Утро хрестоматийно туманное, и высокие фонари размазывают белый свет по асфальту, по деревьям, по многоглазым девятиэтажкам. Ночью лило, но седое небо до сих пор набухшее водой. Пять часов.

   1
   Ну вот, натикало пять – и закончилась смена. Домой. Обойдусь без такси, мне же близко, заодно прогуляюсь. Из прокуренного зала в август – свежо. Подышим.
   Вестибюль в «Эсмеральде» мраморный, блестящий и скользкий – будто кем-то облизан. В зале – лампы над столами раздвигают полумрак, смешанный с дымом. Столы – зеленые с разноцветными фишками – похожи на клумбы. А мы садовники с картами и шариками. Белый верх, темный низ – обслуга, эмиссары судьбы. Такая работа.
   Карты послушно скользят в руках и ложатся по местам. Шарик по переборочкам: клик-клак, все глаза на него – кому, кому, сколько выпадет?!
   Не перевелся еще наивняк – к нам идут за деньгами. Бывает, что фарт им и катит – по мелочи, редко. Вот и сегодня. Я же видел, все видел: этот пацан пришел с последними. Ушел пустой. А подыграть я не мог, пит-босс за спиной – не шутки.
   Мама встретит в дверях – не спала или так рано проснулась? – и нальет чаю. Как всегда, скажет: «Лучше б учился». Не лучше. Не лучше, мама: от ценообразования и биржевого дела меня воротит. От теории вероятности сегодня утром – тоже.

   2
   Пятнисто-серое небо отражается в лужах. Неуютно идти по небу – и мокро, и грустно – а обходить его лень. Какая разница, все равно уже хлюпает в босоножках. Простудиться, заболеть и протянуть (говорят, красивые) ножки? Мы всё равно перемрем от водки и героина, разве важно – годом раньше ли, годом позже, от сифилиса, от ангины. Девятнадцать, двадцать или тянуть до тридцати? Ладно, идти.
   И зачем поехала к Леве – знала, что утром будет противно. Хотела согреться, просто согреться. Тепло? Тепло ли тебе, девица, тепло ли, красная? Дедушка, дедушка, что тебе ответить? Я вчера оказалась неизвестно где, и сейчас непонятно кто. В ванной у Левы увидела чудовище – оказалось, что зеркало.
   Сегодня к третьей паре – какие-то лекции. Книжечки, тетрадки, синус-косинус, площадь трапеции.

   3
   Ветклиника круглосуточная, сидел в коридоре, ждал – как будто поможет. Старался не думать, не вспоминать, оглядывался. Кто с кем: с кошками, собаками, птичками, крысами. Пахло почему-то обычной больницей: лекарствами, железом, столовой.
   На заднем сиденье Топка – или это уже не Топка? Вчера, с вечера, был еще он, спаниель несчастный. Выскочил, дурачок, на дорогу – здравствуй, машина. Что теперь? Ткнуться мордой в сложенные на руле руки, или размазать по ней мокрую дрянь – никто же не увидит. Еще можно грызть рукав...

   4
   Ох и рань же несусветная! Нормальные люди спят, а нам деваться некуда. Ехать через весь город, контейнер открывать, товар лицом развешивать. И понесется день. Подходим-подходим, трикотаж смотрим (ах я несчастная, торговка частная), трикотаж отличный, что показать? Да вы примерьте, девушка, примерьте (купите бублички), цвет вам отлично (платите рублички).
   Летом кривоколенные переулки нашей барахолки плавкие от жары, зимой – промороженные. Кофточки, девушки, плечики, рублички, пирожки вразнос, хозяйка за выручкой – вот и день прошел, собираемся. Считаем, складываем, закрываем. Ноги гудят – снова на такси.
   Дома Санька: как обычно, уткнулся в компьютер. Лопатки торчат, шейка тоненькая, затылок стриженый – вид у пацана сиротский. В школе-то был? Суп ел? Кивнет и дальше гнобить своих монстров. Так, ополоснуться под душем и готовить что-нибудь на завтра. После – проверить дневник. Ругаться нет сил. Спать, спать – завтра снова выходить в пять. То ли лошадь цирковая, то ли белка в колесе.

   5
   Ночь прожили, проснулся – и ладненько. Лето кончается, по утрам холодает, на свежем воздухе ночевать уже не фонтан. Надо, надо что-то искать на холодный сезон.
   А сейчас на работу пора – к часовне. У церквей подают хорошо, особенно те, кому молиться некогда. И компания у нас там культурная, интеллигентная. Зато на воздухе, а зима впереди. Вот, место бы поменять, а куда? В метро да на вокзале менты, на рынках все занято, воровать – не мой профиль, совсем не мой.
   Не, ничё не прошу – куда еще мне влезать? У него ж других детей еще миллионы, может, вышли и рыбины, и хлеба. Что вы хотите – две с лишним тыщи лет на посту и все тянуть, тянуть на себе – кто хочешь устанет. Сами, миленькие, давайте уж сами, пожалейте его.

   Блудный муж тихонько открывает дверь, стараясь не звякнуть ключами.
   Зевает молоденькая продавщица круглосуточного киоска, разбуженная ранним посетителем.
   Выходит из обнесенной хатки удачливый скокарь.
   Обнаруживает себя на лавочке пассажир, выходящий из трипа.
   Придерживая руками живот, на улице ждет такси беременная в мокром комбинезоне – пока спускалась по лестнице, отошли воды.
   Трусцой бежит по парку бодрый старичок.
   Кто-то убаюкивает малыша любимой считалкой: «Раз-два-три-четыре-пять, вышли зайцы погулять...»
   Стучит, кружась, веретено, обматывает нас паутинкой вечности.