Левин Леонид Григорьевич. Китеж уходит под воду. Часть 2

Часть вторая.

Смутные годы.

Глава 13.

Операция прикрытия.

Единственный глаз Строителя устал и слезился от бесконечного мелькания разноцветных картинок на экране японского телевизора, соединенного с видеомагнитофоном черными змейками кабелей. Строитель щелкнул пультом дистанционного управления и изображение, съежившись до размеров яркой белой точки, погасло. Сначала показалось, что видеомагнитофон по-прежнему продолжает выдавать звуковое сопровождение финальных кадров очередного американского боевика, одного из многих просмотренных за последнюю неделю. Только через несколько мгновений руководитель Основы осознал, что очереди автоматов и взрывы гранат более не сопровождаются бравурной музыкой победного голивудского хэппи-энда. Грохот боя долетал через затененные жалюзи окна. Звуки врывались вместе с потоками прохладного горного воздуха со стороны тренировочного полигона, расположенного на окраине базы. Любимого, но далеко не единственного из заложенных организацией логовищ.

За последнее время, после смены старого руководства Учителей, Строителю удалось многого достичь. Теперь тренировочные лагеря и базы расползлись по всему свету, обеспечив бесперебойную подготовку новых, хорошо обученных, идеологически подготовленных и психологически закаленных бойцов.

При старом составе Учителей, основной и единственный упор в подготовке моджахедов делался на воспитание правильных религиозных норм, соблюдении требований Корана и Законов Шариата. Военное обучение имело второстепенное, вспомогательное значение. Теперь в число главных учебных предметов вошли огневая и взрывная подготовки, топография. Добавили курс допроса пленных. Учили пытать так, что сообщаемые сведения уже не требовалось перепроверять дважды. Кроме того курсантов обучали поднимать правоверных собственных стран на борьбу с врагами Аллаха, организовывать работу с учетом местных условий, проводить не только боевые, но и пропагандистские, психологические диверсии в стане врага. Наиболее образованных слушателей тренировали в работе с компьютерами, так, чтобы потом самостоятельно сумели выиграть сражение на информационном поле.

Строитель накинул на плечи пятнистую камуфляжную куртку, подхватил за ремень короткоствольный десантный автомат Калашникова, огладил ладонями холеных рук окладистую, уже начинающую благородно седеть ухоженную бороду и вышел на крыльцо. Штабной домик располагался недалеко от одного из входов в туннель, связывающий тренировочный лагерь с горным пещерным комплексом, построенным во время войны с неверными на деньги тогдашних зарубежных друзей и спонсоров.

Теперь страны Малого Сатаны более не существовало, а потому исчезли и щедрые денежные поступления, и поставки оружия. Новые условия существенно изменили взаимоотношения со вчерашними друзьями. Прошлые связи еще не были окончательно разорваны, но уже не отличались прежней откровенностью и систематичностью. Создавалось впечатление, что после завершения афганской войны Строителя и его организацию держат в резерве, в запасе, на некий непредвиденный, или, наоборот, давно запланированный случай.

Постаревшие Учителя по старой традиции еще побаивались воевать на два фронта, считали необходимым завоевать плацдарм на материке, покончить с Россией. Но Строитель не желал ждать. Его нетерпение подогревалось жаждой мести. Пришлось помочь некоторым старым людям. Поторопить их с посещением райских садов Аллаха. Что же поделать? Ведь нельзя ждать целую вечность пока старики сами прекратят бесполезное земное существование.

В новых условиях только часть членов руководства “Основы считала священным долгом продолжить Газават на территории бывшего Союза. Сам Строитель и сплотившаяся вокруг него группа молодых, радикально настроенных руководителей думали по-другому. Строитель утверждал, что Малый Сатана практически уничтожен, более того - развален на отдельные автономии, которым далеко не умный глава нового государственного образования посоветовал захватить столько суверенитета, сколько смогут утащить. Намек оказался понят, а так как автономии в основном населены мусульманским населением, то отныне завоевание пространства является лишь делом времени. Стоит подождать и произойдет спонтанный, взрывообразный, непреодолимый распад России. Тем боле, что нарастает всеобъемлющая исламизация азиатских республик, отколовшихся от СССР.

В этом процессе Организация принимала самое живое участие, посылая в год десятки тысяч инструкторов, сотни тысяч книг и миллионы долларов в мусульманские регионы. В результате русские очень скоро окажутся отрезанными от всего мира с одной стороны странами, возглавляемыми прозападными антироссийскими правителями, тяготеющими к НАТО, а с другой - новообразованными исламскими республиками. Нет, с Россией покончено раз и навсегда. Но это не означает, что необходимо добивать ее немедленно, пусть даже добиваясь неоспоримых тактических, но весьма спорных стратегических выгод.

Слишком торопиться не стоит. - Рассуждал Строитель. - Необходимо только несколько ускорить естественный процесс, запущенный неудачной Перестройкой. Для этого пришлось вложить дополнительные средства в Чечню. Зажечь и поддерживать по мере возможности пожар войны, переносить его постепенно, по мере возникновения подходящих условий, на другие регионы. Остальное старый алкоголик, возомнивший себя новым российским царьком, завершит самостоятельно, доведет совместно со своими умелыми и лучшими в мире министрами до “победного” конца. Только вот победителем окажется совсем не он. Следовательно, необходимо, не тратя времени, перегруппировать силы и нанести нарастающие, все более и более чувствительные удары по Большому Сатане. Вывести его из игры, лишить возможности координировать действия с Сатаной Малым, в зародыше разгромить столь опасный союз. Для этого необходимы хорошо подготовленные люди, техника, взрывчатка и многое другое. Одним Кораном здесь не обойдешься, потребуются западные технологии и люди, умеющие их использовать во славу построения Всемирного Халифата.

Получить желаемое, возможно, только все в той же России. В этом заключается некий политический парадокс. Часть удастся добыть - вполне официально. Например, через правительства дружественных стран. Другую часть - по “черным” каналам, контролируемым мафией. Если же страна распадется, то не исключена оккупация наиболее ценных ее регионов войсками Большого Сатаны и его союзников, а тогда уж точно ничего получить не получится.

Строитель задумался, - С какой конкретно мафией лучше наладить связь? Из разведывательной информации следовало, что сейчас в России имеется две мафии - криминально-политическая и чисто криминальная. Какая из группировок более влиятельна?

Вероятнее всего именно с первой. У нее шире возможности, она ближе к складам вооружений, а главное к хранилищам ядерных зарядов, радиологических, химических и бактериологических веществ. В окружении нового руководства Малого Сатаны имеется, по достоверной данным, достаточно людей, способных за хорошие деньги продать все, всегда и кому угодно.

Пробный шар оказался весьма удачным. За обладание монополией на сотовую телефонную связь один из членов мафиозной семьи, вхожий в высшие сферы руководства, выложил приличные деньги людям “Основы”. Воины, обученные в лагерях Строителя, отловили и зарезали конкурентов, выставив головы неверных вдоль придорожного кювета. Это очень впечатлило. Теперь высокопоставленный заказчик оказался навечно, повязан кровью, и никуда ему уже не деться, кроме как выполнять порученное дело. Хоть сам по себе он личность весьма мерзкая, но что еще ждать от неверного, тем более, если он принявший христианство иудей?

Впрочем, не стоит исключать и второй путь. Чисто криминальные группировки России не имеют такой власти, как политическая мафия, но некоторыми возможностями обладают. Например, через них вполне можно закупать похищаемые со складов заводов и воинских частей радиоактивные вещества, содержащиеся в отработанном ядерном топливе электростанций, реакторах подводных лодок, приборах. Можно попробовать раздобыть и образцы вирусов, компоненты боевых химических отравляющих веществ. Воров в оголодавшей России много - за деньги все продадут.

- Но как же отвлечь внимание Большого Сатаны и его разведслужб от намечаемой операции? - Задумался Строитель. - Необходимо придумать отвлекающий, обманный маневр, причем желательно таким образом, чтобы, как и во времена Афганистана, на какое то время оказаться в одном лагере с Западным миром. Более того, вновь вызвать его помощь и сочувствие.

- Таким отвлекающим маневром, операцией прикрытия сможет послужить война на Балканах. Точнее война уже началась. С благословения Германии Хорватия и Словения откололись от Югославии. Следом за ними потянется и Босния с ее наполовину мусульманским населением. Боевые действия спровоцированы стрельбой по уходящим колоннам ЮНА. Солдатам пришлось разворачиваться, отвечать на огонь. Появились первые жертвы, пролилась первая кровь. Слава Аллаху, мирное разделение удалось предотвратить. Теперь задача моджахедов разыграть карту этнических чисток, массовых убийств. На Балканах, с их темпераментным населением это вовсе не трудно устроить, спровоцировать, организовать. Были бы деньги, а деньги на святое дело всегда найдутся.

Так, размышляя о будущем мира, Строитель подошел к полигону. На оборудованном участке каменистой земли под руководством вчерашних моджахедов пробравшиеся из Югославии боснийцы мусульмане осваивали установку взрывчатых устройств. Многие из прибывших плохо знали арабский язык, потому уроки велись в основном практическим путем, без составления записей. Это плохо. Строитель во всем предполагал основательность, учеба должна сопровождаться теоретическими занятиями, составлением конспектов по которым при необходимости можно легко вспомнить подзабытое.

Внимание Строителя привлекла группа воинов Аллаха, облаченных в обычные европейские костюмы. Под руководством коренастого, крепкого араба они тренировались в установке мины под днищем автомобиля. Бойцы внимательно наблюдали за действиями инструктора, одетого в камуфляжные брюки и майку американского военного образца. Вот заряд оказался установлен. Автомобиль развернулся и, объехав несколько домиков, скрылся в конце улочки, имитировавшей часть поселка неверных. Не успел заглохнуть звук автомобильного двигателя, как будущие боевики рассредоточились вдоль стен домов. Кто-то раскрыл припасенную заранее газету, другие изобразили случайных прохожих, зевак, посетителей магазинов и кафе.

Вновь послышался звук приближающегося автомобиля. Не первой свежести Мерседес показался в конце улицы, приблизился к перекрестку. На единственном в радиусе сотен миль светофоре зажегся красный свет, и водитель затормозил машину. В тот же момент один из боевиков нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Сработал имитационный заряд, из-под днища повалил дым. Дверки “бронированного” лимузина распахнулись и наружу выскочили люди изображающие охранников одного из западных политических деятелей. Вытащив из-под пиджаков и курток короткоствольные автоматы, по ним открыли огонь холостыми патронами террористы, представлявшие прохожих и зевак. Один из “посетителей” кафе, под прикрытием автоматного огня, ловко закинул в салон автомобиля дымовую шашку, изображавшую ручную гранату. Учение впечатляло организованностью и координацией действий нападавших. Однако инструктор вновь оказался чем-то недоволен, гортанным, злым голосом, поминая свиней и матерей учеников, собрал их возле машины и начал перечислять промахи и упущения. Свое дело он знал отлично. Не даром прослужил много лет, сдерживая злость и ненависть, в войсках специального назначения Большого Сатаны. Поступил туда по приказу руководства “Основы” и уволился в запас по первому требованию истинного начальства. Служил бы и дальше, но возникла необходимость в применении знаний для великого дела Всемирного Халифата. За инструктора Строитель не волновался, тот школил подопечных со строгостью сержанта из форта Брага.

Строитель поправил на плече ремень автомата и неспешно, с достоинством, как и подобает Учителю его ранга, пошел дальше. Возле барака, откуда слышались хлопки пистолетных выстрелов, стоял, внимательно наблюдая за происходящим, среднего роста бородатый человек в камуфляжной куртке, но без оружия. Строитель подошел и стал рядом.

- Салам аллейкам, Достопочтенный Строитель! Да продлит Аллах твои дни!

- Аллейкам, салам, почтенный Доктор! Да пребудет с тобой милость Аллаха Всеблагого, Всемилостивого! Тебе нравятся тренировки наших бойцов?

Доктор являлся одним из тех доверенных людей, кто под разными личинами организовывал в странах противника мусульманские благотворительные фонды. Иногда часть, а чаще всего все собранные в том или ином регионе деньги пересылались на нужды Организации.

Фонды основывались под самыми различными предлогами - для религиозного обучения детей, для содействия престарелым и вдовам в странах третьего мира, для сбора средств на медицинскую помощь населению мусульманских стран, на поддержку борьбы палестинского народа против израильского агрессора. Основывались они, чаще всего, при мечетях и других религиозных заведениях. Верующие жертвовали не скупясь, ибо хорошо помнили и свято чтили заповеди Корана на этот случай. Правда, только немногие четко понимали на какие цели в действительности идут деньги, не облагаемые налогами просвещенных западных стран. Впрочем, остальные, вероятнее всего, тоже догадывались, но крепко держали язык за зубами. Ради собственного спокойствия. Фактически с помощью благотворительности Организации удалось в короткий срок полностью компенсировать денежные потоки, иссякнувшие было после окончания афганской войны.

Доктор являлся основателем и руководителем крупнейшего фонда расположенного в самом сердце страны Большого Сатаны, потому и оказался приглашен на тренировочную базу “Основы”. Тут, на конкретных примерах убедился, что переводимые фондом деньги американских налогоплательщиков тратятся действительно разумно и на дело весьма богоугодное. Доктору и самому предложили пострелять из гранатомета, автомата, пистолета. Для человека столь мирной профессии он показал вполне приличные результаты.

- Возможно, эти навыки пригодятся Доктору, когда борьба окажется перенесенной на территорию его страны, - Подумал Строитель, - а в том, что это произойдет, сомневаться не приходится. Для того мы здесь и растим новое поколение бойцов.

Учения между тем шли своим чередом. Воины Аллаха один за другим вышибали дверь домика ударом одетой в крепкие десантные сапоги ноги. Врывались в комнату и расстреливали из пистолетов фигуры обитателей с ненавистными крестами и звездами Давида на груди. Во время штурма моджахеды падали на пол, перекатывались, стреляли, одновременно уклонялись от пуль предполагаемого ответного огня противника.

Строитель подал знак прекратить пальбу. Вошел вместе с Доктором в комнату, заполненную плавающими в воздухе сизыми слоями порохового дыма. Им принесли мишени. Большинство обучающихся поразило цели с первых выстрелов. Прекрасно. Инструкторы честно и добросовестно отрабатывали получаемые доллары.

- При первой возможности попробуем заменить деревяшки пленными из неверных. Немедленно повысится накал состязательности, реальность выполняемого упражнения. - Подумал Строитель, но вслух свою мысль не высказал. Доктор хоть и свой человек, но больше положенного ему знать не стоит.

- Вижу, что дела идут, слава Аллаху, полным ходом и довольно успешно. Рад за Вас, Строитель. - Прервал молчание Доктор.

- Что мы значим без Вашей материальной поддержки, Доктор? - Усмехнулся в ответ Строитель.

- А - моральной?

- Естественно, моральной тоже. - Согласился Строитель. - Вы растите на вражеской территории отряды будущего Джихада. В самом сердце врага. Неужели они ни о чем не догадываются?

- Неверные слепы и глупы! Они самодовольны и напыщенны, чванливы и не в меру горды своей Демократией! Их полиция и спецслужбы не имеют права даже войти в наши мечети! В наши фонды! Они не имеют права, даже если о чем-то и догадаются, проводить обыски без санкций прокурора. А какой законник даст им на это разрешение? Посмотрел бы я на него! Это же политически абсолютно не корректно! Да мы засудим в этом случае их государство на астрономические суммы! Объявим их агентов расистами, безбожниками, гонителями религии, хулителями Ислама. Они побоятся потерять избирателей! ... И знаете, что самое поразительное? В нашу защиту поднимется дружный хор разных мерзостных личностей вроде правозащитников, ревнителей свобод и громче всех в нем будут звучать голоса презренных евреев! Мы, возможно, наймем даже адвокатов из их числа. Эти будут стараться не на страх, а на совесть!

- Ничего, после установления Всемирного Халифата мы очистим планету от подобной нечисти. Здесь, - Строитель обвел широким жестом горизонт, стоящие вокруг горы, пыльные подъездные дороги. - На всей Земле, завещанной нам Аллахом, будут жить одни правоверные, место остальных. - Он молча ткнул пальцем в глинистую сухую бесплодную афганскую землю. Шест показался ему несколько напыщенным, театральным, недостойным истинного борца за Веру. Потому решил изменить тему разговора.

- Что привело Вас, Доктор в наши ряды?

- Я ненавижу американцев!

- За что конкретно, уважаемый?

- Прежде всего, за их свободу! Свободу выбирать себе религию, О, Аллах, не раз я наблюдал, как женятся люди двух совершенно разных религий. Свадебную церемонию ведут по очереди то пастор, то раввин, то православный поп, то католический священник! Это ли не ужасно? Так, глядишь дойдет и до того, что правоверные начнут сочетаться с неверными, разбавляя священную веру отцов!

- Нет, это не позволим! Хотя уже имеются прискорбные образцы подобного разврата в Боснии. Но, поверь, очень скоро мы приимем жесточайшие меры к подобным хулителям Аллаха. Доверенные люди запоминают нечестивцев, и расправа с отщепенцами окажется кровавой и короткой.

- Свобода американцев не только в этом, Строитель. Они пьют, если хотят, виски, вино, водку, хотя Коран запрещает это! Ведут распутную жизнь, противную воле Аллаха! Там женщины сами решают любить или не любить мужчин. Эти развратные твари носят мини-юбки, шорты и брюки совращая взоры правоверных! Почти до гола обнажаются на пляжах. Они рисуют картины, изображающие лики людей! Покланяются множеству лживых богов. ... Ездят на мотоциклах, лыжах, роликовых коньках! Женщины учатся и работают совместно с мужчинами. Есть уже даже женщины военные летчики! ... Нет, список их прегрешений столь длинен, что мне не перечислить и малой части его ...

“ Не люблю американцев за их свободу ... “ - Да, тут Доктор попал прямо в цель. Именно за это и сам Строитель ненавидел людей страны Большого Сатаны. Он вспомнил свою первую женщину. Ведь именно она выбрала его, возжелала, сама потом оттолкнула, оскорбила, унизила мужскую гордость... Потому он ее и изнасиловал ... Взял силой, избил, покорил себе и измывался над покоренным телом сколько хотел. Только такой путь нужно избрать в отношениях с этим презренным народом. Сломить, унизить, поиздеваться и отбросить словно тряпку.

Именно подспудная, не утихающая, не прекращающаяся ни на мгновение ненависть к Америке заставила Строителя переориентировать новый состав Учителей на борьбу с Большим Сатаной. Он, словно азартный игрок, поставил все на войну с Большим Сатаной и начал тщательную подготовку операции. Вот и теперь проводил целые дни в просмотре огромного числа американских боевиков, посвященных захватам заложников и самолетов, террористическим актам, нападениям, похищению ракет, организации заговоров. В добротно скроенных голивудских изделиях все обязательно заканчивалось “Happy end” - счастливым концом. Хорошие парни практически без потерь побеждали террористов, освобождали самолеты, выручали заложников, отбирали похищенное атомное оружие и секретные ракеты. Строитель внимательно просматривал записанные на кассеты фильмы. Отбирал самые полезные для дела, прокручивал по несколько раз, делал записи. Анализировал причины поражения киношных террористов, отмечал промахи агентов спецслужб. Фактически ему не потребовалось придумывать что-либо заново, до всего уже додумались ушлые сценаристы и режиссеры из солнечной Калифорнии.

Недавно, просмотрев очередной боевик, Строитель приказал посылать людей организации в самые лучшие и дорогие частные летные школы Америки для обучения полетам на реактивных Боингах. Причем велел отбирать людей с наивысшей степенью внушаемости, с самым высоким градусом кипящей в груди ненависти к западному миру.

Решив проконтролировать исполнение приказов и еще раз доработать заметки плана предстоящих действий, Строитель вошел в штабное помещение. Это тоже Афганистан. Вокруг стиснутая ущельем, забетонированная, замаскированная база “Основы”, толпы бородатых и безбородых, но одинаково остро пахнущих потом и порохом выходцев со всех континентов Земли, но здесь прохлада от кондиционеров, электроника, светящиеся экраны телевизоров и мониторов компьютеров, спутниковые антенны на крыше, новейшее офисное оборудование, лазерные принтеры и сканеры.

- Словно в штаб-квартире американской разведки, - Удовлетворенно подумал Строитель. - Правда, вместо секретарш, бесшумно снуют молодые поджарые люди в камуфляжных куртках, одетых поверх пуштунских и арабских одежд. Их лица озарены не только беззаветной, безоглядной Верой, но и незаурядным интеллектом. Они свободно строчат не только из пулеметов, но и на клавиатурах компьютеров, без акцента отвечают на телефонные звонки со всего мира. Это новое поколение воинов Аллаха. В том, что они появились - именно его, Строителя, заслуга. Его заслуженная гордость. К руководителю подскочил, излучая смирение и покорность, дежурный помощник, четко доложил о ходе подготовки бойцов, о полученных донесениях и сообщениях принятых по факсу, электронной почте, спутниковой связи.

Строитель молча выслушал. Благосклонно кивнул. Затем, приказав не тревожить по пустякам, прошел в кабинет и занялся окончательной доводкой общего плана предстоящего наступления на неверных. Главное - общая схема, детали можно конкретизировать позже, в ходе проработки плана со штабом, с людьми ответственными за отдельные регионы и фронты сражений с неверными...

Строка за строкой ложатся на тонкую белую бумагу блокнота, тезис за тезисом. Покрывают поверхность витиеватые узоры тонкой изящной арабской вязи. ...

- Итак, первое. Промежуточная цель достигнута, Страны Малого Сатаны более не существует на политической карте мира.

- Второе. Сегодня основная цель движения - Страна Большого Сатаны. Враг очень силен экономически, вооружен до зубов самым современным оружием, воодушевлен победившей в “холодной” войне идеологией под названием - “ Демократия и права человека”. Прямой удар может закончиться печально для Организации. Чтобы избежать поражения необходимо выяснить слабые стороны врага и бить именно там. Где же эти слабые стороны? Где самое уязвимое звено? Таковое имеется - это их внутреннее устройство, беззащитность от жестоких коварных ударов исподтишка, в самые болезненные центры. Вогнать кинжал в места сосредоточения капитала, управленческих ресурсов, штабов финансовых монополий, власти и вооруженных сил! Вот оно! Белый Дом, Пентагон, Конгресс и Всемирный торговый Центр. Их символ, их сила, их гордость, их гордыня.

- Третье. Смутить руководство неверных. Разобщить. Развернуть операцию прикрытия. Но есть ли точка, в которой пусть на небольшой, временной промежуток, совпадут цели "Основы" и ее врагов? Такая точка имеется - Балканы! Социалистическая Федеративная республика Югославия. Потерявшая сильного лидера, раздираемая экономическими противоречиями страна. СФРЮ - желанный, сладкий кусок для набирающего силу объединенного немецкого государства, мечтающего отомстить южным славянам за унижения второй мировой войны. Операцию по расколу Югославии на отдельные анклавы, исламизацию как можно большей территории в “мягком подбрюшье Европы” необходимо и возможно провести под прикрытием воплей западных дурачков - демократов, слюнявых нечесаных правозащитников и всеядных гуманистов. Минимум на что можно рассчитывать в случае удачи - организацию помощи моджахедам по афганскому образцу. Максимум - прямое военное вмешательство западных стран на стороне угнетаемых мусульман. Второе даже предпочтительнее. В этом случае война завершится очень скоро и исход ее заранее предрешен.

- Четвертое. Для обеспечения второго варианта необходимо разработать достоверный сценарий о страданиях и унижениях, претерпеваемых мусульманами Югославии. Это тем более перспективно, что на СФРЮ, возможно, детально отработать планы операции по окончательному развалу России. Аналогичная задача желанна и западным правителям. В их планы входит если не развал, то запугивание России. Но до конца они не пойдут, а нам наработанный материал пригодится попозже, когда обстоятельства позволят вновь вернуться к задуманному в России. Пока, на Балканах, придется поработать специалистам в информационной войне, нанять самые борзые, беспринципные, ненавидящие славян вообще и сербов в особенности “золотые” перья Европы и Америки. Возможностей для провокаций здесь море ...

- Сделано многое. - Строитель отвлекся от записок. - Да, теперь очередь за Балканами. Сколько христианских стран покорились во имя Аллаха? Сколько народов мечем и кнутом заставили принять Ислам? Не перечесть их на всех континентах. А сколько народов вернулись обратно в христианство? Нет таких! Те же Албания, Босния, бывшая Византия - кто из них изменил Исламу? Никто! Перешедшие в Ислам, волей или неволей, силой или бессилием, обратно никогда живыми не возвращаются. Коран не велит. Мусульмане не принимают христианство, а здесь у нас в Афганистане, сколько пленных христиан приняли Коран и стали верными моджахедами? Сотни! Сколько новообращенных черных мусульман в Америке? Белых? Испано-язычных? Наверное, половина прошедших через ад тамошних тюрем, через воровские притоны и шайки городских молодежных банд. - Строитель проверил, занесены ли наметки в план, добавил новые наметки.

- Пятое. Потребуется спровоцировать славян на репрессии. Сделать подобное просто, особо учитывая сложившуюся ситуацию в стране и взрывчатый, горячий южный характер, национальные особенности православных. Югославы, естественно, проведут ответные полицейские карательные операции. Вот тут и необходимо призвать западных журналистов, телевизионщиков, раздуть все как следует. В сегодняшнем мире главное - выиграть в информационной войне. Пока весь мир мечется в поисках несуществующего иудейского заговора, мы организуем вполне реальный исламский. Когда неверные опомнятся - окажется уже поздно. Начать с Боснии, а заключительную фазу провести в Косово. Работать придется по тщательно разработанному сценарию, с привлечением лучших актеров и массы безропотных, покорных статистов из местных албанцев-косоваров.

- Шестое. Для прикрытия наших целей необходимо использовать своеобразную “дымовую завесу”, отвлекая силы правопорядка и спецслужбы западного мира. Не стоит жалеть денег на то, чтобы привлекать, использовать “втемную” леваков, скинхедов, нацистов, всех обиженных правительствами отбросы гяуров. Пусть бьют стекла, крушат витрины, грабят прилавки магазинов, буянят. Пускай не дают спокойно спать мирному обывателю. Обыватель на западе - большая сила. Он - Избиратель! Начнутся звонки представителям, депутатам, конгрессменам. В результате затрещит, завоняет костерок внутренней нестабильности.

- Седьмое. Наладить и развивать производство наркотиков. Поставлять их неверным все больше и больше. С одной стороны - это деньги, без которых не обойтись. Средства нужны для вооружения бойцов, для приобретения снаряжения и взрывчатки, для оплаты наемников и смертников. Деньги необходимы для многого другого в тайной войне умов. Прежде всего - для скупки средств массовой информации, для проникновения в информационные цепи противника. Но самое главное - для овладения новейшими видами вооружений - особенно ядерного, химического и бактериологического. С другой, наркотики это разрушение сознания потенциальных солдат, апатия рабочего люда. По своей силе наркотическая бомба вряд ли уступит бомбе атомной. Наркотики запрещены Исламом, но только для употребления правоверными, а не их врагами. Те пускай травятся во славу Аллаха! Так будем же убивать гяуров руками гяуров и на их деньги. Аллах Акбар! С другой стороны продолжим жестоко карать за распространение наркотиков среди своих. Шариат повелевает рубить головы. Значит, станем рубить. Не обращая внимания на вопли западных правозащитников.

Строитель задумался. Ему показалось, что нечто важное ускользнуло из памяти, не нашло своего отражения в записях. Напряг память, постарался вспомнить, ухватить исчезнувшую мысль. Вот - оно!

- Восьмое. Особо - не жалеть деньги скупая газеты! Надо приобретать центральные, респектабельные газеты США и других стран. Покупать их редакторов, владельцев, формировать общественное мнение. Мутить читателей, задурманивать их, запугивать, смущать. Теперь это относительно легко, дурачки вовсю разыгрались с правами человека. Так пхнем же их в разжиревшие свиные зады, в их ослиные головы ... Информационную политику необходимо вести умно, не перегибая палку. В заголовке можно сообщать нечто объективное, новостное, например, о гибели израильтян в результате террористического акта. Но ниже, помещать фотографии о страданиях палестинцев под гнетом проклятых иудеев. В самом тексте о жертвах евреев упоминать только вскользь, а основной упор делать на справедливую борьбу маленького бедного народа против вооруженной до зубов региональной сверхдержавы. К такой подаче материала никто не придерется, а задачу свою информация выполнит.

- Девятое. Направлять наших людей в Америку. Пускай эмигрируют из своих нищих стран. Легально, а в большей степени нелегально. Пусть затаятся, улыбаются, учатся в лучших университетах, носят их одежду, пьют их вино, едят их пищу, спят с их женщинами. До поры до времени. Аллах все простит ради великой цели. Улемы разъяснят затаившимся, что грех во имя Джихада вовсе не есть грех, а подвиг! Пусть маскируются получше. В нужный момент мы найдем им применение. Они станут шахидами и падут на поле боя. Пусть их назовут террористами, это не страшно. Доказать принадлежность к “Основе” никому не удастся. Мертвые могут только молчать. Все теракты должны оказаться абсолютно анонимными. Террор - порождение фанатизма, а ужас, паника, массовая истерия - возлюбленные дитяти террора. “Основе” чужда реклама и популярность. Организации нет дела до внешнего мира, мира неверных обреченного на уничтожение. А в мире Ислама все и так мгновенно поймут, чьих рук дело. Правоверные отпразднуют победы, радостно отплясывая на улицах и раздавая детям сладости.

- В этом плане не стоит забывать Россию. Тут нам пригодятся их беспринципные олигархи, перебегающие из одной религии в другую. Дело верное, за деньги и услуги исправно послужат и нам. Побегают, посуетятся, прежде чем умереть под ножами воинов Аллаха. Пусть грызутся, пусть ослабляют, обливают помоями центральную, сильную власть, развращают российский народ слухами и клеветой ... Всем хорош их пьянчужка Президент. При нем и его Семье полно наших агентов и мы спокойны за будущее России. Такое, естественно, будущее, которое выгодно нам ...

- Логические построения завершены. Все правильно. Носитель духа Запада, его воли к сопротивлению, его свободы, а значит и силы - это, несомненно, Америка с ее демократией, раскрепощенностью, ненавистной правоверным вседозволенностью. В этой стране люди не скованы, не ограничены заветами Корана, соблюдением жестких рамок и правил. Свободны во всем. От поведения за столом, до выбора религии. Последнее особо ненавистно.

- Да придет то время, когда на развалинах американских церквей и синагог мы восстановим стройные минареты мечетей! Это уже сделано в Иерусалиме, Константинополе, Косово, Боснии! Теперь - их черед! Вот почему Америка есть главный Сатана. И, безусловно, цель номер один.

- Отступления от этой цели могут иметь место только в тактическом плане, но никак не в глобальном, стратегическом. Не победив Америку с ее свободами, не разрушив ее идолов, мы никогда не покорим мир. Поэтому, американский идол должен быть повержен.

- Те из нас кто требует начать с Израиля и незаконно именует его главной целью - преступно заблуждаются. Это не так. Израиль не цель - это лишь повод, это постоянно тлеющий фитиль. И не дай бог затушить его. Это основание для выдвижения претензий и условий. Это выгодный предлог для совершения выгодных нам сделок и торгов. Все это не значит, что мы от него отказались, нет, просто он сам упадет к нашим ногам после победы над Большим Сатаной. Тогда мы покроем кровью неверных святые холмы Палестины. Это тактика. Евреи - только постоянный возбудитель. Только то, что помогает объединять наших братьев во всех странах. Проба пера и ножа - наиболее ясная и доступная для рядового мусульманина цель.

- В борьбе с Большим Сатаной мы должны разъединить противостоящие нам силы, оторвать врагов Ислама друг от друга. Пусть грызутся, словно шелудивые псы за кинутую кость. Сделать их безвольными и неспособными к борьбе - это и есть окончательное решение.

- Мы идем к победе ... Изнеженным, разжиревшим, потерявшим нюх и забывшим вкус крови христианам не остановить нас ... Сначала они сдадут Югославию, как когда-то Византию, потом - Боснию Следом наступит очередь Косово ... Куда денутся - сдадут и Косово. За ним - Македонию. Аллах велик - предадут и Россию. Закроют на все глаза во имя “прав человечков” и прочей ереси. А там просматривается очередь и Израиля. Время работает на нас. Иногда, впрочем, можно сделать вид, что уступаем. Замереть. Даже отойти на время, чтобы неожиданно ударить вновь, безжалостно и резко воткнуть нож, располосовать, разорвать проклятое горло от уха до уха. Придет час, и мы выложим требования на стол, и окажутся они кровавы и окончательны. Тогда и завершиться великий “Джихад”.

Человек осторожно притронулся к искусственному глазу, недавно вставленному на место живого, выбитого пулей безвестного русского снайпера. Шурави пытались поймать и жестоко покарать в соответствии с законами Шариата, но, к сожалению, не сумели взять живым. Последней гранатой спецназовец взорвал не только себя, но и ускорил сборы в райские кущи троим воинам Аллаха.

Строитель неожиданно вспомнил слова одного, не совсем по своей воле ушедшего из жизни, старого Учителя. - “Нападая на большого Сатану, Организация вольно или невольно станет убийцей многих тысяч невинных мусульман, обречет миллионы других на страдания и ужасы войны. Аллах может не простить такого прегрешения!” - Взволнованно причитал слабодушный старик.

- Глупец! Стоит ли задумываться о пустяках на пороге великих свершений? Один средневековый епископ во время крестового похода уже отверг подобные сомнения крестоносцев словами: “Убивайте всех. Бог сам разберется кто праведник, а кто грешник”. Можно ли сказать лучше?

- Ты уподобляешься неверному! - Вскричал старый улем.

- Нет, - Ответил Строитель, - Я уподобляюсь Великому Мудрецу.

И закончил спор. Навсегда ...

Глава 14.

Балканский вариант.

День или ночь, теперь это не имело решающего значения. Окно в комнате давно не открывалось. Плотно затянутое тяжелыми шторами оно не пропускало наружу ни малейшего лучика света. Окно, сурово ощерясь зазубренными клинками запыленного стекла, свято хранило доверенную тайну, отсекало внешний мир от последнего прибежища незаконной любви. Страсти незаконной, непризнанной, а потому отринутой и оплеванной родственниками с обеих сторон. Чувства, многократно прилюдно охаянного, проклятого и осмеянного, но не ставшего от этого менее чистым, желанным, всепоглощающим и непобедимым.

Старые шторы спасали от нескромного взгляда соглядатая, вольного или невольного шпиона, прицельного выстрела снайпера. Но, увы, не способны были защитить влюбленных ни от осколков выпущенных наугад, по площади, снарядов, ни от случайных, разорвавшихся с недолетом мин, ни даже от знобящего осеннего холода, пронизывающего затерявшееся на нейтральной полосе полуразрушенное здание. Сразу за тканью начиналась фронтовая ночь со всполохами огней осветительных ракет и отдаленным эхом разрывов.

Окно давно забыло, когда в последний раз смотрело на привычный пейзаж целыми стеклами, а полотнища материи штор, удерживались на подоконнике стопками уложенных впритык один к другому кирпичей. Для того чтобы заложить оконный проем до самого верха сил не хватило, но даже такая невысокая стеночка выглядела надежным бруствером.

Окна старого кирпичного дома, помнившего еще убийство австрийского эрцгерцога и пережившего затем две мировые войны, выходили на площадь с небольшим сквериком посредине. В самом начале осады города, пока линия фронта еще не установилась, здесь, под прикрытием тогда еще пышных, не обглоданных войной, кустов сирени, накапливались для первого броска бойцы. Потом они погибали в многочисленных бесплодных атаках. На площади поочередно умирали бойцы то одной, то другой противоборствующей стороны. Потом в скверик откатывались уцелевшие остатки штурмовых подразделений. Сползались стонущие раненные, тянувшие за собой кто лоснящийся в пыли красный след, кто перламутрово-сизые отрепья разорванных кишок из вспоротого живота, кто удерживаемые сухожилиями огрызки рук и ног. Спустя некоторое время на спасительный островок обрушивался безжалостный ответный огонь пришедшего в себя противника и добивал не успевших удрать.

Наконец обе стороны достаточно обессилили. Установилось некое подобие стратегического равновесия, когда сербы уже не могли захватить город, а боснийцы не имели сил контратаковать и отбросить нападавших. В позиционной борьбе кровавая площадь оказалась абсолютно невыгодна ни тем, ни другим. Генералы, учившиеся в одних академиях, по одним и тем же учебникам тактики, пораскинув мозгами, приняли схожие решения и синхронно отвели войска на более важные участки. Площадь, заминировав и перекрыв раскиданными кольцами колючей проволоки Бруно, оставили в покое, под полусонным присмотром местного ополчения из окрестных крестьян враждующих лагерей. Только артиллеристы и минометчики иногда совершали беспокоящие огневые налеты то по одной, то по другой стороне некогда охраняемого государством архитектурного заповедника прошлого.

Мирные и не очень жильцы давно покинули это страшное место, перебравшись, кто на кладбища, а некоторые в более спокойные анклавы. Там, в свою очередь, заняли опустевшие дома изгнанных или уехавших. Наиболее непримиримые и воинственные обыватели обнаружили себя через некоторое время в нарытых для них повсеместно окопах и траншеях, одетыми в завшивленные шинели и драные сапоги. Где и испускали дух, реализуя на практике теории расовой и религиозной чистоты. По ночам трупы борцов за веру растаскивали одичавшие собаки и пришедшие с окрестных гор шакалы.

Временные обитатели дома все это прекрасно знали. Для них происходящее являлось не сводкой из утренней передачи новостей, не строкой газетного репортажа, а грустной составляющей повседневной жизни. Но скоро все закончится. Ночью они перейдут площадь, вырвутся из осажденного, мрачного, голодного и холодного, ныне проклятого, а недавно прекрасного и любимого города.

Юноша пришел сюда, разорвав кольцо рук и стенаний матери, презрев слова отца, память погибших братьев, преодолев минные поля и витки ржавой колючки ... Девушка сбежала от семьи, проклявшей ее любовь. Ушла из-под неусыпного надзора старой брюзжащей тетки. Исчезла в последний день перед свадьбой с ненавистным, искалеченным войной мрачным и бородатым арабом-наемником, возжелавшим взять ее третьей женой по возродившемуся закону Шариата. Боевик считал девушку своей законной данью за пролитую кровь, за хромоту, парализующий страх перед неуловимыми сербскими четниками и бесстрашными русскими добровольцами.

Все это осталось позади. Теперь нужно только пересечь площадь, заплатить обещанную людям дань на другой стороне, незаметно пройти посты местной самообороны, на грузовике добраться до границы, проехать по Югославии, не попав в руки патрулей и вновь дав взятку перейти еще одну границу ...

***

Они родились и выросли на одной улице, правда, он на ее сербской, а она на боснийской стороне. В те времена религиозность отнюдь не поощрялась, наоборот, вовсю проповедовалось единение народов и наций под единым красным знаменем. Господствующая идеология марксизма заняла место всех религий. Партия, во главе с единственно великим, мудрым и непобедимым Маршалом Тито укоренилась на месте Бога. Их отцы состояли в Партии, работали на государственном заводе. Оба не отличались религиозностью и до времени не вспоминали о национальной принадлежности. Потому и дети отправились на первый урок не в различные частные, а одну и ту же районную государственную гимназию.

Мальчик заметил девочку в первый же день. Она стояла, испуганно ухватившись за руку молодого русоволосого отца, а тот радостно, белозубо улыбался толпящимся на школьном дворе и таким же молодым и принаряженным сербам, хорватам, боснякам и евреям. Еще бы не радоваться и не улыбаться папаше! Дочечка смотрелась словно картинка, наряженная в форменное платьице с накрахмаленным кружевным передничком, в беленькие гольфики, новенькие красненькие туфельки. Радостная, с огромным бантом в пышных светлых волосах, она предстала перед окружающими сказочной принцессой, случайно залетевшей на школьный двор. Отец мальчонки, черноусый, уже не такой молодой, молча стоял в сторонке, добродушно попыхивая очередной сигаретой. До младшего сына он приводил в первый класс уже двоих, и все происходящее представлялось, после знакомства с дневниками и вызовами к учителям, далеко не таким торжественным и волнующим как тем, кто привел своих детишек в первый раз.

Молодая, красивая, немного растерянная учительница хорватка разбирала по парам учеников первого класса. Мальчика ставила рядом с девочкой, девочку - с мальчиком ... В его враз вспотевшую ладошку теплая рука учительницы вложила нагретую широкой отцовской ладонью маленькую мягонькую ручку. Не учительница, а сама судьба свела их в одну пару.

Все десять школьных лет они просидели рядом за одной партой. Он подсказывал и заготовлял подружке шпаргалки по естественным предметам, в которых оказался гением, а она вытягивала друга по гуманитарным. По дороге в школу он подходил к ее дому и терпеливо ждал окончания сборов, а затем, взявшись за руки, они бежали в класс, провожаемые бесконечными напутствиями, указаниями и предостережениями ее мамы. В те счастливые времена в ее ранце всегда оказывался лишний бутерброд, положенный бабушкой или мамой для верного школьного друга. Так же заботливо укутанный в целлофан и ничуть не менее вкусный, чем ее собственный. Возвращаясь после уроков, они заходили к нему домой, и уже его матушка сажала девочку за один стол с тремя сыновьями и отцом.

Они с одинаковым удовольствием ели еду боснийскую, сербскую, греческую, хорватскую, еврейскую в домах бесчисленных школьных друзей. Вместе с ними пели одни песни, читали, передавая друг дружке, книги и вели похожие дневники. Одинаково загорелой гурьбой бегали купаться и дружно прорывались посмотреть Олимпийские Игры.

На улице неразлучную парочку заприметили и вроде шутливо, а затем и всерьез звали женихом и невестой. Сначала девочка краснела и прикрывала глаза рукой, скрывая их радостный блеск от посторонних. Паренек бледнел и смущался. Постепенно они привыкли к мысли о совместном будущем, и оно казалось им близким, счастливым и бесконечно прекрасным ...

Время неумолимо корежило отношения между людьми и общинами в их родном городе. После смерти Маршала Тито новые руководители страны не смогли или не сумели продолжить начатое стариками в партизанских походах дело. На груди многих православных и католиков засверкали выпущенные напоказ кресты. Слишком крупные и дорогие, чтобы служить символами Веры. Вовсе не те, темные и скромные, что носили священнослужители и старики. Моду задали женщины, потом дружно подхватили взрослые мужчины и юноши. Пошли в беседах за рюмкой араки, а затем в газетах и радиопередачах трогательные рассказы о Косовом поле, о четниках, о монархии, о забитых сербскими трупами шахтах и других преступлениях, совершенных в войну хорватскими усташами и боснийскими добровольцами в эсэсовской форме.

На боснийской стороне улицы все громче и яростнее призывал правоверных к молитве муэдзин с тонкой свечи белого минарета. Надрывался, старался с помощью усилителя и мощных динамиков заглушить перезвон церковных колоколов храмов неверных кафиров. Посетители в кофейнях зашептали о независимости, о Великой Боснии. Все четче и чаще, словно одиночными выстрелами, застучали четки в руках мужчин. Воинственно заблистали глаза, длиннее начали отращиваться бороды. Глубже на лицо натягивались темные платки женщины. Крепче сжимались кулаки, до поры, до времени не покидающие карманы ...

Хорваты неожиданно вспомнили о коротком времени, дарованной Гитлером, независимости. Заговорили о великой Хорватии, о докторе Тужмане, о подвигах неустрашимых усташей в борьбе с сербами. Во время застолий, уже не таясь, восхищались о том, как здорово, ловко, с одного замаха чей-то дедушка рубил топориком сербские головы. А еще о величие и красоте католических обрядов. О собственном выборе. О национальном обществе, более цивилизованном, чем примитивное, отсталое югославское, а конкретно - сербское ...

Мир постепенно сходил с ума. Только влюбленные не замечали происходящего вокруг. Они вошли в тот возраст расцвета любви, когда внешнее, окружающее всего лишь вторично и совсем не существенно по сравнению с чувством, зародившемся в душе и переполнившим до краев юные сердца. Влюбленные, они пребывали отрешенные от реальности в состоянии всеобщей нежности. Им, наивным, все еще казалось, что вокруг по прежнему доброжелательные, ласковые люди, благоволящие их чувству, благословляющие великое блаженство и красоту юной любви. Увы, повсюду на грешной земле влюбленные чаще всего витают в заоблачном эфире грез и сладостных заблуждений. Потому они абсолютно беззащитны перед свирепым миром безжалостных и злых людей.

Так и шли юноша с девушкой по середине улице. Не слыша посылаемых в спину шепелявых проклятий с сербской стороны, не ощущая на коже злобных протяжных взглядов с боснийской, не видя презрительных плевков хорватов. Не замечали сожалеющих, печальных взглядов мудрых, древних, все видящих и понимающих еврейских глаз. Им было не до того. Он зарекомендовал себя в городе новым математическим гением, готовился к поступлению на физико-математический факультет Университета. Она - победительница литературных Олимпиад, умница, эрудит и красавица - к занятиям на журналистском факультете.

Вокруг кипели политические страсти, а небольшого ума человек ставший в столь трудное время во главе несчастной, еще недавно мирной страны, из всех сил отрабатывал авансом, преподнесенный западными журналистами титул Балканского Горбачева. Партия, недавно единая для всех, постепенно раскалывалась на коммунистов сербских, хорватских, боснийских и каждый тянул на себя коротенькое лоскутное одеяльце старых заношенных лозунгов, устаревших принципов, денежных постов. Сокращалось, словно шагреневая кожа, число привилегий, выгод и льгот. Людишки тянулись непрерывной цепочкой на таинственный зов дудок крысоловов.

Его старшие братья, первыми ощутив вкус политической авантюры, кричали на митингах, что великая Сербия всегда была и будет в границах Великой Югославии. Доказывали благожелательным слушателям, что Родина их - страна исконно славянская, страна православная. Они в ней хозяева, а все остальные - или пришлые, терпимые из великой милости, или же, того хуже, перекинувшиеся в мусульман предатели Православной Веры. Из их речей следовало, что все “иные” обязаны знать свое истинное место, тихо сидеть по углам, предоставив настоящим господарям страны вершить дела на ее благо.

Отец поначалу не соглашался с сыновьями, пытался спорить. Плохо удавалось ему, пришедшему на завод после неполной сельской школы и партизанской юности, доказывать коммунистическую правоту студенту-выпускнику юридического факультета и инженеру-автомобилисту. Мать любила всех мужчин, потому молчала, только вот чаще стала заходить в церковь, дольше молится. Незаметно крестила всех мелким частым крестным знамением перед расставаниями. Старший брат отпустил длинные, до плеч, волосы, усы на старый четнический манер, стал приходить домой все реже и реже. Потом вовсе исчез, готовя в горной лесной глуши базы для отпора неминуемой боснийской независимости ...

Мать и бабушка девушки постепенно перестали разговаривать с пареньком, потом вовсе не выходили из задних комнат при его визитах. Отец, насупившись, старательно перебирал старые янтарные четки, твердил об истинной Вере, о величии Ислама, о вреде безверия. Стал чаще ссылаться на Коран и Пророка Мухамеда, чем на Маркса, поминал к месту и не к месту Аллаха. Получалось у него не совсем складно, сказывались долгие годы участия в собраниях и прочих идеологических мероприятиях коммунистов. Усилия, принесшие все же некие материальные плоды в виде небольшого, но начальственного поста в чистом конторском здании, подальше от грязи и грохота производственного цеха, стабильный заработок. Молодые люди лишь смеялись над его потугами, слушая рассуждения о милостях истинного Бога, о райских кущах, о страшных и вечных мучениях неверных грешников. Впрочем, отцу девушки явно нравился друг дочери. Он уважал его острый ум, ровный характер, уважительное отношение к родителям, бережное и нежное обожание любимой. Потому иносказательно, косясь на кухню, где демонстративно гремели кастрюлями женщины, намекал, что когда все успокоится, вернется в нормальные прежние рамки, то возражения с его стороны против потенциального зятя сами собой отпадут за полной глупостью и надуманностью. Но вот женщины ...

Действительно, мать и бабушка неожиданно припомнили, под влиянием новых веяний, что в их роду, оказывается, имелись весьма почтенные муллы, улемы и прочие благословенные Аллахом правоверные и праведники. Проявив яростную религиозность неофитов, они прилюдно призывали дочь не позорить семью знакомством с неверным. Девушку изводили занудными нотациями. Заставляли вместо нарядных коротких платьев, шортов и джинсов надевать длинные, бесформенные, однотонные балахоны. От нее требовали не подкрашивать губы, не наносить косметику, не поднимать глаза на посторонних. Умоляли поскорее и навсегда выкинуть из головы православного гяура, заодно с собственными нечестивыми мечтами о карьере бесстыжей журналистки.

- У мусульманки в жизни другие ценности! - твердили они ... Но перечисляемое нисколько не вдохновляло девушку, она смеялась и убегала к любимому.

- Ты, братик, не приводи сюда эту ублюдочную боснийку и сам не смей с ней водится. Помни - ты серб и православный. Таскаясь с этой мусульманкой, ты предаешь тени наших героических предков, что полегли на кровавом Косовом поле. Они пали в то время когда ее гнусные родичи променяли древнюю Веру отцов на чертов Ислам. Продались поганым за богатство, сытую жизнь, за то, чтобы безбоязненно угнетать, жестоко мучить и безжалостно убивать истинных православных! Босняки стали дважды предателями - Веры и Господарей! Презренными надсмотрщиками единокровных рабов, поработителями похлеще чем османские турки. На столетия! До тех пор, пока мы с помощью русских братушек не скинули проклятое иго. - Орали, багровея дурной кровью, старшие братья.

Отец слушал молча, не вмешивался, молча дымил, потупившись в пол, вечной сигареткой. Порой пытался припомнить подходящие по случаю высказывания партийных товарищей на сей счет. Но ничего толкового не приходило на ум. Потому выходило, что старшенькие правы ... да и как же иначе? Вон, какие умные да образованные повырастали. Мать волновалась, мелко крестилась и тяжело вздыхала. Она уже свыклась с мыслью о ладненькой, пригожей невестке и ничуть против такого развития событий не возражала ... Но семья? ... Старшие братья? ... Родственники в селе? ... Будущая карьера в столице? Потому только и оставалось ей бедной, что вздыхать и осенять все вокруг крестным знамением.

- Братцы! Вы словно с ума сошли! Ну, причем здесь предки, помершие и похороненные сотни лет назад? Мало ли, чего было наворочено в истории! Османское иго? Да ведь это седая старина! Сколько лет после того Югославия жила независимой? Пора выкинуть из головы замшелые легенды! Мы живем в просвещенном веке демократии, космических полетов, компьютеров, телевидения, прав человека, наконец! При чем здесь моя девушка? Ну, какая она мусульманка? Такая же, как я православный! Да вы сами всего пару лет назад вовсю щеголяли безбожным атеизмом и дружили со всеми, не спрашивая о национальности и религии. Пошли вы к черту, братики, не смешите! - С тем убегал на очередное свидание.

Избегая неприятных встреч, ненужных разговоров влюбленные встречались в уединенных местах над рекой. Спасались от нескромных взглядов, от домашних дрязг, строили планы на будущее. До онемения губ целовались. Страстно ожидали таинственного мгновения настоящей близости, когда падут, наконец, последние, сдерживающие желание нравственные оковы. Невидимые, но крепкие путы, обычаи, привитые с детства традиционным семейным воспитанием. Они ждали этого момента со все нарастающим нетерпением и давно уже совместно решили, что поступление в Университет должно обозначить начало свободной взрослой жизни, а завершение учебы ознаменоваться полноценным супружеством.

Стараясь не выпасть из намеченного расписания жизни, они вместе готовились к экзаменам. Правда, встречаться теперь приходилось на нейтральной почве, то у ее подружки из еврейской семьи, которую пусть с натугой, с плохо скрываемым презрением, но еще терпели мать и бабушка, то у его дружка хорвата. О существовании которого не подозревали братишки ...

Старый дом подруги стоял на площади в респектабельном, нейтральном районе. Здесь в скверике по-прежнему мирно играли под присмотром нянь, мамаш и бабушек ухоженные радостные детишки обеспеченных родителей. При взгляде из окна все казалось исключительно мирным и навеки спокойным. Тут они отдыхали душой от семейных баталий. Окружающие люди их по прежнему любили и были искренне рады видеть.

Но настало черное время и комнаты старого дома распахнули настежь дверки дубовых платяных шифоньеров, ящики резных комодов, засыпали ковры полов лоскутами ранее важных, а ныне никому не потребных деловых и личных бумаг. Семья подруги споро собралась и уехала в страну Обетованную, уловив шестым чувством вечно гонимого и преследуемого народа-изгнанника сгустившиеся над городом и страной страшные флюиды кровавой резни. Перед отъездом подруги долго целовались, горько плакали, сжимали друг друга в объятиях. Обещали писать, звонить и никогда не забывать о счастливых днях детства и юности.

- Бросайте все и бегите в Америку! - Шептала уезжающая девушка остающимся. - Заклинаю вас, бегите! Бегите и не оглядывайтесь, иначе окажется слишком поздно. Только там еще можно спастись от грядущего ужаса. От всего того, что предстоит пережить нашей несчастной стране. Верьте мне, предчувствия не обманывают.

- Ну, куда и зачем мы побежим? Ведь скоро экзамены! Мы столько готовились! А родители, семьи, близкие? Да и на что жить в Америке? Где взять денег? Кому мы там нужны?

- Глупые! Главное спасти жизнь, а заниматься можно везде, имелось бы желание и воля. Этого вам не занимать, равно как и ума ... А семьи ... Они все друг друга ненавидят и никогда не позволят вам соединиться законным путем. Разве еще не поняли? Посходили с ума на почве религиозной и национальной исключительности!

Влюбленные не желали понять и принять сказанное, отнеся все беды на счет временного состояния нестабильности в стране и обществе. Этакой, кратковременной вспышки религиозного замутнения мозгов ближних, которая вскоре пройдет и все в их жизни станет по-прежнему. Мило, радостно и превосходно. Подружки уехала, оставив влюбленным на всякий случай ключи от дома. В последнюю секунду расставания успела, чуть ли не насильно, впихнуть в руку юноше.

***

- Семья не желает больше видеть тебя, неверный кафир, у дверей нашего дома! - Орала, раздирая в крике черный беззубый рот, закутанная с головой в темный платок мерзкая старуха. Окна комнаты девушки казались мертвы, безжизненны, плотно зашторены. У дверей, за спиной старой, похожей на мегеру тетки возвышались трое небритых громил. Один из блюстителей национальной чистоты ритмично похлопывал по раскрытой тяжелой ладони отрезком водопроводной трубы.

- Пшол вон, сербский мозгляк, не смей и думать о порядочной мусульманской девушке!

Он молчал, оскорбленный, ошарашенный, не понимающий, что произошло и почему ему не дают пройти к любимой. Когда смысл услышанного достиг сердца, сербская кровь заставила его рвануться вперед, оттолкнуть старушенцию и кинуться с крепко сжатыми кулаками на тех кто стоял между ним и дверью ...

Драться насмерть ему раньше не приходилось. Пришел в себя на больничной койке. Вынырнул из бредового небытия через три заполненных бредом и болью дня. Валялся на кровати с наголо обритой, пробитой, зашитой и забинтованной головой. Неизвестные добрые люди подобрали его, истекающего кровью, на помойке, перебинтовали как могли, вызвали “Скорую помощь” и доставили городского математического гения в госпиталь. А оттуда, практически бездыханного и безнадежного, забрали в родительский дом. Он долго болел. Впадал в беспамятство и выныривал из небытия спасаемый добрыми ласковыми руками матери, ее нежными поцелуями, беззаветной материнской любовью.

Возможно, именно болезнь спасла его от смерти в те самые страшные дни развала Югославии, когда возникали и мгновенно признавались независимыми самопровозглашенные крикливыми демагогами республики. Обустраивались юные страны на первых порах в произвольно границах, прочерченных после войны великим и непогрешимым коммунистическим вождем Тито. Геодезист из него вышел неважный, потому рисовал союзные республики из чисто тактических, временных, сиюминутных, идеолого-политических соображений. Некоторые республики еще и не вылупились толком, но немедленно стали мечтать о будущем величии "От моря и до горы".

Неопрятные, бородатые, полусумасшедшие на вид, а, скорее всего, просто подкупленные личности, послушные марионетки в руках исламистов открывали яростный огонь по частям отступающей в Сербию Югославской Народной Армии. В начале, по приказу федерального правительства, части ЮНА двигались по территориям отколовшихся республик с разряженным оружием. Это ни как не устраивало Строителя и его Организацию. После провокаций солдаты начали отвечать на огонь огнем. Перестрелки, жертвы среди населения. Последовала мгновенная реакция объединенной Европы, забывшей о принципах нерушимости послевоенных границ. Удачно заваренная каша напрочь исключила мирный вариант последующего развития событий. Задача, поставленная Строителем и его соратниками начала успешно выполняться.

Строитель оказался прав. Столетняя взаимная ненависть сербов, босняков и хорватов, замешанная на свежей крови взорвалась мощно и огненно. Рознь запылала, подпитываемая горячим славянским характером, единым для всех вовлеченных в игру религиозных групп. Выбросила кровавые щупальца, сдобренные щедрыми денежными влияниями, подстрекаемые политическими реверансами и намеками, проповедями многочисленных проповедников, батюшек, пасторов и мулл, сотнями тысяч экземпляров религиозной литературы. Разбросала языки пламени, ядовитые семена вражды и полчища беженцев по всему миру. Захлестнула в итоге нашествием вовсе нежелательных гостей и саму “доброжелательницу” - старушку Европу.

Оба брата юноши ушли в горы, в четники, и погибли там один за другим. Старший получил нож в горло, когда на беспечно спящих в окопах сербов налетели выскочившие из ночного тумана арабы-моджахеды. Средний брат подорвал себя гранатой, отбившись от товарищей и оставшись один среди врагов во время ночной, совместной с русскими добровольцами, лихой атаки на боснийские позиции. Увлек за собой то ли в рай, то ли в ад парочку - другую бешеных фанатиков ваххабитов, слетевшихся в несчастную страну по истошному призыву к Джихаду.

Не ведая о судьбе старших сынов, но, предчувствуя недоброе, родители распродали нажитое добро, наняли проводника с машиной и буквально последними выскользнули из стягивающегося вокруг города кольца блокады. Удрали из-под ножей, увезли последнего оставшегося с ними сына в то, что еще продолжало называться Югославией - к родственникам в Белград. Там уже получили страшные известия.

Отпев и оплакав старших сыновей, отец с матерью жили теперь только для него. Рана на голове младшенького зажила, волосы отросли. Он успешно сдал экзамены и даже начал обучение на математическом факультете, но память о любви не покидала сердце. Часто по ночам, во сне, юноша встречался с девушкой, нежно обнимал, целовал, а главное, разговаривал, беседовал с ней обо всем на свете. Словно на яву и не стояло позади страшное безумство кровавых дней. Реальность перемежалась у него со сновидениями, потому торопился побыстрее дожить до вечера и лечь в постель, заснуть и вновь увидать любимую. Ключ от дома на площади носил теперь на шее вместе с крестиком, символом принадлежности к великой всемирной религии Верности и Любви. Ночью сжимал его в ладони, словно маленький якорек неугасимой надежды.

Став студентом, парень старался заниматься науками, но ни любимая математика, ни жаркие политические споры студенческой молодежи не увлекали его. Казался себе столетним старцем, случайно очутившимся среди скопища неразумных малолетних детишек. Ощущал человеком, познавшим то, до чего остальным еще расти и расти, жить и жить. Угрюмо отсидев положенное время на лекциях, торопился в одиночестве домой. Придя, до позднего вечера сидел, тупо устремив взгляд на открытую страницу учебника, не имея ни малейшего желания прочитать ни строки. Ложился побыстрее в постель и снова, каждую ночь, вновь и вновь встречал ее.

Повторялось это ежедневно и перестал он уже различать явь и грезы. Девушка звала его, умоляла прийти и забрать ее из города, увезти далеко от войны в мирные заветные края, где нет деления на мусульман, иудеев, православных и католиков, где вновь обретут потерянную любовь и забытое счастье.

Студент не выдержал ежедневной пытки и поделился с отцом, рассказал о снах, о мольбе девушки, но тот лишь окатил сына холодным, презрительным взглядом. Сухо напомнил, что после смерти братьев ему не пристало даже упоминать имени проклятой турчанки. Лучше для всех, если он напрочь выкинет блажь из головы и займется учебой в Университете. Мать все слышала, плакала тихонько и прижимала к груди, взятые в черные рамочки портреты убитых сыновей. После короткого объяснения с родителями пареньку все стало ясно. Настаивать он не стал, но любовь не желала внимать голосу разума. Она звала, влекла, не оставляла в покое ни днем ни ночью.

Опасаясь окончательно потерять рассудок, он решил пробраться в город, для чего распродал то немногое, что имел. То, что с таким трудом спасли родители во время бегства из враждебного окружения - часы, фотоаппарат, кожаный пиджак, подаренный при поступлении в Университет. Запрятав вырученные дойчмарки в носки, он надел старенький свитер, потуже затянул пояс потертых джинсов, застегнул змейку брезентовой ветровки и покинул квартиру родственников. Родителям написал записку. Пообещал, что через несколько дней вернется, потому просит не беспокоится. Подхватил тощий рюкзачок со сменной рубашкой, парой банок консервов про запас и вышел на улицу. Теперь путь лежал в осажденный город. Он шел на зов любви спасать девушку, увезти любимую подальше от бреда войны.

Поездом студент добрался до реки, отделившей Югославию от Республики Сербской. Потратил в пустую целый день, изучая возможность перехода на другую сторону. Денег у него имелось маловато для хорошей взятки, такой, чтобы обеспечила не только спокойный переход границы, но и проезд по территории самопровозглашенной республики.

На тот берег машины пропускали только по ночам, после прохода автоколонн с боеприпасами, амуницией, техникой и продовольствием для добровольцев, для воинских частей ЮНА, оставшихся в Боснии и для местных ополченцев.

Формально граница считалась закрытой, но немногочисленная помощь от братьев все же шла. Обедневшая, отрезанная от всего мира страна помогала кровной сестре, несмотря на тяжкие международные препоны, строжайшие санкции и нелепые запреты. Никак не могла обкорнанная и униженная Югославия оставить единокровных братьев в беде. Сердца сербов сжимались от горя, зная, что врагам отрезанных братьев нескончаемым потоком направлялись караваны денег, средств и оружия. Один поток шел из исламских стран, другой - от просвещенной западной демократии, не так давно еще вскормившей Гитлера и его прихвостней.

***

... Немногочисленные тяжелые, мрачные грузовики, не снижая скорости, проскальзывали, подсвечивая подфарниками, по проселочным дорогам к понтонному мосту и исчезали в темени противоположного, воюющего берега. Неожиданно один, с затянутым брезентовым тентом кузовом, вдруг зачихал синим дымом из глушителя, потом окончательно заглох и съехал по инерции на обочину, пропуская молчаливую колонну мимо себя. Из кабины выскочил водитель в замасленном, лоснящемся даже в неровном лунном свете комбинезоне, открыл крышку капота и, матерясь, принялся шарить в двигателе. Студент подошел поближе. Шофер не обратил на него внимания, торопился покончить с ремонтом. Паренек, осмелев, забрался на бампер и посветил выуженным из рюкзака фонариком.

- Спасибо, друг. - Не оборачиваясь, прохрипел простуженной глоткой солдат.

- Посмотри крышку распределителя. - Предложил студент, припомнив советы, даваемые водителям автоколонны братом-автотехником. Недоверчиво оглядев молодого советчика, водитель все же отщелкнул удерживающие пластмассовую крышку стальные хомутики, отсоединил провода и снял ее.

- Вроде нормальная. Грязная только. - Неуверенно прокомментировал увиденное.

- Протри сначала чистой тряпкой слегка смоченной в бензине, а потом тщательно сухой. - Снова посоветовал студент. - Сразу станет видно есть ли пробой.

- Пробой, ети его мать! - Сокрушенно констатировал водила. - А запасной у меня нет! Черт! В кузове полно медикаментов для госпиталя, а до рассвета не успеваю! Там раненные ждут, а мне здесь куковать.

- Ничего, доедешь! - Утешил студент. - Сними со свечи провод от пробитого контакта, оставь на всякий случай только резиновый колпачок, а второй конец выдерни из гнезда крышки. Дотянешь на оставшихся пяти цилиндрах, а крышку потом новую поставишь и провода соединишь.

- Думаешь, заведется?

- Не сомневаюсь, другарь.

Двигатель зачихал, прочистил замасленное нутро, выхаркнул заливший железные потроха излишний бензин и более-менее ровно заработал.

- Спасибо за помощь, брат!

- Слышь, другарь, возьми меня с собой! Мне на ту сторону попасть надо, а в одиночку не пропустят.

- Очень нужно? Ведь за рекой ничего хорошего давно нет, там только война, кровь да смерть ... Здесь же мир и спокойствие.

- Очень! Там два брата погибли ... Девушка ждет ... Ее спасти нужно, из города вывести. - Студент назвался. В ответ услышал имя водилы, пожал протянутую руку.

- Да, в городе нашему брату сербу сейчас совсем хреново. Тут ты прав, парень, спасать девку нужно. И побыстрее. И о братьях твоих я, выходит, слышал, отважными четниками слыли, земля им пухом. - Водитель на минуту задумался. - Помогу тебе, провезу, если спросят, назовись сопровождающим от госпиталя. Не дрейфь, друг, нас редко когда досматривают. Лезь скорее в кабину и надевай мою запасную пилотку.

Два раза предлагать не пришлось. Студент заскочил в кабину, захлопнул дверку, натянул поглубже на голову поданную шофером зеленую суконную пилотку старого образца с красной звездой. Водитель газанул, врубил скорость.

Проплыли за стеклом нахохлившиеся, заспанные пограничные солдаты, лениво мазнувшие желтым пятном света по борту притормозившего грузовика; тучный старшина, давший разрешающую отмашку; безразличный ко всему сонный таможенник в будке. Закачались, захлюпали под колесами понтоны, потом неожиданно вырос из темноты противоположный берег, заросший лесом, одинокий четник в обтрепанной шинели со старой германской винтовкой за плечом.

Они въехали в Республику Сербскую. Непризнанную никем в мире, даже родиной Югославией, но живущую, борющуюся защищающуюся и атакующую, задыхающуюся без оружия, боеприпасов, горючего, медикаментов, без опытных бойцов и офицеров. Тонкая, малая струйка российских добровольцев, пробирающихся в страну окольными путями, и спорить не могла с ордами вчерашних моджахедов, наводнивших стан противника.

Исламистские “добровольцы” прибывали организованно. Являлись сколоченными отрядами, обученными и экипированными на деньги “Основы”, организованных ею бесчисленных благотворительных фондов, эмиратов, королевств и прочих “сербских благожелателей”. Боевики, все как на подбор, хорошо обученные, проверенные в боях и террористических операциях по всему свету люди, вооруженные и экипированные современным оружием. С воздуха это воинство прикрывала авиация западных умиротворителей, числом и качеством многократно превосходящая воздушные силы сербов. Точнее, те несколько устаревших самолетов югославского производства, летчики которых нарушили приказ и предпочли участие в неравной войне спокойной гарнизонной жизни на мирных югославских аэродромах.

За время пути до полевого госпиталя Студент успел не только получше познакомится, но и подружиться с водителем. Потому разгрузившись и отогнав автомобиль в сторонку, тот пригласил разделить нехитрую трапезу перед дальней дорогой.

- Ищи свою суженную парень! Только будь предельно осторожен. Смотри, подстрелят это еще пустяк. Вот если попадешь в руки арабам-наемникам, это ужасно. Мучить, пытать начнут, о быстрой смерти сам молить станешь. Кожу с живого сдерут и оставят умирать в муках. Звери, а не люди. ... От их дел и наши некоторые с ума сошли, такими же нелюдями начали становиться. Среди армейцев еще люди держаться, дисциплина какая никакая осталась, мародеров строго наказывают. Но вот среди четников, ополченцев, анархических отрядов разных ... Ладно, наше дело простое, шоферское, но слухами нехорошими земля полнится. ... Впрочем, война войной, а пора и перекусить. - Водила присел на подножку, отломил кусок колбасы и протянул Студенту. В другой кусок вгрызся сам редкими, темными от табака зубами. Прожевав, глотнул воды из фляги и продолжил.

- Говорили тут разные людишки - есть тропа в город. Через Кровавую площадь ведет. Называется теперь так из-за того, что очень уж много и нашего брата и турок там полегло. Теперь она вроде нейтральной зоны, затишье. Никто не желает вновь на проклятом месте начинать драку. Вот контрабандисты и проторили тропу. Заплатишь селянам ополченцам - они тебе все покажут и перейти помогут. С контрабандистами не связывайся, не надежный народ. За деньги и сами порешить могут, а могут и туркам на потеху продать за лазутчика. Город ты знаешь хорошо, вот один и иди, а на обратном пути я вас с девицей прихвачу с на тот берег, до складов. Здесь меня найдешь, мой грузовик к госпиталю прикомандирован надолго.

Денег водила не взял, только сплюнул презрительно. Обиделся. Но Студент его обнял, поцеловал по братски. Обошлось. Тот улыбнулся примирительно, сунул парню в карман выуженную из комбинезона очередную краюху хлеба с вложенной крестьянской самодельной колбасой и подтолкнул в спину. Иди мол, невеста ждет.

Студент вышел из леса, где располагался полевой госпиталь, на проселочную дорогу и пошел по обочине, голосуя проносящимся изредка воинским джипам и грузовикам. Чаще всего его игнорировали, но иногда удавалось подъехать немного на попутке.

Один раз подсадили в кузов замызганного тяжелого грузовика. Студент оказался среди изрядно пьяных, бородатых, звероподобных четников от которых невыносимо разило потом, кровью, пороховым дымом, чесноком, жирным жареным мясом, водкой и еще одним, страшным, острым, жутким, непонятным запахом. Четники возвращались после удачно проведенной операции в небольшом, населенном боснийцами, городке, прежде мирно жившем в окружении православных соседей. Некоторое время мусульманское население городка и пригородных сел, держалось в окружении, отрезанное от своих, но защищаемое воинским контингентом натовских миротворцев. За хорошие деньги, дармовую жратву и выпивку, а главное обещание спокойной и безопасной службы, четникам удалось обвести простоватых натовских вояк, уже сто лет, не нюхавших пороху, вокруг пальца и взять городок штурмом.

Вообще-то, сами четники непосредственно в штурме не участвовали. Предоставили почетное право погибать за Родину солдатикам войсковых подразделений. Их тяжкая работа началась попозже, когда пленных мужиков и молодых парней способных держать оружие, сначала отделили от толпы баб и детишек, а затем отвели со связанными руками в ближайший лесок. Вот тут и пошла потеха. О некоторых особо интересных и пикантных историях до сих пор не смолкал гомон в кузове грузовика.

- Ну, падла недострелянная! Кусаться гад полез, когда я с него котлы снимал! - Мотал обвязанной бинтом кистью четник. - Ну не могу понять этих турок! Ведь убит уже, лежи, подыхай спокойно, молись своему Аллаху, так нет - кусаться, за котлы паршивые. В аду что ли время сверять собрался?

Общество отвечало рассказчику дружным реготом, отзывалось очередной похвальбой и демонстрацией трофеев, часов, колец, портсигаров и прочей дребедени отнятой у пленных. ... До ... и после экзекуции.

- Неужели вы всех расстреляли? - Тихо спросил Студент, ни к кому конкретно не обращаясь. В кузове примолкли.

- Ты, чью фамилию носишь, парень? Фамилию героев! Понимаешь, Героев! Беззаветно отдавших молодые жизни за Великую Сербию! В борьбе против турок! Как предки наши на Косовом поле! Так будь достоин их памяти и не имей в своем сердце снисхождения к врагу! Любой из тех турок мог, выпусти мы его на волю, вновь взять в руки оружие и пойти мстить нам ... убивать наших братьев, сестер, детей и жен. ... Уж у них вопросы не возникают ...

- ... что они вовсю и делают, пот прикрытием натовской авиации солдат болтливых европейских радетелей. - Дополнил другой четник.

- Правильно говоришь, дружэ! Вот мы их вовремя и остановили. Взяли на себя самое трудное, пусть грязное, не спорю, но почетное дело. Сработали вроде волков, санитаров леса! - “Санитары леса” загыкали, дружно замотали головами, одобрительно застучали ладонями по кожаной спине эрудированного коллеги.

- Потому вывод прост! Иди к нам, парень! Вместо одной пары котлов, станет десять! Вместо одной бабы - тысячу найдешь! Драть устанешь!

- Только знай триппер залечивай! Да смотри насквозь орган в трудах не сотри! - Весело отреагировала публика.

- Дело, однако, непростое, потруднее чем просто мужиков их пострелять! Поверь! Так намаешься пока заломаешь. Они, падлы, брыкаются, кусаются ...

- Лягаются! - Раздался чей-то обиженный голос.

- Смех смехом, но дело это - политическое! Первостатейное! Хорошей жрачки и отменного здоровья требует. Мы их не просто трахаем для собственного удовольствия. Хоть и не без того ... Главное - подмешиваем врагам своего сербского семени, вражеских баб брюхатим! Вот через девять месяцев смеху то будет, когда боснячки начнут сербов рожать!

- Мы, лесники опытные - сухостой рубим, молодняк - сажаем! - Орала ватага.

Так вот чем пахло от хозяев грузовика! Срамом, позором, насилием, острым мужским семенем, женским позором, омытым слезами ... Боже, что же грозит его любимой если родные по вере и крови сербы ворвутся в город? Это разве те люди которых он знал? Откуда они появились? Волки? Нет, гиены, шакалы. Из каких темных щелей вылезли, стянулись в стаи на запах падали, поставляемой буднями войны?

- Будьте вы прокляты! - Не выдержав, закричал Студент.

Убивать православного парнишку, хоть и живущего с “поведенными” мозгами, четники не стали, просто вышвырнули на ходу из кузова, да стрельнули пару раз вслед, поверх головы. Попугали. Прокричали в вдогон, - Ты бы парень разок посмотрел, что проклятые турки совместно с арабами вытворяют когда сербские села захватывают! Мы хоть брюхатым пуза не вспарываем и младенцев на кишках мамаш не вешаем. Не мы это начали, идиот!

Скорость грузовика оказалась невелика, потому и падение в затопленный жидкой грязью кювет обошлось даже без ушибов. Студент выхаркал изо рта мерзкую жижу, высморкавшись, очистил нос, выскреб сколько смог из ушей. Почистил кое-как одежонку, проверил деньги, подобрал с проезжей части тощий рюкзачок, выкинутый следом за хозяином, и поплелся дальше. Дорогой, раздумывал об услышанном за время пути, о том, что грязевая купель все же немного отмыла его от нечистых прикосновений убийц. Вспомнил, что уже слыхал раньше о делах, творимых хорватскими усташами, боснийскими турками, арабскими легионерами. Это конечно страшно, но чтобы сербы! Родные, благородные рыцари Балкан, сербы опустились до подобного ... Этого понять и принять Студент не мог. Во истину, мир сошел с ума.

Так на перекладных постепенно добрался до окраин города. То, что его не задержали патрули, ни разу даже не останавливали для проверки документов, говорило лишь о безответственном отношении многочисленных сербских воинских начальников к несению внутренней службы, об ослаблении воинской дисциплины. Впрочем, проверки сербов он не боялся, паспорт с городской печатью и старое, гимназическое еще, удостоверение могли убедить любого проверяющего в том, что он действительно местный житель. Да и фамилия, благодаря братьям, сама по себе в этих местах многого стоила.

На окраине площади не его задержали ополченцы, а он сам с трудом разыскал их землянку. Ввалился без спросу, насмерть перепугав мирно почивавших беспечных обитателей. Привыкнув к бездеятельному и безопасному затишью, те и не подумали выставлять часовых. С боснийской стороны сторожа считали себя надежно огражденными минами, проволокой и паршивой репутацией площади, а со своей - опасаться незваных пришельцев и в голову не приходило. Контрабандисты приходили ночами, по заранее согласованным дням, а никто другой в их края давно уже нос не совал.

Приглядевшись к неожиданному гостю, изругав его всласть, потыкав для приличия стволом старенького калаша, служивые немного поостыли, даже разрешили присесть к столу и разделить трапезу. Ну а после еды, выпитой домашней араки, пришли во вполне добродушное состояние. Студент повторил печальную историю, естественно, не упомянув, что девушка не сербка, а боснийка, мусульманка. Просьба о переходе в город, подтвержденная некоторой суммой в немецких марках, весьма высоко котирующихся во всех частях разодранной войной территории Югославии, оказалась выслушана весьма благосклонно. Ополченцы пошептались, посовещались и согласились показать парню контрабандистскую тропу.

Оставшееся до сумерек время Студент пролежал со старым, чуть подслеповатым биноклем в разросшихся зарослях некогда ухоженного кустарника на краю скверика. Среди ветвей, многократно изломанных осколками и пулями, а теперь вновь проросших, усеянных желтыми, хрумкими листьями. Рядом расположился толстенький, добродушный ополченец из пригородного села. Вчерашний крестьянин толково и подробно рассказывал и показывал на местности приметы тайной тропы, проложенной среди минных полей и витков колючей проволоки. Студент слушал и накрепко запоминал тренированной математикой памятью. До самого скверика его провел через сербские заграждения толстяк, он же подрядился за добавочное вознаграждение встретить через день и вывести обратно.

С наступлением вечерних сумерек ополченец шлепнул студента ладонью по спине и тот, торопливо перекрестившись, пустился в дорогу. Для начала змеей проскользнул под провисшей на обломке доски колючей проволокой. Доска показалась ему чем-то неуловимо знакома, но, только проползая в следующую тайную “калитку”, проделанную в заграждении, вспомнил где раньше видел подобные доски ежедневно, все годы обучения в городской гимназии. Доски, послужившие гимназистам в годы учебы сиденьями и спинками парт, теперь несли последнюю почетную службу, приоткрывая “лисью” тропу к осажденному городу. Возможно среди дружественных деревянных рук, оберегающих парня от хищных ржавых железных шипов, оказались части парт на которых сидели они вдвоем в счастливые годы. Тогда сегодняшних, разделенных реками крови бойцов не пули делили по нациям и религиям, а учителя по успеваемости, по знаниям и поведению.

Студент ужом проскальзывал мимо прутиков с повязанными тряпичными ленточками, отмечающими расположение противопехотных мин. Танковых мин ни контрабандисты, ни сам Студент не боялись. Взрыватели, рассчитанные на тонны стального веса боевых бездушных машин, презрительно игнорировали килограммы живого людского тела.

Он полз и осколки кирпичей и асфальта врезались в ладони, холодная осенняя вода студила живот и грудь, то слева, то справа от площади иногда вспыхивали перестрелки, частили автоматы, долбили ночь крупнокалиберные пулеметы, ухали гаубицы, звонко били танковые орудия. Иногда в хор включались минометы и даже реактивные установки. Периодически в небо взлетали белые осветительные ракеты, высвечивали фантастическим мертвым светом пространство "Страны чудес". Огни скользили вниз по небосклону на маленьких, невидимых с земли парашютиках и умирали, догорев на крышах мертвых зданий города. В такие моменты он инстинктивно вжимался в пронизанную полночным холодом землю, замирал, пока ветер не переносил догорающий светильник дальше.

На противоположной стороне дежурили боснийские ополченцы. За все время, проведенное с биноклем, он ни разу не обнаружил патрулей, да и сербы успокаивали, зная полугражданские повадки своих противников, в прошлом соседей по пригородным селам, относящихся к караульной службе примерно с таким же рвением, как и они сами.

Через пару часов он добрался до заветного дома и обнаружил, что дверь парадного подъезда закрыта на замок. К счастью, замок не сменили со времени, когда жильцы поспешно покинули ставшее опасным для жизни место. Ключ, оставленный подругой при расставании, со скрипом, казавшимся жутко громким, провернулся в скважине. Немного приоткрыв тяжелую дверь, Студент протиснулся в коридор, прикрыл ее за собой и вновь провернул ключ в замке.

Очутившись в коридорчике, он посветил фонариком и не обнаружил следов присутствия посторонних, побывавших в квартире после бегства хозяев. Это его немного удивило, ведь дом стоял на передовой линии. Впрочем, все стало ясно, едва Студент попытался подняться вверх по лестнице, ведшей ранее на второй этаж. Вместо жилья его встретил безобразный завал кирпича. Все уцелевшее помещение жилой секции составляли теперь прихожая, кухня и комната подруги, где в прежние, еще королевские, времена располагалась прислуга. В темноте он не заметил разрушений, но видимо боснийцы именно по этой причине решили не использовать жилище, разбитое одним из первых снарядов или мин.

Хорошо знающему расположение квартиры Студенту не понадобилось при осмотре временного пристанища пользоваться фонариком. Он прошел в знакомую комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь. Особых разрушений здесь не произошло, только пыльная мебель оказалась немного посечена осколками выбитых взрывной волной стекол. Окно стояло теперь пустое, печально впуская в комнату ночь, словно глазница вытекшего глаза. Тяжелая темно-зеленая штора, уцелевшая на старинном дубовом карнизе, грустно шлепала на ветру, сдвинутая к краю фрамуги и потому практически не пострадавшая. При свете от всполохов взрывов и ракет студент медленно затянул окно шторой. Затем накинул поверх, для подстраховки, снятое с кровати покрывало. Прикинул и за несколько ходок притащил с площадки второго этажа пару десятков кирпичей. Ими он придавил свободный конец шторы к подоконнику, плотно закрыв окно и даже выложив невысокий брустверок, защищающий пространство комнаты от пуль и осколков. Покончив с работой, проверил замок входной двери и рухнул обессилено на кровать.

Утренний луч солнца отыскал пробоину в материи, уловил момент и заплясал острым лучиком сначала на щеке, затем переместился к глазу спящего. Тот недовольно заворчал, заворочался и проснулся. Посмотрел на часы. Стрелки часов на запястье показывали одиннадцать часов. Времени для осуществления задуманного оставалось мало, потому споро вскочил, перекусил остатками еды из рюкзачка и собрался уходить на поиски девушки. Неожиданно его внимание привлек пластик телефонного аппарата, по прежнему стоящего на низенькой прикроватной тумбочке. Телефон этот установили подруге в виде подарка к окончанию гимназии и она им страшно гордилась, хотя практически и не успела вволю попользоваться. Рука Студента непроизвольно подняла трубку, поднесла к уху. Послышался славный довоенный, тривиальный, самый обыкновенный гудок. Удивительно, но в этом разрушенном доме, на краю залитой смертью площади, в окруженном блокадном городе работал телефон.

- Если работает телефон здесь, то, вероятно, работает и у нее дома. Время полуденное, похоже, что все старшие уже наверняка разбрелись по делам. В Университет ее наверняка не пускают, на улицу выходить сейчас девушкам одним не принято.

О возродившихся мусульманских обычаях в отношении женщин боснячек студент наслышался еще в Белграде. Следовательно ... она дома одна! Не успела в мозгу зародиться отчаянная мысль, а пальцы сами набрали знакомый номер.

- Алло! ... Я слушаю! - Сквозь хрипы и треск помех донесся знакомый, ничуть с момента расставания не изменившийся, ставший очень грустным голос.

- Здравствуй, любимая! Это я ... Ты звала меня, вот я и пришел забрать тебя отсюда ...

- Где ты? ... В городе? Но это же страшно опасно! Я боюсь за тебя! Ой, что я говорю! ... Здравствуй, родной! ... Я люблю тебя! ... Я тебя все время ждала ... Звала ночами в своих горьких снах ... У меня, после разлуки, не было ни одной счастливой минуты ... Теперь родичи хотят выдать меня замуж. За ужасного человека, убийцу ... Забери меня с собой, любимый!

- Ты помнишь место, где мы встречались ... У подруги, что оказалась умнее нас, той, что предупреждала ... - Какое то неясное подсознательное чувство опасности, беспокойство, подсказывало студенту говорить намеками, не называть имен, сократить разговор до минимума. - Ты помнишь? ... Ты поняла?

- Да, милый, я поняла.

- Слушай меня внимательно, солнышко мое, запоминай. ... Ты сможешь уйти незаметно?

- Думаю, что да. Бабка с теткой готовятся к свадьбе. Сейчас ушли к соседям варить из принесенных арабом продуктов пилав. Я пока одна. Минута на сборы и я готова.

- Бери только самое необходимое. Из документов - ничего. Минимум вещей, только на себе. Ничего лишнего! Можешь взять немного еды, смену белья. Давай быстрее! Где мне тебя встретить?

- Не надо встречать, очень опасно. Проведу день ... я знаю где, а как только стемнеет - проберусь сама, только не запирай дверь.

- Тогда все! Быстрее! Целую, жду!

Студент повесил трубку и в изнеможении оперся затылком о прохладную поверхность стены. В сумерках девушка проберется незамеченной во временное убежище, а ночью они перейдут площадь в обратном направлении и добродушный толстячек ополченец встретит их в скверике.

Время тянулось бесконечно медленно и только ритмическое тиканье отлаженного механизма доказывало исправность часов. Чтобы как-то занять себя до вечера он раз за разом повторял все приметы и повороты обратного пути. Рассчитывал по секундам снова и снова маршрут движения, мерил шагами небольшую комнату подруги. Садился на стул и пытался немного успокоится, не получалось, снова вскакивал и мотался кругами по замкнутому пространству. Периодически валился на кровать и пробовал заснуть, отдохнуть перед опасным маршрутом, но так и не смог. Слишком велико оказалось нервное возбуждение. Задолго до наступления темноты он приоткрыл дверь и сел рядом на пол.

Девушка прибежала в зыбких прифронтовых сумерках. На мгновение Студент действительно забылся в полусне-полубреду, а она тонкой полутенью проскользнула в приоткрытую щель двери ... Тихонько ойкнув, споткнулась о его ноги, упала на грудь, обхватила руками плечи, прильнула к губам истосковавшимися по любви губами. Зарыдала беззвучно, непроизвольно, захлебываясь одновременно от счастья и от ужаса всего пережитого. От всего, что испытала в жестоком мире пусть близких по крови, но совершенно чужих по внутреннему чувству, по ощущению жизни людей. Людей, добровольно решивших возвратиться в прошлое, во времена средневековья с их обычаями, традициями, религиозными нормами поведения, нелепыми предубеждениями и запретами.

Не разрывая кольца объятий, не отрывая губ, вошли они в комнату. Под гул далеких артобстрелов, под тусклое мерцание осветительных ракет, ничего не объясняя, девушка достала из небольшого саквояжика главное свое богатство - свадебную накрахмаленную простыню и, не говоря ни слова, постелила на кровать. Тщательно взбила подушки, достала из шкафа одеяло подруги ... Так же молча, не обращая внимания на холод, медленно, словно все еще сомневаясь, скинула всю одежду, а затем, по прежнему неторопливо, ласковыми долгими движениями раздела остолбеневшего, никогда в жизни не видевшего до того обнаженное женское тело Студента. Поцеловала крепко и увлекла за собой ...

Неопытные, они сначала смущались обоюдной наготы. Неловко пытались совершить вечный и великий обряд любви. Потом она взяла инициативу на себя и сделала все, следуя врожденному женскому инстинкту. Сначала было больно и сладко одновременно, но она не подавала виду, боясь нарушить неосторожным вскриком пугливую темноту, испугать своего неловкого суженого. Но он не удержался и счастливо застонал первым, а потом ткнулся обессиленный, но безмерно счастливый ей в обнаженное плечо. Потом, когда он лежал, отдыхая и гордо улыбаясь в темноту, она провела пальцами по его лицу, привстала, коснувшись его губ нежным соском груди, перегнувшись, взяла с тумбочки электрический фонарик, забытый студентом с вечера, и посветила на простыню.

- Видишь, ты вовремя за мной пришел. Я, верила, ни минуты не сомневалась, что дождусь тебя. Звала ночами, заливала слезами подушку, молча грызла ее угол зубами, чтобы родственники не узнали про мои мучения. Верила тебе. Иначе бы уже и не жила. Посмотри ... Отдала тебе самое дорогое, что есть у девушки, любимый. ... Бог тебя вовремя привел. Задержись на день, опоздай чуточку, сделали бы меня женой чужого, плохого человека. ... Наверное, перед первой ночью нашла бы силы и повесилась, хоть Аллах и не разрешает лишать себя жизни.

- Боже, родная! Забудь, забудь об Аллахе! Не употреби случайно это слово, иначе нам конец! - Вскрикнул Студент, вспомнив рожи пьяных четников. - Я всем говорил, что моя невеста православная-христианка. Да ведь раньше вроде ты и не была религиозной?

- Эх, видать и на вашей стороне улицы все повредились в уме. Я тебе милый о своем, как горько жила, в каком напряжении, чуть в петлю не полезла, о том, что ты мой первый и единственный на всю жизнь мужчина, а ты испугался слова. Всего только слова! За прошедшее время и не захочешь, а начнешь молиться. Заставляли всех суры наизусть учить, в мечеть ходить, все обряды соблюдать, чуть бабка на меня паранджу не натянула. Это она, дура старая, подыскала жениха - араба недобитого. Вот так-то, а ты привязался к слову ... - Девушка не сдержалась, отвернулась от Студента и заплакала тихо-тихо, жалуясь сквозь слезы на то, как рвали в клочья ее учебники, запрещали думать о карьере журналистки, танцевать, петь, заставив вместо всего ранее любимого читать и заучивать непонятные суры священных книг на чужом языке.

Студент прикрыл ее оголившееся холодное плечо поверх одеяла свитером, а потом еще ветровкой. Он гладил русые волосы, плакал вместе со своей молодой женой, рассказывая об убитых в боях братьях, о зверствах с той и другой стороны, о море невинной крови, пролитой по неведомому злому умыслу, превратившему спокойных, мирных людей с разных сторон улицы в одинаково озверевших выродков.

- Прости, любимая. Разве так мечтали мы начать новую жизнь? Но я обещаю тебе, все сбудется! Вырвемся за океан и там ты сможешь верить в кого угодно или не верить вовсе. Мне самому теперь трудно поверить в Бога, после увиденного и услышанного. Может действительно проще нам жить без Господа вообще если он допустил такое? Лишь по закону совести? Ох, только бы вырваться из здешнего ада. Там, за океаном, я начну работать словно тысяча волов, не разгибаясь, чтобы обеспечить тебе счастливую безбедную жизнь. Приходя вечерами с работы, мы будем вместе ужинать, смотреть телевизор, а потом любить друг друга.

- Нет, милый, сначала любить, а еда и телевизор подождут! - Прошептала юная жена.

- Хорошо, сначала любовь, а телевизор подождет. - Легко согласился молодой муж.

Вскочил, натянул одежду, посветил фонариком на часы.

- Пора собираться, женушка. Начинается свадебное путешествие. Тебе придется идти за мной след в след. Шаг в сторону и можно подорваться на мине или запутаться в колючей проволоке. Одевайся, моя любимая. На той стороне нас ожидает человек. И, все же, напомню еще раз, будь предельно собрана и внимательна. Невольная оговорка, оброненное в разговоре слово, может стоить нам обоим жизни. Не те теперь времена, да и место далеко не самое спокойное. Потерпи немного.

Девушка оделась, аккуратно сложила и спрятала в саквояж простыню. Повязала платок, но уже на сербский манер. - Я готова, муженек. За тобой теперь хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медные трубы, как говаривали русские братушки-освободители.

- Ну, если вспомнила героическую югославскую историю, то все в порядке и я вновь вижу знакомого мне бодрого и не трусливого человечка. Тем более приятно это осознавать, ведь ты теперь моя жена!

Им было нежно и необычно называть друг дружку мужем и женой и казалось, что играют в некую новую, великолепную, занимательную игру, где все предстоящее представляет собой лишь немного таинственное и чуть-чуть опасное приключение.

Когда погасла случайная ракета и на площадь опустилась кажущаяся непроглядной ночная темень они выскользнули из давшего им временный приют дома и, пригибаясь, двинулись по “лисьей” тропе к сербской стороне площади, обходя мины и подныривая под колючую проволоку.

***

Если в осажденном городе работают телефоны, то это совершенно не означает, что связь предназначается исключительно для удобства мирных жителей. Скорее наоборот. Прослушивая частные разговоры спецслужбы, созданные хорошо подготовленными в лагерях “Основы” людьми, следят за настроением умов населения. Присматривают за нравами людей. Выуживают информацию о критически настроенных жильцах, о нарушающих законы шариата заблудших мусульманах, о пьющих алкоголь, колющих наркотики, занимающихся контрабандой. Самая главная их задача - добыть информацию о молодых людях, пытающихся улизнуть от участия в священной войне Джихада против неверных. Сербские шпионы заботили контрразведку в гораздо меньшей степени, ибо опытные профессионалы понимали, что уж кто-кто, а шпионы сообщать резидентам о своем прибытии по телефону не станут.

Услышав странный разговор, оператор немедленно оповестил начальника контрразведки. Беседа оказалась достаточно долгой, чтобы удалось определить примерное расположение телефона таинственного абонента, но недостаточной для определения конкретного адреса. Выяснили только, что один телефон расположен среди развалин домов на краю площади. Второй номер, расположенный в боснийской части все же удалось вычислить. Исходя из полученной информации, сначала решили схватить и допросить мерзкую боснийскую девицу, собиравшуюся на свидание к проклятому неверному сербу, тайком прокравшемуся в город.

Однако пока шли обсуждение технических деталей предстоящей операции, пока уточняли адрес и собирали группу захвата, оказалось, что девушка уже успела улизнуть из дома, исчезнуть, раствориться среди улиц и переулков, развалин и целых зданий окруженного города. Начальник разведки отчитал нерадивых бойцов, но не отчаялся, перелистав записную книжку, выудил из нее адресок заветного местечка, облюбованного местными контрабандистами. Те, когда их доставили в штаб, запираться не стали и сразу выложили приличную сумму денег за немедленное освобождение, плюс ко всей необходимой информации о тайной тропе через площадь.

День уже клонился к вечеру, и идти в темноте на минное поле, или прочесывать вечером развалины для поиска тайного укрытия, контрразведчики не решились. Серб мог оказаться крепко вооруженным малым и драться насмерть, до последнего патрона. Или того хуже, гранаты. Потому, посовещавшись, вызвали снайпера, имеющего немалый, еще с афганских времен, опыт стрельбы с ночным прицелом. Велели устроить засаду и взять под прицел указанную контрабандистами “лисью” тропу.

Подумав, контрразведчик решил подстраховаться и задействовал один хитрый канал связи. О происхождении канала он и не догадывался, не положено ему было знать, что устроен он лично Строителем для переговоров с некими людьми из противоборствующего лагеря. Именно на случай подобных, неприятных для обеих сторон казусных происшествий. Ни тем, ни другим не нужны были непредвиденно теплые, тем более, любовные отношения между правоверными и православными. Радиосвязь через японскую аппаратуру наладилась исключительно быстро, и неизвестный абонент на другом конце с полным пониманием отнесся к сообщению из города. Выслушал, поблагодарил и пообещал принять к отщепенцу соответствующие меры. Снайперу, успевшему уже забраться в свое логово, по радиотелефону уточнили задачу, тот недовольно ответил, что заказ им понят и дал отбой связи.

***

- На кой черт нам это турецкое отродье, Брат? Зачем здесь предатели? - Прорычал заросший от горла до глаз черной дремучей бородой четник с огромным литым крестом на жирной груди. По внешнему виду именно четник напоминал старику из отряда самообороны османского турка. Да так оно, впрочем, и было, ведь за время турецкой неволи османы насиловали жен и дочерей православных сербов, но не женщин принявших Ислам босняков. Вот потому многие нынешние христиане обликом скорее подходили под привычный образ мусульманских завоевателей, чем их заклятые враги босняки, сохранившие за все годы турецкого рабства славянское обличие. ... Пусть даже ценой предательства.

Промолчал ополченец, не вступил в спор. Нехорошо выходило, не по человечески, противно. А деться-то некуда. Еще горше пожалел о недополученных деньгах, тех, что отказался из-за дурацкого благородства взять вперед. В немецких дойчмарках, между прочим. Далеко не лишних в отощавшем с войной домашнем бюджете.

- Ладно, Бог с ними. Видно не судьба ребятам жить на земле ... - И перекрестился торопливо. Четник глянул косо, сплюнул презрительно, небрежно передернул затвор и вогнал в патронник снайперской винтовки Драгунского длинный желтый патрон.

На другой стороне площади в развалинах высотного дома устраивался поудобнее в лежке араб-наемник, точно знавший кто и зачем попытается перебраться через нейтральную полосу. В себе он не сомневался, только еще раз проверил батарею питания ночного прицела, протер замшевой тряпочкой оптику, а перед выходом на задание разобрал и смазал затвор. Слава, Аллаху! Сегодня он отправит в ад еще одну изменившую истинной Вере душу, поставит очередную зарубку на красновато-коричневой поверхности полированного пластикового приклада. Получит вполне приличную сумму в твердой валюте, жаль только, что, скорее всего в немецких марках, которые потом, на родине придется еще переводить в доллары.

***

Они шли крадучись, освещаемые, словно отблесками грозовых зарниц, вспышками дальних разрывов, обходили отмеченные веточками мины, протискивались сквозь поддерживаемые обломками школьных парт витки колючей проволоки. Ползли по тропе проторенной контрабандистами, доставляющими в город табак, наркотики, медикаменты и продукты.

В момент, когда до заветного скверика оставалось всего несколько шагов, араб мягко нажал спусковой крючок многократно проверенной в бою снайперской винтовки натовского образца. Почти одновременно, словно соревнуясь, будто торопясь не упустить легкую добычу, выстрелил из старой советской драгунки четник. Два одиночных выстрела слились в одно горькое эхо. Дополненное, в безобразной и безжалостной музыкальной гамме, двойным стоном смертельно раненных сердец.

Девушка еще дышала короткими, прерывистыми вздохами, ощущая при каждом малом глотке желанного сладкого воздуха смертельную боль в груди, когда юноша последним усилием, уже умирая, дотянулся до ее бессильно раскрывшейся ладошки и, прощаясь, припал к ней холодеющими губами. Отдал все силы в последнем поцелуе, застыл ничком ... А она все смотрела неотрывно в небо широко раскрытыми глазами на закатывающуюся, меркнувшую звезду ...

Глава 15.

Тренировочный полет.

- В наследство от ушедших в сады Аллаха Учителей, да пребудет с ними милость Всевышнего, организации досталось весьма устаревшее отношение к изучению точных наук. Точнее говоря их полное отрицание и забвение. Старики боялись, что в душах правоверных возникнут опасные, крамольные мысли. Опасались, что тренированные точными науками мозги породят у многих нестойких сомнения в обоснованности, даже в достоверности учения улемов. Современные науки, возможно, действительно дадут толчок зарождению реформаторской ереси, новому толкованию основных положений Шариата. Впрочем, подобная проблема периодически возникает во всех мировых религиях. Для кардинального разрешения проблемы у Организации имеются надежные, верные люди, не ведающие сомнений. И они своевременно разрешат ее окончательно и радикально.

Выгоды все же перевешивают сомнения на весах Пророка. Особенно теперь, когда мы вплотную подошли к решающей битве с Большим Сатаной. Для победы Организация обязана использовать достижения физики, химии, микробиологии. Без них нам не обойтись в создании равноценного оружия устрашения. - Убеждал Строитель руководителей Организации, собравшихся для обсуждения вопросов стратегии.

- Нужна собственная, “исламская” атомная бомба, химическое оружие, штаммы болезнетворных микробов и бактерий. Это послужит усилению влияния Организации в исламских странах, привлечет на сторону моджахедов множество колеблющихся, поставит под ружье тысячи новых бойцов. Улемы должны, наконец, понять цену реальности и отложить на будущее теологические разногласия. Сейчас важнее дать современные, понятные простым людям, обоснования и толкования вопросов, связанных с оружием массового поражения, необходимого для ведения Джихада против неверных.

- Строитель, но ведь “исламская” бомба уже существует. Она создана в Пакистане и успешно опробована. - Заметил с места представитель кашмирского отделения, напрямую связанного со спецслужбами пакистанской армии и почти в открытую курируемого ими.

- Здесь имеются существенные нюансы, уважаемый. Пакистан действительно стал первой мусульманской страной создавшей собственное ядерное оружие. Соответственно возросло его влияние на ситуацию в мире, с ним считаются как с полноправным членом ядерного клуба. Но, вероятность того, что мы сможем использовать это оружие в целях Организации, ничтожна. - Учитель отвечал не столько задавшему вопрос, сколько остальным, не обладающим всей информации участникам обсуждения.

- Прежде всего - это оружие сдерживания в противостоянии с Индией в Кашмире. Второе, - оружие находится под строгим контролем военных и серьезно охраняется. А военные в Пакистане, еще со времен английской колонизации, обособленная каста, со своими семейными традициями, привычками и обычаями. Весьма привилегированная и замкнутая группа, отделенная от остального населения. Более образованная часть общества, лучше оплачиваемая, менее традиционная в религиозных воззрениях. Военные сами претендуют на власть в стране. До сих пор нам удалось поддерживать дружеское взаимопонимание и сотрудничество только с разведслужбами, но, увы, не со строевым генералитетом, относящимся к нам с ревнивым предубеждением и недоверием. Впрочем, в некоторых вопросах, таких как создание и поддержка движения Талибан мы с ними солидарны и выступаем единым фронтом. Увы, только до тех пор, пока дело идет о влиянии в Афганистане, не более. О том, чтобы заполучить бомбу и ракетные носители в собственное пользование Организации и мечтать не стоит.

- Старики не желали иметь дело с творениями неверных дьяволов! - Закричал один из немногих руководителей, придерживающихся старых, ортодоксальных методов, завещанных так, кстати умершими Учителями. - Однако, ты Строитель, сам знаешь, что им многое удавалось. Ты по-прежнему пользуешься завещанным нам оружием ...

- Да, ты прав, уважаемый Врач. Но не все из присутствующих здесь посвящены в великие тайны Организации, поэтому я скажу кратко. Есть оружие, добытое у гималайских мудрецов, что оставили в наследство ушедшие в сады Аллаха старые Учителя. Очень хорошее оружие, но, весьма ограниченного действия, тактическое. Оружие прекрасно сработало в период деструктуризации страны Малого Сатаны, где число его жертв измерялось десятками, в лучшем случае - сотнями человек. Теперь мы разрабатываем планы его модернизации, но и в этом случае речь пойдет всего о нескольких тысячах неверных. Используя подобное оружие, мы делаем ставку больше на психологическое, моральное воздействие. Но ведь эффект прямо пропорционален числу жертв. Для решающей победы, требуется оперировать сотнями тысяч жизней. Только тогда мы уничтожим в зародыше волю неверных к сопротивлению. Для подобного, потребуется совершить нечто ужасное, убить не сотни, даже не сотни тысяч, а, вероятно, миллионы неверных в самом сердце страны Большого Сатаны. Но это невозможно без современных знаний. Просто резать - глотки слишком долго и утомительно.

Обсуждение длилось долго, но в результате победила точка зрения приверженцев современного подхода к порицаемому ранее изучению правоверными точных наук. Всем, поддерживающим “Основу” улемам, во все медресе и исламские университеты, большинству правоверных теологов разослали решения принятые на совещании. В них в частности говорилось, что Аллах призывает правоверных овладевать знаниями, необходимыми для создания и применения в бою современных видов оружия. Главное, любыми способными обеспечить победу Джихада в построении Великого Всемирного Халифата. Это есть святая обязанность и религиозный долг мусульман, делала вывод фетва.

Ни одно исламское государство, следовало из послания, не может иметь морального права на единоличное обладание современным оружием. Подобное оружие является достоянием всего мира Ислама. Фетва приписывала странам и правительствам, так или иначе, заполучившим оружие массового поражения распространять его среди остального мусульманского сообщества. Предполагая, прежде всего, саму организацию “Основа” и ее руководство. Это неотъемлемое и потому совершенно законное право принадлежало “Основе” как самой боевой и деятельной части мирового Джихада.

Оставшись один после насыщенного событиями дня, Строитель, усевшись в покойном кресле, прикрыл уставший глаз. Победа досталась не легко. Он превзошел в изощренности учителей, поставил перед соратниками поистине глобальные планы в войне Джихада. Впрочем, ранее сам считал таинственный гималайский препарат непобедимым оружием, превращающий обычного, трусоватого, совершенно не способного к самопожертвованию человека в мужественного шахида ...

- Мудрецы научились подавлять волю человека, заставлять его совершать поступки, совершенно не поддающиеся осмыслению, те которые в здравом уме человек совершить просто не способен. Они научились повелевать людской психикой и заставлять умирать с именем Аллаха на устах во имя великой, избранной другими, цели ...

Впервые масштабно гималайское средство применили в Союзе. К нужному человеку в ресторане подсаживалась очаровательная женщина, или внушающий доверие, респектабельный собеседник. Затем жертву на некоторое время отвлекали, и в бокал подсыпался порошок, не имеющий ни вкуса, ни запаха. Человек выпивал бокал и впадал в состояние беспамятства, внешне подобное сильному опьянению. Жалостливые собутыльники уводили несчастного к машине, везли на конспиративную квартиру. Специально обученный член Организации подробно втолковывал потерявшему волю объекту, что, как и когда будущий террорист обязан проделать. На утро человек помнил только о выпивке, мучался похмельем. Все остальное, в виде набора простых инструкций, до поры до времени оставалось надежно скрыто в кладовых мозга.

- Кажется, нечто подобное совершают со своими жертвами африканские колдуны, создающие из людей зомби. - Неожиданно вспомнил Строитель. - Точно, зомби!

Для объекта разработки происшедшее воспринималось как результат типичного российского перепоя, сопровождалось утренними стенаниями жен, последующим скандалом и похмельной головной болью, снимаемой в одних случаях аспирином, в других - рассолом, в-третьих, российским народным методом опохмеливания. Человек шел на работу или службу и продолжал вести нормальный образ жизни до тех пор, пока не попадал в предусмотренную инструкциями Организации ситуацию.

Один, стоя на мостике океанского корабля, тупо смотрел остекленевшими глазами, не реагируя на доклады операторов локатора, штурмана, наблюдателей. Находился в ступоре, пока нос теплохода пропарывал ржавое железо старенького пассажирского лайнера, доживающего свой век на внутренних туристических линиях.

Тогда ушли на дно, задохнулись в каютах, захлебнулись морской водой в коридорах и на танцплощадках сотни “счастливчиков”, выбравшихся на круиз со всех концов страны Малого Сатаны. Погибли случайные люди, с огромным трудом доставшие билеты на считавшийся престижным лайнер. Бедняга капитан, даже оказавшись на тюремных нарах, так и не понял, что же все- таки произошло и как это он, профессиональный судоводитель, не смог разминуться в открытом море с другим судном.

Другой капитан с таким же мертвым взором загнал речной теплоход между опорами моста, своротил рубку и верхнюю палубу, где беспечно веселилась и танцевала гьяурская молодежь. Шкипера выловили из воды, долго лечили, потом судили и посадили в тюрьму, но причин происшествия так и не раскрыли. Третий - мощным буксиром протаранил баржу в водохранилище ... Четвертый - врезался на электровозе в состав цистерн. Тут уж судить и наказывать вообще оказалось некого.

Страну будоражили известия о катастрофах. Смешиваясь и разрастаясь, слухи и правдивые сообщения создавали обстановку нервозности, презрения к слабому правительству, недоверия к Партии, ее лидерам, к Государству в целом. Все происходило на фоне провала “Перестройки”. Нелепой говорильни, без плана и теоретической основы, проводимой в стране. Общеизвестные результаты показали, что цель операции оказалась достигнута.

- Тогда дальнейшую работу пришлось свернуть, а жаль. - Недовольно подумал Строитель.

Так вышло. Переборщили. Люди, связанные с управлением судами, железнодорожными составами и прочие потенциальные жертвы, здраво посчитали выпивку одной из первопричин случившегося с коллегами. Пить может и не перестали, но от случайных знакомств постарались интуитивно держаться подальше. Да и следователи во всех случаях катастроф обнаружили много общих закономерностей. В частности, предшествующую несчастью ресторанную гулянку с незнакомыми людьми или знакомство с исчезнувшей вскоре красавицей. Врачи отмечали временное помутнение сознания и паралич воли у подследственных, наступавшие в самый критический момент. Эксперты пытались делать анализы крови, психологические тесты, даже привлекали гипнотизеров и экстрасенсов, но все без толку ... Древнее средство не оставляло следов.

Организация Строителя уже тогда попыталась проделать нечто подобное с офицерами ракетных частей стратегического назначения, но, выяснив систему службы, отбросила идею как неперспективную.

Капитан на мостике судна или машинист в кабине локомотива, несущегося по рельсам, в одиночку отвечают за принятие решений. Помощники, согласно инструкциям, не имеют права вмешиваться, оспаривать приказы живого начальника. В отличие от этого, возле пульта запуска ракет в одиночку не дежурят, такой запуск дело коллективное, требующее соответствующего приказа из центра. Превратить в невольных шахидов сразу несколько офицеров из одной смены ракетчиков - дело практически нереальное.

Со времени последнего применения порошка, нанятые Организацией медики и химики, значительно усилили действие старинного снадобья. После просмотра голивудских боевиков у Строителя родилась блестящая идея. Он неожиданно понял, как можно относительно дешево добиться максимально возможного эффекта от модифицированного снадобья.

Для этого ему потребовались люди, внедрившиеся в самое сердце страны Большого Сатаны. Правоверные, научившиеся управлять громадными самолетами, несущими сотни пассажиров и тысячи килограмм легко воспламеняемого токсичного авиационного топлива. Агенты Организации тут же начали подбор кандидатов в среде мусульманской молодежи. Параллельно Строитель, используя инженерные знания, выбирал подходящие цели. Одно за другим рассматривал на фотографиях различные строения. С одной стороны потенциальные цели должны были представлять собой символы силы духа и воли неверных, а с другой - желательно как можно гуще ими заполненные в момент террористического акта.

Для окончательной проверки тщательно продуманного плана оставалось только провести последний, близкий к реальным условиям, тренировочный полет.

Отличительной особенностью предстоящего события от уже опробованного в России варианта, являлся элемент жертвенности шахида. Восторг правоверных должно было вызвать то обстоятельство, что террористического акт внешне выглядел как самопожертвование, героический поступок шахида-смертника. Вот почему Строитель уделил особое внимание подбору удовлетворяющего всем исходным условиям летчика мусульманина. Первому кандидату, пусть и не вполне осознанно, но придется совершить великий подвиг. В нужный момент человек совершит предписанное и с именем Аллаха на устах отправится прямиком в райские сады, в общество прекрасных гурий. Желал он того или нет, мнение будущего покойника никого не интересовало. Важно было другое. Дело должно обойтись без лишних свидетелей, без стрельбы и захвата заложников и выглядеть внешне как обычная катастрофа над морем. Эксперимент есть эксперимент.

Для опыта ни в коем случае нельзя привлекать одного из будущих героев, начавших обучение летному делу. Во-первых, их навыки управления самолетом могли оказаться не достаточны, во-вторых, прорыв в кабину пилотов мог стать неудачным и раскрыть раньше времени тщательно продуманную технологию планируемого удара возмездия. Исходя из этого, решили использовать мусульманина, служащего пилотом на одной из трансатлантических линий. ...

***

... С террасы кафе хорошо просматривался плещущийся внизу океан. Вокруг лениво шевелились опахала пальм прибрежного променада. Мимо столиков праздно фланировала публика в пестрых летних нарядах. Пилоту не верилось, что завтра их встретит осенней слякотью космополитический мегаполис, откуда дозаправившись самолет возьмет курс к берегам далекой родины. Там осталась жена, сыновья, там ждала его меньшенькая, самая любимая дочка.

- Последний вылет! Еще несколько месяцев и я наконец выйду на пенсию, займусь здоровьем дочки, семьей. Ведь практически вся жизнь прошла в небе, в отрыве от дома ... Молодость отдана военно-воздушным силам. Последние годы провел в гражданской авиации. - Мысли пилота текли неспешно, лениво в неторопливом ритме уходящего летнего дня. Куда спешить? Он не настолько молод, чтобы бегать в поисках молоденьких девиц, не обремененных ни одеждой, ни моральными принципами. Это уже позади. Даже несколько бесплатных упаковок “Виагры” везет теперь в подарок знакомым, а не себе.

Теплый, напоенный запахом осенних цветов воздух, легкая музыка, сытный ленч с бокалом легкого белого вина. Вот и все. ...

- Жизнь по-прежнему прекрасна! Вино Аллах простит. Не велико прегрешение. - Пилот скосил глаза на часы. С минуту на минуту должен появиться Командир экипажа. Уже много лет они летали вместе, дружили семьями, вместе отдыхали и делали покупки в чужих городах, особенно во время международных рейсов. Тут Пилоту с его патологической неспособностью усваивать иностранные языки, без помощи Командира пришлось бы вовсе туго. Потому он и не претендовал никогда на командирскую позицию, боялся опозориться и завалить необходимый экзамен. Да и зачем? Зарплата почти такая же, а ответственности гораздо меньше. Так и жил. Полеты сменялись тренировками, учебой, повышением квалификации, приходил опыт, мастерство, умение управлять самолетами, но жизнь проходила мимо.

- Краткие дни отдыха, привычные объятия жены, и снова работа, опять забота об образовании детей, о постройке дома на побережье, о машине ... Все делал для детей, только для них... Вот уже и сын вырос. Практически вдали от меня. Глазом не успел моргнуть, а он уже женится. Теперь надо готовить подарки новобрачным. Придется пошевелить мозгами - девушка из хорошей семьи, образованная, потому подарки должны соответствовать статусу семьи. Пусть Аллах пошлет молодым сто счастливых лет. Хорошо, что Командир обещал помочь с покупкой, подсказать. - Пилот посмотрел на часы. - Скоро уже. Да и жара заметно спадает, тянет вечерним бризом с океана.

Пилот вновь отхлебнул из бокала, поставленного на край стола неслышно отошедшим официантом. К столу подошел смуглый незнакомец в легком белом костюме и распахнутой на груди шелковой рубашке, приветливо улыбнулся, придвинул стул и сел, пристально глядя в глаза летчика необычно черными, словно две бездонные точки глазами. Пилоту стало немного волнительно, и он попытался отвести взгляд. Но, почему-то, не смог. Оцепенел, сидел молча, безучастно слушал арабскую речь. Запоминал сказанное подсознанием. Впитывал медленно, четко, слово за словом, диктуемую подробную инструкцию.

Люди вокруг ели, пили, смеялись и нисколько не обращали внимания на двух чужеземцев. Во-первых, пялится по сторонам здесь вовсе не принято. Во-вторых, прислушиваться к чужой, непонятной речи считалось “политически не корректно”. В третьих, вряд ли кто из присутствующих в тот день на террасе кафе вообще знал арабский язык. Подсевший к Пилоту человек дважды спокойно повторил сказанное. Улыбнулся дружески на прощанье. Отвел взгляд от лица собеседника, встал, обошел столик и по-приятельски потрепал Пилота по плечу. - Ладно, пора просыпаться, вон уже и Командир движется ...

Пока Пилот приходил в себя и стряхивал неожиданно навалившуюся дремоту, незнакомец успел далеко отойти от столика и раствориться среди остальной массы посетителей прибрежного кафетерия.

- Приснул на солнышке? - Усмехнулся подошедший Командир.

- Сморило видать на пару минут, не больше. Только успел выпить бокал вина и, вот пожалуйста, задремал.

- Вот то-то и оно, мой друг! Аллах не зря запрещает правоверным употреблять алкоголь! Мог ведь невзначай спросонку и вилкой вместо рта в глаз попасть, раз-раз и получил бы долгожданную отставку на пару месяцев раньше!

- Слушай, Командир, кто из нас слывет шутником? Ты или я? Что-то мы с тобой поменялись ролями ...

- Ладно, ладно мой друг, я на чужие лавры не претендую. Ты и только ты, главный юморист всех сотрудников государственных авиалиний! Ну, что, приступим наконец к заключительной части программы? Или ты передумал бродить по магазинам в поисках диковинных заморских подарков?

- Нет, нет! Только не это! Без тебя, Командир, мне наверняка всучат какую ни будь китайскую дребедень! Пошли.

Пилот выкинул из головы явно привидевшегося в полудреме незнакомца со страшными глазами, подхватил на руку форменный пиджак с эмблемой авиакомпании и отправился за покупками. Переходя из магазина в магазин, коллеги наконец выбрали несколько подлинных дизайнерских вещей, достойных жениха и невесты. Уставшие, но довольные покупками возвратились друзья в гостиницу и отправились в номера отдыхать перед полетом.

Холодным октябрьским днем реактивный авиалайнер североафриканской государственной авиакомпании готовился к полету через океан. В салоне самолета занимали места пассажиры. Галдели возбужденные предстоящим долгим путешествием школьники из нескольких туристических групп, предвкушая знакомство с пирамидами, крокодилами, сфинксами и прочей известной из учебников экзотикой. Гортанно переговариваясь, устраивались поудобнее в креслах летчики военно-воздушных сил, возвращающиеся домой после длительной стажировки за границей. Степенно занимали свои места старички пенсионеры, наверстывающие в путешествиях время, упущенное за долгие годы напряженной работы. Заняли свободные места пилоты сменного экипажа. Их время работы за штурвалами в кокпите еще не пришло. Носились по салону захлопотанные молоденькие длинноногие стюардессы, помогали пассажирам устроиться, заложить сумки на багажные полки. Раздавали пледы, подушечки, буклеты, разрешали по ходу дела мелкие досадные недоразумения.

Командир экипажа уселся в левое кресло, подрегулировал электрическим приводом сидение по росту, подмигнул молодому, собирающемуся вскоре жениться, правому пилоту основного экипажа и, щелкнув тумблером, связался с контрольной вышкой. Двигатели набрали обороты. Фиксирующие колодки отпустили тормозные диски. Авиалайнер медленно стронулся с места стоянки и неторопливо покатился по исшарканному колесами бетону, занимая место в очереди на вылет.

- Ну, что же... Во имя Аллаха, милостивого, милосердного ... Экипажу занять взлетную позицию!

Примерно через сорок минут полета самолет набрал заданную высоту. Мирно пощелкивал автопилот, удерживая многотонную машину на заданном курсе и назначенной диспетчерами высоте. Все параметры, записываемые магнитофонами "черных ящиков", соответствовали норме. Полет обещал стать совершенно заурядным, ничем не отличающимся от сотен и тысяч полетов остальных самолетов подобной конструкции.

- Доброе утро! - Донесся из динамика голос наземного диспетчера. - Ответьте мне на частоте один - пять - два - три - семь! Прием.

- Доброе, утро! Здесь рейс девять-девять, доброе утро! Вас понял!

Командир откинулся в кресле и удовлетворенно потянулся, хрустнув суставами. Взлет и посадка самые напряженные, сложные даже для опытного экипажа элементы полета. Дальше - в основном работа автопилота. Расслабившись, пилоты поговорили о работе, о возможных перемещениях в экипажах, о пенсии Шутника, о том, что без него в кабине станет скучновато. Посудачили даже, кому достанется припасенная им для подарков “Виагра”. Через несколько минут в кокпит зашел поболтать шеф-пилот компании, возвращавшийся попутным рейсом из инспекторской поездки. Заглядывали стюарды и стюардессы, предлагали кофе, обменивались привычными репликами.

Пилот, спокойно отдыхавший в салоне, неожиданно встрепенулся, словно вспомнив нечто чрезвычайно важное. Отстегнул, привязной ремень, встал и направился в кокпит.

- Слушай, молодой, давай уступи старику место. - Полушутя, полусерьезно потребовал от правого пилота.

- Но, Шутник, это же не твоя смена! - Попытался отбиться правый.

- Ты, все еще не понял, что должен встать и уйти? - Властным голосом твердо проговорил Пилот. - Ты должен! Дошло до тебя? Тебе приказывает старший! Иди и отдохни, потом придешь.

Правый пилот немного помешкал, ворочаясь в кресле, словно демонстрируя собственную независимость, но Пилот нависал над ним всей своей приземистой, массивной фигурой и тому пришлось убраться из кокпита.

- Старички решили поболтать наедине. - Подумал, уходя, второй пилот.

- Ну, как дела, Шутник? Доволен последним полетом? - Спросил Командир.

- Вполне, Капитан. Все, благодарение Аллаху, в полном порядке. А с твоей помощью и вопрос подарков решен наилучшим образом. Следовательно, для тревог и сомнений нет оснований. Слушай, ты видал, во что вырядились наши доблестные пилоты-истребители? Несколько месяцев стажировки перевоплотили их в настоящих янки! Пожалуй и домашние не узнают.

- Да, теперь им тяжеловато придется. ... После американской раскованности и вседозволенности да в наши патриархальные края ... - Командир покачал головой. - Ничего, привыкнут.

Посидели молча. Стюардесска в очередной раз предложила перекусить. Капитан отказался, и она принесла бутерброд для Пилота. Потом заглянула снова, предложила еще один. Девушка жалела уходящего на пенсию Шутника. Впрочем сегодня он еще не разошелся, не шутил, не рассказывал анекдоты, наоборот, выглядел необычно сдержанным. Но, что поделаешь, последний рейс.

Шутник, сидя в кресле правого пилота, несколько раз морщил, лоб, трусил головой, словно пытался, но не мог отогнать смутные, неприятные воспоминания. Командиру хотелось поболтать, послушать очередную порцию анекдотов, но он понимал состояние старинного друга и не настаивал, не мешал сосредоточиться, потому только угрюмо помалкивал за компанию.

Раздался очередной запрос диспетчера наземного контроля и Командир, отвечая, повернул голову в сторону от Пилота. Тот быстро опустил руку в карман форменного пиджака и достал любимую авторучку ушедшего в кабину правого пилота.

- Ты смотри, старина, я тут обнаружил заветную самописку нашего будущего шеф-пилота. Передай ее молодому и Бог пощадит тебя! Он бедняжка, должно быть вконец истосковался и места себе не находит без талисмана.

- Ладно, Шутник, быть по-твоему. Тем более, ты уж извини, но мне так и так нужно тебя покинуть на минутку. Сбегаю за одно в туалет, пока пассажиры не устроили перед ним толчею. Сейчас-то они вовсю заняты поглощением бесплатной еды.

- Давай, поторопись, Командир.

Зажужжал электромотор регулятора сидения и Командир, отдуваясь, вытащил свое большое тело из отошедшего в крайнее заднее положение кресла. Встал, потянулся, вышел и закрыл за собой дверь. Пилот остался в кабине один.

- Вверяю себя Аллаху! - Твердо, как это и предусмотрено заложенной в него программой произнес Пилот. Затем сдвинул до предела вперед командирское кресло, так, что даже возвратясь Командир, не смог бы сразу втиснуться в оставшуюся узкую щель. Привычно протянул руку к рукояткам дросселей, уменьшил до предела мощность двигателей и одновременно выключил автопилот. Каждое свое действие Пилот сопровождал обращением к Аллаху. Голос по-прежнему оставался спокоен, что зафиксировала магнитная лента, беспрерывно шуршащая в прочном корпусе аварийного самописца.

Всплеск профессионального самосознания заставил Пилота на мгновение остановиться. Он удивленно посмотрел на руки, словно недоумевая, что же это происходит, но заложенная программа пересилила подавленную волю. Механически, заученным движением летчик обхватил пальцами штурвал и, отклоняя его от себя, вывел оба хвостовых элерона в крайнее нижнее положение. Тяжелый межконтинентальный пассажирский самолет вошел в режим отвесного пикирования, разрешенный даже не для всех типов истребителей.

- Вверяю себя Аллаху! - тусклым голосом провозгласил в очередной раз Пилот.

Авиалайнер нырнул вниз, набирая скорость так быстро, что на некоторое время в фюзеляже наступило состояние невесомости. Летели вперед, сметая и калеча на своем пути стюардесс и стюардов тележки, заполненные завтраками, банками кока-колы, бутылками сока и минеральной воды. Первая кровь из рассеченных голов и рук залила белоснежные фартучки и кителя. Успевшие расстегнуть ремни безопасности пассажиры, словно космонавты выплывали из своих кресел, отчаянно крича, цепляясь за подлокотники, за волосы соседей, не понимая, что происходит, что нарушило еще секунду назад безмятежный полет. Захлебывались в плаче дети. Вдохновенно молился Господу, судорожно сжимая в руке небольшую старинную библию в кожаном переплете, пастор в строгом пиджаке с белоснежным стоячим подворотничком. Беспомощно ловили распахнутыми ртами воздух задыхающиеся от перепада давления пенсионеры.

Пилоты военно-воздушных сил, летчики-истребители привычные к подобным маневрам на своих быстрых машинах, первыми пришли в себя. Одни автоматически пристегнулись ремнями к сведениям, ожидая выхода из пике, другие, наоборот, попытались прорваться в кабину пилотов, помочь коллегам выбраться из явно нештатной ситуации.

Первым достиг двери кокпита и невероятным усилием, преодолевая огромное ускорение, протолкнул сквозь нее свое крупное тело, командир экипажа.

- Что произошло? Что случилось? - Орал он, пытаясь втиснуться в узкий просвет кресла.

- Вверяю себя Аллаху! - Ответил Пилот, по-прежнему отжимая штурвал от себя.

В кабине раздавался грохот и свист воздуха, обтекающего фюзеляж самолета со страшной, почти равной скорости звука, скоростью. Указатели высоты бешено вращались, словно сошедшие с ума часы из фильмов ужасов. Мигали тревожным огнем лампы сигнализации, освещая бликами неподвижное, будто отлитое из холодной бронзы, уже не живое, омертвевшее лицо Пилота. Заорала дурным голосом сирена, сообщая о достижении предельно допустимой скорости, загорелись красными рубинами сигналы аварийного давления масла двигателей.

- Что происходит? Отвечай! - Кричал, добиваясь вразумительного ответа, Командир, пытаясь оценить ситуацию и действия Шутника.

- Я вверил себя Аллаху! - Спокойно отвечал Пилот.

Командир плюнул и, втиснувшись кое-как в левое кресло, потянул изо всех сил на себя штурвал. Физически он оказался посильнее шутника. Нос самолета несколько приподнялся от зеленовато-серой поверхности океана, скорость замедлилась и самолет нехотя пополз обратно вверх, назад в синее небо, медленно, но верно набирая высоту.

Неожиданно рука Пилота рванулась к панели управления и отключила подачу горючего к двигателям, вырубая еще работающие на малой мощности турбины, исключая последнюю надежду на счастливый исход полета.

- Что ты творишь, Шутник? - Вскричал Командир не своим голосом.

- Я отключил их! - Спокойно ответил Пилот.

Командир из всех сил вцепился в штурвал и тянул, тянул его на себя. - Тяни, Шутник, тяни! - Просил, молил он напарника, но тот с дьявольской, непреодолимой силой по прежнему отдавал колонку от себя. Умная электроника в последний момент решила, что происходящая неразбериха есть следствие жизненно необходимого маневра экипажа и развернула один элерон вверх, а другой вниз.

Ни один пассажирский лайнер не рассчитан на подобные пируэты, на преодоление скорости звука, на переход от невесомости к ускорению ... Сначала от хвостового оперения отваливались только отдельные куски дюралевой обшивки, затем настала очередь элеронов, пилонов двигателей, крыльев. В конце, у самой поверхности океана, на три неравные части развалился кувыркающийся в небе фюзеляж. Разбросал над поверхностью моря тела мертвых и еще живых, объятых невероятным смертельным ужасом людей ...

Все произошло настолько быстро, что женщина диспетчер на пульте управления полетами, переключась на проводку французского самолета, даже не заметила сначала происшедшего с североафриканским лайнером. Дисплей еще некоторое время показывал некую отметку, фиксируя отражение электромагнитных лучей радара от металла обломков самолета, но вместо высоты, скорости и номера рейса рядом ничего уже не светилось.

Спасатели тщательно прочесывали на своих катерах поверхность океана. Доставали из маслянисто качающихся зеленых вод все, что осталось от мощной машины, от людей и их багажа. Выживших не обнаружили. Через несколько дней подводные роботы военно-морского флота с огромным трудом нашли и подняли на поверхность “черные ящики”. Эксперты внимательно изучили записи бортовых магнитофонов, компьютеры наземных радаров, обломки самолета. Долго заседали комиссии, выдвигались и отметались гипотезы и предположения. Постепенно затихал шквал публикаций в печати, и заголовки сменялись другими сенсациями. О трагедии над океаном уже не напоминали выпуски газет, молчали ведущие комментаторы радио и телевидения. Страховые компании выплатили страховки родственникам, а потом и самой авиакомпании ...

На одном из последних брифингов, агент ФБР, ответственный за связь с прессой, усталым голосом в очередной раз подтвердил, что нет никаких оснований говорить о возможном террористическом акте.

- Ислам запрещает самоубийство! Никто не смеет упоминать имя Аллаха, совершая самоубийство! - Уверяли историки религий, отметая предположения пишущей братии о возможном преднамеренном акте одного или сразу двух пилотов.

- Коран однозначно порицает такое! - Уверяли ученые улемы и имамы. С таким же пылом они вскоре найдут оправдание шахидам-самоубийцам.

- У них не было ни малейшего повода убивать себя! - Доказывали родственники пилотов и руководители авиакомпании.

- Кто знает, что там произошло. - Пожимали плечами агенты ФБР.

Строитель оказался вполне удовлетворен результатами пробного полета и спокойно приступил ко второй фазе. Теперь он внедрял надежных людей в страну Большого Сатаны. Определял на учебу в лучшие частные авиашколы. Работал не торопясь. Создавал базовое предполье - законспирированную опорную сеть Организации в странах Западной Европы. Старой, доброй, чистенькой демократической Европы, обессиленной собственным благодушием, все подавляющей и невероятной, граничащей с радостным идиотизмом, заботой о “Правах человека”. Бездумно радеющей обо всех без разбору живущих и всем происходящем во всех концах ареала обитания гомосапиенса, совершенно не подготовленного, в подавляющем большинстве, к восприятию подобной идеи.

Глава 16.

Господин Великий Президент.

- Справедливость? ... Хм, пожалуй, не подойдет, слабовато звучит, затерто от слишком частого употребления ... Несчастные страдальцы? ... Неплохо, но чего-то не хватает, этакой изюминки, ... Долг? ... Не оригинально. Да и использовал не раз ... Нет, не пойдет ... Черт меня побери, позарез нужно Слово! Только одно, но пробойное! Ключевое слово предстоящей речи!

Президент готовился к важнейшему в своей непростой политической карьере публичному выступлению, способному или вновь вознести его мощным вихрем на сияющие вершины всемирной славы, либо смыть потоком мутноватой водицы на дно всеобщего презрительного забвения.

Текст речи решил написать лично, придавая предстоящему событию особое, первостепенное значение. Речь, а тем более событие ей претворяемое, могли обернуть его дальнейшую судьбу великой победой, или, наоборот, вывернуться не менее страшным политическим поражением. Впервые, за время его пребывания во главе государства, страна вступала в прямое противостояние не с полудикими племенами на африканском континенте, а с вполне цивилизованной европейской страной, обладающей профессиональной армией с прекрасными боевыми традициями.

Военная операция должна последовать незамедлительно после гневного, пафосного выступления руководителя государства. Первого появления Президента перед широкой аудиторией после хлесткого публичного бичевания. Это означало, что речь обязана оказаться яркой, впечатляющей, незабываемой. Предназначенной смыть пафосом и высоким стилем презрение и грязь воспоминаний, а заодно и следы публичной порки со светлого образа лидера нации.

- Они, наверно, считают, что я, Великий Президент, не найду достаточно сил выйти к народу после прилюдного шельмования? После публичного позора? После неминуемого краха карьеры, от которого спасла только дурацкая, непонятная, немного презрительная щепетильность собственного чистоплюя-напарника.

- Окажись я на его месте в подобной ситуации, миндальничать бы не стал. - Усмехнулся собственной мыслишке Президент. - Подтолкнуть падающего - святое дело в политике. Слава Богу, аристократишка не рискнул незапятнанной честью благородного человека и не решился проголосовать против своего оплошавшего плебея Президента.

- Ну и что? Поколебало меня происшедшее? Смутило мой дух? ... Вот уж нет! Такое может вывести из себя, довести до нервного криза кого угодно, но только не меня. Я не зря ношу прозвище “тефлоновый”, а потому в исключительно неприятные и самые волнительные моменты жизни всегда знал и верил - выскользну! Выкручусь из глупого положения, где другие погибают, кончают с собой, прощаются с карьерой, исчезают с политической арены, словно смятенные тени ... Другие, но только не я!

- Да, перед камерами пришлось изображать глубокое раскаяние, просить о снисхождении, приносить извинения народу. Но, боже мой, шло голосование, грозило отстранение от должности, черт знает, что творилось в Сенате, аккомпанементом голосования рвались ракеты в Багдаде, а пульс оставался ровным ... Ладно, теперь все позади, в прошлом, а значит цена случившемуся - грош ломанный. Наплевать и забыть ... Все выкинуть из памяти! Вопли моралистов, непроизвольные ухмылки собеседников, отводящиеся в сторону маслянисто поблескивающие глазенки, выступления комментаторов, допросы независимого въедливого прокуроришки ... Все забыть, но всем при случае припомнить! Отомстить!

- Все! Достаточно! Открываю новую страницу! Зачеркиваю прошлое. Необходимо войти в историю Великим, а не смешным. ... Боже ... Поэтому так важно найти это проклятущее, неуловимое слово. Ключевое слово в речи, долженствующей открыть следующий этап политической жизни.

Великий Президент устало потер виски, почесал по неискоренимой привычке нос. Правда, быстренько опомнился и отдернул руку. Вовремя вспомнил наставления имиджмэйкера, твердившего, что сей плебейский жест, означает хитрость, неискренность и попытку скрыть ложь. От жеста необходимо избавляться, твердил помощник, особенно теперь.

Президент секунду подумал и, в наказание за почесывание, пребольно ущипнул крупный красный нос, - А, не чешись подлец!

Помедлил маленько, пережидая боль щипка и, шлепнул ладонью чесавшей руки по ребру огромного стола. - Ох, черт, больно!

- Ладно, виновники наказаны, вернемся к делу.

Но к делу возвратиться не удалось, от неприятных воспоминаний неумолимо потянуло в сон.

- Довели черти! Моралисты проклятые, чтоб вас черти позабирали ... - Президент откинулся на кожаную спинку кресла, украшенного, как и многое другое в кабинете, государственным гербом. Крепко, до хруста суставов потянулся, зевнул, окинул глазами ставший привычным, за время долгого служение народу, интерьер, подпер рукой толстую щеку, прикрыл глаза и погрузился в блаженное полудремотное состояние.

Раскаивался ли он? ... Ерунда, ему не в чем раскаиваться! ... Подумаешь, еще одна небольшая интрижка с дурой практиканткой, мечтавшей о несбыточном счастье. Девочка надеялась разделить с ним сладость почета, погреться в лучах славы, урвать собственное маленькое женское счастьишко ... Толстенькая, сентиментальная дурочка с горящими от обожания глазенками ... Ах, как искренне она кинулась к нему в первый раз, да и потом под камерами телевидения без фальши изображала преданность и обожание. Так и отдавалась, страстно, восторженно ... Может, впрямь влюбилась? ... А что такое любовь?

На последний вопрос Великий Президент не смог бы дать ответа, даже очень захотев. Ну не нашлось в его жизни места любви! Липли к нему женщины постоянно, не давали проходу до свадьбы, во время бракосочетания, после оного. Он привлекал баб общительным характером, бойко подвешенным языком, репутацией неутомимого и непривередливого любовника. Даже внешним видом этакого толстенького Карлсона, слетевшего с крыши и восторженно играющего на саксофоне. Ну и крупным крепким носом, тоже предоставляющим женщинам кое-какую информацию о многих скрытых достоинствах ...

Удачная политическая карьера в конец разбаловала будущего Президента. Холодная в постели, совсем не красивая, слишком умная и амбициозная жена, в сочетании с неуемным темпераментом жеребца-производителя, толкали его на всевозможные аферы в кабинетах и столовых, автомобилях и самолетах. Как правило, женщины не отвергали явных и откровенных домогательств, а многие, наоборот, искали рискованных сексуальных приключений, с перчиком, на грани скандала. Частенько он мчался на свидания, выскользнув ночью тайком из супружеской постели. Прямо в пижаме заскакивал в автомобиль, укладывался на заднее сидение и верный охранник вывозил героя-любовника за пределы резиденции ... А ведь существовали еще служебные кабинеты, купе поездов, салоны самолетов, туалеты ... Все сходило с рук ...

- Но ведь бабы оставались довольны! Не одна не предала! Не побежала трепать языком перед прокурорами и судьями! Только одна носатая чертовка! Это же надо, да с таким шнобелем вместо носа любая за честь посчитает недвусмысленное предложение такого мужчины как я. Нет, убежала ... Скромница! Глазки потупила ... Потупить - потупила, но успела зараза все самое важное высмотреть. Все детали, пикантные подробности. Вот, тварь глазастая! Теперь приходиться отмазываться ... Такие деньги! И за что? Только за демонстрацию уникального президентского достоинства? Ох, это правосудие, эти моралисты, проныры журналисты, зануды консерваторы, въедливые независимые прокуроры ...

- Если подсчитать, то за все годы правления я в основном только и занимался выскальзыванием и выкручиванием из различных подстроенных врагами скандалов. Потратил сил и времени больше чем на прямые обязанности. - Самокритично подвел печальный итог Президент. - Может оно и к лучшему? Экономика развивается сама собой, как ей и положено. Внешний долг сокращается ... Чутье подсказывало мне, и оказался в итоге прав, особо не вмешиваясь в развитие событий. У бизнеса свои законы, свои пути развития и не стоит на экономику накидывать узду, тянуть на дорожки, указываемые малохольными учеными. Пусть даже из родной, совершенно либеральной, партии ... Молодец я, нашел выход. Вроде нехотя, под давлением, но пошел на поводу политических противников. Расчет простой и верный: получится - прекрасно! Слава Президенту! Не выйдет - замечательно! Смотрите все! Политические враги физическим большинством приняли неверные решения и бедственный результат на их счету. Причем же тут Президент?

Президент приоткрыл щелочки век и обшарил взглядом кабинет. Углов, слава Богу, в исторической комнате не имелось. Глаза, обежав овал стен, снова уткнулись в девственную белизну листа на полированной поверхности стола.

- Ах, да, я еще не нашел ключевого слова предстоящей речи! Ну же, думай, думай, шевели мозгами. Ведь ты, в конце концов, адвокат, выпускник престижного Университета, а не жалкого городского колледжа!

Президент вновь заставил себя сосредоточится, но вместо ключевого слова вспомнил вечера, проведенные с молоденькой, но весьма поднаторевшей в любовных делах стажерочкой. Немного полноватой, но зато свеженькой, с аппетитными, яркими, пухлыми губками и проворным розовым язычком ... А ведь как здорово получалось! Он с приспущенными брюками, ее головка между толстых колен, восторг облегчения ... Ее неподдельная радость от приобщения к великому. ... О! Вот и с сигарой все так интересно начиналось, жаль, не довелось попробовать ее раскурить до конца, это оказался бы пикантный трючок, возбуждающий ...

Президент неожиданно обнаружил, что действительно возбудился от приятных воспоминаний. Вот те на! Теперь укрощай ненужную, бестолковую, совсем ни ко времени возникшую эрекцию ...

- Придется думать о неприятном ... Но угораздило же неопрятную дуреху не только сохранить “сувенирное” платье, но и потрепаться по телефону с продажной, завистливой, стервозной подружкой! Та все под магнитофон записывала, уточняла заинтересованно детали любовных свиданий, наводящие вопросики задавала ... Ну, с ее то мордой и фигурой, только и оставалось, что завидовать счастью подружки. Доверяй после этого женщинам! ... И ведь просил молчать. А! Ладно. Все позади и вряд ли вновь подобное приключение повториться. По крайней мере, в ближайшем будущем. Придется смирить плоть. - Президент тяжко вздохнул. Поглядел вниз. - Нет, нет, даже думать не смей! Дела, дела и только дела!

С удовлетворением отметил, что при одном воспоминании о текущих делах возникшая было эрекция, мгновенно пропала. Облегченно вздохнул. Потянулся, потер глаза, вынул из стопки и положил перед собой свежий листок с монограммой, вновь принялся сочинять речь. Но нужное слово все не приходило на ум. Вместо него лезла всякая чепуха ...

- Нет, господа, очень тяжело служить Президентом в стране великой демократии и полнейшего разгула прав человечков. Вот коллега из прекрасной Франции ... Имел не только любовниц, даже детей от них! Спокойно гулял со всеми, в театр похаживал. Ну и что? Разжаловали? Сместили? В суд потащили? Наоборот! Уважать больше стали! Вот это, страна! Вот это, люди! В старушке Европе даже не поняли, о чем здесь весь сыр-бор заварился. Подумаешь, большое дело - занялся сексом на рабочем месте. Да и секс ли это в прямом смысле слова? А в юридическом? В медицинском, наконец? ... Боже мой! ... Ведь мы все люди, все мы человеки. Все подвержены страстям! ... А то, что под присягой врал, так это ... ну, предположим, спасая честь любимой, молодой, неопытной, девушки! ... Паршивки болтливой! ... В Европе это восприняли спокойно. Славное, доброе рыцарство! И из-за этого тянуть на судилище?

Президент не удержался и вновь почесал нос. Отдернул руку, но, впрочем, повторно наказывать себя не стал ...

- Или взять, к примеру, друга Борю из страны снегов и медведей. Да он и сам словно сибирский медведь, некультурен, постоянно пьян, вульгарен, зачастую от него попахивает ... неприятно. Все так, но зато мил со мной, легко и добровольно поддается малейшему нажиму. Я уже привык к его манере поведения, знаю, что мой друг для порядка порычит, повыкобенивается, да и пойдет во всем навстречу. Приняв, однако, для храбрости несколько рюмашек алкогольного успокоительного.

- Что же лучше для страны, господа-моралисты, - пьянство на рабочем месте или секс? И ведь ничего, переизбирался как миленький. Даже с тремя несчастными процентами народного доверия! Стоило это удовольствие, между прочим, американским налогоплательщикам немногим больше половины миллиарда долларов! Совсем не дорого, учитывая масштабы некомпетентности “Друга Бори”. Коррупции, на фоне которой даже пьяненькое дирижирование оркестром в Германии, прилюдное пощипывание за попку секретарши, описивание колес самолета в Америке, похмелье в Исландии и прочее - просто маленькие детские проказы резвого шалунишки. Да и пьяница он вовсе не злой, скорее добренький, все готов отдать, раздарить не жалея. Не свое собственное, естественно, государственное. Правда, по пьянке эти два понятия в его мозгах давно уже переплелись невероятным образом. Действительно, для нас такой алкоголик лучшее, что можно иметь в этой стране непуганых идиотов.

Грустно вздохнув, Великий Президент, решил еще раз внимательно просмотреть разведдонесения, скопившиеся непрочитанной грудой бумаги в коробке, отведенном для входящей документации на одном углу огромного рабочего стола.

Нацепив на нос очки для чтения, он принялся просматривать сухие выжимки из разведдонесений, пришедших за то время, когда практически не удавалось, даже бегло, знакомится с поступавшими документами. Перед глазами пробегали холодные цифры, сухие, составленные без эмоций, фразы казенных донесений.

- Так, так - Амбон. Где это? Ага, Индонезия. Мусульмане, подстрекаемые религиозными фанатиками, направляемыми и финансируемыми организацией Строителя “Основа” убили 158 христиан и сожгли 300 домов и бизнесов. Убивали всех подряд, мечами. Индонезийская Армия практически не вмешивалась в события и даже не старалась защитить несчастных.

- Строитель? Опять этот загадочный бородатый человек и его террористическая организация. Наверняка грязные, малообразованные люди. Фанатики! Звери! И эту мрачную личность мы привечали во время Афганской войны? Лечили. Обеспечивали оружием и средствами. Правда, тогда он бился с красными. Это похвально. Но чего же ему недостает сейчас? Неужели просто находит выход примитивная звериная ненависть к западному образу жизни, к цивилизации и прогрессу? Тогда понятна подоплека взрывов в посольствах. Надо будет приказать военным пробомбить крылатыми ракетами лагеря этих бандитов, продемонстрировать нашу решимость и подавляющее превосходство в вооружениях. Военный эффект возможно окажется невелик, но не это главное. Основное припугнуть. Пусть поймет намек и находит подходящие цели в других местах, не затрагивающих мои интересы. - Быстро набросал несколько строк и отложил бумагу в сторону. Взял из стопки следующую.

- О, в Афганистане производится до восьмидесяти процентов всего опиума-сырца поступающего на мировой рынок наркотиков! Нехорошо! - Сам Президент каким-то чудом, можно сказать счастливо, учитывая богемный образ жизни в молодости, избежал знакомства с тяжелыми наркотиками. Ограничился несколькими папиросками с марихуаной, выкуренными в компании. Да и те курил не затягиваясь, баловался. Не понравилось. Кайфа мало, а голова тяжелая. Женщины оказались гораздо более сильным допингом и средством для снятия стрессов.

- Наркотики - наша беда! Но борьба ведется. Что тут еще можно сделать? Ничего! Талибам нужны деньги и никакие уговоры не помогут ... Пока им выгоден опиум - они его будут выращивать на экспорт. - Бумажка отправилась на пол.

- В Афганистане нарушаются права женщин. Да, да! Бедняжки лишены в законодательном порядке права на работу и образование, не имеют возможности появляться на улице без паранджи. Их бьют плетью! Афганистан действительно одна большая тюрьма для женщин. Бедняги, никакой политической корректности! - Подумал Президент. Впрочем, некоторых из наиболее зловредных представительниц слабого пола он самолично с удовольствием бы выпорол и завернул в паранджу. Отложил бумагу, снял очки и, некоторое время, закрыв глаза с удовольствием представлял процедуру наказания мерзких вражинь ... Нет, кое в чем, Ислам, пожалуй, прав.

-Ладно. Бог с ними с правами афганок. - Смахнул листик со стола. - Что там дальше?

- В России исламские террористы взрывают дома и газопроводы. Гибнут сотни мирных жителей. - Это Борины заботы. Президент не особо напирал на чеченскую проблему в своих отношениях с дружком. Того и так затравили поборники прав человека из Европы. Хотя из прежних донесений просматривалась некая замысловатая связь чеченских сепаратистов с все той же таинственной организацией “Основа”, что взрывала посольства в Африке, вырезала людей в Алжире, изгоняла христиан в Индонезии, выращивала наркоту в Афганистане ... Но! ... Но свои проблемы всегда ближе к телу. - Решил Президент и небрежно отшвырнул листик. Тот спланировал на пол к остальной невостребованной информации.

- Ого! - Удивился Президент, приподняв бровки. Исламисты добрались даже до Кайп-Ката в Южной Африке! Уже и там местные власти бьются, стараясь обуздать террористов связанных с “Основой”. Ну, у этих опыта достаточно ... Справятся сами как-нибудь!

“ Неизвестная группа исламских фундаменталистов взорвала христианско-корейскую церковь в столице Таджикистана”. - Хм! А где он, этот Таджикистан? ... - На пол!

“ На северо-западе Алжира исламисты убили 14 человек, членов одной семьи”. - Какие все же негодяи!

“ В Нью-Йорке четыре араба в Йом-Кипур подожгли синагогу”. - Мерзавцы! Евреи хорошие, дисциплинированные избиратели, традиционно голосующие за мою партию! Я и сам надевал ермолку, присутствовал на молитвах в их синагоге. Принять меры! Немедленно! Тем более что впереди еще одно весьма перспективное дельце, способное при удачном раскладе принести славу, а то и Нобелевскую премию. Если удастся помирить Израиль с Палестиной, войду в историю миротворцем похлеще, чем Джимми с Кэмп-Дэвидом.

- Придется изо всех сил жать на израильское руководство, давить, склонять к уступкам, а тут уж без местных евреев не обойтись. Иного выхода просто нет. На палестинцев давить бесполезно. Пустое дело! Следовательно ... пусть на попятную идут евреи. Все же они не такие дикие и потому податливые. - Бумага с записью улеглась поверх листика с резолюцией о ракетной атаке лагерей террористов.

“Алжир, исламисты, связанные с “Основой”, или, во всяком случае, очень близкие по идеологии и поставленным политическим целям к данной террористической организации, совершили налеты на деревни и убили одиннадцать мирных жителей, включая детей от 14 до 17 лет”. - Опять Алжир, отметил машинально Президент. Повертел в руках листик и нерешительно положил на край стола.

“Австралия, Сидней. Исламисты взорвали несколько домов в пригороде Сиднея”. - Это дело австралийской полиции. Хулиганство, не более того. Присылают всякую чушь! На пол!

“В Индии исламисты убили тринадцать человек, собравшихся в ходе празднования перед индуистским храмом. Еще пятеро ранены”. - Хм! Индусы предпочитают покупать советское и российское вооружение, создали вопреки нашим рекомендациям атомное оружие, баллистические ракеты, запускают спутники. Пусть выкручиваются самостоятельно, а мы посмотрим. Небольшая дестабилизация ... Этакое постоянное возбуждение, отвлекающее силы и средства, поддерживающее население в состоянии неуверенности в правительство, а политическую жизнь страны на уровне нестабильности возможно даже соответствует нашим интересам. Вмешиваться не станем. На пол!

“ Алжир. Шесть человек вооруженных автоматическим оружием ворвались в деревню и убили семью, где праздновали рождение ребенка. Младенца прикончили ударом головой о стену, а затем разрубили на части топором на глазах родителей. После чего убили всех находящихся в доме, в том числе женщин и детей. Погибли 13 человек”. - Президент представил происшедшее в далеком Алжире. Чуть-чуть поплакал. Вытер глаза белоснежным платочком с личной монограммой, высморкался, откинул запачканный платок на пол, рядом с кучкой бумаг. Сложил алжирские новости в отдельную стопку на краю стола, отдельно от подписанных бумаг ...

“В Крыму мусульмане варварски разрушают и оскверняют православные святыни. Русская община боится повторения югославской трагедии”. - Кучма весьма нехороший человек и ему пора убираться вон со своего поста, уступив место более прагматичному, прозападному политику. Вот пусть Кучма и повертится! А мы пока посмотрим ... На пол!

“На Молуккских островах одиннадцать человек погибли, когда мусульмане, подстрекаемые организаторами из “Основы”, напали на христианские деревни”. - “Основа”, опять эта таинственная, неуловимая “Основа”! Ладно, посмотрим, как они среагируют на наши ракеты. Если умные люди, то поймут правильно и оставят наши интересы в покое. Если - нет, то, так или иначе, а вопрос этот придется решать уже не мне. Вот пусть следующий победитель президентских гонок и ломает голову. - Листок слетел на пол.

“В Нигерии сотни людей погибли в ходе религиозных столкновений после введения Шариатского мусульманского правления. Наверняка не обошлось без подстрекательства со стороны людей Строителя” - В Нигерии постоянно кого-то убивают. ... Надоело. Главное не страдают пока наши интересы. На пол!

“В Лондоне полиция предотвратила террористический акт, подготавливаемый исламскими террористами, вероятно связанными с людьми “Строителя”. - Ого, - Подумал Президент, - это уже совсем нехорошо! Англии, как верной союзнице мы отводим весьма важную роль в предстоящих событиях. Потому дестабилизация, тем более с участием мусульманского фактора совсем не желательна. Немедленно выразим солидарность и возмущение, но - только по дипломатическим каналам, без широкого публичного резонанса. Намекнем о нежелательности в сегодняшней ситуации акцентировать излишнее внимание коренного населения на мусульманах. - Лист с короткой записью лег в маленькую стопочку на середине стола.

“Алжир. Исламисты зарезали десять человек, включая женщин и детей”. - Донесение пополнило стопку на краю.

“ Алжир - растерзано исламистами восемь человек”. - На край.

“В Косово мусульманами убиты трое сербских полицейских” - Президент поморщился, пролистнул небрежно. - Это не актуально в свете надвигающихся событий. Сербом больше - сербом меньше. Все равно им отведена роль “плохих парней”, этаких нарушителей спокойствия старушки Европы и церемонится с ними, никто не собирается. На пол!

“В Афганистане под вопли тысяч мусульманских экстремистов сожжены спутниковые антенны и телевизоры”. - Занимательный факт. Они действительно необразованные и некультурные фанатики. На пол!

“В Ливане духовный лидер мусульман призвал всех правоверных к бойкоту американских товаров, сказав, что США - главный неприятель правоверных и Ислама как такового... Он же призывал ранее к священной войне против США”. - Наверно очередной грязный, волосатый, нечесаный и дурно пахнущий дервиш с безумно горящими глазами. Не стоит принимать всерьез его вопли. Священная война против единственной сверхдержавы! Надо же такое придумать! С ножами и устаревшими Калашниковыми они надеются добраться до наших берегов? Смешно! - Щелчком отправил листик с воплями муллы на пол, к остальной бумажной куче.

“В Найроби при нападении на христиан ранили англиканского епископа”. - Единичный факт. Выразим формальное соболезнование союзникам.

“В священный месяц Рамадан в Алжире исламские экстремисты убили пятнадцать человек”. - Интересно, а разве мусульманская религия допускает убийства в такие дни? - Добавил и этот лист к остальным донесениям из Алжира.

“В Индонезии в церковную процессию христиан исламисты бросили бомбу. Один погиб, семеро ранены”. - Возможно, в Индонезии следует ожидать всплеска религиозной войны, подумал Президент. Как это отразится на нефтяном рынке? Так, сформулируем запрос аналитикам из разведывательного содружества. Кажется, у нас с женой нет акций тамошних компаний. Проверить!

“В Кашмире исламисты ранили двадцать четыре мирных жителя”. - Индия. Оставим без комментариев. На пол!

“В Алжире за три дня экстремисты убили пятьдесят человек. Среди них преподаватели и учащиеся технического лицея. Подозреваются люди из организации поддерживаемой Строителем”. - Добавил к алжирской информации.

“Около кафедрального католического собора в Джакарте взорваны автомобили, начиненные взрывчаткой. Полиция считает, что это дело “Основы”. - Так, вопрос к аналитикам уже сформулирован и не стоит ничего изменять. Главное - наши интересы, нефть, каучук, сырье и безопасность местных филиалов американских фирм.

- А, вот уже приятная новость! Что ж, такое поведение вполне политически корректно, никого не обижает. - “В Бруклине ФБР обыскало штаб движения “Ках”. Его обвиняют в сборе средств на противодействие исламистам”. - Можно дать оценку на брифинге. Местным мусульманам окажется приятно, а это означает приток пожертвований не только в партийный, но и мой личный фонд!

“Талибы ввели смертную казнь за отказ от Ислама и пятилетнее заключение в тюрьме за торговлю религиозными книгами других религий”. - Выяснить, есть ли там наши миссионеры. Если да, то посоветовать убраться. Не хватало еще ввязаться в религиозные распри фанатичных мулл! - Запись на листике и тоненькая стопка в центре стола пополнилась еще одним документом.

“Муфтий Иерусалима издал религиозный приказ - “фетву” о том, что Храмовая гора полностью принадлежит мусульманам”. - Израильские политики разберутся. Не наше дело. На пол!

“Боевики террористической исламистской организации “Абу Сайаф”, тесно связанной со “Строителем” похитили с целью выкупа шестилетнюю англичанку”. - Бандиты! Запросить англичан, нужна ли наша помощь и если ответят положительно, подключить разведчиков.

“В Алжире исламисты зарезали двадцать три пастуха. Всем перерезали горло. “ - Варвары! Негодяи. Так, это к алжирской информации ...

- Опять Алжир! Боже, надоело читать кровавые истории. Опять семью из одиннадцати человек прикончили. Ужас! Но какие, однако, у них большие семьи? Отложим пока на край стола.

”Талибы зверски умертвили более ста хазарейцев” - А кто, собственно говоря, такие, эти хазарейцы? На пол!

- О! это уже веселее. - “Талибы под страхом смерти запретили стрижки “А ля Ди Каприо”!” - Вот это да! Оказывается великая Американская культура доходит и до Афганистана. Приятно слышать! На пол Ди Каприо!

“Алжирские исламисты перерезали горло двадцати пяти мирным жителям... “ - Все хватит на сегодня. А то не засну, пожалуй, ночью. - Тут Президент почесал нос. Видимо в очередной раз приврал, самому себе. Если ночью не спалось, то совсем по другой, вполне земной, приземленной причине. Отлученного от радостей привычной сексуальной жизни, его мучили эротические сновидения, постоянная эрекция, но вовсе не дела политические, ни, тем более, кровавые события в далекой африканской стране ... Президент снял очки и спрятал в футляр. Отложил на край стола прочитанный листок и задумался.

- Все это ужасно! Ужасно! Звери! Убийцы! ... Скрутить в бараний рог мерзавцев!

По гладкой президентской щеке дрессировано сползла и предательски капнула на белоснежный лист слезинка, замарав подготовленную для великого дела поверхность бумаги. Президент брезгливо поморщился и, скомкав, швырнул лист на пол.

- Звучит, конечно, неплохо, но - не то ... Скрутить можно ... Но, что это даст мне лично? Еще одно Сомали? Поможет войти Великим Президентом в Историю Человечества? Даст Нобелевскую премию? ... Вряд ли! Так, так, просмотрим остальное ... - Рука с коротко обстриженными полированными ногтями машинально перебирала один за другим листики донесений и небрежно скидывала прочитанное на пол. Ничего страшного, служителей достаточно, приберут. За это им и платят деньги.

- По человечески жалко алжирцев. Не дают им спокойно жить исламисты, развязали резню, бойню, убивают всех стремящихся к человеческой, нормальной жизни, к прогрессу, к демократии. И так день за днем. Боже мой! - Немного театральным жестом Президент изящно поднес кончики мизинцев к вискам. - Зверски убиты более ста пятидесяти тысяч человек, в основном дети, старики, женщины ... За что? Может решительно встать на защиту невинных? Двинуть всю мощь армии, авиации и флота? Оказать помощь правительству поставками оружия, разведывательной информации? ... Страшновато ... Слишком непредсказуем результат.

- Французы уже пробовали, а итог? Весьма плачевный. В пассиве - похищенные заложники, угнанные террористами самолеты, стремившиеся свалиться на Эйфелеву башню самоубийцы, взорванные бомбы в метро, взрывы на людных площадях, в местах скопления туристов ... Кровь, стоны жертв, переполненные машины скорой помощи, паника среди населения. Заваренные намертво крышки мусорных урн вдоль парижских бульваров. И ... исчезнувшие бесследно от органов правосудия террористы ... Властям пришлось негласно давать отбой, признавать полное поражение, отступить.

- Могу ли я допустить нечто подобное в своей стране, в преддверии окончания полномочий? После публичного осмеяния в прессе, после слушаний в палатах? Оно мне нужно? Я не самоубийца и не собираюсь класть на весы истории ничьи иные интересы, кроме моих собственных. Тем более что и стратегических интересов страны в том регионе совсем немного. Основные потребители алжирского газа и прочих природных ресурсов расположены на европейском континенте. Вот пусть они при желании и наводят в своем регионе порядок! Принесет или не принесет мне историческую славу и политическое выгоды то или иное действие - вот он единственно реальный критерий оценки ситуации.

Президент, уже вовсе не раздумывая, смахнул все лишнее со стола на пол.

- Решение принято правильное, тем более что и средства массовой информации вряд ли особо активно поддержали акцию в Алжире. Кто из всемирной прессы кричал о трехстах пятидесяти тысячах изгнанных хорватами сербов? Так, мелочевка из православных стран, но уж ни как не столпы демократической прессы, ни гиганты телевизионного вещания! Много нашлось желающих вопить о миллионах вырезанных в конфликте тутси и хуту? Обошлись мелкими заметками в середине новостных страниц. Пишут о ежедневно уничтожаемых феллахах в Алжире? О десятках тысяч павших в борьбе с турецкой армией курдов? Никто из крупных телеканалов, ведущих журналистов даже не попытался развивать эти темы!

- Почему? А не выгодно! Ну, нет, нет у бедняг денежек на наем “золотых перьев”! Не могут купить с потрохами пройдох с телекамерами, готовых вылизывать хорошо подвешенными языками любую самую грязную задницу за соответствующее вознаграждение. Следовательно, вниманием прессы к алжирским событиям вовсе не пахнет. Акулам пера до них дела нет. Тут политического капитальца не составишь, а без внимания “масс мидии” успеха не добьешься.

- Задевать Иран - боязно. Не мне втягивать страну в длительную войну. Тем более здесь крутятся нефтяные интересы многих важных персон.

- Ирак - пробомбили во время голосования, побомбим сколько захотим. Дело верное и не опасное. Задумано оказалось превосходно - бомбить Багдад под голосование палат. Вот телезрители нащелкались, натешились, переключая каналы! “Да!” - Ракета в дом! “Нет!” - Бомба в склад! Пестрые снарядные трассы в черном небе! Популярный корреспондент на крыше! Телесъемки камер с умных бомб в прямом эфире! Репортаж специалистов, комментарии из студий. Багровые отблески пожаров! Вот это вышло шоу! Класс зрелище! Все прилипли к телевизорам, болели.

- Итак, сомнения отброшены прочь. Остается одна единственная цель, на которой возможно успешная консолидация усилий союзников. Заодно, прозрачно намекнем всему миру, кто здесь диктует условия игры, подавим немногих сомневающихся мощью суперсовременной военной техники. А, главное, навеки увековечу собственное имя в истории - главного защитника всех несчастных и угнетенных. Побочный, так сказать вторичный эффект, тоже весьма привлекателен. Выгодно предстать перед мусульманским населением внутри страны и за ее пределами, поборником и защитником прав многомиллионной общины. Среди них есть весьма и весьма богатые люди, а мои личные финансовые дела находятся в печальном состоянии. ... Они умные ... поймут сигнал, помогут.

Президент встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая затекшие после долгого сидения мышцы ног, затем подошел к личному сейфу и, набрав шифр, отпер. Достал тонкую канцелярскую папочку, отличающуюся от миллионов подобных только грифом наивысшей секретности в верхнем правом углу. Вернулся в кресло. Раскрыл, углубился в чтение.

- На сто процентов права старушка-воительница! Ушлые, острые на язык партийные функционеры и сотрудники администрации, снующие по бесчисленным коридорам и кабинетам, прозвали ее “Мадам Война”! Косово - это действительно то, что мне нужно! Тут есть, кого давить! Афганистан с его талибами и “Основой” - далеко. Обойдется ракетами. Популяем для острастки. Разрушим их тренировочные лагеря. Успокоим собственное население. Продемонстрируем решимость, силу, волю, превосходство в вооружениях. Но не больше. Нет мне выгоды в горных пустынях.

- Все сходится на том, что, отбросив сербов из Косово, возвратив мусульманских беженцев, разрушив политическую и экономическую структуры Югославии, я лично получу немалые политические дивиденды! Красная кровь отлично покроет белые следы спермы на голубом платье стажерки. Кто после выигранной у столь сильного противника как югославы битвы сможет упрекнуть верховного главнокомандующего в прежних грешках? Правы древние - “ Победителей не судят!”.

- Именно “Мадам Война” подсказала, где найти народ, самим ходом истории, предназначенный для благородного искупительного кровопускания. Определила, как организовать намеченное мероприятие, так чтобы предстоящая бойня не выглядела в глазах международного сообщества совершенным фарсом. Более того - походила на натуральную, естественную, спонтанную, вызванную ужасными противоправными действиями врага, войну мирового сообщества против сил зла. Хитрющая баба даже просчитала допустимые потери. Они окажутся соответствующими минимальному уровню, при котором общество переполнено напыщенной радостью за мужественных героев и не очень взволнованно пролитием их драгоценной крови.

- Льющаяся потоком кровь “плохих парней”, наоборот, консолидирует нацию, преисполнит ее гордым духом пионеров-победителей. При таком раскладе событий обыватель, развалясь с банкой пива перед телевизором, разбухает, словно весенняя жаба от несдерживаемой гордости и сопричастности к великим деяниям. А, потому, способен и даже рад несказанно простить героям-воинам и их вождю Президенту все и вся. Отпустит грехи прошлые и будущие, авансом. Тем более позабудет мелкие грешки с дамочками, блуд в святых для простого гражданина местах и прочее, прочее, прочее. Да, значение правильно организованной и победоносно проведенной военной компании воистину бесценно. Ее необходимо открыть сильной, так сказать “вступительной”, речью. Но где найти ключевое Слово?

- Что ж, придется еще раз восстановить в памяти имеющуюся информацию, пройтись по этапам подготовки операции. Глядишь, требуемое само всплывет из глубин памяти. - Президент мог, конечно, подключить помощников, профессионалов, но в этом случае спич потеряет индивидуальность, исказится, впитает чужие чувства и мысли. Следовательно, при публичном представлении может не вызвать у него самого рассчитываемого эмоционального накала, бури гнева и прочих требуемых ситуацией праведных чувств.

Великолепно тренированный мозг Президента, словно отличная скоростная ЭВМ, начал просчитывать возможные варианты, вспоминать пройденные этапы подготовки.

Совместно с “Мадам Война” они определили подходящую цель - Югославию. В начале Президент даже удивлялся, с какой легкостью отдала железная дама на заклание страну, спасшую ее жизнь много лет назад, но потом решил не утомлять зря мозги и во всем положился на основную политическую советчицу.

Действительно, с какой стороны не посмотришь, это оптимальный вариант. Во главе обкорнанной в гражданских войнах страны сидит, названный “Балканским Горбачевым” невеликого ума амбициозный человечек, воли которого, как и у российского оригинала, хватает только на половину пути. По крайней мере, это ясно наблюдается во всем, что ему приходилось до сих пор начинать.

Он пыжится, становиться в позу, но никогда не идет на риск, не готов идти до конца, рискнуть чем-то своим, личным. Будь то положение, или власть, благосостояние семьи, никогда дальше напыщенных фраз дело не двигалось. Таким образом, он проиграл Югославию. Затем, в самой выигрышной, беспроигрышной ситуации, когда все переговорщики были согласны на уступки, отдал Боснию. Бросил на растерзание, фактически предал “Сербскую Краину”. Теперь, и в этом нет сомнений, продаст, или просто упустит из рук в нерешительности Косово. Никуда не денется, стоит только давить крепко, дружно, не идти на уступки.

Недавно Президент изучил совершенно секретный доклад аналитиков разведывательного сообщества о положении дел в Косово. Толковый, объективный, между прочим, доклад. В Косово, говорилось в нем, произошло сращивание наркомафии с тайными группами мусульманских экстремистов и, прежде всего, сетью Строителя.

Деньги завертелись огромные, и это сразу сказалось на обострении межнациональных отношений. Сербы, неосторожно впустившие в свои земли много лет тому назад несчастных беженцев албанцев, убегавших из коммунистического кошмара соседней страны, в один прекрасный момент обнаружили себя не только в положении меньшинства, но меньшинства притесняемого, гонимого, унижаемого и просто физически уничтожаемого. Почему? Да, потому, что в ход пошли огромные капиталы мусульманской наркомафии, требовавшей пробить новые безопасные и отлаженные пути доставки наркотиков прямиком в сердце Европы. Этой цели и служат провокации, вызывающие ответные действия правоохранительных органов СФРЮ, направленные только против вооруженных бандитов из Армии Освобождения Косова. Более того, в докладе недвусмысленно намекалось не то, что массовый исход мирных жителей, в большинстве случаев, прямо спровоцирован и инициирован боевиками, понуждающими жителей покидать жилища. Не брезгующих при этом провокациями, переодеванием в форму сотрудников полиции и солдат. Безжалостно убивающих для острастки прочих единоверцев, мусульман, имеющих неосторожность поддерживать центральные власти.

- Да, - С невольной завистью подумал Президент, - деньги крутятся огромные и уже перепали кому надо. Люди вполне известные и влиятельные, многие из них действующие политики. Что поделаешь, у профессиональных политиков имеется один единственный способ заработать деньги, только один - выгодно продать себя. Потому они и лоббируют. Размахивают жупелом “Коммуниста Милошевича” и страшной Югославской Народной Армии, орут о попранных правах человека.

- Вот, тут весьма кстати и подвернулись “бедные косоварские беженцы “. - Помочь несчастненьким - дело святое. Правда ОАК все еще числится в списке международных террористических организаций, наряду с Хезбаллой, Исламским Джихадом и прочими ливанцами, северо корейцами и кубинцами. Но это недолго. Люди в ОАК ушлые и уже ищут подход к нам. Намек, следовательно, поняли и быстренько перекрасятся в стандартное национально-освободительное движение.

- Итак, у нас на руках три не побиваемых козыря.

- Во-первых, Милошевич с его грозной и страшной милитаристской Югославией, последним оплотом коммунизма в Европе. Хотя, для здравомыслящего человека, какой из Слобо коммунист? Коммунизмом в Югославии и при Тито не пахло.

- Второй козырь, ... скажем так, некие весьма не бедные и не стесненные в расходах люди. Пусть даже не очень ладящие с законом ... Бизнесмены, способные в какой-то мере профинансировать ОАК и создать соответствующую политическую обстановку вокруг автономной области Косово. Обстановку, требующую незамедлительного вмешательства сил демократии под флагом защиты невинных, изгоняемых косоваров.

- В-третьих, поддержка определенной части политиков, правозащитников, а главное - пишущей и снимающей братии. Только дурак не понимает значение второй вечной профессии в наши дни. Тут основное - правильно подать событие в телевизионном репортаже, на первой странице утренней газеты. Чтобы обыватель проглотил свеженькое и пахучее заодно с утренним кофе и бубликом. Уж я свой народ знаю, сам из него вышел, потому особо средними умственными обывателя способностями не восторгаюсь.

- В-четвертых, мое личное положение. Позарез нужна победоносная, желательно недолгая, но и не слишком быстрая, достаточно хорошо освещенная в средствах массовой информации и кровавая для врагов компания. ...

***

В ходе подготовки операции “Мадам Война” в решительной форме намекнула через верные каналы руководству ОАК, что пора хоть на время прекратить наиболее свинские, шокирующие мировое сообщество выходки, несколько цивилизоваться, отбросить патологический антисемитизм и откровенно бандитские фирменные ухватки дельцов наркомафии. Только в этом случае им была гарантирована помощь и поддержка. Затем очистившей свой образ ОАК направили под видом добровольцев этнических албанцев из числа военнослужащих армии и спецподразделений. Никто особо не удивился, обнаружив на местах уже вовсю орудующих моджахедов из прошедших афганские лагеря “Основы” афганцев, арабов, чеченцев и прочих “союзничков” по святой борьбе ...

Этих особо обучать не пришлось, сами могли всему обучить пришлых инструкторов, а потому волна насилия, массовых расправ над неугодными, резни всех и вся захлестнула автономию. Полиция не справлялась, на помощь ей пришли боевые части регулярной армии ЮНА и, крепко поколотив ОАКовский сброд, вышвырнули остатки боевиков, наемников и инструкторов обратно в Албанию.

Но поздно. Все нужное уже было заснято, отредактировано, смонтировано и многократно прокручено в эфире. И пусть непредвзятых наблюдателей смущали пятьдесят три трупа боевиков, представленных как мирные жители, но машина уже оказалась запущена. Войну не смогли остановить даже выводы международной комиссии экспертов, освидетельствовавших трупы и единогласно признавших их погибшими в боевых столкновениях комбатантами.

Югославии предъявили унизительные условия, она их посмела гордо отвергнуть, безуспешно апеллируя к здравому смыслу людей. Увы. Всего лишь политиков, заранее составивших план военных действий и совершенно не желавших мирного исхода событий. ...

***

- Настал момент истины! - Мелькнула в голове Президента патетическая фраза и немедленно оказалась зафиксирована для истории на бумаге. - Навалимся на попирателей прав человека всей армадой, сверхзвуковой авиацией, самолетами невидимками, крылатыми ракетами, умными бомбами. ... Последнее - весьма актуально! Сроки хранения многих боеприпасов истекают. Тут уж хоть так, хоть этак, но утилизировать устаревший хлам все равно придется.

- Победа, несомненно, окажется за нами. - Решил Президент. - Правда, немного страшновато создавать собственными руками исламский клин, вбитый в мягкое подбрющье матушки Европы. Ведь, что представляет собой ОАК, кто такие расстрелянные косовары и каковы на самом деле их политические лидеры, ясно видно из секретного доклада. Получается вроде троянского коня. Но - это дело самих европейцев следить за теми, кого пускают в свои спальни, кому распахивают объятия, а кому - дают от ворот поворот.

- О, еще маленький, можно сказать всего лишь пустяковый моментик. Израиль наверняка забеспокоится. Начнется нытье. Мол, что же происходит? Дай объяснения. Им там, в Моссаде хорошо известно, что ОАК напрямую связана с террористами Строителя, с Хезболлой, Исламским Джихадом. Ладно, придется послать кого-нибудь из администрации уговаривать и успокаивать израильтян.

- Конечно “Основа” и сам Строитель это зло, но с другой стороны - как посмотреть. Это ведь еще и постоянный раздражитель для неугодных режимов, ну и ... источник доходов. После взрывов посольств и казарм можно конечно его прижучить, поймать, захватить на худой конец в результате специальной операции. Но не стоит. Живой он может много лишнего порассказать. Лучше пришибить его, рвануть в каменном логове. Но не сейчас. И не руками израильтян. Это исключено. Во всяком случае, пока Строитель занят. Дестабилизирует республики Средней Азии и Индию, Чечню и Россию. Пусть погуляет. В стратегическом плане моей стране он пока не страшен.

- Все хорошо, очень удачно складывается, остановка только за речью, но она выиграет в одном случае, - если все содержание, словно шашлык на шампур, окажется, нанизано на ключевое, правильно выбранное, единственное и незаменимое слово...

- Может? ... Нет, пожалуй, не то ... попробовать это ... слово? Вот - “Справедливость”? ... Не пойдет - затаскано!

- Мораль! Конечно же, Мораль! Великолепно! Использовать именно то оружие, что применили против меня самого злюки-гонители! Они думают, что я не решусь повторить вслух это слово? Зря! Не дождетесь! Вот вам - Мораль! Мораль! Мораль! Здесь, именно здесь искомый ответ. - Золотое перо паркеровской ручки плавно и быстро заскользило по бумаге. - Так пусть же Карфаген будет разрушен!

***

- Наша миссия является моральной необходимостью, неизбежным императивом противостояния сил зла и добра ... - Со светлыми слезами в уголках глаз, взволнованно, эмоционально и патетично вещал перед дульцами телекамер Великий Президент, а в далекой Югославии умные крылатые ракеты, тупо выполняя тяжкую моральную обязанность, навязанную неисправимым Великим Моралистом, сокрушали армейские бараки, фабричные корпуса и жилые дома, находили первые жертвы в мирно спящих городах и селах.

Глава 17.

Шапка Мономаха.

(Не по Ваньке шапка)

Тяжелое утреннее похмелье качало, водило из стороны в сторону крупное, непослушное тело. Человека мутило, шатало, словно проржавевший, изъеденный напрочь коррозией корпус старого каботажного пароходика. Суденышка, предназначенного изначально для мелкого прибрежного блуждания, но заброшенного проказницей судьбой в бездонные океанские воды.

Ухватившись разлапистыми ладонями за края фарфорового, старинной надежной работы умывальника, мужик обрел относительную устойчивость. С натугой разлепил маленькие, глубоко посаженные глазенки с белками в паутине кровавых прожилок. Хмуро уперся мутным, недоверчивым взглядом в зеркало.

Увы, ничего нового, а тем более отрадного, полированная венецианскими умельцами поверхность не изобразила. Серо-розовые, тусклые, словно у кролика, зрачки, обрюзгшие брыжи щек в серой неопрятной щетине, пробивающийся сквозь седину нездоровый лихорадочно-похмельный румянец. А нос! Тут уж и сказать нечего ...

- Эх, ма ... Чижало, понимаешь ... - Человек обиделся на увиденное и с горя показал отображенью язык, обложенный нездоровой желтоватой коркой. В такую гнусную рожу захотелось плюнуть, но сил на подвиг не хватило. Потому просто сплюнул в раковину. Прополоскал рот освежителем, слегка поелозил щеткой ... Немного полегчало, но голова привычно, тупо болела ... Саднило сердце. Хотелось опохмелиться и завалиться спать, но государственные дела заставили подтянуть сползающие пижамные штаны и, выйдя в коридор, гаркнуть, - “Рассолу, мне! Рассолу!”. ... Прислуга задерживалась, видать рассол уже кто-то из политических деятелей или охраны успел выцедить первым.

“Ну, понимаешь, не царское это дело, рассолу ждать по утру!” - Рассердился человек. Огорчился.

Наконец холуи расстарались, притащили рассолу. ... День начался ...

- Ну да. ... Оно конечно. ... С такой рожей и четырех процентов не наберешь ... Но, хрен вам! За так, легко Власть не отдам, поборюсь. Не для того перся в первопрестольную, лбом ворота вышибал, чтоб уползать, на старость глядя, словно побитая собака! Не на стройку же прорабом теперь на старости лет идти. ... Я о такой царевой жизни, можно сказать, усю прошлую жизню мечтал. ... Не, ... не уйду! Всех вокруг поразгоню, пусть даже надежных, преданных. Объявлю виноватыми, и пущай убираются к чертям! А я - останусь! Власть упустить? Еще чего! - От одной только пакостной мыслишки вновь затошнило ...

Сдержать благородный позыв не удалось. Все ночное, застольное, полупереваренное, неаппетитно вывалилось на пол. Обслуга оказалась на высоте, шустро подтерла за барином, подчистила.

- Нужно бы отметить такое дело, усердная ... - Довольно хмыкнул, протянул руку и прихватил тугой задик обтянутый форменной юбкой. Девка взвизгнула от неожиданности, аж подпрыгнула, залилась краской и исчезла в глубине коридора.

- Довольна, небось! Хозяин обласкал.

- Эт, что, эт еще нечего, тута все свои. А вот раз не удержался, лапнул секретаршу при киношниках да телевизионщиках, вот тогда вышел конфуз. Ну и черт с ним, обошлось.

Постепенно приходя в себя, Президент все больше обретал уверенность в движениях. Во рту после блевания ощущалось гадко. Словно мыши наклали. Потому вернулся к умывальнику и вновь прополоскал рот ароматной зеленоватой жидкостью. Чистить второй раз зубы не стал, неохота. Но, вроде, полегчало. Отер лицо и вялые ладони рук махровым, с золотой каймой, полотенцем цветов национальной гордости и уже почти твердым шагом, плоско ставя подошвы тапочек, покинул ванную, направляясь по государственной нужде.

Пока справлял - рассвело. За окном дачи вовсю грело майское солнце, мельтешила по двору прислуга, охранники, писарчуки и прочие всякие людишки непременные в сложном государевом деле. Только одна напасть смущала - не наследован престол, не родовой, а выборный черт его задери. И выборы - на самом можно сказать носу.

- Сам я, однако, из сибирских крестьян, ну чалдон, одним словом. Чалдон, и дед у меня, чалдон и отец ... ну, понимаешь, то, что в анкетах всю жизнь писал, это одно, а вот что оно за спиной имелось то другое. Давило иногда по ночам, хоть на бессонницу и не жаловался, а вдруг докопаются, вдруг вскроется, и потеряю все разом - нажитое, выбитое, заграбастанное в тяжелой аппаратной битве. А, это - совсем другое, однако, паря. Тут и раскулачивание, и папашино прошлое - до сих пор, по старой партийной привычке, поеживаюсь ... Да за одно этакое, стоило разрушить и Союз и Партию! Сколько мне нервов товарищи перепортили, понимаешь!

И чего это в Армии да во Флоте все за “товарища” цепляются? - Удивился. - Ну, не пойму я их! Я им свободу гарантирую, демократию, а они цепляются! Никак не натоварищались ешо, ну да я им и не “товарищ”. По мне так лучше “уважаемый”, так оно солиднее по-купецки ... а то можно и “господин”... ну да это еще впереди. Пусть пока с Чечней развяжутся, а то висит она у меня словно хомут на шее, тянет морально, отвлекает. А тут, понимаешь, выборы. ... Комуняки наседают, кореша и дружбаны прошлые.

Ну, делать нечего. Покатался по стране, поскакал с тонконогими девками на сцене, руками погрозил, указания дал, а им все мало. Что еще нужно? Выполняйте правильно и все, понимаешь, пойдет путем, наладится. Ну, не самому же возиться. Не царское это дело, а они вот не понимают, в толк не возьмут, все чагой-то просют, жалуются, требуют даже, а где я им всем возьму? Тут и самим-то как оказалось маловато. Одна надежда, не забудут меня дальние друзья, подбросят малость на старость, ну и ... на дела разные, выборные.

А и не подбросют? - Аж пот прошиб. Свои, кровные, выкладывать ох как не хотелось. Не для того со старухой собирали, доляр к доляру складывали.

- Не, должны подбросить! А то облажаемся мы все. Комуняки придут, тут уж всем плохо придется. Хана, можно сказать. Бабки нужны! И не "деревянные"! Нет "зеленых" - и верные союзнички, интеллигенция отощавшая, демократики сладкоголосые, журналистики борзописные, бизнесмены новоделанные все сразу нос по ветру и разбежались, словно от чумного. Даже девки тонконогие плясать откажутся. ... Шлюхи! ... А рейтинг-то, поди, совсем никакой. ... Отрицательный можно сказать, рейтинг.

Ох, чую, веселятся враги мои, радуются, думают, что уже схватили Бога за бороду. Подписи за отзыв собирают. Как же, демократия! Покажу я им, демократию ... Уж мало, понимаешь, не покажется. Возьму и разгоню к фене! Потому, что сам я и создатель ейтой демократии и ее конституции. Можна сказать, столп. Гарант - одним словом, а это и означает, что хочу - гарантирую, а хочу - так как захочу.

Вот наивные люди в стране живут! Ну, прям, все буквально понимают. Сказал раз, что пока живем так убого и бедно не могу я деликатесы есть. Вырвалось, понимаешь, что не могу, обгоняя других по центральной полосе на машине гнать, лекарства зарубежные пить не могу ... На рельсу лягу! - Президент ехидно ухмыльнулся и сполоснул после туалета руки.

- Ну, мало ли чего спьяну скажешь ... Однако, поверили, слезоньки пролили, ладошки отбили хлопая. Наивные жители страны напуганных идиотов. ... Ну и я хорош, чего попало ляпать, хорошо народец приближенный поправил, от дурного отговорил, и правильно - не царское это дело, если я один такой на Руси, если, хм, вроде царя-батюшки людишкам, то и есть-пить, гулять и делать все могу соответственно ... По царски!

Тут обиделась пишущая братия: “Обманул, мол, народ, не сдержал слова, подвел, не оправдал надежд!”.

- А, ну их! Писаки! Пусть себе пишут. Брань-то, она на вороте не виснет, попишут, поорут и ... глядишь народишко пар повыпустит, утихомирится. А я выше того, я на них и не реагирую вовсе - свобода слова, мать ее разтак, превыше всего. Да как тут среагируешь? Не дай Бог у них чего там, в загашниках накопано? Может документики, свидетели имеются? Тогда даже в нашей простой, наивной, доверчивой стране отмазаться трудненько будет ... если вообще возможно. Все предел имеет, это я сам понимаю. Так что пусть изгаляются, резвятся от собственной бесшабашности и смелости. Мне от этого не холодно и не жарко ... Главное для семьи сохранить накопленное “на старость”, а это уже, понимаешь, не пара миллиончиков.

Да и наседают на меня по пустякам, прямо сказать совсем уж пустяшным. Ну, о чем речь? О чем толковище? Выделили япошки нам кредит на детскую больничку, а я взял да и распорядился бабки эти на нужды семейной дачки перевести. В чем проблема? Что у меня детишек нет? Мне о них заботится не нужно? Мои детишки, внучата да доченьки они дороже и ближе, тех, других. Понимать надо! А, те, другие, пусть поорут. Глядишь и выорут себе еще ... Первое лицо государства, глава Семьи неустанной заботы требует! А детишки ..., что ж детишки? Молоды ещо, они ж и подождать могут. Да и живуч народ у нас, “Перестройку” пережил, меня, Бог даст, тоже переживет.

Ну, а я сам живу скромно, домик там ... ничего отгрохал, машинки, вклады “на пенсию”, все не хуже чем у “людей”. Вот и приближенным позволяю жить. Ведь не один живу, правда? ... Не один. Городской дом построил. Так, всего-навсего, один несчастный этаж и занял. Зато вокруг нужные люди - холуи верные. А неверные, те больше вокруг бродят, зубами на нажитое нами щелкают, зарятся. Завидуют, понимаешь.

Не, хорошо, когда вокруг только свои. ... Кто для порядка, кто для острастки, кто для защиты ... Потому и Дворец, родимый, росейский символ, на паях с Пашей перестроили, а если и прилипло кое-что к рукам, если осело в карманах - так ведь Россия же, не Швейцария, понимать нужно ... Паша он, конечно, того ... Я б ему свои деньжата и подержать не дал. Но то ведь, свои. - Гарант подтянул штаны. Вспомнил жуликоватую морду соратника. Поглубже влез в тапочки.

- Опять таки самолетик ничего сварганил. Хорош аэроплан, летает. Главное - отечественный. Это козырь! Вот вам, хулители, - фига! Не на “Боинге” летаю. Покрашен, правда, в Голландии. Обставлен, кстати, - в Швейцарии. Там у паши все схвачено. Обошелся лайнер, можно сказать, по такой цене, что у бедняги Боинга, узнай он правду-матку, челюсть отвалится. Ну, Бог даст, не узнает. Пусть спит спокойно.

Боинг то ладна, свои бы не прознали. Особо армейские да флотские страдальцы. Прознают, что за такие дикие бабки можно, бляха муха, всем до одного офицерикам задержанные довольствия и содержания выплатить, ... могут, чего доброго, взбунтоваться.

Поковырял в носу, ушах. ... Понюхал добытое. - Не, не взбунтуются. Быдло, оно быдло и есть. Плакаться начнут. “Юрьева дня” ждать. Челобитные и слезницы строчить. Ну, им-то дрочить не привыкать стать. Перебьются. Это мелочь ерундовая. Главное, господам адмиралам да генералам на мозоль не наступать. Пусть жируют. Не зря, что ли, их у меня табуны. Сытые словно хряки, застоявшиеся от безделья, сидят по кабинетам, рты поразевали - жрачки дармовой ждут. Обдирают они Семью, конечно. Расплодились. ... У друга Била, армия больше в два раза, в сто раз мощнее, а генералов в три с половиной раза меньше. Но то у него, а у меня - пусть только сидят смирно и на отсутствие денег не жалуются. Сытые генералы, понимаешь, главное в военной политике, если, канечна, на троне усидеть хочешь.

- Да, плохо еще живем, плохо. Внучат на учебу в Англию пришлось определить, пусть там, подальше от местной мерзости растут. Чай у Семьи денег теперь маленько имеется. Дедушке на детишках экономить не приходится. Ну, что тут за учителя? Плакальщики, чесно-слово! Того - нет, этого - нет. Подай денежку, Государь! Ну, чему эти попрошайки несчастные научить могут? Смогут они свободную, раскованную личность воспитать? Не раба - господина? Да никогда! ... То-то!

Мой экономист, придворный - голова. Все превзошел, все науки. Недаром партейным журналом заведовал. Толковый, однако. Шеи, правда, маловато, но это ничего, не вешать же ... Эт-то пока шутка. Шутю я так ... Я шутю, а он пугается. ... Да, так он народишку всегда твердил - “А какого черта плохо работаешь?” ... Ну, те плачутся, - “Мол, работаем, стараимси, платить надо бы, батюшка. Вон углекопы, шахтеры, сколько угля нарыли, всю Россею-матушку зимой согревали, освещали, а денежку-то и не заплатили”.

- Ну, не заплатили - значит и нет ее, денежки. Работай, если хочешь за “так”. Так они, понимаешь, за так и работают! Не, ну, странные люди, ей богу.

Я вот ни в жисть, за “так” пахать бы не стал. Я-то знаю, за что несу шапку Мономаха. И сколько - чего это “что” стоит.

Под этакие странные, немного разбродные мыслишки человек кое-как закончил утренний ритуал. Присел за утащенный из дворца стол. Хлебнул чая, куснул нехотя кусок булки с домашним вареньем. Покряхтел, напялил костюм, серое ратиновое пальто, норковую шапку ушанку, укутал шею мохеровым шарфом, уселся в бронированный Мерседес. Хозяин ткнул в спину водителя и привычно насупленный убыл на работу. Еще в салоне авто натянул на лицо усвоенную еще с недавних коммунистических времен маску великой ответственности за все земные радости и невзгоды.

Подъезжая к воротам старинной башни, охраняющей старинный дворец за красной кремлевской стеной, человек всегда тайком приходил в некое радостное, приподнятое настроение. Обычно хмурое, набыченное лицо расплывалось на пару секунд в довольной улыбке, не предназначенной, впрочем, для посторонних, а являющейся этаким внешним отблеском внутреннего состояния.

- Совсем недавно сидел здесь Мишка ... Ну, шельмец Мишка! Ну, пройдоха, хитрован! А, врешь, - не усидел! Думал со мной покончить, а скувырнулся с трона. От большого ума сам себя умудрился объегорить. Тянул, понимаешь, тянул до последнего, и так и сяк изворачивался. Договора придумывал, формулировочки разные, крючкотворствал ... Не помогло, под задницей запекло, ух и запекло, решился, наконец, на путч ... Ну и что же? Возглавил своих людей? Не, как всегда. С одной стороны изустно благословил молодцев-чудаков, которые на букву “М”, - “Валяйте, мол!”. А сам, по подлому своему характеру, от греха подальше смылся. Отдыхать, вишь, выбрался, тихушник. Вечно он - то чего проспал, то чего не разобрал, то чего не расслышал ...

Меня, понимаешь, на кривой объехать решил, да не на того напал. Уже где надо, там мои верные людишки оказались вовремя понатыканы. Ну, я выжидал тихонько, не рыпался особо. Как тут рыпнешься? Сила-то, еще у него имелась, Армия там, Флот. Того сего. Но, чуял, чуял - не выгорит у Мишки с его командой ни хрена. Не пойдет дело. Жила у них не та. Тонка жилка оказалась. Сморчки да крючки одни, стишочки, статейки, языки иностранные разные. И это называется заговорщики? Мать их разтак! Да я, будь на их месте, уж я бы показал! Так бы яйца в кулак зажал, что только из глаз брызнуло! Потому как - русский! У меня такие штучки, понимаешь, не проходят, однако.

Лимузин, мягко пошырькивая шинами проплывал мимо Оружейной палаты. Мысль государственная тут же потянуло в другую сторону и Мишка-паскудец, попортивший столько крови оказался на время забыт.

- ... Но, вот выясняется теперь, что вовсе и не мужик я! ... Порода во мне! Исследования провели разные архивариусы, чуть ли не царской крови я дитятя. ... Тайное дитя то ли Алексея Петровича, то ли Петра Алексеича, то ли, ... как его, ... Иоанна ... Отчество подзабыл. Мученика, одним словом. ... Гм-гм, чем же не Царь? Стать у меня! Голос, взгляд грозный ... - Старинное здание за окном сменила уродливая стеклянная коробка.

- ... Да, ну тогда выждал я ... Дал им пару деньков порезвиться, осточертеть народишку с их белыми лебедями. Дураки, на что позарились! Народ телевизора, сериалов с концертами, да футбола с мультяшками, понимаешь, лишили! Да при таком раскладе последний дурак за путчистами не пойдет!

Ты нашему народу не белых лебедей, а футбол с хоккеем предоставь. Боевик голивудский покажи. Бутылочкой уважь, да мяса кус в рот засунь. Тут вот он за тебя грудями и попрет! А они - лебедей! Ля-ля!

Ну, я четко усек - откат пошел и ничего у них не вытанцовывается. Тут и Мишка понял, спохватился, всех скопом дружков своих на кичу сдал. В страдальца несчастного обратился ... Ну, это - как всегда. Только опоздал. Да и, хрен с ними, со всеми. Доброго слова пакостники не стоят. Мишка за власть хватался ручонками слабенькими, уходить не желал. Власть-то - вот она. В мои руки перетекла. Хе-хе, вот она Власть! - И погладил любовно полированное зеркальное стекло лимузина.

Господин Гарант вышел из машины. Скинул на руки охране пальто и шапку и пошел длинным кремлевским коридором. Он любил эти длинные коридоры, по которым шествовал в одиночестве до дверей кабинета. За время шествия многое успевал продумать, принять решения от которых, даже видя впоследствии весь их идиотизм, никогда уже не отступался. Словно заклинивался в тупом упрямстве. Принимал раз и окончательно, и только потом - действовал. Длина коридора позволяла успеть снять премьера, не говоря уж о заурядном министре или секретаришке Совета Безопасности. - А чего мелочиться? Сам барин! Как хочу, так и верчу, а давить на меня - Накось выкуси!

Вот и кабинет. Человек вальяжно расположился у стола. Старый стол, тот, что помнил еще грозного Иосифа, пустословного Никиту, старенького, слегка маразматического, Леню, а, возможно, даже батюшку последнего из самодержцев, он, с подачи милого Пашки, приказал все же выкинуть. Раритет немедленно утащили неведомые шустрые людишки. Впрочем, новый, швейцарский, импортный стол, оказался совсем не хуже, куда даже лучше старого. Правда, без тумб и ящиков, этакого современного дизайна из прессованной стружечки. Но зато новенький, блестящий. А, что без ящичков - так и ни к чему ему ящики. Что там держать? Он и в старые-то времена никогда по ящичкам не заглядывал.

- Вот у Мишки, это да, полно всякого хлама валялось. Потом за ним заявлялся, клянчил, отдать просил. Да уж в кабинетик его больше и не пустили. Но этот так, к слову. Мелочевка. А все одно - приятно! Главное - тут Власть. Сам теперь и есть - Власть!

Радостно, светло стало на душе от таких приятных мыслей, но заныло, ни ко времени, изношенное сердце, закололо. Пришлось откинуться на спинку кресла, сунуть в рот таблетку. ... Отпустило. ... Вновь вспомнил приятное. ...

... Да хорошо он тогда уел Мишку. Поизгалялся над отставником всласть. Все припомнил. Унижения, страхи после злосчастного Пленума. Думал тогда - все уже, конец, утоп на веки, ан нет, врешь, взлетел. Выходит, и с моста в болотце не зря валился. Ладно, уж. ... Мишку потом словно в картишки, будто на корте теннисном, раз - хлесть, два - хлесть... И Партии родной заодно все припомнил. Очухался Генеральный Секретарь, а Партии его уже и нет. И собственность вся партейная народам Росии-матушки передана именными указами ... Народам! ...

- Шутка конечно. Накось, выкуси! Людишкам верным отошло, за прошлые и будущие услуги. Кто чего стоил, тот то и получил. Ну, покажи мне, ну тыкни пальчиком, чо там народу осталось? Дачки детишкам на детсадики пошли? На Дворцы культуры политособнячки райкомов да обкомов? Да. Нет, конечно! То так, болталось лишь, погодя. Для имиджу. Вроде как раз в районную поликлинику на троллейбусе съездил. Чуть от вони не задохнулся. ... Ну, на хрена это все народу? Нельзя народишко наш баловать! Никак нельзя! Так было при царях, комуняках, так и быть должно. Своим, нужным людям - все, а народ - быдло ... Ну, а быдло ...

- Такие вот дела. ... А Мишка-то, понимаешь: “Мол, в ловушку меня загнали... “.

- Ну, там то, да се, а я ему как рыкну, - Не вертись и не выкручивайся, а подписывай, что велю!

А он, чуть не плачет. - “А я вот”, - мол, - “подписываю. Уже подписал!”.

Самое сладкое, незабываемое пришло в тот светлый день, когда впервые уселся он в Мишкином, бывшем уже, кабинете и не велел его на дух пускать в Кремль. В тот радостный момент подошел с придыханием в голосе и поволокой сладостной во взоре, один из новых демократов. Человек, вчера еще позволявший себе поощрительно похлопывать его по плечу. Елейно промолвил, - “ Теперь над вами никого нет - один Господь Бог”. Вот тогда он и понял - свершилось! Вот оно - счастье! Вот за это и боролся! Вот она - Власть ...

- Считают, что я патологически мстителен, с Мишкой расправился, свел с ним счеты. Уничтожил ненавистный центр, Партию, вскормившую и вознесшую ...

- Был Генсек, и нет его. ... Все, сгинул. А - я, есть! Овация в зале и аж кое-кто от радости чуть в штаны не наделал. Такой психоз понимаешь, а делов-то всего ... Нет, я никогда ничего не забываю и врагов своих прощать не обучен. Хоть свечку и могу в храме Божьем с тусклым видом подержать, но никому и никогда подставлять ничего для шлепков не собираюсь.

Вообще любую ситуацию можно в свою сторону переломить, если вовремя спохватиться да правильно дело провернуть. Это, надо сказать, и у Мишки сильно развито, да не везло ему, меченному. Удача, фарт не шел. Однако тут, понимаешь, уж и я от него много взял. Подучился. ... Признаю.

- Взять тот случай с мостиком. Ну, свалился я с мостка по пьяному делу. Огорченный шел, переживал больно. Думал тогда, что уж навсегда уплыла от меня фартовая удача. Затосковал, понимаешь, пропал совсем. Считал - спихнул меня Мишка с подножки голубого вагончика, не в масть влез я со своей речугой. Раньше срока. Слава Богу, вовремя подсказал умный человек, - “Не сам упал! Скинули тебя негодяи! Покусились агенты на заступника за народную долю. За вольные слова его, за правду матку...”. - Выходит, пострадал я за народ. Народ наш добр, страдальцев да убогих любит и многое им прощает, так что до сих пор хожу в народных любимцах. Пусть и с тремя процентами рейтинга.

При воспоминании о злосчастном рейтинге вновь заныло сердце. Неверной рукой человек нашарил на полке маленького бара бутылку. Отвинтил пробку, глотнул янтарную, тяжелую жидкость. Приятно обожгло гортань. Сосуды расширились. Полегчало.

- Да хорошо, мягко коньячок пошел. Прав мужичек оказался. Вовремя подсказал: “Как, мол, защемит в сердце, не трухай паря, а прими коньячка немного, грамм сто, он тебе плавненько так сосудики расширит и бодрость придаст”.

- Что это я все о грустном? Вот орлы-подводники, хоть и в дырявых штанах, с подведенными животами бродят, а гляди, отстрелялись на славу. Просто красота! Так удачно зашпуляли ракеты, что мне Билл чуть не аплодировал, в глаза заглядывал. Допытывался - “Откуда удаль такая в вашем вселенском бардаке?”. А я, - “Что странного? Русские мы, и вам нас ни хрена, друг мой Билл, не понять. Ну, ни в жисть.” Ну, он ни хрена и не понял.

Один только этот раз и не подставили меня, самотопы. Только и слышишь от них вечно: “То дай! Cе дай, деньги дай, квартиры дай, ясли для детей - дай. Форму - дай”. - Обносились вишь, голодают, стреляются с горя. А, плевать.

- Но тут уж нажал я на них. И пообещал подкинуть кое-чего, как водится. Приспичило больно, потребовалось перед встречей с дружбанами иностранными маленько по столу грюкнуть. Показать им, что, мол, есть еще порох в пороховницах. Припугнуть маленько дружков наших зажиточных. Потому подкинул морячкам деньжат немного и послал лодчонку к полюсу. Ну, понимаешь, та стрельнула, пукнула пару раз ракетами на Камчатку. Попали. Молодцы, не опозорили. Ну, корефаны мои - Билл с Хельмутом, сразу зауважали. Раз еще плавают, да еще и стрелять могут, то не совсем заржавели. Следовательно, нужно еще и еще раз меня обхаживать. Упрашивать, чтобы я своих вояк все же дожимал, до полной нулевой кондиции доводил. Тут и кредит доверия обнаружился, и денежки из разных фондов потекли.

Талдычат государственники: “ Крым потеряли, Флот без баз оставили, Севастополь русской кровью омытый Украине отдали”. - Ну, уж надоели они мне хуже пареной редьки с хреновым своим Флотом. Цусиму бы на него, с вами в придачу. Да потопни он сегодня, не заплачу. Только вздохну свободно, забот поубавится. На один рот меньше. И так, на всех не хватает. Конечно, сперва своим даешь, верным. Потому и не жаль мне, ну ни сколько не жаль Крыма, хоть и остались там неплохие, надо сказать, дачки.

- Впрочем, не люблю я Крым и не нужен он мне. Климат там неважный, море грязновато ... Я, может, Подмосковье предпочитаю ... Жаль, что публично послать всех и отказаться вовсе от Флота невозможно, народ, ети его мать, не поймет. Приходится крутиться, словно ужу между вилами ...

Токуют умники, словно глухие тетерева на току - “Порты на Балтике, заводы в Приднестровье, хлопок в Узбекистане, Байконур в Казахстане пропали для России”. - Да много чего еще, о чем они и не ведают, тю-тю. Ну и что? Не жалко! ... Отсекли и забыли, пусть подавятся лимитрофы. Осталось все равно больше. И все мое. Да за одно то, чтоб Мишку унизить, затравить, с дерьмом смешать, за одно удовольствие сидеть развалясь в его теплом еще кресле, тыкать ему в морду палец, как мне перед тем тыкал - Севастополя с Байконуром не пожалел бы и сейчас ...

- Только успел от Флота отбиться, здрасте вам, разведчики за подаянием приперлись. Мол, разбегаются квалифицированные кадры, того и глядишь от безденежья спецназовцы в киллеры да мафиози подадутся. Ну, тут посерьезнее, чем с Флотом. Разведка! Пусть, нищая она у меня и полуслепая. Может и не нужна вовсе? Если вдруг заговор, какой, или угроза мне - друг Билл позвонит, подскажет, предупредит. А те ищут все, понимаешь, ищут. А вдруг и впрямь, что нароют? Ну, не то, что положено?

С разведкой вообще промашка вышла. Посадил я Академика на пост начальника разведки. Думал, мой уже вполне, а он вовсе ничейный оказался. Не продается и не покупается. Это, пожалуй, поопаснее, чем откровенный коммунист. Коммунист, он сегодня коммунист, а пригрей его, приголубь, глядишь и можно уже Секретарем Совбеза ставить. А этот - ничей! И тем еще, дурак, гордится. Мол, честен я и служу Родине! ... Родине! Экая наглость, однако. Я для него должон быть и мать, и отец, и Родина! ... Я! ... Ну, решил, может мало ему? На прокорм - портфель премьера дал. А благодарность? Где, она - благодарность?

Под меня, понимаешь, копает, благостный такой, - Я, мол, лояльный. Я - не претендую...

- Лояльный, понимаешь! А чего он глазки-то за стеклами прячет? И стеклышко-то непростое, ехидное. Так глянешь - светленькое, этак - темненькое ... двуличное стеклышко-то! Хамелеон, не иначе! К Биллу его послал, к другу своему! Так он самолет завернул! Не понравилось ему, видите ли, что без согласования с ним Билл решил порядок у сербов навести! В известность Его Превосходительство не поставил! Престиж Страны подорвал! Этакий жест! Ну не может быть таких жестов, таких резких телодвижений у лояльных царевых людишек! Я один хозяин! Барин! Владыка! И нет других! Я на этом поле, понимаешь, знаковая политическая фигура. Меня тоже не спросили. Ну и что? Утерся. ...А, этот, Академик чертов, взбрыкнул не по чину.

- Ну, стерпел я! Ну, пришлось! А, куда деться? У того рейтинг пятьдесят, у меня ... опять, тьфу!

Впрочем, чего скрывать? Обидели меня! Эт-то, ясное дело. Дружбан тогда даже мне, дружку своему верному, закадычному, впопыхах, перед самым выходом на дело, позвонил. Говорит, - “Бомбить сербов через часок приступаю! Мочиловку начну! Уж больно Слобо паршивый человечишко! Сердце, мол, кровью обливается, так албанцев жалко! Сербов - тоже, но придется пробомбить! Слишком тамошний пахан, негодяй разэтакий, плох!”

- Друг, называется! Слобо бомбить собрался, а мне ни гу-гу! Ну, обиделся я поначалу, было дело. Потом второй дружок позвонил, старинный, закадычный: “Ты, че”, - Грит, - “обалдел? Ты, в чьей команде? В Слобиной, или нашей? Ты, братан, определяйся, а то перестанем на междусобойчики приглашать, стула лишим”. - Пришлось утереться. Ладно, думаю, Слобо тоже не подарок. Посмотрим, кто еще в драчке верх возьмет.

- Точно все сложилось. Без меня не обошлось! Ввязли кореша по уши в свару и запросили подмоги. Но тут уж по своему поворотил. Послал переговорщиком надежного, верного, крепкого человечка. Сильного политика старого закала. Умен-то он очень, но вот с языком у него постоянная неувязка. Никто понять не может че он думает и че говорит. Ну, уж, зато если понимают, то весь мир в лежку лежит от хохота. Юмор чистой воды. Но это он не шутит, всерьез так. Просто получается как обычно. ... Вот.

- Разрешил ему наобещать всего разного Слобе. Понарошку, но зато много. Что б только бдительность Слобину усыпить. Лицо-то, переговорщик, неофициальное. Соврет - не соврет, какой спрос? Да, а то и впрямь Слобо уж больно беспринципно себя повел. На помощь, понимаешь, подлец, понадеялся. Подумал, что если мой академик самолет развернул, то уж и впрямь все сам решает!

Популярен Академик, зараза ученая. Умен больно. Не пьет, чуть не в коммуналке живет. Со старинными дружками водится. В Семью входить не желает. Презирает нас втайне! Старые связи разведчиские использует, компроматы вытаскивает. Да я их и не смотрю вовсе ... во, мусорное ведро наготове.

Впрочем, иногда от внешней разведки и пикантные сведения, очень между прочим интересные поступают.

- Вот вам! Мы, блин, тоже не лыком шиты. Стажерка еще сглотнуть не успела, а у меня на столе докладец - резвится друг твой закадычный, саксофонист тефлоновый. Не зря Академик очкастый каждый понедельничек наведывался со своей папочкой.

Правда и внутренняя разведка случается радует. То из баньки фотографии, то из борделя тайного кинушка ... Все подробности жизни чинов судейских да прокурорских ... Интересно! ... И полезно! Качество только неважнецкое. Надо им аппаратуру обновить ...

Если бы только интересные да пикантные новости сообщал Академик, то и Бог с ним. Так нет же, рубил правду-матку, нравилась она мне или не нравилась. А это же элементарно, по лицу моему можно угадать. Хочу я такое слушать или не желаю! Видно! А он не обращал внимание. Игнорировал! Сил нет, как надоел, а приходилось терпеть.

Иногда правда дорого стоит, ее знать надо. Потому и держал под боком, хоть и знал, чувствовал, что не уважает меня разведчик. Ни за столом моим не сидит, и на корте за меня не болеет, ни в сауне спинку не трет, ни рядом с Семьей в объектив влезть не старается. Опасен он мне вовсе, боюсь, сорвется, хрястнет кулаком по столу, караул вызовет, и пойду я прямиком со всей Семьей в Лефортово ... А, может, в Бутырку? Нет, не по рангу. В Лефортово ... там условия получше.

... А начиналось все вроде хорошо, главным разведчиком назначил, обласкал, слова хорошие нашел ... Потом министром ... Помню, друг Билл еще пошутил, мол, министр мой олрайт, как у него самого албрайт. Сразу-то я не врубился. Потом уже, переводили шерпы, разъясняли толмачи. Вроде как анекдот. Игра слов. У него - яркая министерша, а у меня теперь - все в порядке с министрами ... Ну, ему виднее насчет министервш, а мне - со старым стервятником разбираться пришлось.

Ладно, дело свое он сделал, дефолт этот самый обошел, стабилизировал ситуацию шельмец. Надо тут отдать ему должное - хитер старый лис ... Спас меня, а то уж больно мои соратнички разгулялись, ободрали все до нитки. Ну, так, понимаешь, нельзя. Надо же и меру знать.

Спас меня, вытащил страну, а все равно не люб он мне. Нет, не люблю я умников ... Шутов люблю, это - по-царски ... И советчики у меня есть, но такие, коим мой трон не светит вовеки веков. Им меня, на этом троне, надобно держать, холить и блажить, и здоровье мое драгоценное беречь пуще, чем свою зеницу ока. Пушинки с меня сдувать!

- Вот такие меня устраивают! А умник учудил! Заявил прилюдно, что не “Зиц-председатель”! ... А, хер тебе! Все до тебя были зицами и ты или им станешь, или духа твоего рядом со мной не будет. Вот только страну еще чуть из болота вытянешь, и попру я тебя, Академик. Поддам ногой под зад твой ученый. - Президент дрыгнул ножкой под столом. Зевнул. Время шло, а делать до обеда все равно нечего. - Но, для начала, преемником обозвал. Показал прилюдно как люб мне, дурачина очкастая.

Опасен такой человек для Семьи. Я пыжусь, объясняю народу, армии, что денег в казне на них нет и платить нечем! Приходит Академик и заявляет нагло, что, мол, мы в долгу перед Армией. Военным - приоритет, уважение страны. И деньги нашел. При мне, Гаранте, деньжата придерживали жуки всякие, дружбаны и кореша, а вот он честный да чистый Академик пришел, так вот и денежки нашлись для голоштанного воинства. На День Милиции к ментам подался ... те же песни пел. Небось, связи на случай моего свержения завязывал. Ох, как бы и впрямь, в Бутырки не загреметь. Погано кормят и мерзко воняет.

Комуняки разорались, судить меня грозятся, а этого, Премьера моего, даже не тронули. Свой выходит для них. Порядков заведенных не признает, даже день рождения не в Москве, не с благолепием и подарками справлял, как-то положено по номенклатурному статусу, а в Осетии у дружка отмечал. Бывшего цекиста! Не нужен такой чистюля Семье!

Всюду заявляет, что у него президентских амбиций нет. Врет, конечно. Хитер больно! ... Скромник! ... Руки чисты. На чем такого подловить? Девок в сауну не тягает. Дачу не строит. К "мерсам" равнодушен. Даже акций по случаю не прикупил. Тут уж проверял тщательно, но ничего нет.

Правительство у него, видите ли, из профессионалов! А я тогда кто? Я, тот - кто этой страной столько лет воротил? Не профессионал? ... Гнать, гнать очкарика в шею! Тем более друзья на Западе его не особо жалуют. Вот Мадлен, милейшей даме, надерзил. Потом

неуступчивость предерзкую проявил ... Потому обозвали “шипом в стуле” и “задиристым националистом с замашками на былое советское величие”. С него как с гуся вода - стал еще более популярен в народе ...

Язык мой опять подвел! Ну, да, вырвалось! Обещал я Академика не трогать, дать работать до конца срока. Было дело, ошибочка вышла. Но не виноват я, просто меня не так поняли. Потом я все журналистам, понимаешь, дословно растолковал ... Срок то срок. Но срок, пожалуй, я сам и назначаю ... Свою роль он уже отыграл. Ну и хватит. А то Талейран Тбилисский, заладил, - “Мое правительство, мое правительство!” ... Не его, а мое! Ладно, терпел. Но сколько же можно? Теперь раскудахтался - “Восторжествует анти криминальный курс! Избавимся от преступности! Очистимся от коррупции! Проверим приватизацию! Может, даже по другому проведем!”. Рынок социально ориентированный с государственным участием выдумал. Одним словом - совсем одурел очкарик. Да, что мне с Семьей под суд после его реформ идти, если все это в жизнь претворится?

- Даже если и не Бутырки упрячет, то откуда же в Семью деньги капать станут “на старость”?

Вновь разболелось сердце и человек, откинув в сторону упаковку лекарств, потянулся к коньячной бутылочке. Выпил. Обожгло гортань. Потеплело в груди. Выдохнул воздух. Закусывать не стал. Не уважал это дело.

- Критикуют за то, что пью. А кто у нас не пьет? Столб телеграфный, и то потому как чашечки вниз ... Уборщицы и те, мать их раздолбай, ругают меня - “ После Вас так весь самолет зарыган, убирать тошно!”.

- А не хош - не убирай! Убирайся вон! На твое место сто таких найду ...

- Или вот обоссал я колесо. Было дело. ... Ну, не удержался! ... Ну, приспичило, понимаешь, в ихнем аэропорту. Но ведь культурненько. ... Зашел за шасси, плащиком прикрылся. Достали киношники, сфотографировали, засняли. К счастью, комуняки-умники догадались поместить сей материальчик ни в какой, ни будь другой газете, а прямиком в Правде. Я, было, запаниковал, но мои демократы толково подсказали, “Всего то делов - бровь изогни да хмыкни. Где? В Правде? А кто же ей верит?” Ну, так все и вышло. Чуть редакцию не разгромили за очернение народного героя. Точно говорят, - “Питие в России не беда, а веселие “. Это народ поймет и даже, понимаешь, одобрит. Нашлись бы только на это дело деньги, а вот с ними как раз у людишек и туго.

В начале мне простаки советовали деньги Партии и КГБ искать. Ну-ну! Денежки партии, хе-хе, эт-то долгонько искать придется ... А спросите лучше у моих разлюбезных деловых дружков, Абрамычей, да Гургенычей, гусей да берез ... и прочей живности разной ... Если попросите настойчиво, с пристрастием, по-простому - паяльник в задницу, утюжок на пузо. Тогда они, может, и ответят. ... Да. ... Объяснят, на какие такие денежки развернулись. Словно на духу исповедуются, каким таким путем пол-России позакупили вчерашние завлабики шустрые, инженерики невдалые, да антрепренерики дешевые. И не забудьте спросить, любопытные мои, кто это доверил в управление этаким чудам природы денежки немереные. Словно в рост одолжил, под проценты, на сохранение и умножение. ... Под присмотром или под охраной вчерашних сотрудников КГБ во главе с генералами. ... Нет, нет, те денежки мне не по зубам ...

Правда, маленько просчитались аналитики вчерашнего дня. Не все вышло у них, как планировали. Охрану неподкупную, из гвардии железного Феликса, деловые люди перекупили на корню. А денежки, денежки - своровали еще разок. Да, чему удивляться? На Руси у нас всегда воруют ... Мне то что? Пускай резвятся умники, пока нос по ветру держат и, не жадничая, делятся. Пусть жируют, пусть живут, ... пока.

Время шло, отбывать присутственное время было скучно. После дел внутренних полезла в голову всякая международная ересь и чепуха.

Вот с Афганом опять неладно, лезут оттуда, понимаешь всякие фундаменталисты, мутят население, буровят обстановку в Азии, а оттуда к нам норовят перебраться. Таджики, узбеки туркмены помощи просят, а где ее взять? Армии еле-еле на Чечню хватает. И так собрали по крохам со всех округов и флотов. Оружия нового и в заводе не видно. То, что производится, заводчане за валюту на импорт продают. Хорошо старые склады пока спасают. А дальше что?

Нахрена с Чечней связались? Павлуша, кобель, обещал одним полком за неделю покончить. Ох, этот Павлуша! Верил ему, профессионалом считал. Генералом! Вон фигура, какая. Морда лоснится. Министром Обороны сделал, ... а он подвел. Одно слово - “Мерседес”. А если они всерьез на нас полезут? Ведь у нас пусто!

Или взять дело с кораблями ... Ну, продали корабли и продали, о чем горланить? Так нет, всегда найдется мелкая шавка, что лай поднимет: “Как так, за бесценок, да еще с секретным вооружением, да полной технической документацией на металлолом новейшие корабли продавать?”. Во люди! Им, что больше других надо? Проколоться на захолустной таможне! Тоже мне, радетели дела российского, чуть такую прибыльную операцию не расстроили. Это, понимаешь, только моя вотчина. Хочу - продаю, хочу - покупаю ...

Ну не люблю я этих военных, не люблю и никогда не любил. Вот разве Павлушу да Мишку, ну еще может одного-другого, из тех, что в теннис да волейбол со мной бацали. А так - не люблю и не верю. Да и сам никогда в Армии, слава тебе Господи, времени не терял. Обошлось, спасибо култышке ... Ну и што? Зато стратег изрядный. Самого Маршала, советничка Мишкиного до петельки мои людишки затравили ... Статейки там, слушки, то да се ... Не выдержал, сам в петлю влез. Чистюля, бессеребряник, даже денежку заплатил перед этим делом за обеды в столовке, ... не дождался конца месяца.

- Вот Павлушка, совсем другой породы - наш человек. Умом, как выяснилось, не блещет. Главное, Семье преданный. Потому как простой, из народа! Но и ему палец в рот не положи. "Мерсы" на прапора оформил, а когда дура баба в парламенте попыталась заикнуться о приватизации особнячков генеральских, только желваками грозно поиграл, да словно отрезал: “Армия свое, лично завоеванное, с оружием в руках защитит!”. Экий молодец! Везде хорош, что в баньке, что на корте, на рыбалке, да и пить может ... Правда, оплошал маленько, подвел меня в Чечне. Но, так дело провернул, что не сам он, а его генералы обхезались. Охотно поверю.

Массивный, рыхлый, неуклюжий, словно старый сатир, уже и не человек вовсе, а некое чучело со спутанными потными волосами и мутным блуждающим взором маленьких медвежьих глазок, Гарант почувствовал где-то за грудиной нежданную и незваную боль. Словно гигантская жаба втянула в мерзкий рот сердце и засосала, зажевала его плотно.

Сердце болело все сильнее, не переставая. Новые глотки коньяка уже не могли заглушить боль. Человек покачнулся и рухнул плашмя на полированную поверхность швейцарского стола, сварганенного из прессованных отходов ворованной российской древесины ... Звеня, покатилась на пол, роняя последние капли, порожняя стеклотара.

Он хотел дотянуться до заветной кнопки, вызвать помощников, врачей, референтов. Чтоб те набежали гурьбой, уложили, уняли проклятое земноводное животное. Жить хотел! Поднялся последним усилием, с хриплым рыком откинулся в инкрустированном, отделанном драгоценной кожей, похожем на трон, но ужасно неудобном громоздком кресле. Дотянулся, вжал ладонью и рухнул вновь, бессильно сметая, загребающими воздух руками, на пол бумажонки, кожаные папки с тесненным дешевым сусальным золотом двуглавой, дурно общипанной птичкой.

***

В полночном зале ресторана играл оркестр. Молоденькая острогруденькая певичка с тонкими голяшками стройных ножек, вылазящими бесстыдно из-под переливающегося края микроскопической юбчонки, сладострастно обхватив микрофон, орала разухабистые слова новомодного шлягера. Слюнявила, словно искусственный пенис с вылупленной толстой резиновой головкой. Пела о старом джинсово-денежном павиане-развратнике, приударяющем за молоденькими девчонками, готовыми к тому, что их затащат в любую постель, лишь бы труд оказался в итоге щедро оплачен.

“Павиан, павиан, павианчик ...”

Из-за приткнувшегося в затененном уголке стола, небедно сервированного и уставленного разнокалиберными бутылями, выскочил пунцовый торопливый человечек. По лысине обильно скатывались капли липкого пота. Стягивались ручейками вниз к хитрой, не то обезъянней, не то крысиной мордочке. Как и герой песенки, почетный гость ресторации оказался запихнутым в дизайнерский джинсовый костюмчик, с темными разводьями в проймах рукавов. С жалкой, словно заискивающей, но одновременно лицемерной и ехидной улыбочкой тонких губ, разобидевшийся посетитель устремился прямиком к выходу. Торопился, не оглядывался, увлекал за руку молодую длинноногую нимфетку, торопливо стирающую с пухлых губок нечто слизкое, водянистое, белое.

В отличие от джентльмена юная дамочка вовсе не казалась расстроенной или смущенной. Наоборот, победно размахивала зажатым в пальчиках брелоком с ключами от выигранного на пари "мерса". Дел то всего, обработать папашку под столом. Потому, занятая привычным делом, и не вслушивалась в слова ресторанного шлягера, сбившего весь кайф богатенькому буратинчику. Ладно, хоть обещанное отдал. Пара проскочила мимо ошалелого метрдотеля и исчезла.

Следом, не торопясь, выполз из-за стола, на ходу дожевывая и отрыгивая съеденное и выпитое, некто тяжеловесный, с неприметным лицом. В костюме, при галстуке и белой рубашке. Поворочал мордой с перешибленным носом и короткой стрижкой. По виду, охранник из бывших сотрудников органов, выброшенных властями за ненадобностью и подобранных теми, кто мог оплатить специфические услуги. Развалистой походкой подошел он к эстрадке и пятерней смазал, по лицу певичке. Вылущил, прижатый по слабоголосью к самым напомаженным губам, микрофон. Посмотрел на него, свиняче, плюнул и растоптал ножищами в блестящих кожаных прохорях.

- Ты что, шалава, себе позволяешь?

- Я ... Я ... что люди заказывают то и пою ...

- Кто заказал?

Певичка повела перепуганными глазенками по примолкшим столикам, ища защиты и явно собираясь заложить с потрохами заказчика. Но тот уже поднимался, лениво одергивая малиновый пиджак и передавая мобилу второму, такому же шкафоподобному, с короткой стрижкой, золотыми цепями и золотой, тусклой ухмылкой.

- Ну, я заказывал, шо дальше?

Дальше в руке первого оказалась бутылка шампанского. Струя пенной жидкости, вырывавшаяся из золоченого горла, отметила траекторию полета. Пораженный в голову золотоносец медленно, всем корпусом, не сгибаясь, словно подпиленный таежный кедрач на лесоповале, стал клониться в сторону обидчика. Моргал непонимающе белесыми поросячьими ресницами. Слишком легко для своего веса и роста, чтобы подобное оказалось случайным совпадением, первый подпрыгнул и с лету ударил ногой в пах. Бил безжалостно, в низ живота, в самое болючее интимное местечко. Тут же последовал еще удар, уже кулаком, впечатавшийся в низкий под ежиком лобешник. Малиновая туша с грохотом свалилось на блестящий паркет.

Кривоносый тускло посмотрел на тело. Плюнул смачно на корчащегося у ног гладиатора. Не торопясь, расстегнул ширинку и в полнейшем молчании, откровенно презирая окружающую публику, облил поверженного бледно-желтой струей, метя в окровавленную черную дырку рта.

Заправился, произнес веско - “Веселитесь, господа! ... Отдыхайте, ...резвитесь ... мать вашу”, - и вышел вслед за обидевшимся на песенку хозяином.

- Кто это был? Зашуршало за столиками... Неужели ... Он с новой? Опять? Но ведь только родила, какой же это по счету? О! ... На малолеток потянуло ... Значит теперь это модно! ... Хозяин! ...

За столом остались допивать и доедать мрачные южные люди. Бородатые. Деловые. Белозубые. С непривычно гладкими, свежебритыми щеками. Лишенные на время шикарных разлапистых бород. Вырвавшиеся из-под пристального ока Аллаха с отрогов стремящихся разразиться очередной войной гор для серьезных денежных разговоров, вина и беленьких сладких молоденьких русских девочек.

Слава Аллаху, переговоры проведены, подаренные принимающей стороной девочки и выставленное вино испробованы и одобрены. Оставалось только одно, последнее дельце - подобрать в столице несколько сухих, просторных подвалов. С предгорий уже тянулись тяжелые, укутанные брезентом грузовики, забитые тугими мешками с сюрпризами для беспечных столичных обывателей. Этот разговор уже предназначался только для своих.

***

Далеко от ресторанного зала шла война. Флот готовился выйти в район боевых действий, чтобы не силой оружия, но одним своим присутствием остудить пыл одних и поддержать морально других - оставшихся в одиночестве братьев, подвергшихся откровенной агрессии. Флот желал помочь тем, кто в далекие военные годы спас страну. Вступил в неравный, кровавый бой. Не поддался врагу. Тогда югославы, ценой многих жертв и оккупации, задержали гитлеровцев. Отодвинули начало войны почти на месяц. Лишили немцев блистательной победы. Отняли у Гитлера четыре самые драгоценные летние недели, которых потом так не хватило морозной зимой под Москвой окоченелому вермахту.

Засевший в африканском логове Строитель заволновался. Балканский вариант повис на волоске и мог обернуться крахом. Если присутствие Флота окажет сдерживающее влияние на боевые действия миротворцев, то выпестованная его людьми ОАК развалится под ударами сербов. Тогда беженцы вернуться и спасать окажется некого.

Заволновался и Великий Президент. Время работало отнюдь не на него, и парламентарии начали постепенно задавать весьма неприятные вопросы о законности заокеанской авантюры, начавшейся даже без формального объявления войны. Да и число жертв среди мирного населения давно перешагнуло заветную цифирь “пятьдесят три”. Гибли под бомбами не только сербы, но и албанцы, и черногорцы, и греки. Могли открыть рты журналисты, коллег которых так удачно накрыли в телецентре во время работы. А тут еще из-за неразберихи влепили по посольству великого азиатского мандарина. Митинги, плевки студентов. Пришлось раскошеливаться.

Флот начал проворачивать заржавевшие за годы бездействия гребные валы и совместный балканский план исламистов с моралистами оказался на грани срыва. Во главе Правительства страны впервые стал честный человек, считавший своим долгом служение Родине. Флот торопливо заполнял пустые цистерны горючим, провиантские кладовые продуктами, а стеллажи - на всякий случай, снарядами.

Но якоря так и остались ржаветь на дне севастопольских бухт - ... Полумертвого, скрыто валяющегося в реанимации Старика члены Семьи, получив весомую подпитку, взяли за жабры. Надавили слегка. Журналы и газетенки закулисного семейного финансиста напечатали слезливо-угрюмые, в меру ернические, но достаточно талантливые репортажики с картинками. Предсказали красочно неминуемую гибель бедненьких матросиков. Расписали детально пьяненьких беспомощных мичманков-зенитчиков, выбегающих на палубы плохоньких стареньких черноморских крейсеров с немощными трубками устаревших “Стрел” и ...

Флот так не покинул стенку, помощь Белграду не пошла. Только переделанный из рыбацкого сейнера кораблик, ощерившись допотопными антеннами, без толку шарахался в одиночестве пару месяцев по акватории Средиземного моря. Представитель некогда великого Флота, ловко уворачивался от летящих вниз с самолетов палубной авиации морально не растраченных боеприпасов и пустых топливных баков.

Балканский вариант оказался реализован полностью и весьма выгодно для основных действующих лиц.

Глава 18.

Безнадега.

Андрюха меланхолически сплевывал в просвет между крашенным шаровой краской бортом и причальным брусом пирса, изъеденным солью и морским червем, обтертым и пощепленным бесчисленными швартовками. Плевал и тупо наблюдал за полетом белой тягучей капли. Плевок сначала летел вниз бомбочкой, уменьшался в размере, затем входил в мутную, стоялую воду, взметывал небольшой фонтанчик микровзрыва брызг, распускал вокруг эпицентра правильные кольца волн. Рябь уходила, постепенно замирая, под обросшие желто-бурой бородой водорослей сваи причала. К оставшимся на месте падения маленьким белым точкам кидалась шустрая рыбья мелочь и жадно заглатывала. Некоторым, видимо, доставались крохотные комочки пищи, застрявшие некогда между лейтенантовых зубов, остальным - только крошки табака или вообще пустая дрянь слюны. Те обижались и возмущено выплевывали несъедобное обратно в воду.

Над застойной водой залива с дурным береговым запахом хлорки и гальюна, разнесся недружный разнобой полуденных склянок. Одни корабли, пораженные безлюдьем, не откликнулись, другие - лениво поддержали умирающую вместе с флотом традицию.

По палубе, лениво потягиваясь и позевывая, прошлепали за обедом на камбуз матросики в мятом, несвежем рабочем обмундировании. Кто босиком, а кто в самодельных брезентовых шлепанцах на босую ногу. Андрюха непроизвольно подтянул на рукаве повязку вахтенного офицера, но на него не обратили внимания. Или проигнорировали. Подумаешь, лейтенантишко. Мелкий “шакал” по новой матроской терминологии.

Матросы на корабле еще водились. Пусть и не полный комплект. Не крупные и не мускулистые, а тощие и мелкокостные. В былые времена таких к Флоту и на версту не подпускали. Но, по крайней мере, и не вовсе уж доходяги. Не ходячие скелеты и не опухшие с голодухи полутрупы. Обычные, в меру упитанные мальчишки, боящиеся как огня сложной техники. Вчерашние пэтэушники из провинциального захолустья, пораженного неплатежами и безработицей. Уныло однородный состав - никого из обеспеченных семей, зато треть из неполных. Почти никого с нормальным образованием, но каждый десятый с уголовным прошлым.

Тяжело вздохнув, Андрюха вспомнил случай, как вывозили они с острова Русский вконец отощавших морячков - курсантов радиотехнической учебки. Некоторые и на ногах не стояли, просто доходяги из фильмов о ленинградской блокаде. Хотя не только блокады, войны завалящей на сотни миль в округе не происходило.

Только-только прибыв на флот после окончания училища, переименованного, в целях демократизации, демагогами-штафирками в военно-морской институт, Андрюха сходу попал в число офицеров, назначенных на эвакуацию доходяг с острова на материк.

Слухи среди офицеров ходили разные. И то, что начальство слишком широко расторговалось курсантскими пайками. И, что на остров просто перестали завозить продукты с материка, разворовав все по дороге, что жратва отпущена вроде бы и была, но не доставлена в учебку из-за полного отсутствия на флоте топлива ...

Много всего толковали ... Андрей мало чему верил из услышанного. Впитавший с молоком матери пиетет к Флоту и военно-морскому стягу он по инерции с доверием относился ко всем без разбора людям во флотском обмундировании. Не мог иначе. И дед, и отец отдали Флоту жизнь, оставляя поочередно вдовами жен и сиротами детей. Первый погиб на морском охотнике в прошлую войну. Утонул во время страшного по своей алогичности, нелепо задуманного и преступно осуществленного перехода Балтфлота из Таллина в Главную базу. Второй - в мирное время ушел на дно с подводной лодкой. То ли протараненной на боевом дежурстве кораблем противника, то ли просто сгоревшей на глубине вместе с экипажем. Из стен Училища выпускался на флот дед. Сюда после Нахимовского поступил отец. Тем же традиционным путем прошел и он сам. Здесь на балу встретил и полюбил Ирину.

Вихрь старинного офицерского вальса кинул их друг другу в объятия. Потом весь вечер они провели вдвоем. Белой ночью бродили по набережным Невы. Утром нежная домашняя девочка, студентка-выпускница, подающий надежды искусствовед и ужасно самостоятельный паренек, без пяти минут лейтенант Флота оказались неожиданно возле ЗАГСа. Это решило дело.

Постфактум поставлены в известность родители и друзья, наскоро отгуляна свадьба, получены дипломы, в беспамятстве любви пролетел медовый месяц, собран багаж и после выпуска самолет унес их из родного Питера далеко на Восток.

От воспоминания об Ирине у лейтенанта сдавило горло, защипало глаза. Андрей вытащил смятую пачку “Примы”, невесть как попавшей в гарнизонный “Военторг”. Выудил дрогнувшими пальцами с неровно обстриженными ногтями последнюю сигарету. Зажал зубами, высек огонь из старой бензиновой зажигалки и прикурил. Скомкал пустую бумажную пачку и небрежно отправил за борт. Подумал, - “Уже привычка. Новые времена - новые нравы. Курю на вахте. Плюю за борт. Швыряю окурки и пусты папиросные пачки. Да ладно ... ”. Вдохнул и придержал во рту теплый горьковатый дым. Успокоился немного. Короеды с бачками проползли по палубе обратно. Ну и черт с ними. Даже не оглянулся. Ходят и, слава Богу.

Многие из тех, кого вытаскивал с аварийной партией из завшивленных островных казарм радиотехнической учебки, уже и не ходили. Валялись по койкам скелеты в обтерханном, бесформенном обмундировании даже не второго, третьего срока. Доходягами с недостатком веса пришли они на флот, надеясь поотъесться на флотском харче, специальность получить, а флот их доконал. Кто-то не выдержал, сам тихо отдал Богу душу, кто-то сбежал. Вымерли бы все, но спасибо журналистам, разузнали, не поверили, примчались и, увидев все своими глазами, подняли шум.

Из-за поднятого прессой тарарама засуетилось снулое штабное начальство. Срочно собрало офицериков, в основном из молодых, из тех которым служить и служить, карьеру делать, а потому, вроде, не особо расположенных к болтовне. Поставило отобранных во главе спасательной партии из береговых штабных писарей и связистов.

Прибыли на остров. Начали эвакуировать бедолаг. Вокруг неловко суетились с виноватым видом несколько мичманов и прапоров береговой службы, пара офицеров школы. С виду начальствующий состав не походил на своих отощавших подчиненных, но, слава Богу, тоже не имел особых жировых накоплений и румянца в пол морды. Иначе пришибли от всего увиденного. Островитяне виновато оправдывались, мол, писали начальству, только все без толку. Пока было - меняли на корм казенную одежку, обувку. Потом - пайку сокращали.

Тогда, впрочем, ни слову не верил, а теперь - вполне. Может и сам бы загнал, в подобной ситуации, все вплоть до автоматов. А, возможно и автоматы ... Оставил только пистолет.

Оружие напомнило о себе привычной тяжестью на бедре. Там, в черной кобуре, свисающей из-под полы кителя на ремешках, покоился Макаров с двумя обоймами.

После завершения спасательной операции он вернулся домой, в снимаемую в частном секторе малюсенькую комнатку. Умылся и сел за стол ужинать, но ощутил на себе необычно пристальный, презрительно-недоумевающий, на грани истерики взгляд жены. Опустив глаза, обнаружил, что по запястью руки, прямо из-под обшлага форменной рубашки, медленно выползает знакомая только по рисунку из учебника медицинской подготовки вошь.

Ирину стошнило. Потом, придя в себя, она долго отмывала его в тазике водой из двух поочередно нагревающихся на плитке чайников. Терла банным мылом, вываривала белье, чистила обмундирование. Не подпускала к себе несколько недель, хотя прежде они со щенячьей радостью занимались любовью каждую свободную минуту, и без того редко выпадавшую начинающему службу флотскому лейтенанту. ... С тех пор и началось их отчуждение. ...

Служба начиналась странно. Корабль, вооруженный крылатыми ракетами, торпедами, артиллерией, отменной электроникой и радиолокационной техникой вовсе не собирался отваливать от стенки и идти в учебное плавание. Межремонтные сроки не выдерживались, ЗИПы - пустовали, о последнем доковании не помнили даже старожилы экипажа.

Не лучше обстояло дело и на берегу. Счастье еще, что чудом удалось снять квартиру. Комнатенку, сжиравшую не только редко выплачиваемые квартирные, но и большую часть несвоевременно выплачиваемого денежного содержания. Ирина, как и большинство остальных офицерских жен не работала. Пробовала устроиться в городе по специальности. Сначала искала место искусствоведа, наивно считая, что с престижным питерским дипломом это пара пустяков. Потом - хотя бы учителем, библиотекарем, ... наконец - просто пыталась устроиться работать. Предложения вообще-то имелись, но с “новорусской” прямотой и откровенностью, - “Через постель!”. В итоге Ирина вообще прекратила поиски за полной бесперспективностью. Сидела целыми днями, укутавшись в шаль на продавленном хозяйском диване с затрепанной книжонкой в руках. Часами смотрела остановившимся взором на одну и туже страницу. Думала о чем-то своем ...

- Может плюнуть на все и двинуть пока не поздно с Флота вслед за другими лейтенантами и капитан-лейтенантами? Пустить коту под хвост пять лет тяжелой напряженной учебы, мечту о дальних походах, о службе Родине? А куда идти? Все начинать с начала? В ресторан официантом, пожалуй, не возьмут, разве вышибалой. А как же тогда Воинская, Офицерская Честь, Долг? Все то святое, что составляло традиции семьи, ее гордость? ... А больше ведь и некуда податься на гражданке, предприятия стоят, там и кадровым работникам не платят. - Невесело размышлял Андрей, возвращаясь домой, и заставая жену в той же позе, в которой оставил, уходя на службу.

А ведь были иные времена. Он еще застал их немного, когда во время стажировки совершал дальний переход. В те дни корабли под бело-синим военно-морским стягом встречались повсюду от Балтики до Тихого океана. Тогда их может и не особо любили, но явно побаивались. В Средиземном море гордые бритты молча вздергивали красные комбинезоны под реи, а более простые америкосы выставляли под свист и улюлюканье за борт ряды разноцветных задниц. Где теперь те корабли?

За ответом не стоило далеко идти. Ответ буквально нагло пер в глаза. В дальнем углу бухты давили воду изящные, не смотря на огромные размеры, корпуса некогда грозных тяжелых авианосных крейсеров. Без флагов, уже списанных и проданных на металлолом одной малоизвестной азиатской фирме.

Флотское начальство распиналось в прессе, что полуученые за крейсера огромные деньги, почти девять миллионов зеленых, пойдут на строительство домов для офицеров. Да кто же теперь верил в разглагольствование золотоносных адмиралов? Хорошо если несколько квартир действительно перепадет корабельным офицерам и мичманам. Остальное, самое лучшее, достанется штабной братии, а большая часть вырученных денег пойдет на дачки адмиральским семействам или просто окажется разворована.

Девять миллионов долларов звучали для получивших в апреле декабрьскую получку офицеров внушительно. Особенно при переводе в ежедневно обесценивающуюся российскую валюту. Но только на первый, не искушенный взгляд. Прочитанные Андреем в училище статьи из Морского сборника называли совершенно иные, в десятки и сотни раз большие суммы, затраченные на равноценные иностранные боевые корабли, а ведь проданные при жизни считались ни сколько не хуже. Значит, и стоили примерно столько же.

С трупами несчастных кораблей вообще происходила странная история. Раз их уже уволакивали буксиры куда-то к черту на кулички. Якобы для разоружения и снятия всего ценного. Но маленькая провинциальная Ванинская таможня неожиданно проявила давно уже забытые в более цивилизованных российских краях человеческие качества - честь, служебный долг, чувство ответственности перед Родиной. Таможенники обнаружили на кораблях совершенно работоспособное, суперсекретное радиолокационное, ракетное, артиллерийское и прочее оборудование, наряду с аккуратно уложенной секретной технической документацией, ЗИПами и даже запасными гребными винтами. Удивились, возмутились и завернули авианосцы назад. Не подписали декларации, несмотря на проклятия и угрозы, изрыгаемые некими высокими московскими морскими и гражданскими чинами. По этому делу флотская прокуратура начала неспешное расследование, но прошел слух, что жертвами его вдруг оказались именно неуступчивые таможенники и несговорчивые пограничники.

Береговой ветер донес вступительные, разухабистые звуки музыки. В приморском ресторане начинался очередной рабочий день и слабоголосая певичка орошала слюнями почти заглотанный в карминные губки микрофон. На этот раз посетители жевали и пили под переделанные на новый лад старые советские песни. Выяснилось, что они неожиданно оказались востребованными и любимыми. Видимо, за полной неспособностью большинства оставшихся в демократической России песнотворцев сотворить хоть нечто более-менее равноценное. Новые песни о главном не вытанцовывались, не смотря на полную свободу творчества. Пришлось перелицовывать старые.

Каждый день ресторанная музыка бередила душу, растравливала свежей болью так и не успевшую зарубцеваться рану. ...

... Глядя на изнывающую от скуки, тоскующую по Питеру, дурнеющую на глазах от безденежья и непонимания происходящего Ирину, Андрей и сам тихо бесился, страдал не меньше ее. Первое время старался расшевелить жену, притаскивал ей отовсюду, где только мог найти, книги по искусству, переводные романы в ярких лаковых обложках.

Книги быстро надоели. Тогда по совету друзей, пару раз навестивших Андрея и почувствовавших смурную обстановку в молодой семье, он занял повсюду где дали деньжат. Пообещал вернуть в первую же, клятвенно обещанную начфином корабля, выплату довольствия. Пересчитал добытое и решил сводить Ирину в ресторан, справить годовщину свадьбы. О том, чтобы пригласить кого ни будь еще, естественно, и речи не шло. Да никто ему больше и не был нужен. Провести вечер вдвоем, посидеть, выпить вина, потанцевать, тихо поговорить ...

Свои приготовления Андрей держал от Ирины в тайне. Правдами и неправдами, но сорвался засветло с корабля, что уже само по себе, учитывая дикий некомплект офицерского состава, равносильно подвигу. Заскочил на торговую улицу и купил в цветочном киоске роскошный букет роз. Подойдя к двери, тихонько постучал ...

- Кто это? - Раздался удивленный голос Ирины. Они очень давно не встречали гостей, да и их по безденежью никто особо не приглашал в гости.

- Доставка цветов на дом! - Сообщил Андрей, стараясь изменить голос.

- О! Андрюша!

- С годовщиной, Иришка!

Застыв на пороге с букетом, вдыхая запах роз, Ирина на глазах преображалась. На щеках появился румянец, спина расправилась, серая шаль соскользнула на пол. Андрей прижал жену к груди и нежно поцеловал. Между ними алели лепестки роз, нежный запах цветов смешивался с опьяняющим запахом женщины, пьянил. Он целовал ее губы, щеки, волосы, глаза, уши под нежными завитками волос, сами волосы. Не замечая, что сминает так дорого доставшийся букет ...

Сначала Ирина отвечала на его поцелуи несколько скованно, сдержанно, но оттаяла, превратилась в прежнюю, ту, что знал на берегах Невы, а потом на лазаревском пляже, в первые, еще полные радужных надежд, дни дальневосточной жизни. Их руки, сплетаясь и, мешая друг другу, нетерпеливо скидывали, одновременно ласкали и срывали с тел одежду, все лишнее, грубое, ненужное ...

Он целовал ее нежную, словно шелк кожу. Ирина вывернулась, рывком стянула на пол одеяло с кровати, стряхнув попутно зашуршавшую вороной очередную книжонку, раскинула его по полу, кинула подушку. Потянула к себе Андрея. Он знал за ней эту, проявляющуюся только в моменты особой страсти, привычку и не удивился, но дальше ...

Она вывернулась из-под его тела и через мгновение оказалась сверху, оседлала ... За все время супружества ни разу Андрей не видел ее такой. Ирина была с ним одновременно и нежной и грубой. Выглядела излишне страстной и немного вульгарной. Показалось, что все сдерживаемое ранее воспитанием, условностями, традициями одновременно прорвало сковывающую плотину и вырвалось наружу невиданным праздничным фейерверком чувственности и страсти.

Он еще валялся обессиленный на одеяле, а Ирина проворно вскочила, упруго выпрямилась, качнув крепкими конусами белых грудей с плотными розовыми сосками. Сыто потянулась, довольно мурлыча, подняла с пола несколько пострадавший букет и, прошлепав голышом в крохотную кухоньку, заплескала, забулькала водой стекающей в исполняющий многоцелевую роль ванны, корыта и выварки тазик.

Обратно она вошла царственной походкой, держа на вытянутых руках, словно хрустальную вазу, наполненную водой широкогорлую бутылку из-под молока с распрямленными и немного укороченными стеблями роз. Снизу Андрюха видел нежную выпуклость лобка покрытого мокрыми мягонькими волосиками, а ниже, еще один розовый, полу-раскрывшийся бутон с крохотным темным зрачком. От него стекали вниз по гладкой атласной коже ног прозрачные капельки воды. Его вновь охватило желание, но сдержался, решив, что продолжить можно и нужно после ресторана. Вот так, прекрасно, романтично, действительно празднично завершить день.

- А теперь одеваться, голыши-малыши! Облачаться в праздничные одежды, обуваться в хрустальные туфельки и собираться ... в ресторан!

- Юный лейтенант получил наследство от тетушки из Америки!?

- Родственников за границей не имею ... Задержанную получку выдали. - Соврал близко к тексту Андрюха, не вдаваясь особо в подробности.

- Что же мне надеть? - О, этот извечный женский вопрос, на который в любом случае мужчины отвечают неверно. Однако в ее гардеробе выбирать особо оказалось не из чего. Ему было проще, самым приличным костюмом на все случаи жизни служила выглаженная парадная форма.

Все же, по традиции, надев платье, Ирина сменила его сначала на юбку с клубным пиджаком, а, в конце концов, вошла в ресторан в темных брючках, белой рубашке с кружевным жабо и синем пиджачке с эмблемой неведомого яхт-клуба на кармане. Сымпровизировала на ходу совершенно новый ансамбль из имевшегося в наличии.

- Прошу, прошу господа. Вы сделали правильный выбор, посетив наш ресторан! - Радостно улыбаясь, возвестил величавый метрдотель в темном смокинге и накрахмаленном пластроне с бабочкой. Склонил в полупоклоне голову с прилизанными на старый купецкий манер волосами, повел в зал.

- За этим столиком Вам, несомненно, будет удобно, - Подвел к первому попавшемуся свободному столику. Отодвинул стул, помог сесть даме. Щелкнул пальцами, подозвал официанта, доброжелательно улыбнулся и ушел к дверям встречать следующих посетителей.

Меню поразило Андрея и Ирину не столько выбором, сколько ценами. Потому выбор их оказался довольно скромен. Чтобы позволить себе в знаменательный день шампанское, решили ограничиться одним салатом и порцией заливной рыбы на двоих. Честно говоря, Андрей рассчитывал на большее. Например, на давно подзабытый шашлычок с красным грузинским винцом. Но суровая действительность диктовала иные условия игры. С учетом чаевых вся наличность уплывала до последней копейки.

- Зато можно танцевать до закрытия. - Невольно подумал вслух.

Ирина светло улыбнулась в ответ и положила прохладную нежную ладошку на его руку. - Все прекрасно, лейтенант, не волнуйся. Мы же не наедаться сюда пришли, а праздновать юбилей. ... Тем более, что-то, чем мы займемся немедленно по приходу домой, если ты, конечно, не очень возражаешь, лучше делать не с набитым продуктами желудком

Появился официант. Принес заказанное, откупорил и разлил шампанское. Усмехнулся чуть презрительно, понаблюдав за попыткой уместить часть рыбы в тарелке из-под салата. Ничего не сказал, но отошел и возвратился с двумя чистыми тарелками. Ловко орудуя ножом и вилкой, разделил пополам порции, пожелал приятного аппетита.

Ели не торопясь, поддевая вилками маленькие кусочки. Шампанское пили меленькими глоточками, улыбаясь друг другу через стекло пузатых бокалов. Как только раздавались звуки мелодии оркестрика шли в центр зальца танцевать.

Постепенно ресторан заполнялся народом. Свободных мест уже не оставалось. За соседними столиками расселись с одной стороны несколько флотских офицеров в кителях с двух просветными погонами, а с другой - компания людей “кавказкой национальности”. Кавказцам не хватило стула и они молча, бесцеремонно, презрительно глянув на ребят с их небогатой закуской, выдернули пустовавший от их столика.

Пока Андрей с Ириной растягивали удовольствие и тянули потихоньку свое шампанское, за соседними столиками сразу набрали хороший темп. Дружно опрокидывали под “морские” тосты с одной и цветистые “кавказские” с другой, полные рюмки кто с ереванским, пусть и местного разлива, коньячком, а кто - с "кристалловской" чистой водочкой. С обоих сторон одинаково крепко хрустели костями “цыплят табака”, взгрызали с шампуров шашлыки, брызгали жиром киевских котлет. Лица розовели, на лбу выступал пот.

- Кавказцы - понятно, но откуда у этих-то, двухпросветных, завелись деньги на такую крутую жрачку? - Невольно задумался Андрей. Те старшие офицеры, с которыми вместе служил, корабельные командиры боевых частей с такими же погонами, заместители командира и даже сам командир подобного позволить уж точно не могли, да и не ходили они по ресторанам. Сидели на мели от выплаты до выплаты задерживаемого довольствия.

В углу ресторана завязалась пьяная заварушка, и внимание Андрея переключилось на компанию морских летчиков, уже изрядно набравшихся и собиравшихся, судя по выкрикам идти бить морды каким то прохиндеям из штаба.

- Обиженные летуны с авианосцев буянят. Не угомонятся, все не свыкнется дурачье с мыслью, что аэродромов их плавучих уже, тю-тю, нет. - Прокомментировали происходящее из-за соседнего столика.

- Ну, уважаемый Иван Анисимович, тут их понять можно. Столько времени тренировались, взлет-посадка, взлет-посадка ... Ведь, бляха-муха, отобрали-то самых-самых со всех флотов. Виртуозы! Сядь, блин, попробуй на такой пятачок, да еще на волне ... Только выучились, а тут ... наш Хмель, слава тебе Господи и святой Николай-угодник, - говоривший широко перекрестил китель повыше пупа, - решил в бизнес податься ...

- За Хмеля! За Игорька нашего, кормильца и поильца! За великого флотоводца и лучшего в мире комфлота! За современного делового человека, первым на нашем гребанном флоте понявшего суть и смысл рыночных отношений! Ура! ... - Пьяно забуровил самый захмелевший из выпивавших за соседним столом офицеров.

- Ты, помалкивай, дурак, получил свою долю и забудь! - Оборвали его собутыльники.

- Ну да ладно, парни. ... Тост произнесен, выпьем за Игорька. ... А еще лучше, за ту крышу из Москвы, без которой могло ничего толком и не выгореть. ... Вздрогнем! ... Куда деваться? Налито ведь. - Загалдели пьяно. Выпили. Огляделись блудливо по сторонам. На Андрее с его дамой даже взгляд не задержали. Невидаль, лейтенантишко.

Во главе с метрдотелем к столу морских летчиков прошествовал патруль. Те притихли. Отсчитали бабки, договорились по-хорошему. Метрдотель успокоился. Патруль ушел. Несостоявшиеся летуны немного еще погалдели, доказывая свое, потом заказали по новой и вовсе на время заткнулись. Молча запивали горе, завивали его веревочкой, крутили морскими узлами...

... От стола кавказцев отделился один, постарше. Пошел в их сторону. На ходу вытирал одной рукой скомканным платком щеки, жирные губы, черные усы, другой - еле удерживал за выскальзывающее из пальцев горлышко, прихваченную бутылку коньяка. Андрюха весь собрался, решив, что тот направился приглашать Иришку на танец. Тут бы без драчки не обошлось, но пронесло, усатый прошествовал мимо, к "капитанскому" столу.

- Дарагим защитникам морей и океанов, от нашего стола. - И водрузил презент, плотно припечатав донышко, в центр скатерти на свободное от закусок место. Огляделся и вытянул от Андрюхиного стола последний свободный стул, не мешкая подсел, склонил голову к золотому погону с двумя звездами. Забубнил.

- Слюшай, дорогие сюда! Дело торговое есть, заработать харашо можно. - Дальше продолжил совсем без акцента. - Вы, вижу, люди деловые, современные, торговые. Дело есть. Как насчет воздушных фильтрационных кассет? Возьмем оптом, не обидим. Э? Или, к примеру, лом электроники? На вес возьму! Ну, а если окажется не лом, то цена станет повыше. Оформим по высшему разряду, все законно сделаем, все бумаги в порядочке предоставим.

- Так! Баста! Это уже не для меня! - Отрезал один из капитанов. - В темные дела не вяжусь и вам, господа офицеры, не рекомендую. - Откланялся и ушел.

- Брезгливый, какой, не уважает нас. - Зло цыкнул вслед ушедшему кавказец. - Не люблю таких.

- Целочку из себя корчит. - Не менее презрительно скорчил рожу один из оставшихся за столом. - Ладно, давай обсудим, что можно сделать.

Две головы склонились к кавказцу, заспорили, зашептались. Четвертый, с тремя звездами на погоне, уже спал, уютно улегшись толстой щекой между бутылкой кавказца и недоеденным шашлыком.

- Нэт-нэт, стволы нэ нужны, нэ возьму, не мой товар ...

- Бу-бу-бу ...

- Ты лучше посмотри на складе подплава кассеты с топливом для реактора. Это - возьму по особой цене ...

И снова, - Шу-шу-шу ... Может, палладиевые катализаторы возьмешь? ... Реакторный отсек крейсера ... Тэ-тэ-тэ ... Шу-шу-шу ...

- Радиация - эманация, не говори им, что нести нужно! Всего то дел! ... А там охраны - одни бабки вохровцы да проволока ржавая, провислая. ... Он сейчас в разряде кораблей отстоя ...

- По рукам, ... Твое заведение, спишешь ... Шу-шу-шу ... Свалим в случае чего на других ... Там команды всего ничего ....

- Доллары ... Бабки вперед ...

- Никакой предоплаты ...

- Бу-бу-шу-шу ...

- Ладно, вперед дам деревянные ... по курсу ...

Ударили по рукам, разлили бутылку, выпили не чокаясь, записали что-то в блокнотах, передали кавказцу. Оглянулись по сторонам, и выпили снова, уже никуда не торопясь. Кавказец пожал на прощанье руки, похлопал ободряюще по плечам, по погонам с двумя просветами и ушел к своим.

Андрюха прислушивался невольно. И не хотел в чужие дела влазить, но увлекся. Даже пару танцев пропустил, хоть Ирина и тянула за рукав кителя, удивлялась. Потом оставила в покое мужа, скинула к себе на тарелку остатки рыбы, налила полный бокал и выпила. Потом выпила еще, вылив к себе все до дна из темной пузатой бутыли.

- Ну, ты слышала? - Оторопело спросил жену Андрюха.

- Ты эт-то о чем, миленький?

- Ну, там, за соседним столом, сговаривались. - Прошептал ей прямо в розовое ушко Андрей. - Про топливо для реакторов, про пластины палладиевые, про то - как авианосцы торганули!

- Не интересуют меня ваши авианосцы, - Балуясь, дунула ему в ухо Иришка, - Я, пока ты уши в стороны тянул, шампанское допила и рыбу твою доела ... Вкуснятина! Теперь мороженого хочу! Шоколадного, с кисленьким смородиновым вареньем поверху, как в Питере на Невском! ... Эй, официант!

- Ириш, ну Ириш ... - Торопливо зачастил Андрюха, помня о бедственном положении с финансами.

- Разрешите подсесть, молодые люди?

Возле их столика стоял одетый не иначе как от Армани или Версачи типичный представитель “новорусской” формации, с короткой стрижкой на круглой голове. Пахнущий дорогим одеколоном, в алом пиджаке, шелковой распахнутой на волосатой груди рубашке, при растянутом ярком галстуке и с непременной золотой цепью на шее.

Не успел Андрей ответить отказом, как Ирина, глянув немного осоловелыми глазами, величественным жестом пригласила незнакомца, садись мол, место есть. Тот щелчком пальцев подозвал официанта. Подождал пока тот перенесет опустевший стул от соседнего, офицерского, стола. Сел. Развернул поданное меню ...

- Хочу мороженого! - Опять капризно надув розовые губки, завела свое Ирина.

- Какое изволите? - Тут же, словно из-под земли появился официант.

- Ни какого! Горло болит! - Отрезал Андрюха. Кинул всю наличность на скатерть и попытался извлечь подвыпившую жену из-за стола.

Официант молча взял деньги. Прикинул, сунул, не глядя в карман и мгновенно позабыв о нищем лейтенанте с женой, со счастливой улыбкой обратил все внимание на нового клиента.

- Ну, лейтенант, если дама просит ... Доставим даме удовольствие! Эй, человек! Двойное мороженое мне, даме и лейтенанту! Сядь, литер, не тащи девушку за руку, оторвешь.

Андрей на мгновение выпустил руку жены из своей, и та вновь уселась за столом.

- А закурить у Вас не найдется? - Стрельнула глазками в делового.

Тут уж Андрюша вообще опешил, Ирина при нем не разу не только не курила, но и его самого отсылала дымить на улицу. Вот это дела! Стоял столбом и не знал куда девать руки, что делать дальше ...

- Ты, чо, братела, садись! Плачу я не боись! Вот, полный лапатник, не сомневайся! - Заверил сосед. Достал золотой, с камушком на боку, портсигар. Отщелкнул крышку, предложил соседке сигаретки с золоченым ободком на черном фильтре. Андрюха о таких и не знал, в лучшем случае болгарские тянул. Ирина взяла осторожненько, тонкими пальчиками, словно стесняясь самопального маникюра на коротких ногтях. Зажала пухлыми, и без помады розовыми губками. Не дождавшись огонька от мужа, прикурила от поднесенной золотой зажигалки. Затянулась. Не закашлялась ...

- Мы уходим! - Настойчиво заявил, закипая Андрюха, заиграл желваками. Кулаки уже чесались дать по морде богатенькому Буратине. Мороженым решил угостить нищету безденежную, голь офицерскую ... Благодетель! С чего это в чужие дела лезет? ... А, Ирина! ... Вот такого уж он не ожидал!

Обида за оскорбление, за позор, гнев дурной черной кровью ударили в висок. Андрей и сам не сообразил, как двинул кулаком в розовую бритую морду, пахнущую дорогим Дракаром. Потом все смешалось. Только на улице, избитый, шагая в одиночестве домой, вспомнил как метелили его кавказцы, со всего размаха лупил метр, бил подносом по голове официант. Безучастно смотрели из своего угла осоловелые перепившие летуны, презрительно - торгаши в золотых погонах с соседнего стола. Ни одного сочувственного взгляда, ни одного плеча рядом ... Китель порван, погон вырван с мясом, единственная приличная фуражка безнадежно вываляна в грязи. Ее, взяв небрежно за козырек, метнул с ресторанного крыльца вслед Андрюхе метр. Голова гудела от ударов подноса, под глазом набухал финдель от кулака кавказца, ухо расплющено метром ... Но противнее всего было вспоминать, как безучастно курила, пуская кольцами дым к потолку, Ирина. Отводила глаза.

Повезло, хоть патруль не перехватил, и он добрался домой без совершенно лишних в его положении приключений. Ночь провел один, ворочаясь на непривычно просторной кровати. Заснул только под утро, но проснулся как обычно, в шесть. Тут внутренние часы не подвели. Попил пустой чай, заел мякотью выковырянной из вчерашнего батона. Жевать не смог - челюсть болела. Побрился кое-как, налепил пластырей, одел валявшуюся со вчерашнего дня на полу одежду, сунул в мусорное ведро букет и ушел на службу.

Что делал в тот день на корабле, с кем говорил, на чьи вопросы отвечал - не помнил. Летел домой и думал - “Бог с ним, прощу, все прощу, только бы пришла” ... Отпер дверь. Естественно ни Ирины, ни ее вещей в комнате не оказалось. Только короткая, неровным почерком нацарапанная записка, - “ Лучше танцевать за хорошие бабки стриптиз в Японии для косоглазых, чем по три раза в день жрать перловку с невдалым защитником фигового отечества, у которого нет доллара на мороженое ...” А ниже, совсем внизу и с краюшку, еле заметно - “Прости ...”

После ухода Ирины Андрюха жил, словно по инерции, через силу. На автопилоте приползал по утрам на корабль, справлял кое-как службу. Вечером приплетался в пустую, холодную комнату, выпивал прихваченную по пути из коммерческого ларька бутыль дешевой “паленой” водки, закусывал мерзкой китайской тушенкой из голубой банки с розовой поросячьей мордой и заваливался на койку спать.

Его больше не интересовала ни служба, ни происходящее вокруг. Кто-то задушил в собственной машине несговорчивого кап-три. При нападении на склад боеприпасов, оставшихся после расформирования авианосных эскадрилий, погиб часовой. Пьяная матросня, избив вахтенного офицера, захватила подлодку и всю ночь пьянствовала на боевых постах, чуть не затопив ее со всем торпедно-артиллерийским вооружением. Не взволновала его и кража из реакторного отсека списанного крейсера, о которой знал больше других.

Жил словно под дурманом наркоза. Оживал, только открывая дрожащим в руке ключом дверь - вдруг вернулась Ирина. Но она не возвращалась ... Исчезла из его жизни. ...

... От ресторана донеслась новая мелодия. Андрей прислушался ... Под эту непритязательную песенку они танцевали последний танец в тот проклятый день. На глаза набежали слезы. Платка у него уже давно не имелось, и Андрей поднял глаза вверх, к ветерку, туда, где бессильно трепыхался бело-голубой андреевский флаг. Неожиданно в голову пришло самое простое и радикальное решение всех проблем. Рука опустилась вниз, нащупала клапан кобуры, рукоять удобно легла в сухую ладонь. Привычно дослан патрон в патронник. ... Андрей поднес ствол к виску и спустил курок ...

Глава 19.

Осиный мед.

После окончания афганской войны постепенно произошел совершенно незамеченный внешним миром разрыв тайных связей Основы со спецслужбами западных стран. Не разведки неверных отказались от сотрудничества, нет, им, наоборот, позарез необходимы были надежные источники в исламском, закрытом, обществе. Сама Организация медленно, но верно обрывала ставшие опасными в новых условиях цепочки контактов. Вчерашние союзники становились врагами. Некоторые каналы еще функционировали, но достоверная информация шла по ним только в одну сторону, через двойных агентов к Строителю. Его удивляла наивность вчерашних наставников, даже получая явную дезинформацию, или не получая вообще ничего, они по-прежнему мнили себя полновластными хозяевами положения, упорно не замечали происходящих в мире радикальных перемен.

- Наши дороги разошлись. - Решительно подвел итог Строитель. - И, слава Аллаху, навсегда. Теперь явное или тайное тактическое, кратковременное сотрудничество возможно только на условиях Организации и для достижения ее целей.

В те времена мировая сеть тайных осведомителей, состоящая из выпускников тренировочных лагерей боевиков и школ идеологических работников Основы, находилась в процессе становления. Организация неуклонно расширялась, постепенно втягивала в свою орбиту новых людей, охватывала паутиной ячеек страны и целые регионы в Африке, на Кавказе, Балканах, Азии, Океании. Люди Строителя подбирались, закладывая повсеместно тайные и легальные ячейки, все ближе и ближе к логову Большого Сатаны. На конспиративных базах проходили обучение не только арабы и пуштуны, но и киргизы, узбеки, казахи, туркмены, таджики, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы, а самое главное - перешедшие в Ислам европейцы и американцы ... Число рекрутов достигло ста тысяч бойцов. Казалось, что механизм виртуального исламского правительства работает безотказно, но вдруг, совершенно неожиданно, выплыла абсолютно нетерпимая, весьма болезненная проблема недостатка аналитической разведывательной информации.

- Нам удалось, Слава Аллаху, создать мощную тайную организацию для борьбы с неверными. Постепенно удается локализовать, иногда даже свести на нет влияние христиано-иудейского мира на исламский. Но теперь, на пороге решительных боевых действий, выяснилось, что старая структура сбора разведывательных данных перестала удовлетворять новым целям. Почему подобное происходит? - Поставил вопрос перед экстренно собранной на совещание верхушкой Организации Строитель.

Ответ попытался сформулировать Врач, египтянин, так же как и сам Строитель, выходец из богатого семейства. Человек, получивший прекрасное образование у себя дома и на презираемом им Западе.

- Сегодня Организация ставит цель фактического противостояния военной, финансовой, религиозной и идеологической мощи Запада. Цель реальная, достижимая. Нам удалось объединить, тайно или явно, множество различных, ранее действовавших независимо друг от друга групп борющихся за торжество Ислама, за победу над неверными. Над некоторыми из них мы установили полный контроль за счет финансовых средств Организации. Другие - подчинили, внедрив нужных людей в руководство. Наиболее умные региональные лидеры моджахедов сами решили встать под наши знамена, признали приоритет и значимость движущих сил Организации.

Мы представляем собой невидимое, но мощное виртуальное исламское государство, презревшее национальные границы. Халифат с военными, финансовыми, политическими, религиозными, учебными и разведывательными структурами. Что поделать, разведывательные и информационно-пропагандистские органы находятся пока в рудиментарном, зачаточном состоянии. Не имеют достаточного опыта стратегического планирования. Если на тактическом уровне разведка работает превосходно, то на стратегическом, увы, пока совершенно беспомощна и неорганизованна. Особенно ясно подобное выясняется при постановке не локальных задач, вроде атаки советского гарнизона зажатого в горах Гиндукуша, а глобальных. Сегодняшний враг не армия шурави с ее ограниченными техническими возможностями. Нам противостоит весь мир западной цивилизации, единая высокотехнологичная сверхдержава со страной Большого Сатаны во главе.

То же происходит и с пропагандой. Организация не сообщает миру о своих деяниях. С одной стороны это отлично! Пусть неверные теряются в догадках. Это хорошо, но люди мира Ислама должны, обязаны иметь полную информацию о наших победах. Это - первое, а второе - с помощью профессионально направленной контрпропаганды и агитации мы сможем разлагать тыл противника и вербовать новых бойцов непосредственно на его территории.

Хочу также напомнить, что нашим людям необходимо отрабатывать приобретаемые навыки борьбы, опыт войны с неверными, проходить кровавые испытания. Нужен отрядам и опыт проведения специальных операций в больших городах неверных. Если мы сразу начнем с Большого Сатаны, скорее всего, произойдут крупные провалы. Нами заинтересуются всерьез и начнут охоту раньше времени. Поэтому стоит пристальнее взглянуть на Россию, ее Кавказский регион. Это обширное поле для черновой, подготовительной работы. Здесь можно относительно спокойно и безбоязненно экспериментировать. Позволять себе то, что пока недопустимо в других регионах.

Кроме того, должен уточнить, для ведения успешной пропагандистской войны, для оснащения современными компьютерами, средствами коммуникации, радио и телестанциями, для подкупа газетчиков нужны большие деньги ...

- Богатые, жирные, трусливые и нерешительные шейхи должны платить налог! За спокойствие! За жизнь! Потребуем с них деньги на священную войну! - Вскочил, потрясая кулаками над головой, воинственно выставив вперед жиденькую бороденку, вчерашний учитель медресе.

- Нам нужны свои, верные газеты! Собственное радио, а еще лучше - телевизионная станция! Причем внешне вполне респектабельная, даже нейтральная, но озвучивающая все наши решения и приказы! Проводящая в жизнь великие идеи Организации! ... - Подхватил Юрист.

- Интернет! Порождение дьявола неверных обязано послужить оружием в борьбе против них самих! ... - Веско добавил сумрачный Компьютерщик. Истовый ваххабит, постоянно озабоченный проблемами взлома чужих и защиты собственных сетей, принципиально отказавшийся от нижнего белья.

Благолепное, спокойное, плавное, предписанное вечными канонами восточного этикета ведение совещания переросло в оживленный, похожий на западный мозговой штурм, обмен мнениями. Что удивительного, ведь в новом составе Учителей преобладали люди решительные, профессионально прекрасно образованные, но нисколько не ставшие от этого более терпимыми и менее фанатичными.

- Для быстрого и эффективного создания собственной службы информации и разведки мы можем воспользоваться помощью и возможностями уже отлаженной и прекрасно зарекомендовавшей себя разведывательной организацией Исламского Пакистана - ИСИ - Прозвучало очередное предложение.

Строитель невольно поморщился. Подобные связи осуществлялись во время афганской войны. На постоянной основе они делились информацией. Получали деньги и оружие. Но теперь ИСИ стало не до Организации. Пакистанцы переориентировали все на движение “Талибан”. Обеспечили его приход к власти сначала в Афганистане, а затем, попытались распространить это влияние на все пространство Средней Азии. Это, в основном, совпадало со стратегическими планами Организации, но никоим образом не влияло на борьбу с Большим Сатаной. Конкурировать, а тем более залазить в дела "Талибана" и ИСИ, Строитель не желал. Другое дело, что через ИСИ мог обозначиться выход на исламскую ядерную боеголовку, уже тайно хранящуюся в бетонных бункерах пакистанских ракетных сил сдерживания.

- Вы, возможно, неправильно меня поняли, уважаемые! Не сотрудничать с ИСИ, призываю я вас, но внедрить в нее своих людей, завербовать сотрудников из числа лучших мусульман и подчинить ИСИ себе. Вот моя идея. - Уточнил внесший предложение представитель. Он же Ученый, проработавший достаточно долгое время в рамках ядерной программы.

Что же, высказанная в таком виде мысль действительно выглядела весьма привлекательной. Можно попытаться ее реализовать, подумал Строитель.

- Хорошо, согласен. Попробуй. Поищи подходящую кандидатуру. ... - Строитель все же не решился преждевременно выказывать явный интерес к ИСИ, Пакистану, его ядерным секретам.

Именно после этого совещания в базовом афганском лагере Основы появился штатный агент ИСИ - иорданец с длинными черными волосами, окладистой бородой, широким, чуть расплющенным африканским носом, немного печальными глазами и яркими пухлыми губами на смуглом лице.

Вначале Строитель действительно связывал с Иорданцем весьма далеко идущие планы. Присматривался к нему, но постепенно понял, что сам по себе тот не имеет в ИСИ значительного влияния и не обладает политическим весом, а потому для поставленной задачи совершенно бесперспективен. Тем более уже наметились, а затем и вовсе четко определились, фигуры действительно значимые, ведущие, проходные, на которых и сделали ставки.

Но и иорданец оказался полезен. Сначала он удачно выполнил задание в Таджикистане, затем мобилизовал на борьбу с остатками Северного альянса моджахедов из Ингушетии, Чечни, Осетии, Грузии и Азербайджана. Собрал их в отборную бригаду “055”ставшую отборной гвардией "Талибан". Он действительно многое мог и умел. Особенно в деле сбора разведывательной информации и диверсионной борьбы.

Именно поэтому Строитель решил назначить Иорданца своим полномочным представителем на Северном Кавказе. На разжигание священной войны и проповедование истинного Учения Аллаха, ваххабиты первоначально выделили Иорданцу 25 миллионов долларов.

Отправляя доверенного человека в Россию, Строитель в заключении сказал, - В Чечне сейчас война идет толи за политическую независимость и построение светского государства, толи просто за вытеснение русских с прибыльного нефтяного места. Из далека многое неясно. Возможно все еще проще - это своеобразная война криминальных авторитетов за создание зоны полного беспредела. Во всех этих случаях цели борьбы не соответствуют великим идеям Джихада. Знаменем независимой Ичкерии нам прикрываться можно и нужно, но доверять ее руководителям - ни в коей мере. Оттесни их, постепенно займи их место. Одних - убей, других - преврати в марионеток, в бутафорские, ничего не значащие фигурки. Консолидируй в своих руках все политические и военные силы. Стань символом и знаменем кавказского Джихада.

Твоя задача, Иорданец, подчинить себе и своим людям местных мусульман, выдвинуть на первые места людей верных Основе и благочестивых, убрать нечестивых и создать условия для вхождения всего Кавказа в будущий Великий Халифат.

- Спасибо за доверие, Учитель. Аллах поможет мне в этом святом деле. - Ответил, блестя зубами и черными маслинами глаз, польщенный оказанной честью Иорданец. - Сладкий мед великого и чистого, старого, не испорченного конформистами учения Аллаха донесу я до людей Кавказа. Протяну им на острие лезвия своего кинжала! Горе неверным и отступникам! Не будет им пощады. Клянусь Аллахом!

- Верю тебе, Иорданец! Возьми с собой надежных амиров и твори свое дело во имя Аллаха!

***

Разными путями добирались люди Иорданца на Кавказ, но на любом маршруте их встречали, помогали деньгами, обеспечивали жильем и охраняли от спецслужб местные ячейки всемирной сети организации Строителя. ...

... Выходец из Ирака Ахмад шел в Чечню через Турцию и Грузию. На турецкой территории ему приходилось соблюдать элементарные меры безопасности. Ожидая приказа на переход грузинской границы безвылазно сидеть в душной комнате старого глинобитного дома. Границу переходил ночью, по волчьей тропе, замирая при каждом шорохе, без оружия. Отсутствие вооружения, ощущение беззащитности больше всего угнетало Ахмада. Чувствовал себя словно вышедшим голым на улицу, но, ничего не поделаешь, шутки с турецкими военными могли закончиться самым печальным образом. Если они в душе и сочувствовали чеченским сепаратистам, то с исламскими моджахедами имели собственные кровавые счеты. Потому действовали жестко. Далеко не всегда соблюдали цивилизованные методы поведения с пленниками.

Зато на грузинской территории Ахмад и его проводник сразу перестали таиться, пошли в открытую, не пригибаясь, не таясь. Ожидавший их человек стоял возле заляпанного грязью маленького русского автомобильчика. Встречающий, курил и оживленно болтал с заросшим черной неопрятной щетиной человеком в мятом камуфляже и небрежно заброшенным за спину автоматом Калашникова. Увидев подходящих людей, агент Основы выплюнул окурок почти до фильтра искуренной сигареты, вытащил из кармана и сунул в руку небритого комок местных денег. Тот козырнул небрежно и мигом исчез в кустарнике.

- Кто такой? - Спросил о постороннем Ахмад. Лишних свидетелей он не любил оставлять в живых.

- А, пограничник местный. Он у меня прикормлен, обеспечивает спокойный переход. Тут, в Грузии, народ бедный, за деньги и козу, и девку и папашу родного продадут. Совсем обнищали ...

Через всю Грузию без помех провез Ахмада дребезжащий "жигуленок". Доставил к ущелью на границе с Чечней. На многочисленных полицейских постах неопрятно одетые стражи порядка требовали только денег, денег и ничего иного кроме денег. Немного, надо сказать, просили, совсем гроши по турецким меркам. Получив бакшиш, никто не придирался, не просил показать документы, не светил фонариком в лицо. Всем на все, кроме взяток, оказалось глубоко наплевать. Видно с того и жили.

Новый проводник перевел человека Иорданца через последнюю границу, вывел прямиком на пост ичкерийской стражи. Эти уже принимали его как почетного гостя. Усадили Ахмада в "Мерседес" и по горным, раздолбанным дорогам привезли в аул, где предстояло служить людям Иорданца. После обильного угощения повели показывать хозяйство, склад боеприпасов, оружие, продуктовые запасы, средства связи, ваххабитскую литературу. Дали выбрать автомат и пистолет по вкусу, патроны подарили и денег не взяли. На святое дело ведь. Какие тут счеты!

Пустующую мечеть продемонстрировали. Хозяева временно обходились без муллы. Старого пришлось прибить за упорное нежелание признать святые истины ваххабизма основой Ислама, а нового еще не выбрали ... Законы Шариата в ауле неукоснительно соблюдались: скользили закутанные в паранджу женские фигурки в сопровождении мужчин из числа членов семьи, муэдзин с невысокого минарета призывал правоверных к молитве, здание средней школы за ненадобностью превращено в казарму прибывающих моджахедов.

В самом конце прогулки гостеприимные хозяева подвели гостя к яме в земле - “зиндану”. Местной тюрьме. Там, на вонючей подстилке, копошились неверные, взятые для выкупа в заложники. Четверо, даже в грязных обносках, резко отличались по внешнему виду и поведению от остальной массы пленников. Очень смахивали на столь ненавидимых Ахмадом американцев и англичан.

- Кто такие? - Ткнул презрительно пальцем в сторону опасливо забившейся в угол четверки.

- Э, брат, богатый улов! Телефонщики. Трое англичан и один новозеландец. Большие деньги стоят. Вот, переговоры ведем. Не заплатят, придется головы резать. Чего зря кормить? ... А там у нас - совсем дурачье, мильтоны дагестанские сидят. Выкуп нам притарабанили. За своих дружков. ... А мы тех уже ... - Благодушный хозяин провел ребром ладони по горлу. - Теперь их черед ... Заплатят - не заплатят, а отпускать все одно нельзя. Слишком много видели. ... Жалко конечно, какие ни есть, а мусульмане, но тут уж ничего не поделаешь ...

- А вот здесь - парочка русских. ... Вон, видишь, девка ихняя. ... Молодая! Сладкая!

Ахмад глянул вниз, присмотрелся. Лица не разглядел - прикрылась рукавом, но фигурка вроде неплохая. Стройная нога в драном чулке выглянула из-под короткого подола платья ... Неожиданно ощутил голод по женскому телу, по подзабытым, во время изматывающих все силы тренировок в лагере и долгого путешествия, ощущениям обладания. Тогда не до баловства было, а теперь почувствовал желание, возбудился, уперся взглядом в проглянувший кусок женской плоти.

Хозяин гостя понял, усмехнулся, широко рукой махнул. - Дарю девку своему боевому другу! Все будьте свидетелями - Дарю саби Ахмаду. Пользуйся, уважаемый!

Вытащили девку из ямы. Она не шла, подвывала жалко. Хваталась за руки сидевшего рядом пацана. Тот отдирал ее пальцы, отпихивал, шипел, словно котяра разъяренный, на похитителей с ужасом озирался - мол, не виноват я, сама она такая, забирайте скорее.

- Ее любовник? - Спросил Ахмад.

- Кто знает, брат? Продали нам обоих вместе. Этот - наркошник мелкий из России. К нам от суда сбежал, а девка может и впрямь с ним. Но ты о нем не волнуйся, брат. - Подмигнул хозяин. - Он умрет, а она его скоро забудет.

Девку вытащили за волосы из ямы. Выдрали, правда, пук, но, что тут поделаешь? Отрастут. ... Она еще поупиралась, но Ахмад, уже на правах владельца, дал ей хорошенько под зад. Тогда девка успокоилась, поняла, что не шутят, пошла покорно.

Привел саби Ахмад в отведенную ему саклю. Поставил воду в ведре на огонь. Медный таз нашел. Заставил девку отрепье скинуть. Все, до самого исподнего, завязал узлом и выкинул за дверь на неубранный от прошлых хозяев двор. Сидел, пялился молча, рассматривал. Если та пыталась прикрываться - бил ремнем, но не особо сильно. Чего зря прежде времени шкуру портить? Девка ему нравилась. Стройная, русоволосая, с хорошей фигурой, оттопыренной попкой, небольшими грудками. Ему вообще, еще со времен обучения в советском техникуме, нравились русские женщины. Вот только какой она окажется в постели? Ну, да этот дело поправимое. Не понравится быть поротой - начнет стараться, угождать господину.

Вода нагрелась.

- Мойся, давай! - Приказал Ахмад, по-русски. - Я теперь твой хозяин! Будешь хорошо себя вести - бить не стану. Подарки делать буду.

Девка мыла голову, распутывала, слегка повизгивая, сбитые в колтун за время подземного сидения волосы, тело оттирала покрытое пленкой засохшего грязного пота. Одного ведра оказалось мало, нагрел второе, а она так и стояла мокрая, стараясь подвинуться поближе к огню. Он не мешал. Пусть греется. Да и интересно смотреть на женское тело в розовых отблесках пламени, вырывающихся из печного зева.

- Здоровая? - Спросил Ахмад.

- Здоровая ... - Прошептала рабыня.

- Обманешь, плохой смертью убью! - Пообещал Ахмад, следя за ее лицом.

- Здоровая я. - Еще тише прошелестело в полутьме.

- Вытрись, ... на. - Кинул полученное вместе с домом махровое, почти новое полотенце. ... Подождал.

- Сюда иди, ко мне. - Расстегнул штаны, притянул за голову. Та не отказалась, принялась механически выполнять требуемое. Это Ахмаду не понравилось. Такие дела женщине нужно исполнять с любовью и страстью к повелителю. Пошарил по полу и нащупал откатившийся от печки кусок ветки из заготовленного пука хвороста. Освободился от удивленного рта пленницы, чтоб не куснула, и молча стеганул раз, другой. Та только охала сдавленно.

- Продолжай! - Снова притянул голову к животу. Та поняла, запыхтела, захлюпала. Старалась.

Утром Ахмад пошел в лавку, купил на доллары, полученные от Иорданца, новую одежду, расческу, шампунь. Заслужила. Когда вернулся, та, закутанная в простыню, шустрила по дому, порядок наводила. Это хорошо. Понятливая девка попалась. Кинул ей одежу, положил остальное на стол.

- Имя теперь тебе будет Айша. Сегодня же учить Коран станешь. Потом Ислам примешь. Из дома - только в парандже. ... Поняла?

Та кивнула головой. Как тут не понять ...

- Примерь!

Девка, придерживая двумя пальцами простыню, потянулась за одеждой, но не удержала и белая ткань скользнула, опадая складками к ногам. Ахмад возбудился. Подскочил, опрокинул на кровать и, как был в камуфляже, сапогах, амуниции, залез сверху. Чего церемонится с рабыней. Та плакала, а он все забивал и забивал в ее лоно ненасытную плоть, не обращал внимания на стоны и слезы, хоть и понимал, чувствовал, что все пряжки и железки впиваются, царапают, рвут нежную кожу. Насиловал жадно, грубо, зло, долго - пока не отпал обессиленный ...

- Ладно, - Сказал, уходя, - Приберись. Обед приготовь. Белье постирай. Не ленись ... Плохо сделаешь - палкой бить буду. Не поможет - голову отрежу. Ты теперь никто - саби, подстилка, тюфяк мой. - Перешагнул через порог и ушел, хоть внезапно понял, что мог бы и еще потешится. Дела, дела торопили. Приказ пришел от Иорданца, начать разрабатывать план захвата соседних с Чечней районов, ради распространения священного пламени джихада на соседние регионы.

В оставленной Ахмадом сакле не разгибаясь, усердно шаркала веником саби. Тело ныло, внутри горело и пекло. Пульсировало что-то болючее, живое и кровоточащее. Каждые несколько минут она кидалась к ведру с водой, полоскала рот и выплевывала за порог нечистую, отвратно и остро пахнущую диким животным воду. Слезы капали, оставляя маленькие темные точки на глинобитном полу, а в голове, недоступная никаким моджахедам, яростно билась одна единственная мысль, - “ Господи! Великий! Всемогущий! Сделай так, чтоб за муки мои кастрировали гада поганого! Оторвали поганцу все его побрякушки вонючие вместе с потрохами и выбросили падаль истекать кровью!”

Прошло немного времени, и в Чечню добрались последние из двух сотен моджахедов, посланных Строителем вместе с Иорданцем. Сначала некоторые местные боевики смотрели на пришельцев косо, не особо доверяли. Строитель слал огромные по местным меркам деньги, на них создавались учебные лагеря, в которых преподавали арабы-инструкторы. Прибыли прошедшие тренировки на базах Организации боснийцы, воевавшие с шурави в Афганистане пуштуны. Собрались боевики, побывавшие во многих знаменитых, опасных переделках. Доллары с одной стороны, военное мастерство пришельцев с другой, постепенно перевели на сторону Строителя и его организации даже самых независимых полевых командиров.

Во всех лагерях учениками набрали молодых чеченцев. Ведь именно молодежь всегда наиболее непримирима и критична к старым догмам, ее проще распропагандировать, купить, припугнуть, наконец. Тем более время выдалось удачное. Исчезли догматы прежней коммунистической эры, разные там "комсомолы", "пионеры", а в образовавшуюся пустоту хлынула несдерживаемым потоком религия. Кружила, пьянила без вина молодые головы, туманила видениями прекрасного рая, манила алыми губами и белоснежными телами семидесяти семи девственниц.

Специализация у каждого лагеря особая. “Давгатлагерь”, - готовил специалистов в области психологической войны, не забывая впрочем, теорию и практику допросов, и обязательную первичную военную подготовку. “Абуджафар”, - выпускал боевиков-партизан и городских диверсантов. “Хачиной”, - асов стрелкового дела, снайперов. Инструкторы к делу подходили серьезно, не мелочились, потому практические занятия проводили на живых объектах, “бревнах”. За одно и фиксировали все происходящее на видеокамеру, повязывали новобранцев теплой кровью, отрезали путь-дорожку назад, отбивали желание бросить кровавую науку и сбежать домой.

Последних находилось мало, совсем мало. Власть над беззащитным телом пьянила, чужая, дымящаяся кровь дурманом била в голову. Присутствие подбадривающих инструкторов и ждущих своей очереди соучеников прибавляла куражу молодым горцам, у которых и так в генах намертво засели подвиги абреков, начиная от Шамиля и кончая брызгающим на митинге слюной в припадке бешеной страсти генерала Дудаева.

Отбор в лагеря велся строго, да и само обучение заканчивалось суровым экзаменом. Выпускников-диверсантов, например, заставляли совершать долгий переход и последующий выход в атаку под реальным огнем сокурсников. Тут уж конечно не обходилось без потерь, но зато отсеивался брак, а отряды пополнялись подготовленными, обстрелянными, бесстрашными бойцами, приученными к крови и спокойно относящимися к возможной смерти во имя Аллаха.

Война во имя создания на всем Кавказе исламского имамата ваххабитского толка разгоралась, до времени прикрытая цветистыми рассуждениями бывших советских военно-начальников о независимой Ичкерии. Их поддерживали и молодежь, и люди среднего возраста, и, самое главное, старики. До поры до времени такие лидеры оказались необходимы. Им даже позволили набивать карманы долларами, богатеть не по чину. “Бог с ними, пусть пока резвятся”, - Считал Иорданец, и Строитель с ним вполне соглашался. Все равно “тайные” счета и подставные фирмы руководителей Ичкерии находились под его негласным контролем и в нужный момент могли без лишних треволнений перейти в прямую собственность Основы.

Боевая слава, особо ценимая горскими племенами, пришла к Иорданцу после успешного нападения на русскую бронетанковую колонну. Тогда, пользуясь разгильдяйством командиров противника, удалось ему завлечь врага в засаду, подорвать технику на минной ловушке, а затем, словно на полигоне, расстрелять выпрыгивающих из пылающих машин солдат в дымящихся комбинезонах.

Личный оператор заснял побоище японской телекамерой. Горела броня, взрывались на собственных боеприпасах танки. На героическом фоне стоял бородатый, оливково-смуглый араб и смотрел, с довольной улыбкой на толстых губах, как корчатся, пожираемые заживо пылающим топливом из разбитых баков, молоденькие солдатики. Оператор беспристрастно снимал, как сумбурно пытаются организовать оборону, мельтешат и падают под пулями подстреленные снайперами офицеры, как умирает в муках, получивший в живот зажигательную пулю, заведший колонну в ловушку полковник. Иногда и сам Иорданец припадал к оптическому прицелу американской винтовки и подстреливал особо упорных, до конца сопротивлявшихся, не желавших покориться воле Аллаха и умереть, неверных. Запись вышла весьма качественная, профессиональная, краски получились яркие, сочные.

Иорданец, наряду с великой верой в Аллаха, обладал и немалой практической жилкой. Крепко верил в силу зеленых бумажек и собирал их повсеместно, не особо, впрочем, подобное увлечение афишируя. Наоборот, при каждом удобном случае причитал о своей бедности и полном бескорыстии.

- Я бедный человек, - Твердил, страдальчески закатывая глаза, Иорданец перед иностранными репортерами, - Дело свое делаю не за деньги. Помогаю собратьям - в этом долг каждого правоверного. И мне помогают мусульмане. И государства, и простые люди. Нам много и не надо, ведь чему мы учим? Прежде всего, Исламу! Только потом обращению с оружием, минами, взрывчаткой, а после трехмесячного курса отправляем молодежь на практику, сражаться с русскими... Русские - неверные, а долг каждого правоверного мусульманина - вести непрестанный джихад!

В своей стране занять подобающее место в обществе ему оказалось сложно. Потому и решил не корпеть над толстыми томами физико-математических наук в далекой Калифорнии, а добиться всеобщего признания и уважения побыстрее, ну и, естественно, попутно заработать на афганской войне. Здесь его и приметили вербовщики из пакистанской разведки. По этой же причине, яро выполнял задания Строителя, стремился изгнать неверных с Кавказа, из Средней Азии, со всех земель Ислама, создать свое государство. Всемирный Халифат, благодарный и способный по праву оценить солидным постом в будущем правительстве немалый личный вклад Иорданца в дело вечного Джихада.

А для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в величине его, Иорданца, взноса в святое дело, все проведенные террористические акты и операции приказывал снимать на видеопленку. Вот и в том бою ходил иорданец между трупов, добивал раненных, отрезал мертвым уши, носы, снимал скальпы. Сам нарушал при этом заповеди Ислама - глумился над трупами. Но предполагаемые выгоды от уникальных кадров перевесили моральные и религиозные установки Корана.

Отличный рекламный трюк получился. Оригинальную кассету представили Строителю, тот смотрел не отрываясь, радостно улыбался и в итоге вознаградил щедро и самого Иорданца и его людей. Большие миллионы ушли на Кавказ, но не прямо в руки многочисленных и разнородных полевых командиров, не достались и грызущимся за власть правителям Ичкерии. Попали сначала доверенному человеку Строителя - Иорданцу. Только ему поручил руководитель Основы распределять средства, поощрять особо отличившихся в боях джихада, устанавливать расценки за подбитую технику, застреленных офицеров, захваченных в плен контрактников.

Совсем некстати подоспело Хасавьюртовское соглашение, по которому неверные, поджав хвост, убрались восвояси с территории Ичкерии. Накал боев понизился, сошел вообще на нет и основную массу инструкторов повелели перебросить в иные места, для разжигания неугасимого огня священной войны. Жаль было Иорданцу расставаться с проверенными и надежными моджахедами, но, приказ направлял одних в Косово, других в Таджикистан. Третьих звал обратно в Афганистан, добивать остатки Северного Альянса неукротимого Панджерского Льва, вчерашнего соратника - Шаха Масуда. Сам Иорданец уезжать никуда не собирался, уж слишком удачно все складывалось. Очень большие деньги шли через него в Чечню, чтобы вот так просто от них отказаться и поехать начинать все заново. Проще казалось организовать на месте свою собственную, малую священную войну, отгрызть от обессиленного русского медведя еще один кус парного мяса, рвануть новый клок шерсти - Дагестан.

Пришлось вновь обзаводится верными людьми. Иорданец не очень доверял местным людям, предпочитал арабов, чужих в кавказских горах, не имевших здешних корней, а потому не способными изменить вождю. Но арабов после мирного соглашения с Россией осталось мало. Тогда он обратил внимание на русских перебежчиков, рассорившихся, так или иначе, с федералами, принявших Ислам и повязанных напрочь кровью убитых и замученных вчерашних сослуживцев. Таких присматривал, проверял негласно, испытывал кровавыми боевыми делами и, если подходили, переводил под свое начало.

***

Сашке Бардышеву с самого детства чертовски не везло. Ну не шла ему удача в руки, хоть плачь. В садике только нацеливался он на приглянувшуюся игрушку, как видел ее в чьих то других руках, а силенок отобрать ее никогда не хватало, да и не очень верил Сашка в свои силенки. Дома только заикался о чем-то своем, шедшем вроде как поперек с волей отца и матери, получал такого подзатыльника или шлепка, что надолго забывал о преступном желании. В школе вызывали его училки обязательно в дни, когда уроки оказывались невыучены, а вот если после домашней головомойки с затрещинами и воплями выполнял он задание, тут уж его никто к доске как нарочно не вызывал.

Интуитивно чувствуя Сашкину внутреннюю пакостность и несвободу, девушки предпочитали держаться от него подальше, хоть вроде и ростом со временем вытянулся, и физической силой, как оказалось, Бог не обидел. Его просто бесило, что “телки”, даже самые страшненькие, не обращали на него внимания, а тянулись к другим, более раскованным, свободным, способным и ярким ребятам. Таким он смертельно завидовал и жутко, поэтому ненавидел всеми фибрами души.

На продажную, даже самую дешевенькую любовь, денег у Сашки никогда не имелось. Предки его не жаловали, держали в ежовых рукавицах, цукали по каждому поводу и без оного. Потому так и рос он - затюканный, озлобленный, завидующий всем и всему в мире. Только ночью, под одеялом, тихонько дроча втайне от родителей, покрываясь холодной испариной при малейшем шорохе, мечтал Сашка о страшной мести для всего окружающего, враждебного, презирающего его мира.

Таким и в армию ушел, надеясь, втайне, на некие великие подвиги. Ожидал от службы лишь блестящие награды, почетные отличия, способные повернуть колесо фортуны в его сторону, обеспечить всем тем, чего никогда не имел, но о чем так страстно мечтал.

Проза армейской жизни, начавшаяся с карантинной муштры, быстро повышибла романтические бредни из клочковато стриженой головы Сашки. Какие там подвиги! Стирка “дедовского” бельишка и обмундирования. Тощий солдатский приварок. Зависть к тем, кто имел возможность подпитываться домашней жратвой из посылок да пряниками из солдатской чайной. Ненависть к другим, тем, кто выбивал больше очков на стрельбище, кто быстрее проходил полосу препятствий, лучше отжимался на турнике, не лебезил перед стариками и дембелями. А, кроме того, ко всем играющим на баянах и гитарах, поющим, танцующим, рисующим ... в общем обладающим некими способностями и дарованиями, начисто у самого Сашки отсутствующими. Зависть и ненависть, кипели в нем словно вода в забитом намертво паровом котле. С тем и отбыл в составе родной воинской части выполнять солдатский долг в Чечню.

Еще в начале службы невольно примечал Сашка кто и что в тумбочках держит. Ну, прямо прилипали его глаза к чужим часам, к блокнотам, в которых наверняка за край кожимитовой обложки заткнуты туго сложенные купюры, к фоткам с голыми девками, тайно хранимыми в книжках.

Дневаля в казарме, так и подмывало его пошерстить по тумбочкам. Тянуло неудержимо пощипать немного от чужой удачи в собственный тощий карман. Сначала удерживался. Боялся скорой и жестокой расплаты. Боли, ударов, позора прилюдного, боялся Сашка. А в Чечне проще, там все вообще на виду. Что и где скроешь, если живет взвод в брезентовой, полуврытой в каменистую землю палатке? Тут вообще никто не знает наверняка, вернется хозяин занятной вещицы с боевого задания своим ходом, привезут его сердешного на броне, отправят вертушкой в госпиталь или останется он гнить в чаще чеченского леса с отрезанными ушами, носом, яйцами, а то и всей головой.

Пристрастился Сашка тягать чужое добро, его-то на боевые старались не брать - обузой считали, надежды и уважения к нему не имелось. Все бы ничего, но попался он на часах сержантских. Думал, хозяина уже в живых нет, а тот на Сашкину беду заявился живой-здоровый. Обнаружил пропажу и, быстро вычислив присвоившего “Сейку” дневального, пребольно отколотил, не внимая мольбам и божбам. Пообещал продолжить на следующий день, если подлец не вернет украденное. С тем и ушел спать. Вернуть Сашка не мог по той простой причине, что шустро загнал котлы заезжему контрактнику, а деньги, естественно, тут же прожрал и пропил. Потому ждать продолжения не стал. Прихватил автомат с патронами и подался в бега. На что надеялся - сам не понимал, но за ночь отмотал прилично, почти до Ведено допер, где и был благополучно перехвачен людьми Иорданца.

Сначала его, как водится, приняли за лазутчика и здорово побили, отобрали все, что нашлось в карманах, разули и сунули в холодный подвал. По летнему времени был Сашка в стареньком хэ-бэ. Согреться всю ночь не мог, глотал соленые от крови сопли, цокал зубами, проклинал свою невезучую жизнь и жалел, что не остался в части. С часами и сержантом он уж, как ни будь, разобрался, уговорил, пообещал деньгами вернуть, отдавал бы с получки ... Ну не убили бы его, в конце концов! А эти, чернобородые, заросшие, страшные, прикончат наверняка, да еще и помучают. Тут, кстати, вспомнился ему рассказ одного контрактника с блокпоста, что чечены не всех убивают. Тех, что принимают их веру, щадят, дают возможность Коран учить, даже позволяют воевать на своей стороне. Воевать особого желания у Сашки не имелось, но решил при первой же возможности заявить новым хозяевам о своем пылком желании перейти в мусульмане. На том, успокоившись под утречко и приснул маленько.

Проснулся оттого, что за волосы и остатки ворота гимнастерки невежливо выволокли его из подвала на свежий утренний воздух. Швырнули прямо под ноги заросшему до глаз черной бородой верзиле с культяпой, затянутой в кожаную перчатку рукой. Лицо у мужика зверское, ненашенское, даже не чеченское. Нос расплющенный. Губы вывороченные, красные, африканские. Кожа оливковая, лоснящаяся.

- Во! Никак сам араб чертов! Видать о нем правду офицеры говорили. - Успел подумать Сашка. Но тут заметил, что в левой руке культяпый сжимает страшного вида блестящий на солнце нож, а поодаль, видать, чтоб в крови не замараться, стоит еще один, с видео камерой на плече. Тут дошло до беглеца - пробил его последний час.

Умирать Сашке оказалось страшно. Очень он жить хотел. Заверещал Сашка, словно заяц, заорал, - Ислам, Ислам желаем принять! В Аллаха верую! В Мухамеда! Мать вашу! Во всех ваших святых! Мусульманином жить желаю! - Орал изо всех сил, чуть не описался, еле удержался.

Повезло ему, опустил Иорданец нож, засунул в ножны. Оператор, было, выключил камеру, но тот прикрикнул, велел вновь включить, подробно записывать Сашкино обращение в мусульманина, отречение от религии неверных и обращение к истинному Богу. Такие вещи тоже приятны Строителю, потому под них деньги отпустит не жалея.

Стал Сашка мусульманином. Сначала учил суры Корана, таскал воду из источника и из леса дрова для кухни. Потом его окрестили по-ихнему, и неделю целую работать он не мог. Меж ног пекло, мочился еле-еле, но постепенно прошло. Тогда выдали новообращенному вместо ошметков хэ-бэ камуфляж поновее. Вытянули автомат с расщепленным пулей прикладом и пару перехваченных изолентой рожков из кучи захваченного в бою, не нового уже добра. Кинули слегка меченную кровью брезентовую разгрузку и ношенные десантные ботинки с байковыми портянками. Привели в отряд, охраняющий пленных и велели сторожить ....

***

В комнате без мебели сидели под стеной рядком человек пять коротко стриженных срочников-первогодок с тонкими шейками, болтающимися в широких воротниках новых гимнастерок с уже темными от пота, засаленными воротничками. Отдельно, в углу, сидел, опустив голову на колени, лейтенант в новом камуфляже, в свитере, с чудом уцелевшей портупеей через плечо и пустой кобурой на широком командирском ремне.

- Это-то мы щас поправим, - Решил про себя Сашка, ставший впрочем, к тому времени уже Сараджи, - Щас мы тебя, лейтенант, приведем к общему знаменателю!

Подошел к пленному, пихнул бутсой в бок, но так, чтоб камуфляж ненароком не замарать. - Эй ты, неверная свинья!

От звуков русской речи лейтенант вздрогнул, поднял голову, уперся глазами в дуло автомата. Он еще не отошел от шока пленения, когда его вытащили из кабины “Урала” одетые в русский камуфляж люди, принятые вначале за заставу внутренних войск. Вышло все так неожиданно, глупо, в момент, когда до ворот части оставалось уже совсем немного, каких-то несколько сот метров. Расслабился, отвлекся мыслями о доме, да и возвращался ведь не с боевого задания, а ездил получать пополнение. Потому в кузове сидели не надежные бойцы, а вот эти пятеро безоружных несмышленышей. Водитель из старослужащих дернулся за автоматом, закрепленным возле ноги, но получил нож в бок и неловко, кулем вывалился из кабины, а автомобиль с остальными, обезоруженными, но даже не связанными, враз потерявшими волю к побегу пленниками, своим ходом боевики пригнали на горную бандитскую базу.

Лейтенант оказался Сашке знакомым. Тот, однажды, еще в постоянном расквартировании части заставил во время дневальства перемывать пол в казарме.

- О, вот какая встреча, товарищ лейтенант! - Глаза Сараджи заблестели от восторга.

- Ты чего здесь делаешь, Сашка? - Очумело спросил лейтенант.

- Был Сашка, да весь вышел, русская свинья. Сараджи я, Сараджи! Правоверный мусульман я теперь! Ты у меня сейчас пол мыть будешь, сука! - Ткнул стволом лейтенанта в лицо. Тот отшатнулся, стукнул затылком о стену сакли, от боли прикрыл веками голубые тоскливые глаза.

- Нет.

- Нет? - Передернул Сараджи затвор. - Хочешь жить - мой пол, зараза! А то ведь я и тебя и воинство твое сопливое сейчас порешу. Все в моей власти!

У стены один воин тихо пискнул, другой обречено заплакал.

- Ладно, твоя сегодня взяла, ... мусульман хренов. - Лейтенант встал. - Помою ...

Роста он был высокого, повыше Сараджи, потому тот на всякий случай отскочил, выпятил вперед автомат. Пугал, не велено ему было кончать пленников раньше срока. Иорданца ждали.

- Не стоит тебе, лейтенант, такой хороший камуфляж пачкать грязной работой, да и свитерок тоже, ну а портупея тебе сейчас вообще не положена. Скидывай лишнее, в исподнем мой.

Лейтенант начал молча раздеваться, неловко скидывая обмундирование на захарканный и затоптанный пол.

- Тебя кто так учил, падла! - Заорал Сараджи. - Складывай обмундирование как положено, аккуратно, мне его еще носить и носить! ... Да, сверху часы, полож, не забудь. - Добавил, заметив ремешок на запястье. - Командирские, небось? С танком?

- С танком! - Гордо ответил лейтенант. - С тем самым, что тебя, бывший рядовой, когда ни будь, раздавит как мокрицу!

- Так ты танкист! Герой, какой! Ну, рази можно героя заставить в исподнем пол мыть? Извиняюсь, товарищ танкист. А ну, в упор лежа! Отжимайся, лейтенант хренов! - И направил автомат в голову. - Давай, давай! А то сейчас, не утерплю, мозги твои по стенке размажу, а глаза голубенькие в ватку закатаю и в коробочке по адресочку обратному папе-маме пошлю!

Лейтенант молча отжимался, а из глаз текли на пол, в грязь, перемешанную с человечьим и козьим дерьмом, злые слезы бессилия и унижения. Мощные мускулы рук и торса бугрились, напрягаясь и сокращаясь, блестела потом гладкая загорелая кожа спины. Эта мускулистая, загорела, гладкая спина вызывала у бывшего Сашки горючую, до желчи во рту, зависть. Ему была всегда ненавистна собственная, серая и дряблая в прыщах кожа, а сейчас перед ним, на уровне его башмаков, дышала силой и мощью спина полностью находившегося в его власти человека. Офицера, еще недавно наделенного правом приказывать ему, Сашке, наказывать его, посылать в бой, на смерть.

Сараджи залез в карман, вытащил пару патронов от снайперской винтовки, обнаруженных им утром на подоконнике и присвоенных по дурной привычке. Закинул автомат за спину, вырвал корявыми пальцами, словно клещами, пули из дульцев гильз, вытряхнул порох на заскорузлую ладонь.

Лейтенант уже еле отжимался, теряя последние силы и, наконец, не выдержав, попытался встать, но Сараджи наступил на поясницу башмаком и придавил к полу.

- Эй вы, щенки! Смотрите, как горят русские танкисты! - Высыпал порох кучкой на поясницу лейтенанту. Чиркнул спичкой, подождал пока разгорится и кинул желтый огонек на серые крупинки. Вспыхнуло мгновенное пламя, кожа, еще секунду назад мускулистая, гладкая, чистая, мгновенно почернела, опаленная огнем, пошла пузырем, стала безобразной, загаженной, как и предназначено было быть всему в этой комнате. Лейтенант потерял сознание и ткнулся безмолвно в доски пола.

Дверь распахнулась, и в помещение вошел прибывший со своими телохранителями Иорданец.

- Где пленные, Сараджа?

- Тут, тут они, муаллим! - Залебезил Сашка. Боялся гнева Иорданца. Черт его знает, зачем ему пленные нужны, может меняться захочет. Хоть это вряд ли, менял он редко, чаще резал перед камерой. Но решил подстраховаться на всякий случай, муаллимом назвал. Чего это такое точно не знал, но, увидав расплывающиеся в улыбке толстые губы, понял, угодил, в точку попал. - Все тут. Вот только лейтенант спортом решил позаниматься, устал немного, отдохнуть прилег.

- Паленым пахнет! - Пошевелил толстыми, заросшими черными волосами ноздрями Иорданец.

- Это я молодым показывал, как русские танкисты горят. Всех, кто сражается против воинов Ислама, станем поджаривать как русских свиней!

- Молодец, Сараджи, - Ухмыльнулся в бороду Иорданец, - Правильно все объяснил. Не хотят, значит переходить в Ислам?

Пленные молчали ...

- Не желают, муаллим! - Ответил за них Сараджи.

- Выводи их наружу!

На улице горного аула пленным связали за спиной руки и рядком кинули в дорожную пыль. К окружившим их боевикам в натовском камуфляже подошел один из местных стариков, в папахе, черкеске с газырями, заговорил гортанно, показывая рукой на пленных, убеждая, тыкал пальцем в небо, призывал в свидетели Аллаха. Просил не резать мальчишек, оставить им жизнь. Выменять на сидящих по разным делам в русских тюрьмах односельчан. Боевики старика слушать не стали, отодвинули в сторону, вновь сомкнулись вокруг пленников. В руках у одного блеснул широкий мясницкий нож. Он подошел к лежащему с краю солдатику, нагнулся, обхватил здоровенной ладонью побелевшее до синевы мальчишеское лицо, запрокинул голову назад, так что только кадык беззвучно метался вверх-вниз в судорожном последнем дыхании.

- Не надо меня убивать! Мамочка, я жить хочу! - Хрипел солдатик.

Не спеша, палач перерезал горло, резким ударом затем перешиб позвонки и взметнул дымящуюся кровью голову, словно мяч над гогочущей толпой.

- Теперь ты, Сараджи! Покажи всем, что ты настоящий воин Ислама!

Рукоятка ножа скользила в мгновенно вспотевшую ладошку Сашки. Словно в дурном сне склонился он над лейтенантом. Тот, неожиданно дернув всем телом, перевернулся на спину, обдал голубым холодным огнем и плюнул прямо в рожу предателю. Нож дернулся и выскочил из ладони, оставив на шее только красный неглубокий разрез. Сараджи качнулся назад, стирая слюну рукавом наскоро напяленного лейтенантского камуфляжа, а сам лейтенант вскочил вдруг и как был, со связанными за спиной руками, бросился к недалекому лесу, петляя между пыльными струйками автоматных очередей не сразу опомнившихся боевиков.

- Шайтан! Догоните его, убейте! - Орал Иорданец боевикам.

Те, было, кинулись вдогонку, но из-под ног вырвавшегося вперед лысого бородача взметнулось пламя и отставшие замешкались, а затем и вовсе остановились.

- Мины здесь! Минное поле, хозяин! - Нельзя дальше идти.

- Ладно! Выходите осторожно. А ты, прекрати съемку! Сотри это место! - Приказал оператору уже спокойней. - Все равно никуда от нас не уйдет. Куда ему, со связанными руками? В худшем случае сам сдохнет!

- Прикончите оставшихся! Побыстрее! ... Такую съемку запорол, - Презрительно кинул он Сараджи. Эта пленка с одной стороны готовилась как учебное пособие для одного из новых тренировочных лагерей, а с другой - могла стать вещественным доказательством активной работы самого Иорданца. Еще одним основанием для получения очередного транша из тех многих миллионов, что проходили через его руки.

Все новые и новые свидетельства неустанной личной боевой работы стали крайне необходимы. В последнее время завидовавшие ему соратники все чаще тайными путями посылали кляузы Строителю, обвиняли в том, что непомерно большая часть выделяемых на священную войну финансов оседает непосредственно в бездонных карманах слишком жадного до денег Иорданца.

***

До поры Строитель доверял Иорданцу и отмахивался от наветов, тем более что вещественные доказательства успешной борьбы с неверными регулярно доставлялись в его афганскую штаб-квартиру. Да и портить, установленные благодаря Иорданцу, связи с пакистанской разведкой не имело смысла. Все делалось правильно. Отрубленные головы англичан-телефонистов украшали обочину шоссе. Обезглавленные солдатские трупы вселяли ужас в неверных. Головы на высоких шестах, словно памятники высились на могилах павших в боях ваххабитов. Чего же еще желать от исполнителя твоей воли? Потому, не особо сомневаясь, выделил Иорданцу два миллиона на проведение взрывов в самом сердце России - Москве, да миллион на организацию самоубийц-взрывников из числа местных чеченцев, включая особ женского пола.

Тут-то Иорданец и прокололся. Жадность подвела. Взрывы в Москве прозвучали, но не массовые, а так себе, жиденькие, в окраинных жилых домах, заселенных мелким рабочим людом. Унесли на тот свет всего-то на всего несколько сот человеческих жизней. Разве это успех? Не такого, совсем не такого масштаба ожидал от него Строитель. Он только один знал, что цель выбрана не основная, второстепенная. Московская операция - всего лишь масштабная тренировка перед проведением акции в городах Большого Сатаны. Но вот как раз масштаба Иорданец обеспечить и не смог. Поскупился. Слишком большой кус себе оторвал, не по чину. Тогда и зародились у Строителя серьезные подозрения в честности Иорданца. Но до поры до времени недоверия своего не выказывал.

***

Пришло время, и Иорданец припомнил Сараджи его трусость при казни пленных. В одном из боев попал в плен раненым телохранитель самого Иорданца. Верный, надежный человек, один из тех, кто пришел на Кавказ из афганских тренировочных лагерей Организации. Настоящий боец, правоверный ваххабит. Действовать нужно было быстро, пока пленник сидел еще в зиндане танкового полка. Того самого, из которого похитили в свое время и обезглавили пятерку солдатиков первогодков. Из которого сбежал бывший рядовой Сашка, а ныне охранник в лагере пленных - правоверный мусульманин Сараджи.

По своим агентурным каналам Иорданец выяснил, что сбежавший с места казни лейтенант благополучно добрался в полк, доложил все командиру, подлечился в медсанбате и по-прежнему воюет. Сам командир полка дважды тяжело контуженный, переходивший на войне все мыслимые и немыслимые сроки боевой службы, а потому не отличающийся устойчивой психикой, поклялся прилюдно покарать предателя. В такой ситуации он, пожалуй, мог пойти на обмен раненного араба на собственного целехонького перебежчика. Предложение было послано и немедленно принято. Сашке не повезло в последний в жизни раз.

Не долго думая, Иорданец приказал подсыпать в чай Сараджи снотворный порошок, а когда тот заснул, отволочь к замызганной “Ниве”. Проснулся Сашка уже в зиндане танкового полка. Мало чем отличавшегося от зиндана чеченского.

Смертная казнь в России не отменена, но приговоры в исполнения не приводятся, потому полковник не стал беспокоить лишний раз и вовсе уж попусту органы военной юстиции ...

Завидев подошедших к краю ямы офицеров, Сараджа учуял неладное и взвыл дурным голосом, проклиная Иорданца, Аллаха и Пророка его Магомета. Он орал в черноте южной ночи, что отказывается от Ислама, требовал священника, просил вернуть его вновь в православные. Ему дали немного выговориться, обмочиться, в общем, полностью все осознать и “достойно” завершить земное существование. Когда поток воплей на секунду иссяк, прогремели выстрелы. “Власовца” прикончили без особой помпы, молча, несколькими точными выстрелами. Одним из стрелявших был лейтенант. Хоронить предателя не стали, вытащили крюком в лес и бросили. Через несколько дней от трупа ничего не осталось, обо всем позаботились мелкие ночные чеченские волки ... По русски - шакалы.

Между тем и дела самого Иорданца, незаметно для него самого, шли все хуже и хуже, все чаще и чаще уже в открытом эфире, а не на тайных цидулках звучали угрозы в его адрес. Полевые командиры требовали справедливо делить переводимые на святое дело джихада транши, называемые впрочем, многими более привычным словом “общак”.

- Люди не хотят больше взрывать в долг, а “волосатый” зажимает деньги! - Орал в рацию Цагоев.

- Ничем не могу помочь, - Отвечал ему Халад из Панкисского ущелья нейтральной Грузии. - Все деньги уходят к “волосатому”! Продай пока белую “шестерку”, расплатись с исполнителями, напомни, что не за деньги воюем, за свободу Ичкерии и за Аллаха!

***

Обвеваемый свежим горным ветерком, задумался Строитель, сидя на открытой веранде своего дома. Как же так, получается, послали Иорданцу на распространения идей ваххабизма, на священную войну Джихад, на создание Исламского государства на Кавказе, на проведение террористических актов в Москве и другие богоугодные дела больше тридцати миллионов долларов.

Расценки, по которым он платит, известны - сто за подрыв фугаса, двести за офицера, пятьсот за БТР, тысяча за танк, пять тысяч монет за вертолет, двадцать за самолет, по пять тысяч за дом в Москве, по три в других городах. Да при таком прейскуранте давно уже в русской армии не офицеров, ни танков, ни вертолетов не должно остаться и Москве положено дымится в руинах. Однако все выходит не так. Где же деньги? На что потрачены? Куда осели?

Пленки свои он, конечно, шлет исправно, но по большому счету это все мелочевка. Громких дел как не было, так и нет. Тренировка с масштабными разрушениями и жертвами в Москве не удалась, только и вызвала, что новый всплеск активности федералов, консолидацию неверных вокруг нового Президента, но отнюдь не всеобщую исламскую войну народов Кавказа.

В последнем сообщении, люди упрекают Иорданца в срыве переброски новых пополнений в Чечню, а группа наемников, зря прождав деньги, вообще повернула обратно. Нет, тут что-то неладно. Вероятнее всего Иорданец не желает иметь в Чечне лишние рты, лишних конкурентов на долю денежного пирога, а это уже покушение на прерогативы самого Строителя. Строитель снял трубку спутникового телефона, немного подержал ее в руке, словно взвешивая, а затем решительно набрал номер.

***

... В горном логове Иорданец давно ждал связника, несшего ему послание от Строителя. Последнее время усилилась радиоразведка федералов, и он избегал, без особой на то нужды, пользоваться спутниковым телефоном. Помнил о незавидной судьбе первого Президента Ичкерии. Наконец долгожданный гонец прибыл. Он шел через поляну в сопровождении личного охранника. Без оружия, налегке, преодолел длительный кружной путь через афганские пустыни, иракские плоскогорья, Азербайджан, Грузию, леса Ингушетии. Все ради только одного небольшого письма с датой и местом переброски очередного миллиона долларов. Иорданец жадно схватил конверт, разорвал, вытащил наружу вложенный листок плотной, жирноватой на ощупь бумаги покрытой арабской вязью. Внизу имелась маленькая приписка самого Строителя. “ Немедленно отправь вестника обратно. Он мне нужен”.

Связник не стал даже есть, только выпил немного чаю, закусил лавашем и тронулся в обратный путь, передаваемый под охрану по цепочке от одного к другому полевому командиру.

Иорданец постоял еще немного на поляне возле догорающего костра, а затем, почувствовав легкий озноб, зашел под тент палатки и прилег на походном надувном матрасе, застеленном шерстяной кошмой. В просвет брезентового полотнища виднелся край неба и ветки старого кизилового дерева. К одной ветке прилепилось похожее на белый алебастровый шар осиное гнездо. Стояли первые теплые весенние дни и из сот вылезали, вились, расправляя слежавшиеся после зимы крылья, злые недовольные всем на свете осы. Оправившись, они деловито, словно боевики на задание, отправлялись шарить по окрестным кустам в поисках дармовой поживы, смахивать жадно первые капельки нектара с мелких желтоватых и голубых цветочков. Тащили добычу в ячеистое гнездовище.

Голова Иорданца болела все сильнее, внутренности разрывала неистовая резь. Он попытался приподняться, позвать охрану, верного адъютанта, но бессильно рухнул обратно на матрас. Тело отказывало повиноваться, распухший язык еле ворочался во враз ставшем сухим рту, а осы все летали, зудели, словно впивались в ускользающее сознание.

- Неужели умираю? - Подумал Иорданец. - Отравленное письмо ... Но, в этом случае, я умру не смертью шахида, а без пролития крови. Не в окропленной вражеской кровью боевой одежде, а пошлом тренировочном костюмчике российского производства ... Значит - не смогу попасть в Рай! О, вай! Не видеть мне садов Аллаха и не вкушать блаженств семидесяти семи девственниц ...

Осы залетели в палатку, загудели, ища выход, вились над лицом Иорданца, и не оставалось у него сил отмахнуться от них.

- Почему они не дают меда? - Неожиданно пронеслась мысль в умирающем мозгу. - Нектар тащат в свое гнездо, а меда от них не дождешься ...

Но ответа он не нашел, наоборот, неожиданно подумал, что нет, видимо, на том свете ни ада, ни рая. Что примутся грызть его мертвое тело чеченские земляные черви. Что вовсе неправильно прожил он свою недолгую жизнь. Глупо сделал, оказавшись от такой привлекательной, но абсолютно недоступной уже учебы на физика в залитом солнце калифорнийском колледже на берегу безбрежного синего океана ...

Глава 20.

Нас не надо жалеть!

В стеклах окон, витринах магазинов и военторговского кафе отражались синее, промытое прошедшим дождиком небо. Выглянуло солнышко. Пусть уже неяркое, по-северному блеклое, но такое желанное, несущее земле последнее летнее тепло. Ласкало промерзнувшую за долгие зимы, не успевающую отогреться летом почву.

Возможно в других местах август еще полноправное лето, но только не в этом северном, заполярном городке, где в бухтах отдыхают после походов, устало приткнувшись к причалам, черные туши подводных крейсеров стратегического назначения. Год на год не попадает, но чаще всего июнь еще не лето, а июль не лето уже. Впрочем, выпадают и такие деньки в августе, что загорать можно, иногда торф горит, а случается - ледок прихватывает. В этом краю не шелестят зелеными веерами листьев пальмы, тут цепляются корнями в скалы сопок карликовые березки. Эта земля не подходит для слабаков.

Перепрыгивая через мелкие лужицы, Лешка спешил домой. Возвращался в хорошем настроении, старинный дружок из штаба дивизии намекнул конфиденциально, что в дальний поход собирается большая эскадра кораблей во главе с флагманом, тяжелым авианосным крейсером. Из всего состава подводной флотилии в плавание оказалась назначена именно их подводная лодка, а это, черт возьми, изрядная ответственность.

Впрочем, тут все справедливо. Остальные лодки большей частью спали у причалов в хроническом некомплекте людей, запчастей, аккумуляторных батарей. Их же корабль считался относительно новым, фактически единственным, введенным в строй за последнее десятилетие. Только его лодка сходила в длительную автономку и экипаж получил опыт самостоятельного подводного плавания. Экипаж отработан, считается одним из лучших на флоте.

Поход случился знатный. Лодка прокралась незамеченной до Средиземного моря, преодолела несколько сильнейших, напичканных суперчувствительной аппаратурой рубежей противолодочной обороны с сонарами и компьютерами систем SOSUS. Прошла Атлантику и Гибралтар. Выполнила все учебно-боевые задачи.

Теперь по их следам двинется эскадра. В предстоящем походе кораблям предстояли ракетные пуски ракетами по далекому полигону, практические торпедные стрельбы и прочие серьезные учебно-боевые задачи. Впереди ждали дела, о которых многие молодые офицеры, пришедшие на флот в сумеречные времена пост перестроечных пертурбаций, имели самое смутное представление. Это тревожило "стариков", прошедших суровую школу океанского противостояния двух сверхдержав. Многие из них уже командовали кораблями и соединениями, а вот из молодых командиров некоторые еще и в автономку ни разу не сходили. Сам Лешка, по в большие чины не выбился. По специальности командиром ему стать не светило, а протирать штаны на штабной работе не желал по полному и глубокому отвращению к бумажной канители.

Штабной дружок тонко намекнул, что конечной целью соединения кораблей станет далекое Средиземное море, давно уже не видавшее российский военно-морской стяг над своими бирюзовыми волнами. Времена постепенно менялись и, выходя из мертвой петли кризиса, Россия вновь стремилась играть активную роль в геополитическом мировом раскладе океанских держав. В том числе, адекватно реагировать на возможные, пока только потенциальные угрозы собственному судоходству. Командующий Флотом, мол выполняет личное указание Президента. А тот потребовал, чтобы поход состоялся несмотря на предпринимающиеся попытки вновь загнать российский военный флот в базы, ограничить его выход в океанские просторы, убрать с магистральных океанских коммуникаций. Потому, поход состоится. Эскадра, по своему боевому составу возможно даже превзойдет Средиземноморский флот советского времени.

Не часто рядовой офицер флота возвращается со службы в хорошем настроении. Лешке подобного и припомнить не смог. Последние годы словно под наркозом жил. Вот теперь шел и сам себе удивлялся.

- Не ужели закончились, пакостные, мерзкие годы междувременья? Даст Бог, прошли, канули в лету времена, когда флот теплился полужизнью-полусмертью в отстойниках баз. Может и впрямь, прошли дни, когда подлодки если и отваливали от пирса, то только для последнего переходя в гнилую воду затонов разделочного завода.

Ему и самому пришлось пару раз принять участие в подобном похоронном деле. Он вспомнил как чумазые, злые перманентно нетрезвые работяги вырывали из корпусов остывшие сердца ядерных реакторов, а оставшееся выкидывали на мелководье, словно полуразделанные трупы в анатомичке.

Нет, не зря выходит удержался на Флоте. Иногда выть хотелось, до того паскудно на душе становилось. Особенно тошно наблюдать собственное бессилие, униженность, когда в глазах толпы из блестящего, овеянного романтикой службы морского офицера превратился в низкооплаченного изгоя. Он и представить себе не мог, что так остро, горько станет переживать потерю престижа офицерской морской профессии. В добрые времена ловил на себе восхищенные взгляды мальцов, но ерничал, при всяком удобном случае в гражданку наряжался. Мол, не за то служим.

А вот в годы горькие, наоборот, старался всегда в форме ходить, спасибо женушке, наглаженный, накрахмаленный. На берегу, естественно, на лодке в тужурке делать нечего, там и рабочего, с биркой на груди РБ за глаза хватало. Пришел, китель и брюки завесил, накинул рабочее и так до выхода на берег. Занимал себя работой на лодке до упаду, как впрочем и занятиями в береговой казарме. Чтобы лишнего не думать. В отпуска почти не ездили. Во-первых, если честно, не по карману оказались отпуска. Во- вторых, чтоб не видеть нуворишей и бандитов, наводнивших более менее пригодные для проживания города и веси страны.

У него и самого некоторые возможности намечались, но не поддался на уговоры старых друзей, не ушел в торговые структуры, не стал сотрудником охранно-детективного бюро дорогого друга Стекляшки. Тот, побывав единожды в запущенном, обледеневшем, полумертвом гарнизоне, еле сдержал слезы при виде небогатой, а это еще сильно сказано, житухи защитников Родины, когда даже собачья еда выбивала брешь в семейном бюджете.

Лешка как вспомнил, о прожитом, аж дневной свет поугас. Сплюнул на всякий случай через плечо, фигу в кармане скрутил. Глупо, конечно, но моряки народ немного суеверный.

Видимо где-то на самом верху опомнились и задвинули в темный угол, поближе к мусорному баку, болезненно-пьяненького Папеньку. Бывалый партийный работничек старого закала, шустро перекрасился в великие демократы, возглавил параллельно со страной, ненавидимую народом полукриминальную "семейку", умудрился довести страну, вкупе с выращенными в недрах КГБ олигархами, практически до коматозного состояния.

Новый Президент сменил старого пьянчужку, убравшегося наконец в политическое небытие изобилующее благами и привилегиями. В неустанной борьбе с привилегиями и взлетел "Гарант конституции" на шею народной любви. По всему выходило, что теперь к власти в стране пришел человек, видящий в Армии и Флоте опору державности. А следовательно, свою, как Лидера страны, опору. Военные люди ответили ему взаимностью, поверив в его способность спасти умирающий Флот, захиревшую Армию. Впервые почувствовали реальную надежду на возрождение.

Понемногу, без пышных обещаний и пустой говорильни начали поступать на Флота деньги. Стали вовремя, о чем уже и подзабыть успели, выплачивать денежное довольствие морякам. Канули в небытие отключения в долгие полярные ночи электричества. Не дошли пока руки до ремонта опустевших и обветшавших со времен СССР ДОСов. Но потихоньку подправлялись кое-где улицы, очищались от многолетнего мусора плацы казарм, вновь зазвенели во дворах детские голоса. Приходилось правда порой судиться с финчастью за невыплаченное довольствие. Ничего, отсуживали. Бывало, все население гарнизона судилось. На то они и новые, времена.

По всему выходит, колесо истории наконец, слава Богу, хоть чуть-чуть, со скрипом но провернулось. Пришли молодые офицеры, все больше сыновья ушедших а отставку и запас ветеранов подплава. Те, кто смолоду вдохнул соленого воздуха морей и океанов, отцовский полосатый тельник носил, родителей из похода на причалах встречал. Корабли боевые не на картинках, не в кино видал, а по звуку ревуна узнавал. Молодежь постепенно заполнили самые зияющие дыры и пустоты в штатных расписаниях. Теперь уже постаревшие отцы зачастую провожали сыновей, выводили буксирами до чистой воды, планировали учения и походы. Пусть подготовка в новомодных военно-морских институтах и отставала по уровню и качеству от того, что в прошлые времена давали выпускникам Высшие Военно-Морские Училища, но со временем выпускники осваивали свои заведования, вырастали отличными командирами групп, отсеков и служб.

Призываемые матросы уже не рыскали по городку в поисках съестного, не загибались от бескормицы в учебках, не стыли под изодранными одеялами второго срока в промерзших береговых казармах. Приходили, изучали специальности и становились на вахты, понемногу подписывали контракты на сверхсрочную службу. Превращались, те, естественно, кто желал, из веников в мариманы.

Пусть теперь на флот попадали не самые лучшие из лучших, отбираемые и направляемые в прошлые времена поштучно военкоматами по первоочередным разнарядкам. Не ребята со средним, специальным, а то и неполным высшим образованием, считавшие за честь служить на легендарном подплаве. Приходили те, кто не умел или не мог косить от службы, чаще троечники, но все же вполне нормальные парни. Мальчишки, набранные в большинстве своем, из провинциальных городков и деревушек. Главное - они по-своему любили и уважали Флот, гордились морской судьбой. В их душах находилось место романтике.

В общем, Флот возрождался, проводил большую приборку, готовился в дальний поход, поднимал бело-голубой флаг, чтобы нести его в далекие чужие воды.

Многое успел передумать Лешка, пока добрался к родному подъезду. Уже на лестнице покрутил носом. Пахло гречкой с котлетами. Его любимым, незамысловатым деликатесом. В квартире наверняка тепло и уютно. Любимая жена приготовив обед убежала в музыкальную студию, натаскивает детишек к очередному концерту. Сын сдал вступительные экзамены в военно-морской институт. Проходит, как и он сам когда то, лагерный сбор. Собака наверняка уже запихала в рот тапок, стоит поскуливая, счастливо вертит коротким хвостиком. Так чего же еще желать от жизни Лешке?

Эрдель действительно лежал у порога, вытянув черный пятак носа к малюсенькой щелочке внизу входной двери и чутко шевелил треугольными тщательно подстриженных ушей. Не дай Бог проворонить приход хозяина, не успеть поднять радостный лай, чтобы тут же самому прекратить его, заткнув пасть хозяйскою тапочкою. Но этого мало. Мало! Нужно еще кинуться на грудь, облизать лицо, заглянуть в глаза, понять в каком настроении пришел человек. В этом и заключается собачье счастье. В этом радость жизни, хоть с каждым днем все тяжелее оторвать в прыжке тело от половика, хуже слушаются лапы, слабее видят глаза, меньше слышат уши. Собачий век - короче людского, тут ничего не попишешь, но эрдели - единственные среди собачьего люда холерики, вечные неунывающие щенки, ненавидящие и презирающие боль и старость ... Эрдель ждал прихода хозяина.

Открыв входную дверь и получив причитающуюся долю радостных воплей, объятий, прыжков, облизанный теплым шершавым языком, Лешка наконец и сам приласкал эрделя, прижался к теплой шерсти, погладил лысый лоб, не удержался и поцеловал в черный пятак носа. Покончив с обоюдными традиционными любезностями, они прицепили к ошейнику карабин поводка и вышли на прогулку. Раньше Лешка не боялся отпускать собаку побегать, но в недобрые времена многие хозяева, улепетывая с умирающего флота, оставляли на произвол судьбы своих четвероногих друзей, которых просто не в силах были прокормить. Теперь те сбились в стаи, одичали, расплодились и случалось нападали на своих более удачливых сородичей. В юные годы эрдель был отменным бойцом, что не раз доказывал в схватках с гораздо более сильными противниками, но с возрастом бойцовский пыл поугас. Лешке было спокойнее, когда собака трусила рядом по людной улице, а не одиноко гоняла птиц на пустыре вдали от него.

Они обошли неспешным шагом квартал более современных девятиэтажек и не доходя к заколоченным хрущевским малогабаритным пятиэтажкам, повернули назад. Вернувшись, Лешка накормил пса и пообедал сам. Эрдель вылизал миску, похлюпал свежей водички, пофыркал отряхивая бороденку и завалился устало спать. Возраст сказывался. Лешка тоже, неожиданно для себя, почувствовал, что устал от прогулки, помыл посуду и прилег на диванчик. Когда еще выпадет отдохнуть?

Перед океанским походом начальство решило провести последние, показушные учения. Обычные, ни чем особо не примечательные, рядовые учения с торпедными стрельбами. И, здрасте, опять ткнуло пальцем в их экипаж. Вроде, никому больше и учиться не надо, в море выходить. Некоторые экипажи вообще стопроцентные "веники", кроме подметания улиц никакого иного воинского мастерства за годы службы не освоили. Да некоторые командиры тому и рады. Им иного не требуется. Так жить спокойнее. ...

Их командир иного сорта. Не любит когда корабль у стенки борта обтирает. ... Ладно, отстреляемся. Правда поражать цели предстояло не только обычными электрическими торпедами, а еще и "толстой", парогазовой типа "65-76", обладающей наряду с отменными тактико-техническими данными, в довесок капризным и весьма сволочным характером. Именно из-за неприятностей с топливом ее не уважали и побаивались торпедисты, а в иностранных флотах так вообще отказались использовать на подводных лодках после несчастного случая со взрывом двигателей торпеды. Это нехорошо. Не радует и то, что для их минно-торпедной боевой части это впервые. Впрочем, сейчас в первом отсеке БЧ-3 столько автоматики, что только подготовь торпеду, а дальше уже сама и зарядит и выстрелит. Обойдется как ни будь.

Плохо и то, что учения начинаются практически сразу после возвращения в базу из автономки. Все же семьдесят восемь суток под водой - это больше, чем допускается в любом другом подводном флоте мира. Иностранные спецы не верят в девяносто суток подводной самостоятельности "Антея", считают, что и пятьдесят - предел. Заблуждаются. Просто в иных флотах берегут кадры подводников. Но не в России. Так было при развитом социализме, так осталось, а может и похуже стало, при диком демократическом капитализме. Раньше хоть вторые экипажи чуть ли не на каждую лодку имелись.

После похода приходишь уставший, вымотанный, не выспавшийся, со сбитыми напрочь внутренними биологическими часами. Возвращаешься отвыкший от живительного кислорода воздуха. Обалдевший от обрушившейся на тебя свободы движений и огромности пространства. Еле передвигаешься по твердой земле с ослабевшими мышцами ног и расслабленными связками сухожилий. Оступился - получи подводный долгожитель вывих, режь ботинок. Иначе не вызволишь мгновенно опухшую ногу. Народ ходит наподобие сонных мух, а начальство уже сосватало на торпедные стрельбы. Экипажу бы отдохнуть, отоспаться, надышаться воздухом ...

Эх, что тут говорить. Власть новая, флаг новый, а порядки те же, если не похуже. ... - Размышлял откинувшись на диванную подушку Лешка. - Потому наверное и торпеду стукнули при погрузке. Ее бы, по инструкции, вернуть в арсенал, проверить. ... Ну да, ладно, авось обойдется. Ведь не боевая, практическая. Первые стрельбы толстушкой, а по первому разу должно повезти. Тем более торпеда не новая, с инертной боеголовкой. Вторая практическая торпеда самая обычная, только аккумулятор новый, экспериментальный. Потому и взяли на борт двоих инженеров-испытателей из Дагестана. Не дело, конечно, совмещать эксперименты, испытания с учениями, но когда это на нашем флоте соблюдались все подряд нормы и инструкции? Случись подобное, ни один корабль бы в море не вышел. Вот и в этот раз не удалось выгрузить штатный боезапас.

Торпедо-разгрузочные краны в базе от старости приказали долго жить, а новые нужно заказывать в ближнем зарубежье. Там теперь люди ушлые, как что своровать - всегда пожалуйста, а вот помочь, изготовить заказанное - только за валюту и по живодерской цене. А откуда у нашего нищего государства, понимаешь, валюта? Набрали в свое время займов немеренно, а куда эти десятки годовых бюджетов утекли, так никто и не знает. Но долги отдаем исправно. - Лешка крякнул от злости, перевернулся на другой бок, носом к стенке. Закрыл глаза, попытался прикорнуть.

Вылизывавший на половике лапу эрдель приподнял уши учуяв изменение в настроении хозяина. Потянулся, зевнул, отворив до самой глотки зубастую черную пасть, вывалив наружу между передних клыков розовый длинный язык. Подошел к тахте и в три приема залез, примостился под бок к Лешке.

- Здорово постарел, бедняга. - Подумал тот. - Раньше в пол прыжка вскакивал.

Эрдель уткнулся влажным теплым носом в шею, лизнул, привалился плотно, согрел сухим жаром покрытого жесткой шерстью тела. Дремать дремалось, а сон не шел. Решил почитать книгу. Вытянул на ощупь, не глядя с румынской ранее дефицитной книжной полки, прибитой в изголовье детектив. Раскрыл наугад страницу. Помогло, заснул, да так, что умудрился проспать приход жены и пробудился только утром. Будильник поставить не догадался, а жена об учениях не знала. Чуть не проспал. Прополоснул желудок крепким чаем и побежал на корабль.

Утро первого дня учений Лешка встречал на пирсе. Все вроде бы нормально, а вот сердце нехорошо ныло. В отличии от других выходов в море в этот раз торопился, собаку не вывел, оставил жене. Не попрощался с ней толком, так, чмокнул в теплую сонную щеку. А тут еще зеркало в береговой казарме лопнуло. Любимец команды пес по кличке "Буек" видимо учения за полноценный поход не посчитал, провожать не явился. Нехорошие приметы. А, впрочем, все ерунда. Через пару дней показуха закончиться, он вернется домой и наверстает упущенное. Зато после учений и до похода обещан долгожданный отпуск, поездка к теплому морю, откладываемая по бюджетным соображениям вот уже несколько лет. Денег немного подсобрали, машину подлатали. Двинутся только вдвоем, с собакой, первый раз, как в молодости, при первой встрече.

Лешка почувствовал, что уже соскучился, стосковался по жене и предстоящие учения ему совсем даже ни к чему. Но, дело военное. Приказ есть приказ.

Показав на ходу пропуск дежурному по КПП, Лешка пошел неторопливо к готовящейся в поход лодке. Рассчитал точно, прибыл к подъему флага ни раньше ни позже. Ускорять шаг, торопиться ему не пристало. Не молодой уже. По мере приближения к туше "батона" она росла и закрывала перспективу гавани.

Запела труба и вновь бросилось в глаза отсутствие привычного военно-морского флага ушедшей в небытие сверхдержавы. Строгого и величественного. Пора бы уже привыкнуть к новым регалиям, но все еще отдавалась где-то в глубине души щемящей болью память.

Ладно, подумал Лешка, Бог с ним, со старым флагом, его место занял не менее славный и приятный глазу моряка андреевский бело-голубой косой крест, Вот наличие двухголовой чернобыльской дурно общипанной курицы с короной на рубке и заляпанного линиями носового штандарта - красного поля перечеркнутого там и сям полосками, понять он не мог. Равно, как и нарочито утрированного старославянского, с "ятем", названия на полотнище трапа. Этого он не принимал. К чему приткнут "ять"? Может стар уже для новомодного флота?

Лешка аж в ступор впал от подобной мысли. - А ведь и впрямь, свое выплавал, пора на бережок. Подамся к теплым морям на старости лет. - Окончательно вдруг решил для себя. - Вот после средиземноморского похода и подам рапорт. Все, баста. Выйду в отставку с хорошим настроением, а не в темные времена. Не сбегу, уйду достойно.

Отдав честь флагу Лешка прошелся не торопясь по спине морского левиафана. Мощный округленный нос скрывал закрытые крышками торпедные аппараты и гидроакустическую аппаратуру. Широкая палуба, покрытая черной резиной для защиты от вражеских сонаров, хранила между легким и прочным корпусами две дюжины сверхточных, обладающих компьютерным интеллектом, сверхзвуковых крылатых ракет. А внешне - действительно "батон".

Каждый раз подходя к кораблю он ощущал его более чем сто пятидесяти метровую громаду словно живое, теплое, пульсирующее мощными токами тело. Видел в своем крейсере именно живой организм, а не просто стальную гигантскую бочку плотно упакованную дорогостоящей электронной аппаратурой, атомными реакторами, ракетным оружием и человеческим обслуживающим персоналом. Пусть даже очень современную, с каютами личного состава, сауной, бассейном заполненным чистейшей добытой с глубины водой, аквариумами, канарейками и цветами в горшках со специальной, обогащенной кислородом землей ...

У причала лодка казалась неуклюжей, огромной тушей, но под водой развивала скорость до тридцати узлов. Субмарина могла уходить на полукилометровую глубину. Движителями подводного крейсера служили два громадных семилопастных малошумящих, не кавитирующих винта-пропеллера, вращаемые двумя же ядерными реакторами последнего поколения. Красавец корабль! Один из немногих достроенных в середине клятых девяностых, когда под нож отправлялись, по дури или злому умыслу, самые современные боевые корабли и без совсем счета вспомогательные суда флота.

Крестили подводный ракетоносец, правда, с нарушением старинной морской традиции. Вместо "крестной матери" разбивал бутылку шампанского о борт сам первый командир корабля. Это не по обычаю ...

Боцманская команда уже собиралась отваливать сходню, когда на палубу с пирса перескочил, прижимая к боку переносной компьютер, знакомый, немного запыхавшийся и взъерошенный, капитан второго ранга из штаба флотилии. - Задолбали вводными. - сообщил офицерам. - Тут квартальный отчет готовить, а меня дергают каждые три минуты. Сосредоточиться не дают! Выйду в море с вами.

- Помнишь? - Обратился он к Лешке, - Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте. У вас найдется для меня закуток?

- Найдется. - Успокоил старого знакомца Лешка. - На твое счастье один кап-два догуливает отпуск в теплых краях. Через три дня прибыть должен.

- А больше мы в море и не проболтаемся. - Заверил штабной. - Да, не повезло человеку. Зато мы поплаваем, постреляем. Прыгнем пару раз перед начальственными очами.

- Где нарезан полигон?

Штабист не задумываясь назвал квадрат.

- Они, что там охренели? Учения на такой глубине? Да это же почти длина нашей лодки? Какой же тут маневр "Экстренное всплытие - экстренное погружение?" Какой к чертовой матери "прыжок кита?". Какие стрельбы со скрытым выходом в атаку? Это же не Океан! Как тут нырять? Это же либо самоубийство, либо чистой воды халтура!

- Вот, вот, именно халтура. А, ерунда! Ну прыгнем разок на глазах у больших звезд, порадуем сердца отцов-командиров. Обойдется! Впервой, что ли тешить начальство?

- Прыгали. Тешили. Обходилось. - Согласился Лешка. С тем и отправился на боевой пост. Напоследок успел услышать приятную весть. Командир отослал в последний момент с корабля на берег химика, являвшегося по совместительству начальником финансовой части. Что поделаешь, некомплект, а на учениях химику делать все одно нечего. Напутствовал мичмана строжайшим наказом встречать их после с учений с ведомостью и деньгами прямо на пирсе.

Палубная команда завалила береговой трап. Отдала швартовы с кнехта. Пошли по динамикам громкой связи положенные команды. На вспомогательных дизелях, с помощью трудяги базового буксира с вольнонаемной командой, подводная лодка малым ходом прошла узости шхерного фарватера. Перед чистой водой провожающий буксир отвалил в сторону. С невысокой рубки капитан, в недавнем прошлом сам водивший корабли в океан кап-раз, помахал на прощанье сыну, уходящему на учения. Корабли гуднули на прощанье и разошлись, переплетя рябь кильватерных струй. Командир БЧ—5 начал постепенно выводить реактор на штатную мощность.

Короткая команда и ходовая рубка очищена от людей, люки задраены. Щелкнули кремальеры, герметично запирая люк лодки, отсекая сотню с лишним людей от внешнего мира.

В центральном посту командир, сев во вращающееся жесткое кожаное кресло, обменялся взглядом с обеспечивающим учения офицером штаба дивизии и приказал погрузиться на перископную глубину. И вот уже ощущается привычная мелкая вибрация корпуса, легкий гул работающих механизмов, запах металла и машинного масла в очищенном кондиционером воздухе. Стерильный, безвкусный воздух подводного корабля, отличный от живого, сладкого с пьянящими запахами жизни воздуха земли. Дохнет на лодке береговая живность, не считая крыс и тараканов. Не приживаются ни кошки, ни собаки. Только человек выдерживает перепады давлений и температур, замкнутое пространство и толщу воды над головой.

Ритмично щелкает счетчик лага, отмеряя пройденные подводным крейсером мили. Над головой десятки метров зеленой непрозрачной тяжести, только у самого верха немного пронизанной светлыми нитями солнечных лучей, среди которых шныряет рыбья мелкота, да лениво шевелят отростками желеподобные медузы. Иногда еще пронесется стая черных торпедободобных дельфинов, периодически выскакивающих на поверхность глотнуть живительного кислорода воздуха.

Реакторы выведены на рабочую мощность и вместо шума умолкнувших дизелей в симфонию работающих механизмов органически вписался мощный и ровный гул турбин. Лодка считалась одной из самых "тихих" на флоте. Уровень внешних шумов действительно был значительно снижен по сравнению с прошлыми поколениями кораблей такого класса, но внутри корпуса он все же ощущался, особенно в начале похода. Затем люди постепенно к нему привыкали и уже просто не замечали.

На экране эхолокатора донная линия пошла вниз.

- Глубина погружения пятьдесят! - Зашипел, стравливаемый из балластных цистерн в межкорпусные группы баллонов высокого давления, сжатый воздух. Его место занимала звенящими потоками зеленая океанская вода, придавая подводной лодке отрицательную плавучесть. Приняв в цистерны балласт корабль на ровном киле ушел на глубину.

На тридцати пяти метрах выдвижные устройства автоматически скользнули в глубь корпуса рубки.

- Есть, пятьдесят! - Доложил боцман с горизонтальных рулей.

- Осмотреться в отсеках!

По громкой связи последовали доклады командиров отсеков от первого, торпедного до девятого, самого последнего, кормового.

- Обе турбины сто двадцать оборотов!

- Есть сто двадцать! - Доложил "бэчэпятый". Стармех, командир БЧ-5.

- Прошли слой "скачка"! - Сообщили акустики.

- Ухожу под “жидкий грунт”. - Сообщил решение командир. Учения начались. Лодка двигалась под слоем морской воды повышенной плотности, экранирующем гидроакустические волны и снижающим эффективность гидроакустического поиска надводными кораблями боевого отряда, обозначающими условного противника.

- Боевая готовность два. - Сообщил "Каштан". - От мест отойти. Первой смене приготовиться к обеду!.

Лешка оказался свободен от вахты. Заступала не его смена, ему выпала "собака", самая противная. Хоть под водой ни дня, ни ночи, но биологические часы тикают по-прежнему, по земному времени. Пошел через палубы и отсеки в кают-компанию. Пообедать и заодно пообщаться, послушать последние новости.

Экипаж подводного корабля, как и население земли неоднороден. Есть тут "белая кость" - торпедисты, акустики, радисты, штурмана, сигнальщики. Те, чьи боевые посты в носовой части корабля, там где чище воздух, ниже радиационный фон и температура в отсеках. Имеется и "черная кость" - реакторщики, управленцы, механики, турбинисты, электрики, трюмные машинисты - “маслопупы”. Все, кто - несут вахту в кормовых отсеках, трудятся под руководством старшего механика. Тут веет в лицо горячим воздухом от турбин, бесконечные микрорентгены протечки из контуров реакторов.

Лешка, со своей немногочисленной командой высококлассных специалистов расположился посередине. Работа на пультах его систем требует сосредоточенности и высокой квалификации. Управлять серьезной электроникой - это не по трюму с ключами бегать, потому младшие офицеры и старшины у него фасонистые, с апломбом, знающие себе цену. Получше образованные, чем большинство экипажа. С таким личным составом, если правильно поставить дело, служить проще, спокойнее. На своих ребят Лешка мог положиться, потому лишнего за спиной не стоял, на мозги не капал. Их заведение не особо большое помещение, забитое мягко мерцающими в приглушенном свете шкалами приборов, экранами осциллографов, цепочками разноцветных контрольных и сигнальных лампочек.

Дальше в корму расположен командный пункт силовой ядерно-энергетической установки, вотчина БЧ-5. Уменьшенная копия диспетчерской атомной электростанции. Такой же пульт управления, те же приборы по стенам, лампочки контуров реакторов. У пульта жесткие, слегка обтянутые поролоном, чтобы операторы не расслаблялись и жизнь им медом не казалась, металлические креслица обшитые "под кожу" дерматином.

Чем ближе подходил Лешка к кают-компании, тем явственнее доносились с камбуза запахи свежего наваристого борща. Длительное плавание не располагало к аппетиту, но пока шли всего лишь первые сутки учений и запахи воодушевляли.

Обедая, Лешка невольно, в пол-уха, слушал треп с подначками, доносившийся от компании лейтенантов, обсуждавших, по молодости и недолгому семейному стажу, жен. Удивлявшихся своеобразию женской логике.

- Понимаешь, сижу дома один, явно ощущаю запах газа! Принюхался - идет от АГВ.

- Ну, так ты везунчик! С АГВ живешь! Всегда чистый.

- Повезло, спору нет. Но лет тому АГВ столько, что можно уже место в музее истории техники резервировать. Ладно, пахнет, зараза, от клапана распределительного. А там ведь фитиль! Я не газовщик, не водопроводчик! Электронщик я. Вызвал умельца из КЭЧ, того, что сто лет за прибором присматривает. Тот пришел. Посмотрел. Говорит менять нужно. К счастью, у него новый нашелся. Что тут поделаешь, пришлось раскошеливаться.

Слушатели понимающе закивали головами, сочувствующе завздыхали. Оно и понятно, ведь сразу образовывается непредвиденная брешь в семейном бюджете.

- Пришла жена и меня же обвинила. Ну, что, не заметь я протечки, не вызови мастера, не замени редуктор, легче ей было бы? Я в море, а она одна. Нюх у нее потоньше моего, все тоже пришлось бы выполнять. Но, странное дело. Выходит я виноват, я растратчик денег, а газовщик меня просто облапошил. Да агрегату без дня сто лет исполняется! Где же логика?

- Ну, брат, женская логика! Это ... Вот моя, считает, что каждый раз когда я масло меняю "Жигуль" ломается.

Все рассмеялись. Знали, что собой представляет древняя проржавевшая "копейка" купленная с рук и пережившая на своем веку множество владельцев.

- Слушай! А ты и впрямь не меняй! Зачем? Оно же само течет, всего делов то - перед поездкой каждый раз заливать по новой! ...

- Моя женушка не такая! - С гордостью подумал Лешка. - За все годы супружества ни разу у них не возникло малейшего разногласия в денежных вопросах. Да и машина, купленная с помощью Стекляшки до сих пор не подводила, держалась, несмотря на солидный возраст и зашкаливший сотню тысяч километраж. - Тут он по привычке сплюнул три раза, не сглазить бы. Вновь ощутил беспричинную тревогу, острое желание оказаться за сотни миль отсюда, дома, рядом с любимой, желанной, единственной ...

- Учебная тревога. Есть цель! Расстояние .... кабельтовых, повышенный уровень гидроакустического поля! Курс ... - Раздалась команда в центральном посту. Учения шли своим чередом. Лодка готовилась к выполнению первого упражнения, стрельбе обычной, электрической торпедой.

- Произвести идентификацию цели! Аппарат, товсь! ... Пуск!

Атомная подлодка маневрировала, меняла скорость хода, курс. Ввиду ограниченности глубин, особенно развернуться было негде. Офицер штаба давал вводные. Имитировались пуски противокорабельных, противолодочных и универсальных торпед, даже торпедо-ракеты со скоростью более ста км.час. По ходу дела отражались условные атаки подводных лодок противника с запуском шумового имитатора и постановкой акустических заслонов. Самоходный имитатор - отличная вещь, может запросто воспроизвести весь спектр акустических и динамических характеристик подводной лодки. Ввести в заблуждение торпеды и акустиков противника при подводном единоборстве с истребителем подводных лодок. Но разве произведешь маневр отрыва на стометровой глубине? Так, профанация. Показуха - она и есть показуха.

В последний день учений они пришли в заданный район и ждали появления отряда боевых кораблей во главе с флагманом, чтобы имитировать выход в атаку, а, затем, с отворотом выстрелить двумя торпедами по мишени - вязке старых притопленных понтонов. После этого - отбой. На этом учения для них закончатся и корабль уйдет в базу. Затем разбор, раздача благодарностей непричастным, наказание невиновных.

Все обвалилось сразу. Во-первых акустики обнаружили на границе квадрата чужую подводную лодку. Та, ясное дело, записывала шумы их ракетоносца на магнитофон. Пополняла базу данных. На флоте ходили слухи, что за эту рисковую работенку команде разведчика причитались вполне приличные денежки. Ничего себе, побочный заработок. Но сейчас это вовсе некстати. Видимо командир принял решение подвсплыть и донести о "хвосте" командующему. Какие тут учения, если соглядатай совсем обнаглел и залез в зону боевой подготовки. Та еще напасть.

- Всплыть под перископ! Акустикам доложить обстановку!

- Горизонт чист! - Ответила акустическая рубка центральному посту.

По отсекам разнеслось. - Боевая готовность номер 2. Подводная. - Шла подготовка к обеду.

- Центральный! Докладывает первый! Протечка толстой торпеды!

- Берег! На борту аварийная торпеда! Протечка в толстой! Прошу "добро" на отстрел! - Командир запросил штаб Флота.

- Здесь Берег. Решение одобряю.

Лешка успел добежать до своего поста и приготовился зафиксировать происходящее в вахтенном журнале. Сжал карандаш и инстинктивно считал секунды до привычного гидравлического толчка, означавшего, что взбесившаяся торпеда выкинута сжатым воздухом из трубы торпедного аппарата за борт. Секунда нанизывалась на секунду, а отстрела не было. И уже не будет вдруг ясно понял Лешка.

Неожиданно заорал, взорвался воплем "Каштан". - Центральный! Тревога! Пожар в первом отсеке!

- Экстренное всплытие! Полную мощность на вал! - Прокричал голосом Командира Центральный .. и замолк обречено, обрезанный взрывом ...

Вслед за взрывом в носу лодку потащило вниз ... Словно сошедший с ума машинист рванул под откос забитый под завязку поезд из перемешанных грузовых и пассажирских вагонов. Лодку валило с бока на бок, с кормы на нос. Она отчаянно сопротивлялась падению в безуспешных попытках выровнять дифферент и, опустив корму, взмыть вверх. К ряби волн, к солнцу и небу.

Почти две минуты оставшиеся живыми в центральном посту отчаянно пытались подать воздух высокого давления в уцелевшие группы цистерн, выдавить балласт, выскочить на поверхность. Но лодку неудержимо тащило вниз, вниз, все быстрее и быстрее. Кому то из Лешкиных подчиненных в последнее мгновение перед страшным толчком удалось задраить переходной люк. Сам он изо всех сил вцепился в поручни приборной стойки. Ударило, заскрежетало, поволокло по дну.

- Взрыв в первом отсеке. Наверняка толстая торпеда. Надо сделать запись в журнале. - Пронеслось в голове Лешки. Лодку затрясло смертельной дрожью. В Центральном посту еще пытались спастись ходом, давали воздух в носовые цистерны, разорванные взрывом. За те малые доли секунды, что отделяли его от второго, гораздо более мощного взрыва хранившихся на стеллажах торпед, отстранясь от предчувствия скорой неминуемой смерти в потоке воды и пара, он успел вывести на ощупь - "Нас не надо жалеть! Помните о нас!". Кричали, умоляли, требовали в последнем обращении к живым, ломкие, рвущие бумагу буквы. Остро вспомнилась жена, ее губы, улыбка, руки ... Потом все исчезло. Навсегда.

Отключился свет и в кромешной темноте, на уцелевших внутри железной бочки людей обрушилась какофония звуков взбесившегося оркестра дьяволов. Ударил в уши свист пара разорванных трубопроводов, скрежет рушащейся на палубу аппаратуры, визг лишившихся смазки подшипников идущих в разнос, оглушительные басовые удары потоков врывающихся в прочный корпус водопадов забортной воды, стоны рвущегося перенапряженного металла. На палубу отсеков валилась бесценная, уникальная электронная аппаратура.. С одинаковой легкостью рвала, рассекала на лоскуты ткань рабочих курок, кожу и мышцы людей осколками стекла, зазубренными разрывами панелей. Рассыпалась хрустальными брызгами флюоресцирующих экранов, россыпью драгоценных микросхем. После второго взрыва автоматика защиты вырубила турбогенераторы, затем, через пару секунд сработала защита атомных реакторов.

Он уже никогда не узнает, что парни в реакторном, особо прочном отсеке, принявшем на себя жуткий удар успеют продублировать автоматику. Отбросив сомнения, помня свой долг они невероятным усилием в треске сухожилий и мышц за последние неполные две минуты успеют заглушить реакторы, поставив поглощающие решетки на концевики. Затем последуют темнота, удар, новый взрыв. Беспамятство. Возвращение в жизнь под тусклый свет аварийного освещения. Бесполезные попытки связаться с Центральным постом, с командиром. Просачивание воды из пятого и пятого бис. Прогнутая внутрь переборка ... Им все станет ясно. В первых отсеках все погибли! Мертв ГКП, мертв командир ...

В седьмом еще не знали о вздувшейся переборке. Они боролись с огнем, водой, паром. Делали все то, что положено делать по аварийной тревоге. Но мысли возвращались к первому и второму отсекам. В носу вероятно многие погибли. Возможно мертвы и третий с четвертым. Даже если ребята и успели одеть гидрокостюмы ИСП-60 и включиться в дыхательные аппараты "идушки". Третий, электрощитовой, где рубки связистов, акустиков, радиометристов. Оттуда, если повезет можно попробовать пробраться во второй отсек, к нижнему люку всплывающей спасательной камеры. На отчаянные запросы по аварийному межотсечному телефону первые отсеки не отвечали ...

Не откликается и четвертый, жилой отсек, а ведь там врач, амбулатория, лекарства. Уцелевшие после второго взрыва еще не знали, что в четвертом и пятом люди успели надеть индивидуальные средства защиты, спасательные костюмы. Взрыв торпед на стеллаже не дал им возможности перейти из пятого и пятого-бис в шестой, реакторный, уцелевший отсек.

Зловеще молчит пятый, а ведь там находится пульт управления ядерной энергетической установки. Пятый-бис - в нем располагаются вспомогательные системы управления реактором. Там люди на третьем и четвертом уровнях, а еще в трюме. И на главной палубе. Они тоже успели одеть изолирующие идушки, перевести тумблеры контроля состояния реакторов в режим заглушки, размотать противопожарные шланги и приготовиться к борьбе с огнем. Но малая глубина района учений не дала им шанса спастись. Лодка врезалась в дно и удар тысячетонной массы довершил разрушительную работу взрывов.

Шестой, отсек выдержал. Он единственный оказался со всех сторон прикрыт наиболее мощными переборками, способными выдержать давление в десятки атмосфер. Там вообще-то не страшен и ядерный взрыв. От удара реакторы автоматически заглушились, подстраховав автоматику люди установили поглощающую решетку на концевики вручную. дожали, докрутили и проконтролировали его автоматическую заглушку в ручном режиме.

В первые две минуты, до второго взрыва, еще не осознав всего происходящего, в горячке борьбы за живучесть, они еще на что-то надеялись. Верили, что в принципе, если продуться и всплыть, можно запустить вспомогательный дизель-генератор и от него оживить реактор. Но под воду уже все равно не уйти. Да и Бог с ним, с ходом. Дождаться спасателей и те буксирами дотащат к пирсу родной базы.

В оставшихся от лодки отсеках горела проводка. Из электрощитов брызгала цветными фейерверками искр, отзывалась хлопками рвущихся конденсаторов. Заполняла, запирала легкие израненных, контуженных людей едкой химической вонью полимерной изоляции. Когда вода поднялась до уровня первой палубы люди в шестом поняли, что все средства борьбы с поступлением воды и пожаром исчерпаны. В первый момент их прикрыла собой от взрывной волны переборка реакторного отсека, но это все, что лодка могла для них сделать. Переборка прогнулась, но, задраенный кем-то из пятого отсека, люк выдержал. Теперь сквозь микроскопические щели в уплотнителе слезой просачивается вода. Вода поднималась снизу из разрывов корпуса. Это означало - впереди все мертвы. Путь к ВСК отрезан. Забрав дыхательные аппараты, фонари и гидрокостюмы уцелевшие люди из шестого через седьмой и восьмой начали переходить в девятый.

Девятый отсек, спасательный, отсек-убежище, отсек живучести, отсек надежды.

Они шли практически на ощупь, сохраняя для момента выхода энергию аварийных фонарей. Пробирались через металлические завалы, в потоках поступающей воды, среди бормотания и свиста пара из обрывков трубопроводов. Люди ощущали умирание лодки, чувствовали как всплывающие к поверхности пузыри уносят с собой тепло, жизнь. Цепочки серебряных сфер рвались сквозь стометровую толщу воды вверх, к поверхности, оставляя внизу, на дне, корчащийся в треске переборок корпус. Покидали людей, еще дышащих, живущих, надеющихся внутри гигантского, стального батона. Люди шли из отсека в отсек, забирая с собой самое важное - комплекты регенерации, индивидуальные дыхательные аппараты для выхода через аварийный люк, спасательные гидрокостюмы. Они покидали поле боя израненными, но отнюдь не сдавшимися. Они надеялись на спасение. А спасение, в конечном итоге, и означало победу над слепой, безжалостной к человеку стихией.

Молодые офицеры ведущие людей понимали как тяжело положение. Но не теряли надежды. Подводное ремесло трудное и опасное. Но ведь продержался сам и спас людей капитан-лейтенант Поляков с легендарной "Хиросимы" пока его три недели тащили по Северной Атлантике. Шанс есть, а значит надо бороться. До тех пор пока содержание кислорода не снизится до критических двенадцати процентов. Тогда они уснут, навеки. А возможно, и в это хотелось верить, подоспевшие корабли спустят водолазов, те пропилят вырез в легком и прочном корпусах и они, в гидрокостюмах и кислородных приборах, выйдут из стальной западни, в которую превратился любимый корабль.

Придя в девятый отсек, люди помогли тем троим, кто составлял его постоянное население, ликвидировать последние очаги возгорания. Из уцелевших баллонов поддули отсек, замедлив поступление воды через сальники валов. Затем занялись проблемами жизнеобеспечения, подсчитали личный состав. Имеющиеся жизненные ресурсы. Оказавшиеся в кормовых отсеках офицеры поняли, что дело плохо, система балластных цистерн разорвана, воздух высокого давления уходит и лодку своими силами на поверхность не поднять. Стали готовить снаряжение для выхода методом свободного всплытия.

Да произошла катастрофа. Положение аховое. Жить тяжело, но нужно. В аварийных пищевых бачках отсека есть шоколад, галеты. Сгущенка. Температура пока градусов семь. Аккумуляторные фонари еще в рабочем состоянии. Если экономно расходовать батареи можно протянуть запас суток на трое, даже четверо. Холодно, но они натянули поролоновые утеплители от гидрокостюмов и теплое белье подводников.

Есть шариковая ручка и вахтенный журнал отсека, а поэтому нужно записать происшедшее, составить список вышедшего в девятый отсек личного состава. И они вели записи, составляли списки. Знали, при любом исходе дела вода не сразу смоет пасту со страниц и они смогут ждать своего часа десятки лет. Офицеры не были уверены, что сохранился вахтенный журнал в центральном посту, магнитные ленты бортовых самописцев. Взрывы могли уничтожить их, разметать по дну моря вместе с обрывками тел. Потому и вели записи, выполняли свой долг.

Пока светил аккумуляторный фонарь строчки выходили четкими, словно в нормальной обстановке, на рабочем столе вахтенного начальника. Капитан-лейтенант старался чтобы почерк оставался разборчив и легко мог быть прочитан теми, кому предназначается записка. Сначала командирами, затем - женой. В конце концов - жизнь есть смертельная болезнь. И это, увы, общий диагноз всех человеков.

Зная чувствительность современных гидрофонов они стучали кувалдой о комингс выходного люка, сверяясь с намертво приваренной на переборке доской с азбукой Морзе. Затухающие в перекрученном металле и толще воды звуки гремели о том, что вода поступает через сальники уплотнения гребных валов. Они просили, умоляли подать через "Эпрон" воздух, но увы на лодках третьего поколения уже не существовало эпроновских выгородок. Это раньше через них водолазы могли подавать на терпящую аварию лодку воздух, электричество и даже жидкую горячую пищу.

Не имелось и автоматически отделяющегося при нештатной ситуации аварийно-спасательного буя с проблесковым тревожным огнем, с телефоном для связи, электрокабелем. Был кормовой, так и не всплывший буй с автоматическим радиопередатчиком, настроенным на аварийную волну. Но то ли заводчане при сдаче забыли привести буй в рабочее положение и убрать фабричные стопора, то ли кто из своих упросил, подсуетился, помня о часто теряемом в океане ценном имуществе. О том как трудно вымаливали новый. А может сваркой прихватили для верности, но отдать его не удалось. Хоть и пытались сделать это перед тем как покинуть восьмой отсек.

Да и сам девятый, их последнее прибежище, не являлся уже в полной мере отсеком -убежищем. Теперь он отделялся от остального корабля только обычными, способными выдержать давление до десяти атмосфер переборками, отнюдь не герметичными, сочившимися водой через мириады микротрещин и щелей.

Люди в девятом отсеке не знали наверняка причины взрыва. Они только предполагали. Все знавшие наверняка уже два часа как были мертвы. Когда выдалась минута офицеры сошлись возле командира дивизиона живучести и попытались обменяться мнениями.

- Может взорвалась торпеда? Но за четверть века с момента постановки ее на вооружение флота такого не бывало. Случалось практические торпеды тонули, это бывало, но взрывались - никогда. - К окончательному выводу так и не пришли.

- То что произошло с нами, - Писал жене один из них, - относится к разряду неизбежных в море случайностей. Жаль умирать, но таков удел. Мы сделали для спасения корабля, людей, океана все что могли, все, что предписывал воинский долг и честь моряков. Что поделаешь, дорогая. Я люблю тебя. Не знаю есть ли ад, рай, но и в иной жизни я не желал бы другой спутницы, кроме тебя, родная. Прости, что пришлось причинить тебе боль ...

Медленно, но неумолимо поднималась вверх тяжелая вода, покрытая вязкой пленкой масел из разрушенных гидравлических систем, из отстойников, баков и бачков. Постепенно уменьшался запас патронов регенерации воздуха. Два раза проводилась перекличка оставшихся в живых. Все в девятом понимали трагичность ситуации, но никто не поддался панике. Да вначале был шок, стресс, но потом люди успокоились. Вновь произвели поддув отсека за счет избыточного давления из сохранившихся запасов воздуха высокого давления. Поступление воды остановилось, она теперь стояла на палубе на уровне 15 - 20 сантиметров. Тускло горел, освещая отсек, рассчитанный на трех человек аварийный фонарь.

Наконец офицеры приняли решение и все стали готовится к выходу на поверхность методом свободного всплытия. По всему выходило, что корабли боевого отряда уже нашли затонувший корабль и патрулируют на поверхности, где то там, над низким потолкам отсека. Стало быть выловят из воды, поместят в барокамеру, откачают. Подготовили дыхательные аппараты. Люди понимали, что стометровая глубина опасна, возможны баротравмы легких, от резкой декомпрессии и кессонная болезнь. Все так, но иного выхода не оставалось.

Люди приготовились, но техника в очередной раз подвела. Стальной стакан аварийного спасательного люка от взрыва и удара о грунт повело, он перекосился и нижний люк гидрокамеры не смогли открыть. Как ни старались.

Самим выйти из лодки не удалось, но остается еще вероятность того, что их спасут. Придет помощь. Вытянут. Надо только своими силами бороться за живучесть и ждать. Экономить воздух, энергию батарей в фонарях. Подводники не прикоснулись к пайкам, только попили немного из аварийного запаса.

Наконец подводники в девятом услышали стук и грохот первой, неудачной, попытки присосаться то ли водолазного колокола, то ли автономного подводного аппарата "Приз", а может и "Бестера". Они надеялись, но так и не услышали желанных шагов свинцовых калошей водолазов по палубе затонувшей лодки. А без них все остальное оказалось бессмысленно.

Наверное понимали это офицеры, но вряд ли понимали мичмана и матросы. Все же стучали, били кувалдой по комингсу, пока та не выпала из ослабевших рук окончательно. Какие из них телеграфисты? В девятый перешли в основном трюмные. Те, кто знал азбуку Морзе, все погибли а носовых отсеках.

Молодежь ждала спасателей. Они не знали и уже никогда не узнают, что в девяностых годах штабные умники под ноль ликвидировали поисково-спасательную службу Северного Флота. Списали из действующего состава три спасательных корабля с уникальной аппаратурой, предназначенной именно для спасения экипажей аварийных подводных лодок. Списали "Ленок" с его двумя подводными спасательными автономными аппаратами, расформировали годами складывавшийся экипаж с бригадой классных водолазов-глубоководников. Штабные сэкономили денежки. На вас, парни. Не на себе любимых. Отрапортовали, счастливо.

Экономили и конструкторы. На переборках, на спасательных средствах, на прочности девятого отсека. Вот поэтому и невозможно завести шланги и кабели к наружным "Эпроновским" разъемам. Нету их на корпусе лодки. Нельзя связаться через телефон всплывшего буя, ободрить, поддержать людей. Облегчили, упростили буй, сняли с него телефон и кабель.

В девятом надеются, ждут, не зная того, что ждать некого и нечего, что их в очередной раз предали. Они ждут без стенаний и истерик. Мужчины. Моряки.

Ухудшается самочувствие, сказывается повышение концентрации углекислого газа, повышается давление воздуха, зажатого между водой и корпусом лодки.

Мичман вспомнил, некстати, историю пропавшей "Эски". Там жили несколько суток после того как во время шторма провалились на глубину с открытой шахтой шнорхеля. Большинство держалось до конца, но кто-то кинулся на шины аккумулятора, кто полез в петлю. В конце концов их всех нашли и вытащили. ... Через несколько лет. И все узнали.

- Но то были другие времена, другие глубины. - Возразил один из молодых офицеров. - Они знали, что быстро их не найдут. А мы ведь здесь, в районе учений, техника обнаружения сейчас такая, что засечь с самолета могут в течении пары часов магнитометрами, или по следу остаточной радиоактивности, наконец активными импульсами локаторов. Да и взрывы наверняка подняли на ноги гидроакустиков участвовавших в маневрах кораблей. Спасательные работы уже ведутся. Будем ждать.

Они продолжали бороться за живучесть, за жизнь. Офицеры понимали, что люди должны быть заняты делом. ... До конца.

Потому и пишутся записки. Их все равно, рано или поздно но прочитают те кому положено. Это необходимо для тех, кто пойдет под воду после них. А лодки уходили и будут уходить на боевое дежурство, на учения, в дальние походы. Пройдут и тем маршрутом, что уже никогда не пройти им.

Становится все более холодно. Тяжелораненые один за другим замирают, перестают стонать, шевелиться. Уходят от живых в другой, неведомый мир погибших в море моряков ... Оставляют живых один на один с морем, с холодом. С глубиной. Тела умерших оттаскивают подальше, под стеллажи, освобождая место для живых. Свет аварийных фонарей тускнеет, он уже не ярко белый, а желтый, тяжелый. Зловещий. Наступает темнота.

Начинают неметь конечности ... тянет в сон ... тело покрывается липким вонючим потом, словно пленкой. Болит живот. Кончаются патроны регенерации воздуха.

При попытке перезарядить регенератор воздуха новыми пластинами из-за тесноты, в темноте кто-то израненный и ослабевший, уронил пластины в воду покрытую пленкой масла. При соприкосновении с водой пластины выделяют кислород, при попадании масел - взрываются. Произошла химическая реакция. Матрос бросился, своим телом накрыл место падения, принял удар на себя. Но было уже поздно. Раздался взрыв и сжег весь небольшой запас кислорода в отсеке.

Люди сидели вдоль стен без дыхательных аппаратов, берегли их на случай прихода спасателей. Потому все умерли моментально, отравленные угарным газом.

Все что могло греть в отсеке запылало, объятое всепожирающим пламенем. Но огню нужен кислород. А его оставалось совсем немного. Стих и пожар. Темень, только вода медленно заполняла, отвоевывала у воздушной подушки пространство внутри мертвого корпуса лодки.

***

Потом в городок набежали настырные журналисты. Прилетели озабоченные, затурканные члены правительственной комиссии. Выждав несколько дней неразберихи, появился Президент. Дал слово и лодку в конце концов подняли. Экипаж похоронили. Отплакали вдовы и сироты, родители и просто знакомые. Умер от горя и старости верный Лешкин пес. В городке подправили асфальт улиц, подновили фасады домов, покрасили памятники на могилках местного кладбища.

В эту же ночь, в отдаленном гарнизоне другого флота, два мичмана утащили с базы хранения радиоактивные элементы для продажи лицам кавказкой национальности. Жить то надо, и хорошо жить хочется. И хрен с ним если кто-то применит этот уран для террористического акта, для своих бандитских целей, против соотечественников, единоверцев, братьев ...

Пропивая шальные бабки один из них пьяно рыдал в кабаке и несвязно откровенничал с таким же пьяным, случайным собеседником. - Главное - я сам, мое брюхо, мое удовольствие, моя баба моя квартира... До хрена меня учили любить Родину... Вон эти новые, как живут, а? Что я лох? Не вижу как разве, как резвится вся эта шатия-братия во главе с олигархами? На чьи деньги? За что? Почему врали мне когда я за них голосовал? Когда еще им верил? Так, пошло оно все к чертовой матери! Нет у меня больше Родины, нет чести, продал я ее! Ну и хер с ней ...

Глава 21.

Ночь Президента.

Самолет летел прочь от осиротевшего, погруженного в траур гарнизона. Мерно гудели мощные турбины, но их гул практически не проникал внутрь, огражденного особой изоляцией, президентского салона. В иллюминаторы заглядывали беспечные звезды, да при маневрах машины, проплывали в разрывах облаков мерцающие тусклые огоньки провинциальных городков и безвестных деревенек огромной страны.

Тихо. Спят измученные дневными хлопотами помощники. Бесшумно скользят тапочками по ковровому покрытию стюардессы, стараются не шуметь охранники, члены экипажа. Тихо попискивает компьютер дежурного адъютанта. Считается, что Президент отдыхает.

Относительно молодой, коротко стриженый человек один в салоне. Это его покой оберегали остальные люди, но он не спал. Смежил веки, но заснуть не мог. ... Думал. Размышлял. Анализировал. Огромное эмоциональное и нервное напряжение последних дней спадало слишком медленно. Впервые, за много часов нервотрепки, удалось сосредоточиться на происшедшей трагедии. Потому и не спал. Не мог, не имел права. В салоне тихо звучала музыка Листа в обработке Шуберта. Музыка не мешала. Не отвлекала. Наоборот, помогала сосредоточиться.

Присутствие свиты не ощущалось и Президенту казалось, что он одинокий странник в летящей по небу дюралевой колеснице, влекомой когортой мощных античных коней. Упряжка несется, бесшумно громыхает копытами по узкому звездному мосту, словно по острию меча. Не остановить, не замедлить ход. Не повернуть. Обратного пути нет. И нет никого надежного рядом, кому мог бы передать на минуту вожжи. Доверить, дать отдых уставшим, со вздутыми от напряжения венами рукам. Приходится рассчитывать только на себя. На свою удачу. Собственный ум, силу, волю.

Президент молчал пять суток, ... так уж случилось. Теперь все кому не лень обвиняют его. В ту злосчастную ночь он улетел в долгожданный отпуск, и радиограмма застала в самолете. Впрочем, то чем он занимался потом у моря, только для газетчиков и непосвященной публики называлось - отдых. Пришлось обсуждать законодательные вопросы со спикером, останавливать губернаторскую дурь, назначать послов, отвечать на звонки братского президента, уже в достаточной степени засевшего в печенку. Отдых включал и беседы с главами ближневосточных стран, а между делом Президент еще успевал подписывать наградные листы. Кроме того, волновал, давно требовал разрешения наболевший вопрос с утечкой за границу научных кадров. В результате эмиграции и просто бегства ученых за границу Россия скоро может скатиться на уровень Габона в области фундаментальных наук. А ведь именно в наукоемких технологиях залог будущего. И создавать их должны молодые, дерзкие хорошо подготовленные ученые. Потому и столь важна состоявшаяся встреча с руководителями Академии. Все это - составляющие “отдыха”.

На этом фоне и разворачивалось вранье. Огромное, с большой буквы Вранье. Сплошное, беспардонное. Президента информировали примерно также как и журналистов московских газет. Но, в отличие от журналистов, он был обязан верить получаемой информации. Да, - Сообщали ему из штаба Флота, - во время заключительной фазы учений произошла небольшая авария и атомная подводная лодка легла на грунт. Не стоит волноваться, Господин Президент. Все меры принимаются. Утечки радиации нет. Связь установлена. Зачем Вам возвращаться? Нужно ли вносить нервозность в работу штаба? Рутинное событие. Это вовсе не повод прерывать отпуск.

Он поверил. Главнокомандующий обязан доверять своим адмиралам. Без доверия нет воинской службы. Он, полковник запаса, не имел права оскорбить недоверием многозвездных воинских начальников.

По прибытии в приморскую резиденцию сразу же навалилась масса дел. На этом фоне и затерялось вранье с лодкой. Имел неосторожность поверить. Тем более, что совсем еще недавно провел сутки на борту однотипной, увидал ее огромность, надежность. На огромной глубине даже произведен в почетные подводники, выпил стакан забортной океанской воды.

- Ну, пусть даже небольшая авария. Что может случиться с десятиэтажной громадой, длина которой больше чем глубина моря в том месте? Разве дело Президента, Главнокомандующего вникать в каждую мелочь? Не доверять флотским командирам, лишать их инициативы? - Решил тогда Президент. Он сам доверял в пределах служебной компетенции своим подчиненным, как доверяли ему его непосредственные начальники. Ни он не подводил, ни его не подвели, ни разу во время службы. Возможно, просто повезло.

Чем же была вызвана ложь в данном случае? Не желали омрачать отпуск барина "дурной вестью"? Надеялись на авось? На чудо? На то, что удастся вытащить лодку своими силенками? ... Не ясно. Да и не это теперь главное. Основное - разобраться в причинах аварии. Поднять корабль и с почетом захоронить подводников. Он пообещал это их родным, сослуживцам, ... России. И обязан сдержать свое слово. Слово Президента.

Президент поспешил на Север только тогда, когда исчезла последняя надежда и командование СФ объявило о гибели экипажа. Поехал в самый тяжелый момент. Явился не для организации спасательных работ, где мог только помешать профессионалам, наводнить штабы свитскими, малокомпетентными, но амбициозными чинушами. Прибыл взять на себя самое неблагодарное, тягостное, грустное - встречу с родными и близкими погибших подводников. Такое решение далось Президенту нелегко. Но кому-то из представителей Власти необходимо было посмотреть в лица, в глаза придавленных несчастьем людей. И он нашел в себе смелость сделать это лично. Хотя знал, что многие из тех к кому едет, считают именно российскую Власть виновником гибели лодки, обвиняют его, как Главнокомандующего, в неспособности организовать спасательную операцию.

Встреча с родственниками погибших моряков проходила в актовом зале Доме офицеров Флота. Воздух, казалось, вздымался волнами горя и недоверия, обреченности, скорби и озлобленности. Недоверия к Главнокомандующему. Скорби по погибшим. Озлобленности к Власти. Обреченности - к будущей жизни.

Зал ждал от него оправданий. Он не пошел на это. ... Утешений? Он не мог утешить людей в их великом горе. Люди надеялись на принятие им неких чудотворных решений. Но он всего лишь человек, а не чудотворец. Люди хотели вернуть, вырвать из плена глубины своих близких. Только это он мог твердо обещать.

Президент не был наследственным монархом, а потому не исцелял наложением рук. Как и большинство из стоявших перед ним людей, он вышел из небогатой городской семьи и являлся всего лишь одним из них. Потому ему оказалась понятна безликая печальная озлобленность. Люди уже не желали слушать приевшиеся слова утешения. Им не требовалась патока фальшивого соболезнования. Они хотели получить от Главы Государства хотя бы один конкретный, четкий ответ. Президент нашел его. Он пообещал вернуть на землю ушедший под воду экипаж. Просто, без пафоса сказал, что случившееся не только тяжелое событие для Флота, но и общее горе для всей Страны. Дал слово Президента, что вернет собравшимся близких. Это было максимум того, что он мог в данной ситуации.

Президент не собирался много говорить. А потом уже и не смог. Он не был суперменом и его тоже душили слезы. Просто, в отличие от других, он не имел на них права. Случившееся потрясло его до глубины души. Слова приходилось выдавливать сквозь горький комок в горле. Да и, что он мог сказать? Как утешить? Чем? Пообещал, что все будет самым тщательным образом расследовано и виновники трагедии сурово наказаны, невзирая на чины и занимаемые посты. Прокуратура расследует все этапы и детали спасательной операции.

Пришлось признать, что флот остался без надежной материально-технической базы спасательной службы. Ситуация очень сложная, но необходимо принять все возможное и предотвратить подобное в будущем.

Президент обещал людям помощь и поддержку, деньги, компенсацию, бесплатное жилье в столичных областях. А для жителей гарнизонного поселка - улучшение жилищных условий.

Собравшиеся слушали внимательно, не перебивали. Но когда он заговорил о трауре, зал взорвался. Люди не хотели ни каких траурных церемоний. Они все еще верили, все еще ждали с моря моряков.

- Никаких венков на волнах, никакой водяной могилы! - Гремел зал. - Поднимите их, верните нам!

Он пообещал. А себе дал еще более суровую клятву и решил выполнить ее в любом случае. Президенту тогда удалось разрядить обстановку, снять нервное напряжение людей. Во всяком случае, некоторые позже даже благодарили за то, что разделил их горе, за помощь, за обещание вернуть экипаж на родную землю.

Это нужно не только родным. Это нужно России. Поднять лодку, вытянуть ее из бездны необходимо для восстановления веры во Флот, в свои силы. Сегодня России как никогда ранее необходимы две сильные, надежные руки. Армия и Флот. И обе одинаково верные и крепкие! Оставить лодку и экипаж в море невозможно. Это подорвет дух народа, нанесет невосполнимую моральную травму, сломает флотских людей и не только их одних. Тогда - национальное унижение, безостановочный развал страны, крах всех надежд. Именно поэтому Президент воспринял катастрофу с лодкой как личное несчастье, крах не только своих личных надежд - Бог с ними, но трагедию нации, России.

Идет борьба за Родину. И в этой борьбе он, Президент, представляет Россию. Потому - обязан победить. Выстоять. Несмотря на невыплаканные слезы в глазах и боль от утрат в душе. Так и на татами. Он видел уходящих после поражения и никогда больше не возвращающихся бойцов. Они сломлены. Другие, переборов себя вновь и вновь встают на борьбу. И, в конечном счете - побеждают. Вот и Россия, пусть дорогой ценой, но обязана встать и победить самою себя. Пусть после поражения. Раз, другой, третий. Приучить народ побеждать. Побеждать и преодолевать сонную слабость. Выработать вновь дух героя победителя, а не согбенного, несчастного мирового побирушки.

Президент вспомнил историю града Китежа. Ведь Китеж - это и есть Россия. Только победа позволит ему вновь показать свету золотые купола храмов, радостную перевязь улиц, пестроту и богатство торговых рядов. Шум ярких ярмарок. Только после победы над согбенной судьбой вновь всплывет Китеж.

А тогда, в зале, плакали вдовы, сироты. Они заговорили о том, что правительство специально отказывалось от иностранной помощи, только имитировало спасательную операцию, фактически само загубило выживших после аварии моряков.

- Телевидение врет. Сегодня нагло врут люди, которые в течение десяти лет разрушали те самые армию и флот, где сегодня гибнут ваши родные. Сегодня эта гниль дискредитирует армию, разваливает ее. За десять лет они наворовали денег и теперь скупают вся и все. - Не удержался Президент. ... Влезло в память пьяненькое лицо "Папы", смеющаяся мордочка "крысеныша", лицемерно-елейная физиономия "гусенка". Сорвался, почти нарушил условия негласного договора. Но иначе поступить не мог.

-- А как же закон? - Выкрикнули из зала.

Что мог ответить? То, что эти люди писали законы, погоняя под себя. Вышвыривали, выкорчевывали из правоохранительных органов все еще здоровое, не гнилое, не пропитанное коррупцией, не продажное.

- Законы такие сделали ... Законы будем менять. - Мрачно констатировал Президент.

Разговор зашел о деньгах и Президент понял, что его обманули в очередной раз. Он зачитал справку о средней зарплате офицера. Зал возмущенно взорвался.

- Лейтенантская зарплата в три раза меньше. Это - не деньги для офицера, защитника Родины. Это - позор!

- Позор! - Согласился Президент. - Это все - позор бессилия. ... Вот она лодка, люди, а помочь не можем.

- Офицеров выкидывают из автобусов за бесплатный проезд, а у них нет денег заплатить за билет! Дайте им человеческое, достойное содержание!

Зал бушевал, а он стоял, словно оплеванный, с очередной лживой бумажкой в руках. Но все же нашел выход.

- Пусть эти данные не соответствуют реальной жизни, пусть - завышены. Давайте возьмем их для начисления выплат семьям. За десять лет.

Из зала, поднимая на вытянутых над головами руках, вынесли упавшую в обморок вдову. ...

... Президент многое узнал в тот несчастный день. Оставалось сделать выводы. На севере его присутствие более не требовалось. Свою, неподъемную, долю народного горя уже принял на плечи. Потому, оставил на месте руководителя Правительственной комиссии. Может этот человек и не особо умен, наверняка не в полной мере владеет вопросом, не знает специфики военно-морской, а тем более и подводной службы. Но, он один из немногих верных Президенту людей. Пока это обстоятельство важнее всего. С тем и улетел.

Теперь, в полете, в одиночестве салона, Президент вновь, в который уже мысленно раз, прокручивал запись происшедших событий, восстанавливал упущенные детали, анализировал факты.

Он был совершенно честен и искренен, когда первый раз обращаясь к народу, сказал, что страна обладает всем необходимым для помощи попавшим в беду морякам. Так его информировали из Министерства Обороны. Только забыли сообщить одну важную детальку, так - мелочь. Приставочку "не". Страна, Флот уже ничем не обладает.

Все в прошлом. Это в Советском Флоте имелись специальные большие спасательные подводные лодки системы БС "Ленок", несущие два самоходных спасательных аппарата каждая. Совершенные по тем временам мини подводные лодки типа "Бестер" и "Приз". БСы типа "Ленок", с "Бестером" и "Призом" за рубкой, с командой профессиональных, тренированных глубоководников могли зависнуть над терпящей аварию подлодкой. Подводные спасатели имели возможность снабжать экипаж всем необходимым для борьбы за живучесть, электричеством, воздухом. Главное - обеспечить выход людей из аварийного корабля на мини подлодку.

Теперь таких спасателей нет. Часть продали в Индию, остальное - списали на металлолом за ненадобностью. Заодно полностью разогнали службу спасения. Сэкономили деньги. Уволили уникальных специалистов, водолазов глубоководников с многолетним стажем работы.

Где теперь базировавшийся в Севастополе уникальный спасательный корабль - пятнадцатитысячник "Эльбрус" с вертолетом, эллингом для четырех глубоководных аппаратов, аппаратурой декомпрессии для водолазов? Уникальный, способный спасать субмарины не с позорных ста метров глубины, а с двух километров. При волнении пять баллов. Где он? Отводят глаза - не знают? Сказать боятся? Продали? Порезали? Может и того проще - пропили? Или в аренду отдали по дешевке?

Где дежурная группа водолазов, обученных работать на глубинах до 200 метров? Расформировали за отсутствием средств. На авось надеялись? Вот и приходиться падать в ноги норвежцам, англичанам. ... Где же наша гордость? Да, ладно, гордость! Элементарная совесть в каком оказалась месте? Где офицерская честь?

- Конечно, нельзя объять необъятное, но стыдно смотреть в глаза людям после того, как узнал, что за “прекрасное” наследство оставил мне предшественник. Погибшая лодка оказалась последним атомоходом, пополнившим флотилию подводных ракетоносцев. Одна за десять лет! Но через эти же десять лет боевую службу несут только две лодки. Остальные либо списаны в середине срока службы, либо тихо ржавеют у причалов в ожидании ремонта. Угасают без надежды на запчасти. Давят железным брюхом тухлую воду затонов без аккумуляторных батарей. Именные лодки, словно побирушки, собирают денежку на их приобретение у городов спонсоров, у мэров, у удачливых бизнесменов. Кто сколько даст, не пожалеет от щедрот своих. Не просят только у Государства. У государства денег на флот нет. На хоромы для бывшей власти - есть. На гигантский бюрократический аппарат - есть. На летающие апартаменты - есть. На помпезные парады и приемы - находятся, а на Флот - никогда. - Смежив глаза, до боли сцепив челюсти, думал Президент.

- Раньше на каждую подводную лодку приходилось полтора, два экипажа. Некомплект в один - два человека считался ЧП. Теперь уходят с некомплектом в десять и это считается нормально. А то и собирают с бору по сосенке, с других лодок, перед самым выходом в море. Но все равно - выходят! Настоящие моряки! А мы, остающиеся на берегу, не обеспечив их - убиваем. И нет оправдания никаким другим делам перед смертью.

Теперь, в отличие от первых дней трагедии, Президент владел информацией и понимал, как бездарно велись вначале работы. Старые, опытные подводники четко расписали последовательность действий. Прежде всего, необходимо было спустить глубоководных водолазов, способных работать на больших глубинах. Затем, подключить систему "Эпрон", подать свет, воздух, связь ...

Где эти водолазы? В составе флота они только числятся. Их надо серьезнейшим образом готовить, хорошо платить. Те, что служили раньше - ушли в коммерческие структуры. На новых - денег нет. Парадокс! На дачи адмиралам - есть, а на подготовку водолазов - нет. Где автономные спасательные аппараты с рабочей глубиной в полкилометра? Созданные в те времена когда на такую глубину начали опускаться подводные лодки. Где они? В доках гниют, годами ждут планового ремонта и вряд ли дождутся.

Знали об этом Министр Обороны и Командующий Флотом? Знали! Не могли не знать. Но делали вид, что все в порядке, все под контролем. И не предпринимали ровным счетом ничего!

Знали, что не справятся своими силами - зачем играли в молчанку? Почему сразу же не запросили помощь? Ведь ушедшие в отставку и запас водолазы устраивали демонстрации. Просили послать на подъем лодки, соглашались работать бесплатно. Не прислушались. ... Все на авось надеялись?

Упустили время, потеряли последний шанс спасти людей! Убили их. Где школы водолазов глубоководников? Остались на Украине и в Латвии. Может адмиралы подзабыли, но по своим каналам Президент узнал. Как и то, что раньше доставали подводные лодки с гораздо больших глубин. И на Черном море, и на Баренцевом, и на Тихом океане.

Он понял, что, в силу собственных амбиций, адмиралы сократили до невозможного минимума силы обеспечения флота. Но зачем содержать армаду не выходящих в море боевых кораблей, если нет сил обеспечить их выход? Ответ напрашивался сам собой - только для сохранения адмиральских должностей на флотах и в московских кабинетах.

- Где офицерская честь? Да, они тут же подали рапорты об отставке! А спасать людей, поднимать лодку кто будет? Президент? Считают себя виноватыми? Почему тогда не застрелились? Ну, не застрелился, это понятно, не те времена. Почему откровенно врали? Выдумывали небылицы, но не захотели даже оторвать зад от теплого уютного кресла! Ладно, Прокуратора и следствие разберутся. Отставки я не принял. Пока. Все должно происходить по Закону. - Подумал Президент.

- Я виноват, каюсь. Не сообразил, не вылетел немедленно на место трагедии, не взял руководство операцией в свои руки. Тогда может все и получилось бы. Но советчики нашептали, "Подожди, не связывай своего имени с покойниками". ... То, что не поехал сразу - моя ошибка. Не учел российского менталитета. Выработанного столетиями комплекса холопа, раба. Не учел, что стоит и сколько весит мое слово. Да, они ждали властного решения, но как я мог решать на основе столь хорошо закамуфлированного вранья?

- Флотские начальники растерялись словно малые дети и жрали водку от безнадеги как привокзальные грузчики. Скрывали по цепочке, упершейся в меня, весь трагизм положения. Глушили водку в полуобморочном страхе перед неминуемыми наказаниями, отставками, выговорами. И, при всем при том, боялись взять на себя малейшую ответственность! Обнаружили магнитную аномалию рядом с нашей лодкой и не выяснили, что это такое. Может, привиделось? Или соврали? Вроде засекли чужую аварийную подводную лодку, уходящую из района катастрофы и не заставили всплыть. Наблюдали аварийные буи - не удосужились выловить. Как можно определить теперь - вранье это, слухи или факты? Некомпетентность, отсутствие профессионализма, растерянность или элементарное вранье?

- Впрочем, это типично не только для Флота. Увы, это общенациональная болезнь. Что делать, другой страны у меня нет. Вообще многого нет, того, что жизненно необходимо человеку на таком посту. Нет своей партии, нет даже надежного Аппарата, пользуюсь старым, пропитанным коррупцией, непрофессиональным, доставшимся в наследство. Далеко не самой лучшей и честной бюрократической машиной. Что поделаешь, таковы правила игры.

- Наверняка, на отсутствии за моей спиной реальной силы и сыграли, выдвигая в наследники прошлого Президента. Теперь приходится назначать на ключевые посты просто преданных лично мне, знакомых по работе людей. Тех - кого, считаю достаточно честными и надежными. Но таких, увы, совсем немного.

- Отсюда, ошибки и накладки. Одни из старых - саботируют, пытаются играть свою собственную мелодию в моем оркестре. Другие, новые - не то, что играть, ноты пока только осваивают. Что поделаешь? Президента, как и короля, играет его окружение. Пока тебе не на кого опереться, пока за спиной чувствуешь зияющую пустоту, только и остается, что тасовать вновь и вновь тонкую колоду друзей. Пока одинок, приходится соблюдать известный пиетет, корректность, к негодным людишкам, которых по человечески не уважаю, к тем, что довели страну до сегодняшнего положения.

- Слава Богу, сразу набрался решимости и уволил наиболее одиозные фигуры, этакие тени прошлого, изощренных подковерных интриганов. - Президент медленно вздохнул, выпустил воздух сквозь все еще сжатые зубы. Вспомнил, как избавлялся от приближенных "семейства", попросив их тихо и, по возможности без скандала, покинуть территорию Кремля и никогда больше не появляться в его поле зрения.

Профессиональный разведчик, он привык доверять только себе, а остальных - проверять не словами и клятвами, а конкретными делами.

- Дай Бог, дальше все пойдет по моему, а не по заготовленному для меня плану.

В те дни он обратился к народу с программой. Причем, постарался отступить от привычных, традиционных канонов и поставить ясные и конкретные задачи на следующее пятилетие. На первое место в ряду приоритетов поместил передовые технологии, наукоемкую продукцию, телекоммуникации, информатику. Президент впервые публично показал насколько страна отстала от остального мира. Мира, развитие которого подчиняется определенным объективным законам. Общим для всех, для России в том числе, а вот этого до сих пор многие не понимают. Вещают, талдычат об уникальном, "особенном", "духовном" пути. Словно не существует печальный византийский пример подобного развития.

- Да, нет у нас иного пути чем западный! - Мысленно воскликнул Президент, до боли в суставах сжав подлокотник кресла.

Именно тогда он не удержался и намекнул, что за все время после развала СССР шло стремительное, целенаправленное обнищание народа и государства в интересах захвативших власть людей. Пообещал сделать все возможное, но переломить это положение. Свое обещание он последовательно выполнял. Постепенно повышал пенсии. Зарплаты и денежное довольствие стали выплачивать регулярно, прекратили прокручивать деньги через частные банки.

- Также и в этом случае. Я пообещал поднять лодку и экипаж - и выполню обещанное. Люди должны понять и поверить, что слово лидера нации не пустой звук, а Закон. Я не позволю себе произносить нелепые заявления и клятвы, вроде тех, что позволял себе мой предшественник. Естественно, не стану в чужой стране с похмелья дирижировать оркестром. У меня в словаре нет ритуальных заклинаний. Я не маг, не волшебник. Не собираюсь раздавать пряники и конфетки всем подряд. Помощь от государства будет направлена только тем, кто в ней действительно нуждается. Остальные должны учиться зарабатывать деньги на жизнь. Вот и весь простой секрет.

Страна возродится, но для этого каждый обязан стать гражданином, патриотом. Все так, однако решение не возможно без усиления вертикали власти, без укрепления государственности. В этом, как не крути, заложен корень всех бед и проблем. Именно к укреплению Власти всегда возвращаешься при анализе происходящего. Будь то затонувшая подводная лодка или дотации неимущим, зарплаты федеральным служащим или коррумпированность милиции.

- Сильная, законопослушная Власть не оставляет места для старых закулисных методов управления страной, для кукловодов и олигархов. Я - не марионетка. Если они рассчитывали в моем лице получить нечто подобное, то трагически ошиблись. Мне удалось вежливо и тактично дать понять “Крысенку”, что его время в прошлом. Навсегда закончилось открывание ногой правительственных кабинетов. Время олигархов ушло. С коррупцией и криминализацией экономики пора заканчивать.

- Вот тут-то они и забеспокоились. Думали, что за два месяца межвременья успеют организовать противодействие на выборах, столкнуть с поста. Не вышло. Постарались возвести все возможные препоны на пути не временного, а всенародно выбранного Президента.

- В тот момент народ поддержал вовсе не олигархов, а я понял - необходимо решительно выходить из тени старика. Довольно! Ни один человек в стране не должен упрекнуть, что, мол, выпал из его штанов.

- Олигархи старой криминальной выучки сообразили, что им в таком раскладе места не остается. И мгновенно вся их прикупленная “свободная” пресса подняла визг. Мол, люди добрые, - посмотрите какое будущее готовит нам этот полковник! Тотальную слежку за гражданами и их финансами, усиление силовых и репрессивных структур, контроль, ай-ай-ай, - за прессой, деприватизацию! Что может этот кагэбешник? Только устроить налоговую проверку граждан. А в других странах иначе? Вон в Америке именно так посадили за решетку гангстеров. Упрячем и мы своих. По Закону. По суду. Или, по крайней мере, укротим.

- Сразу подняли вой о войне в Чечне, о замирении по образцу прошлой администрации, завопили о надвигающейся диктатуре, антирыночных тенденциях, Президенте - "кагэбэшнике". Но народ, именно народ, дал мне шанс. Люди не поддержали их, не смотря на все финансовые потуги. И олигархи проиграли. Промахнулись. Просчитались, решив, что за поддержку, о которой, кстати, я вовсе не просил, они получат ручного, "плюшевого" Президента. Честную, открытую и принципиальную позицию я могу понять и принять. Но они оказались не способны играть и бороться честно. Появились умело сфабрикованные фальшивки о причастности к темным ленинградским делам, коррупции. Народ понял ложь, не поверил.

- Им не понять почему я живу скромнее своих предшественников, почему стены квартиры до сих пор голые и нет времени распаковать привезенные вещи. Их возмущает мебель с инвентарными номерками. Таким не понять, что Россия - вот это и есть самое главное. Именно ее будущее волнует, вдохновляет, даже заставляет ночами учить иностранные языки. Для чего? А ответ прост, чтобы выглядеть на встречах так, как подобает Президенту России. Руководитель великой страны не имеет права смотреться необразованным неумехой и недоумком в ряду руководителей других держав.

- Об этом не пишут. Другое дело если подворачивается случай оболгать. По сообщениям их писак нет преступления которое я бы не совершал, даже продажу детей за границу умудрились прилепить. Маневр стар как мир и прост. Действуют по принципу "Держи вора!". Когда дружки `Крысеныша' взорвали дома в столице, то сразу дружно поспешили свалить вину на меня. Но вор в конце концов окажется пойман и я очень не завидую ему. Простить мог бы многое, но только не столь подлую, беспардонную клевету, пакостящую, оскверняющую честь офицерского мундира. Впрочем, ложь она ложь и есть, пора уже привыкать.

- Эти людишки, с подачи бывшего пятого управления КГБ, быстрее других соорентировались в мутной воде постсоветского общества. Использовали момент когда институты власти оказались целенаправленно дискредитированы и заплеваны, ослабли до своего самого низкого предела. Вот тогда и сложились полу криминальные кланы, завладевшие многомиллионными, даже миллиардными состояниями.

- Осмотрелись, чуть отдышались, отмыли кровь с рук и поняли, что большие деньги - еще далеко не все. Урвать - не главное. Главное - не упустить, удержать награбленное. А для этого нужны рычаги влияния на власть. Они привыкли ногами открывать двери в Кремле, за отстегиваемые миллионные подачки кромсать государство, рвать кусками нефть, газ, руды, заводы. Но этого мало - Власть нужно шантажировать и проще всего это делать через свои собственные, прикормленные после голодухи, средства массовой информации. Так, на незаконным путем полученные деньги, они по бандитски приватизировали общенациональные средства массовой информации. Выгнали честных, неподкупных журналистов и набрали готовую травить все живое свору.

Президент вспомнил какой визг подняли "независимые и демократические" пираньи эфира по указке `Гусенка”. Президент - "Черный полковник", собирающийся повернуть Россию к сталинским порядкам, к коммунизму, к тоталитаризму, культу личности и к эпохе застоя одновременно ... Они называли его "хитрым кагэбэшником" только и мечтающим прикрыть "свободу слова". И правые, и левые враги словно зациклились на этом слове. "Кагэбэшник" - и все тут. Как будто вожаки их стаи не "кагэбэшники". Да они соответствуют этому слову в гораздо большей степени чем он сам.

Президент не только не скрывал, но и гордился тем, что честно служил во внешней разведке, что - чекист. В лучшем смысле этого слова - Защитник Родины. Он мечтал об этой работе с детства и получил ее. Каждую звездочку на погоне заслужил собственным трудом, своими успехами, а не папенькиными звонками и маменькиными услугами. Он не "позвоночник", не из золотой молодежи, не из среды прикремлевских холуев и прихлебаев. Служил и работал на пользу Родине. Именно Родине. России. И сейчас он ощущал себя не владыкой России, не примеривал императорскую шапку и царский жезл. Не разрешал льстецам упоминать даже в шутку "царское дело", что очень нравилось предшественнику. Нет и нет. Он считал себя всего лишь чиновником, нанятый народом страны. И, по германски аккуратно и педантично, собирался выполнять порученное как можно лучше. И работа эта занимала у него все время, без остатка.

А если время оставалось, то Президент читал о деяниях великих людей России, Петра, Екатерины и примеры высокого прошлого давали образцы применимые в настоящем.

- За моими плечами отличное образование, юрфак Университета - они об этом не желают вспоминать. За мной - работа в Германии, откуда я вынес любовь к порядку, аккуратность собранность, часть западной культуры, ее язык и обычаи. Они не желают с этим считаться. За мной работа с людьми, стоявшими в основе демократических начинаний в России. И не моя вина, что многие из них не выдержали искуса и сошли с дистанции. Рядом со мной прогрессивные экономисты, не раз оплеванные и оболганные всеми оппозиционерами от коммунистов до либералов. За мной, наконец, понимание того, что будущее России лежит в единении с Западом, с Европой и Америкой в общей борьбе с нарастающей опасностью исламского экстремизма. Они не желают этого понять. А должны бы, ведь умны. В этом им не откажешь. Или уже куплены? Или скорее куплены их боссы?

- Враги ждут, воздев перья, чтобы я проявил свою "чекистскую" сущность и начал беззаконие. Не дождутся - им не втянуть меня в грязные разборки на уровне криминальных авторитетов. Я не собираюсь в них вмешиваться и принимать чью-то сторону. Есть суд, Российский Закон, - вот пусть закон и решает, а суд - судит по этому закону. Мы все обязаны к этому привыкнуть. Если бы я был иным, то и вел бы себя иначе. Пошел на поводу инстинктов, распустил всероссийскую говорильню и начал чистить страну. Лет за восемь-десять, это бы удалось. Но, не стану. Россия должна стать демократической страной и она ей будет. Пусть даже в наследство мне и достался от предыдущего правителя хаос вкупе с коррупцией и бандитизмом на всех уровнях. Демократия в России установлена раз и навсегда. Только в этом спокойствие, достаток и благополучие ее граждан. Только в решении этой задачи мой личный успех или провал на высшем посту.

- Они обвиняют меня в прагматизме. Что же тут плохого? Да, я вполне предсказуем, прагматичен. Я понимаю, чего именно от меня ждут на Западе, чего ждет большинство людей внутри страны. Ответ однозначен и прост - наведения элементарного порядка. Как первый шаг - удаление от власти коррумпированных чиновников. Наведения порядка ждут и иностранные инвесторы. Пойдут инвестиции к нам, не в Китай, глядишь и мы станем мировой державой, мастерской мира не хуже Срединной империи. Начнем потрясать соседей не числом танков и ракет, а производительностью труда и благосостоянием граждан.

Президент отхлебнул из стакана давно остывший чай. Вернулся к всегда волновавшей его теме взаимоотношения с армией.

- Мне близки и понятны люди в погонах, и они вполне могут стать той опорой, которой мне так не хватает. Именно поэтому я полетел на боевом истребителе в Чечню, в город по улицам которого еще бродили сотни недобитых террористов. Летел в воюющую республику в одной кабине с военным летчиком ассом, на боевом самолете. Пилот выиграл во время командировки в США все 26 тренировочных учебных боев с американскими ассами. Смелый я человек или нет - не мне решать, но в любом случае тот полет помог стать ближе основной массе военных. Тогда удалось показать, что я для них человек свой, человек способный и желающий совершать Поступки. Гражданин принявший присягу, связавший раз и навсегда свою судьбу с судьбой Российского Государства, с судьбой всех остальных людей в погонах. Офицер.

- Первые дни после избрания были далеко не самыми легкими. Но именно для того, чтобы продемонстрировать уважение к людям в погонах, к защитникам отечества я прервал все дела и поспешил на Север. Хотелось лично увидеть единственный доставшийся в наследство боеспособный флот.

В те дни ничего не предвещало будущую катастрофу. Президент выходил в море на атомной подводной лодке, ночевал под водой с моряками, ел с ними, пил. Прошел обряд посвящения в подводники и участвовал в запуске стратегической ракеты. Там, на глубине он понял не только умом, но и сердцем как необходим стране флот, эти парни в синих робах с бирками боевых номеров и небрежно воткнутыми в кармашки ручками дозиметров. Без Флота невозможно существование России. Ровно, как и без Армии, авиации, ракетных сил, космических войск. Все это предназначено теперь не для нападения, но для предотвращения нездоровых мыслей, возникавших периодически в прошлом и, возможно, способных возродиться в будущем. Этакий компресс для охлаждения горячих голов политических авантюристов. Для укорочения нездоровых мыслишек о том, как бы вновь разодрать на куски, свести к размеру старинного Московского удельного княжества страну.

В подводной лодке скользящей в глубине океана, Президент окончательно решил приложить все возможные усилия, что бы загладить вину Государства перед Флотом. Он сказал об этом публично и люди поняли - это решение не дешевый предвыборный трюк. Выборы остались позади.

Вспомнилась инаугурация. Старик, еле-еле читавший по телесуфлеру, мямливший, мусоливший во рту сухие бумажные слова. Видимо уже разобрался в ситуации и горько жалел о принятом решении. Принятие присяги. Президент собрал тогда в кулак всю волю, шел по ковровой дорожке словно по татами, на бой. Шел мимо будущих врагов и возможных союзников, потенциальных предателей и верных друзей. Ему пришлось предпринять все возможное, чтобы врагов стало хоть чуточку меньше, а друзей пусть немного больше. Выступая перед теми и другими, стоящими пока совместно, единой, кажущейся монолитной толпой приглашенных гостей, он сказал слова, предопределившие последующие годы президентского срока, - У меня нет волшебных рецептов спасения страны, кроме одного - постоянного, напряженного труда всех граждан, в условиях рыночной экономики.

Завершал торжество церемониальный марш торжественного расчета личного президентского полка. Шли паршиво. Расхлябанно. Свисали пояса на недокормленных мальчишеских животах, торчали из широких воротников тонкие шейки. Словно не лейб-гвардия, а провинциальные кадеты младших классов. Вот и на севере, в гарнизоне подводной флотилии он встречал, пусть немного, но таких же слабокостных, невидных моряков.

Мысли Президента вновь вернулись в тот заполненный людьми зал, куда были приглашены практически все родственники и сослуживцы погибших. ...

... В Дом Офицеров пускали всех, кроме корреспондентов. Он понимал значение прессы. Не умалял, но и не переоценивал влияние средств массовой информации на население страны. Знал и искренне уважал честных, тактичных и принципиальных журналистов, способных, хотя бы из простого сострадания к людям, не задавать глупые вопросы, не искать дешевых сенсаций. ... Таких бы он допустил к исстрадавшимся людям, но как отличить волков пера от нормальных людей? Пускать одних и задерживать других? Получить в результате немедленно очередной плевок в лицо, новое обвинение в диктаторских замашках, напоминание о чекистском прошлом? Потому пришлось обидеть недоверием настоящих, честных журналистов, выполняющих трудную, порой неблагодарную работу на благо страны и общества.

К сожалению, среди пишущей братии в обилии прижились люди иного сорта. Этакие любителей падали, прикрывающиеся святыми интересами народа, демократии. А на деле - ручные, прикормленные и прикупленные. Чего от них ждать? По человечески их можно понять. Они не виноваты, они просто желают хорошо жить, вкусно есть, сладко спать. У них имеются семьи и они обязаны кормить, одевать и обучать детей. Содержать жен.

Среди таких особо отличаются те, кто ежевечерне вещает под дудочку слащавого религиозного иудушки - бывшего сексота. Его империя изливает потоки лжи устами отлично проплаченных ведущих. Людей весьма талантливых, между прочим. Хоть при всем при том и развращенных, пьяниц и сексуальных извращенцев. Видимо такова цена проданного таланта, пропитой правды, утраченной свободы.

Не жалея времени и сил эти "интеллектуалы" вбивают зрителям в головы идейки о том, что армия и флот России не нужны. Не стоит жечь мазут в учебных походах, пора, наконец, напрочь забыть о прошлом величии и уползти в тень с политической сцены, зализывая раны и выклянчивая подачки.

- Нам не нужны подачки, нам нужно равноправное, уважительное сотрудничество. - Думал Президент. - Мы также, в равной мере необходимы Западу, как и он нам. Мы - сиамские близнецы. Разорвав нас можно добиться только одного, ясно предсказуемого результата - гибели обоих. Публично вещать иное - даже не недомыслие, а явная провокация. Причем провокация проплаченная не натовскими, как стараются показать, а исламскими деньгами.

- Но где же настоящие журналисты? Почему, наблюдая подобное из дня в день, не дают отпор? Чего выжидают? У государства пока нет денег на создание огромной, дорогостоящей корпорации, некого конгломерата из газет, телевидения, телекоммуникационных технологий. В этом мы проигрываем олигархам и, прежде всего, “Гусенку”.

- Олигархи забеспокоились, ощутили сопротивление новой власти, решили воздействовать на возбужденную гибелью лодки аудиторию, нагнетать страсти. Они решили дать бой, показать, что Президент также прочно сидит у них на крючке, как и предшественник, а потому обязан заискивать, слушаться и беспрекословно соглашаться. А они, они продолжат безнаказанно обворовывать страну, в том числе армию и Флот. Вот их цель! Но не бывать этому! Конец!

- Пусть временно изгаляется, давится кривой улыбкой "Крысенок", пускай утверждает в своих многословных, затяжных интервью-монологах, что Президент лишь делает вид, что он имеется в наличии. Я - есть, и докажу ему это весьма скоро. Причем вполне цивилизованно и красиво, но и беспощадно. Выиграю и этот матч. Если не в чистую, то как минимум по очкам. В любом случае, по Закону, строго по Закону.

В процессе истерии, связанной с аварией лодки, Президент принял для себя определенные решения в отношении ручной олигарховой прессы. Он не станет больше терпеть всесильных пожирателей дерьма, вознесенных на золотые троны деньгами тайной полиции.

- Они, конечно, поднимут визг о диктатуре, о зажиме свободной прессы. Но прессу мы зажимать не станем, даже совсем ручную, карманную, прикупленную и прикормленную олигархами. Свобода прессы и демократия понятия для меня идентичные. Я за демократию, но не за вседозволенность. Я за свободу прессы, но против махровой журналистской анархии. Нет места деструктивным процессам, инициируемым олигархами. Достаточно! Прошло время, когда, незаконно приобретя целые области экономики, попытались построить под себя политические структуры и газето-теле-радио империи для удержания и обеспечения корыстных, низких интересов.

- Внешне либеральные журналисты из карманных изданий олигархов приложили руку к дегероизации армейской профессии. Это они, ни слова не говоря о подвигах солдат и офицеров, вовсю проливали слезы о потерях, о забытых на поле боя трупах, о страдании несчастных борцов за независимость Ичкерии. Именно так - о бойцах и командирах Республики Ичкерия, о повстанцах, а не о бандитах, наемниках, террористах и насильниках, действующих не столько под знаменем масхадовых и басаевых, сколько под зеленым знаменем Джихада. На деньги пресловутой, неуловимой пока "Основы".

Рядом с креслом Президента, на столике лежал блокнот, но он остался нераскрытым. Президент больше полагался на тренированную память, не особо доверяя мысли бумаге. В блокнот, впоследствии, он занесет только окончательные, отточенные, выверенные выводы и указания помощникам. Заполнит страницы высоким, четким, разборчивым почерком.

- В Армии, - Продолжал размышлять Президент, - пусть пока медленно, на ощупь, но идет военная реформа. Россия впервые выработала и объявила миру свою военную доктрину в основе которой лежит простой и ясный принцип. Мы не желаем ввязываться в происходящие в мире конфликты. У нас хватает своих собственных, внутренних проблем. Мы можем вмешаться только в двух ясно очерченных и определенных случаях. Во-первых - если нашим жизненным интересам угрожают, во-вторых, если все участники конфликта попросят нас стать третейским судьей.

- Видимо и Запад постепенно начинает видеть в нас не объект конфронтации, как это было ранее, а партнера. Пусть пока нас рассматривают несколько свысока, считают младшим участником политического действа. Это - временное. И лакмусовой бумажкой данного процесса послужат, во-первых, реакция на аварию подводной лодки, а во-вторых, отношение к контр террористической операции в Чечне. Вещи это, хоть на первый взгляд различные, но в политическом плане, весьма тесно связанные.

Первые события обнадеживали, подтверждали политический прогноз. Вскоре после аварии в Москву прислали весьма полномочного представителя. Посланец передал сведения, которые выглядели более секретны для собственного народа и Конгресса, чем для российского Президента. Там подобной открытости могли не понять, не оценить. И, наверняка, не поняли бы. Наоборот, мгновенно подняли шум, затеяли скандал. Нельзя безнаказанно разглашать подобные сведения. Но Президент США пошел на это. Ради будущего. Позвонил лично, по "горячей линии". Прислал инкогнито директора ЦРУ. Передал секретнейшие сведения акустического контроля с подводных лодок, проводивших разведку района учений в Баренцевом море. Находившихся там пусть и не совсем законно, в нарушение негласных договоренностей. Клятвенно заверил в непричастности к случившемуся.

Больше того, собеседник сообщил, что командир британской подводной лодки, вопреки всем правилам Адмиралтейства, нарушил предписанное Уставом Королевского флота радиомолчание и с помощью сигнальных буев передал сообщение об аварии российской подлодки. Даже стучал “SOS” своим автоматическим подавателем сигналов. Делал это из морской солидарности, надеялся, что русские услышат и начнут поиски. Такие же данные передала по секретному кабелю связи американская подводная, лодка специально для этого зашедшая в норвежский порт.

Руководители Запада пошли на подобный, беспрецедентный шаг исходя из понимания, насколько важно для их стран не потерять хорошие отношения с новой Россией. Передали секретные сведения ЦРУ и штаба флота, что ни одна американская подводная лодка не находилась рядом с русской. А ведь подобные сведения помогают раскрыть тактику действий их подводных сил, систему слежения за подводной обстановкой, ее технические характеристики и параметры. Попади информация в руки политических противников перед выборами и результат катастрофичен для нынешней администрации.

Следовательно, авария не дело рук американцев и их союзников?

- Тогда, что же произошло? Нет пока ответа, одни предположения. Огласка полученных сведений невозможна. Да, мне передали неопровержимые, на первый взгляд, документы, фотоматериалы, секретные, не подлежащие разглашению. Но официально не позволили осмотреть три находившиеся в Баренцевом море подводные лодки. Это - их право, одна из привилегий великих держав. Они не желали создавать прецедент, иметь неприятности с соперниками в парламентах накануне выборов. Это понятно. Но ведь и я разведчик, аналитик. Пусть в запасе, но ведь разведчики не бывают бывшими. Поэтому, вполне осознанно могу предположить, что представленная информация может оказаться лишь прекрасно исполненной дезинформацией. Не больше. Причем подсунутой военным руководством - политическому "в темную". Возможно подобное? Вполне, исходя из исторического опыта прошлых лет. Не хотелось бы верить ...

- Официально западные политики выражают соболезнование семьям погибших, сочувствие, выказывают свое расположение. Все так, но. ... Но кроме официальной, есть еще и теневая политика. Политика, осуществляемая людьми вроде ушедшими с политической сцены, но по прежнему исполняющими арии "певцов за сценой". То есть вполне влиятельные и осведомленные.

- Одним из первых на событие откликнулся давний русофоб, человек из далекого прошлого. Побрызгал слюной на страницах “Wall Street Journal”, а это очень серьезное издание и свои передовицы кому попало не предоставляет. Высказался в обычной беспардонной и безапелляционной манере, что политика нового Президента заслуживает презрения, что он больше беспокоится об авторитете страны, сохранении государственных секретов, чем о человеческих жизнях. Обозвал, походя, продуктом КГБ, помянул попутно родословную, проявил завидную информированность. Сообщили данные для статейки наверняка люди, разделяющие его активно негативное отношение России. Причем, в отличие от старика, деятели активные, действующие, но так ничего в политике и жизни не понявшие. Американские подобия российских, обвешанных побрякушками, реликтов холодной войны. Вывод статьи, соответствующий содержанию - Западным демократиям нет смысла сотрудничать с Россией, а финансирование и одобрения курса ее Президента является деянием и вовсе преступным.

- Подтекст ясен, пусть Россия и дальше разваливается прежними темпами. Чушь, но показательная. Неужели они действительно способны пойти на такое? Поддаться на провокацию? Нет! Я считаю наш путь - "Просвещенным либерализмом". В этом плане, видимо, придется выступить еще раз, публично напомнить, что Россия не рассматривает ни Америку, ни НАТО в качестве военного противника, ни, тем более, в качестве идеологического врага. Все это в прошлом и должно быть забыто и похоронено обоими сторонами. Наоборот, и мы им, и они нам жизненно необходимы в качестве партнеров. Вот насколько это партнерство окажется честным зависит не только от нас. От обоих сторон.

Лайнер лег в плавный разворот, приподнял одно крыло, сменил курс. Опытный экипаж провел маневр настолько искусно, что предметы на столике не сдвинулись, ничто не отвлекло Президента от раздумий.

- Все равно остаются вопросы, на которые никто не сможет дать однозначного ответа. Адмиралы в один голос твердят о столкновении лодок. Президент и Премьер, наоборот, твердо уверили меня, что их флоты не причастны к гибели подводного крейсера. Предложили помощь. Но у обоих на носу выборы. Можно ли им до конца верить? Тем более случаи подобного рода не редкость. И не только с российскими подводными лодками. Тут и потопленный японский траулер, и протараненный в Средиземном море норвежский танкер. В 1992 их субмарина ударила нашу. В 1993 еще один таран, на этот раз с нашей стороны участвовал "Борисоглебск" с шестнадцатью ядерными ракетами на борту, а с американской - "Батон Руж", которую после всего пришлось списать в утиль.

- Кстати, тогда ни Гринпис, ни пацифисты не пискнули, экологи и "Белуна" рта не раскрыли. Ну и наш "Гарант демократии" не решился портить отношения с утонченным джентльменом Джорждем и рубахой-парнем "другом Биллом". Морякам обидно, но никаких решений принято не было. Соглашения о принципах плавания атомных подводных кораблей так и не заключено.

- Клятвенные заверения американского Президента, конечно вещь хорошая, но не подобные ли заверения выслушивал отец перестройки о нерасширении НАТО? Опять все тот же проклятый вопрос, - Можно ли верить? Так было столкновение или нет? Только подняв лодку, получим ответ на этот страшный вопрос. Следовательно это не только внутренний, но и внешнеполитический вопрос. Вопрос будущего сотрудничества и взаимопонимания.

- Вероятно, до конца верить никому нельзя. Народ не поймет. Ведь именно эта лодка являлась головной в серии подводных крейсеров оснащенных новейшими сверхзвуковыми крылатыми ракетами. А прибывший в страну под крышей бизнесмена и профессора агент охотился, и вполне успешно, именно за секретами данного изделия. Служба внешней разведки собрала досье, где показана его служба на подводных лодках, работа по военно-морской тематике в смежной области, а затем поспешное убытие в Россию. Тут организовал два частных предприятия, нацеленных на скупку российских технологий. Прилагал невозможные усилия, давал взятки. Чуть не добился своего. ... Возможно, действительно простой шакал частного предпринимательства, хватающий все, что плохо лежит. А может быть и нет. Слишком уж за него просили официальные лица.

- Моряки докладывали о неопознанной магнитной аномалии в районе гибели лодки. О сигналах “SOS”, передаваемых механическим устройством, которого отродясь не бывало на наших лодках из района этой аномалии. О таинственных радиобуях, которые так и не смогли достать. Все так и осталось не выясненным, не задокументированным, не выявленным и не выловленным. Сейчас это - только домыслы. Это - не доказательства. Доказательства должны быть материальны - куски обшивки, образцы покрытия, элементы корпуса, записи шумов. ... А материальных доказательств нет. И ни водолазы, ни обитаемые глубоководные аппараты их пока так и не обнаружили. Американцы, в свою очередь, сообщили весьма правдоподобную версию о буях, о сигналах, дали собственную, документированную трактовку происшедшего. По этой версии их подводные лодки ну ни как не могли находиться в отмеченном с флагманского российского крейсера районе аномалии. Где же истина?

- Господи! Какое элементарное отсутствие профессиональных навыков! Ведь если флагманский крейсер действительно обнаружил вторую цель, он просто обязан был ее идентифицировать. Если это противник, чужой корабль - заставить любыми средствами всплыть и дать объяснения. В таких случаях всегда бросают специальные подводные гранаты. Если мифическая подлодка действительно оказалась повреждена, она бы всплыла после первого взрыва. Рисковать не стала. А подводная акустическая связь на что? Связаться, объяснить шкиперу ситуацию. Почему не смогли поднять и сохранить пресловутый буй? Он теперь не более чем миф, сродни легенде о летучем голландце. А фактов как не было, так и нет. Нет даже записей в вахтенных журналах.

- Я не моряк, но четкость последовательных действий элементарна для любого боеспособного флота. Вывод - такого флота у России уже нет. Десять лет корабли стояли у причалов. Десять лет гнил флот.

- В ФСБ, за две недели до трагедии, прошла информация из окружения руководителя Чечни о готовящемся террористическом акте людей Гелаева на одной из наших подводных лодок. Но можно ли доверять этому источнику? Мы не отреагировали, а зря. Может происшедшее действительно результат диверсии и два взрывных устройства в торпедном отсеке не выдумка украинских националистов? Почему же тогда чеченцы не взяли на себя ответственность? Побоялись слишком страшной рекламы? Опасаются за жизнь своих близких, жестокой мести? Кровавой расплаты? Возможно и так. Террористический акт фанатичного одиночки самоубийцы? Акция подкупленного инженера, одичавшего и опустошенного от безденежья и безнадеги до самого дна души? Способного отправить на дно, обречь на мучительную смерть своих братьев за несколько тысяч долларов?

- Пока причина аварии еще не установлена и все версии имеют право на существование. Ведь, что скрывать, двигательные установки торпед-толстушек пришли далеко не из самого мирного региона России. Из Дагестана, кавказской республики только-только пришедшей в себя после кровавого вторжения ваххабитских банд, усиленных сворами арабов-исламистов всемирной организации "Основа".

- Техническая неполадка? Мнение специалистов единогласно - самопроизвольное возгорание жидко-топливного двигателя толстой торпеды возможно только при стечении слишком уж большого числа случайностей. А ведь американцы упорно говорят именно о самопроизвольном взрыве торпеды и последующей за тем детонации остального боезапаса на стеллажах. Мы же до сих пор не знаем что произошло с "Комсомольцем", а ведь тогда условия и возможности были совершенно иными. Но результата до сих пор нет и вероятно правду так никто никогда и не узнает.

- А может и того проще? На флоте, как и повсюду в России, тащат все, что попадется под руку, все, что плохо лежит, содержит хоть малый след драгоценных металлов, радиоактивных веществ. Тащат с авианесущих кораблей, с крейсеров, эсминцев. Могли стянуть нечто жизненно важное с лодки? Не хочется верить, но ... вполне могли. Несуны оправдываются тем, что им нечем кормить семьи ...

- В любом случае необходимо поднять ребят. Вытянуть на поверхность лодку, раскрыть причину случившегося.

- Мой предшественник сделал все, чтобы флот пришел в упадок. - Подумал Президент. Горько усмехнулся. - Вот он бы долго не мучился. Не раздумывая, пропустил шкалик и с пьяненькой слезой в уголках старческих глазенок грохнул кулаком по столу, поснимал всех руководителей к едреной матери. Виновных и невинных. Причем, как всегда последние оказались бы в большинстве. Так проще. Весь вопрос в том, что пришедшие им на смену люди могут оказаться только хуже, не лучше.

- Подводная лодка - лишь одна сторона медали. Моряков похороним, лодку поднимем. Родных по возможности утешим. Флот - восстановим. Основная и постоянная боль России - Чечня. Здесь в одном противоестественном хоре слились голоса олигархов, правозащитников, демократов, исламистов и представителей Запада.

- Ладно, первые. Одним выгодно, другим - хорошо приплачено. Но неужели на трезвом, здравомыслящем Западе столь обуяны ненавистью к России, что не понимают происходящего? Ведь совершенно ясно, что здесь пролегает передовая линия фронта борьбы с исламским терроризмом. Именно в Чечне проходят обкатку и закаляются моджахеды Строителя из организации Основа. Чечня за годы пресловутой независимости стала просто территорией оккупированной бандо-формированиями и религиозными экстремистами. Вотчиной международных террористов и бандитов всех мастей, от фальшивомонетчиков до похитителей людей, от торговцев живым товаром, до шантажистов и вымогателей. Что хотят от России? Чтобы ушла, бросила все? Повторила Хасавюрт? А после очередного вторжения в российские пределы вновь начала все с начала? Это было бы величайшей ошибкой. Мой предшественник со своим окружением мог пойти на подобное. Я - нет. Эту войну нам навязали. Нагло, открытым вторжением ваххабитов в пределы России. И ее мы обязаны выиграть.

- Но военная составляющая только часть дела - вторая и не менее важная - экономическая и социальная реабилитация региона. Люди должны поверить в лучшее. Правительство обязано сделать все для этого. Нормализовать ситуацию, создать ответственные, пользующиеся у населения органы власти. Нормальные, цивилизованные, а не средневековые шариатские суды. В наш век нельзя допустить забивания каменьями, публичные избиения кнутами. Ничего, народ со временем поймет и поддержит нас. Чеченцы поймут в какую кровавую кашу вовлекли их религиозные фанатики. Как подло обманули и использовали в собственных целях. Они уйдут от исламистов и те начнут мстить, покушаться на традиционных религиозных авторитетов. В результате народ попросит у армии защиту и найдет ее.

Чеченцы быстро поймут, что убитые, похищенные и зарезанные люди тоже мусульмане, те, что хотели жить свободно. Смотреть кинофильмы, слушать песни, как и все остальное население земли, а не только надрывные вопли муэдзинов. Они желали посылать детей в светские школы, а не религиозные медресе. Их жены предпочитали ходить по улицам с открытыми лицами. Их убили за это, объяснив остальным, что сие есть неповиновение Исламу, самому Аллаху. Но обманывать сколь угодно долго невозможно и люди поймут, что не Аллаху противоречили невинные жертвы. Ни в коей мере, а только его самозванным толкователям. Ваххабитам, присвоившим себе право говорить и действовать, карать и миловать от имени великого Бога и его Пророка. Но кто дал им это право? Никто! Они его присвоили самозвано и незаконно!

- Международная обстановка тревожна и нестабильна. Взрываются склады боеприпасов и фабрики фейерверков, отели и супермаркеты, посольства и церкви. Разрушаются современными варварами, религиозными фанатиками тысячелетние статуи. Объединяются в единую тайную сеть на правах более или менее самостоятельных филиалов все новые и новые исламские военизированные и политические группы фанатиков. Набирает силу организация с общей целью, единой координацией усилий, мощным мозговым центром, с общей системой тренировочных лагерей. Организации реакционных исламистов различных стран, пока еще различающиеся по названиям и политическому спектру, словно змеи сползаются, чтобы свиться в единый, пышущий холодным ужасом и истекающий ядом клубок.

- Их люди взрывают американский эсминец в Адене, а чуть позже флотилия лодок-самоубийц точно таким же маневром пускает на дно несколько правительственных кораблей у Берегов Тамил Илама в Тихом Океане. Деньги Основы идут на взрывчатку для чеченских террористов, на политическое дымовое прикрытие, покупку на корню так называемой "независимой" российской прессы. На почти неприкрытый подкуп давно уже потерявших всякий стыд и совесть журналистов.

- Запад зря не понимает, что в Чечне, Таджикистане, Армении, Грузии Россия прикрывает его от тех же террористов. Басаев грозился послать в помощь палестинцам полторы сотни своих отборных головорезов. Они бы быстро обучили тамошнюю публику отрезать головы израильтянам, пытать, брать заложников. Обещал, но не послал. Не вышло. Только потому не удалось, что часть из них убита, часть передохла от ран, часть разбежалась, а остальные нужны ему самому. Защищать собственную шкуру, прикрывать от пуль спецназа и милиции. А новых шахидов у него уже нет. И надеяться, что появятся очень проблематично. За десять лет войны и беспредела люди поняли, что к чему. Хотят мира и не желают терпеть бандитов.

- Странные вещи происходят в мире. Очень "своевременные", точечные Землетрясения в Индии, Америке. Что это? Случайность? А может быть идет пристрелка украденного в советских лабораториях геофизического оружия, которым учатся пользоваться террористы? Болезни скота - напасть или биологическая война с неверными? Не дай Бог ведется вакцинами, проданными безработными гениями из бедствующих российских НИИ. А пуск ракет из подводного положения исламской подводной лодкой? Ну, хоть с этим все ясно. Лодки проданы французами, ракеты усовершенствованны китайцами. Деньги не пахнут.

- Сформировался и вовсю действует Зеленый Интернационал, мощный, сплоченный. В его основе заложена не простенькая идея фикс вроде мирового коммунизма, даже не бредовая идея национального превосходства. Базой является всеобъемлющая религиозная идея мусульманского фундаментализма. В ней нет места расам и национальностям. Она куда более универсальна, соединяет всех поверивших в монолитный кулак, в единое духовное сообщество фанатиков, готовых на все ради достижения поставленной цели. А цель у них глобального масштаба - создание Всемирного Исламского Халифата.

- Куда там Коминтерну, с его грошами, вырученными от демпинговой распродажи императорских ценностей! Далеко и нацистам, ограбившим музеи Европы с их золотом из переплавленных еврейских коронок и окладов икон православных храмов! ... Здесь крутятся серьезные нефтяные и газовые деньги, на которые покупается не только оружие и взрывчатка, но и политические деятели, партии и правительства.

- Рано или поздно, но исламисты попытаются нанести удар по Америке. Они ее ненавидят, несмотря на прошлую помощь моджахедам в Афганистане, нынешнюю поддержку борьбы мусульманских анклавов в Югославии. Сегодняшнюю более чем благосклонную позицию по Чечне. Для ваххабитов Америка - "Большой Сатана"! И они это демонстрируют в Африке, Адене, даже в Нью-Йорке. Там у них пока не вышло. Но вряд ли это остановит будущие попытки. Только очень наивные люди могут мечтать о переговорах и прочей иллюзорной демократической дребедени с людьми типа афганских талибов. Ну, как можно говорить с ними о демократических ценности после разгрома музеев, школ, университетов, после взрывов уникальных статуй Будд и тотальным мечением всех не мусульман? Неужели это всерьез?

- Российский ислам иной, более толерантный, традиционный, базирующийся, в основном, на мирной, первой части Корана. - Президент вспомнил как ездил на празднование окончания Рамадана, встречи в исламских республиках. - Но это - Россия. Здесь другие корни Ислама, совершенно иной путь развития. Ваххабизм пытается привиться и тут, только вряд ли у него что-либо выйдет. Люди более цивилизованы, образованы, интеллигентны, воспитаны на классических ценностях российской культуры и искусства.

- Иное дело глухие задворки мира, вроде Афганистана, Пакистана, Йемена, Нигера. Там - рассадник исламского мракобесия, фундаментализма, экстремизма. Пройдут столетия, прежде чем с тамошним миром Ислама можно говорить языком мировой цивилизации и демократии. Только после их Эры Возрождения, не раньше. А пока исламисты двинулись в свой крестовый поход против остального человечества, других религий. Не зря же они всегда стараются устраивать мечети на месте порушенных и обезглавленных храмов, молельных домов, синагог. Незавидное будущее пророчат миру под взрывы фанатиков шахидов и бормотание мулл. Будущее без искусства, живописи, театров, музеев, песен, музыки, телевидения, кино. Без радости и счастья, с глухими, безрадостными улочками, с завернутыми в паранджи женщинами, с обязательными бородами и чалмами мужчин ... Нет! Не могу я оставить детям и внукам такое наследство. И сам не желаю жить в подобной реальности. А значит выход один. Он прост и однозначен - борьба до победного конца. И мы будем продолжать мочить гадов в сортире. Пока хватит сил, пока не съедят меня противники. Сил должно хватить надолго, а съесть - трудновато. Поперхнутся. Костлявый я.

Президент вспомнил легенду о священном граде Китеже, ушедшем под воду, но не покорившемся врагам. Да, Китеж утонул. Но он же и обязан восстать вновь. Во всей красе.

***

Президент сдержал слово. Лодку подняли. Она всплыла на поверхность, изувеченная взрывами, с оторванным по второй отсек носом. Медленно потянули хранилище мертвых в родной порт печальные трудяги буксиры. Траурный конвой окружила стая дельфинов. Возле боновых заграждений бухты они круто повернули и исчезли в открытом море.

Не всплывает еще светлый град Китеж, окруженный темными тучами воинственных иноверцев, пришедших вновь покорить его, закабалить навечно. То сильнее, то слабее свечение его куполов из глубины вод. Но жива, жива пока надежда. Жива вера в российском народе. А пока жива Вера - живет и Надежда.

Конец второй книги.

Леонид Левин. Китеж уходит под воду

Комментарии: 17, последний от 18/02/2008. © Copyright Левин Леонид Григорьевич (leolev4@earthlink.net) Размещен: 07/07/2003, изменен: 17/02/2009. 478k. Статистика. Роман: Проза, Детектив, Приключения Скачать FB2		Оценка: *6.004** Ваша оценка:
Аннотация: Продолжение романа о жизни простых людей, оказавшихся между безжалостными катками современной жизни. Рассказ о главарях террористов и политических деятелях. Обе категории одинаково успешно прикрывают свои шкурнические интересы фиговыми листочками, соткаными из прекрасных слов. Одни используют демократическую демагогию, другие - религиозную. В проигрыше всегда поддавшиеся на красноречие простаки. Они в основном и погибают... Шахидами, спецназовцами, подводниками, солдатиками, моджахедами, омоновцами ...

Левин Леонид Григорьевич : другие произведения.

Китеж уходит под воду. Часть 2