Аннотация: Все мы вышли из антички и должны туда же вернуться.
Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку.
Наше все
Уж как первое сердце жемчужное,
а седьмое-то сердце железное.
Мельница
Первый явился на рассвете. Туман повисал рваными клоками на кустах, расползался гнилью по траве, но ему оставалось уже недолго: вот-вот солнце поднимется выше и прогонит ночную сырость.
Он ступал уверенно, четко и нисколько не стерегся. Она наблюдала за тем, как он шагает, положив руку на меч. Только этот жест и выдавал то, что все-таки он готов к неожиданностям.
Ни меч, ни готовность не помогли, когда она прыгнула сверху, раздирая когтями беззащитную шею.
Когда солнце окончательно оторвалось от горизонта, холодную траву покрывал уже не туман, а кровь, исходящая паром.
Второй ее напугал. Сперва она подумала, что ей мерещится: никто не способен выжить после того, как ему оторвали голову. Но вот он идет, как будто ничего не случилось. Она едва прилегла отдохнуть, а ее вновь потревожили. Что они позабыли в ее владениях?
Только хорошенько принюхавшись, она поняла, что это не первый, только очень похож. У них был разный запах. Второй пах железом и углями, а первый -- солью и немного липой.
На вкус они тоже были разными.
Третий ее удивил и почти застал врасплох. После она зализывала длинную рану на боку и тихонько скулила от огорчения. Никто не мог найти ее убежище в сердце лабиринта, а он нашел! Но и поплатился. Его кости украсят вход. Она даже почувствовала толику сожаления, когда рассматривала то, что осталось от смуглого лица.
Четвертый и пятый шли один за другим, так что не было времени обдумать, почему в последнее время к ней зачастили гости. Ей даже пришла в голову донельзя глупая мысль, что так много есть не стоит. Да кто откажется от свежатинки, которая сама идет в зубы? Она удовлетворенно причмокнула. Из волос она соорудила себе мягкую подушку. Красиво вышло: черное с толикой рыжего.
А больше никто не появлялся, и постепенно она расслабилась, разленилась и перестала каждый день обходить лабиринт.
***
Она встрепенулась. Потом резко оторвала голову от так полюбившейся ей мягкой подушки и навострила уши. По лабиринту кто-то шел. Она чувствовала это всей кожей, хоть и не могла пока услышать. Скатившись с ложа, она проворно шмыгнула наружу. Лабиринт был темен; еловые лапы клонились вниз, образуя надежную изгородь. Она повела носом. Запах уже бил в ноздри яростным сигналом: "Чужак!" Она фыркнула и припала к земле, решив дождаться его тут.
Но шаги вдруг замерли. Хочет выманить? Как смело. Что ж, она доставит ему такое удовольствие. Она буквально взлетела по сосновому стволу, помогая себе когтями. Бросаться сверху -- лучше всего, ни один не ждал атаки оттуда.
Этот ждал. И ударил неожиданно, с левой руки, ткнул ее в бок. Она завизжала от ярости, даже не чувствуя боли, и приготовилась к новому прыжку, теперь уже с земли.
Ей даже удалось прыгнуть. Но уже в полете, как бы краток он ни был, она ощутила, как ее опутывает неведомо откуда появившаяся сеть. Она рычала и брыкалась, пыталась разорвать сеть когтями и клыками, но тщетно. Все то время, пока она пыталась освободиться, он стоял и смотрел, благоразумно не приближаясь. В конце концов она затихла, обессилев, и только тогда он подошел -- только для того, чтобы накинуть еще и толстуювыделанную кожу и скрутить ее, как гусеницу. Она позволила себя тащить, собираясь с силами. Рано или поздно он потеряет бдительность. Даже пятый потерял -- она кружила его долго, петляла по лабиринту, пока он не ошибся и подставился прямо под ее когти.
Тащили ее недолго и недалеко, она узнала запах родного логова. И тут же раздался яростный, полный боли вопль. Она отчего-то испугалась и сжалась в своем коконе. Сквозь крохотную щелочку она с трудом разглядела, как он подбирает с земли ее любимую подушку и прижимает к груди. А потом услыхала, как в логово входит кто-то еще, и почти сразу ощутила сильный пинок под ребра, закашлялась, заперхала и ждала новых ударов, но к своему удивлению, услышала, как оба выбрались из логова, оставив ее валяться.
Она сперва тоненько подвывала от страха, а потом провалилась в забытье.
-- Не надо было ее пинать.
-- Будто тебе не хотелось.
-- Хотелось. Но она же ничего не соображает.
-- А мы соображаем, раз допустили это?..
***
Он уже давно потерял надежду. Если бы он мог повернуть время вспять! Уж конечно, не стал бы противиться воле дочери... Он сам, сам накликал на нее беду. Все было испробовано, и все без толку.
Поэтому когда они ввалились в его покои, поцарапанные, но живые, он не поверил своим глазам. И еще меньше он поверил им, увидев дочь. Жена стиснула его руку так сильно, что там, верно, останутся синяки.
-- Лютиэн!
Она взглянула на родителей глазами, еще слегка безумными от пережитого, покачнулась и осела бы на пол, если бы не твердая рука Келегорма, державшая ее за локоть.
-- Что... что происходит?
Лютиэн с некоторым трудом, но освободилась от хватки, и шагнула вперед.
-- Где Берен? И почему меня тащили связанную? -- второй вопрос был задан Маэдросу. Она обвела всех гневным взглядом. -- Как вы можете так со мной обращаться?
У Маэдроса затрепетали ноздри. Было видно, что сдерживаться ему стоит огромных усилий. Келегорм рассматривал узор на потолке, стиснутые на кинжале пальцы побелели.
-- Да отвечайте же! -- крикнула Лютиэн и снова пошатнулась.
Тингол сдернул со стола ткань, и покои озарились ярким ровным светом. Келегорм оторвался от созерцания потолка. Лютиэн ойкнула и прижала руку ко рту. Гнев на ее лице сменился недоумением, а потом радостью.
-- Значит, он смог! Но где же он?
-- Он мертв, -- с некоторым усилием ответила Мелиан.
У Лютиэн задрожали губы.
-- Как? Как это вышло? Берен погиб, потому что вы держали меня взаперти!
-- Берен погиб, потому что его загрызло чудовище, -- ровно сказал Тингол. -- Он сам хотел с ним сразиться.
Лютиэн отчаянно затрясла головой.
-- Тебе мало было Сильмарилла? Ты решил дать еще задание? Даже не сказав мне?
Мелиан предупреждающе подняла руку.
-- Давай оставим пока эту тему.
-- Нет! -- Лютиэн яростно сверкнула глазами. -- Я хочу знать, что с ним произошло!
-- У тебя болит левый бок? -- неожиданно спросил Келегорм.
-- Да, -- растерявшись, ответила Лютиэн.
-- Это я тебя пнул. И с удовольствием бы повторил.
Тингол нахмурился, но промолчал. Свет Сильмарилла лежал тонким покровом на лицах -- печальных, гневных, ожесточенных, уставших.
-- Расскажи ей, Элу. Или я сам расскажу, -- разомкнул губы Маэдрос.
-- Н-нет. Я не могу.
-- Можешь. И станешь. У нас был уговор.
-- Она сойдет с ума. Я не могу ее потерять!
В ответ Маэдрос чем-то швырнул в него. Тингол бессознательно поймал какой-то мягкий сверток. Поглядев на него, он понял, что это сплетенные волосы, черные и медные. Тингол вздрогнул. И решился.
-- Сядь, Лютиэн. Сядь.
Она послушно села в подставленное матерью кресло и вцепилась в подлокотники, готовая вскочить.
-- Ты ничего не помнишь, -- начал Тингол. -- Я бы хотел, чтобы так и осталось, но у нас с Маэдросом действительно уговор. Из двух пунктов. И первым в нем значится, что я скажу тебе правду о том, что произошло. Из терема, где я тебя запер, ты сбежала и отправилась на помощь к Берену. Встретила по пути Келегорма и Куруфина и отправилась с ними в Нарготронд. Оттуда добралась до Тол-ин-Гаурхота и освободила Берена из плена. Вместе вы добыли Сильмарилл из короны Моргота. Но на тебя пало его проклятье, и едва вы с Береном переступили границу Дориата, ты превратилась в безумное и злобное чудовище. Ни у кого не поднялась рука убить тебя. Мы сковали тебя цепями, а потом построили лабиринт, огражденный чарами твоей матери, так что ты не могла выйти оттуда. Мы гадали, как снять проклятье, пока однажды Мелиан не пришло видение. Проклятье мог снять только мужчина, не связанный с тобой родством. Ему надо было добровольно провести рядом три дня и три ночи, только и всего. Берен пошел первым. Пробовал и Даэрон. Многие пытались, но никому оказалось не под силу одолеть тебя.
Тингол остановился, переводя дух. Лютиэн била крупная дрожь.
-- А потом явились гонцы от Маэдроса. Он хотел Сильмарилл, а я -- я хотел вернуть тебя. И я предложил им Сильмарилл, если кто-то из них сумеет снять проклятье. Вот и все, -- Тингол пристально смотрел на дочь, словно опасаясь, что она вновь превратится в чудовище.
Лютиэн сгорбилась в кресле и закрыла лицо руками. Она ничего не помнила. Только брошенный Маэдросом сверток показался ей смутно знакомым.
Тингол сделал приглашающий жест в сторону стола. Маэдрос подошел и вгляделся в Сильмарилл.