Аннотация: По делам отца молодой повеса прибывает в султанат, где поражён красотой и надменностью наложницы султана. После революции и казни султана женщина исчезает, а герой одержим идеей разыскать её.
Кто ты: царица востока, ведьма, рабыня султана? Ты - отмеченная знаком тьмы. Ты - носящая венец из мёртвых цветов. Ты - навсегда разбередившая мою душу.
Помню, тогда ещё совершенный юнец, не видевший ничего, кроме студенческой скамьи, я прибыл в султанат по делам торговой компании отца. Это было первое серьёзное (почти серьёзное) поручение, которое мне доверил родитель. Я должен был передать некоторые документы нашим восточным партнёрам. Курьер! Мальчик на побегушках! Но, по крайней мере, ко мне не приставили няньку... Великая честь!
Столица султаната Абу Шарк оказалась переполненным людьми, пёстрым и жарким базаром, где из-за узоров шатров виднелись здания белого известняка. Посетив контору, я захотел прогуляться по главной улице и выбрать подарок для матушки. Но мне буквально пришлось протискиваться между ослами, тупо уткнувшимися друг в друга лбами, и нищими, спавшими прямо тут, поперёк улицы, прикрыв плешивые головы чалмами, местами прохудившимися так, что торчали курчавые волосы. Я отбивался от торговцев, которые пытались заманить меня в полуподвальные помещения пить кахва сана, и торговцами, без стеснений подносившими гашиш на маленьких ажурных подносах. Наконец, я вырвался из их липких объятий, свободно вздохнул, поправил пиджак и огляделся в поисках сувенирной лавки.
И тогда я впервые увидел тебя.
Прекрасная в своей надменности, ты шла мне навстречу. Люди раболепно расступались перед тобой, боясь задеть твоё священное тело своей немытой, потной плотью, и после целовали пыль, по которой ты ступала. Ты шла, без чадры, не скрывая лица, презрев все законы и правила приличия.
Ты шла ко мне.
У меня нет - дыхания; нет - биения сердца.
Только ты.
И прошла мимо, даже не заметив. Люди кланялись тебе вслед, а я, как истукан, стоял с разинутым ртом. Я боялся дышать, боялся пошевелиться, боялся, что проснусь, и ты окажешься лишь туманом фантазии. И холод ужаса сковывал меня.
В тот час я продал тебе душу.
И когда ты исчезла за ликующей толпой, я, наконец, упал на землю - так не хватало воздуха - и от удара забилось моё сердце.
*
На вечер я был приглашен к султану.
Джалал, человек сильно в возрасте, с выбивающимися из-под тюрбана редкими седыми волосами, встретил меня радушно, говоря о том, какая честь принимать столь высокопоставленного гостя (моя семья и в самом деле занимала видное положение на Западе. Да чего уж таить? Межконтинентальная торговая компания! Монополисты. Можно ли было о нас не знать?). Я отвечал султану теми же любезностями.
Кроме меня, у Джалала собралось ещё несколько гостей-иностранцев. Сам повелитель востока для путешествий был слишком дряхл и потому любил наслаждаться чужими историями. Особенно его интересовало, как многотонный корабль, да ещё с несметными богатствами на борту, может всего за три недели доплыть от берегов султаната до стран Северного Альянса. И я несколько раз объяснял султану все премудрости современного кораблестроения, но он не верил и всё заставлял повторять и повторять эту "удивительную и немыслимую историю". В джиннов и ковры-самолёты Джалал поверил бы охотнее.
Вскоре от разговоров, выпитого вина и выкуренных сигар мне стало душно, и я отправился прогуляться по галерее, подышать прохладой звёздной ночи.
У последней колонны я увидел её. Надменна, холодна. Обернулась на звук моих шагов, и холод взгляда пробрал меня до дрожи. Борясь с лихорадкой, точно пьяный, приблизился к ней, силясь раскрыть рот и сказать хоть что-то, но слова слиплись и застряли в горле.
Она презрительно усмехнулась, как усмехаются над чужой слабостью. Как же я был жалок! Зачем? Зачем приехал в эту распроклятую, пьянящую чёрным волшебством страну?
Подошла ко мне. Смотрела в упор, упивалась властью. Резко взяла за руку и сжала что было сил.
От её прикосновения меня пронзило током, я опомнился и с позором убежал. А она звонко смеялась вслед.
Султану я ни слова не сказал о встрече с его наложницей. Если, конечно, она была наложницей, ибо я до сих пор не уверен в том, какую роль они играла при восточном дворе.
Следующим утром отбыл домой, на свой туманный остров, где пьют чай с сахаром и молоком и не знают, что можно добавить корицу и кардамон, где женщины милы и кротки и не смеют быть надменны.
После этой поездки я потерял вкус к жизни. Кутил, развлекался, как и многие богатые люди моего возраста, но всё, что я делал - делал без наслаждения. О, я был бы и рад наслаждаться обществом дам с тихими голосами и мастерством звонко смеющихся куртизанок, но ничто не находило отклика в холодном, мёртвом сердце. Я стал тенью. Утром завтракал с семьёй, не зная вкуса пищи, шёл на работу, после в клуб изображать веселье или томиться на званом вечере, и, засыпая после полуночи в пустой постели, в темноте видел надменное лицо и слышал презрительный смех, точно она была здесь, в моей комнате. И к утру, обессиленный лихорадкой, я проваливался в сон.
В те ночи, когда мне удавалось своей апатией покорить сердце молодой дамы и заманить к себе, с трудом отгонял облик восточной незнакомки, и рывками, почти через силу, боясь опоздать, любил другую женщину. И когда она засыпала, вновь мыслями возвращался к таинственной ведьме из султаната. И проклинал себя за то, что был с другой. О, разве можно всю жизнь любить и желать лишь одну женщину, одну недоступную? И я ненавидел себя. Хотелось бежать. Но куда бежать, если твоя истерзанная душа всегда с тобой?
Несколько лет спустя на востоке чумой промчалась война, и старый султан Джалал был казнён. В то утро, прочитав новости в газете, я забыл обо всех делах и помчался в порт искать счастливое судёнышко, которое захочет плыть в сторону пепелищ.
И проторчал в порту почти весь день прежде, чем мне улыбнулась удача. Судно контрабандистов, решивших воспользоваться всеобщей сумятицей из-за революции на Востоке и нажиться на этом, за мешок золота согласилось оказать мне услугу. Я не знал точно, что они собираются вывезти: культурные ценности или современные товары. Эти бандиты были еще более замкнутыми и нелюдимыми, чем я. И нудное плавание казалось сущей пыткой: попутный ветер нас не сопровождал, штиль, корабль плёлся едва, и порой я боялся, как бы мы не повернули назад.
И, не имея возможности развеяться, всё больше волновался о том, что случилось с моей холодной, моей изумительной ведьмой. Казнили ли вместе с наложницами Джалала? От одной мысли об этом болел живот и ком подкатывал к горлу.
Разумеется, было в высшей степени наивно полагать, что ступив на земли султаната, я тотчас же её найду. О, мне предстояло длинное, изнурительное и не увенчавшееся успехом шатание по усыпанным пеплом улицам.
Был у дворца - хоромы султана превратились в дымящиеся руины, и вокруг стоял смрад от разлагающихся трупов, которые оставили в назидание тем, кто помыслит о бунте против новой власти.
Хотел связаться с местным представительством компании отца, но все, кто мог бы мне помочь, в спешке бежали, едва запахло войной. Остался лишь пожилой, почти глухонемой клерк, который напоил меня водой с оттенком травы, но о судьбе придворных и наложниц султана не знал ровным счётом ничего. После я обратился в местные газеты. Но меня выпроваживали, едва выслушав. Впервые я чувствовал себя изгоем.
К вечеру совершенно вымотался. Оставалось лишь зайти в питейный дом и потягивать местную настойку с горьковатым привкусом.
Когда я уже собрался в гостиницу, ко мне подсел редактор газеты, который в полдень чуть не сломал мне руку. Невольно отстранился от него, но он вскарабкался на стул, прислонил рядом трость, которой недавно избил меня, и бросил обслуге: "арак".
- Что вы хотите о ней знать? - без лишних слов спросил он.
Я не ожидал вопроса и от волнения чуть не выронил стакан.
- Всё, - едва слышно прошептал, и жадно надеясь, затараторил: - Кто она? Почему была с султаном? Неужели такая не нашла лучшей доли? Жива ли она? Ведь её не могли казнить?
- Слишком много вопросов, молодой человек, - покачал головой редактор.
- Тогда зачем вы пришли?
- Мне вас жаль, юноша. Она жива, в этом могу вас совершенно точно заверить. Но вы опоздали. Она уже уехала.
- Но куда именно?
- Этого она не сказала.
- Откуда вы вообще осведомлены о её передвижениях?
- Я её связной. Но мы закончили совместную работу. Она уехала, и больше я ничего не знаю. И вам советую вернуться домой. Живите дальше.
С этими словами редактор быстро выпил свой арак и ушёл, а я остался допивать горьковатую настойку. Сегодня мне хотелось напиться до забытья, но сколько бы я ни пил, всё равно не мог покинуть себя.
Я вернулся домой, продолжил работать в конторе отца, женился на миловидной девушке, которую сосватали родители и которая через девять месяцев родила мальчика. Затем, через несколько лет, отец умер от туберкулёза, и мне достались огромное состояние. Работа не оставляла свободного времени, и я почти не вспоминал о той безумной поре молодости, когда до беспамятства был влюблён в восточную незнакомку. Хотя сердце моё и оставалось равнодушным и к работе, и к молодой жене, и к нашему вечно орущему отпрыску.
Я встретил её на балу. Она, как всегда, надменная и холодная, шла под руку с главой управления разведбюро, которого многие газеты обвиняли в подготовке революции на Востоке. Мне было неприятно видеть её в такой компании. Кто она? Любовница? Просто случайная знакомая? Или может, это она помогла бунтарям проникнуть во дворец и захватить султана? От мыслей кружилась голова. Зачем она явилась вновь терзать меня?
Едва скользнув по мне суровым взглядом, она узнала меня. И, презрительно фыркнув, отвернулась. О, жестокая, бессовестная, беспощадная... О, лучше бы ты умерла! Я бы пострадал лет десять, но после бы жил не обречённый на вечные муки.
Она даже не пыталась соответствовать понятиям европейского общества, и все мы были ей отвратительны. Она презирала корсеты и облачилась в свободные одеяния из зелёного шёлка, и мёртвые розы, как обычно, украшали её волосы. Женщины бросали на неё завистливые взгляды, мужчины - вожделенные.
Я пытался урвать момент, приблизиться к ней, поговорить... Но всякий раз, когда предоставлялся шанс, отступал. Не знал, что сказать ей. Спросить кто она? О, она поднимет меня на смех. Нет, лучше сохранить лицо. Не хватало ещё, чтобы по городу поползли слухи.
Вернувшись домой, лёг в постель, но волнение не давало заснуть.
На следующий день после работы караулил её напротив здания разведбюро, но она, разумеется, не появилась. Я приходил ещё несколько раз, но так и не подловил её.
Через пару недель на званом обеде я встретился с главой разведбюро, но он был уже в сопровождении другой женщины, субтильной блондинки с куриным носом.
Моя царица востока вновь провалилась сквозь землю. А я? Вновь упустил. Я страдал. Равнодушно смотрел на мир и страдал. Просыпался по ночам и стоял у окна. Вдруг она пройдёт мимо? Но моей ведьмы, скорее всего, и не было в стране. Хотелось вырвать сердце из груди и закричать: "Ну где же ты? Вот моя жертва, забирай!"
Явилась бы она?
*
Последний раз я увидел её тридцать семь тягостных лет спустя. Да, она постарела, как и любая, но сохранила неземную красоту и надменность.
Я зашёл в кафе. Повесил шляпу, плащ, пробрался к свободному столику, прислонил трость, с трудом сел, каждое движение - боль в спине, и затем увидел её.
Сидела в другом конце, пила кофе из маленькой фарфоровой чашки.
Я мог бы, как всегда, испугаться и ничего не сделать, но с приходом старости страх перед действием уступает место страху сожалеть об упущенных возможностях.
Поднялся, чуть подержался за поясницу, взял трость и заковылял к её столику. Остановился перед ней, но она смотрела куда-то в сторону. Мне было жутко неловко, но уйти с позором уже не мог. Я больше не был мальчишкой, над которым она смеялась. Я был акулой межконтинентальной торговли, человеком, которого все уважали за деловую смекалку, за неожиданные решения и беспрекословность. Я разорил кучу мелких фирм, отправив их владельцев в долговые ямы; и их жёны молили меня о милосердии, но я оставался чёрствым.
И всё же эта женщина по-прежнему завораживала меня.
- Можно сесть?
Та, моё наваждение, нервно передёрнула плечами и кивнула. Я сел. Мне принесли кофе.
Она допила свой и уставилась на меня яростными зелёными глазами.
С каждой секундой я чувствовал себя всё большим дураком. Слова застряли в горле, но она ждала.
- Помните, мы однажды встретились у султана Джалала?
Она прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания тех лет, и улыбнулась. Она помнила меня. И от счастья я растерялся ещё больше.
- Я боялся, что вас расстреляли вместе с ним.
Она презрительно усмехнулась, резко встала, накинула шаль и стремительно, но не бегом покинула кафе. Обернувшись, я увидел, как она садится в чёрный "Кадиллак".
Через неделю все газеты сообщали о том, как наши спецслужбы обезвредили крупную террористическую группировку. И будто с насмешкой журналист писал о малой цене, что мы заплатили. Мне было плевать на подробности. Меня волновала лишь агент Анжела Адермайер, которая работала под прикрытием и была доверенным лицом главы группировки. И в женщине на фото я узнал царицу востока, надменную и властную, столь непохожую на всех, кого я мог когда-либо знать и желать. Дрожащими руками я сжимал газету, но так и не заставил себя прочесть позорную статью на втором развороте, где мою госпожу поливали грязью и обвиняли в том, что она помогала скорее террористам, чем нашей службе.
У меня случился инфаркт, и три недели я провёл в больнице под пристальным вниманием врачей. Супруга и внуки навещали меня каждый день. В конце концов, я согласился, что в моём возрасте вредно волноваться, и обещал не забивать голову ерундой. Врач выписал меня наутро.
Той ночью я вновь увидел ведьму востока, властительницу тьмы. Она пришла ко мне сама. Пусть надменная, пусть презирающая, но всё же пришла. Невесомая, присела на постель и протянула ко мне ледяные руки. И лепестки мёртвых роз упали на меня. Держа мою ладонь, она чуть подалась вперёд. Губы её шевельнулись, но я не разобрал шёпота, потонувшего в дымке фантазий.
Затем, помню, в её тонкой, сухой от времени руке мелькнул шприц. Я почувствовал укол, и как тепло разливалось по телу.
- Это смерть, да? - блаженно прошептал.
Не вымолвив ни слова, она коснулась губами моих губ, и лепестки из её прически с тихим шелестом упали на мои глаза.
Ответь мне, ответь, мой вечный призрак, в какую страну ты уносишь меня? Позволь хоть раз познать сладость твоего голоса.