Своего деда по отцовской линии я почти не знал. Осталось лишь несколько обрывочных воспоминаний из далёкого детства, парочка совсем-совсем смутных кусочков памяти. Поэтому и известие о его смерти не стало для меня горем. Скорее это была мрачная весточка из прошлого, которое я едва-едва припоминал.
Отец, сославшись на здоровье, ехать на похороны отказался, поручив эти заботы мне. Его отношения с дедом были весьма натянутые после одного случая, что произошёл ещё до моего рождения.
Думаю, здесь стоит рассказать поподробнее. Фраза "Седина в бороду - бес в ребро" всем знакома? Уверен, что всем. Так вот, это про моего деда. Будучи уже в довольно преклонном возрасте, он внезапно бросил мою бабушку и женился на совсем молодой деревенской девушке. Бабуля восприняла это стойко, по крайней мере внешне. Оставила своему бывшему дом в деревне, а себе - квартирку в родной Казани. До сих пор в ней живёт, в двух кварталах от нас. Но о деде с тех пор не то что говорить, слышать не желает. Словно и не было его вовсе. Теперь, когда кто-то случайно упоминает о нём в застольных разговорах - бабушка непременно начинает скандал, да такой, что хоть под лавку прячься. Ей мы про смерть бывшего супруга даже сообщать не стали. Себе дороже. Что поделать, глубоко засевшая обида не исчезает даже спустя долгие годы.
Надо сказать, после того как родился я, дед неоднократно пытался наладить отношения с моим папой. Писал письма, приглашал с семьёй погостить, и мы даже пару-тройку раз приезжали (без бабушки, разумеется). Но что-то там у них не клеилось. Да и я как на зло портил всем отдых. Начинал болеть, хиреть, и не вылезал из постели. Видимо, плохо переносил деревенские условия. Сами знаете, там и вода другая, и воздух не городской. Детскому организму бывает сложно приспособиться к такой перемене мест. По крайней мере, так думали мои родители.
В общем, когда нам пришла телеграмма с печальной новостью, мне уже стукнуло 23 года, и деда я едва-едва помнил. Отец, как я уже говорил, от поездки на похороны отмахнулся; мать, будучи женщиной городской и любящей комфорт - тоже предпочла остаться дома. С бабушкой, думаю, итак всё ясно.
Предстояло одинокое путешествие в глухую деревню, но это обстоятельство меня ничуть не пугало. Даже наоборот, вдохновляло на поездку. Дело в том, что семейный драндулет я терпеть не мог, а вот в своём мотоцикле души не чаял. На нём и отправился. Выехал около шести часов утра и, сверяясь с навигатором, ринулся прочь из пропахшей бензином Казани.
Рассвело быстро. Начался один из тех редких летних деньков, когда солнечно, тепло, но совсем не жарко. Гармония в чистом виде, особенно для мотоциклиста. Вскоре Казань осталась позади. Мимо начали проноситься уходящие в горизонт поля и ярко-зелёные холмы. Вид полностью освободился от городских высоток, открыв взгляду стены мерно плывущих кучевых облаков. Не смотря на цель моей поездки, настроение поднималось само собой. Созерцание просторов захватило меня, как захватывает любого городского жителя, привыкшего к проспектам и переулкам.
Остановился я лишь четырежды - один раз, чтобы перекусить в придорожном кафе, один раз для дозаправки, и ещё два раза по естественным нуждам. В целом - домчался с ветерком, и около полуночи уже подъезжал к деревне. Навигатор ни разу не сбился, отчего я продолжал уверенно ехать, разрывая светом фары сгустившуюся впереди темень.
"Малая Атневка. 1 км" - наконец-то промелькнул синий указатель. Вскоре из-за облачной завесы показался месяц и вокруг стало гораздо светлее. Я прибавил газу. Усталость уже начала давать о себе знать, мне хотелось как можно быстрее слезть со своего железного коня и приземлиться на что-то более удобное. На старое деревенское кресло, к примеру. Перед глазами уже стояла картина, как безутешная вдова деда поит меня чаем и рассказывает про жизнь со своим почившем мужем. Конечно, немного эгоистично грезить о таком при сложившихся обстоятельствах, но спина дико ныла от долгой поездки, а желудок требовал хоть какого-то ужина.
Ночная деревня встретила меня темнотой и молчанием. Ни стрекотания сверчков, ни далёкого лая собак. Атмосферненько, ничего не скажешь. Света в окнах тоже почти не наблюдалось. Так, пара тусклых огоньков вдалеке. Я сбавил ход, пытаясь разглядеть при свете луны номера домов - "ул. Пролетарская, 22", "ул. Пролетарская, 21" - мне был нужен четырнадцатый.
Стало заметно прохладнее и я невольно поёжился. Деревенского уюта совсем не чувствовалось, место казалось запущенным, едва держащимся наплаву. Многие дома стояли покинутыми, с давно заколоченными окнами. Даже в темноте было заметно, что деревня умирает.
Ещё несколько мрачных покосившихся изб и я увидел нужную. Выглядела она более-менее ухоженно и в ней, что самое главное, горел свет. Этот факт меня несказанно порадовал, так как холодок от окружающей атмосферы уже начинал испытывать мои нервишки. Ночь, луна, мёртвая деревня - сами понимаете, какие тут приходят ассоциации. Приятного мало.
Я кое-как закрепил мотоцикл на лужайке, приковал его к дереву, и заботливо накрыл припасённым целлофаном. После перевёл свой взгляд на дверь, что прилегала к дому, и вела, судя по всему, во внутренний двор. Сбоку от неё обнаружился электрический звонок. Это меня снова чуть-чуть обрадовало - после того как стих шум двигателя, казалось, что даже тихий интеллигентный стук прогремит как бас-бочка на рок-концерте. Долбить кулаками по двери дома, в котором лежит гроб с покойником, мне совсем не хотелось. Неприятно, да и вдову напугать можно.
Я вдавил кнопку и мелодичный звонок глухо отозвался где-то в недрах дома. Послышались шаги.
- Эй, кто там? - рявкнул хриплый мужской голос.
Холодок вновь прошёл по моей спине. Я ожидал услышать голос Валентины, вдовы деда, но никак не пропитый мужицкий бас. Мне пришлось заставить себя ответить:
- Это Стас, внук Игната Евгеньевича... Нам вчера телеграмма пришла, - неожиданно высоким голосом выдал я.
- А... внук, - немного замявшись произнёс человек за дверью.
Прошло ещё одно тягучее мгновение и тишину нарушил звякнувший шпингалет. Дверь открылась и я ахнул. На пороге в полумраке стоял свирепого вида мужик, и целил в меня пистолетом. Мне захотелось убежать, но шок не дал сделать и шагу.
Сверля меня глазами, мужик плавно поднял оружие и перекрестил меня им.
- Со мною крестная сила и свинцовая воля, - прохрипел он. - Изыди, ежели нечистый!
Закончив фразу, он опустил пистолет, но буравящего взгляда не отвел.
- Не хреновые у вас тут м-молитвы, - пискляво отозвался я.
- Ты это, - вздохнул мужик, - извини. Так надо было. Опосля сам всё поймёшь. Заходь в хату.
Незнакомец скрылся внутри. Я, всё ещё опешивший, остался стоять на пороге.
- Ну ты чего, живей давай! - рявкнул мужик из дома.
Вздрогнув, я очнулся, быстренько забежал внутрь, и судорожно защёлкнул шпингалет. В доме передо мной предстала ожидаемая, но всё же неприятная картина: ряд табуреток и открытый гроб поверх них. Я отвёл взгляд от лежащего в нём тела. Впустивший меня мужик стоял у окна и тем же сверлящим взглядом смотрел на противоположную от входной дверь, которая, скорее всего, вела в другие комнаты.
- Э-э-м, вы кто такой будете? - стараясь придать голосу мужественный тембр, спросил я.
Мужик вздрогнул и обернулся в мою сторону. При жёлтоватом свете электрических ламп мне наконец-то удалось разглядеть его лицо. Круглое, с курносым носом и густыми усами под ними, оно больше не казалось мне зловещим. Скорее добродушным, но чем-то напуганным. Сам незнакомец тянул лет на шестьдесят-шестьдесят пять, был тучен и кучеряв.
- Я... Сергей Николаевич, - ответил он, замявшись, - товарищ твоего деда и местный плотник. Эт я для него гроб сколачивал.
- П-пасибо, - мой голос снова перешёл на неуверенный мальчишеский фальцет, - А вы, собственно, что здесь делаете? Где... Валентина?
Сергей Николаевич нахмурился и приложил к губам указательный палец.
- Валентина... - тихо проговорил он, словно стараясь собраться с мыслями. - Она где-то в соседних комнатах. Но ты её не зови. И не ходи к ней. Ежели сама придёт, то ладно... Но близко к себе всё равно не подпускай.
- Что тут вообще проис... - начал было я, но плотник не дал мне закончить.
- Слушай меня внимательно, - также тихо продолжил он. - Я сегодня здесь дежурю по жребию. Мне местной управой было велено сидеть у тела и дожидаться родню. По правде, мы думали, что вся семья приедет. А ты один... Один это, конечно, плохо.
Сергей Николаевич на мгновение задумался, затем встрепенулся и, махнув рукой, проговорил:
- Ну и хрен с ним, что один. Я свою задачу выполнил, родню дождался. Всё...
На его лице проступил пот. Плотник сунул руку в карман и снова достал пистолет. Моё сердце вновь ёкнуло.
- Вот, возьми, - сказал он и протянул мне "Макарова". Я неуверенно принял оружие. - С ним тебе будет спокойнее. А с меня довольно. Дежурь, деда одного не оставляй. В доме с покойником человек должен быть, пока третий день не наступит. И эту гадину... ты её на расстоянии держи... Вот-с, вроде всё... Завтра, часам к десяти, вместе с мужиками поедем хоронить.
- Так, в смысле...
- Потом, всё потом, при свете дня, - снова перебил меня нервный плотник. - На любые вопросы отвечу, но днём.
Сергей Николаевич судорожно перекрестился, на этот раз уже без пистолета.
- Поверь мне, парнишка, вопросов у тебя будет... дохренище, - шёпотом подытожил он и торопливо ушёл.
Я остался один, ночью, в пустой комнате с покойником, за тридевять земель от дома. Напуганный плотник со своей сбивчивой речью произвёл на меня, прямо скажем, неизгладимое впечатление. Вот как это всё понимать? Я принялся нервно ходить взад-вперёд. Достал мобильник, чтобы позвонить родителям, но и тут меня ждало разочарование - связи не было, ни единой полосочки на дисплее.
- Великолепно, - тихо буркнул я и также тихо выругался.
Догадки меняли одну за другой, усиливая мою нервозность. Отчего я могу быть уверен, что этот мужик на самом деле плотник и товарищ моего почившего деда? Вдруг мне повстречался рехнувшийся грабитель? Забрал деньги, убил Валентину, а потом навешал мне лапши на уши. Мол, жуть какая-то твориться, к вдове не ходи, утром всё расскажу. А я-то, доверчивый дурак, ещё и пистолет у него взял! На меня мокруху и повесят. С другой стороны, может это действительно друг деда. Только слегка слабый на голову. Сидеть с вдовой у покойника никому не хочется, вот и запрягли местного раздолбая побыть рядом с Валентиной, чтоб вдвоём не боязно было. А он к ночи разнервничался, забуянил, и вдова от него заперлась... Ещё может, Николаич просто под мухой был. Люди в таком состоянии настоящие параноики.
Я заставил себя поверить в последнюю версию. Ну, говорят же, что в современной российской деревне бухают круглые сутки? Говорят. Сто процентов - плотник просто нажрался по грустному поводу, а я со страху этого не просёк.
Мне удалось заставить себя остановиться и сделать глубокий вздох. Посмотрел на время - 00:54. Гоня мрачные мысли, я ещё раз окинул взглядом комнату. Обои в цветочек, занавески с рюшами, гроб посредине. В углу - заставленный посудой столик с двумя табуретами. Над столиком виднелась угловая полка для икон, но самих икон не было. Мне снова стало тревожно. В мыслях опять всплыла версия с грабителем. Иначе куда могли деться иконы?
Я подошёл к столику и, выдвинув из под него табурет, сел. Посреди тарелок, чашек и консервных банок, стоял початый баллон пива. Ещё один, абсолютно пустой, валялся под столиком. Значит, я не ошибся. Всё-таки бухал плотник. Эта мысль кое-как приглушила искорки паники в моей голове. Я, отложив пистолет, взял початый пластиковый баллон, отвернул крышку, и залпом сделал несколько глотков пенного напитка. Остановился, чтобы отдышаться, и всосал остатки. Через минуту стало легче. Тишина больше не давила, встреча с рехнувшимся плотником уже начинала вспоминаться комичной, а не пугающей. Пиво оказалось довольно крепким.
Набравшись смелости, я подошёл к двери, решительно открыл её, и не колеблясь зашёл в темноту соседней комнаты. Ну не сожрёт же меня вдова, в конце-то концов! К чему эти детские страхи? Смех да и только. Увидев слева ярко освещённый проём, я свернул в него, и очутился в кухне. Здесь висела полноценная люстра с куда более мощными лампочками, отчего мне пришлось на секунду зажмуриться.
Открыв глаза, я увидел её. На вид худенькая, совсем юная девушка с округлым лицом и большими голубыми глазами. Её густые светлые волосы спускались до самой поясницы. Она сидела за пустым столом, одетая в белую ночнушку и с некоторым испугом смотрела на меня. А я на неё, почти не мигая. Её внешность заставила меня опешить. Девица словно сошла со сказочной открытки и скромно присела, грозясь вот-вот испариться, как мимолётное наваждение. Но она никуда не исчезала, продолжая изучать меня своими удивлёнными глазами, идеальными настолько, что даже не верилось.
- Привет, - очарованно проговорили мои губы. Голос автоматически стал по-идиотски ласковым, но я ничего не мог с этим поделать.
Незнакомка поразила меня, ввела в странный ступор, из которого я не мог и не хотел выходить. Подобные ощущения, хоть и гораздо более слабые, испытывали на себе многие. Толика таких эмоций приходит, когда тебе внезапно открывается прелестный пейзаж, который лишь пару мгновений назад скрывался за обыденным холмом. Частичка таких чувств рождается, когда входишь в прекрасный храм и удивляешься красотой убранства и величием его размеров. Но я почему-то уверен, что мало кто испытывал это чувство столь сильно. Чувство, далёкое от влюблённости. Скорее безграничное восхищение, чистое помешательство, не дающее хоть на секунду отвести взгляд.
Позже, я часто вспоминал эту встречу и могу сказать одно: из всего произошедшего со мной в той деревне, эти ощущения пугали меня сильнее всего. Наверное, никому бы не удалось описать их достаточно точно, слишком не естественно сильными и подчиняющими они были.
- Кто ты? - после долгой паузы спросил я.
Девушка жестом показала куда-то вверх. Мне не сразу удалось перевести свой взгляд в ту сторону, а когда удалось, восхищение смешалось со сверхъестественным страхом. Стену украшал чёрно-белый свадебный снимок. На нём был запечатлён мой улыбающийся дед, держащий под руку молодую невесту. Этой невестой была сидящая передо мной незнакомка.
- Ты Валентина? - сохраняя самообладание, спросил я. Девушка кивнула. - Но... но ведь это старое фото...
Вдова лишь грустно улыбнулась и пожала плечами, затем указала на меня и вопросительно подняла брови.
- Стас, внук Игната Евгеньевича, - не сразу поняв, что хотела сказать Валентина, представился я.
Вдова снова кивнула и вновь ответила мне грустной улыбкой. Я опять застыл, не в силах отвести взора от её глаз. Не знаю, сколько мне пришлось так стоять, но в итоге я всё же вышел из ступора и уселся за стол, лицом напротив Валентины. В кухне зависло молчание.
- Мои соболезнования, - сказал я, чтобы хоть как-то нарушить тишину.
Валентина кивнула.
- Ты... вы не можете говорить? - спросил я, стараясь снова не встретится с её открытым, пленяющим взглядом. Она опять ответила кивком.
В моей голове роились противоречия: На "ты" называть её неудобно, на "вы" - как-то странно. Валентина была женой моего деда и прожила с ним двадцать с хвостиком лет. Но смотря на неё, я не мог дать вдове больше девятнадцати, а то и восемнадцати полных годков.
Я поднял взгляд, чтобы спросить ещё о чём-то, и вновь попал в ловушку её глаз. Снова стал до безумия очарованным ею, на этот раз даже сильнее прежнего. Это чувство отрешённого благоговения завладело всем телом, и лишь где-то на задворках сознания мой разум бил тревогу от первобытного ужаса, чернеющей жути, что окутала в тот момент всю кухню.
Вдова медленно стала на ноги и неспешно начала обходить стол, при этом не спуская взгляда с моего лица. Я тоже продолжал смотреть на неё, неосознанно скалясь глупой безмятежной улыбкой. Она же улыбалась в ответ, всё так же грустно, но вполне искренне. Поступь девушки была тихой, абсолютно не слышимой. Смотря ей в глаза я не мог видеть ног, но складывалось впечатление, будто она идёт плавными аккуратными шажками, или вовсе плывёт по воздуху. Казалось, мои волосы встали дыбом, но я и не думал бежать. Валентина уже обогнула кухонный стол и вплотную подошла ко мне. Неспешно расстегнула свою белоснежную ночнушку, и та упала с плеч на пол, обнажив точёное тело. Вдова опустилась ко мне на колени, прильнула лицом к моему лицу, так близко, что я ощутил тепло её дыхания. Мы уставились друг на друга нос к носу, глаза Валентины моргнули (чуть ли не впервые за вечер) и я увидел то, что до сих пор не могу вразумительно описать. В черноте её зрачков замелькали лица всех тех, кого я знал и, возможно, когда-то любил. Девушки, начиная с первой школьной подружки и заканчивая понравившейся моделью из развратного глянцевого журнала - все они были в ней и все они становились ей - на миг, на секунду, меняя вдову до неузнаваемости. В итоге моё сознание сдалось, полностью подчинилось, стирая память, усыпляя остатки воли.
Голова отказалась запомнить, что случилось той ночью дальше. И, честно говоря, я благодарен ей за это.
***
Проснулся уже утром, от гулкого стука в дверь. Оглядевшись, обнаружил себя в незнакомой спальне и с ужасом понял, что произошедшее вчера - вовсе не сумбурный сон. Валентина лежала рядом, абсолютно нагая и такая же непреодолимо манящая, как прошлым вечером. Я поспешил отвернуться, пока она не проснулась. Мне вновь стало жутко. Что это было? Неужто пиво так подействовало? Да нет, ерунда, быть того не может. Но как тогда объяснить моложавую внешность вдовы? Чудодейственным эффектом свежего деревенского воздуха? Отмахнувшись от размышлений, я наконец понял, что тоже совсем голый и принялся искать одежду. Она была разбросана по всему дому, от спальни до самой кухни. Пришлось изрядно попрыгать, чтобы найти и напялить на себя всё снятое.
Стук в очередной раз повторился, а затем приправился нетерпеливой трелью электрического звонка.
- Стас! Ты там тоже сдох что ли? - раздался уже знакомый голос плотника. - Отворяй, екиры-мары!
Справившись с ремнём, я наконец подбежал к дверям и впустил импровизированную похоронную команду из местных мужиков.
Сергей Николаевич вошёл первым, а следом за ним все остальные. Плотник по обыкновению перекрестился и снова выдал нечто неадекватное:
- Ну что стоишь-то, раздвигай занавески, открывай окно, убирай горшки с цветками.
- Не понял? - вопросил я, подумав, что Сергей Николаевич ещё не просох.
- Чего ты не понял, городской? - сипло проговорил один из вошедших мужиков. - Нечистого покойника через дверь не выносят. Такой уж у нас обычай. Через оконце гроб переправим.
Я в очередной раз удивился, но виду не подал. Хватит уже этой кутерьмы. Чем быстрее мы закончим, тем скорее удастся уехать домой. Мне дико хотелось бежать из этой деревни не оглядываясь, и никогда больше про неё не вспоминать. К чёрту такую недвижимость. Всё сделаю, но обратно к местным обитателям даже на один час не вернусь. И своих не пущу, от греха подальше. Какая-то колония фриков-мракобесов, а не деревушка. К тому же мысль о том, что я переспал с дедовой вдовой, в то время как тело деда лежало в гостиной, выносила мой рассудок. Ещё немного и сам стану всех пистолетом крестить.
Пока "похоронная команда" возилась с крышкой гроба и забивала гвозди, я послушно освободил окно, после чего настежь открыл створки. Четверо мужиков взялись за гроб, тяжко крякнули, а затем подтащили деда к подоконнику. С улицы гроб приняло ещё четверо местных вместе с Сергеем Николаевичем.
Тело погрузили в кузов видавшего вида КамАЗа, туда же залезли мужики. Сергей Николаевич занял место водителя и жестом пригласил меня в кабину.
- Дверь можешь не запирать! В эту хату ворьё не сунется! - добавил он.
- А Валентину будить? - нехотя спросил я, уже выйдя из дома. - Она, по идее, с нами должна ехать.
- Ты давай не дури, - резко ответил плотник. - Мы с ней никуда не поедем.
У меня не было никакого желания настаивать. Я поспешил к грузовику и вскоре мы двинулись.
КамАЗ бодро помчался к окраине. Впереди виднелся лес и крыши амбаров местного колхоза, судя по зарослям, давно заброшенного.
- Ходил ночью к вдове? - без эмоций спросил плотник, когда мы выехали за пределы деревеньки.
- Ну ходил, - ответил я.
- Дурак! - резко воскликнул Сергей Николаевич и в сердцах ударил по баранке. - Я тебе что, вчера не ясно сказал?!
- Вообще-то ни хрена не ясно, - тоже распалился я. - Честно говоря, мне подумалось, что вы, извините, бухой.
- Городские, не верующие. Думается, выведывать, что с тобой ночью случилось, смысла нет. Да ты и сам вряд ли внятно объяснишь.
- Не хочу об этом рассказывать, - коротко отрезал я.
- И то верно, - кивнул плотник, не отрывая взгляд от дороги. - Я, по правде, и слушать бы не стал. Только расстраиваться.
Где-то минуту мы провели в молчании, после чего я не выдержал:
- Кто она? Откуда взялась? Что тут у вас вообще творится-то? - вопросы прозвучали нервно, однако дальше притворяться, что всё нормально было уже тошно. Так и рехнуться не долго. Мне хотелось узнать про разлучницу больше, чем упоминание в кратком папином пересказе.
- Я же говорил, что вопросов много будет, - улыбнулся Сергей Николаевич. - Ну так и быть, расскажу. Дай только до кладбища доехать, да движок заглушить. А-то больно шумно.
Добрались мы быстро. Нужное кладбище находилось рядом с соседней деревней, более живой и крупной, чем Малая Атневка. Собственно, рассказывать тут особо нечего. Похоронили деда быстро, без долгих разглагольствований. Моё участие ограничилось броском горсти земли на крышку гроба, после чего я поспешил к КамАЗу, где меня уже ждал плотник. Он сидел в кабине с открытыми дверями и неторопливо покуривал.
- Вот и не стало Игната. Хорошим мужиком был когда-то, - смотря в сторону кладбища, проговорил Сергей Николаевич. - Пока не встретил эту...
Я уселся на соседнее сидение и сказал:
- Вы обещали всё объяснить. Самое время.
- Тэ-э-э-к-с, с какого края подступиться-то... - Плотник задумался, вспоминая. - Ну, начну с того, что твой дед был человеком бойким и энергичным. В тот год, когда Игнат бросил твою бабку, ему было где-то пятьдесят два, но выглядел он куда моложе. Проблем у них никаких не было, жили душа в душу, пока она не появилась.
- Ну и? - вопросил я, не в силах терпеть размеренную речь Сергея Николаевича. - Откуда появилась-то? Ближе к делу.
- Чего "и"? Коли просишь рассказывать, то слушай, да помалкивай, - раздражённо ответил плотник. - Так вот, в то утро я, твой дед, и ещё пара местных мужиков пошли за грибами. Как раз ночью маленький дождик прошёл, погода была самая подходящая. Грибов вылезла - тьма, хоть обсобирайся. Мы, набрав полные сумки, сделали привал на одной из полянок и начали это дело отмечать. Хряпнули раз, другой. Хотели было уже уходить, как вдруг сверху что-то вспыхнуло, да так ярко, что мы аж зажмурились. Потом смотрим, а на небе росчерк, как от реактивного самолёта. Только росчерк этот совсем низко, к тому же, так сказать, направлен вертикально вниз. Ну, Игнат нам и говорит, что это, наверное, метеорит рухнул. Причём, судя по следу на небе, рухнул где-то совсем близко. Мы, будучи уже хорошо заправленными, жаждали приключений. Поддатые идиоты... В общем, решили метнуться и найти эту космическую каменюку.
- И? - не унимался я.
- Да ну не перебивай ты! - воскликнул Сергей Николаевич.
- Ладно, ладно, давайте дальше.
- В общем, небесный след вывел нас на гороховое поле. Смотрим, значит, ничего вроде как и нет. Никакого кратера, никакого дыма. Но мы-то весёлые, удаль через край плещет. Решили не сдаваться и пошли вглубь, мять гороховые стебли. Дед твой, как главный заводила, шагал впереди. Мы же следом топали, чуть поодаль. Вдруг видим, посреди поля белокурая девка стоит, голая, в чём мать родила. Только на ногах алые сапожки. Сроду настолько яркого, ядовито-красного цвета не видел. Они так переливались на солнце, словно сами изнутри светились. Но даже не это странно. Всем девка эта в раз такой красивой показалась, глаз не оторвать. Как наваждение стала...
- Ну, так откуда она там взялась-то?
- Слушай дальше. Начали мы её расспрашивать. Кто такая, как на поле голышом оказалась. Мож случилось чего, мало ли. А она нам только жестами показывает, что мол говорить не умеет и ничего не помнит. Твой сердобольный дед, земля ему пухом, достал покрывало, на котором мы отмечали удачный грибной день, набросил его на девку и повёл в деревню, к себе домой. Ну, а дальше, дальше я подробностей не знаю. Но всё так завертелось, что бабка твоя от Игната ушла уже на следующую неделю. Мы в их личные междусобойчики лезть не собирались. Ну, хочет Игнат под старость лет молодку пялить - пущай пялит. Понять его можно. Девица красивая, молчит, готовит, стирает, улыбается. Одним словом, золото. Твой дед её Валей стал называть, ей вроде как это имя понравилось. И нас всех Валентина прямо-таки очаровала. В управе ей даже с документами подсобили. Ну, ясное дело, вскоре они с Игнатом сыграли скромную свадебку. Всё вроде ладно, да вот только как появилась эта красавица в Атневке, деревню словно чёрная полоса накрыла. Детишки болеть начали. У всех, поголовно. Сначала бледные ходили, на слабость жаловались. А потом первые смерти пошли. Тут-то матушка моя, ныне уже покойная, скумекала, что в деревне творится... - плотник замолчал.
- Ну, что твориться? - вопросил я, сбитый с толку.
- Она рассказала одно славянское поверье. Или миф, думай как хочешь. Всех подробностей уже не вспомню, конечно. Могу и напутать чего-нибудь. В общем, поведала мамка о зловредном духе, который слетает на землю в виде падучей звезды по воле ведьмы или колдуна. На земле этот дух принимает облик молодой белокурой девушки. Неизменно одно - эта тварь всегда и для всех красива, безумно привлекательна. Имя такому духу - летавица или по-простому дикая баба. Она призвана на землю, чтобы вредить людям во славу неких тёмных сил, что питают призвавшего её колдуна. Ну, или ведьму. По тому же поверью, дикие бабы шибко любят очаровывать женатых мужиков, чтобы те после смерти не нашли покоя. Также, мама рассказала, что застать летавицу можно в огороде или в поле, где растёт горох. Сила же её в красных сапогах, которые она одевает по ночам, чтобы летать и сосать детскую кровь. Смекаешь? Всё сходится.
- Какая наркоманская бредятина, - протянул я.
- Бредятина говоришь? - нахмурившись начал плотник. - Как тогда объяснишь то, что в первый год, после того как её привели в деревню, у нас примерли все дети? Ни одного ребятёнка не осталось. И никакие врачи не помогли. Приезжали, говорили, что нормально всё, просто витаминов не хватает, иммунитет слабенький. Это, блин, в деревне-то! Витаминов не хватает, екиры-мары! Я эту тварь белокурую ненавижу! Из-за неё моя дочурка умерла. Не смей называть всё это бредятиной! Тебя тут не было, ты не знаешь, что пережила деревня! Сопляк чёртов! Хребет бы тебе перебить!
- Ладно, не горячитесь, - успокаивающе сказал я. - Допустим... Допустим. Всякое бывает, понимаю. Но вы пытались как-то от этой Валентины... избавиться?
- Как не пытались! Пробовали, конечно. Когда сплетни о летавице по деревне расползлись, народ словно с цепи сорвался. Даже тогдашний участковый ничего сделать не смог. Люди пришли к дому Игната целой толпою. Впереди всех шёл Петрович, каменщик. У него трое детей было, пока эта тварь их не погубила... Ну что, ворвались в дом, деда твоего связали, чтоб не мешал. Дикую бабу вывели во двор, где Петрович несколько раз проткнул её вилами. Насквозь. Понимаешь, это пол деревни видело. Я рядом стоял, своими глазами наблюдал расправу... Игнат орал навзрыд. Он был одурманен ею, жил ради неё. Мы его развязали и так и оставили, убиваться горем рядом с бездыханным телом его новой жёнушки. Думали всё, сдохла нечисть. Но не тут-то было.
- И? - вытаращив глаза, снова выдавил я. Неверие смешалось с любопытством.
- Ну, как ты уже, наверно, понял, на следующее утро летавица была снова живёхонькой. Ходила за забором по саду, словно ничего с ней прошлым днём не случалось. Просто бродила, продолжая беззаботно улыбаться. От этой картины всю деревню такая жуть взяла. Никто больше не пытался с нею расправиться. Люди стали замкнутыми, напуганными. Лишь один Петрович не сдавался. Предпринял ещё пару-тройку попыток извести летавицу, даже поджечь хату пробовал. Да только Игнат был на стрёме. Наставлял ружьё чуть ли не на каждого, кто походил к его дому. С тех пор я с твоим дедом почти не общался. Он был уже не тем человеком, которого мне когда-то довелось знать.
- М-да, - сказал я. - И что, получается вы так теперь и живёте, просто смирившись с... этим?
- Ну зачем. Не все смирились. Те кто мог себе позволить - давным-давно уехали отсюда. А бедняки со стариками пока живут. Ты не найдёшь в деревне никого младше пятидесяти, это я тебе зуб даю.
- М-да, - вновь повторил я и поёжился.
- Помню, лет пять назад был ещё один случай. Петрович где-то вычитал, что для умерщвления летавицы нужно сжечь её красные сапоги. Загвоздка была лишь в том, что после встречи на гороховом поле, никто её в этих сапогах не видел. Скорее всего, днём она их где-то прячет. В общем, Петрович предложил мне вечером пролезть на огород к Игнату и проследить за Валентиной. Аккуратно, без стрельбы и поджогов. Но тогда я струсил. Попытался его отговорить, а тот плюнул на меня и пошёл в одиночку... На утро его нашли у забора игнатьевского участка. Местный фельдшер потом сказал, что бедолага умер от разрыва сердца... Такие вот дела.
- Нет! - не выдержав, выпалил я. - Ну не могу, не могу я поверить в такое... мракобесие! В голове не укладывается!
- А ты и не поверишь, пока сам не увидишь, - спокойно ответил плотник, закуривая вторую сигарету. - Я тоже не сразу всё это принял...
Он медленно затянулся, и спросил:
- Знаешь, а давай поспорим?
- В смысле?
- На коромысле. Пошли ночью на огород. Выследим дикую бабу. Коли всё враки, тебе бояться нечего, - с долей ехидства сказал Сергей Николаевич.
- Я вообще-то хотел уехать сразу после похорон, - промямлил я.
- А-а-а, - ухмыльнувшись, протянул плотник. - Боишься. Боишься, значит веришь. Просто сам ещё этого не понял. Я вот уже почти не боюсь. Жена в прошлом году померла, жить больше не для кого. Так что какие страхи, в моём-то возрасте? Тут главное не в одиночку идти, а то перенервничать можно. Вон, Петрович уж пять лет как лежит. Видно такое ночью увидал, что сердце не выдержало. А ведь смелый мужик был, настоящий кремень.
- Предлагаете помочь вам найти и сжечь эти самые мифические сапоги, я правильно понимаю? - мне хотелось спросить с усмешкой, но в голосе прорезались предательские высокие нотки.
Сергей Николаевич в очередной раз затянулся и, выдыхая дым, кивнул:
- Да, предлагаю. А что делать? Ни один из местных не согласился. Все боятся, чуть ли не кресты на дверях чертят. Ночью из дома даже в сортир вылезти трусят. Так что к кому мне ещё обращаться как не к городскому? Вы же бабкиным быличкам не верите, ночные ужасы стали для вас весёлой телевизионной забавой. Смелые все теперь, атеисты и хозяева жизни. - Плотник прищурился. - Или ты у нас всё-таки из суеверных?
Зависла пауза. Я посмотрел на Сергея Николаевича, стараясь разглядеть в его глазах возможный подвох или даже искорки паранойи. Но взор мужчины был спокоен и не выражал ничего, кроме робкой надежды на моё согласие.
- Блин... Ладно, хрен с ним, - махнув рукой, сказал я. - Пойду с вами.
Никогда мне ещё не приходилось так по-крупному попадаться на "слабо".
***
Этот вечер выдался абсолютно ясным, совсем безоблачным. В городе на такое не обращаешь внимание, но тут, в маленькой деревеньке, всё было иначе. Звёзды крупными искрящимися горошинами заполонили весь небосвод. В мегаполисе их почти не видно по вине зарева многочисленной иллюминации, однако здесь они сияли очень ярко, словно гигантская новогодняя гирлянда, спутанная давным-давно кем-то непостижимым.
Мы с Сергеем Николаевичем пробрались в дедовский сад ещё засветло, и теперь, притаившись, ждали неизвестно чего. Для укрытия выбрали малинник, что был в самом конце участка, на противоположной стороне от дома. Ну не в картошке же прятаться, верно? Плотник подобно заправскому йогу сидел в позе лотоса и не сводил взгляда с дверей. В руках он держал пистолет Макарова, который забрал ещё утром, пока я рассеяно возился с цветочными горшками. Помню, как со страху положил оружие на стол в гостиной, и забыл его там по дурости. Теперь для спокойствия я сжимал увесистый ломик, свято надеясь, что братья Винчестеры не соврали телезрителям о взаимоотношениях железа и всякой разношёрстной чертовщины.
Я звонко прихлопнул на себе очередного комара и шёпотом ругнулся.
- Не шуми, - тихо предостерёг меня плотник. - Свою девку так по заднице шлёпать будешь, а пока сиди ниже травы, да тише воды.
- Ещё минут двадцать и меня сожрут, - раздражённо ответил я, не повышая голос. - Комары у вас какие-то дикие.
- Да замолкни же ты, екиры-мары! - прошипел Сергей Николаевич и указал на дом.
Я повернулся. Валентина стояла на пороге, одетая всё в ту же ночнушку, призрачно белую в свете звёзд и тонкого месяца. Она безмятежно взирала вверх. С такого расстояния я не мог рассмотреть её лицо, но уверен, на нём была всё та же неопределённая улыбка. Грустная, искренняя и жуткая одновременно. Девушка неспешно опустилась на колени, потянулась к краю крыльца и лёгким движением руки отодвинула одну из досок. Из образовавшейся щели вдова достала их. Они были хорошо заметны мне даже с другой стороны участка. Невероятно ядовитого цвета, отчётливо яркие, словно капля алой краски на чёрном полотне деревенской ночи.
Она одела спрятанные сапоги, резко сорвалась с места, и разбежавшись подобно грациозной антилопе, взмыла ввысь. Для моего скепсиса больше не было никаких оснований. Я увидел перед собой нечто прекрасное, неизведанное, но вместе с тем до жути пугающее. Летавица набрала высоту. Сначала медленными неуверенными рывками, а затем плавно, словно рыба в воде. Ещё мгновение и дива скрылась в пестрящем ночном небе.
Я опомнился и взглянул на плотника:
- Чего вы ждали? Почему не стреляли? - воскликнул я надсадным шёпотом.
- Нельзя палить. Если верить россказням моей мамки, то в этих сапогах дикой бабе ничего не стоит нам хребты переломать. Укокошит и не поморщится, так и знай.
- И что теперь? - не унимался я.
- Теперь мы хоть знаем, где летавица прячет сапоги. - объяснил Сергей Николаевич, глядя на меня как на полного дурака. - Дождёмся её возвращения, достанем обувку из под крыльца, и сожжём к чертям собачим. Чего тут думать?
- А она, она после этого точно... того? - всё ещё шёпотом поинтересовался я.
- Откуда-ж я знаю. Ну, если не того, то мы ей поможем. Не зря "Макарова" прихватил, - тряхнув пистолетом сказал плотник и ободряюще улыбнулся. - Короче говоря, готовься. Пока я жгу эти треклятые чоботы, ты будешь стоять на стрёме.
Сергей Николаевич снова протянул мне пистолет. Я принял оружие.
- Её даже вилы не взяли, а вы мне предлагаете "Макаровым" отбиваться? - сокрушённо проговорил я. Было страшно.
- Ну, есть ещё одна хитрость. Правда, уверенности в ней мало, но ведь на войне все средства хороши, верно? - взволнованно пробубнил плотник и достал из кармана пучок какой-то завядшей травы.
- Что это? - недоуменно вопросил я.
- Цветы Колокольчики, - ответил Сергей Николаевич.
- И?
- Если вдруг дикая баба нас заметит, а пистолет не поможет, потряси ими перед ней. Мамка говорила, что звон цветов Колокольчиков - это отголосок Перунова грома. Типа, он не слышен для человека, но губителен для демонов, - терпеливо объяснил плотник.
- Пучёк сухих цветов? - пренебрежительно сказал я.
- Ну, чем богаты, - пожав плечами, ответил Сергей Николаевич.
И мы снова начали ждать. Не могу сказать, что часы летели незаметно. В листве малинника жужжала комариная орда, не давая нам ни единой минуты покоя. Наверное, прошла целая вечность, прежде чем небо начало светлеть. К тому моменту, всё моё тело горело от навязчивого зуда, но чесаться я уже не мог. Так и кожу содрать не долго.
Летавица появилась на небе так же внезапно, как и исчезла. Часть меня даже обрадовалась её появлению, но виной тому были вовсе не чары прелестницы, а возможность наконец-то покинуть малинник. Деревенские комары были гораздо крупнее своих казанских собратьев и умудрялись жрать меня прямо через футболку.
Валентина сделала круг над домом, плавно снижаясь. Её белокурые волосы вздымались над головой, словно наэлектризованные. Видеть враждебное существо, прикинувшееся миленькой девушкой было особенно дико. Наверное, я бы меньше боялся, обернись она зубастым упырём, но эта внешняя безобидность пугала гораздо сильнее. Мы попросту не знали, что от неё ждать.
Летавица приземлилась, устало сняла сапоги и спрятала их на прежнем месте. Затем, вальяжно потянувшись, скрылась в доме. Всё шло как по маслу. Подождав ещё минут десять, мы выдвинулись к заветному крыльцу, стараясь держаться густой тени высокого забора. Пробираться под окнами пришлось чуть ли не ползком, здесь они были довольно низко.
Взволнованный плотник, уже окончательно опустившись на четвереньки, обогнул крыльцо, и выдернув нужную доску, достал сапоги. Алая обувка, при близком рассмотрении имела бархатное покрытие с едва заметными узорами, больше похожими на какие-то руны. Какие именно - чёрт их знает. Не запомнил, ибо не разбираюсь.
Сергей Николаевич коротко мне кивнул и достал одноразовую зажигалку. Я кивнул в ответ, держа оружие наготове и присматривая за дверью. Плотник чиркнул барабаном. Осечки, к счастью, не последовало. Высокая огненная пика бодро затрепетала в предрассветной прохладе. Сергей Николаевич поднёс пламя к сапогам и те худо-бедно занялись.
- Ну, с богом, - выдохнув, шепнул плотник.
Остался лишь треск разгорающегося костра и стук наших испуганных сердец. Вскоре пламя мерно зашипело, пожирая бархат. Огонь поглотил диковинные сапоги и преобразился. Его лепестки согнулись, меняя форму, в пламени начали мелькать смутные образы, сначала неясные, потом всё более отчётливые. Огонь продолжал трепетать, проявляя в себе сотканных из жара гадюк, отвратительных искрящихся крыс, лапы лягушек и перепончатые крылья. Все эти образы словно бились в предсмертных мучениях, пытались выбраться из пожирающего их пламени, частью которого они стали.
Здесь тишине пришёл конец. С разъярённым визгом обнажённая летавица вышибла раму спальни, что осталась за моей спиной. Её идеальная кожа и волосы светились изнутри, переливались всей палитрой огненной пляски. Она кричала, наверное впервые в своей жизни, и крик её был невыносимо высоким и громким для человеческого уха. Девица застыла в воздухе, не отводя взгляд от горящих сапог.
- Тушите их, выродки! - многоголосо вырвалось из её рта.
Я навёл пистолет и дважды выстрелил, целя ей в грудь. Попадание было довольно точным, не смотря на мои трясущиеся руки. Летавица взвыла, неестественно широко раззявив рот. На месте пулевых отверстий возникли ярко-горящие точки.
Она резко сорвалась и ринулась к сапогам. Я преградил ей путь и всадил в лоб ещё одну пулю, что заставило её упасть на землю. Но не надолго. Девица вскочила почти сразу и вновь кинулась в мою сторону. Я, задыхаясь от ужаса, умудрился выхватить из кармана сушёные цветы и начал трясти ими, словно помешанный. Эффект был нулевой. Видимо, не все поверья святая истина. Летавица отпихнула меня и я, вместе с ломом, ласточкой улетел на грядки, в кровь разодрав себе правое плечо. На пути дикой бабы молниеносно вырос плотник, который тут же огрел её доской от тайника в крыльце. Но дива лишь поморщилась и Сергей Николаевич моментально улетел на соседнюю от меня грядку.
Летавица прильнула к костру, но было уже поздно. Кожа потрескалась и начала слетать с её рук, высвобождая наружу ослепительное сияние. Я, лёжа на примятых стеблях картофеля, сообразил, что всё ещё сжимаю в руке "Макарова", и неуклюже выпустил в дикую бабу остатки обоймы. Пули ускорили распад кожи. Летавица вновь закричала, поднялась над землёй и начала в агонии носиться по саду, завывая подобно сигналу воздушной тревоги. Она искрилась, горела, и рвала на голове свои волосы, периодически сгибаясь от боли.
- Мучайся дольше, ведьмина шлюха! - подал голос с соседней грядки Сергей Николаевич.
Летавица резко взмыла в небо, замолчала, на мгновение застыла в воздухе и камнем рухнула вниз. Всё смолкло. Я поднялся и, кряхтя от боли в плече, подбежал к месту падения. Меж стеблей картофеля мне не удалось обнаружить ничего, кроме кровавого пятна, которое стремительно впитывалось в землю.
С разлучницей было покончено.
***
Сергей Николаевич не пострадал. Так, пара ссадин. В ту же ночь он разбудил местного фельдшера и тот без лишних вопросов обработал мою рану. Когда возня с бинтами закончилась, мы с плотником вышли на улицу.
- Айда ко мне, выпьем, - предложил он.
- Нет, извините, - вздохнув, отказался я. - Уже почти рассвело, пора ехать домой, иначе прокукую здесь ещё сутки.
- Понимаю, место неприятное, - кивнул Сергей Николаевич и добродушно улыбнулся. - Я бы и сам отсюда укатил, будь помоложе. Но уже поздно.
Пожав друг другу руки, мы распрощались. Я вернулся к дому деда, торопливо расчехлил мотоцикл и уехал. Как и хотел, не оглядываясь.