Мне навстречу, как судьба. 

День сей начался престранно, 
встал не поздно и не рано. 
Вышел просто погулять, 
проще косточки размять. 
Выходной ни дать ни взять, 
дел особых не видать. 
День шестое января, 
завтра праздник не беда. 

Подождут меня дела, 
а вчера метель была. 
Снега много намела 
и мороз ослаб с утра. 
Снег от солнышка искриться, 
скрипнет под ноги ложиться. 
Светло бело-голубым 
над трубой от печки дым. 

Солнца первые лучи, 
окна золотом зажгли. 
Заиграли на снегу, 
на домах и на лесу. 
Пробежались по полям 
и слезой в моих глазах. 
Жёлтым диском на востоке 
и безмолвием в природе. 

Я по улице неспешно, 
брёл по снегу в неизвестность. 
И во все глаза глядел 
в колдовство мороза дел. 
В козни матушки зимы, 
вдруг фигура впереди. 
Мне навстречу, как из сказки, 
в полушалке, вся в цветастом. 

Мне навстречу, как судьба, 
как знаменье среди дня. 
Из проулка закоулка 
не девица молодица, 
а цыганка молодая, 
полушалочком играя. 
Хитро смотрит на меня, 
глядь, в сугробе уже я. 

Надо мной стоит, смеётся, 
тропка меж сугробов вьётся. 
Знать сугроб был для меня, 
на двоих одна тропа. 
Руку мне вдруг подала, 
мне подняться помогла. 
Смело глянула в глаза, 
погадаю про тебя. 


Погадай, цыганка, мне. 

Погадай, цыганка, мне, 
погадай мне по руке. 
Погадай мне по ладошке, 
жизни там моей дорожки. 
Погадай мне на судьбу, 
с кем судьбу я разделю. 
Погадай про путь далёкий, 
про мои пути-дороги. 

Расскажи про день вчерашний, 
что живу я не напрасно. 
Расскажи про быль и не быль, 
где я был и где я не был. 
Расскажи про жизнь мою, 
ты гадай, не тороплю. 
Расскажи мне про судьбу, 
где невесту я найду. 

На ладони линий много, 
там мои пути-дороги. 
Это линии судьбы, 
там знамения мои. 
Эти линии длинны, 
перекрёстки там видны. 
Слева, справа бугорки, 
а низинки позади. 

Они вьются и змеятся, 
где мне плакать, иль смеяться. 
Где по жизни кувыркаться, 
где терпения набраться. 
Где же главная моя, 
где судьбы моей стезя. 
Где та линия одна, 
что с рожденья мне дана. 

Где, цыганка, моя слава, 
где звезду с небес достану. 
Где колени преклоню, 
с кем я ночку проведу. 
Где мне ворогов бояться, 
с кем по жизни повстречаться. 
Где мне Родине служить, 
где головушку сложить. 

Где закончу путь Земной, 
кто единственна со мной. 
Погадай, цыганка, мне, 
погадай мне по руке. 
Расскажи про быль и не быль, 
где я был и где я не был. 
Расскажи про жизнь мою, 
ты гадай, не тороплю. 


Карты запечатаны лежат. 

Ответы на вопросы все даны, 
в картишки сегодня я у сатаны. 
В заклад моя жива душа, 
и всё, как в прежние века. 
Сукном накрыли стол, 
раздали новенькие карты. 
Игра идёт изрядно, 
и день пошёл к закату. 

Смеркаться рано стало, 
огонь в камине в полнакала. 
Прислуги тени по углам, 
и очи красны тут и там. 
Бесшумные движения по залу 
и мёртвых черепа в оскале. 
Зажглась по мановенью люстра 
и отдалась колоды хрустом. 

Десятая колода к ряду, 
опять все трефы рядом. 
Бубновый туз в руке, 
шестёрка в сатанинском рукаве. 
Усыпан пол картями, 
кровавое вино в бокале. 
Играет пламенем камина, 
игры начало или середина. 

Бесшумно отворилась дверь, 
плывёт по залу тень. 
Под чёрным капюшоном, 
вздохнула вроде облегчённо. 
Вдруг резко обернулась, 
улыбкой бледной улыбнулась. 
Обличьем дева молодая, 
в руке коса кривая. 

Донёсся запах тлена, 
Судьбы, наверно, перемена. 
Туза я на кон бросил, 
смотрел на сатану с вопросом. 
Вдруг жизнь калейдоскопом, 
споткнулась дева в капюшоне. 
Стоп кадром всё назад, 
и карты запечатаны лежат. 


В общем, недотрога. 

Удача, фортуна и судьба 
играют в карты два на два 
на интерес со мною в дурака. 
А слава рядышком стоит 
и за игрою пристально следит, 
а туз козырный из рукава торчит. 

Она беспечна, как всегда, 
фортуна и удача её друзья, 
а карты не её стезя. 
Фортуне шепчет что-то иногда, 
удаче подмигивает, глядя на меня. 
Всё это видит безразличная судьба. 

Удача ёрзает на стуле, 
ей бедолаге не сидится, 
и стул под ней крениться. 
Скрипит козлом она на нём, 
как на коне лихом верхом. 

То глаз скосит, то карты в руку спрячет, 
фортуну в бок толкнёт, наверно, наудачу. 
Мухлюет иногда, за ней следит судьба. 
Та строга и, в общем, недотрога. 
И ей известна всех игроков дорога. 

Известен ей всегда и весь расклад, 
хотя помухлевать в игре, всяк рад. 
Фортуна с безмятежною улыбкою сидит, 
лишь я иногда на неё сердит. 

И с видом совершенно безразличным, 
судьбу водит за нос, не всегда тактично. 
Удаче голову дурит, следит за мной, 
не слишком ли я увлечён игрой. 
Таков азартных игроков картёжников расклад, 
и выиграть, всяк рад, и нет пути назад. 


Фигура странная ко мне явилась. 

Январь, число шестое, вечереет, небо закатным солнышком алеет. 
Смотрю в окно на улице ещё светло, а на душе предчувствие, произойдёт, 
наверно, что-то, пока не знаю что. 
Луна безмолвно на небо взошла, а улица бела, безмолвна и пуста. 
Машина, как мираж, к подъезду подошла, дверь распахнула, 
пассажира выпустила вдруг она и, как мираж, в безмолвие ушла. 

Я сел за стол, взял по привычке ручку, сижу и размышляю, не уснуть бы. 
Наверно задремал, за день сегодняшний устал. 
Толь сон, толь явь, не понимаю, а что произошло, за сон я принимаю. 
Вдруг дверь без стука отворилась, фигура странная ко мне явилась, 
Явилась негаданно, нежданно, ввалилась гостьей долгожданной, 
но мной совсем не званной. 

Ввалилась, подошла к столу, на стул присела, ногу на ногу положила смело. 
Поёрзала, уселась, в крепости стула убедиться ей хотелось. 
Смотрела на меня, не отрывая глаз, я это помню, как сейчас. 
Мужчина средних лет, приличненько одет, сидел передо мной. 
Блестел свежевыбритой щекой, парфюм донёсся дорогой, 
а я весь сам не свой, от наглой беспардонности такой. 

Теребил лист пустой, что предо мной. 
Давай знакомиться друг мой, не звал, явился сам к тебе домой. 
Мужчина мне сказал, руки мне не подал, ему ответил я, а ты нахал. 
Ты не представился и я тебя не звал. 
Ну, звал, не звал, а иногда меня ты вспоминал. 
Я тот, кто в чреве матушки Земли живёт, то место преисподней Бог зовёт. 

И у меня есть предложенье для тебя, точнее для твоего стиха. 
Ты стих тот ещё писать не начинал, о нём я в будущем твоём узнал. 
Я знаю, прославит он тебя, на долгие года, мне строчка из него нужна. 
Она для меня важна, тебе же вовсе не нужна. 
О нашем разговоре не узнает ни одна душа, и клятва с тебя мне не нужна. 
Ты атеист, крещён в младенчески года, считаешь, что всё это ерунда. 

Просто скажи мне да, скажу, что за строка. 
Он замолчал, а я сидел и размышлял, 
пытался разобраться, что это сон иль явь и сил набраться. 
Решил, что это сон, перекрестил его, чтоб знал кто я, кто он. 
Он вдруг уменьшился в объёме, заметил по одежде, что на нём я. 
и волосатою рукой взял лист, что лежал передо мной. 

Скомкал и в урну бросил, так ты принимаешь гостя. 
Сказал он мне сии слова, шапка от злобы набекрень у него сползла, 
под ней увидел я рога и вспомнил о рождении Христа. 
Число седьмое завтра января и день рождения Христа, 
а бес приходит перед рождением Христа. 
Наверно всё это неспроста, сегодня шестое января. 

Народ гадает, о Боге забывает, а дьявол душу искушает. 
Придёт к тебе, ко мне, наяву, или во сне, ты славы хочешь, получи её в стиха строке, 
А душу продай дьяволу, вернее сатане. 
Его перекрестил вторично, глянул в окно привычно, 
рогатая Луна по небу в безмолвии плыла, светила яркая звезда. 
Ночь перед рождением Христа, я вспомнил Гоголя, Россия странная страна, 

Чёрт испарился, век двадцать первый, крестил наверно зря. 
Рукой пошарил по столу, листа я не найду. 
Смотрел и под столом, нашёл в урне, комком, 
а не исписанным листом, шерстинки лишь кругом. 
Оставлены, наверное, моим котом, 
следы когтей не кошачьих видны на нём. 


От секса содрогнётся дом. 

Хандра с тоской ко мне пришли, 
бутылку водочки с собою принесли. 
И речь престранную со мною повели, 
да вспоминали прошлые деньки. 

Пришли, уселись за столом вдвоём, 
садись и ты, по рюмочке нальём. 
Закусим капусткой, а может огурцом, 
и хочешь песнь споём втроём. 

Не навещали мы тебя давно, 
ведь больше года с той поры прошло. 
Ты расскажи нам про житьё, бытьё, 
да телевизор выключи, там всё враньё. 

Я слазил быстренько в подвал, 
огурчиков с капусточкой достал. 
Скатёркой стол накрыл 
да про рюмашки с картошкой не забыл. 

Груздочков баночку открыл, 
и свет на кухоньке включил. 
А день уж к вечеру клонил, 
и ясный месяц на небо всплыл. 

Расселись за столом, ну что начнём, 
хандра сказала, по первой наливала. 
Мы пьём до дна, тоска рюмаху подняла 
и тост для меня произнесла. 

По первой, дружно залпом пили, 
огурчиком хрустели, закусили. 
И вдруг втроём слезу пустили, 
напасть, какая, загрустили. 

Да вот она сама, 
ногою двери распахнула. 
На кухню к нам вошла, 
ну, здрасьте, вот и я. 

Придвинула ногою табурет, 
не ждали, буркнула в ответ. 
Так наливайте, всем привет 
и дайте огурец. 

Налили по второй, 
вы погрустите все со мной. 
Грусть молвила, 
взглянув, на хандру, с тоской. 

Ну, что блудливые шалавы, 
припёрлись в гости на халяву. 
Или пришли ради забавы, 
обслужим не женатого на славу. 

Грусть молвила слова, 
компанию взглядом обвела. 
В постель с нами ему пора, 
займёмся сексом до утра. 

Только сказала она сии слова, 
дверь распахнулась, 
икота к нам вошла, 
давненько пьёте без меня. 

Все дружно загалдели, 
икнули по разочку, не запели. 
Нальём по третьей, 
в самом деле. 

Налили, капустки положили. 
Дружно с товаркой новой, 
выпили и закусили. 
Ведь мы не пьяны были. 

А на дворе уж вечерело 
и к ночи катилось дело. 
За дверью, что-то зашумело, 
не то упало, загремело. 

Пошел проверить, кто же там, 
Дверь распахнул, 
не верю я своим глазам, 
зевота, явилась к нам. 

Простите, припозднилась, 
иль я не вовремя явилась. 
У вас на крыльце, в сенях темно, 
дверь перепутала, в кладовку занесло. 

Я об кадушку с солью спотыкнулась, 
она слегка ругнулась. 
Упала в ларь с мукой, 
Хозяин ты плохой, да Бог с тобой. 

Прошла на кухню, села с нами, 
налейте, закушу грибками. 
Налейте, не жалейте, 
со мной-то веселей же. 

Не надо лишних слов, 
хозяин, кроватку приготовь. 
Как ляжем вшестером, 
от секса содрогнётся дом. 

Зевота молвила сии слова, 
без тоста выпили до дна. 
Груздочком смачно похрустела, 
уткнулась в картошку, захрапела. 

Ирония с сатирой 
позже всех пришли. 
Посуду перемыли, 
спать пошли.


Наважденье

В вечер, что под воскресенье,
в ночь, что сразу пред Крещеньем,
в дом ввалилось наважденье.

Шнырит, шарит по углам.
Я на лавку к образам
и не верится глазам.

А оно по дому бродит, 
вдруг горшками погремит
и в углу не зрим стоит.

Вдруг заплачет, засмеётся,
о порог в дверях споткнётся.
Я молчу, ему неймётся.

Смотрит книжечки в шкафу,
что читает не пойму.
На обложку я гляжу.

Умостилось на диване,
шелестит слегка листами
и о чём-то всё вздыхает.

Книжку бросил в потолок,
кот с испуга лбом в сапог,
пёс прижался между ног.

Ухнул филином над ухом,
я на лавку от испуга,
лишь в уме назвал паскудой.

Он как будто услыхал,
или мысль мою считал.
Сам такой, вдруг мне сказал.

Хлопнул дверью сгоряча,
иль немножко осерчал.
Свет моргнул, да и пропал.

Пёс под лавкою дрожит,
а на лавке кот шипит,
да Луна в окно светит.

Я зажёг по новой свет,
за спиною дикий смех,
книжка по полу ко мне.

Оглянулся, никого,
наважденье не ушло.
Мне на ушко, ты смешён.

Кот вдруг прыгнул на диван
и давай царапать там.
Пёс рычит и стал к дверям.

Я на лавку к образам,
осенил себя я там,
заодно кота и пса.

Наважденье вновь хи-хи,
пса с дороги убери,
книжку с пола подними.

Я всего лишь наважденье,
что пришло пред воскресеньем,
в ночь, что сразу пред Крещеньем.

Я весёлый, ты не бойся,
поостынь и успокойся.
Я не бес, не чёрт какой-то.

Да сними с меня кота,
исцарапал он меня.
Наважденье мне сказал.

Я позвал друзей своих
и погладил, молча их.
Зубки дробью у троих.

Что-то встало вдруг с дивана
и затопало ногами.
Дверь открылась, пар клубами.

Дверь захлопнулась в избе,
свет опять погас везде.
Наваждение к себе,
я о нём, не о себе.

Постучало мне в окошко,
лёгким вихрем по дорожке
и калиткой за прохожим.