Аннотация: Текст в стиле а-ля Ден Браун.Тайные общества, загадки и скрытые символы - но все это на базе событий двадцатого столетия.
Пергаменты должны быть старыми, изъеденными временем, впитавшими пыль и пепел истории. Каждая их потертость, каждый надрывчик и трешинка должны кичиться своей значимостью и уникальностью, очаровывать ароматом тайн ушедших веков, к которому неумолимый бег времени лишь добавляет все новые пряные и манящие ноты.
Этот кусок телячьей кожи старым не выглядел, да таковым и не был. Никакой тайной от него не веяло. Ровные ряды строчек готического шрифта на немецком, английском и французском - будто начинающий художник-оформитель тренировался, набивая руку в готическом стиле письма. Снизу листа подписи - одна крупная, яростная, и вокруг нее крестом четыре мелких, почти без характера. Тем не менее, что-то в нем было, внушающее уважение и даже трепет - иначе с чего бы пергамент удостоился чести быть прочитанным самим президентом Соединенных Штатов Америки.
Джон Фицджеральд Кеннеди еще раз пробежался глазами по вычурным готическим закорючкам, перевернул лист, с полминуты разглядывал оборотную сторону, потом скатал пергамент в трубочку, зачем-то понюхал его, будто сигару, и небрежно бросил в стоявшую на журнальном столике шкатулку - в компанию к точно такому же свитку-близнецу. Второй пергамент - президент уже успел удостовериться в этом - был почти точной копией первого, только одно из имен, упоминавшихся в тексте документа, дата и главная подпись отличались.
- Ну и что ты скажешь мне об этом, Робби?
Роберт Кеннеди, родной брат президента, его самое доверенное лицо и, по совместительству, Генеральный прокурор США, неопределенно хмыкнул.
- И это весь твой ответ?
- А чего ты хочешь от меня, Джон? Я юрист, я политик, и смею думать, разбираюсь в этих делах неплохо, но то, что ты мне показываешь... это средневековый бред какой-то. Это к историкам, к ученым... Не ко мне. Если бы не даты в этих документах, я бы подумал, что их писали при дворе какого-нибудь короля Артура. Это вообще - не чья-то дурацкая шутка?
- Поверь мне, нет.
- Почему я тебе должен верить? Кто-то сказал тебе что-то такое, о чем не знаю я? И ты думаешь, я поверю в это?
- Придется, Роберт. Ты удивишься, но кое-какие вещи достигают ушей президента, минуя уши его младшего брата. Просто потому, что такие вещи положено знать только президенту.
- А тот, кто рассказывает тебе такие вещи - тоже президент, что ли? - Кеннеди-младший саркастически усмехнулся.
- Ну...скажем так, не совсем.
- Джонни, такие тайны плохо кончатся для тебя, если ты не будешь ими делиться с семьей.
- Если я буду делиться ими с семьей, это плохо кончится как раз для семьи. Все, возражения не принимаются. Откуда у меня эти... сведения, я тоже не скажу. Меня интересует твое мнение, что с этим можно сделать дальше.
- Честно? Если все, написанное в свитках - правда, и это не подделка, я бы их сжег в ближайшем камине. Это же шкатулка Пандоры! Политическая атомная бомба! Накроет всех, то есть вообще всех. Вся история последних десятилетий, все герои и все злодеи, все благородство и вся подлость - все окажется под сомнением, все поменяет знак. От публикации этого не выиграет никто, ни при каком раскладе. Тот, кто дал тебе это, желает тебе зла, Джон. Тебе и всем нам.
- Тот, кто дал это, сам не знал, что с ним делать. И боялся больше, чем мы. Итак, твое мнение?
- Уничтожь бумаги!
- Вообще, это кожа коровы, а не бумага. И очень хорошая, кстати. И уничтожать я ее не буду. Я ее отдам. Отдам в обмен на помощь и уступки по целому ряду вопросов. И ты, Робби, организуешь все так, чтобы об этом обмене знали только ты, я и тот, кому мы это отдадим.
- Джон, ты не понимаешь...
- Без возражений, Роб! Не позднее завтрашнего вечера ты должен встретиться с Его Высокопреосвященством Кушингом и организовать его встречу со мной...
I глава
- ... что еще раз доказывает значительное влияние итальянского, а в более широком понимании, и западноевропейского, гуманистического стиля на поздневизантийское искусство иконописи. Деисус Христа Пантократора Святой Софии создан как минимум, при участии, а возможно, и напрямую является шедевром венецианской школы прерафаэлитов.
Сколько еще он это сможет выносить, отец Савва не знал. Похоже, еще чуть-чуть - и он бросится вон из конференц-зала, хлопнув за собой дверями, что есть сил. И стоит ли молиться, чтобы хватило сил сдержать себя, он тоже не знал. Может быть, бегство отсюда было Господу стократ угодней унылого сидения среди сонма лизоблюдствующих пастырей многоразличных церквей.
Каким попущением Божьим и за какие грехи его послали представлять Сербский Православный Патриархат на экуменическую конференцию под эгидой Католической церкви, священник пытался понять уже третий день - с момента, как сошел с поезда на вокзале Толедо, города, в котором эта конференция, воистину - сборище нечестивых - проводилась.
Ну да, конечно, за плечами отца Саввы обучение в Сорбонне и Болонском университете - так ведь всегда во всех анкетах честно писал, что обучался, но не закончил. Ну да, знание шести живых языков, не считая родного сербского и трех мертвых - латыни, древнегреческого и арамейского. Ну да, очень широкая известность в очень узких кругах, как специалиста в области гематрии и вообще оккультных лженаук. Но как отец Савва относится к экуменизму - идее объединения всех христианских (да и не только христианских) церквей на основе "общих человеческих ценностей" - знали в окружении Патриарха Павла все, как знали и резкий, несдержанный характер отца Саввы.
Другое дело, что в окружении нового Патриарха Иринея, ярого поборника экуменизма, об отце Савве, иерее крохотной церквушки в горной глухомани, могли особо и не слышать. Конференция не из особо значимых, из прихлебателей Иринея никому ехать не хотелось, а тут нашли по бумагам этакого уникума - всезнайку. Ну и... не разобрались. О чем весьма скоро горько пожалеют - отец Савва своим докладом собирался очень чувствительно взболтать это экуменическое болото.
В президиуме ведущий секретарь вчитался в бумаги, и скучным голосом произнес: - Следующий докладчик - отец Савва, настоятель церкви святой Елены в Синегоре, Сербия, Сербский патриархат. Тема доклада - взаимопроникновение древних религиозных традиций Ближнего Востока, время доклада - десять минут.
Синегорский иерей мысленно попросил помощи у Господа и у святой Елены, покровительницы церкви его прихода, и сильным широким шагом направился к кафедре-трибуне.
***
Над всей Испанией безоблачное небо. Над всей - может быть. Но только не в Толедо. Здесь нынче пасмурно и ветрено. Нечасто, но и с испанскими городами приключается непогода.
Поэтому бродить по обычно пыльным, а сегодня изрядно намокшим и грязным средневековым улицам центра города - ну как то не очень, тем более тем, кто одет не по погоде. Поэтому сегодня она больше по церквям и прочим достопримечательностям прогуливается. Внутри, где теплее.
Выходной у нее сегодня. Ну нельзя, же, в конце концов, исколесить Пиренеи вдоль и поперек, и совсем ни на что не отвлекаться, совсем ничего не увидеть! Так что - эстетика, наслаждение красотой архитектуры, убранства и прочего великолепия, испанская готика, Эль Греко и прочие Веласкесы. А работать - завтра. Та же готика, та же архитектура, да плюс еще история и архивы - но уже не любоваться и не наслаждаться. Искать. Искать, конечно, даже интереснее, чем просто любоваться - но за поисками перестаешь замечать жизнь вокруг себя. А отвлекаться на жизнь надо. Отдых давать чутью ищейки, иначе испортится нюх.
И значит - покажи свои красоты, Толедо.
Какой собор у нас там на очереди?
***
Всякая добродетель при чрезмерном развитии превращается в порок.
Всякая идея при доведении ее до абсурда, отрицает самое себя.
Хотели единения религий в общем корне? Получайте!
- Основной костяк если и не глубинных смыслов авраамических религий, то их внешних символов и признаков составляют религиозные пласты куда более древние, чем иудейская религия. Иудеи - тоже лишь безвозмездные пользователи религиозных достижений семитских племен Вавилона.
Пошел по залу шепоток. Что, не ждали?
- Сорок дней хождения Христа по земле после Воскресения , равно как и сорок лет хождения Моисея с народом по пустыне - всего лишь отголоски сорокадневного исчезновения с небосклона созвездия Плеяд. Земля крутится, небосвод вместе с ней - для вавилонских жрецов тот период года, когда Плеяды уходили за линию горизонта, был крайне важен и значителен.
Ого, и ведущий секретарь проснулся.
- Убийство Каином Авеля - память о соперничестве земледельческих и скотоводческих племен Междуречья, на чьих землях впоследствии возник Вавилон.
Началось хождение по залу, народ ближе к трибуне подбирается.
- Священство числа двенадцать, на котором стоит вся Библия, и Ветхий Завет, и Новый - наследие пересчета лунных месяцев в солнечный календарный год, пересчета, впервые произведенного в Вавилоне. Четыре всадника Апокалипсиса - тени четырех ветров сторон света, впервые появившихся в Вавилоне. Священство числа семь - в том числе и семь ветвей Меноры, святыни Иерусалимского храма - напоминание о том, что лунный месяц из двадцати восьми дней был поделен поровну между четырьмя ветрами сторон света. В созвездии Плеяд, кстати, семь звезд.
Хлопнул дверью делегат Хабада, любавичских иудеев-ортодоксов. Не выдержал единения и поиска общих корней.
- Астрологические традиции Междуречья заслуживают такого же места среди прочих религий, как иудаизм, как христианство и как ислам. Более того, они есть основа основ всех этих вероучений.
Ведущий секретарь закашлялся, застучал молоточком по серебряному колокольчику:
- Отец Савва, ваше время истекло. Прошу приготовиться следующего докладчика.
- Я уже заканчиваю, господин секретарь, еще несколько секунд. В завершение хотел бы посоветовать предыдущему докладчику побывать в местечке Чефалу, в его католическом соборе Преображения Господня, и посмотреть там фрески. Фрески, созданные византийскими мастерами, специально выписанными из Константинополя. Фрески, созданные еще в двенадцатом веке. Надеюсь, тогда он больше не будет говорить глупости о якобы венецианском происхождении великих византийских мозаик собора Святой Софии - Премудрости Божией. У меня все, спасибо.
Сербский священник облегченно вздохнул про себя, и сошел с трибуны - все, больше на подобные экуменические непотребства его не пригласят никогда, можно не бояться. Скандал будет немаленький. Могут, конечно, на милой родине за такое и в служении запретить... а могут и замять все. Тут уж как сложится. На все воля Божья. Тем более, что в последние годы у отца Саввы было все меньше и меньше желания священствовать в Сербской церкви, неуклонно скатывающейся к признанию власти Римского папы.
Спокойно, чуть устало шел к выходу из зала Синегорский настоятель, когда его неожиданно перехватили за рукав. Сидевший у самого прохода католический священник, судя по черно-белому одеянию - монах-цистерцианец, однако, никакого возмущения не выказывал, наоборот:
- Великолепно, бесподобно! Примите мои восхищения! Как вы уели этих зажравшихся боровов! - итальянские слова звенели колокольчиками, выражая удовольствие.
- Простите? - сербский иерей внимательно всмотрелся в сухое, подвижное лицо католика.
- Я восхищен вашей смелостью. Послушайте, брат мой, я буду очень рад вас видеть сегодня вечером в церкви моего ордена. Честное слово, нам есть о чем поговорить! Вот моя визитка, пожалуйста.
Отец Савва даже не стал задумываться - гулять так гулять, почему бы и нет.
- Почту за честь! Если буду сегодня в пять - вам будет удобно?
***
Кафедральный собор Святой Марии, кафедра примаса Испании - прекрасен, спору нет. Но и помимо него есть, чем усладить глаза и душу в прекрасном Толедо, древней столице Кастилии. Монастырь сан Хуан де Лос Рейес возносит к небесам свои пламенеющие готической страстью своды, "Погребение графа Оргаса" кисти великого Эль-Греко переливается сиянием серо-голубых тонов в церкви Санто-Томе, поражает причудливым переплетением западных и восточных мотивов в каменных кружевах архитектура "мудехар" церквей Сан-Роман, Сантьяго де Аррабал и монастыря святой Урсулы, роскошен и величав алтарь иезуитской церкви Сан Ильдефонсо. И даже обитель ордена цистерцианцев в Толедо недопустимо красива с точки зрения сурового и аскетичного устава этого ордена - изначально она строилась для других хозяев, более склонных к роскоши.
По сравнению с другими толедскими храмами внутреннее убранство цистерцианского монастыря Санто-Доминго-эль-Антигуо весьма скромно, минимум украшений - но монастырь наполнен творениями Эль-Греко, и росписи монастырского алтаря принадлежат его кисти, и могила великого испанского художника находится в нем.
Поэтому в монастырь Санто-Доминго она зашла специально, сделав большой крюк по холодным, ветреным улицам. Ледяной иголочкой кольнуло внутри чувство опасности - но кольнуло тихонько совсем, и она уколу этому никакого значения не предала. Монастырь цистерцианцев в ее поисках никакого значения не имеет, заранее она его посещать не планировала и никому тем более об этом не говорила, решение пришло спонтанно и уже во время прогулки.
По правде говоря, внутри монастыря оказалось не теплее, чем снаружи. Спасибо, хоть ветра нет. Поеживаясь от холода и мечтая о чашке горячего кофе - где уж тут, в Испании, приличного чая найдешь! - она все-таки заставила себя сосредоточиться на картинах Эль-Греко. Сама не заметила, как оказалась возле алтаря и чуть не столкнулась с парочкой увлеченно о чем-то беседовавших духовных лиц. Причем говорили эти двое не на испанском, а вроде бы - она не очень разбиралась в языках на слух - на итальянском, и если один одет был, как положено католическому монаху, то второй явно был православным попом.
Забыв про Эль-Греко, она, не думая про приличия, невежливо уставилась на эту странную пару, и упустила из виду сразу множество мелких признаков, кричавших, что предчувствие опасности на входе в монастырь ее посетило совсем не зря...
***
Санто-Доминго - обитель гостеприимная, как и ее хозяин. Впрочем, формально падре Чезаре Паолини хозяином монастыря не был (да и быть не мог, ибо монастырь был женским), его аббатство располагалось в Италии - но он был уполномоченным ревизором Генерального Капитула Цистерцианского ордена, что распахивало перед ним двери любого из орденских монастырей. После скромной трапезы, единственно для поддержания телесных сил, но не для ублажения тела - хотя опять же, сладости монастырской выпечки были чудо как хороши - падре Паолини в сопровождении местной аббатисы показал отцу Савве монастырь. Аббатиса подолгу рассказывала о каждой картине Эль-Греко, особенно выделив "Срывание одежд" и серию "Апостоладо", хотя сербскому священнику больше понравилось "Воскресение" - самое раннее и светлое из "Воскресений", написанных художником. Еще отец Савва отметил про себя, насколько все же искусно Эль-Греко, ставший известным как испанец, но грек по рождению, сочетал традиции греческой иконописи и европейской живописи.
Вдоволь насладившись прекрасными картинами, отпустили аббатису и перешли к беседе. Начал цистерцианец:
- Фра Савва, еще раз примите мои восхищения. Набраться смелости и показать всем, к чему может привести дорога экуменизма... У меня бы не хватило духу.
- Спасибо, но... Разве католическая церковь не поддерживает идеи объединения церквей? Или неприятие экуменизма - ваша личная позиция?
- Католическая церковь поддерживает идею объединения всех христиан, а в идеале - всего человечества, под сенью креста Римской церкви, под властью Папы. И стремится использовать для этого идеи экуменизма. Однако... Игры с экуменизмом - опасные игры, и в Ватикане, боюсь, далеко не все это понимают. Главенствующее положение среди экуменистов занимают протестантские церкви, а отнюдь не мы, католики. Чем кончится эта дорога - ведает только Господь...
- Что ж, понимаю вас, фра Чезаре... С моей точки зрения сближение с протестантскими течениями для ортодоксальной церкви тоже гораздо хуже сближения с Римом. Хотя и Рим тоже не благо...
- А вы прямой человек, фра Савва... Для вас, как сына Сербии, Римская церковь и натовские бомбардировщики слились в одного врага... Увы, деяния политиков будут еще долго аукаться на Балканах ненавистью к слугам Римской церкви.
- Ненавистью к слугам Римской церкви аукались события Второй мировой войны, когда Святой Престол попустительствовал геноциду сербов на землях Хорватии. Сейчас те события уже почти забыты молодыми поколениями. И уверяю вас, Святой Престол в Сербии меньше всего связывают с американскими бомбардировщиками.
- Тогда почему вы настроены столь отрицательно к Римской церкви? Верность традиции?
- И это тоже. Что я за пастырь, если сам не ревную о догматах моей веры? Вы ведь верны Святому Престолу и гордитесь этим. Но не только это...Спаситель сказал: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". Именно ближнего. Всех любить - выше сил человеческих. Это удел избранных, святых и апостолов. А Католическая церковь хочет любить всех. Так не бывает, увы. Римская церковь - это церковь Западной Европы, в первую очередь. Святой Престол радеет в первую очередь о людях Запада. А во всем остальном мире следом за католическими священниками приходили солдаты и банкиры, грабившие до нитки новообращенные в христианство народы. И даже те народы, которые теперь принято считать Западом - поляки, например - далеко не равноправны с немцами и французами.
- А кем был Иоанн Павел второй, запамятовали? - падре Паолини улыбнулся.
- Один из всех поляков. Единственный. А остальных в Европу пускают только в качестве водопроводчиков. Поэтому единой церкви с единым главой быть не может. Каждый народ должен любить, пасти и окормлять свой собственный пастырь, для которого этот народ - его ближние.
- Вы умеете быть убедительным, фра Савва. Будь на моем месте какой-нибудь семинарист, ваши слова запали бы ему в душу. Если из сербов, как и из поляков, выбирать единственного для Рима, я бы рекомендовал вас, - цистерцианец склонился перед сербом в полушутливом поклоне.
- Лесть - это грех, достопочтенный сеньор аббат. Зачем искушаете слабого? - теперь уже в ответ кланялся отец Савва, - Да и куда мне пытаться в Ватикан пролезть, мне бы после выступления хоть в моей сельской церкви священником удержаться.
- А вот насчет этого беспокоитесь зря, - лицо католического аббата в миг посерьезнело, добрые лучики морщинок на худом лице стали холодными ледяными иглами, - от лица Святого Престола официально гарантирую, что в ведомстве Патриарха Иринея вас никто и пальцем не тронет.
- То есть? - и отец Савва будто наткнулся на невидимую стену, замер, в упор глядя на собеседника, - Что вы хотите сказать?
- Видите ли, в канцелярии Патриарха не ошиблись, отправив вас сюда, на эту конференцию. О вашей кандидатуре просили мы.
- И зачем же я так понадобился Святому Престолу?
- Нам известны ваши работы по гематрии и символике раннего христианства и гностических и пифагорейских сект. Мы тут столкнулись с затруднениями в истолковании некоторых символов...
- А зачем меня было сюда вытаскивать? Неужели нельзя было по электронке или по телефону?
- Нам бы не хотелось излишней огласки и лишних глаз...
- Честное слово, если бы сам не занимался историей сект и тайных обществ и не знал, сколько о них придумано небылиц, подумал бы, что вы меня втягиваете в какой то зловещий заговор...Да ладно уж, давайте, что там у вас, показывайте. Ну, удивили, нечего сказать...
***
- Объект продолжает контакт уже час двадцать три минуты. Звука нет, можем только наблюдать, чудовищная конструкция здания, аппаратура толком не может работать. Нет, искомые артефакты контакту пока не демонстрировались. Вас понял, продолжаю наблюдение. Вас понял, группа зачистки -готовность ноль.
***
- А вы уверены, что именно это хотели мне показать? Какой-то этот документ... недревний.
- Мог бы соврать вам, фра Савва, что это копия, но не буду. И не из-за монашеских обетов, - тон итальянца шутлив, а лицо было серьезным, - Документу нет еще и ста лет.
На листе, извлеченном из потайного ящичка в боковой стенке алтарного престола - ящичек, вообще говоря, серьезным хранилищем тайн ну никак не выглядел, и даже махонького замочка на нем не было, просто выдвижной малозаметный ящичек, и все - были нарисованы три круга. Один круг большой, и два поменьше - вписанных в первый большой круг. Вверху большого круга стояло число 888, внизу - римские цифры III и M. В правом малом кругу был изображен стилизованный орел, в левом малом кругу - какой то цветок.
- Хм... Еще и ста лет нет, говорите? - серб усмехнулся, - Это кому могло в двадцатом веке взбрести в голову восстановить именем Христовым империю Карла Великого? Гитлер пытался, конечно, но тогда при чем тут церковь и имя Христа?
- Вы так, сходу, смогли расшифровать символы? - падре Паолини всплеснул руками.
- Ну а что тут сложного? Только не говорите мне, будто не знали, что в цифровой записи греческие буквы имени Иисуса дают 888. Геральдические символы тоже широко известны: орел до сих пор на гербе Германии, а лилия во всех рыцарских романах воспета как символ французских королей.
- Да, но... что значат римские цифры - три и тысяча?
- А ничего не значат. Потому что это не цифры. То, что вы приняли за тысячу, М - это символическое обозначение орла, то есть земной императорской власти. А то, что вы приняли за тройку, III - символическое обозначение лестницы, то есть церкви. Символы небесных сфер - малых кругов, объединенных Божественной мудростью - большим третьим кругом, известны еще с тринадцатого века минимум, они встречаются у Данте в "Божественной комедии". Вот и получаем в сумме - премудростью Божией и именем Христовым объединяются Франция и Германия - составные части былой Франкской империи, а в объединении на равных участвуют светская власть и церковь. Такой символизм хорошо подошел бы средневековью, но ума не приложу, кто такое мог сочинить в веке двадцатом. И все равно не понимаю, почему нельзя было мне это скинуть на мэйл.
- Тогда... Посмотрите, пожалуйста, еще...
- А это было не все?
- Нет, вот, пожалуйста.
Из ящичка появился еще один лист - без рисунков, но с текстом. Текст был на трех языках - немецком, английском, французском. Три надписи на трех языках вверху листа гласили: "Отныне хранимы". Дальше следовал текст - опять же, в троекратном переводе - который, судя по всему, описывал место хранения.
"В святыне двух вер, в обители Бенедикта, в святом склепе без святого"
- Фра Чезаре, ну это ведь даже не гематрия и не оккультные символы. Честное слово, здесь же прямым текстом...
- Я тоже знаю, что речь о Кентерберийском соборе Христа. Фра Савва, читайте дальше!
С небольшим отступом дальше шли строчки: "Где по законам развития несовершенство славы преобразится в первое совершенство числа, где в центре креста цветет сердце розы, в вершине севера Иерусалимского города, в ее глазах".
- Хм... Тут придется думать. Крепко думать, - отец Савва не то что расшифровать, прочитать с ходу не смог нагромождение помпезных фраз. Пришлось перечитывать строки на каждом из языков, чтобы до конца уяснить смысл.
***
Объект демонстрирует артефакты контакту. Нет, звука нет!! Я не умею читать по губам на всех европейских языках!! Да, говорят не по-английски, да, и изображение недостаточно четкое. Да, ликвидация объектов, вас понял. Артефакты изъять, вас понял. В помещении посторонние, их статус? Да, общая ликвидация, имитация террористической атаки, вас понял.
Группа зачистки - на выход! Группы прикрытия и обеспечения - приготовиться!
***
Начало нападения она просто позорно проморгала. Секунду назад было все чинно и благолепно под сводами храма, а сейчас на ее глазах католический священник валился на пол с вишнево-красным пятном пулевого отверстия на лбу. И ведь была же какая то суета снаружи, во внутреннем дворе монастыря, но не обратила внимание, не почувствовала, на напряглась. Досадуя и кляня себя, на чем свет стоит, она метнулась к алтарю - только там можно было хоть как-то укрыться от пуль. Ни оружия с собой, ничего! И не понятно, чем все вызвано, почему стреляют не только в нее, а во всех подряд, ничего вообще не понятно. В храмовую залу черными беззвучными тенями втекали бойцы - обтягивающие тело боевые комплекты, лица в масках, мини-автоматы с глушителями.
Рядом с ней, вдавив ее с разгона в стену всей массой отнюдь не маленького мужского тела, бухнулся на пол православный поп. Ничего себе, ну и реакция у батюшки! Видимо, сильно жить любит, если так резво прятаться полез.
- You smoke? - священник требовательно затряс ее за плечо, вращая ошалелыми глазами.
Он что, от страха умом тронулся? Нашел, о чем сейчас спрашивать!
- You have a lighter? - поп продолжал сипеть сдавленным шепотом прямо в ухо.
Она не курила, бросила три года назад - да и не покуришь сейчас особо в Европе - но источник огня всегда с собой старалась носить на всякий случай.
- Yes! - и сунула ему в ладони зажигалку, лишь бы чокнутый поп успокоился.
Ладони оказались неожиданно твердыми и сухими. Совсем ненапуганными.
Поп высек пламя, крутанул рычажок, и поджег какой то лист бумаги, скомканный у него в кулаке. Огненный шар, брошенный на пол, покатился, дымя - чтобы быть растоптанным ботинком боевика. Человек в черном схватил догорающие остатки, даже не посмотрев на вжавшихся в стену людей, попытался погасить - но бумага уже рассыпалась серым пеплом. Только после этого боец обратил внимание на девушку и попа, дернул стволом оружия, но наткнулся на спокойный взгляд священника. Взгляд и голос:
- I remember lyrics.*
Человек с автоматом замер, в упор глядя на попа внимательными немигающими глазами, потом развернулся, махнул своим, и черные тени так же бесшумно заскользили к выходу. Уже в воротах храма двое из них остановились и дали несколько коротких очередей по стенам, а потом исчезли в свете проема открытых дверей, словно кошмарное наваждение, под цоканье пуль и шорох осыпающейся штукатурки.
Резко спавшее нервное напряжение буквально приплющило ее к полу. Священник вставал, покряхтывая - а она сидела, обхватив руками колени и пыталась заставить себя вспомнить. Вспомнить, чем ей так не понравился взгляд боевика. Что-то было в нем... неправильное. Получилось вспомнить лишь через пару минут, когда обеспокоенный ее состоянием святой отец попытался поднять ее с пола. Неправильным было направление взгляда! Человек с оружием поворачивал голову так, будто старался дать максимальный обзор кому то, заглядывающему ему через плечо. Он транслировал изображение через мини-камеру, закрепленную на воротнике - и просто ждал команд. И кто-то дал ему команду пощадить обреченных, потому что один из обреченных запомнил какой-то текст...
- Ой, пи..., во что я вляпалась то? - слова сами собой сорвались с губ.
Услышавший это поп прекратил ее поднимать и сам снова плюхнулся рядом.
- Так ты что, русская? - вопрос был задан на русском.
- Ну да...
- Тьфу ты, а я тебе на английском про зажигалку шептал...
- Ну я же поняла...
- А зовут тебя как, понятливая?
- Майя...
- Да уж, вляпались мы с тобой, Майя...
* Я запомнил текст (англ.)
II глава
Полиция приехала слишком быстро. Ну незачем несчастной девушке пересказывать по сту раз весь кошмар заново, отвечать на каверзные вопросы, чувствовать себя саму уже виновной в произошедшей. Отец Савва пытался ее побыстрее с территории монастыря вытолкать, не ее это туристическое дело - да не успел. Визги, вопли, монахини бегают, в них с Майей вцепились, орали что-то невразумительное, то ли в произошедшем обвиняли, то ли просили спасти и защитить. Священник еле-еле успел русской туристке шепнуть, чтобы про горевший лист ни слова не говорила - мол, пришли бандиты, постреляли, святого отца убили, и ушли, напуганные шумом, поднятым монахинями. Вроде поняла, что не стоит про такое рассказывать, головой кивнула многозначительно. Дай Бог, не дурочка, сообразит, что к чему и что можно говорить, а что нет.
Из монастыря их полицейским эскортом сначала в местное отделение, потом в центральное управление, а потом и вовсе в Мадрид поволокли, от Толедо до него недалеко. Ладно хоть наручники не одели. Вместе с ними аббатису забрали и еще пяток монахинь - для объема показаний. Наличие священника, пусть даже и православного, в женском католическом монастыре для полицейских и следователей удивительным не показалось, а вот к Майе прицепились. На ее внешний вид среагировали. Брюнетка, но глаза голубые, короткая стрижка под мальчика, никакой косметики, но в носу пирсинг, в губе пирсинг, все ногти в разный цвет выкрашены, хотя и не отрощены, футболка черная в обтяжку с портретом Че Гевары, под которой явно никакого белья нет, армейские брюки камуфляжные со множеством карманов и тяжелые кожаные ботинки. В дополнение ко всему за плечами рюкзак с изображением костей и черепа. Эх, Европа, Европа со своей толерантностью, в Сербии девушку в таком виде к храму Божию и близко не подпустили бы. В понимании испанских блюстителей порядка именно так, похоже, пособницы террористов, нападающих на церкви, и должны были выглядеть - а может, им просто на грудь Майи, просвечивающую сквозь футболку, пялиться нравилось. К монахиням, по крайней мере, вопросов было гораздо меньше - их из кабинетов следователи довольно быстро отпустили и велели в холле ждать, уже и отец Савва в том же холле шагами пол мерил, а Майи все не было.
Промурыжили их до глубокой ночи, а потом на улицу выкинули. Спасибо, сеньори, больше вы нам ничем помочь не можете, вопросов к вам больше не имеется, до свидания. Можете домой добираться, в Толедо. За монахинями автомобиль приехал - они там все кое-как поместились, а отцу Савве и Майе места не хватило, на них не рассчитывали. Остались они вдвоем посреди ночного Мадрида. Для кого-то остаться вдвоем посреди ночного испанского города вдали от дома покажется очень романтичным приключением, для кого-то - огромной проблемой. Отец Савва к разъездам был привычен, документы всегда с собой и энная сумма в кармане - тоже, да и Майя путешественницей оказалось бывалой, к тому же в ее пиратском рюкзаке обнаружился планшет с доступом в сеть, поэтому сориентировались они довольно быстро, поезда до Толедо, оказывается, и ночные бывают, а такси нанять по телефону до вокзала - и вовсе не проблема, у Майи роуминг был чуть не на полпланеты.
А вот чего у девушки не было - так это теплой одежды. И одежда православного священника ну никак не рассчитана на то, чтобы ее со своего плеча на чужое перевесить для обогрева, нету в церковном облачении подходящих для этого элементов костюма. А вокзал холодный, а поезда еще дождаться надо. Как то само собой получилось, что Майя к отцу Савве прижалась, а он ее еще и руками обхватил, чтоб потеплее было - страшно видеть было, как девушку от холода колотит. Стоят на испанском вокзале, обнявшись, русская туристка и сербский поп - не каждый день такую картинку увидишь.
- Отец Савва... я правильно вас... тебя... называю? А это ничего, что мы так вот...
- А ты мерзнуть хочешь? В общем так, дочь моя... это если ты меня отцом величать собираешься, - священник усмехнулся, - другому человеку помочь с чистыми помыслами - в том греха нет. А вот специально священника во грех вводить, плотскую страсть ему разжигая - это точно грех. Поэтому, пожалуйста, прекрати попой вертеть и об меня тереться. Стой спокойно и грейся.
Девушка обиженно хмыкнула:
- Как умею, так и стою. Холодно, вот и дергаюсь. Отец... Савва... а тебя... как на самом деле зовут?
- Смотри, отец дочь свою в объятиях греть еще может, а вот священнику с мирским именем Горан девушку по имени Майя обнимать никак нельзя, если она ему не венчанная супруга. Да стой ты, шучу я! Горан меня зовут, Горан Анджелич.
***
- Слушай меня девочка, слушай внимательно.
Мудрые наставления и душевные откровения очень хорошо идут под стук колес поезда - но поезд скоростной, рельсы идеально подогнаны, не стучат. И за окном пейзаж не мелькает - только огни ночные из тьмы высверкивают и во тьме же тонут.
- Если у тебя были какие-то планы, куда-то еще хотела ехать, дальше путешествовать - все забудь. Бегом на ближайший рейс самолета, и домой, в Россию. Даст Бог, там они до тебя не дотянутся. Жалко, у тебя с собой денег нет сразу на авиабилет. И у меня не хватит, даже если все свои добавлю. Иначе сразу бы из Мадрида надо было тебе в Москву выбираться.
- А кто это был? Кого надо бояться?
- Не знаю!! И тебе пытаться узнать не советую. Вообще про эту историю советую забыть и жить, как будто не было ничего. И вот еще что... как выйдем из поезда - беги от меня. Не знаешь ты меня, и не видела никогда. Возле меня теперь, насколько понимаю, опасно...
- Да что же это такое?..
- И даже вопросами про это задаваться не смей! Не интересуйся! Они за бумагой приходили, которая на твоих глазах сгорела. Я сначала подумал, просто всех убить хотят, кто ее видел, а Господь тут же надоумил - сжечь ее. Им не просто надо было, чтоб бумагу и ее содержание никто не видел, они еще и сами туда посмотреть хотели. Потому меня и не убили. И тебя заодно - ты бесполезный труп получалась, ненужный. Почему меня с собой не уволокли - не знаю. Может, замешкались, может, еще что. Господь нас спас.
- Горан, а зачем ты мне?..
- Чтоб больше не интересовалась! Я тебе рассказал только то, что ты и сама видела и до чего, в принципе, своим умом дойти могла. Еще и объяснил - чтобы опасные мысли не думала и любопытством не терзалась. Меня - забудь! Все происшедшее - забудь! Деньги возьми, и первым же рейсом - домой! Поняла?!
- Да...
Посмотрел отец Савва на глаза карие этой русской девочки, на нос и губу проколотые, на грудь, из футболки выпирающую - и здорово в ее понятливости усомнился, да только ничего больше придумать сказать уже не смог. Запустил руку себе в бороду, сжал крест нагрудный в кулак, так и просидел остаток пути до Толедо, мысленно молясь Господу о спасении своей спутницы.
***
Взяли отца Савву прямо у трапа самолета. Вроде бы уже международный аэропорт, нейтральная территория, но подлетела к самолету машина с тонированными стеклами, и высыпавшие из нее роем рассерженных шершней ребята в строгих костюмах подхватили несчастного попа под мышки, запихнули к себе в авто, помахали перед носом стюардессы какими то корочками, и были таковы.
Уже в машине священнику, зажатому между двух крепышей, те же корочки под нос сунули - Интерпол, международная организация. Границы им не указ. В чем его обвиняют, отец Савва даже и спрашивать не пытался. Понимал - бесполезно. На запястьях ему наручники защелкнули, на глаза повязку натянули, отняли сотовый и планшет - ни рыпнуться, ни вокруг посмотреть. Сидел себе спокойно меж конвоиров и, в который раз уже, молился, чтобы Майе дали улететь спокойно. Если она, конечно, решит улететь...
Везли долго, очень долго. Священник даже прикидывать начал, в Испании они еще, или уже нет. По приезду так этого и не понял - вытащили его из машины в каком-то гулком холодном помещении, чуть не бегом протащили такими же гулкими холодными коридорами и завели в маленькую комнату. Ну, или камеру. Спасибо - камера была не холодная, да и обстановочка какая-никакая, а имелась. Стены камеры успокаивали взгляд нежно-голубыми тонами, были в ней унитаз, умывальник, стол, стул и койка. Наручники с отца Саввы сняли, повязку с глаз сдернули, дверь камеры захлопнули... и забыли про него. Шесть часов никто не появлялся. Священник за это время успел вздремнуть и сильно проголодаться. Спасибо хозяевам тюрьмы, в кране вода имелась, хоть жажду можно было утолить.
Вместо обеда в камеру к Савве пришла женщина в сопровождении все тех же ребят в строгих костюмах. Вся из себя чопорная, поджатая, собранная. Концентрат административной и гражданской решительности и ответственности. Опять сунула ему под нос корочки - только корочки те были еще серьезнее. Гаагский трибунал, он же - Международный трибунал для судебного преследования лиц, ответственных за серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённых на территории бывшей Югославии с 1991 года. Серб на минутку даже засомневался, имеет ли его арест отношение к сгоревшим в Толедском монастыре бумагам, но суровая женщина сомнения эти быстро рассеяла, заговорив по английски:
- Гражданин Республики Сербия Горан Анджелич, вы обвиняетесь в преступлениях против человечности и в военных преступлениях, совершенных на территории Косово в 1998-1999 годах. У нас имеются многочисленные свидетельские показания и документальные подтверждения вашей преступной деятельности. Но вы могли бы смягчить свою участь. Я имею в виду недавние события в Толедо.
- А какое отношение эти события имеют отношения к Косово?
- По имеющимся данным, этот террористический акт был совершен группой с участием бывших сотрудников сербских спецслужб. По имеющимся у нас данным, вы можете иметь сведения об этой группе и ее участниках.
Отец Савва аж закашлялся. Грубого шантажа ожидал, угроз и пыток, но такого полета фантазии у судей международного трибунала... Злые сербы, стало быть, итальянского монаха застрелили. Ну-ну...
- Прошу прощения, а информации о том, что я Папу Римского убил, у вас нет?
На лице женщины не дрогнул ни единый мускул.
- Повторяю, господин Анджелич, трибунал по бывшей Югославии ждет от вас сотрудничества и надеется на ваше благоразумие. Не усугубляйте свое положение.
- Боюсь, ничем не сумею вам помочь.
- Думаю, вы ошибаетесь, господин Анджелич. Скоро вы полностью осознаете свою вину, глубоко раскаетесь и очень захотите нам помочь. Мы приложим для этого все зависящие от нас усилия. А начнем с очной ставки.
Дверь в камеру распахнулась, и на пороге в сопровождении двух охранников появилась Майя. Савва еле сдержался, чтобы не застонать. Сбывались самые худшие его опасения! Как ни странно, Майя совсем не выглядела испуганной, хотя лицо слегка осунулось. Увидев попа, она с порога камеры обиженно заявила по-русски:
- Горан, ну ты даешь! Ты мне почему не рассказал, что в югославской армии служил?!
***
Сидят вместе за столом бешеный пес сербской военщины, обагривший руки свои кровью сотен невинных косовских младенцев, и наркоторговка, всех бешеных сербских псов деньгами снабжающая. Кушают. Совсем старушка Европа после объединения из ума выжила, на гуманизме и уважении прав человека помешалась. Нет бы сразу двух этих нелюдей пристрелить, коли уж не позволяет врожденное человеколюбие применить к ним другую какую казнь, помучительнее - вместо этого их питанием обеспечивают на деньги честных европейских налогоплательщиков. И каким питанием! Ничего вредного, никаких тяжелоусвояемых животных жиров, никаких белков животного происхождения, никаких вредных углеводов - чистая вегетарианская пища и сахарозаменители.
Накушались нелюди, в сытной истоме от себя пустые контейнеры Доширака отодвинули, и начали между собой речи говорить.
- Думать надо, Майя, думать крепко и быстро, - серб себе думать руками помогает, уже всю бороду истеребил, скоро на клочки ее издергает, наверное.
Увидев Майю, пришлось сербскому военному преступнику Анджеличу на сотрудничество с Гаагским трибуналом соглашаться. Хоть и понимал, что его тайна - это гарантия его жизни, а страх за девочку полностью руки связал. Она то - ничего не знает, и нужна только для давления на него. А давить можно по-всякому, не обязательно сразу убивая насмерть. Можно медленно, по кусочку отрезать...
На самом деле, отец Савва много чего передумать успел, и мысли были всякие, и быть могло всякое. Могла вся эта тюрьма гаагского трибунала просто имитацией быть, могла и русская девочка подсадной уткой оказаться. Но опыт жизненный подсказывал священнику - нет, все на самом деле, без обмана, и поэтому - хуже некуда. Когда был он еще не попом, а заставником* в Приштинском корпусе Третьей армии Югославии, насмотрелся на европейских чиновников, вломившихся в Косово вместе с натовскими войсками. Дамочка-следователь была - из этих, вне всякого сомнения. Уж лучше бы бандиты их с Майей захватили, честное слово, там хоть какие-нибудь шансы были бы... а из тисков надгосударственной машины не вырвешься. Гаагская тетенька даже после согласия Саввы на сотрудничество ни словом не обмолвилась про истинные причины происходящего. Расследование деятельности сербских военных преступников и террористов - и все тут. А для этого расследования будьте так добры, господин Анджелич, вспомните, что говорилось про совершенные числа и розы с крестами в известном вам документе.
- Ты же им и так все сказал, Горан, - Майя выгнула брови вопросительным знаком.
- Они еще не разобрались с тем, что я сказал. И только поэтому, дочь моя непутевая, мы живы.
То, что Майя никакая не подсадная утка, Савве подсказывал уже не опыт воина, а опыт священника. Не было в девочке лжи. Дурость была, глупая бравада, смелость из-за незнания и отсутствия опыта - и что-то еще чувствовалось подо всем этим, непонятное, перед чем опыт священника пасовал. Непонятное - но, тем не менее, не ложь. Вся эта ситуация действительно была для русской полной неожиданностью, тут Савва не сомневался. Кстати, о русскости - гражданства Майя оказалась отнюдь не российского. Одна из миллионов осколков разбитого вдребезги СССР, Майя Терентьева была гражданкой Казахстана. Гражданство для евротрибунала оказалось еще одним косвенным доказательством ее противозаконной наркобаронской деятельности - дескать, возит дурман-траву и прочие гадости из Центральной Азии, а в Европе ее дружки-сербы эту гадость сбывают. Взяли Майю, как только она вернулась в гостиницу, туда же и пару килограммов наркотиков подбросили. Самое смешное - ее после ареста всерьез допрашивали, не верили, что в цистерцианском монастыре она случайно оказалась.
- Ты же вроде все понятно объяснил...
- Я могу что-то утаить, могу просто что-то неправильно вспомнить. Пока они ищут, мы в относительной безопасности - как источники информации.
- Тогда наоборот, лучше, чтобы они подольше искали...
- Кто ищет, тот всегда найдет, рано или поздно. Нам надо стать полезными в их поисках, надо дать правильные ключи и догадки. Тогда нас отсюда вытащат, задействуют в полевых условиях, так сказать. Пойми, Майя, они торопятся. Есть какая-то вторая сила, с которой они соперничают в своих поисках - кто быстрее. И если мы будем не в этой камере, а где-то в Европе, в каком-то городе - пусть и под охраной, есть шанс, что это вторая сила нам поможет.
- Горан, т-с-сс, нас же наверняка слушают...
- Майя, перестань. Они нам даже дают общаться, сидим сейчас за столом вместе... Они понимают, что мы понимаем, что они понимают, и так далее. Надо стать настолько нужными, чтобы выгоды от сотрудничества с нами перевесили риск потерять нас. По-моему, они как раз ждут, что мы с тобой что-то придумаем. На мое требование все время тебя видеть рядом легко согласились. Им позарез нужно успеть первыми, им сейчас любая помощь подойдет. Единственное, чего я не понимаю - это почему их Кентерберийский собор не интересует. Про него ведь чуть не прямым текстом говорится...
***
Втайне содеянное втайне же и судимо будет. А в Британии любые серьезные дела делаются только втайне. Потому все суды и разбирательства по результатам таких серьезных дел - сами понимаете...
Стоят навытяжку перед лордом-канцлером лорд-председатель Тайного совета, лорд-хранитель Малой печати и Кентерберийский архиепископ. В тайные суды буйную базарную хабалку демократию не пускают, должности премьер-министров и всяких прочих членов Кабинета здесь не ценятся, да и сам Кабинет министров - официально всего лишь один из комитетов королевского Тайного совета Великобритании, и этого положения никто не отменял.
Хмурит брови лорд-канцлер:
- Господа, я просил вас предоставить документы в мое распоряжение еще три дня назад. За три дня вы смогли только запутать дело! Где документы!?
- Они здесь, со мной, - лорд-председатель Тайного совета потянулся к папке.
- Вы даже не представляете, как я рад этому! - лорд-канцлер патетически всплеснул руками и зло усмехнулся, - А где они обретались в течение трех дней?! Насколько я понимаю, местом хранения для них был определен собор в Кентербери?
- Видите ли, - примас Англии, Кентерберийский архиепископ мнется, комкает в ладонях носовой платок. - еще в девяносто первом году они для лучшей сохранности были изъяты из крипты собора и переданы на хранение лорду-хранителю Малой печати...
- Так какого черта?! - лорд-канцлер багровеет.
- Произошла накладка, нескоординированные действия ведомств... Господин лорд-хранитель Малой печати не сразу смог установить их местонахождение... Но я вмешался, принял меры... Вот документы! - лорд-председатель Тайного совета, лицом белый как мел, с покрывшимся испариной лбом, бухнул раскрытую папку на стол. Лорд-хранитель Малой печати, ни жив, ни мертв, замер ледяной от страха статуей.
Лорд-канцлер мельком глянул на содержимое папки, сгреб его, сминая в хрустящую кучу, и швырнул в камин:
- По случившемуся недоразумению решение вынесет Ее Величество. Я вас более не задерживаю.
В камине, потрескивая, превращались в уголь бесформенные лоскутья телячьей кожи...
*заставник - прапорщик
III глава
Похоже, они уже в Германию въехали, на знаменитые германские автобаны. Машина не едет - плывет по дороге, никакой тряски, закроешь глаза - будто сидишь себе дома на уютном диванчике, расслабляешься после трудового дня. А как откроешь глаза... Окна все задернуты, от водителя салон перегородкой отделен, лица у сидящих вокруг... Да нет, обычные такие лица. Серьезные, с чувством долга и осознанием ответственности. Он бы таким лицам даже собственного ребенка доверил, наверное, будь у него дети и не будь в голове памяти о тайных строчках. Но поскольку память, увы, не подводит, и все хранит - с доверием к охраняющим его персонам у отца Саввы большие проблемы. Он то сам бы еще ничего, поверил бы в доброту людскую, но Майю усадили в другую машину, и что с ней - не говорят, и где та машина - следом ли едет, или уже свернула в какое лихое нехорошее место, где можно запросто пропасть не за грош - отцу Савве неизвестно, и вот в доброту окружающих людей к Майе священник никак поверить не может.
Выехали чуть ли не целой автоколонной - хоть и сажали сербского священника в машину вновь с завязанными глазами, а в гулком эхе бетонных стен мотора три-четыре как минимум урчало, на слух отец Савва еще не жалуется. А еще отец Савва не жалуется на умение читать людские лица - уже в европейских университетах, где обучение так толком и не закончил, посещал исправно курсы и факультативы психологии, интересовался всем, что с характером и мыслями человека связано. Потом опыт священника еще штрихов к навыкам молодости добавил... Не нравится ему, что за мысли на лицах охраны отражаются, в общем. Лица хорошие, а вот мысли на них...
Главный из охраны прижал мини-наушник поплотнее к уху, совсем помрачнел, и по переговорному устройству отдал приказ колонне на остановку. Сжал кулаки, разжал, и исподлобья воткнул взгляд в лицо сербу - будто штык-нож в мясо. Священник тихо вздохнул и кротко осведомился:
- Приказали поворачивать на Мюнхен?
Вместо ответа охранник коротко, без замаха, ударил отца Савву под дых.
***
- Запомни, сербская срань, - ствол пистолета ходит перед носом, туда-сюда, взад-вперед, - запомни хорошенько! Если ты еще раз посмеешь меня обмануть, я буду резать эту русскую сучку прямо на твоих глазах. Кусочек за кусочком. А потом то же самое сделаю с тобой.
Савва проводил глазами пистолет начальника конвоя в кобуру и мысленно перекрестился. Злой охранник - это хорошо. Охранник, теряющий контроль над эмоциями - это замечательно, это в тысячу раз лучше, чем бесстрастный следователь Гаагского трибунала. Угрозы - это хорошо, это значит, что от него, Саввы, что-то хотят, что он нужен. Обещания резать Майю - это великолепно, ему ее показали, она здесь, в конвое, рядом, в последней машине. Пока ему везет. Просто невероятно везет.
Везение началось за два дня до этого, когда Майя его в сотый раз попросила пересказать содержание сожженных бумаг. На этот раз она решила прицепиться к совершенству числа. Пришлось ей объяснять, что в средневековой Европе четные числа считались несовершенными, а нечетные - совершенными. Причин этого она так себе уяснить и не смогла, даже после подробных разъяснений, зато заинтересовалась примерами. Очень ее порадовало, что "777" - число весьма совершенное, потому что само по себе нечетное, и состоит из нечетных цифр, и цифр этих в нем три - тоже нечетное количество. Для ясности отец Савва умолчал, что такие рассуждения в европейских головах стали возможны после распространения арабских цифр и арабской системы записи чисел с нулем - но Майю уже несло. Девушка вспомнила - уж откуда она про это узнала, Савва уточнять не стал - что неонацисты приветствие "Хайль Гитлер" обозначают цифрой 88 - по порядковому номеру в немецком алфавите буквы Н, с которой по-немецки начинается и хайль, и Гитлер. Вспомнила, и радостно заключила, что число это насквозь несовершенное по причине своей удручающей четности. И так ему и надо, фашисту проклятому. А священника тут и торкнуло.
88 - "Хайль Гитлер" - славься, Гитлер. Несовершенство славы. Прибавляем еще восьмерочку - и получаем число Христа. Да, оно тоже четное, но цифр, его составляющих - три. Тройка - первое совершенное число. А откуда у нас нацизм пошел?... Странная, конечно, ассоциация - имя Сына Божъего и имя величайшего преступника двадцатого века вместе, но бумаги не были древними, а в двадцатом веке единство Европы - это только Гитлер. Да и Ватикан заигрывал с национал-социализмом, особенно в начале создания третьего рейха. Отметились католические отцы и при зарождении Национал-социалистической немецкой рабочей партии, и - прежде всего - при зарождении тайных мистических обществ, этой партии предшествовавших, о чем много написано умных и не очень умных книг, и многие из этих книг отец Савва внимательно читал. Третий рейх и Святой престол заключили официальный конкордат - договор о гарантиях церкви - сразу же по пришествии Гитлера к власти. Потом, конечно, фюрер с попами разругался в пух и прах, но престол святого Петра к нацизму - и даже к совсем уж безбожным СС - благоволил вплоть до 45 года, и многие наци скрывались от правосудия союзников в католической Латинской Америке с помощью Ватикана.
Так что... Совсем уж хотел было сербский поп нужный пункт следования тюремщикам своим указать, но сдержался. Состорожничал. Чуть в сторону маршрут решил повернуть, в Вену, чтоб поездить подольше. Мало ли, что в дороге случается... Затребовал к себе следователя, и все ей как на духу рассказал: 888 - это отсылка к Священной Римской империи, но с учетом переноса ее столицы в Вену и переименования в Австрийскую империю, на месте можно будет понять точнее... наплел с три короба, ему все равно не поверили, но те, кто отца Савву и Майю в узах держали, очень торопились. Им нужно было срочно разыскать нечто, о чем в сожженном священником тексте говорилось. Только на это, собственно, у сербского иерея надежда и была. И надежда эта оправдалась.
Сразу после дамы-следователя заявился в камеру к священнику мужчина очень серьезной наружности и стал много вопросов про Вену задавать - Савва сразу смекнул: этот будет руководить поездкой. И еще не смекнул, но почувствовал: этот - из военных. С боевым опытом. И с ненавистью ко всем сербам мира. В Косове был, и, чувствуется, не только в Косово. Много где отметился на балканских землях. И значит - этого можно разозлить, чтобы злость и ненависть ему глаза застили, думать мешали, анализировать. А разозлить такого человека просто. Достаточно ему биографию отца Саввы рассказать.
Родился в семье очень большого сербского чиновника, который в 90-е на дружеской ноге с самим Милошевичем был. С детства имел все, что хотел и сколько хотел, ни в чем себе не отказывал. Из-за странного для золотой молодежи увлечения гуманитарными науками объездил почти все лучшие университеты Европы - но из-за весьма обычного для золотой молодежи легкомыслия ни один из них не закончил. Потом связался не с теми людьми, вляпался в очень нехорошие дела, чуть не загремел в тюрьму - хорошо, папочка отмазал. Отмазать-то отмазал, но все равно, взбешенный поведением непутевого отпрыска, загнал отбившегося от рук недоросля в места, где дисциплину учат уважать. Сиречь - в армию.
А дальше произошло то, чего быть не может, потому что не может быть никогда. Недорослю в армии понравилось. Тогда шла волна возмущения вмешательством евпропейских стран в гражданскую войну на стороне хорватов и словенцев, кругом кричали о защите отечества, и Горан - до отца Саввы было еще далеко - проникся. Взаболь стал родную Сербию защищать, и дозащищался до звания заставника и времен ввода войск НАТО в Косово. Из Косово Горан вернулся с твердым убеждением, что всерьез родную Сербию никто никогда защищать не собирался. Он навсегда запомнил трусливое и бессильное стояние на аэродромах сербской авиации во время натовских бомбежек, навсегда запомнил переполненный страхом приказ уходить из мест постоянной дислокации во избежание контакта с натовскими войсками. Навсегда запомнил отчаяние в глазах косовских сербов, когда сербская армия колоннами покидала край.
Разочаровавшись во всем и вся, дальнейшим событиям в Белграде уже не удивлялся. Падение и арест Милошевича не лучшим образом сказались на карьере отца Горана, все изобилие и роскошь жизни как-то сразу закончились, из армии - вернее из того, во что она превратилась - Горан уволился. И - подался в слушатели духовной семинарии. После всех жизненных потрясений пытался найти новый смысл жизни, пытался понять душу человеческую, столь легко предающую своих близких и свои идеалы. Кое-что понял - благодаря усилиям ли преподавателей семинарии, или собственным душевным усилиям, то неважно. А поняв, постарался удалиться от столицы как можно дальше, и жить как можно тише и рассудительнее. Получалось, правда, не всегда - из под рясы отца Саввы все время вылезал горячий Горан, и отцу Савве каждый раз стоило больших усилий заталкивать его обратно.
Майя, историю Горана-Саввы выслушав, удивилась - чего его на воспоминания о жизни понесло, никак помирать собрался от рук врагов нечестивых. На это отец Савва смиренно ответствовал, что все в руце Божией, а отчаяние есть смертный грех. И совсем несмиренно возликовал в душе, когда пришедший с очередной порцией вопросов про Вену мужчина очень серьезной наружности посмотрел на священника с нескрываемой злобой. Дошел рассказ до нужного адресата, и правда - каждое слово их с Майей здесь слушают. До того, что каждое слово по десять раз анализируют, Савва не додумался. А анализировали, похоже, очень тщательно, и до того, что правильной целью поездки должен быть Мюнхен, хоть не сразу, но догадались. Сопоставили его внезапное озарение и рассказ Майи про число 88.
- А теперь вставай, сербская срань! Дальше я хочу слышать от тебя только правду. Ты понял меня, или еще раз ударить тебя?
- Понял, понял, - серб с кряхтением поднялся с земли.
Их вывезли из тюрьмы - это везение. Глава охраны взбешен и от злости наверняка допустит ошибку - это везение. Но что будет с этим везением, когда они достигнут цели и найдут то, что искали, отец Савва боялся даже подумать...
***
Вот уж никак не ожидал Савва, что у такой серьезной организации, как Гаагский трибунал, собственной картографической системы не окажется. Начальник охраны на полном серьезе предлагал изучать схему Мюнхена в выведенном на экран планшета окошке Гугла.
- А ничего посерьезнее у вас нет, что ли?
- Чем тебе Гугл не нравится? Все, что нужно, там есть. Или опять собрался за нос меня водить?
Пришлось смириться, и прогуляться курсором по плоским блеклым улицам гугловского Мюнхена. Аналитическая служба у Гаагского трибунала (или кто их там на самом деле с Майей захватил) все ж таки была не очень. До Мюнхена - додумались. А вот дальше - не смогли, хотя, с точки зрения отца Саввы, дальше то как раз не было ничего непонятного.
Стрелочка двигалась вдоль линий улиц Мюнхена, показывая очевидное: центральные католические церкви Мюнхена - Азамкирхе (она же церковь Святого Иоанна Непомука), Театинеркирхе (церковь Святого Каетана), церкви Святого Михаила и Святого Петра своим положением образовывали крест, в центре которого...
***
- Поймите, мы делаем все, что можем. Громадные технические возможности - это у наших заклятых заокеанских союзников, у Евросоюза технические возможности гораздо скромнее.
- В ваше распоряжение переданы контакты даже в Европейском космическом агентстве, и у вас хватает наглости говорить о недостатке возможностей?
- Да, представьте себе, хватает. У европейских спутников нет такого плотного охвата территории, как у американских, даже в самой Европе - куча слепых пятен постоянно. Я уж не говорю о контроле за эфиром и интернетом - здесь мы не то что сами не можем все прослушать, мы боимся, что прослушают нас. Связь с моими агентами и доверенными лицами сейчас идет только через курьеров, в личном контакте, никаких телефонов и е-мейлов, курьеры делают по тысяче километров за день, даже спят в машинах и самолетах. Вы думаете почему я настаивал на личной встрече и только в этом месте, из снобизма и экстравагантности, что ли? Только здесь я могу быть уверен, что нас не прослушают, не снимут, не просканируют.
- Тем не менее, я жду доклада о проделанной работе и достигнутых результатах. Мне - всем нам - нужны результаты!
- Контролируются подъезды ко всем спецобъектам ЦРУ на территории Западной и Центральной Европы. В настоящее время подозрительная активность наблюдается на четырех из них - два в южной Франции, один в Португалии и один в северной Италии.
- Что за активность?
- Значительные перемещения авто- и воздушного транспорта. На территорию спецобъекта в Португалии въехали минимум восемнадцать автомашин за последние сутки. С территории спецобъекта в Италии вылетели три вертолета, два из них приземлились на территории Швейцарии, один - на территории Хорватии. С территории объектов во Франции выехали автокортежи из десяти-пятнадцати машин. Один из кортежей направляется, судя по всему, на спецобъект в Португалии, второй кортеж в последний раз наблюдался на территории Швейцарии.
- Что значит - судя по всему? Что значит - в последний раз наблюдался?
- Мы не можем контролировать даже полицейские видеокамеры возле спецобъектов - их программное обеспечение завязано на Виндовсе, янки могут перехватывать управление ими в любой момент. За последние двое суток изображение с камер слежения у названных объектов пропадало в общей сложности уже пятнадцать раз. Мы не можем вести кортежи только электронными методами, передавая их по секторам. С вертолетами легче, их мы ведем локаторами, но их перехват в случае необходимости без серьезнейших дипломатических осложнений невозможен.
- А наблюдение оперативными группами местных полицейских и местных спецслужб?
- Повторяю, поймите, мы не можем поручиться за безопасность собственного эфира. Американцы слушают все и вся. Приходится разрабатывать легенду для каждой конкретной местности и силовой службы, максимально похожую на правду. В Португалии сейчас идет операция по перехвату большой партии наркотиков, во Франции - выявление каналов нелегальной иммиграции, и так далее. Задачи спецслужбам приходится давать максимально общие, если янки засекут переговоры о конкретном кортеже на конкретном направлении, они моментально насторожатся. Поэтому взаимодействия между разными спецслужбами нет, идет массовый поток информации, из которого мы стараемся выудить нужные нам вещи. А обратная связь - либо через курьеров, либо в виде условных сигналов по заранее разработанным схемам. Но схем не всегда хватает на все случаи жизни...
- В общем так - делайте что хотите, как хотите, но найдите место, где они держат этого сербского попа. Найдите и отберите его у них! Любой ценой! Повторяю - любой!
***
- Ты уверен, серб? Или снова лжешь?
- Смотрите сами. Церкви образуют крест, в центре которого - собор нашей любимой дамы.
- Чего-чего?
- Это дословный перевод полного названия собора с немецкого. Собор Пресвятой Девы Марии. Фрауэнкирхе.
- А при чем тут сердце розы?
- Классический средневековый термин гематрии, довольно широко известный. Не понимаю, почему ваши специалисты его не смогли распознать. Он даже у Данте встречается. Роза - символическая геометрическая иерархия величайших святых церкви. В центре этой иерархии - то есть в центре розы - естественно, Богоматерь.
- А что тогда с иерусалимскими вершинами?
- Ну забейте изображение этого собора в поиск - сами поймете. У него две башни, купола которых символизируют, по замыслу строителей, купола небесного Иерусалима. На шпили денег не хватило, пришлось строить более дешевые купола, ну и вот так обосновывать архитектурное решение для горожан. Купола подобного типа вместо шпилей довольно типичны для поздней готики в южной Германии.