* * *
М. А.
Заезженной пластинке не впервой
тихонько вторят капли дождевые.
Ах, как он пел,
когда он был живой! -
так не имеют права петь живые.
Он доводил до дрожи,
до греха,
до эшафота -
и до пьедестала!..
Лишь одного - посмертного - штриха
ему до совершенства не хватало.
Кто разберется - вдруг или не вдруг -
но сделан шаг.
Ограниченья сняты.
И совершенство замыкает круг
сознаньем окончательной утраты.
А мы... да что о нас? -
живем пока,
глотнув украдкой холодок исхода.
Как странен вкус посмертного глотка! -
Гармония.
Отчаянье.
Свобода.
* * *
Что нынче со мною сталось!
Живу - почти наугад.
Пошли мне, Господь, под старость
мансарду окнами в сад.
Пусть ночью,
когда не спится,
снотворное изведя -
придумаю
сквозь черепицу
кошачьи шаги дождя.
И дождь очнется,
чуть слышен,
окрепнет -
и я сойду
в разорванный шорох вишен,
шуршащих в ночном саду.
И сад зашумит протяжно,
задвигается под окном.
И станет совсем не важно,
что будет со мной потом.
Споткнется ночь на изломе...
И лишь чуть-чуть погодя
поселятся в старом доме
шум листьев
и шум дождя.
* * *
Здесь были когда-то ведущие к морю ступени -
но нынче настил деревянный песками спеленут,
и нет на песке ни единого следа;
и тени
под собственной тяжестью тянутся к морю
и тонут;
и тянутся снова;
и, тьму по пути источая,
вконец истончась,
перепутавшись между собою,
песок покрывают от края деревьев -
до края,
пунктирно отбитого мерным
мерцаньем
прибоя;
и плавно песок оплывает с погасших ступеней,
теряясь в тенях,
с наступающей ночью не споря;
и стонет в песке остывающий ветер осенний -
и сдвоенным стоном ему отзывается море.
* * *
Четыре стены -
отреченья четыре
от бреда, грозящего этой квартире,
от пальцев хирурга,
шагов за стеной,
от морока,
мрака,
мороки ночной,
от полой иглы, протыкающей вены!..
...но как он цеплялся за книги,
за стены -
как будто домашние вещи могли
ослабить чуть-чуть притяженье земли!
Как будто отсюда,
смирясь понемногу,
он смог бы получше собраться в дорогу,
присел бы на кресло,
привстал погодя -
и все объяснил бы,
в метель уходя:
про боль отпустившую,
солнце повсюду...
Я знаю. Я впредь сомневаться не буду.
Дороги,
затверженной впрок наизусть -
еще не хочу.
Но уже - не боюсь.
* * *
... а когда -
сплошняком зарядив -
дожди
на остывшую осень землю осудят,
не щади нас, Господи,
не щади -
накажи предвиденьем наших судеб.
Предъяви счета,
подведи итог -
чтобы в неустанной Твоей заботе
мы - из крови и плоти -
ведали срок
нашей крови, Господи,
нашей плоти!..
На Твои скрижали дохни,
смеясь,
нашей смертной дрожи дыханьем стылым -
чтобы стало нам отвести свой час
не по силам, Господи,
не по силам.
Оставайся с миром.
Цари - один.
Мы уже ушли из пределов нищих.
...но среди покрывающих землю льдин -
что Ты ищешь, Господи?
Что Ты ищешь?..
* * *
На черта мне ночные эти бденья,
переплетенье слов, тоска, тщета!..
Но я в долгу от самого рожденья -
и нужен срок,
чтоб оплатить счета.
Когда-нибудь - потом -
свершив расплату,
я растворюсь,
спокойна и легка.
Но я сама назначу эту дату -
поэтому не торопи пока.
Не разрешай чужою кровью спора -
пусть будут до прозрачности просты
все звенья повседневного набора:
собака, кошка, книги и цветы.
И, разразясь размеренною речью,
и засучив повыше рукава -
как минимум,
я буду безупречна,
как максимум?..
как максимум - жива.
* * *
Ни прав,
ни выбора,
ни брода -
у гордеца.
Я знаю: высшая свобода -
внутри кольца.
И в ноющем контральто 'скорой'
зудит опять:
смирись с реальностью,
которой -
не выбирать.
За все заплатишь без боязни -
сама, сполна?
Не ошибись: найдутся казни -
была б вина!
Средь вин действительных и мнимых
легко ль - одной?
Нет ценностей,
соизмеримых
с такой ценой!
...теряя разум,
силы,
годы -
но не лицо! -
в безумном приступе свободы
замкнусь в кольцо.
* * *
По садам моим
что ни дом - то дым
изразцовых печей дыхание.
И сквозь листья - лишь
черепичных крыш
ярко-красное полыхание.
И в зеленый всхлип
тополей и лип
город вносит речи беспечные.
Невдогад ему,
невдогляд ему -
что люблю эти краски певчие.
И собачий лай,
и вороний грай
на границе ключа скрипичного.
Черепичный край,
черепичный рай -
утро-зарево черепичное!..