобы попасть к крысам и забрать товарищей! Ну хоть кто-то доволен'.
  Когда рабочие ушли, я ещё пару дней в одиночестве бродила по парку. Но ничего интересного не случилось. На самом деле, я просто не могла решить, куда мне податься. Возвращаться в Буджум я не хотела пока. Да и к кому? К старому мастеру-механику? То-то он будет рад. А больше путей я не знала.
  
  Перед особняком на груде кирпичей сидел, выставив одну ногу вперёд, Крауд. Шпага, которую он неведомым образом умудрился вернуть, болталась пристёгнутая к поясу. Всё-таки выжил, мерзавец.
   Он всё ещё был бледен. Но отёк с глаза почти спал. Левая рука висела на перевязи. Когда я его увидела, то не ощутила ненависти, отвращения или страха. Крауд был как знакомый, с которым не видишься годами, но неожиданному появлению которого рад. Я уже представляла, как мы вместе штурмуем крысиный дворец или же отправляемся в далёкое путешествие, чтобы собрать армию и в лихом бою навсегда свергнуть усатых диктаторов. Сердце предательски забилось сильнее, когда я приблизилась к Крауду.
  Вокруг усадьбы уже расцвели неизвестные, но дурно пахнущие цветы. Удушающий аромат тотчас же поймал меня в сети. Закружилась голова, и несколько минут я стояла перед Краудом в нелепой позе, зажмурившись и держась за голову. Когда помутнение отступило, я, наконец, произнесла:
  - Я думала, ты серьёзно ранен.
  Крауд пренебрежительно качнул головой.
  - Поймал пару капель голубой пыльцы и выздоровел, - он прищурился. - А ты - молодец. О твоём подвиге крыса-принцесса должна баллады слагать! Я, конечно, предполагал, что ты сделаешь всё шиворот-навыворот, но не до такой же степени!
  От его злого шипения я растерялась и лишь минуту спустя ответила:
  - Ты ведь знал, что всё так обернётся. Почему не остановил меня?
  - А зачем? Это был твой выбор, а это последствия. И тебе с ними жить. Если я буду тебе помогать, то ты не почувствуешь ответственности за поступки.
  - Там остался Анри. Я не спасла его.
  - Что ж, Анри повезло. Он станет придворным механиком, - лицо Крауда пересекла тень.
  ― Будет на стороне нашей новоиспечённой царицы смерти и, возможно, не познает на себе тех ужасов, что она готовит для несчастных жителей непокорённых миров.
  - Анри будет жить в рабстве.
  - Ты ничего не знаешь о рабстве, ― Крауд передёрнулся. - Мальчишка ещё неплохо устроится.
  - Он ведь твой сын. Почему ты его не спасёшь?
  Крауд коротко хохотнул и тут же зашёлся кашлем. Придя в себя, он хмуро изрёк:
  - Сын? Что за глупости?
  Я густо покраснела. Как я могла поверить в болтовню Анри? Он ведь по сути жалкое забитое создание. Впрочем, и я такой же была.
  - Отец Анри ушёл в царство крыс, чтобы найти источник волшебства. И... Анри был уверен, что это ты.
  - Я похож на любящего папочку, который оставил единственного сына в компании старика-пирата, что за горсть монет любому глотку перережет? - Крауд усмехнулся. - Я его видел, отца Анри. Его звали Бен МакГи. Некоторое время он набивался мне в ученики, но от его трескотни у меня только голова болела. Должно быть, до своего исчезновения он много рассказывал Анри обо мне, вот рехнувшийся мальчика и вообразил гидра весть что. Бен был круглым дураком и погиб в страшных муках. Туда и дорога.
  Его пренебрежение возмутило меня до глубины души. Я стиснула кулаки.
  - Ты - мерзкое создание, Крауд. Ты сломал мою жизнь, жизнь Анри, - выкрикнула я. ― Абдул, был прав: ты чудовище. Бессердечное. Безжалостное чудовище. Ты - паразит! Ты отнял у меня мою жизнь, мою семью, мою мечту! Ты втянул меня в игру, которая не имеет ко мне никакого отношения! Не знаю, чем ты руководствовался, но зря я не убила тебя, пока была возможность!
  Щёки Крауда на секунду вспыхнули румянцем. Проглотив первую ярость, он очень спокойно произнёс:
  - Скажи мне, моя дорогая фея, моя милая Вики, а чего стоит твоя жалкая жизнь? Жизнь, каждый день которой похож на сотни других? Однообразная, серая жизнь. Ты не знала ни любви, ни ненависти, ни отчаяния, ни радости. Это существование. У тебя не было жизни, которую я бы мог сломать. Но я - я дал тебе настоящую жизнь. Как ты можешь быть столь глупа, что не видишь этого?
  Крауд медленно слез с кучи кирпичей, прихрамывая, подошёл ко мне вплотную. Он был намного выше меня, прямо-таки сказочный гигант в потрёпанном чёрном кафтане и широких брюках с драконьей пряжкой.
  - И всё же мне жаль, если я причинил тебе боль. Крауд наклонился и холодными губами поцеловал меня в лоб.
  ― Конечно, ты сделала всё не так, как я хотел, и позволила Адалинде выжить. Она будет самой жестокой царицей, и много невинных прольёт слёзы из-за её безумств.
  - Если бы ты не играл, а говорил прямо!
  - Не дерзи мне, фея. Я не мог и не могу тебе всего объяснить, как бы ни хотел. Чувствую, твоя глупость ещё много хлопот мне доставит. Но всё же я надеюсь, что ты поумнеешь, всё поймёшь и сделаешь правильный выбор. Доходить до всего своим умом очень важно. В этом мире уже очень давно идёт война, но есть и другая угроза, куда более опасная. Будь умницей, Вики, разберись во всём сама.
  Я заподозрила, что он скован, может, какой-то клятвой и не может говорить прямо. Впрочем, всё было настолько безумно, что вполне могло оказаться и шуткой. С какой стати мне ему верить? Однажды он уже обманул меня.
  Крауд улыбнулся.
  - Кстати, мою летящую мантию можешь оставить себе. Только отдай, пожалуйста, путеводитель. В правом кармане.
  Чуть замешкавшись, достала круглый компас. Крауд тотчас его схватил, я даже рассмотреть не успела. Ещё в кармане нашёлся бумажник, и я неуверенно протянула его Крауду.
  - Спасибо, но деньги оставь себе. Пригодятся. До встречи, фея.
  И растворился в воздухе, как капля воды под раскалённым солнцем. Я осталась одна с клокочущей в груди ненавистью и чувством, что самое важное осталось несказанным.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"