Ему постоянно казалось, что он слышит ее голос. Временами он уверялся, что это сведет его с ума, если бы Валар могли впадать в такое состояние. Чудилось, что она зовет его, окликает по имени, и тогда он цепенел в необоримой тоске, не в силах пошевелиться.
Сидеть над своими книгами в зыбкой неверной обманчивой тишине стало сущей пыткой и горькой мукой, но выходить наружу, видеть счастливый город и сочувственные лица собратьев было стократ, тысячекратно тяжелей. И Намо оставался там, где его окружали лишь призраки.
Он почти радовался, когда появлялась новая фэа: находилось дело, звучали слова. Тогда Судия ощущал себя нужным - это чувство почти оставило его, когда она ушла. И он выполнял свой долг, ибо ничего другого ему не осталось.
Иногда он срывался с места и то брел, то бежал по нескончаемым коридорам в тщетной надежде найти... кого? Фэар в страхе разлетались при его появлении, настолько гнетущей стала исходящая от Валы сила. Едва ли он замечал это сам, но Мандос из места успокоения и отдохновения превращался... сложно сказать, во что. Живым не дозволено говорить с тенями, и никто из однажды ушедших давно не возвращался из Чертогов. Фэар не могли излечиться; они только страдали сильней и сильней, сгибаясь под непосильным грузом принесенных мыслей и горестей, ибо некому было им помочь, пока Намо терзался собственной бедой.
"Я жажду покоя. Я ухожу из Арды. Такова моя воля". Ее последние слова постоянно вертелись в голове Мандоса, и он не мог их позабыть при всем желании. Впрочем, Вала и не хотел.
Время от времени Намо заходил в ее чертоги. Там тянулись гобелены, которые по-прежнему продолжали появляться. Он даже с закрытыми глазами, наощупь мог определить, какого из них касалась ее рука, где закончились полотна, вытканные Вайрэ, и начались те, что вели историю уже без нее.
Однажды он действительно увидел женский силуэт в чертогах, и на миг слепая тоска взяла верх над разумом. "Вайрэ!" - позвал он исступленно. Женщина испуганно обернулась, и с ее головы соскользнул платок, открыв взору Валы серебристые волосы. Она подхватила покрывало и поспешила прочь, бросив через плечо затравленный взгляд.
Тогда Намо медленно вернулся обратно, в свое мертвое и мертвящее царство, и опустился на трон, который принял его в ледяные объятия. Он устал от окружающей его пустоты, которая была отражением пустоты внутренней, и мысли его мутным потоком текли по залам, пугая их временных обитателей.
- Кто бы мог тогда подумать, что все так обернется, правда, Намо?
В голосе говорящего не было и тени насмешки. Его терзала не менее страшная мука - и гораздо более горькая.
- И твои слова о судьбах Арды, заключенных в кристальную оболочку... да какое дело до судеб мира тому, кто потерял родную душу!
Вала взглянул на тень.
- Нет, сперва у них было иное предназначение...
Фэа подплыла к Судии совсем близко и что-то тихо прошептала ему на ухо.
И тогда он закричал.
Часть 2. Сторож брата своего
Где брат твой?
Господь Бог.
Она проснулась в слезах. Перед глазами еще кружились какие-то обрывки черных вихрей, вспыхивали разноцветные огни. Сон был кратким, но тревожным и незапоминающимся; он оставил по себе только тяжелую муть в голове и горький вкус на губах. Если бы кто-то спросил ее, что ей снилось, она бы ответила только, что что-то гадкое и страшное. Но спросить было некому. Королева Индис овдовела давным-давно.
Эллет поднялась с постели. При одном только взгляде на подушку к горлу подкатывала тошнота. Она накинула платье, и вышла на задний дворик.
В предрассветной мгле лежащий за домом сад казался чуждым и странным. Деревья изгибались, тянули ветви, словно руки, в немой мольбе. Птицы молчали, уютно укрывшись в гнездах, свободные от любых снов. Индис сидела, полуприкрыв глаза, и ждала, когда ладья Ариэн взойдет над миром.
Да, нынче все совсем не так, как оно было на заре мира и во времена расцвета Благословенного края. И даже изломное время затемнения и сокрытия Валинора теперь казалось не таким страшным. Отсюда, с этого заднего дворика перед рассветом все виделось совсем иначе, нежели тогда.
Она разом потеряла почти всю семью. До сих пор Индис не могла сказать, что стало для нее самым горестным: уход ли старших детей и внуков, выбор ли Финвэ. Все же ваниа не теряла надежды и тогда. И из Мандоса возвращаются, твердила она себе. Кто мог знать, что вернется, и то лишь наполовину, одна только Мириэль, и никто более?
Индис не хотелось так думать, но мысли ее упорно вертелись вокруг одного - что-то жуткое началось снова после решения Мириэли. Неправильное. Она отчетливо понимала, что вины той в этом нет. Как нет и вины иглы, если о нее уколется не очень умелая швея. Да вот боль все равно не становится меньше...
Ваниа припоминала. Да, Мириэль стала первой ласточкой: законы мира вновь дрогнули, когда решившая однажды никогда не возрождаться все же вернулась. Мириэль... Фириэль хоть и не поселилась среди живых, перешла черту обратно.
А затем ушла Вайрэ. Никто доподлинно не знал, что произошло: однажды эльфам просто сказали, что этой Валиэ в Арде больше нет, она покинула ее и вернулась к Эру, за грань мира. Говорят, что Вайрэ утомилась выпрядать гобелены искаженного мира - столь сильна была ее боль, что нить рвалась в ее руках. Говорили еще, что ни Ирмо, ни Эстэ оказались не в силах ей помочь, и после долгих бесплодных попыток им пришлось отступить. Вайрэ покинула свои чертоги, где остались только ее майар. И Фириэль, чья безустанная рука продолжила ткать картину мира.
И кое-где еще болтали... нет, не к лицу королеве прятаться за стыдливым "кое-где" - во дворце, пустом королевском дворце, говорили, что неладно стало и в Мандосе после ухода Вайрэ. Индис вовек не забыть воспаленные глаза Нерданэль, и складки, залегшие вокруг рта Анайрэ, и недоуменно поднятые брови Арафинвэ. Каждый из них ждал - и не мог дождаться, а невысказанный вопрос "почему?" давно стал полноправным членом семьи.
Текли годы; началась и закончилась Война гнева, и Моргота отправили за Стену ночи. Но никто так и не вернулся. Давным-давно эльфы не видали Судию Намо: даже приговор Морготу оглашал сам Манвэ, и это было столь странным, что долго еще о том судачили во всех домах.
Индис упрямо прогоняла прочь засевшую где-то на краю сознания догадку, что отсутствие Намо прямо связано с тем, что эльфы не могут возродиться.
Солнце все не вставало, но вокруг уже светлело. Скоро первые лучи ласково обнимут кроны деревьев, и мир станет похож на настоящий.
И сны... Индис никому не говорила о мучительных сновидениях, которые все чаще приходили к ней. Она стала меньше спать, и лежа без сна чутко вслушивалась в звонкую громаду дворца. Иногда ваниа сидела вот так, то ли грезила, то ли вспоминала. А однажды Индис услышала, как кто-то кричит. Голос столь исказила мука, что она даже сперва не узнала его, и только прибежав на звук и увидев Анайрэ, поняла, кто это был. Та наотрез отказалась рассказывать что-то, но с той поры Индис часто замечала, как Анайрэ бродит по саду ночами или уходит куда-то.
Так и шла теперь... жизнь?
***
Деревья устало клонили золотистые ветви к земле. Птицы мирно дремали в кронах. Серый, предрассветный час. Даже тут - серый.
Эстэ отсчитывала капли из зеленоватой бутылочки, мерно покачивая ее над чашкой с водой. Десять, одиннадцать, двенадцать... хватит, пожалуй. Валиэ аккуратно размешала питье деревянной ложкой и перелила в оплетенную лозой флягу.
- Можно пить к вечеру, по ложке, - Эстэ протянула флягу Анайрэ.
Та кивнула, принимая напиток.
- Владычица Эстэ...
- Что, дитя мое?
- Когда... когда же сны вернутся? - запинаясь, пробормотала эллет.
Эстэ с состраданием поглядела на нее.
- Прости, но я не знаю, - ответила Валиэ. - Боюсь, что ответ ведом лишь Манвэ.
Бросив вслед уходящей Анайрэ печальный взгляд, Эстэ аккуратно собрала бутылочки и скляночки и составила их в ящик. Раз, два, три... семь пустых, надо снова собрать трав и сделать из них нагоняющее сон питье.
- Ирмо, Ирмо, - вздохнула она.
***
Ветки бились и стучали в окно. Ветер носился вокруг дома бешеной собакой и выл.
Внезапно проснувшаяся Аэрин испуганно наблюдала с кровати за тем, что творилось за окном. Ей чудилось, что там кто-то бродит и заглядывает в дом. Бабка Найра хлопотала у очага, разводя огонь, чтобы поставить кашу, и совсем не обращала внимания на происходящее.
- Ба... - протянула девочка, натягивая одеяло до подбородка. - Ба, там ходит кто-то.
- Где ходит? - Найра ловко поставила котелок на огонь, вытерла руки о передник и повернулась к внучке.
- Там, за окном, - шмыгнула носом Аэрин. - И еще глядит...
Найра посмотрела за окно. В предрассветных сумерках двор едва можно было различить. Темнел забор вокруг дома, у ворот стояла телега, на которой им скоро надо будет ехать на ярмарку.
Все, как обычно. И бродящие по двору тени - тоже как водится.
Найра присела к девочке на постель.
- Ну что ты, - она погладила Аэрин по голове. - Это же тени только, души. Видишь, погода-то какая, им тоже хочется поближе к теплу-то... хоть они его и не чувствуют.
Аэрин напряженно смотрела в окно.
- А почему они вообще бродят? - наконец спросила девочка и прижалась к бабке.
Та обняла ее одной рукой.
- Не знаю, деточка... Знаю только, что раньше-то оно по-другому было. Умирал человек, и душа его тоже улетала. А теперь души вокруг нас ходят. Ты не бойся, они дурного не сделают. Им тут тоже грустно мыкаться...
***
Золотые листья под лучами солнца сверкали совсем уж ярко, но не столь сильно, чтобы Вала не мог смотреть на них, не жмурясь. Ирмо подставил лицо первых лучам светила.
Наверно, скоро придет Эстэ и будет тихо рассказывать, сколько эльфов снова приходили к ней за сонным питьем. Потом возьмет его за руку и замолчит, прислонившись к плечу. А он вновь слегка виновато глянет на нее, вздохнет и поцелует в макушку.
Что же поделать, если тут, в сердце Лориэна, спит его брат, обессиленный тем, что с ним нет второй половины его фэа, и беспокойный сон его надо беречь.