Ей все говорят, что она наивная. А она только щурится. Ей все говорят, что она губит свою жизнь. А она задумчиво прикуривает сигарету от свечи. Ей все говорят... А она упорно молчит.
По вечерам, прежде чем улечься в кровать и по детской привычке обнять левой рукой белую игрушечную собаку невнятной породы, она подолгу стоит у окна.
Глаза привычно отыскивают два знакомых огонька в доме напротив - яркий белый и тускловатый желтый. Она переводит взгляд с одного огонька на другой, ёжится - из окна поддувает, но ей все равно хорошо и спокойно.
Это окна ее человека.
"Он - мой человек!" - твердо отвечает она на редкие вопросы подруг.
Редкие, потому что часто спрашивать они не решаются - не любит Сашка этих разговоров.
На излишние расспросы лишь еще плотнее сжимает и без того тонкие губы, прищуривает темные глаза и молчит.
Громко молчит. Красноречиво.
И тогда все начинают говорить о моде и погоде.
Но иногда, очень редко, Сашка размокает, оттаивает, становится мягко-улыбчивой, и глаза ее из черных превращаются в горько-шоколадные, с ванильными искрами. Глаза словно впитывают аромат коньяка, который Сашка цедит из большого бокала. Её отрывистые короткие фразы сплетаются вдруг в обволакивающий, уютный и мягкий текст, она кутается в него словно в шарф, усмехаясь и то и дело опуская глаза.
А я только слушаю.
"Я знаю-знаю-знаю, что это пошло и банально. Даже неудобно это произносить - он женат. Это просто литературный штамп Жизни, корявый и страшненький, но что я могу поделать? Я живу несколько лет, придавленная этим штампом. Ты мне скажешь...Я знаю, что ты скажешь, не смотри на меня так !
Знаешь, по какому признаку я выбирала эту квартиру? - Сашка бокалом указывает на стены комнаты, в которой мы сидим. Я молчу.
"Я очень долго искала именно эту квартиру, потому что мои окна выходят на окна его дома. И я ее нашла, нашла!
Нет, я не дура, я не мазохистка, и я уважаю себя, не смотри на меня с жалостью.
Просто это мой человек и я должна быть с ним рядом, иначе я не могу дышать. Нет, я могу. Но я не могу!
Ты понимаешь?
Я смотрю на свет в его окнах каждый вечер и понимаю - там мое. Там - родное. Даже его жена, мы с ней практически родственницы, по ее мужу.
И я уже давно не ревную, я просто не могу иначе жить.
Хочешь, скажу тебе глупое слово? Это - любовь.
Пробовали ли мы расстаться? О, да! И часто. Результат, правда, неутешителен.
Однажды это сделал он. Я не плакала, я молча выслушала, молча вышла из машины, молча пошла в сторону дома - наверное, я онемела.
Где-то я бродила, я плохо помню, помню только, что шел мелкий противный дождик.
Поздно ночью я вошла в свою квартиру, тщательно заперла дверь и заплакала.
Я плакала почти три недели, не прерываясь на кофе и сигареты, не переставая. И даже испугалась, потому что подумала, что у меня, наверное, засорились слезные каналы, раз слезы не могут остановиться даже во сне.
Но так и было, я вся промокла и просолилась насквозь.
Я утонула бы, наверное, это точно. Но приехал отец, встряхнул меня за плечи как мешок - а я и была, в сущности, тогда мокрым пыльным мешком - в голове моей что-то щелкнуло, и слезы остановились. Как-будто закрыли кран."
Я смотрю на Сашку. Мне хочется сказать ей что-то. И одновременно не хочется говорить ничего. Потому что - ну что я скажу?
Когда препарируется Жизнь - в прозекторской должно быть тихо.
"А однажды я решила все закончить сама. Нет, ну серьезно, была весна, все кругом цвело и пахло, шальные взгляды, солнце подсолнухом смотрит в окно. Это солнце-подсолнух словно заслонило два огонька в доме напротив, и в моей постели появился другой мужчина. Такое у меня было лекарство, такие весенние витамины. Мне повезло - лекарство было не горьким, а даже вкусным. Влюбленный в меня, умный, красивый и свободный."
Сашка сосредоточенно посыпает ломтик лимона сахарным песком и задумчиво жует. Морщится. Я думаю, что от кислого лимона, а оказывается - от воспоминаний.
"Наутро он сказал мне: "Ну ты бы хоть мяукнула для приличия...Я был с тобой, но тебя-то не было!!!"
А меня и не было! Хотя я очень старалась быть.
Я открывала и закрывала глаза, прислушивалась к себе, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме двух маленьких огонечков за окном.
С другими я была умнее - закрывала окно занавесками. Но это не помогало. Совсем. Я все равно видела их, эти проклятые родные огоньки, даже сквозь плотно зашторенные окна и зажмуренные глаза.
Ничего не получалось"
Сашка закуривает и переводит блуждающий взгляд снова почерневших глаз куда-то в угол. И снова говорит-говорит-говорит.
"У тебя классные духи! Я так люблю духи, но не покупаю их. Мне нельзя, у нас конспирация, потому что в его машине не должно быть посторонних запахов. Нет, я не жалуюсь, я привыкла, просто стала смаковать ароматы как гурманствующий кофеман-язвенник. Кофе ему нельзя, но он наслаждается запахом от чужой джезвы.
А однажды я забыла свои перчатки у него в машине. Не специально, нет, так получилось"
Я смотрю на нее внимательно-вопросительно.
А она повторяет, не глядя на меня: "Говорю же - случайно! А жена нашла, и стала что-то спрашивать, и он что-то врал, и мне было так стыдно, когда он мне об этом рассказывал. И обидно - за него, за меня, и даже за нее. Почему-то."
Сигареты закончились, коньяк допит, надо бы сварить кофе, но не хочется вставать из уютного кресла.
Сашка вдруг начинает смеяться, ни с того ни с сего, невпопад.
Только она так умеет - хохотать болью.
"Ну и мелодраму я тебе тут рассказала, да? А ты напиши, напиши...рассказик. Хотя тут не рассказ, тут целый роман, с продолжением. Шесть лет - не баран начихал. Тут на сериальчик должно хватить!"
"Я могу!" - едва ли не впервые за весь вечер я подаю голос. - "Но у меня пунктик - я люблю хэппи энды. А здесь им не пахнет. Здесь не пахнет эндом вообще"
"А начало так и вовсе затерялось" - подхватывает Сашка.
Она очень красива сейчас - темные глаза блестят, на скулах темно-розовые тени, руки сцеплены под подбородком.
Я хочу сказать ей об этом, но снова молчу.
Сашка наверняка фыркнет и сделает вид, что смутилась. Промолчит и улыбнется.
Поэтому я просто жду следующей коньячной беседы, разговора о вечной истории.
Я не знаю, чем она закончится.
И какое будет окончание в жизни - хэппи-энд или просто энд.
Мы обе, я думаю, хотим хэппи-энда.
Но сценарий пишет жизнь, а что она еще придумает - неизвестно.