- Разве это не очарование? - повторил он, рассматривая цветок. Совсем маленький, очень хрупкий и, однако, совершенно естественный, вся красота и вся сила природы. В этом заключается мир. Слабый и безжалостный организм, идущий к цели своих желаний.
"Сад мучений", Октав Мирбо
- Мужчины! Они не знают, ни что такое любовь, ни что такое смерть. Они ничего не знают, и всегда печальны, и плачут! Они безо всякой причины падают в обморок от всяких пустяков.
"Сад мучений", Октав Мирбо
ГЛАВА 1.
С самого начала своей жизни Вальтро уже знала то, что другие люди понимают постепенно или не понимают вообще, - что находится в аду.
Первыми впечатлениями ее жизни были холод, мрак и сырая вонь пропитанного машинным маслом камня. Когда она мочилась в грязные тряпки, не дававшие ей сдохнуть в холоде и мраке, становилось чуть теплее, и это было единственным теплым воспоминанием ее раннего детства, навсегда связанным с зудом от болячек в паху. Где ее угораздило родиться, она не знала вообще, но на ноги она встала, научившись самостоятельно выматываться из вонючего кокона в заброшенной котельной, на территории давно закрытой шахты. Человек, который совал ей иногда в рот куски хлеба, всю жизнь провел на этой шахте, здесь он и дожидался смерти, постепенно сходя с ума в обществе существа, которое приходилось ему то ли дочерью, то ли собакой. Когда хозяева его жизни убили шахту вместе с шахтерским поселком, превратившимся теперь в обгорелые развалины, он пытался копать уголек заступом и обушком - единственное, что он умел делать, но самодельная шахта-"копанка" рухнула, искалечив его и похоронив его жену, а из барака, служившего им жильем, который загорелся от полуразвалившейся печки, ему удалось вынести только вопящий сверток. И он ползал на костылях просить милостыню возле нищей церкви, в нищем райцентре и покупал на эти смертные копейки смертный самогон, запаренный на сухом спирте.
Лет с четырех или с четырех с половиной Вальтро начала сопровождать его в ежедневном крестном пути к храму, и с этого же примерно возраста окончательно съехавший с ума калека начал принуждать ее к половой жизни - вонь из его рта, вонь самогона и вонь спермы сопровождали ее жизнь до его смерти. Тогда она вышла вон из вонючего склепа и пошла сама - вперед, по черной дороге, разделенной белой пунктирной полосой. Ей было шесть лет или около того, она выглядела узелком грязи на обочине черной дороги, грязь из-под колес летела в нее, и никто из проносившихся мимо не смотрел ей в лицо.
ГЛАВА 2.
Жоржик Червонописский отмечал свой 58-й день рождения. По уже установившейся традиции первым он поздравил себя сам, прямо с утра, перед зеркалом, рюмкой водки с огурчиком. Вторым, по уже установившейся традиции, он поздравил себя, опять же, сам минут через пятнадцать, затратив означенные минуты на утренний стул и полировку своих великолепных зубов от швейцарской фирмы "Дента-Плюс". Вообще-то в этот день полагалось надраться еще до прихода гостей, но единственный гость Жоржика ожидал его в раме зеркала, висящего в его прихожей, поэтому времени в этот день, как, впрочем, и в любой другой, не существовало, как не существовало уже и друзей, вполне способных подождать его еще годок-другой в тех эмпиреях, где они находились.
Однако праздник наличествовал, независимо от отсутствия времени, и Жоржик, прицепив к морщинистой шее свою концертную "бабочку" и не утруждая себя надеванием фрака или какой-либо иной одежды, принялся сервировать стол. Большую часть своей жизни Жоржик провел на сцене, и единственное, о чем он сожалел сейчас, - что никто не может насладиться зрелищем его элегантных передвижений, что, впрочем, не снижало высокую эстетическую ценность самого зрелища и не оставляло места непозволительной халтуре.
Накрыв стол, именинник встал во главе его и, выпятив покрытую белым пухом грудь, глубоким басом пропел фразу из "Фауста": "О, две души живут в груди моей!", после чего цыкнул зубом и, пробормотав снисходительной скороговоркой: "Да-с, Жорж, голосишко-то у вас уже не тот", решительно свернул голову литровой "Петроффке".
Год от году "Петроффка" становилась все шибачистей и шибачистей, чисто "Питьевой спирт" его сибирско-гастрольной молодости, но не таков был Жорж Червонописский, чтобы какие-то заштатники могли свернуть ему голову своим зельем. Нет, не таков. В загашнике мудрого Жоржа Червонописского имелось перуанское противоядие, ледяным ветром вышибающее алкоголь из мозгов, как из хрустального стакана. Снисходительно посмотрел Жорж Червонописский на стакан "Петроффки", жалко съежившийся в литровой бутылке к концу застолья, и пошел повязывать бадану - волшебный снежок с перуанских Кордильер всегда вдохновлял его на действия, напрягая его вялую мужественность, и звал в дорогу.
- О, две души живут в груди моей! - второй душой Жоржа Червонописского, мужественной его душой, был тяжелый, низко рычащий, черный, агрессивный "Харли-Дэвидсон", распространяющий запахи масла и кожи, блещущий хромом, как потом, стекающим с лица боксера, Жоржик так и называл свою любовь - Тайсон.
Когда он вывел зверя из-за гаражных грат, было еще светло, но Жорж увлекся, гоняя его по дорожкам, усыпанным искристой пылью, и домой возвращался уже во тьме. Пошел мокрый снег, пришлось сбросить скорость, поэтому он увидел мелькнувшую в луче галогеновой фары нахохлившуюся собаку, сидевшую под деревом у дороги. Жорж с сочувствием относился ко всем животным, кроме большинства людей, в кармане у него лежал кусок праздничной колбасы, и в его распоряжении было все время во Вселенной. Он сделал круг по черной дороге, остановился на обочине и пошел к дереву, заранее улыбаясь в темноте и говоря "куть-куть".
- Трясця твоий матэри, - сказал он на давно забытом родном языке, когда рассмотрел то, что сидело под деревом. Он посмотрел влево и вправо - вокруг расстилались пространства тьмы, прорезаемые только белым лучом фары его мотоцикла, до ближайшего населенного пункта было не менее тридцати километров. - И что мы здесь делаем? - задумчиво спросил он. - Пингвин, да?
Девочка подняла голову, по ее лицу текла вода от растаявшего снега, смывая грязь, но на голове, покрытой драной вязаной шапчонкой, снег уже не таял.
- До утра замерзнешь на фиг, - продолжил он свою мысль, поигрывая своим куском колбасы и решая, что с ним делать дальше. От дороги порыв ветра донес раздраженный рык мотоцикла. - Щас-щас, - крикнул ему Жоржик, он понимал, что всем уже хочется домой.
ГЛАВА 3.
Вальтро мягко подрулила к воротам и, заглушив двигатель, через двор повела мотоцикл к дому. Стояла июньская жара, Жоржик как всегда заснул в своем шезлонге прямо на солнцепеке, будить его было бесполезно, да и не к чему, поэтому, управившись с машиной, она просто оттащила его в тень вместе с шезлонгом.
Было около двух пополудни. Вот-вот должна была заявиться Нелли, с неба лились потоки жара, стволы сосен истекали бальзамической смолой, откуда-то доносился обморочный голос кукушки, в траве звенели цикады. Нелли сразу полезет в бассейн и будет сидеть там, пока не посинеет, - с обедом можно было не торопиться, но разгрузить багажники и поставить напитки в холодильник следовало прямо сейчас.
Когда она выходила из гаража, прижимая к груди пакеты и бутылки, из шезлонга донесся сварливый голос Жоржика.
- Ты соберешься когда-нибудь в магазин? Я же просил тебя привезти воды и курева! - Жоржик завозился в полосатой парусине и осоловело уставился на нее.
Вздохнув, Вальтро остановилась, давая ему возможность сфокусировать взгляд на припасах в ее руках.
- А-а-а, - удовлетворенно произнес Жоржик и снова упал.
Проявить сварливость было вопросом принципа, курево и минералка у него не переводились никогда, но обозначать свое присутствие являлось необходимым для поддержания порядка в доме. Собственно, порядок поддерживала Вальтро, но Жоржик необходимо присутствовал.
В кухне Грета приветливо застучала хвостом ей навстречу, но с полу не встала, пол был прохладным, и здесь работал кондиционер, а Грета была догиней королевских кровей и в такую жару не высовывала из дому свою умную седую морду. Вальтро подержала возле ее носа стейк в качестве ответного жеста доброй воли, но Грета отвернулась с выражением вежливой брезгливости и прикрыла желтые глаза.
Торопясь окунуться, пока не приехала Нелли и не вывела бассейн из берегов, Вальтро быстро рассовала продукты и побежала к воде. Бассейн, собственно, представлял собой естественный источник, накрытый изящным навесом о четырех резных столбах. Вода здесь близко подходила к поверхности, в земле был вырыт колодец, шириной два на два метра и глубиной в полтора, дно его засыпано крупным кварцевым песком, а стены выложены гранитом, вода в нем была всегда одной и той же температуры, а по сравнению с летней температурой воздуха - ледяной. Жоржик, который много времени провел в Средней Азии, называл эту штуку "кяризом" и очень ею гордился.
Вальтро сбросила одежду на гранитный бортик и - а-х-х! - погрузилась в кристальную воду. Жоржик, которого шум воды вывел из состояния релаксации, начал намацывать очки, чтобы насладиться зрелищем. Вполне невинно, поскольку некоторые его особые склонности, к великому сожалению Вальтро, надежно предохраняли ее от его слишком пристального внимания. К тому времени, как Вальтро прыгнула в колодец, волны времени уже вынесли ее к ее двенадцати или тринадцатилетию, но, глядя на ее лицо и фигуру, никто не дал бы ей меньше пятнадцати.
У ворот раздался шум подъехавшего автомобиля и вопли Нелли, которая рассчитывалась с таксистом. Цикады умолкли, Жоржик начал заранее улыбаться, Вальтро выпрыгнула на бортик бассейна, калитка с грохотом распахнулась - Нелли вошла.
- Милочка моя! - закричала она, проходя мимо растопырившего руки Жоржика, чтобы обнять Вальтро. - Ты хорошеешь, день ото дня! - От нее исходили мощные волны "Шанели Љ 5", она обернулась к Жоржику. - Засранец! Ты мог бы прикрыть свои яйца, ожидая моего приезда! - Она снова стиснула Вальтро и без усилий оторвала ее от земли. Жоржик, роняя очки с кончика носа, начал путаться в бермудах, Грета высунулась из дому и, понюхав воздух, радостно затрусила через двор. - Деточка моя! - завопила Нелли, отпуская Вальтро и начиная рыться в кожаном мешке, на который пошли шкуры, по меньшей мере, трех аллигаторов. - Гостинчик, радость моя! - Она сунула в нос княгине такой же точно стейк, какой предлагала ей Вальтро, и княгиня не посмела отказать.
- Шампанского! - категорически сказала Нелли, сдирая с себя насквозь мокрое платье и насквозь мокрое белье. - Пока я буду купаться! - И на несколько секунд сладострастно замерла на бортике бассейна с разведенными в стороны могучими конечностями. Это было зрелище, от которого не смог бы отказаться и сам Рубенс. Затем она обрушилась в воду, фонтан брызг ударил в навес, Грета и Жоржик с визгом отскочили в сторону.
- Спасибо, прелесть моя, - сказала Нелли, выкладывая трицепсы на бортики бассейна и принимая от Вальтро бокал ледяного шампанского. Она покачивалась на спине, ее груди торчали вверх, подобно головам двух лысых евреев в розовых камилавках, заросли ее лобка шевелились в воде, как волосы утонувшей русалки.
- Слово чести, - сказал Жоржик, заглядывая в бассейн, - если бы ты весила меньше хотя бы килограмм на семьдесят...
- Ты бы предложил мне свою любовь, - расхохотавшись, перебила Нелли.
-...Я бы предложил тебе свой банный халат, - невозмутимо продолжил Жоржик, - но теперь ты будешь ходить голой - и за твою толстую жопу, и за твой длинный язык. - Твои соседи будут чесать языки об мою жопу, - заметила Нелли.
- Вылезай, - сурово сказал Жоржик, - хватит плевать в мой колодец. - Но халат принес, и Нелли влезла в него наполовину - вторая половина осталась торчать.
Они разместились за столом, поставленным прямо на газоне, Нелли твердой рукой разлила в бокалы шампанское.
- Перестань спаивать ее винищем, - брюзгливо заметил ей Жоржик, кивнув в сторону Вальтро.
- Глоток шампанского никому не повредит, - ответила Нелли. - А вот, безделье повредит.
- Ей есть, чем заняться, - еще более брюзгливо возразил Жоржик.
- И чем же? - Нелли удивленно подняла брови. - У девочки есть голос, ты хотя бы занимаешься с ней сольфеджио?
- На фига ей сольфеджио! - начал заводиться Жоржик, этот разговор происходил уже не в первый раз и неизменно приводил его в раздражение. - Тебе дало что-нибудь сольфеджио? Мария Каллос рождается раз в сто лет, а певичек - как грязи. И у меня нет денег, чтобы раскручивать ее на эстраде.
- Да она в школу не ходит! - перешла в атаку Нелли, усмотревшая в словах Жоржика двойной намек в свой адрес. - Чему она может у тебя научиться, кроме сольфеджио?
- Всему, что надо, - огрызнулся Жоржик. - На фига ей школа? Для сколиоза? Ты чему-нибудь научилась в школе, кроме матюгов? Я не вынес из школы ничего, кроме мешка идиотских предрассудков.
- Да она вообще ничему не учится! - повысила голос Нелли.
- Нет, учится! - заорал Жоржик. - У нее есть все учебники, лингафонные курсы и программы, когда придет время, я заплачу, и ей дадут аттестат экстерном. Сегодня все учителя есть в персональном компьютере, только более качественные и без всяких персональных выгибонов. А в школе ее научат завидовать, презирать тех, кому не в чем завидовать, сосать за бабки и всю жизнь таскать на себе ранец, полный дерьма. - Жоржик перевел дух и залпом допил свой бокал, он был убежденным индивидуалистом, анархистом, эксгибиционистом, имморалистом, гомофилом и контрреволюционером.
- А если тебя хватит Кондратий, - вежливо спросила Нелли, - где она возьмет аттестат и паспорт, и денег, чтобы кинуть венок на твою могилу?
- Из ящика, который стоит у меня под кроватью, рядом с чемоданом, в котором я храню свои дипломы и порножурналы, - ухмыльнулся Жоржик. - А если не хватит, то со своего счета в банке. Или моего, который будет принадлежать ей вместе с домом, если я не пропью и то, и другое, до того, как сдохну. В отличие от тебя, - Жоржик показал все тридцать два своих швейцарских зуба, - ей будет, что кинуть на мою могилу, кроме пустой бутылки из-под водки.
- Я кину бутылку из-под шампанского, - небрежно заметила Нелли, поворачиваясь к Вальтро. - Валентина, деточка моя, почему ты до сих пор не подсыпала крысиного яду этому старому козлу?
- Я тебя уже тысячу раз просила не называть меня Валентиной, - сказала Вальтро. - А Жоржика крысиный яд не возьмет, и у нас тут нет крыс.
- Но, деточка моя, - Нелли всплеснула руками, - я говорила тебе уже тысячу раз, что Вальтро, которой окрестил тебя этот тип, - она ткнула пальцем в ухмыляющегося Жоржика, - это австрийская медсестра, которая удушила тридцать или сорок стариков.
- Ну и черт с ними, - сказала Вальтро.
Жоржик расхохотался.
ГЛАВА 4.
Наутро он снова расхохотался в своей постели, вспоминая вчерашний разговор, хотя голова его и побаливала от шампанского, которое он пил только ради Нелли. Нелли - умная баба, но ей никогда не понять, что такое Вальтро. Кто-то из них: либо Нелли, либо Вальтро, был из другого мира, не из этого. Жизненный капитал Нелли был легче, чем у Жоржика, на девятнадцать лет, однако, сдачи вполне хватало на мешок мудрости, из которого она пыталась одарить Вальтро, но золото ли ее просыпалось через бесплотную тень, или сама она была тенью в мире Вальтро. Сам-то Жоржик был склонен полагать, что из них двоих настоящая Вальтро, он восхищался ею. Бывала Нелли и примадонной, и прошмондовкой, но осталась тем же, чем и была, - умной, честной, доброй и несчастной бабой. Все золото, рожденное в ее горле, и ее шмоньке, которое она отлила в огне, водах и медных трубах, холодным пеплом просыпалось на ее седеющую голову, и этим пеплом она хотела осчастливить девчонку. Жоржик ухмыльнулся. Он сам был родом из тех же мест, что и Вальтро. Вальтро зачаровывала его. Рожденная в грехе, ничего на знавшая и не имевшая, кроме греха, она не имела никакого понятия о грехе, она была абсолютно бессовестна, а потому великодушна. В ее душе не было места для стыда, страхов, сомнений и сожалений, связанных с грехом и чувством вины, поэтому она могла вместить и позволить себе все, она была чиста и абсолютно всесильна в своем не имеющем границ великодушии. Она была огнем папоротника, нечувствительным к собственной боли, холодным жалом, пронзающим породившую его грязь, в которой таилось все золото мира. Вальтро была от мира сего и его хозяйкой, а не грязь со всем ее золотом. Расставив таким образом приоритеты, Жоржик почесался, бодро пукнул и вскочил с постели, готовясь к ежедневному радостному ритуалу - встрече со своей драгоценной Вальтро.
После вчерашнего фуршета с шампанским, плавно перешедшим в обед с грилем и в ужин с коктейлями, Нелли просыпалась тяжело и долго. По многолетней привычке первое, что она сделала, когда сползла с постели, это глянула в зеркало.
- Да-с, полный квас, - как говаривала ее старая покойная подруга.
Старуха в мятой ночной пижаме со смешными цветочками тяжело проковыляла в ванную, наполнив ее звуками спускаемого унитаза, шуршанием воды из душа и запахами своего огромного тела. Но через сорок минут, оттуда, легкой походкой, вышла совершенно иная женщина. Нелли посмотрела в окно - Жоржик уже торчал посреди газона в своем шезлонге, наблюдая, как Валька крутится на турнике. Зрелище было потрясающим, эта девка обладала полным бесстрашием и великолепным телом, а координации ее движений позавидовала бы любая балерина. Нелли знала в этом толк. В который уже раз Нелли испытала смешанные чувства: радость за старого хрена, который был счастлив со своей Вальтро, и тревогу за девчонку. Нелли познакомилась с Жоржиком, когда ей самой было двадцать лет, и слишком хорошо знала этого человека. Жоржик был сыном политзаключенной и еще черт знает кого, он родился за проволокой какой-то пермской зоны, вырос за проволокой, и все его понятия о жизни уходили туда, за проволоку. Проволока проходила через всю его жизнь, и всю свою жизнь он пытался перервать ее, перепрыгнуть, перекусить зубами. Консерватория открыла перед ним мир, но он навсегда остался в своей сумеречной зоне, которую не могли осветить никакие софиты: и выл там, и бесновался, как тамбовский волк, как запертый зверь. Театр отшлифовал его, придал внешний лоск и сделал особенно опасным. При желании Жоржик мог выглядеть, как интеллигент в четырнадцатом поколении, но ничто, кроме интеллигентской бородки, не роднило его с Чеховым. И хотя природный ум, любознательность и склонность к чтению сделали из него высокообразованного человека, он как был, так и остался разбойником, не признающим никаких ограничений, партизаном на оккупированной территории.
Когда Нелли вышла из дому, Вальтро уже закончила свои выкрутасы и плескалась в бассейне, а через несколько минут начала накрывать на стол.
- Ты орала ночью. Я думал, тебя преследуют сорок задушенных стариков.
- Меня преследовали сорок прекрасных юношей.
- А-а-а, - Жоржик понимающе покивал головой. - Значит, я уместно проявил присущую мне скромность и не стал ломиться в твою спальню.
- Еще чего, - фыркнула Нелли. - Если бы я увидела тебя на пороге своей спальни в засаленном ночном колпаке, в рубахе до пят и со свечой в руке, меня бы точно хватил инфаркт.
- Я сплю голый, - скромно заметил Жоржик.
- Какой ужас! - Нелли поставила чашку на стол, чтобы всплеснуть руками. - К моим богатырям еще бы и Кощея Бессмертного, и не помог бы уже никакой корвалол. Кстати, тебе следует постричь бороду, в ней полно крошек еще со вчерашнего ужина. Иди это просто мусор?
- Это песок, - с достоинством сказал Жоржик. - Вальтро набросала пятками.
- Слава богу, что она просто бьет тебя ногами по морде, - Нелли облегченно прижала руку к груди. - Я уж подумала, что это твой собственный.
- Здесь все мое собственное, - значительно произнес Жоржик. - И грязь отечества мне сладка и приятна.
- Нет на мне никакой грязи, - возмущенно сказала Вальтро.
- Конечно, нет, сладкая моя, - вступилась Нелли. - Просто старый хрен любит смотреть, как ты дрыгаешь ногами, забывая при этом, что из него уже сыплется.
После этих слов Жоржик молча встал из-за стола, подошел к перекладине и быстро сделал два подъема переворотом и один выход силой.
- Ну-ка, ссыкуха, сделай так, - предложил он Нелли, спрыгнув на землю.
- Ты весишь столько, сколько одна моя нога, тебя ветром болтает, - небрежно отмахнулась Нелли.
Вальтро звонко захохотала.
После завтрака, прихватив с собой корзину для пикника, отправились на речку - купаться и плавать на лодке. Со стороны их вполне можно было принять за бодрого дедушку со своей не старой еще женой, выгуливающих рослую внучку и собаку, ростом почти с внучку. Впрочем, соседей здесь было немного и негусто. Место, где Жоржик устроил свое логово, носило когда-то название "Царское Село". В проклятые тоталитарные времена здесь строило персональные дачи большое и очень большое шахтное начальство. Но первоначальные владельцы канули вслед за тоталитаризмом, наследники обнищали, а тем, кто сумел извлечь выгоду из своего постпролетарского происхождения, уже не к лицу был сталинский ампир, расположенный черт знает где от города. Дачи продавались, перестраивались или ветшали. Когда посреди просторных участков с нетронутыми соснами партхозактив строил свои хоромы, вокруг находились процветающие колхозы с хорошими дорогами и благоустроенные шахтные поселки. Теперь они вымерли вместе с насельниками, давшими "Царскому Селу" это восхищенно-завистливое название, и лежали между городом и облинявшим "Селом", труднопроходимым пространством руин и грязи.
Само "Село" превратилось в химерическое нагромождение декораций из советского фильма 30-х годов и мексиканской "мыльной оперы", сваленных в кучу посреди буйно разросшегося леса. Здесь "сталинский ампир" вылезал через "евроремонт". Дома с заколоченными ставнями соседствовали с ублюдочными псевдодворцами, и отовсюду: из-под съехавшего шифера крыш и из-под "еврочерепицы", украшенной спутниковыми антеннами, одинаково безумно таращилась и убогая сталинская роскошь, и убогая роскошь нуворишей. Постоянно здесь не жил никто, и общей охраны здесь не было, поэтому некоторые дома представляли собой помесь бунгало с бункером, в других зимой сидели пьяные "секьюрити", иные стояли почти нараспашку и потихоньку или не потихоньку разворовывались. Летом здесь присутствовал люд самый разный: и вальяжные пенсионеры на все еще добротных "Волгах" со своими строгими женами, и бедно одетые семейства в очках, добиравшиеся сюда, черт знает как, и молодые, с иголочки одетые люди в фианитовых бриллиантах и сильно подержанных джипах, и хозяева жизни в новеньких "Мерседесах", уже сильно подержанные, несмотря на возраст, жизнью, которую они держали за горло. Но все бывали наездом, пребывали незаметно и отбывали вскорости, как только заканчивались продукты или начинался дождь. Сейчас была середина июня, стояла сухая жара, и дачники находились в пике своего присутствия, но все равно их не было видно - они растворялись в своих латифундиях, на заросшей лесом территории.
Один гад, накрытый соломенной шляпой, все же сидел спиной к ним в лодке, на которой они собирались покататься, и удил рыбу, хотя рядом находились мостки, с которых это можно было делать ничуть не хуже. Жоржик уже начал стягивать с себя бермуды, чтобы, громко плавая вокруг, поспособствовать рыбалке, как удильщик почуял что-то своей облезлой спиной и повернулся к берегу, его лицо расколола щучья улыбка.
- О, Джеджь, друг мой! - хрипло выкрикнул он и, бросив на дно лодки свое удило, начал активно загребать к берегу, как будто только и ждал предлога, чтобы плюнуть на свое никчемное занятие. Это был англичанин, один из тех говнюков, которые заправляли на местном пивзаводе. Он за копейки снимал здесь дачу у какого-то спившегося потомка дважды Героя Соцтруда. Несмотря на то, что купчишка, нагло обирающий работяг, был просто вонючим пивоваром из какого-то вонючего Лимингтон-Спа, он имел внешность британского колониального полковника и ряд качеств, делавших его общество выносимым для Жоржика, глубоко презиравшего всех лабазников и торгашей. Он был желчным, как печень алкоголика, у него водилось настоящее ирландское виски, и он никуда не ходил без фляжки, которую упрятывал в какой-нибудь предмет одежды, смотря по сезону.
Грета начала принюхиваться - она снисходительно относилась к пивному полковнику, не употреблявшему пива и пахнущему почти как Жоржик, а полковник, который не стеснялся бздеть прилюдно, всегда с уважением разговаривал с Гретой и даже будучи пьяным никогда не позволял себе лапать ее. Вальтро заулыбалась - ей льстило, подчеркнутое восхищение полковника, а полковник, который абсолютно не интересовался женщинами, мог позволить себе открыто восхищаться тринадцатилетней девчонкой, а Жоржику льстило то, что полковник восхищается его драгоценностью. Нелли была знакома с британцем шапочно, но она была опытной женщиной, и ей очень хорошо был знаком этот тип людей - полковник относился к ней с того же рода уважением, что и к Грете, поэтому она не стала смущенно застегивать расстегнутые пуговицы платья.
- Хай, - ощерившись и слегка согнув поджарое тело в общем поклоне, полковник осторожно снял шляпу за тулью и, щурясь от солнца, прижал ее дном вверх к густо заросшей рыжим волосом груди, зубы у него были от того же кутюрье, что и у Жоржика, и он уже потел настоящим ирландским нектаром.
- Хай, - Жоржик зеркально отразил его оскал и выбросил вперед правую руку ладонью вниз, так он всегда отвечал на полковничье "Хай". Тискать пальцы между ними было не принято, они вообще никогда не прикасались друг к другу.
- Жарковато сегодня для выпивки, - сильно картавя, но на вполне приличном русском языке заметил полковник.
- Никто не пьет в такую погоду, - согласился Жоржик, опуская руку в его шляпу и вынимая оттуда фляжку, бережно обернутую влажным носовым платком.
- Давит на череп, - продолжил полковник, поглаживая себя по загорелой лысине.
- К осадкам, - кивнул Жоржик, переворачивая в рот фляжку и затем предлагая ее Нелли.
- Вы сумасшедшие старые алкоголики, - Нелли покачала головой и начала стаскивать с себя уже насквозь пропотевшее платье. - У вас будет кровоизлияние в мозг, - добавила она, выпутавшись из мокрой тряпки.
- У нас мозги в жопе, - сказал Жоржик, значительно поднимая палец, - а моя жопа - в бермудах. Поэтому один из нас такой умный.
- Второй тоже не дурак, - заметил полковник, надевая шляпу на голову.
Охладив мозги в речке, кто как мог, они сели в тени деревьев и принялись неспешно раскладывать припасы для пикника, Вальтро продолжала метаться кролем от берега к берегу, наматывая круги, как водомерка, Грета пыталась поспеть за ней, но оставила попытки и затрусила поближе к паштету из гусиной печенки с вишнями.
- У нее сердце, как у лошади, - сказал полковник, кивнув на неутомимую Вальтро, - и не мерзнет. Я бы уже пошел ко дну от перепада температур.
- Она не знает, что такое перепад температур, - хохотнул Жоржик. - Ей никто не объяснил, что надо мерзнуть. Поэтому она может плавать так, пока не надоест.
Вальтро начала выбираться на берег.
- Теперь ей надоело? - с любопытством спросил полковник.
- Теперь она хочет есть, - уверенно ответил Жоржик. - Когда она плавает - она плавает, когда ей хочется есть - она ест, а не спит. Когда она спит - она спит, а не пережевывает в голове дурацкие мысли. Поэтому она не мерзнет, не устает и не сдохнет от инфаркта, как мы с тобой.
- У нее еще все впереди, - ухмыльнулся полковник.
- Точно, - кивнул Жоржик. - У нее впереди, все. Все, что она захочет. Потому что у нее нет дорожной карты, которую с самого рождения всунули в руки нам с тобой.
- Значит, она собьется с дороги, - меланхолично заметил полковник.
- А вот хрена, - с нажимом сказал Жоржик. - Она не может сбиться с дороги, потому что ее нет. А когда ее нет, любое направление - правильное. А когда все направления правильные, становится возможным все. Это свобода.
- Это та же карта, которую ты насильно всовываешь ей в руки, - раздраженно вмешалась Нелли. - Только, предварительно, вытерев ею задницу. И ей придется всю жизнь разбираться, где твое говно, а где карта. Потому что все твои дороги кончаются там, где и начинаются, - в жопе.
- А твоя дорога привела тебя к шоколадному морю, с кисельными берегами, да? - начал заводиться Жоржик.
- Хватит фекалий! - веско произнес полковник. - Вы говорите на разных языках об одном и том же - о дерьме. Жизнь - дерьмо. Я родился в море шоколада, где-то у меня валяется оксфордский диплом, и где я сейчас? Где принцесса Диана, я вас спрашиваю? Мы все оказываемся в дерьме, в поисках своего счастья и свободы. Хватит. Я готов к злоупотреблению спиртными напитками.
Вальтро уже подходила к пикникующим, сияя, похожая на пантеру в своем черном купальнике, и разговору пришлось увять, тем более что никому, кроме самого Жоржика, он и не был интересен.
ГЛАВА 5.
Вальтро мягко подрулила к воротам и, заглушив двигатель, через двор повела мотоцикл к дому. Стояла июньская жара, Жоржик как всегда заснул в своем шезлонге, прямо на солнцепеке, будить его было бесполезно, да и не к чему, поэтому, управившись с машиной и бросив в гараже сумку с книгами, она просто оттащила его в тень вместе с шезлонгом.
Было около четырех пополудни. Вот-вот должна была заявиться Нелли, с неба лились потоки жары, стволы сосен истекали бальзамической смолой, откуда-то доносился обморочный голос кукушки, в траве звенели цикады. Нелли сразу полезет в воду, и следовало окунуться раньше, чем она приедет и выведет бассейн из берегов. Вальтро сбросила одежду на гранитный бортик и - а-х-х! - погрузилась в кристальную воду. Жоржик, которого шум воды вывел из состояния релаксации, начал намацывать очки, чтобы насладиться зрелищем. С тех пор, как двенадцати или тринадцатилетняя Вальтро резвилась в бассейне под его восхищенным взглядом, прошло уже четыре года, и в бассейне резвилась рослая красавица с телом, словно отлитым из бронзы, и копной роскошных черных волос.
У ворот раздался шум подъехавшего автомобиля и вопли Нелли, которая рассчитывалась с таксистом, цикады умолкли, Жоржик начал заранее улыбаться, Вальтро выпрыгнула на бортик бассейна, калитка с грохотом распахнулась - Нелли вошла.
- Милочка моя! - закричала она, проходя мимо начавшего извлекать себя из шезлонга Жоржика, чтобы обнять Вальтро.
- Ты хорошеешь день ото дня! - От нее исходили мощные волны "Шанели Љ 5", она обернулась к Жоржику. - Засранец! Ты мог бы прикрыть свои яйца, ожидая моего приезда! - Она снова стиснула Вальтро, и Вальтро без усилий оторвала ее от земли, Жоржик, роняя очки с кончика носа, начал путаться в бермудах. Грета подслеповато высунулась из дому и, понюхав воздух, радостно засеменила через двор.
- Деточка моя! - завопила Нелли, освобождаясь от Вальтро, и начиная рыться в кожаном мешке, который мог быть изготовлен из цельной шкуры тираннозавра. - Гостинчик, радость моя! - она сунула в нос догине вялый стейк, и догиня с достоинством взяла его в рот.
- Шампанского! - категорически сказала Нелли, выпутавшись из насквозь мокрого платья и сдирая с себя насквозь мокрое белье. - Пока я буду купаться. - И на несколько секунд сладострастно замерла на бортике бассейна с разведенными в стороны могучими конечностями. Рядом с Вальтро это выглядело, как картина Рубенса и картина Валеджио в одной раме. Затем она обрушилась в воду, фонтан брызг ударил в навес, Грета и Жоржик с визгом отскочили в сторону.
- Спасибо, прелесть моя, - сказала Нелли, выкладывая трицепсы на бортики бассейна и принимая от Вальтро бокал шампанского. Она покачивалась на спине, ее груди ныряли, подобно лысым головам двух купающихся евреев в коричневых камилавках над морщинистыми лбами, заросли ее лобка шевелились в воде, как волосы седой русалки.
- Вот напасть на мою голову, - сказал Жоржик, заглядывая в бассейн. - Я не напасусь халатов на твою толстую жопу, голой будешь ходить.
- Твои соседи языки сотрут об мою жопу, - расхохоталась Нелли.
- Может, счешут килограмм семьдесят лишних, - сурово сказал Жоржик. - Вылезый. Хватит мутить мне воду в колодце. - Но халат принес, и Нелли влезла в него задней третью - две передние остались торчать.
Они разместились за столом, поставленным прямо на газоне, Вальтро твердой рукой начала разливать в бокалы искристое вино.
- Перестань наливать ее моим шампанским, - брюзгливо заметил ей Жоржик, кивнув в сторону Нелли. - Или сама будешь покупать халаты для ее брюха.
- Глоток вина никому не повредит, - ответила Вальтро. - А вот, гиподинамия, - повредит. Надо больше двигаться и больше кричать. - Она вдруг раскрыла алый рот и издала такой крик, что зазвенели бокалы на столе.
- Что это такое? - ошеломленно спросила Нелли.
- Она считает, что такие вопли повышают энергетику ее светового тела, - ухмыляясь, пояснил Жоржик, - хотя, по-моему, ее и так слишком много.
- Они улучшают работу сердечно-сосудистой системы и тонизируют кишечник, - авторитетно заявила Вальтро.
- Зато окружающих заставляют обосраться, - заметил Жоржик.
- Ваще-то, - задумчиво сказала Нелли, - если долго поёшь, потом всегда жрать хочется.
- Это заметно, - Жоржик бросил косой взгляд на ее живот. - Ты вопила всю жизнь, правда не так громко, вот и улучшила пищеварение на свою голову.
- А ты? - насмешливо сказала Нелли.
- Я пел, - Жоржик значительно поднял палец, - а не бурчал желудком. Поэтому мое высокое искусство приблизило меня к чистой духовности.
- Он изошел на дух, - пояснила Вальтро.
- На говно он изошел, - сказала Нелли. - Сидит тут и квакает, как будто что-то понимает в вокале. Понимал бы, так объяснил бы тебе, что если на вдохе толкнуть диафрагму вниз, то крик получится намного громче.
- Если она толкнет диафрагму вниз, так у тебя прямая кишка выпадет, - ухмыльнулся Жоржик.
- Боже ж ты мой! - Нелли всплеснула руками, пропустив мимо ушей анальный сарказм Жоржика. - Такой голосище пропадает в лесу, и это ты называешь воспитанием, старый ты дурак?
- Ничего у нас не пропадает, - возразила Вальтро. - Я научилась кричать, не используя голосовые связки.
- Как это? - опешила Нелли.
- Не... - Жоржик вскинул ладони, однако, Вальтро уже раскрыла рот. Не раздалось ни звука, но Нелли и Жоржик одновременно воткнули пальцы в уши и затрясли ими, как будто их мучила чесотка, Грета взвыла под столом.
- Хватит! - крикнул Жоржик. Вальтро закрыла рот. - Я тебе уже сто раз говорил, - сварливо сказал Жоржик, продолжая трясти пальцами в ушах, - что ты используешь свои голосовые связки, только, блин, не так, как люди.
- Это невозможно, - ошеломленно выдохнула Нелли. - Человек не может издавать такой звук.
- Ей никто этого не объяснил, - ухмыльнулся Жоржик.
- Это очень практичная вещь, - сказала Вальтро, отпивая глоток шампанского. - Никаких комаров, мух и муравьев в доме.
- Я не верю своим ушам, - медленно произнесла Нелли. - Голосовые связки не способны на такое.
- Ну и не верь, - Жоржик пожал плечами и потянулся к своему бокалу.
- Когда ты этому научилась? - спросила Нелли.
- Пару недель назад. Делала пранаяму, и вдруг вороны поднялись с деревьев. Я начала экспериментировать, и у меня получилось вот это. Когда я кричу так, в голове появляется резонанс, как щекотка. Между прочим, от этого волосы растут очень быстро.
- Давай-давай, - хмыкнул в свой бокал Жоржик. - Скоро вся обрастешь волосами, как йетти.
- Что ты юродствуешь, придурь?! - возмутилась Нелли. - Это же может дурно отразиться на ее здоровье!
- Да? - удивился Жоржик. - Вальтрочка, деточка, а ты не чувствуешь щекотки где-нибудь еще?
- Чувствую и очень сильно, - Вальтро показала ему зубы, - но ты же не можешь мне в этом помочь?
- Куда уж мне, - Жоржик вздохнул. - Я могу только вязать носки из твоей шерсти.
- Это опасно, это может быть связано с половым созреванием, - настойчиво продолжила Нелли. - Следует...
Жоржик и Вальтро расхохотались одновременно.
- У кого половое созревание, у нее? - Жоржик ткнул пальцем в Вальтро. - Неужели ты видишь в этих сиськах, в этой жопе, которые рвут платье, хоть какие-то признаки полового созревания?
- Тем более! - Нелли побагровела. - Если либидо лезет у нее из ушей, то надо не бегать голой по лесам, а позаботиться о приличном мужчине для нее!
Жоржик внезапно оборвал смех.
- О мужчине? Нет такого мужчины, - сказал он с неожиданной злобой, - который мог бы дотянуться своим вонючим носом, хотя бы до ее пятки!
Нелли опешила - Жоржик не шутил, в его голосе звучала абсолютная убежденность, краем глаза она взглянула на Вальтро и увидела, каким взглядом Вальтро смотрит на него - в этом взгляде была дикая, нечеловеческая гордость.
После нескольких долгих мгновений Жоржик хохотнул.
- Наша маленькая Вальтро способна сама поставить себе диагноз, она же медик, в конце концов.
- Как дела в колледже? - хрипловато спросила Нелли, еще не совсем придя в себя от того, что она увидела в глазах маленькой Вальтро.
- Класс! - Вальтро выбросила вверх большой палец. - Легко и в кайф!
Вальтро училась в медицинском колледже, потому что ей было интересно, а не потому, что ей сильно нужен был диплом фармацевта. Жоржик мог бы оплатить ей мединститут, но она не захотела, да и он не считал нужным вырвать из ее жизни семь лет вместе с интернатурой, из которых медицине она будет учиться три года, а четыре - повадкам богатых гамадрилов, которые там покупали и продавали образование.
С начала их совместной жизни, а Жоржик полагал днем своего рождения ночь, когда в луче его фары мелькнул узелок на обочине, Вальтро проявляла склонность ко всему, что магически изменяло отношения человека и мира, будь то физические упражнения, искусство или лекарственные растения. Жоржик не был ни лекарем, ни знахарем, ни фармацевтом и был очень далек от того, чтобы учить ее преобразовывать мир при помощи кокаина, но он всю жизнь преобразовывал сам себя, он был предметом собственного искусства и тому же пытался обучить Вальтро - быть собой. И он, и Вальтро родились в грязи, но, в отличие от него, у Вальтро не было времени осознать это, а живя с ним, она не нуждалась ни в чем. Ни одно ее желание не было вызвано необходимостью, а любое ее действие, как материальное следствие нематериальной причины, являлось чистым актом искусства и носило мистический характер. В отличие от него, ей не было нужды выжимать из себя дерьмо по капле - все, что исходило из нее, было чистой благодатью, за каждую каплю которой циничный и своекорыстный Жоржик по капле готов был отдать всю свою кровь. У него дух захватывало от перспектив, со всей искренностью и фанатизмом верующего он полагал, что растит богиню, и со всей жадностью фанатика, рассчитывал получить от нее спасение. Прожив жизнь между полюсами мужественности и женственности, он был способен понять Вальтро лучше ее самой, он был подобен кентавру, взрастившему Геракла, и как Геракла, взращивал свою богиню в такой строгости, которую позволяла ему его безмерная любовь. В луче его любви колледж, который выбрала Вальтро, был незначительным, но вынужденно необходимым моментом в процессе создания шедевра - как вода, в которой художник моет свои кисти.
- И что же, - спросила Нелли, чтобы что-нибудь спросить, - ты так и продолжаешь мотаться в колледж на мотоцикле?
- Продолжаю, - кивнула Вальтро. - Мотоцикл проходит там, где никакой автомобиль не пройдет.
- А если грязь или снег? - спросила Нелли, наливая себе полный бокал шампанского.
- Этот зверь идет напрямик, по полям, как по асфальту, - ответила Вальтро. - Я за час добираюсь без проблем.
- А если возникают проблемы, - ухмыльнулся Жоржик, - так зверь просто едет на ней, - получается еще быстрее.
В калитку раздался осторожный стук, который они не сразу услышали, и над воротами возникло удилище - пришел полковник. Он торчал там до тех пор, пока Вальтро не встала и не распахнула перед ним незапертую калитку, тогда он вошел, поставил на землю пустое ведро, чтобы пожать руку Вальтро, и, прислонив к забору свое удило, с рассчитанной неспешностью направился к столу, давая ей время принести для него кресло.
- Ну, что там? - спросил Жоржик, имея в виду недавний визит полковника на историческую родину, после того, как они обменялись "хайлями", и гость сел, положив на стол шляпу и выставив рядом свою вверительную грамоту.
- Да ничего хорошего там нет, - скучно ответил полковник. - Все бунтуют, и никто не хочет работать. Белые туземцы бунтуют оттого, что не получают работу, которую можно не делать, а черные - оттого, что делают много работы, за которую мало получают. Работодатели и работобратели превратились в одинаковых жуликов, эксплуатирующих капитал, эксплуатирующий третий мир. Ирландцы взрывают бомбы, исламисты взрывают бомбы, глобалисты, антиглобалисты, сутенеры и наркоманы вокруг. Порядочному человеку там жить невозможно.
- Ну, конечно, - ухмыльнулся Жоржик, - здесь можно грести деньги, делая "лагер", которым у вас там ноги моют, и ни хрена не платить рабочим.
- Я не мою пивом ноги, - вяло возмутился полковник. - Я мою их водкой, которую делают не здесь, а в Ирландии.
- Потому, что от местной водки у тебя вся шерсть с ног облезет, - заметил Жоржик. - Правильно, - кивнул полковник, - И я не виноват, что дерьмовое пиво считается здесь элитарным напитком и продается за большие деньги.
- Оно не было элитарным напитком, пока вы здесь не появились, - сказал Жоржик.
- Пока мы здесь не появились, здесь даже хлеб был элитарным продуктом, - парировал полковник.
- Он таким и остается для большинства населения, - ответил Жоржик и гордо добавил: - Лучше умереть стоя, чем хлебать из вашего корыта.
- Ну, так и стой молча, пока стоится, защитник обездоленных, - раздраженно вступилась Нелли. - Ты вон, шампанское хлебаешь, как на Новый год.
- Не могу молчать, - значительно произнес Жоржик.
- Так пиши письма, зеркало ты русской революции, - предложила Нелли. - Можешь своему президенту отзеркалить или Деду Морозу.
- Везде кричат "Но пассаран!", - меланхолично заметил полковник. - И везде впускают капитал, а потом кричат, что их обманули, - здесь и по всему миру. Мир - дерьмо. Капитал не обманешь, он уже изгадил все от полюса до полюса, где жил Дед Мороз. Жить легче, если не открывать глаз. Дед Мороз трахается с Санта-Клаусом в мотеле во Флориде, и оба вытирают письмами жопу. Предлагаю выпить ирландской водки, от которой не облазят ноги.
Уходил полковник затемно и основательно пьяным, поскольку его фляжка привела за собой литр "Тре Крунур", послужив ключом к винным погребам Жоржика и катализатором основательного застолья. Чтобы он не свернул себе шею и не воткнул в полной тьме себе в глаз собственное удило, Вальтро взялась сопроводить его, полковник вежливо протестовал, но Вальтро взялась крепко и довлекла его до арендованного порога, как раненного бойца к дверям медсанбата. Там, совсем уже окосевший, он сказал ей раненые скачущие слова, о которых, вероятно, тут же забыл. Но Вальтро запомнила. Он сказал ей:
- Брось меня, не держи. Прыгай сама, девочка. Ты родилась в рухнувшем мире, в стране, которой уже не было. Над пропастью ты родилась, в сгоревшей ржи, в последнюю минуту миллениума. Плюнь через плечо - и прыгай. Бог переводит свои часы - успевай. Мы все уже сдохли, мы истекли в яму с дерьмом. А тебе будет принадлежать новый мир, - если допрыгнешь.
ГЛАВА 6.
В свободное от учебы время и с целью получения опыта Вальтро взялась за работу в мошеннической конторе из числа тех, которые, - "Алкоголизм, табакокурение, СПИД, сифилис и приворожу деньги за один сеанс". Так получилось, что Вальтро пришла в фирму фактически в день ее основания, стояла у истоков предприятия и была хорошо знакома с двумя аферистами - мужем и женой, которые привораживали там деньги. Ей было интересно, на чем основана притягательность таких контор для народных масс, и она рассчитывала склюнуть здравое зерно, если таковое имелось в их деятельности. С течением времени она с большим удивлением убедилась в том, что эта, более чем непрофессиональная, а абсолютно идиотская деятельность приносила реальную пользу людям, которые несли в фирму свои деньги. Было очень похоже на то, что с не меньшим удивлением в этом убедились и сами основатели фирмы - пара бывших студентов, которых вышибли из мединститута за слишком пристальное изучение некоторых сильнодействующих лекарств. Эти ребята, полистав атлас по акупунктуре, втыкали иголки куда попало, делали пассы и бормотали что-то замогильными голосами, но некоторые, а потом и многие пациенты, излечивались или, во всяком случае, чувствовали облегчение. Такие успехи перевели целителей из числа откровенных аферистов в число сдвинутых на почве целительства и привели к еще большим успехам. Утеряв остатки здравого смысла, они обрели веру в свои паранормальные силы и приобрели их, превратившись в пару шаманов, ни фига ни в чем не понимающих, но делающих вещи, черт знает как. Единственное, в чем их нельзя было обвинить, - это в жадности, они щедро делились с Вальтро деньгами, которые не могли обслужить ее несуществующие пороки, и своим опытом, который не умещался в их косноязычие.
Однажды она пригласила их на дачу, с ведома Жоржика. Жоржик согласился в целях получения развединформации об окружении Вальтро, но заранее надулся, налился презрением и заготовил ядовитые шуточки для пришельцев. Он заочно ненавидел всех, кто хотя бы теоретически мог оказать на драгоценную Вальтро влияние, которого он не мог избежать.
Они приехали втроем, легко разместившись на огромном мотоцикле. Жоржик встретил их, сидя голым в шезлонге посреди газона и надеясь сходу потрясти их своим внешним видом - он знал, что выглядит, как помесь Старика Хоттабыча с Гингемой. Но пришельцы как будто не заметили ничего особенного, зато приволокли к столу солидную сумку, из которой вынули, помимо кучи деликатесов, упаковку с дюжиной "Тре Крунур". Жоржику, уже успевшему заранее возненавидеть их за халявство, пришлось делать вид, что это его ничуть не впечатлило.
- Вы правильно выбрали позицию, - сказала Тельма, женская половина шаманствующей пары. - Солнце любит вас. Оно должно освещать ваш член - корень вашей жизни и ее женьшень.
- Я все равно до него не дотянусь, - отмахнулся Жоржик.
- Руками дотянетесь, - сказала Тельма, что заставило Жоржика посмотреть на нее с некоторым интересом. - Умеренная мастурбация на солнце - лучшая профилактика любых заболеваний. У вас есть сперма?
- Сколько угодно, - с осторожной готовностью ответил Жоржик, просчитывая ловушку, которая могла быть скрыта в этом вопросе.
- Берегите ее, - с чувством сказала Тельма. - Это сокровищница жизни, не теряйте ни единой капли.
- Я не теряю ни единой капли уже целый год, - радостно сообщил Алик, мужская половина дуэта.
- А куда же вы ее деваете? - поинтересовался Жоржик.
- Во время оргазма, я опускаю ее в мочевой пузырь, - пояснил Алик, - а потом выпиваю мочу - в ней целительная сила.
- М-м-да, - Жоржик задумчиво посмотрел на его губы, влажно блестящие в рыжеватой поросли бороды. - И как, вкусно?
- Когда вы впервые взяли виски в рот, - усмехнулся Алик, - это тоже не было вкусно, но потом вы привыкли. И даже начали нюхать. Не так ли?
- Есть грех, - вздохнул Жоржик, разливая в бокалы дареный нектар. - Хорошо, знаете ли, и понюхать, и в рот взять в хорошей компании. - Вальтро вдруг быстро встала, прошла к бассейну и некоторое время шумно брызгала себе там в лицо, подрагивая плечами от холодной воды, потом с невозмутимым видом вернулась к столу.
- Вальтро светится от энергии, - сказала Тельма, как о чем-то очевидном, - потому что не разбрасывает свою половую силу направо и налево.
- А куда же она светит? - настораживаясь, спросил Жоржик.
- Само ее присутствие создает атмосферу, - сказал Алик. - Ее аура привлекает людей и способствует излечению.
- Ах, это, - Жоржик, уже заподозривший, что о некоторых специфических способностях Вальтро стало известно посторонним, облегченно вздохнул. - Ничего удивительного. В присутствии такой ассистентки, у кого угодно поднимется тонус.
- Как вы мочитесь? - поинтересовалась Тельма.
- Как все, - удивился Жоржик. - Писькой.
- Не страдаете ли вы простатитом? - уточнила Тельма.
- Не страдаю, - ответил Жоржик. - Профилактика простатита - это мое хобби.
- Вы в очень хорошей форме, - одобрительно кивнула Тельма. - Будете в еще лучшей, если станете втирать мочу в голову перед тем, как выйти на солнце.
- Да, действительно, - согласился Жоржик, сильно жалея, что рядом нет Нелли для поддержания разговора.
- Это улучшает мозговое кровообращение, - продолжила Тельма.
- И ускоряет созревание маразма, - поддакнул Жоржик.
- И ускоряет рост волос, - вмешался Алик, - Если втирать мочу в их корни.
- А ваш маразм будет благополучно созревать и дальше, - пригрозила Тельма, - Если вы не примете точку зрения специалистов.
- Спасибо, - поблагодарил Жоржик. - Я и какаю хорошо. Хороший продукт пропадает, - он подергал себя за седой пук волос, который свисал у него до середины спины. - Может, использовать для удобрения корней? Или для унавоживания хвоста?
- Нельзя, - с сожалением вздохнул Алик. - Кал употребляют только внутрь и только после предварительной подготовки.
- На хлеб, что ли, намазывают? - поинтересовался Жоржик.
- Нет, его ферментируют в банках, без доступа кислорода, - разъяснила Тельма. - Декан Свифт так делал и был очень умным.
- Не сомневаюсь, - сказал Жоржик. - Но поскольку, у нас нет подготовленного продукта, предлагаю выпить и закусить по-простому, чем Бог послал, - он потер руки. - У вас как с аппетитом?
- Прекрасно! - в один голос ответили Алик и Тельма.
Вальтро, которая на протяжении всего этого умного разговора сидела, не поднимая глаз от тарелки и не смея взять воды в рот, с облегчением схватилась за стакан с минералкой.
Отобедав, они укрылись от нарастающей жары в доме, где Алика и Тельму сразу понесло к книжным шкафам.
- У вас есть Свифт, - Алик обличительно указал пальцем.
- Он у меня есть, - согласился Жоржик, - хотя я и не ферментирую собственное дерьмо в банках. Я предпочитаю в нем вариться.
- У вас есть также и Парацельс и фон Крафт, - не менее строго указала Тельма.
- У меня много чего есть, - усмехнулся Жоржик, - кроме счастья в жизни, - он небрежно махнул рукой. - Я давно уже этого не читаю. Все это суета сует, и слово изреченное есть ложь.
- Ну да, - усмехнулся Алик. - А если я вас сейчас обложу по-батюшке, вы же обидитесь?
- Можете и в штаны наложить, - предложил Жоржик, - нисколько не обижусь и даже дам вам Свифта, жопу вытереть.
- А вы дайте просто так, - вызывающе сказала Тельма, - и Парацельса. И Крафта.
- А вот и не дам, - вызывающе ответил Жоржик, - просто за так. Я собирал это дерьмо всю жизнь и люблю его, как собственное, в которое превратились все эти книжки. А вы хотите получить на халяву, даже не пукнув. Вот сможете наложить в штаны прямо сейчас? Отдам и Крафта, и Парацельса.
- Вы человек твердых принципов, - уважительно сказала Тельма.
- Очень твердых, до запора, - ответил Жоржик.
- Могу предложить вам хорошей азиатской конопли, очень помогает, - сказал Алик.
- Ну-ка, покажите, - заинтересовался Жоржик. - Уже сто лет не видел настоящей конопли.
- Это очень долго, - сочувственно сказал Алик, извлекая кисет, - особенно, учитывая ваш возраст. Пожалуйста, угощайтесь.
- Это ферментированный продукт, по-простому называемый "гашиш", - сказала Тельма. - Его можно не намазывать на хлеб, а есть просто так.
- Или предпочитаете соснуть? - с улыбкой спросил Алик, извлекая из нагрудного кармана изящный стеклянный кальянчик.