Крыса сломала ногу. Она лежала на широчайшей кровати и смотрела в потолок. Кровать осталась от прежней жизни, в которой Крыса была замужем за Ковалевым. Когда разъезжались, Ковалев великодушно спросил: "Оставить? Тебе нужна кровать?" Все остальное он уже погрузил в фургон, и двуспальную кровать некуда было всунуть.
- Конечно, нужна... - растерянно согласилась Крыса. Пока выносили мебель, она сидела на ящике с посудой и горестно провожала взглядом каждый предмет, навсегда уплывавший через узкую дверь. Ковалев тоже исчезал, но ненадолго. Вскоре он возвращался за очередной вещью. Новая жена ждала в машине и в дом не входила. Боялась Крысы.
Наконец, Ковалев в последний раз обошел пустую квартиру и даже заглянул под кровать. Наверное, искал посуду. Но Крыса не сдвинулась с места и ничего ему не сказала. Надеялась ли она, что без посуды Ковалев не уедет и останется с ней? Или что бывший муж заберет ящик вместе с Крысой, сидящей на нем?
Все-таки были у них хорошие годы. Три с половиной хороших! Потом - два так себе и один - кошмарный. Если сложить хорошие и плохие отдельно, перевес создавался в пользу хороших на полгода. Но в хорошие годы Крыса часто уезжала на гастроли. Так что, если отнять время ее отсутствия, плохих оставалось больше. Она тяжело вздохнула и расправила широкую юбку, надежно завесив ящик со всех сторон.
Ковалев заглянуть под Крысу так и не догадался. Махнул рукой. Пробормотал: "Ну пока... бывай", и еще что-то невнятное. Может быть, просил прощения или желал ей счастья в новой одинокой жизни? Вышел, стукнувшись плечом о косяк. Громко раздельно выругался. Загудел мотор. Дрогнул асфальт под тяжело груженым фургоном. Так они и уехали без посуды. Крыса осталась одна. Вечером пришел Вовик.
- Ну что, уехал твой?
- Уехал
- Хорошо он тебя почистил! - констатировал Вовик, осматривая пустые углы. С этим нельзя было спорить. Из-под кровати вылез запыленный испуганный кот.
- Смотри, а этого он оставил!
- У новой аллергия на кошек.
- А, тогда понятно.
Ночью Крыса спросонья пробиралась в уборную. Споткнулась об одинокий ящик, оставшийся посреди комнаты, упала неловко и сломала ногу. Нужно было и посуду ему отдать - пусть подавится!
После мытарств в госпитале она вернулась домой в гипсе и затосковала. Приходили знакомые. Сочувствовали. Интересовались, как здоровье. Крыса молча указывала на белую толстую ногу, лежавшую бревном, как бы отдельно от нее. Кот бродил по ноге взад-вперед, но она не чувствовала его шагов. Только отдаленные толчки, как при слабом землетрясении. Так же Крыса реагировала на весь внешний мир. До нее почти не доносились чувства, движения и звуки.
- Что тебе сделать? Принести чего, купить? - маялся Вовик. Но Крыса равнодушно, молча смотрела в белый потолок. Безгласный телефон нелепо и трусливо жался посреди пустого пола.
Когда появилась эта Новая, в отличие от остальных, которые больше месяца не держались, стало ясно, что Ковалев уйдет. С этого момента интерес к жизни у Крысы все уменьшался. Таял, как сахарный кубик в теплом чае. А теперь растворился совсем, оставив привкус горечи и пустоты. Похоже, что это был совсем не сахар, а яд, вроде цианистого калия или мышьяка. Крыса чувствовала себя отравленной до последней клетки и полудохлой.
Лена Красавина, в просторечье - Крыса, находилась в том возрасте, когда до пенсии еще далеко, как до Аляски, а от первой юности остались только смутное воспоминание и бледные веснушки. У отдельных счастливчиков остается еще муж, дети и прочная семья. Но Крысе в этом смысле не повезло.
Когда-то, очень давно, она танцевала в республиканском ансамбле. Получала призы на конкурсах бальных танцев. Даже в журнале "Работница" была цветная фотография: Крыса и Ковалев стоят, обнявшись и глупо ухмыляясь. Бальное платье развевается и парит, окутывая их, как облако счастья. Крыса улыбается в объектив. Показывает хищные белые зубы и ямочки на щеках. А Ковалев улыбается Крысе.
Он смотрел только на нее, как завороженный. Были такие времена. Потом она вела студию современных танцев. Теперь Лена Красавина лежала на спине и упорно смотрела в потолок.
Вовик приносил апельсины и страдал: "У тебя глубокая депрессия. Тебе безразлично все. И ты сама в том числе". Крыса не возражала. Ей и вправду было совершенно безразлично, что говорит и чувствует Вовик. Апельсины пахли как зубная паста, и были того же вкуса. Потолок медленно наклонялся правым крылом. Она терпеливо ждала, ждала, когда Вовик уйдет, или хотя бы замолчит.
Спать Крыса не могла. Стоило закрыть глаза, и голова, горячая, сухая, пустая, начинала тошнотворно шуметь разными голосами. Перед глазами плыли цветные назойливые пятна. Если удавалось задремать на несколько минут, всегда снился один и тот же сон: Ковалев приходит, садится на край кровати. Берет ее за руку и говорит "Крыса, я вернулся!" Лена пыталась затянуть сон, поверить в него. Трогала рукав Ковалева, чувствовала скользкий нейлон рубашки. Сжимала его горячие пальцы. И просыпалась. После этого оставалось только взвыть, пугая кота. Из-под пересохших век слезы не текли. Лена опять плотно закрывала глаза. Старалась сосредоточиться на чем-нибудь другом. Рылась в воспоминаниях.
Первое свидание с Ковалевым в зоопарке. Как в фильме "Еще раз про любовь". Конечно, раньше они танцевали вместе, но это не считается. Тогда Ковалев еще называл ее Леной. У входа они купили мороженое, одно крем-брюле на двоих, и по очереди лизали сладкий столбик. Бродили от клетки к клетке, читая надписи. Болтали всякие глупости: "Чита обыкновенная - наверное, она много читает. Гиппопотам - ги-попа-тут! Если бегемота скрестить с жирафом - что получится? Жиромот или бегераф?"
Возле вольера с лисицами Ковалев поцеловал ее липкими губами. Они долго не могли оторваться друг от друга. Неожиданно полил дождь. Побежали по лужам и спрятались в оранжерее, где бродили неправдоподобно розовые фламинго. Опять целовались. "Скажи мне что-нибудь нежное!" - попросила Лена, с трудом переводя дыхание. Ковалев подумал и важно изрек: "Крыса обыкновенная! - и добавил твердо, - моя!"
- У твоего Ковалева - новая барышня. - Так сказала лучшая подруга Таня-костюмерша, когда Крыса опять вернулась с гастролей. Таня знала все. Сомневаться в ее словах было просто глупо.
Они курили возле вентилятора в голой театральной уборной с пугающими синими стенами, и ежились от холода. Окно было открыто. Крыса подавилась дымом и раскашлялась. Новая! Значит, она, Лена, уже старая! И внезапно действительно почувствовала себя очень старой. Сгорбилась, протерла ладонью лицо. Словно хотела стереть первые морщинки.
- Осторожно, грим смажешь! Да не переживай ты, Ленка. Все мужики такие. Думаешь, эта первая? Он всегда, как ты уедешь... Ты же сама, небось, времени не теряешь, в разъездах?
Лена не стала спорить. На то Таня и лучшая подруга, чтоб резать правду-матку. Хотя тут она ошиблась, насчет разъездов. С тех пор, как появился Муж, Лена ни-ни... Но не в этом дело. Главное - Ковалев!
- Что же делать?
- Сиди, сторожи его. С мужиками иначе нельзя. Чуть что - сразу шасть налево. - Таня хорошо знала предмет. От нее уже сбежали два мужа, а теперь и третий намыливался, так и не расписавшись.
- Нужно бросать к черту ансамбль. Дома не бываю неделями.
- Бросай! Уже и возраст не тот, - Таня критически осмотрела подругу с ног до головы и поморщилась. - Скоро они и сами тебя попросят.
- Что, уже ходят слухи? Какая она, эта новая? Молоденькая? Хорошенькая? Танцует?
- Да ничего особенного - обыкновенная сучка смазливая. Парикмахерша. Со всеми, кому не лень... Ты, главное, не давай ему спуску. В ежовых рукавицах!
- Не дам! - пообещала Крыса, оскалилась и решительно раздавила окурок каблуком.
Водяная кровать жила своей жизнью. Возможно, внутри плавали рыбы и медузы, шуршали водоросли. Крабы и раки отпадали - они могли повредить обшивку. Обитатели кровати заметно встревожились, когда Крыса с итальянцем плюхнулись на поверхность. Пошли круги.
Сверкало зеркало на потолке, окном в чуждый гравитации мир. Отражались: ворсистая спина итальянца, взъерошенная макушка, мускулистая белая попа. Лены под ним почти не было видно. Колыхалась водяная кровать, словно пруд в жаркий полдень в лесной глубине. Морщилась простыня. Бродили тени. Крыса так увлеклась зрелищем, что забыла на некоторое время, чем они, собственно, занимались.
Вечером она спросила у Ковалева:
- Кто над нами вверх ногами?
- Муха? Космонавт?
- Итальянец!
Ковалев не понял, но не стал переспрашивать. Они тогда уже с трудом понимали друг друга. Итальянец не был исключением. Марио? Супер Марио? Марчелло? Пьяный потомок римлян наткнулся на Крысу в баре. Она беззвучно плакала, стараясь не мигать, чтобы не размазалась тушь. Брызги "Маргариты" таяли на темном полированном дереве разноцветными плевками. Можно было плакать громко, даже выть и причитать. Над стойкой с зеркалами стоял такой шум, что она и себя-то не слышала. Сопела носом и горестно икала.
У итальянца на данный момент было все, что полностью отсутствовало у Ковалева: валюта, широкие плечи, загадочность и живой интерес к Лене. Его тоже совершенно не было слышно. Возможно, он говорил по-итальянски или даже на корсиканском наречии, как молодой Наполеон. Невозможно было понять ни слова. Это его роднило с Ковалевым.
После еще двух стаканов замороженной "Маргариты", он больно ухватил Крысу за локоть. Облизнул соленые липкие губы. Музыка затихла на мгновение. "Поедем в мотель!" - расслышала Крыса. Кивнула, икнула, и опять грянуло. Загадочность отпала.
Больше вроде бы и вспомнить нечего, хотя прожитые годы казались бесконечно длинными. Были еще танцы. Но теперь, со сломанной ногой и сломанной душой, думать об этом не хотелось.
Когда кончилась смена, Вовик принес еще одну сетку с апельсинами. Он печально смотрел на распростертую Лену. Кусал апельсин вместе со шкуркой и покачивался от горя. Запахло тропиками.
- Скажи, чего ты хочешь? Я для тебя луну с неба достану. Ты зачахнешь так...
Крыса раздраженно стянула с лица подушку.
- Отойди, не пахни.
- Извини. Прямо из такси. Я сейчас душ приму.
- Нет, апельсины! Душ тоже не помешает. (Она опять посмотрела на потолок.) Знаешь, я хочу... зеркало. На потолке. Большое. Над кроватью.
Вовик почесался апельсином.
- Совсем большое? Два на два хватит? А зачем?
- Метра или фута? - уточнила Лена, игнорируя последний вопрос.
- Метра... Я спрошу у приятеля. Он по отделке работает. Может все-таки фута?
Лена отрицательно помотала головой и опять накрылась подушкой. Разговор окончен.
Не подвел таксист-Вовик. Приволок зеркало. Большое, из четырех кусков, и стремянку. Привинтил как-то на потолке, смачно ругаясь. Перенес лампу на стену. Рукастый парень. Лена в это время отсиживалась в кухне.
- Извини, я тут намусорил на одеяле. Сейчас приберу.
Он смел крошки штукатурки с одеяла.
- Косо, левый угол. На сегодня хватит. Дай мне лечь. Завтра подправишь! И на подушке тоже мусор! Грязно. Перестели кровать!
Вовик покорно выполнил приказания, заранее зная, что на чистых простынях ему не спать. Когда на Крысу находило, лучше было ей на зуб не попадаться. Он был рад и тому, что она командует, а не смотрит в потолок отчаянными глазами.
Ночью Крыса включила свет и долго рассматривала себя в новом зеркале. Отодвинутая от своих близоруких глаз на две высоты комнаты она и сейчас выглядела неплохо, несмотря на переживания и больную ногу. Сбросила одеяло. Кот, возмущенный, спрыгнул на пол. Она нашарила радио на тумбочке и включила музыку. Джаз. Впервые ей захотелось танцевать.
Гипс уже сняли, но ступить было больно. Очень больно, до крика. Перелом оказался сложным. Два раза резали, ломали кость. Вставляли какие-то металлические шпильки. До танцев было далеко. Лена мотнула головой, разметав длинные волосы по подушке. Приняла элегантную и заманчивую позу. Потом другую. Как манекенщица в журнале. Им всегда вентилятором раздувают волосы.
Если смотреть в зеркало, никто не определит - лежит она или стоит. Крыса начала медленно двигаться в такт музыке. Интересно, в двухмерном мире тоже можно танцевать, так же, как и в трехмерном! Движения сдержанные, элегантные, словно на старинном барельефе.
Всю следующую неделю Лена экспериментировала с "горизонтальными танцами". Меняла музыку, наряды, освещение. Сломанная нога чуть отставала от здоровой, даже в лежачем положении. Но без нагрузки веса, она вскоре начала двигаться нормально.
- Вовка, достань мне видеокамеру! - попросила она вечером, уплетая апельсин.
- Ты не того... подруга? Зачем тебе видео?
- Нужно, раз прошу. Не твое дело. (Вовик надулся.) Ну что тебе стоит? Я же знаю, ты все можешь достать, даже луну с неба. Ты такой деловой! Камеру нужно установить так, чтобы брало отражение в зеркале над кроватью.
- Ого! - сказал Вовик, нахально улыбаясь. Подумал и добавил, - О-го-го! - и заржал.
Лена хотела надавать ему по ушам, но потом передумала. Пусть воображает что хочет. Лишь бы камеру достал.
Утром, одеваясь, Вовик пообещал, что придумает что-нибудь с камерой и "видик" притащит. Ушел на смену, насвистывая.
Теперь по ночам зеркало отражало потертую макушку Вовика и волны на одеяле. Он принес оборудование через два дня. Днем Лена танцевала. Пробовала ввести элементы движения брейк-дэнс, но на мягкой кровати не получалось. Пришлось подложить под простыню толстый лист фанеры. Вовик пытался протестовать. Жестко! Но она его быстро заткнула:
- На моей кровати жестко - ищи мягкую, другую!
Порой казалось ей, что она плывет в музыке, неподвластная силе тяжести и былым страданиям. В видеозаписи тоже получалось неплохо.
Через месяц она решилась и позвонила Яну. Этот Ян, скользкий тип, но отличный оператор, работал на телевидении и когда-то снимал их с Ковалевым для короткометражки. Потом - одну Лену, для рекламы. Потом просто Лену для себя... Талантливый парень, помешанный на театре и современных танцах. Хотя мозги немножко вывернутые: ни одной юбки не мог пропустить. Ходили слухи, что и брюки его тоже занимают... А, черт с ним. Какая ей-то разница?
- Привет! Это Крыса! Хочешь посмотреть интересную запись? Нет, этим я не занимаюсь... больше. Но обещаю - тебе будет интересно.
Ян принес цветы. Нечто желтенькое и незатейливое. И на том спасибо. Если бы он притащил апельсины, Лена швырнула бы ими оператору в голову.
- Ты - как гранд-дама испанского двора, принимаешь визитеров лежа в элегантном неглиже. Или это намек?
- Ну тебя, с твоими намеками. Садись. Хочешь кофе? Посмотри мою последнюю запись. Что ты думаешь?
Ян сел рядом на кровать. От кофе отказался. Смотрел внимательно, похлопывая Лену по бедру.
- Знаешь, Крыса, ты очень выросла профессионально. Интересная хореография, рисунок движения. Идея оригинальная. С этим можно что-то сделать. Конечно, нужна серьезная работа оператора, свет. На следующей неделе я притащу аппаратуру. Или приедешь в мою студию?
Крыса слегка оскалилась, но согласилась. За шанс нужно платить. Ян был не так уж плох, если не относиться к нему серьезно.
Ян пообещал, что сначала на телевидении появятся короткие видеоклипы. Он всунет их в несколько развлекательных программ. Публику нужно постепенно приучать к необычному. Вот когда Крыса станет "узнаваемой", тогда, возможно, заинтересуются рекламные фирмы.
Крыса терпеливо ждала, старательно смывая с себя в душе запах Янового одеколона. Ждала и надеялась. Теперь, после танца, она задумчиво смотрела в зеркальный потолок, как в небо. Отыскивала новые горизонты жизни. Ее собственное отражение казалось расплывчатым, нереальным. Его застилали розоватые неопределенные облака мечты.
Что, если ее действительно заметят, оценят, начнут узнавать? Передача для женщин пригласит Крысу на интервью. Что-нибудь под девизом: "Побеждая боль и гравитацию". Придет СЛАВА, пританцовывая и отгоняя мух пальмовой веткой. Появятся, наконец, деньги. Позвонят из ансамбля - предложат новый шикарный контракт. К тому времени нога окончательно заживет, и она опять сможет выступать на сцене.
Нахлынут старые подруги и новые ухажеры. Конечно, Верный Вовик постепенно затеряется в волнах известности вместе со своей старенькой видеокамерой. Жалко, но Крысе будет не до него. Растворится в небытии лохматый Ян со своим вонючим французским одеколоном. Уж о нем-то она и не вспомнит, забудет, как дурной сон. Крыса начнет сниматься в настоящей телестудии у знаменитых режиссеров. А для дома, для себя она купит японскую высококачественную аппаратуру фирмы "Сони".
Крыса закрывала глаза, но розовые облака становились все гуще, плотнее. Уже не облака, а тучи, среди которых промелькнула молния.
Позвонит Ковалев. Обязательно позвонит! Среди ночи. Лена, споткнувшись о телефон, который по-прежнему будет стоять на полу, подхватит ускользающую трубку. Та начнет биться в руке, как рыба.
- Крыса! Ты потрясающая, необыкновенная, единственная! Восхищен. Изумлен. Раздавлен, наконец! Я хочу тебя видеть. Можно приехать? - вот, что скажет Ковалев, ее бывший муж, задыхаясь от волнения.
Она победно откашляется. Поймает за хвост трубку и четко выговорит, нажимая на каждое слово:
- Ты можешь увидеть меня только по телевизору! По шестому каналу!